Кэсси Блэк против мира

      — Она не мертва, Аргус, — мягкий голос Дамблдора разрезал туман Кэссиных мыслей. Всюду маленькие Локонсы в рамках махали и блестели улыбками. Ах да, ведь их потащили в кабинет Локонса.       — Не мертва? — почти оскорбленно взвизгнул Филч. — Она вся окоченелая и холодная, как лед!       — Она оцепенела, — спокойно ответил директор, будто говорил о погоде, а не о смерти. Локонс что-то влажно поддакнул. — Но как, я не могу сказать.       — А вы их спросите! — смотритель направил дрожащий, костлявый указательный в их сторону, обвиняя.       Что-то в Кэсси пошатнулось, угрожая упасть и разломить все напрочь. Всю ее суть. Раскрошить ребра в порошок, расплющить сердце. Она не знала, как она очутилась прямо на месте преступления, но в судорожно зажатом правом кулаке она прятала окровавленный палец. Это уже говорило о многом.       Дамблдор как-то знающе, хитро на них взглянул. Его электрический взор остановился на Кэсси, когда он произнес:       — Второкурснику не под силу подобные заклинания, — его зрачки вновь заинтересовались Филчем. — Содеянное, несомненно, было спланированно темным магом.       Узел в Кэссином животе с облегчением размотался. От такого мгновенного отвода подозрения ей стало даже хуже, чем прежде. Будто ее выпотрошили и оставили полой, зияющей. Все стало легким и снова погрузилось в туман. Она не смогла бы навредить кошке – она не знает таких заклинаний. Кэсси второкурсница, а не темный маг. Она оказалась заложницей обстоятельств, выброшенной волной в самый эпицентр пожара. Но она не зажигала здания.       Той ночью на вопрос Тома про возвращение в мир она отписала кратко. Не сегодня. Он ответил понимающим тоном про то, что это совершенно нормально – чувствовать себя не по себе после столь частых погружений. Кэсси отложила дневник. На следующий день она все же решилась. Школа бурлила и переливалась через край от разнообразных теорий и слухов. Помимо заверений она снова стала ощущать осадок, отброшенный историей с Норрис. На следующий день она вернулась к Тому. То, что влекло ее в его мир было сильнее, чем пока что еще ненавязчивые метания тревоги.       — Послушай, — сказала она Тому, когда они вновь спускались к озеру. — У меня… В моем мире такая ситуация, знаешь, там… Кошку убили, или не убили, я не знаю но- знаешь, когда я была у тебя в последний раз – я проснулась как раз перед местом западни и…       Том приподнял бровь и еле заметно усмехнулся.       — Не думай, что я тебя недооцениваю, — вальяжно ответил он. — Но я очень сомневаюсь, что ты смогла бы наложить столь сложное заклятие. Да и потом, — и прохладно рассмеялся. — Подумаешь, какая-то кошка.       Все же, что-то по-прежнему не давало ей наслаждаться пестрым, насыщенным изобилием нового мира в ту ночь. Его владелец звенел перед ее глазами все более экстравагантными калейдоскопами. Квиддичный стадион, своя команда, звание капитана, даже появившийся внезапно Седрик – ничто не могло отвлечь от той мелькающей тени в углу, в пещере, в синеющей воде. Убедившись, что Том исчез, как и всегда, в неизвестном ей штабе, она направилась к озеру. Почти поскользнувшись, перебираясь через блестящие влагой камни, Кэсси оказалась внизу. Бирюзовые изгибы играли, скрашивали замершие, будто остывший воск сталактиты, своды грота мерцали голубым. Северное сияние, заточенное в каменной темнице. Кэсси продвинулась вглубь.       — Хэллоу! — эхо усилило, распространило ее зов, смешало его с прохладой пещерных стен. — Есть кто-нибудь?!       Шуршание. Она нахмурилась.       — Эй?       Снова. Тихий, будто пытающийся скрыться звук. Источник звука отбрасывал тень позади одного из камней покрупнее. Кэсси ухмыльнулась.       — Я тебя вижу, вообще-то.       Незнакомец с кулоном медленно, неторопливо, будто оттягивая неминуемое, вырос из своего провального укрытия.       — Зачем ты здесь? — холодно произнес он и скрестил руки на груди.       — Я хотела с тобой поговори-       — Не буквально здесь, — прервал юноша. — Я имел в виду мир Тома.       Кэсси такой вопрос ввел в некий ступор.       — В смысле зачем?       — В прямом. Зачем ты сюда возвращаешься.       Повисла крайне неловкая тишина. Кэсси облокотилась о ближайший сталагнат.       — Здесь хорошо, — ответила она. Парень саркастично фыркнул.       — Умом в отца. Это печально.       От этой ремарки Блэк инстинктивно съежилась и приняла оборонительную позицию.       — Я не такая, как мой отец, — прошипела она, хмурясь и сжимая кулаки. Губы призрачного собеседника еле заметно сократились в усмешке. — Да и вообще, — прибавила она. — Откуда ты его можешь знать.       Парень не ответил. Он смотрел на нее своими серыми, почти такими же глазами, с примесью холодной зелени, и чувство, таившееся в его взгляде Кэсси не могла понять. Он вздохнул, будто хотел что-то сказать, но слова застряли вдохом в горле и споткнулись с какой-то неизъяснимой меланхолией. Послышалось шуршание в саду.       — Тебе пора.

* * *

      Погода окончательно испортилась. Они сидели в библиотеке втроем, исключая задержанного Снейпом Гарри, корпели над историей магии, пока дождь отвлеченно теребил стекла. Кэсси качала перо между большим и указательным, кляксы падали на не заполненный пергамент, ничего не сочинялось, в то время как Гермиона покончила со своим эссе и бодро отодвинулась от стола, дабы удалиться за очередной порцией «легкого чтения». Кэсси насупилась и уставилась в свою работу, которая никак не клеилась. Она ощущала, что ее сознание в тумане, что все мутное и тяжелое, будто мир стал тягостнее и медленнее, будто все вокруг кружилось и размывалось, и она никак не могла ухватить сути вещей, будто мир таил какие-то смыслы, неуловимые, далекие. Кэсси словно разучилась читать, смотря на мир и видя буквы, она не умела соединить их в слова.       — Где Гермиона? — Гарри возникнул из тумана и на минуту озарил ее скучающий момент.       — Ушла искать книгу, — Кэссин голос прозвучал ненатурально, точно вовсе не она говорила. Странность.       Гарри развернул свою домашнюю работу и принялся рассказывать про Джастина Финч-Флечли и про то, что тот почему-то убежал от Гарри в страхе. Кэсси смотрела на его оживленное повествованием лицо. Шрам, волосы в беспорядке, зеленые глаза, поминутно стягивающиеся и расслабляющиеся брови. Она слушала и ничего не понимала. К счастью, за нее ответил Рон.       — Не знаю, почему тебя это так волнует, — он пожал плечами. — Я всегда считал, что он немного дурак. Так обожает Локонса…       Гермиона вернулась, хмурясь в недовольстве. Кэсси с облегчением скрылась, уменьшилась и попыталась исчезнуть совсем. В последние дни, которым она медленно теряла счет, она приноровилась использовать подаренную ей приютом способность – становиться невидимой. Невидимость не такая, какую, к примеру, использовал Гарри, набрасывая плащ. Невидимость в толпе, наяву, невидимость, в объятиях которой человек даже на самом видном месте, среди других – незаметен. Невидимость тихих, невысказанных страданий. Невидимость добровольного одиночества.       Гермиона, где-то там, за Кэссиной оградой отстранения, говорила про книгу, про тайную комнату, про всеобщий ажиотаж. Кэсси слушала и ничего не понимала.       Реквизиты сменились, мир будто мелькал быстрыми сценами, серыми невнятными коллажами, какой-то оператор за кадром щелкал прожектором и менял картинку, библиотека, щелк, коридор, щелк, класс. По традиции на истории магии она сидела с Гарри. К счастью он, задумчивый и занятый своими хмурыми размышлениями, смотрел через Биннса сосредоточенным на чем-то неведомом взглядом, и не замечал состояния Кэсси. Она глядела на серый пейзаж в окне. Небо, и так белесое, темнело и конденсировалось, приготовляясь снова заплакать. Ветер крал осенние одежки деревьев, обдирал и оставлял дрожащими в холоде, вдалеке Хагрид пытался собрать останки золотого убранства октября в кучу. Что за бессмыслица, думала она. Зачем ей урок истории магии, зачем ей надвигающаяся зима, зачем ей холод? Что она здесь забыла? Под подушкой ее ждет дневник. Пещера, таинственный юноша, живые родители, приветливый и необъятный мир, в котором лучше все. Даже сама Кэсси.       Почему-то весь класс замолк. Гермиона, на удивление ломая традицию сонливого безучастия уроков истории магии подняла руку.       — Мисс, э-э? — замялся не менее удивленный профессор Биннс.       — Грейнджер, сэр. Я хотела спросить, не расскажите ли вы нам про Тайную Комнату.       Гробовая тишина, подчеркнутая неловким тиканьем часов. Что она творит? – думала Кэсси. Ранее заснувший класс навострил свой жаждущий слух.       Биннс недоуменно моргнул.       — Мой предмет – История Магии, Мисс Грейнджер, — ответил с оскорбленным достоинством он. — Я оперирую фактами, а не мифами и легендами.       После чего призрак повернулся и продолжил скрежетать мелом по доске. Продлилось это недолго.       — Кхм-кхм, — деликатно отозвалась Гермиона. Биннс недовольно поплыл к ним лицом.       — Мисс Грейнджер.              — Сэр, разве легенды не строятся зачастую на фактах?       Биннс секунду молчал. В его полупрозрачном, шифоновом лице отражалась помутневший кусок доски, и то, как в призрачном сознании вращаются призрачные шестеренки. Наверное, тоже полупрозрачные.       — Ну, да… Пожалуй, может быть, — неохотно протянул он. Учитель прищурился и оглядел замерший в предвкушении класс, закатил глаза, раздраженно выдохнул и согласился, буркнув: — Ох, ну ладно…       — Тайная Комната… Вы все знаете, конечно, что Хогвартс был основан более тысячи лет назад, точной даты мы не знаем, четырьмя величайшими волшебниками того времени. Четыре факультета носят их имена: Годрик Гриффиндор, Хельга Хаффлпафф, Ровена Рейвенкло и… Салазар Слизерин.       — Они построили вместе этот замок, вдалеке от маглов, ведь это был век вражды, люди боялись магов, и волшебники и волшебницы подвергались преследованиям. Несколько лет основатели работали вместе в гармонии и порядке, принимая юных магов и обучая их в стенах школы. Однако… — он остановился, дабы оглядеть ожидающий подвоха коллектив гриффиндорцев. — Однако стали возникать разногласия. Слизерин отстранялся от остальных четырех. Он верил, что в Хогвартс необходимо допускать лишь чистокровных волшебников, родившихся в магических семьях. После ссоры с Гриффиндором Слизерин покинул школу, — перед оглашением развязки лицо Биннса приняло пренебрежительное, отвращенное выражение. Кэсси чувствовала, будто ее качает и морозит, ладоши потели и липли. — Из этих чистых фактов выросла легенда. Она утверждает, что Слизерин создал скрытую комнату в замке, о которой не знали другие основатели, комнату, которую сможет открыть только его настоящий наследник, и выпустить монстра, заточенного в комнате, и, — тут он показал пальцами кавычки. — Очистить школу от непригодных учеников.       В трепещущем молчании класс остался до самого звонка.       — Всегда знал, что Слизерин был старым психом, — отметил Рон, когда они всей гурьбой выгрузились из кабинета истории и поспешили в общины отложить сумки перед ужином. — Но не думал, что это он начал всю эту чушь с чистокровностью. Я бы не пошел на слизерин даже если бы мне заплатили.       Гермиона согласно закивала. Кэсси стало не по себе. По слухам, вся ее семейка была на Слизерине. Гарри, почему-то, тоже побелел.       Посчитав обычный путь загороженным и непроходимым, ребята отправились в обход. Кэсси, сжавшись и держась за лямку сумки, брела позади. Руки холодели, ее будто закутали в ледяную вату, какое-то странное покалывание присутствовало под кожей, а серость стен все кружилась, кружилась, кружилась. И, вдруг, из тумана, алым, неоновым ударом выскочили кровавые буквы на стене.       — Это тут, — прошептала Гермиона.       Кэсси нахлынуло чувство узнаваемости. Словно этот коридор, эти буквы уже где-то мелькали, будто все это уже знакомо.       — Смотрите сюда! — позвала Гермиона. Кэсси слегка запоздало последовала. Они разглядывали раму окна, которую заполоняла маленькая колонна мелких паучков, похожая на дрожащий черный ручеек.       — Вы когда-нибудь видели таких пауков? — спросила Гермиона, концентрируясь и супя брови.       — Нет, — ответил Гарри. — А ты, Рон?             Кэсси отлучилась и побрела, движимая какой-то невидимой силой к близлежащей уборной для девочек. Она уже это видела, эту дверь, эту вывеску «не работает», ручку двери, продавленную и дряхлую, она это видела. Но когда? Рука тянулась к двери. Где она ее видела? Она никогда не была в туалете Миртл, но открыв его она… Она была здесь. Она должна была здесь когда-то очутиться, иначе как она может знать, кто такая Миртл? Иначе почему призрачная девочка прищурилась и прошипела:       — А, снова ты.       — Снова? — выдавила Кэсси.       — Ты помешала мне себя убить в ночь на Хэллоуин! — обиженно заныла она.       — Я была здесь? — спросила Кэсси. Миртл нырнула в кабинку. — В ночь на Хэллоуин?! Миртл!       Но Миртл завыла и не вернулась.       — Как думаете, кто может им быть? — задумалась Гермиона, в то время как все горбились над заданием по заклинаниям. — Наследником слизерина?       Кэсси ощутила, как кожа покрывается мурашками. Наследник слизерина. А, снова ты. Она была в ночь на Хэллоуин в туалете Миртл. Вряд ли плакса ее с кем-то перепутала, она должна была быть там. С другой стороны, разве это что-то значит? Разве нельзя списать это на те всем известные моменты забытья, когда отуманенный мыслью человек автоматически бредет не в ту комнату или кладет сахарницу в холодильник, а после останавливается и чешет голову «зачем я здесь?», «куда я ее дел?». Наверняка есть какая-то рациональная, логическая разгадка, трюк фокусника, который после объяснения теряет мистический шарм. Кэсси, согнувшись над заданием, знала, точно знала, что в какой-то момент ей должен был явиться один предмет, всего лишь один, который перемотал бы пленку и события предстали бы в сокрушающей ясности, во всех красках, сбросили бы завесу неопределенности и стали бы кристальными, как день, как солнце, как зелень травы.       — Так кто?             — Держу пари, это Малфой.       — Малфой? Наследник Слизерина? — Гермиона фыркнула.       — Посмотрите на его семью! Все до единого были на Слизерине! Он бы легко мог быть потомком Салазара…       Она слушала Гарри и в голове у нее звенели и сотрясались его слова. Все до единого были на Слизерине.       И все-таки… — хрипела шляпа в тот памятный прошлогодний сентябрь. — И все-таки, однажды Блэк –       Всегда Блэк.       Чья-то рука на ее руке. Гаррина. Она подняла взгляд.       — Кэсси? Кэсс?       — Да? Что?       — Все хорошо? Ты что-то…       Однажды Блэк…       — Все в порядке, — прервала она.       Всегда Блэк.       — Ты неважно выглядишь.       Она оглядела их настороженные лица. Такие озабоченные, открытые, казалось бы, лишь слово – и она во всем призналась, вышла на чистую воду. Лишь слово. Это и твоя семья тоже, Кассиопея.       Нет,       — Все правда в порядке.       Не моя.       Пауза, неловкое молчание, шуршание пергамента. Кэсси понурилась, возвращаясь в свое безмолвное укрытие. Уйдя на второй план, она слушала друзей, про их затею с оборотным зельем, словно Кэсси вовсе там не было. Как тень, выглядывающая из-за кулис, как тень, глядящая из-за завесы невидимости на настоящих людей и желающая, отчаянно, ревностно – быть такой как они.       Том, по обыкновению, помог ей вскарабкаться в окно спальни и исчез. Кэсси переоделась, вдохнула полную грудь и побрела, под тихий звук соприкосновения босых ног и деревянного пола, в комнату родителей. Они спали. Она хотела уйти, но отец заметил пропущенный ею ручеек света на полу.       — Эй, ты чего? — он сонно отер глаза и сел. — Кэсс?       — Можно… — она запнулась. — Можно я с тобой побуду?       Он смотрел на нее. Смотрел на нее своими серыми глазами, своими взволнованными глазами и, Господи – думала Кэсси, Господи, только бы ей остаться. Только бы ей остаться здесь навсегда.       — Конечно можно, — он скинул одеяло и похлопал маленькую щель пространства между ним и спящей мамой. — Полезай.       Кэсси залезла. Он обнял ее.       — Ну чего ты?       — Ничего, — прошептала она. — Я просто скучала.       Кэсси чувствовала приятный вес его ладони на макушке, успокаивающее присутствие. Прикосновение, подтверждавшее – он здесь. Не в тюрьме. Здесь. С ней. Ей было даже неловко, она не заметила, как заплакала, было стыдно, она чувствовала себя лишенной всех своих стен обороны, всех баррикад.       — Папа, — она стыдилась жалобного тона, которым произнесла это новое слово. — Ты же правда здесь, ты больше не бросишь меня?       Он вздохнул.       — Конечно я тебя не брошу, — ответил он. — Больше никогда.       Сон развеялся, Кэсси осознала свою заполоненную темнотой комнату, холодный пот, дрожь. Кто-то держал ее так, как делал во сне отец. Это был Том. Совсем полупрозрачный и еще невнятный, но настоящий. Выпуклая тень во мраке.       — Тссс, — прошептал он, его рука скользила по ее волосам, щекой она упиралась в его колени.       — Я не хочу, — она зажмурила глаза, в потемках век заиграли радужные точки, полчище многоцветных мушек, эфирный шум. — Не хочу возвращаться, верни меня к ним. Том, прошу.       Том заправил одну из растрепанных прядей ее волос за ухо, обратная сторона ладони коснулась ее щеки, она слышала его улыбающийся вздох.       — Скоро, Кассиопея. Скоро…

* * *

      В ретроспективе кажется удивительным то, что ее не выгнали из квиддичной команды. То, как она умудрялась не вызывать подозрения у команды и друзей можно было объяснить лишь ловкостью камуфляжа, хамелеоновой способностью смешаться со всеми, принять улыбку, когда улыбались другие, взлететь, когда взлетали все. В воздухе обстановка улучшалась. Хоть охотник в своей основе командная роль, эта коммуникация без слов, углы формаций, дрейф – все это успокаивало. Было что-то интуитивное в том, как проходили взаимодействия Кэсси и других охотниц. Удивительной скоростью они и добрались до дня перед первым матчем. Им предстояла схватка со слизеринцами.       Выдержав убийственную скуку урока Локонса (он повествовал о своих подвигах и с реконструкцией демонстрировал победу над оборотнем, отчего у Кэсси стал злостно дергаться глаз), четверка осталась в классе, надеясь получить от него подпись, которая дала бы им доступ к «Сильнодействующим Зельям».       — Эм, профессор, — робко произнесла Гермиона. — Я хотела взять такую книгу из библиотеки для дополнительного чтения… Меня заинтересовали яды, о которых вы пишете в «Увеселении с Упырями».       — Ах, «Увеселение с упырями»! — очарованно вздохнул Локонс. — Пожалуй, моя лучшая книга! Вам понравилось?       — О да, — охотно согласилась Грейнджер. — Очень хитро вы поймали последнего чайным ситечком.       — Ну что же, думаю, никто не помешает мне помочь лучшей ученице с дополнительными материалами, — и, даже не взглянув на название, он подписал разрешение.       Гермиона дрожащими руками сложила пергамент и спрятала в сумке. Локонс оглядел их своим сияющим смазливым лицом. Кэсси чуть ли не закатила глаза.       — Ну что же, Гарри, Кассиопея, завтра первый матч?       У Кэсси пробудилось то щекочущее ощущение волнения в области лба. Будто что-то копошилось внутри, тщетно пытаясь высвободиться. Завтра первый матч. Завтра ее первый в жизни матч, а она находилась в состоянии выжатого фрукта – похудевшая, усталая, с сероватыми мешками под глазами, с кожей бледнее бумаги, с глазами, которые смотрели на свое отражение пустым взглядом.       — Я сам был ловцом, знаете ли. Меня звали в сборную Британии, но, понимаете, я предпочел борьбу с силами зла… — он драматично вздохнул и помолчал, ожидая, похоже, сочувственных взглядов и ответных восторженных воздыханий. — Однако же, если вам понадобится напутствие, смело обращайтесь. Я всегда рад помочь менее опытным игрокам.       Они поблагодарили и вышли. Гермиона бодро вела в библиотеку, наконец, взобравшись на этаж четверка побрела, почти на цыпочках, в сторону библиотекарши. Та, окинув справку критичным взглядом, приняла подаяние и неторопливо последовала в запретную секцию, дабы возвратиться с тяжелым потрепанным фолиантом в руках.       По дороге в туалет Миртл Гермиона листала книгу, в поисках страницы с оборотным зельем. Достигнув своего места работы, они забаррикадировали дверь сумками и расположились на кафеле. Капал кран, через преграду стен просачивались звуки заполоненных коридоров. Кэсси вздохнула и опрокинулась на пол. Через материю рубашки чувствовалась прохлада плитки, голова упиралась в твердь, но это был приятный дискомфорт. Порой, когда Кэсси становилось совсем невыносимо она принимала такую аскезу. Давящий в лопатки паркет, холод, темнота – иногда, вместо неудобства они вызывали успокоение, освежали. В гневе или страхе Кэсси хотелось порой лишить себя всего.       Она лежала, бежевый свет стен растягивался и сжимался, и не могла объяснить себе, в чем же дело? Что тревожило ее? Все смешалось, и из беспокойного котла эмоций она ни одной не понимала. Она словно окунала руку в гущу, пытаясь поймать смыслы, а извлекая наблюдала, как субстанция утекает, как песок.       — … Как долго займут приготовления?       — … Примерно месяц, если мы сможем подготовить все ингредиенты.       Месяц, мысленно озвучила Кэсси, и осознала, что ей невыносима мысль о будущем. Все слилось – будущее, прошлое, не наступившее. И настоящее поблекло, и растворилось. Плетясь позади друзей в сторону общей комнаты, Кэсси с грустью понимала, что этой ночью ей придется остаться в реальности.       Ей не спалось. Ее манила возможность, манил дневник, спрятанный под подушкой. Лишь один маневр, одно слово, и она снова перенеслась бы в мир красоты и грез. Где все легко. Где все лучше. Она занурила руку под подушку и тронула кожаный переплет ладонью. Ей стало легче. Так она заснула.              Кэсси снились снова какие-то водные просторы, огромные каменные пещеры и седые, графитовые обрывы, и какое-то мелькание среди них, блеск серебра посреди зелени и темноты. И шепот. Мантра, будто заевшая пластинка, из разу в раз повторявшая адрес.              Блеск кулона.              Лондон, Ислингтон…              Обрушение воды, столкновение с камнями, язычок пламени.              Площадь Гриммо,              Чьи-то глаза, чья-то рука, серые глаза с зеленым оттенком в сердцевине–              Номер двенадцать.              Снова вода, снова камни, темнота, пещерные своды. Кто-то хватал ее руку, пытался увести.              — Ты запомнила?              Лондон, Ислингтон,              — Постой!              Площадь Гриммо,              Вода, холод, заглатывающий и стягивающий ко дну, украденный из легких воздух.              Номер двенадцать.              Она пыталась кричать, пыталась звать, воззвать к незнакомцу, казавшемуся таким знакомым, хотела приказать «замолчи!» и спросить, что за площадь, что за пещера. Но не могла. Вода заполнила ее легкие и лишь отдаляющийся потолок мерцания стоял перед глазами.              Лондон, Ислингтон,              Площадь Гриммо,              Номер–              Вдох, выдох. Она села на кровати и потирала глаза, чтобы проснуться. В пять часов утра было еще темно. Кэсси смотрела в красный бархатный барьер штор и жалела, что проснулась.              Странно подумать, в тот день, когда она оглядела свое отражение, ей показалось, что выглядит лучше. Что темные полукруги под глазами побледнели, что взгляд обрел, хоть и грустный, но живой блеск. Быть может, это все вина Тома? Может, его мир высасывает из нее все силы? Изнуряет ее?              Она тряхнула головой и отогнала глупую идею. Том бы никогда ей не навредил.              — Поешь хотя бы немного, — предложила Гермиона, пытаясь преподнести идею завтрака как можно привлекательнее.              Кэсси усмехнулась, оценивая иронию. Кажется, у них был уже похожий случай. Она неохотно откусила уголок тоста. Гарри, уже в форме, скептично ее оглядывал.              — Ты точно хорошо себя чувствуешь?              — Лучше некуда.              Не убежденный ответом, он все так же мерил ее взглядом, но не протестовал.              — Нам нужно выиграть этот матч, Кэсс, — серьезно произнес он.              Она нахмурилась и уставилась в стол. По какой-то неясной причине, вместо «мы выиграем, очкарик, не переживай» в ней вскипело раздражение. С каких это пор она его хуже? С каких это пор она должна слушать его, словно начальника? Может, она заблуждалась, мня, что их дружба опиралась на равенстве? Может она просто не замечала, а он так и рвался на место лидера?              — С каких это пор ты капитан? — сухо ответила она. Тишина, которая последовала, была громче даже треска окружавших их разговоров. Она оглушила всех. Кэсси подняла взгляд, они хмурились. Не гневно. Но она хотела бы видеть на их лицах гнев, раздражение, отвращение. Вместо этого на нее смотрели с жалостью.              Она поднялась и, что есть сил, промаршировала прочь. Затягивая налокотники и пытаясь уничтожить свое отражение взглядом, Кэсси собирала весь свой гнев, все свои оставшиеся силы, пыталась стать снова лучшей, пыталась ободрить свой согбенный дух. Нам нужно выиграть этот матч.              Мне нужно выиграть этот матч.              Стоял холодный день, небо, как ослепляющий софтбокс, завешенное тучами и все же отчаянно яркое. В раздевалки Кэсси и Гарри шли в полном молчании. Она не чувствовала вины за свой резкий тон. Лишь гнев. Неопределенный и отчаянный. Гнев ни на кого и на всех сразу.              — У слизеринцев лучшие метлы, — начал Вуд, расхаживая взад вперед по раздевалке. — Но у нас лучшие люди на этих метлах.              Все достаточно уныло согласились «yeah!».              — Так покажем им!              После этого «yeah!» прозвучало бодрее. Гриффиндорцы поднялись, отряхнулись и проследовали на выход. Вуд задержал Гарри. Кэсси, ныряя в шум поля, слышала его последнее «Слови снитч или умри, пытаясь».              Она ожидала прилива страха, ожидала, что захочет убежать, но этого не произошло. Злость перелилась в какую-то обжигающую решимость.              — Удачи, — буркнул Гарри.              — Тебе она больше понадобится, — ответила она и вышла вперед.              Трибуны ревели. Кэсси глядела, но не видела никого конкретного. Это были не лица, там не было людей. Будто разноцветные шумящие кусты. Но где-то в этом скоплении, она знала, сидел Седрик. Кэсси приосанилась. Флинт неохотно жал руку Вуду. Малфой смотрел на нее с ухмылочкой заведомой победы. Если бы она видела взгляд, кровожадного азарта, которым она смотрела в ответ, может быть, она бы почувствовала стыд.              Но она не видела.              Посмотрим, кто кого, ублюдок, — подумала она и взлетела по свистку.              Охотники составили круг, в центре которого красовалась мадам Трюк, державшая квоффл.              — Чистая игра, ребята, — напомнила она и запустила квоффл в воздух.              О чистой игре можно было сразу же забыть.              Кэсси рванула вперед, сразу же столкнувшись со слизеринцем в схватке за мяч. Может, если бы не общее состояние, она бы играла достойно, с благородством, но в мгновение она совсем про это забыла. Она сильно оттолкнула метлу противника ногой, квоффл оказался у нее, подалась вперед, отрываясь от роя других игроков.              — Не честно, Блэк! — дразнил преследовавший Флинт.              — Да неужели! — ядовито усмехнулась она, стремясь к гол постам.              Быстрее, быстрее, боковое зрение помутнело и превратилось в некий седой тоннель, в конце которого – петля ворот. Мелькал зеленый вратарь, как огонек, и Кэсси отталкивала призрачные напасти слизеринских охотников, и, почти столкнувшись с вратарем, она потянула рукоятку, метла кабрировала, квоффл перелетел у него над головой, достиг гола, и канул.              Другие охотники играли ради игры. Кэсси стремилась марать. Каждый гол, каждый толчок соперника, приносил ей обжигающее удовольствие. Анджелина Джонсон, пролетая мимо, хмурилась и восклицала:              — Мерлинова борода, Блэк! Что ты творишь?!              Кэсси не отвечала.              Впервые, появлявшийся из теней воображения Дамиан ее не раздражал. Когда он вторил ей «мы одинаковы» она его не отгоняла. Впервые, она встретила своего притеснителя и не боролась с ним. Она вышла ему на встречу, и они слились во едино. Он вторил ей, что он обитатель ее фантазий, что он голос ее подсознания. И она соглашалась. Впервые, вместо отторжения она стремилась через поле и знала:              Дамиан – это я.              — Эй, что с ним?              Он – обозначал отчаянно уворачивавшегося от бладжера Гарри. Разъяренный мяч, хоть и отбиваемый близнецами, из раза в раз возвращался, силясь сбить ловца с метлы.              — Черт, — прошипела Кэсси. Тем временем второй бладжер успешно выбил Анджелину из игры. Квоффлом овладели слизеринцы, немедля рванувшие к отвлеченному Вуду. Кэсси последовала за ними, стремясь к обладавшему мячом.              — Уйди с дороги, малявка!              Она резко вбила нос метлы в бок противника, он шатнулся и уронил мяч, Кэсси устремилась вниз, хватая квоффл и сворачивая в сторону противоположной половины поля. Забрасывая мяч в кольцо, она видела, как Гарри и Малфой, погоняемые ошалевшим бладжером, сцепились в гонке за снитчем. Малфой оторвался, вытягивая руку, а в Гарри что-то влетело. Бладжер. В локоть.              — Вуд, черт возьми, оно ему сейчас в башку попадет! — крикнула Кэсси. Вуд, побелевший, высматривавший Гарри, от волнения пропустил гол.              Кэсси разогналась в надежде остановить бладжер.              — Что ты делаешь?! — крикнул Гарри, ударенная рука которого вяло болталась в бездействие.              — Пытаюсь тебя прикрыть!              Бладжер, как назло, все уворачивался, они летели слишком близко основания трибун, полотно, закрывавшее их вздымалось и выдыхало от ветра. Мяч летел небезопасно близко к Гарри, но тут, она подумала…              — Гарри!              — Что?!              — Резко вправо!              — Что?!              — Резко вправо, Гарри, сейчас!              Поттер идеи визуально не понял, но направил метлу – бладжер, по инерции, пролетел вперед и ударил в плечо Малфоя, тот, от неожиданности, опрокинулся и свалился со своего Нимбуса. Мяч наконец развернулся, наводясь на свою главную цель, но Гарри уже успел отчаянно рвануть и единственной действующей рукой выхватить что-то маленькое и мерцающее из воздуха, после чего потерял равновесие и канул.              Комментатор, Ли Джордан, объявил победу гриффиндора, Кэсси достаточно болезненно приземлилась и побежала к другу. Гарри был без сознания.              — Вставай, — обеспокоенно просила она, хлопая его по щеке. — Гарри, черт–              Но он проснулся.              — Мы выиграли? — вяло осведомился он.              — Да, мы выиграли.              И слабо оскалился.              — Я крутой?              Кэсси выдохнула улыбку.              — Круче всех.              Прожектор снова ускорил кадры. Учителя, Локонс, сумевший невероятным образом лишить Гарри костей в поломанной руке, заполненная раздевалка, рукопожатия. И остановился. Кэсси шла в замок. Команда шла впереди. Остатки зрителей спешили не попасть под дождь.              — Кэсс!              Она застыла и почувствовала дождь мурашек, обрушавшийся с головы до пят. Седрик спешил к ней, с развязавшимся шарфом, с сияющей улыбкой, солнечный и воздушный, и прекрасный.              — Сед, — выдохнула она.              — Я не ожидал, что ты так агрессивно играешь! Нам стоит боятся вашей команды, — рассмеялся он.              — Я не знаю, я не хотела так…              — Нет, все правильно. Все ради победы, так и надо, — он подмигнул и как-то очень по-братски положил ей ладонь на плечо. Она чувствовала, как ее сердце из места на плече рухнула куда-то, и не могло найти себе места. Нет, думала она, это не так он должен на меня смотреть. Откуда-то подоспела еще одна обмотанная одуванчиковым шарфом фигура. Девушка, одногодка Седрика.              Он посмотрел на новоприбывшую взглядом, о котором Кэсси могла лишь мечтать. Девушка незаметно взяла его руку и улыбнулась Кэсси.              — Мне очень понравилось, как ты играла.              — Спасибо, — тихо ответила Кэсси. — Мне… Пожалуй пора.              — Увидимся, — сиял Седрик.              — Да, — супилась Кэсси. — Увидимся.              Гермиона была у Гарри в палате, остальные соседки – просто отсутствовали в комнате, поэтому Кэсси сразу же переодевшись потянулась к дневнику. Чего она ожидала? Красивый, добрый, солнечный Седрик никогда бы на нее не посмотрел, это глупые мечты. Кэсси открыла дневник. Появилась рука. Она схватила и снова погрузилась в смоляную бездну, потом спираль и, наконец, лужайка. Том выглядел отдохнувшим и бодрым.              — Как твой матч? — невзначай спросил он.              — Хорошо, — угрюмо ответила Кэсси. — Мы выиграли.              — Не печалься, Кассиопея, — будто читая ее мысли молвил Том. — Я тебя утешу.              И, когда он открыл ворота в сад, Кэсси увидела, что все поменялось. Густые заросли в центре расступились, там расположился огромный золотой фонтан, вокруг которого столпились десятки витиеватых столиков и стульев. Играл граммофон. Снова та песня из тридцатых. Светила полная луна, пахло апельсинами и розой, и легкий бриз щекотал ее голые руки. Один из столиков занимали ее родители, Кэсси просияла и повернулась к Тому.              — Ты рада?              — Очень. Ты не уйдешь?              — Нет, — ответил он, проводя костяшками по ее щеке. — Сегодня я останусь с тобой.              Вдвоем они отправились к столику ее родителей.              — Привет, мам, пап, — Кэсси вскочила в третий стул. Том исполнил почтительный полупоклон.              — Вы не возражаете.              Конечно, нет. Он сел с ними.              — Я бы хотел вам кое-кого представить, — вальяжно протянул Том. Тут как тут появился новый персонаж. Или… Не новый.              Острый нос, резкие скулы, расхристанная рубаха. Дамиан.              — Это Дамьен Рихтер, — продолжал Том. — Правильно же?              Дамиан не отвечал.              — Да, дорогой мистер Рихтер, к сожалению, не может с нами пообщаться, — хмыкнул Том. — Но знайте, он вам низко кланяется. Правда же?              Дамиан не отвечал. Том махнул рукой, и сам воздух будто нагнул Рихтера. Кэссины родители переглянулись в непонимании.              — Очаровательно, — фыркнула мама.              Фонтан окрасил ночь в зеленый цвет. Том позаботился о шоу. Около мраморного потока кувыркались акробаты, граммофон превратился в ансамбль, исполнявший, почему-то, все ту же песню из тридцатых, фокусник поглощал огонь и мечи. Рука Тома лениво опиралась о спинку стула Кэсси. Он то и дело материализовывал им на пробу какие-то экзотические фрукты, нектары в хрустальных стаканчиках, и Кэсси стало от них легко и весело. Позабылся старый мир, ссоры, была лишь сладость окружения и во рту – сладость. Фокусник, под всеобщее отвращение, показывал какой-то странный трюк. Вместо кролика из шляпы извлекалось сердце. Настоящее, человеческое сердце, содрогающееся в пульсе, кровь сочилась и стекала у мага по рукам. Фокусник растянулся в усмешке и исчез. На его месте возник другой, с тем же лицом, гримированным, как мим. Его шею обвивала лоснящаяся, черная змея. Том взял руку Кэсси.              — Пойдем, посмотришь ближе.              Он повел ее к центру, мим послушно подошел. Змея зашипела, Том зашипел ей что-то в ответ, и она перестала.              — Знаешь, — начал он. — Если ты хочешь, ты можешь остаться здесь.              Том нежно обхватил ее запястье и направил к голове змеи. Гладить, она должна была ее гладить. Кэсси неуверенно провела рукой по гладкой коже.              — Навсегда?              — Навсегда.              Слово ее испугало. Навсегда. Что такое вечность? Вечность здесь – в прекрасном, но неведомом мире? Каково будущее в этом мире? Есть ли оно? Или, быть может, это застывшее сейчас?              — Один ее укус, — добавил Том. — И ты сможешь никогда больше не возвращаться в свой мир. Разве ты не хочешь?              Змея склонила голову на руку Кэсси. Она чувствовала ее дыхание, и, почему-то, ей показалось – это дыхание смерти.              — Я не умру?       — Конечно нет, Кассиопея! — рассмеялся Том. Смех не достиг его глаз. — Я бы никогда тебе не навредил.       — А что… Что мне здесь делать? — неуверенно поинтересовалась она.       — Все, что хочешь.       Мим отступил, ансамбль начал песню заново. Heartaches, heartaches… Том подал ей руку.       — Окажи мне честь.       Она взяла. My loving you, they’re only heartaches. Он хорошо танцевал. Казалось, Кэсси не нужно было ничего делать. Он превосходно управлял собою и ей. Управлял всем. Снова выросли экзотические листья, цветы, светлячки витали, будто звезды, упавшие с небес. С небес к ее ногам.       — Том, я даже не знаю.       — Тебе будет здесь лучше. Я могу дать тебе все, что захочешь. Я могу усмирить Дамиана, я могу создать тебе безопасный дом. Со мной тебе будет лучше.       — Мне… — она слегка нервно вздохнула. — Мне нужно подумать.       Том помолчал.       — Я понимаю.       После он отвел ее обратно через лужайку. Шли в молчании. Он был сосредоточен.       — Ты злишься? — тихо спросила Кэсси.       — Нисколько.              — Не злись, пожалуйста, — они достигли лужайки. — Ты – все, что у меня есть.       Он улыбнулся, его руки ласково оказались на ее щеках. Том наклонился и поцеловал ее в лоб.       — Я знаю.       Сон растворился. Кэсси стояла в туалете Миртл. Ее пробирала дрожь, синеватая темнота кутала кафельную влагу. И все было знакомо. И эта раковина, и эта ночь.       Я уже где-то это видела.       Я все это видела.