Кэсси Блэк против мира

      […]И знать, что этим обрываешь цепь Сердечных мук и тысячи лишений, Присущих телу. Это ли не цель Желанная? Скончаться. Сном забыться. Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся, Когда покров земного чувства снят? Вот в чем разгадка.   Шекспир, Гамлет; акт 3, сцена 1.         Ничего не брало дневник. Попытки утопить его увенчались огромным провалом. Противореча физике и логике — он не горел, его невозможно было проткнуть самым острым из украденных ею ножей. Страницы, которые она со смачным хрустом рвала — отрастали, как хвост рептилии; из отчаяния она швыряла ним в стену, тщетно надеясь, что он, какой-то счастливой волей случая, разобьется вдребезги, как стекло. Однако же, все попытки были безуспешны.       Тем временем, близилось Рождество. Ребята копошились с зельем, пытаясь раздобыть генетический материал субъектов, в которых собирались перевоплощаться, и сконструировать план по сокрытию, так сказать, «уснувших» Крэбба и Гойла. Кэсси в бондиане не принимала участия. Каждый день, провал за провалом, ее список возможных способов уничтожения дневника сокращался, не дополняясь новыми пунктами. Декабрю исполнилась вторая половина. Большинство учеников, шурша завернутыми в пергамент вещами ежедневно отбывали домой на праздники. Вскоре школу окутала тишь. Снег лежал магически гладко, ни одного нарушителя гармонии в виде какой-нибудь узорчатой подошвы, лишь слабый блеск, эхо низкого солнца, и везде повисшая серость, безмолвие каменных стен и умерший мир за окном, как в фильмах про апокалипсис, будто они зависли, время остановилась, бесконечно повторяющийся день сурка. Незаметно начались каникулы. Через несколько дней обещалось Рождество, хотя, фаталистично думала Кэсси, гарантирован ли им вообще следующий день?       Помимо главной, очевидной проблемы ежедневника, ее глодал мир. Сон без грез, утро, возвращение в пугающую реальность, каждый день, окутанный страхом неизвестности. Что дальше? Ответа не было. Время неумолимо летело вперед, а продвижения не было вовсе, и Кэсси начала подозревать, что лишь запустила машину. А Том уже катился сам, убивал по инерции, как снежный ком, подтолкнутый и стремительно летящий вниз по склону. И все-таки, ей не хватало его.       Редкие сны, всегда с той же мизансценой — мама, отец, Том, солнечный и счастливый день, бабочки вокруг кипарисов, сиреневые веснушки цветов на лугу. И за кадром, знакомый голос, невидимый лектор диктующий все тот же адрес–       Лондон, Ислингтон, Площадь Гриммо, Номер Двенадцать.       Кэсси просыпалась в холодном поту, рука тянулась к дневнику, она прикладывала его к груди и плакала. Ведь хотелось сбежать, а сбежать было нельзя. Реальность, с которой она играла в прятки, наконец наверстала и догнала. У нее снова не было родителей. И теперь уже не было даже друзей.       С ослепительной молниеносностью настал Сочельник. Вечером в общинах были только ребята и треск камина. Кэсси, окончившая очередной тщетный день проб и неудач, безжизненно поедала конфеты, украденные из кухни Фредом и Джорджем.       А как бы выглядел Сочельник там? В мире Тома, с родителями, пусть и не настоящими. Иллюзорные поздравления, иллюзорные декорации и подарки, да, лишь представление, но что с того? Там, в счастливой рождественской пене, снег не казался бы пеплом, опадающим после взрыва, там, в игристом свете дома, праздник искрился бы, как шампанское. Музыка, счастье, смех, любовь, достаток. Кэсси заснула той ночью, надеясь, что ей приснится эта идиллия, тщетно, ведь кроме статического шипения ее подсознание не было способно ничего представить.       Наутро, не открывая подарков (трех появившихся из ниоткуда завернутых в пергамент куба) они вчетвером отправились проведать зелье. Кэсси впервые узрела эту влажно бурлящую, густую массу, из дна на поверхность которой поднимались тяжелые пузыри, взрываясь с нехарактерным шлепком. Они провели над котлом весь праздничный день. Гермиона провозгласила зелье готовым. С этой радостной уверенностью квартет отправился на ужин, а после, апатично зависая, Кэсси наблюдала их поспешные приготовления к операции.       Рон и Гарри извлекали из сумок украденную форму, непривычно сверкали нагрудные, теперь уже зеленые гербы, и Кэсси, скомкавшись в углу, мучало знание, что они все это тщетно затеяли. Ответ был перед их глазами.              Причина всех бедствий была в их рядах.       Все время прошедшее от прочтения ею того оторванного фрагмента про отца Кэсси пыталась сбежать. Доказать, что совершенно иная, что никому не причинила бы зла, не предала бы друзей. Все ее увещевания, в сущности, ведь, были пустыми.       Она предала друзей, она медленно убивает одноклассников.       Кэсси, ссутулившись во влажной тени ванной Миртл, наблюдая друзей в их благородном почине, будто сливалась с этой тенью. И понимала, что такая же, как и он.       Костлявые руки, сжимающие прутья, взбухающие жилы под серой кожей, искаженное монструозной гримасой лицо, бешенные глаза. Ее глаза, ее руки, ее лицо.       — Нам лучше выпить это в кабинке и переодеться, — предложил Гарри.       — Хорошая идея.       Со стаканчиками мутного зелья они залезли в кабинки. Голос Гермионы инструктировал пить на три-четыре. Пятнадцать минут спустя Гарри и Рон, они же Крэбб и Гойл, переодетые в слизеринские мантии, появились из кабинок. Гермиона, однако, не появилась.       — Вы-вы идите без меня, — голос у нее стал выше, очень этим удивляя Гарри и Рона. — Давайте, у вас… Мало времени.       Гарри и Рон, ошарашенно оглядываясь, повиновались.       — Герм? — Кэсси трижды деликатно постучала в дверь кабинки.       — Кэсс… Ты тоже иди, я- я потом…       — Что случилось? — тишина в ответ, Кэсси наклонила голову и оперла ее о деревянную раму. — Ну ладно, Гермиона, мне-то ты можешь сказать. Феминизм, солидарность, все дела.       Повисло мучительное молчание, прерванное всхлипом из кабинки.       — У нее был кот, — дрожащий голос донесся, слабея из-за двери. — Волос… Волос был не ее… Ее кота!       Кэсси будто окатило ледяным душем.       — Герм, — пытаясь не паниковать. — Только не волнуйся…       — У меня хвост, Кэсси!       — Я понимаю- то есть, все образуется, Герм, давай, эм… — Кэсси смотрела по сторонам, пытаясь придумать решение этого острого кризиса. Помещение не предоставляло подсказок — грязный, кремового цвета кафель, лужицы, странно скошенный кран. — Давай… Пойдем в больничное крыло?       — Я не хочу, чтобы меня видели…       — Давай я приведу Мадам Помфри сюд…       — Не уходи, — прервала Гермиона. — Кэсси, пожалуйста.       Кэсси удивленно выдохнула.       — Я никуда не уйду.       Она села в соседней кабинке, опирая спину о стенку, разделявшую их, и Кэсси знала, что там, за тонким барьером — Гермиона опирается о него тоже.       — Как я могла совершить такую идиотскую ошибку? — шмыгнула подруга. — Ведь это очевидно кошачий волос, черт возьми!              Кэсси усмехнулась сама себе.       — Люди совершают ошибки и по хуже.       — Но это так глупо!       Она вздохнула.       — Но твоя ошибка никому не навредила.       — Кэсс… — неуверенным голосом произнесла Гермиона, прозвучал шик подошвы, будто она повернулась к разделителю лицом. — О чем ты?       — А если бы, — она обняла колени, запрокидывая голову. Потолок, серо-бежевый в зимнем свете, продолговатая тень от окна, тянувшаяся к чему-то, но умиравшая на полпути. — Если бы твоя ошибка принесла боль многим людям, что бы ты сделала?       Пауза.       — Я… Не знаю.       Кэсси закрыла глаза. Белый шум. Статика.       — Вот и я не знаю.

*      *      *

      Началось новое школьное полугодие. Снег стал таять, превращаться в шоколадного цвета груды на обочинах протоптанных тропинок. Школа постепенно заполнилась и вновь стены ее ожили, вновь шуршали сплетни и разговоры, вновь бисерные перешептывания в углах обсуждали тех или иных персоналий, прерываемые ехидными смешками на выдохе. Гермиона медленно восстанавливалась от своей мохнатой проблемы. Убедившись, что это не Малфой был, так сказать, агентом окоченения жертв наследника, три четверти квартета вновь уткнулись носом в тупик.       Тем временем Кэсси тоже упиралась в безвыходный угол. Только немного с другой стороны.       — Умри… — она пихала несчастную книжечку в узкое донышко унитаза носком ботинка. — Сдохни… — тяжелый вдох. — Сгинь, падла. Ну!       Прогремел слив. Дневник, кроме того, что был помят и промок, сохранил целостность; Кэсси разразилась звучной чередой ругательств, извлекая, морщась, влажный, капающий записник, и бросая его на кафель. Тот хлюпнул и отомстил созданием на полу блестящей лужицы. Переведя дух, ломая руки от бессилия, ее так вывело из себя все происходящее, что она, не выдержав, схватила размякший том и швырнула его в стену. Он оставил серую кляксу воды на бежевой стене, и упал в какую-то из кабинок, откуда, в ответ, донесся протяжный визг Плаксы Миртл. Одни проблемы — подумала Кэсси, потянула сумку за лямку и вышла, не оглядываясь, дабы проведать Гермиону в госпитале.       Подумаешь, считала она, в туалет Миртл никто не заходит и не захочет. Ей просто нужно передохнуть, перевести дух, отлучиться от артефакта хотя бы на полчаса. Но она ошибалась.       Вернувшись после посещения подруги дневника больше не было ни в одной из кабинок.       Ее, вначале, охватила волна паники. Она искала под кранами (странно — они были как-то иначе повернуты в этот раз), под крышками, пыталась разглядеть, нет ли его в сливе — ничего. Однако, вернувшись в общины и уныло опустившись на ковер подле Гарри и Рона ее паника умножилась десятикратно.       Гарри держал ее дневник в руках.

*      *      *

      В начале февраля Гермиону выписали. Атаки с неясной внезапностью прекратились. Кэсси связывала это с тем, что не появлялась в мире Тома уже около месяца. И все же, могло быть, он затаился, подыгрывал, пытался расслабить ее натуженный взор. А остановка дневника у Гарри с каждым днем волновала ее все сильнее. И все же, вернуть Тома было невозможно.       Локонс считал отсутствие нападений своей личной грандиозной заслугой. В связи с чем донимал всю школу, а прежде всего учительский состав, бонвиванскими идеями какой-то школьной вечеринки для поднятия настроя учеников.       Следовало ожидать, четырнадцатого февраля, войдя в Большой Зал с намерением позавтракать, они получили вместо еды полный рот розовых блесток и конфетти.       — С Днем Святого Валентина! — воспел Локонс. Кэсси закатила глаза, за что получила локтем в ребра по милости Гермионы. — Да, да, спасибо, спасибо тем сорока семи из вас, которые уже успели послать мне валентинки. Но это, — ликующе добавил он. — Еще не все!       И, после двух хлопков в ладоши из главного входа уныло поволочились к центру комично разукрашенные в купидонов гномы.       — Да-да! Мои романтичные помощники, разносчики карточек! Именно они сегодня будут доставлять ваши амурные признания! А кроме того, почему бы вам не попросить Профессора Снейпа показать вам, как приготовить любовное зелье? А Профессор Флитвик, насколько я помню, — он сально подмигнул. — Большой знаток приворотных чар!       Удаляясь на первый урок, Кэсси видела вдалеке Седрика и ту девчонку, хихикавшую и вертящую в руках бледно розовую открытку.       Она ускорила шаг.       Каждый урок, каждую перемену заполонили назойливые гномы. Купидонов, они, конечно, были настойчивее. Маленькие почтальоны хватали за щиколотки, преграждали путь, бежали за адресатом через всю школу. Несчастные, которых настигла чья-то любовь, должны были оплатить нежность унижением. Так случилось и после занятий, когда, по обыкновению, все скопились на лестнице перед Полной Дамой, пытаясь после тяжелого дня проникнуть в тишь своих дормиторий, путь десяткам усталых гриффиндорцев преградил гном. Расталкивая себе путь, он остановился– Кэсси пыталась не согнуться в смехе, от его удерживания ей свело скулы– перед Гарри.       — У меня музыкальное поздравление для Гарри Поттера, — прохрипел доставщик. Гарри залился акрилом по самые уши.       — Не здесь! — шикнул Поттер, пытаясь улизнуть. Безуспешно.       — Стоять! — баском нехарактерным для столь малого существа скомандовал гном, ухватившись за Гаррину сумку. Несчастная торба не выдержала двух противоположных потуг и разорвалась по швам. Все пожитки полетели по сторонам. Кэсси, стоявшая возле Гарри, принялась, склонившись, помогать ему все вернуть. На секунду все остановилось.       Она увидела, в развалинах учебников, свитков и перьев крохотный золотой проблеск.       1943. Ее дневник.       Подняв вместе с пособием по трансфигурации, она незаметно его стащила.       — Что происходит? — донесся приближающийся писк Перси Уизли, когда Кэсси разогнулась.       — В чем дело? — с обратной стороны гнусаво потребовал Малфой.       — Ну-с, — начал, покамест, гном. — Ваша поющая валентинка, — сочно, с бурлением прочистил горло, после чего, запел: — Глаза, зелены, как огурец, А волос чернее доски, Без него умираю, О нем я мечтаю, О том, что нас спас от тоски!       Тут Кэсси не выдержала. Вопреки всякой дружеской солидарности ее так разорвало от смеха, что никакие гневные взгляды Гарри не смогли его остановить. Она за последнее время так мало смеялась, что ее даже удивило, как она до сих пор умела это делать.

*      *      *

      Как-то так, живя двойными стараниями, Кэсси добралась до Пасхальных каникул. Им роздали бумаги с выбором факультативных предметов на третий курс. Гермиона, ожидаемо, выбрала все сразу. Кэсси уныло усмехалась, читая список. До третьего курса нужно было еще дожить.       — Что вы выбираете? — без особого участия поинтересовалась Кэсси, расплываясь по столу в Большом Зале.       — Прорицание и уход за маг. Существами, — так же безучастно ответил Гарри, что-то царапая сухим пером на пергаменте.       Кэсси фыркнула.       — Прорицание? Бред какой-то, — и оборудовала галочками квадраты «Нумерология» и «Уход за Магическими Существами».       Тем временем продвижения по дневнику так и не наблюдалось. Каждый вечер теперь был оккупирован тренировками (Вуд слетел с катушек перед матчем с Хаффлпаффом), и возвращаясь в общины, единственным желанием Кэсси было пасть замертво и никогда больше не просыпаться. Ноющее ощущение мышц было теперь перманентным аккомпанементом утренних часов, а в утро перед матчем (жидкие облака, низкое васильковое небо, как театральная декорация) Кэсси не дождалась никакого триумфального ликования, и даже нервного тремора. Ее будто несло через день по инерции, пока Гарри не издал какое-то срочное, удивленное «мм!».       — Голос! Опять! Вы слышали?       Кэсси вместе с Роном ошарашенно его наблюдали. Гермиона, широко открыв глаза, будто пережила момент озарения.       — Я, кажется, поняла! — она оттолкнулась от стола и переступила через лавку. — Мне нужно в библиотеку!       Они переглянулись между собой.       — Как обычно, — фыркнул Рон, принимаясь за бобы.       Погода, и вправду была идеальная для Квиддича. Ветер дул лишь декоративный, солнце не слепило, небо чистое, ни единой представлявшей угрозу тучки. Команда с поднятым духом кучковалась перед выходом на поле, но поднятый дух быстро превратился в неутолимую тревожность. Кэсси заметила семенившую, придерживая мантии в их направлении Макгонагалл. И по ее взгляду, и по тому, как она тихо произнесла «матч отменен», Кэсси все поняла. Двадцать минут спустя они смотрели на замороженное тело Гермионы. Кэсси пыталась держать ее руку, застывшую в одном положении, будто в судороге, холоднее льда.       — Нет, — сдавливая слезы шептала она. — Только не ты…

*      *      *

      Все совершилось стремительно и ужасающе. Дамблдора удалили из школы, Хагрида упаковали в Азкабан. День за днем, пока они приближались к лету, пребывали в растянутой агонии ожидания. Судорожное бессилие, когда нужно за что-то приняться, а делать нечего. Кэсси казалось, она пытается побороть смерть пластиковой вилкой.       Все попытки разорвать цепи дневника утонули в неуспешности. Она ничего не могла сделать. Повернула ключ, запустила машину, которую сама впредь не могла остановить.       Экзамены, со слов Макгонагалл, обещали пройти по расписанию. В день этого объявления весь стол гриффиндорцев издал недовольные звуки.       — Экзамены? В такое время?       Кэсси уже было, откровенно, все равно. Кроме возмущавшихся были и усердно обсуждавшие нападения.       — А что, если, — шепотом. — Найти комнату и уничтожить ее изнутри?       Мысль, была, конечно, глупой, но она заставила Кэсси схватиться за столешницу.       Изнутри.       Уничтожить Тома изнутри.       Она поспешила в общую комнату.       — Ты куда?! — звал Гарри.       — Скоро вернусь! — отвечала она.       На всякий случай Кэсси запаковала палочку. Без плана, без подготовки, по воле импульса она уже спускалась в мир врага, с отчаянной решительностью.       Поляна была заброшена. Все изменилось. Кровавое небо ширилось над головою, трава иссохла, сад умирал. Бабочки в предсмертной муке ползали по сухой земле, пытаясь найти утоление, но не находили. Птицы, упавшие с ветвей, тяжело воротили вдох.       — Нет, нет, нет… — тихо, быстро дыша, она пыталась поднимать их бессильные головы. — Том! — гневно, вставая с корточек и оглядываясь крикнула Кэсси. — Выходи! Том!       Он появился из черного дыма, довольный, расслабленный, будто все происходившее само собой разумелось.       — С возвращением, — злорадствовал он. — Я вижу, ты пришла меня убить.       — Ты убиваешь моих друзей, — выпалила она. — Отпусти их!       — Увы, — Том безразлично осмотрелся, запрокидывая подбородок, словно пытаясь разглядеть размер пространства. — Не могу.       — Ты… — она запнулась, дрожа от гнева, уставившись на него, будто он исчез бы, если бы она моргнула. — Как?       — Очень просто, — все так же не удостаивая ее взгляда он прошел мимо. Приятен, разговорчив, вежлив. — В туалете Миртл, которая так точно тебя распознала, находится вход в тайную комнату. А там, — усмехнулся. — Василиск. Он перемещался по трубопроводу.       Василиск. Как это просто, все скрыто в самом очевидном. Следите за руками. Будто трюк с шариком и тремя стаканчиками.       — Черт, — прошептала она. Ей нужно было срочно вернуться и все рассказать учителям–       — Валяй, — словно читая мысли. — Я тебя не держу.       Кэсси обернулась бежать, и как-то странно, мгновенно картинка изменилась, она даже не почувствовала, как выпала из дневника.       В коридорах людей почти не было. Ей понадобился час, чтобы найти Гарри и Рона в общей комнате. Спотыкаясь через слова, летя сломя голову сквозь темы, Кэсси рассказала им все. Дневник, Том, Тайная Комната в туалете, Василиск. Камень был снят с сердца, она была не одна, ей помогут, с ней друзья, она позвала подмогу.       — Мерлин, Кэсс, — оторопело выдохнул Рон. Гарри, напротив, деятельно встал, направляясь к выходу.       — Нужно найти Макгонагалл.       Спасены — думала Кэсси, когда, против ветра, они бежали к профессору. Все образуется. У нее ключ, ключ к развязке, ключ к спасению всего.       Кэсси чувствовала удивительную легкость. Все наладилось, Боже! И как просто! Как все было, на самом деле, просто! И ей стоило всего лишь спросить!       Ей показалась в прожекторе воображения счастливая перспектива. Третий курс, а за ним четвертый и пятый, и шестой, и выпуск из приюта, и исчезновение Дамиана, и Римус! Лето, родной Лондон, быть может, вылазки из приюта за мороженным, экспедиции в лимонном свете солнца, какой-нибудь сахарный дворец, в котором сейчас жила Лиззи…       Макгонагалл выслушала их и поблагодарила за сведения. Пообещала со всем разобраться– мы не пострадали, профессор, все хорошо, профессор. Встала, вышла. Право, как во сне. Все такое веселое и размытое в углах, ох, нужно присесть, о, мальчик с кулоном, привет!       — А ты тут откуда? — через смех интересовалась Кэсси. Он не отвечал, она подошла ближе. Что-то не то. Он ведь умер.       Он ведь не настоящий.       Вдруг все опустело. Весь мир — театр. Она оглянулась. Весь мир шелушился и распадался на части. Это был лишь макет. Ловушка.       Кэсси смотрела на юношу с кулоном.       — Он не выпустил меня, — тихо произнесла она.       Юноша молчал.       — Я не проснулась.