Кэсси Блэк против мира

Они вышли, нырнув в сумеречный Лондон. Было душно, видимо должен был начаться дождь, они брели через болотную зелень и кирпич четырехэтажных домов, и иногда на горизонте мелькали красно-синие Tesco, шуршали машины, проезжая мимо и озаряя их белым светом. Миссис Армстронг дала им час, по истечении которого Кассиопея должна была быть возвращена («по возможности, с целыми конечностями»). Дороги мерцали от повышенной влаги, фонари пускали апельсиновые пятна на блестящий асфальт, прохожие пробегали мимо, спеша по делам. Кэсси чувствовала, что нужно что-то сказать, как-то начать, и немного жалела, что согласилась пойти с этим незнакомцем в надвигающуюся ночь. — Кхм. Вы же меня, это, на органы продавать не будете? — неловко произнесла она, и осмелев от улыбки на лице спутника, ухмыльнулась и добавила: — А то я слышала про таких. А за меня, наверное, много денег бы дали. Мужчина рассмеялся. — Да, пожалуй много. Но нет, я тебя продавать не буду. Еще понадобишься, — сказал он в шутку, и остановился, когда проходили маленькую кофейню. — Хочешь? — спросил незнакомец, кивая в сторону золотистой витрины. Кэсси вздохнула. — Вы же знаете, я из приюта. У меня нет денег. — Не беда, идем. Когда они зашли их поприветствовал короткий, веселый «дзыньк!» дверного колокольчика, и сияющая девушка с аквамариновым каре блеснула улыбкой, отвлекаясь от кассы. — Добрый вечер, чего желаете? Незнакомец дружеским тоном что-то заказал, звякнули увесистые пять фунтов о стеклянный прилавок, а Кэсси побрела через бежево-золотистую, глянцевую свежесть кофейни. Посетителей, кроме них, не было, из динамиков застенчиво доносился джаз под аккомпанемент электрических гудков холодильников. Кэсси нашла столик у окна и села. Стол накрывала гипюровая скатерть с кофейным пятном прямо в сердцевине одного из кружевных цветков, на ней одинокая ваза, а внутри не менее одинокий пластиковый тюльпан с поникшей головкой. Подперев подбородок обеими ладонями она ждала, скатерть была шершавая под локтем, пахло сладостью и средством для мытья полов, а об стекло отчаянно и со рвением билась единичная пчела. Приятная прохлада омыла Кэсси, неожиданно стало спокойно и легко дышать, в отличие от густого, пыльного воздуха в приюте, который угнетал, душил. Ее спутник вернулся и поставил на столик две кружки чая и кусок шоколадного торта. С вишенкой. Это была такая ярко-розовая, миниатюрная, вроде тех, которыми американцы в фильмах венчали сугробы из взбитых сливок на высоких стаканах малиновых милкшэйков. — Спасибо. — с неожиданной для себя полуулыбкой произнесла Кэсс. Незнакомец сел против нее и тоже улыбнулся. — Пустяки. Она не знала что сказать, поэтому взяла граненую кружку и глотнула. Эрл Грей. Гораздо слаще, чем тот, которым ей приходилось довольствоваться в приюте. На кружке голубела архаичная гортензия. — Ну, эм… — начала она, опуская кружку обратно на блюдце. — Может быть, вы мне хотя бы скажете, как вас зовут? Незнакомец тоже отпил. Кивнул, оставил чай и протянул ей руку для пожатия. — Меня зовут Римус Люпин. Для друзей- Лунатик. Она немного запнулась, но пожала предложенную ладонь. — А я ваш друг? — спросила она с коротким смешком. Люпин все также улыбался. — Безусловно. Лучший. Кэсси почувствовала, что ей стало тепло и безопасно. Улыбка, уже полная, появилась на ее лице, честная, и даже немного удивленная такому быстрому сближению. — Я для друзей- Кэсси. Да и вообще для всех. Имя у меня дурацкое, вот и приходится сокращать. — сказала Кэсси, отпуская. — У тебя прекрасное имя, Кэсси. — мягко ответил Люпин. — Кассиопея это целое созвездие. — Может, для созвездия это имя подходит, но уж точно не для человека, — хмыкнуло созвездие, принимаясь за кусок торта. Люпин коротко посмеялся в кулак. — Извините, если грубо, но: если вы меня не собираетесь продавать, то зачем вы… Ну, вы поняли. — Зачем я пришел. Вовсе не грубо. Очень резонный вопрос, — дружески докончил он. — Знаешь, я и сам немного сомневаюсь, как мне начать. — с коротким, даже чуть нервным смешком признался Люпин. Кэсси прожевала торт и отметила: — Да, в целом, можете как угодно. Хоть с конца — Хм, это неплохая идея. Люпин коротко улыбнулся, будто в себя, вздохнул, достал из внутреннего кармана плаща бежевый, шершавый конверт, и положил перед ней на стол. На обратной стороне зеленело ее имя и адрес. — «Третья койка в первом ряду»? Как вы это узнали? — оторопело спросила Кэсси. Люпин лишь придвинул ей письмо, будто показывая, что в конверте ответ. Она нахмурилась, посмотрела на него прищурив серые глаза, но любопытство выиграло и она быстро стащила со стола изумрудный конверт, разорвала и стала читать. Она не успела и дойти до «Дорогая Мисс Блэк!», ведь после прочтения о какой-то «Школе Чародейства и Волшебства» и о каком-то Дамблдоре ее глаза медленно, ошарашено поплыли к Люпину. Она смотрела на него исподлобья и недоверчиво-серьезным тоном произнесла. — Вы прикалываетесь. — Ни капли. — хмыкнул Люпин, будто именно этих слов и ожидал. — Это бред, — настояла Кэсси. — Волшебников не существует. Это сказки для детей. — А ты-взрослая? — он поднял бровь и угол его губ приподнялся в усмешке. Кэсси насупилась от такого наглого подкола. — Мне одиннадцать. — гордо проинформировала она. — Ах, ну раз так, тогда совершенно другое дело. — с добродушным сарказмом парировал Римус. Кэсси закатила глаза. — Знаете что, вы мне лучше объясните зачем вы меня разыгрываете. — слегка раздраженно буркнула Блэк и указала на пергамент. Люпин слегка рассмеялся. — Я тебя не разыгрываю, Кэсси, ты же сама поджигала парты ладонями, — заметил он. — И полет зонтика я бы, пожалуй, не сумел подделать. — Этому должно быть логическое объяснение. Может это, я не знаю, статическое электричество какое-то, — не поддавалась Кэсси. — Ну не может такого быть. — Не все в этом мире можно объяснить рационально. — мягко заметил Люпин. Кэсси минуту просто смотрела в шершавый пергамент, даже не читая. Просто всматриваясь в одну точку, надеясь, что если она достаточно долго будет глядеть на эту чепуху, она испарится. Как мираж. — Ну, допустим. Она вновь стала читать письмо. Раз уж ее втянули в этот карнавал, надо, по крайней мере, понимать, чего от нее хотят. «… Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Занятия начинаются 1 сентября. Ждём вашу сову не позднее 30 августа.» Кэсси уже ничему не удивлялась. Раз существуют волшебники, значит и школа для таких фриков тоже должна иметься. — В смысле- сову? — звучал единственный внятный вопрос из той плеяды, которая у нее возникла в голове. — В волшебном мире письма доставляют совы. — объяснил Люпин. Кэсси фыркнула, слегка усмехнувшись. — То есть вы- сова? — Я… — он запнулся с легкой усмешкой. — Нет, я не сова. — Тогда почему же вы мне доставляете это письмо? Люпин видно почувствовал, что его слегка загнали в тупик и не знал с чего начать. Кэсси триумфально наколола на вилку кусок торта. — Видите? — победно произнесла она. — Вы сами не знаете. — Нет, я… — Римус начал, но не докончил, взявшись уже за другую мысль: — Это сложно. — Попробуйте. Он вздохнул, отпил, подождал мгновение и продолжил. — Видишь ли, когда в здании большое количество маглов- — Кого? — переспросила Кэсси, нахмурив брови в непонимании. — Маглы. — пояснил он. — Люди, у которых нет магических способностей. — Ясно. — Так вот- когда в здании большое количество маглов, сова с письмом может привлечь внимание. А мы стараемся не привлекать внимание маглов. — Люпин докончил и сделал перерыв, похоже, чтобы понаблюдать за реакцией. Кэсси лишь кивнула, снова потянувшись рукой за кружкой с грустной гортензией. — В таком случае вы должны быть работником этого… Как, еще раз? Хогворца? — Хогвартса. — поправил мужчина. — Нет, эм… Я там не работаю. Кэсси посмотрела на него с подозрением. Ничего не складывалось в голове. Она чувствовала, будто все попытки соединить события воедино заканчивались поражением, будто в уме у нее не логика, а какая-то бессвязная каша. Наверное, следовало спросить почему же тогда письмо у него, почему именно сейчас, да и просто- почему, но самый насущный вопрос выскочил первым: — Тогда- кто вы? Люпин выглядел несколько смущенным. Золотистые, коричневые глаза слегка поникли, будто тема была болезненной, и ему нужно было собрать силы. За его дружеским расположением Кэсси не заметила этой огромной усталости, которая сейчас сквозила. Ей стало стыдно. — Простите, я, наверное, слишком прямо. — спохватившись сказала она, слегка паникуя. Она почувствовала, что надо как-то загладить вину. Пусть, школа для фриков. Пусть, совы доставляют письма. Но это лучше, гораздо лучше, чем видеть на этом добром, разрисованном белыми шрамами лице разочарование. Разочарование ею. Люпин устало, грустно улыбнулся. — Нет, это не твоя вина. Ты задала правильный вопрос. Просто… — мягко ответил он. — Это мне будет стыдно, когда я на него отвечу. — Не надо стыдиться, — убежденно и все еще с легким страхом выпалила она. — Вы мне ничего не сделали. — Сделал, Кэсси, — тон его голоса был тихим, но дрожь пробежала по Кэссиной спине от серьезности, с которой он произнес эти слова. — Я знал твоих родителей, они были моими лучшими друзьями. Я дал им обещание и не смог его выполнить. Кэсси оторопело молчала. Это слово еще никогда не употреблялось в отношении ее родителей. Родители. Были только приемные, потенциальные, умершие, оставившие, пропавшие безвестно, воображаемые, отсутствующие, но не реальные. Не ее. Слово обожгло терпкостью слух. У нее было столько вопросов. Живы ли? Почему бросили ее? Как выглядели? Тоже «волшебники»? Какое обещание, наконец, Римус им дал? Она минуту просто молчала. Потом еле слышно произнесла: — Как… Как их звали? Люпина этот вопрос, видимо, погрузил в еще большую вину, ведь он весь словно поник, потух. И будто даже кремовый блеск кофейни погрустнел, будто даже музыка перестала, и лишь эта громкая тишина. Эта бесконечная симфония невысказанных имён и гудящего электричества. На улице хлынул ливень. Капли стали стучать по стеклу, мерно, меланхолично. Люди на улице спрятались под разноцветные зонты, но Кэсси уже не увидела этого, ведь от пейзажа, закрытого дождевой портьерой остались лишь желто-красно-оранжевые пятна, спутанная акварель. — Твоя мать Марлин, — тихо начал Римус. — Марлин Маккинон. Кэсси кивнула и съежилась. Всю жизнь ее родители были белым пятном. А теперь у этого белого пятна появилось имя. Пятно стало осязаемым, стало вырисовываться смутное знание. У матери с отцом были имена и друзья и жизни. И сами они когда-то были. Марлин Маккинон. И Кэсси вдруг начала ощущать свою потерю. — Она…? — вопросительно произнесла она, не отрывая взгляда от одинокого цветка в вазе на столе. — Да. Ее… — начал и запнулся. — Это сложно, ее убили в результате магической войны. — Кто? — выдавила Кэсси, пытаясь побороть какое-то подступающее чувство укачивающей мути. Римус глубоко вздохнул. — Мы не знаем точных имен до сих пор, кто-то из последователей Волан-де-Морта. Упомянутое имя образовало на Кэссином лице вновь гримасу непонимания, в ответ которой Люпин коротко заверил: — Позже объясню. — Ладно, а мой отец? Больная точка. Очень, очень, похоже, больная. Ведь у Римуса лицо нахмурилось будто она этим упоминанием его ударила в грудь или в голову. — Сириус. — коротко и сдавленно произнес Люпин. — Тоже…? — спросила Кэсси, тоже слегка хмурясь, перенимая выражение лица собеседника. Он покачал головой. — Нет, он… В каком-то смысле, да, мертв… Понимаешь, он был хорошим человеком, он был моим лучшим другом, но в какой-то момент это хорошее в нем умерло, — вдруг заговорил он. — Или, может быть, я его просто не знал. — Он жив? — Да, он жив. Но он… Совершил ужасную вещь и за это наказан. — ответил, почти шепотом, Люпин. — Он в тюрьме? — почти фыркнула она. — Неожиданно. Римус грустно улыбнулся. — Что же он такого сделал? — Потом. — сказал Римус. — Когда немного подрастешь, я тебе все объясню. Кэсси желала фыркнуть и закатить глаза. В приюте к ним никогда не относились как к детям. Как к проблеме, да, но не как к детям. Она всегда ставила этот аспект как плюс. Нет родителей, но зато я взрослая, я быстро повзрослела. А теперь этот человек путает ей в голове, а потом еще и, как маленькой, говорит это кислое, приторное «когда подрастешь». — Если вы мне не хотите ничего рассказывать, тогда почему вы пришли? У моих родителей наверняка были другие друзья. Впрочем, вам разве не наплевать? — ответила она саркастично. — Не наплевать. — мягко произнес Люпин. — Ты моя крестная дочь. Она слегка удивилась, повисла пауза, а потом усмехнулась. — Только принца недостает. Вот, фей крестный у меня уже есть. Люпин рассмеялся. Впервые при ней- искренно, не сдерживаясь, открыто переливаясь. — Найдется и принц. Наступила спокойная тишина. Будто смех повис в воздухе и разрядил его, и он снова стал легким. Сложная тема была позади и теперь, похоже, по логике вещей, должна продолжится формальная. Она снова посмотрела на письмо из школы. В конверте забытым лежал небольшой вкладыш — список принадлежностей. Она прочитала. — Ну хорошо, допустим, школа чародейства и волшебства, — начала она, все еще сверяя вкладыш. — Но где купить все эти штуки? Да и потом, откуда взять деньги? Римус порылся в кармане плаща и вытянул небольшой льняной кошель. Он опустил его на стол, мешочек металлически звякнул. — Вот отсюда. Кэсси неуверенно раскрыла обеими руками фалду свертка и извлекла из него увесистую золотую монету. На реверсе, в самой сердцевине, выпуклый дракон расправлял свои блестящие крылья, а на канте торжественно золотилось: «Unum Galleon» Нахмурившись она взглянула на аверс. Недоверчивый волшебник в колпаке со свисающим кончиком искоса на нее взглянул. А под ним похоже как и на обратной стороне выступали слова: «Gringotts Bank» Монета была гладкая, новая и прохладная, приятно увесистая в ладони. Гораздо толще чем даже пятьдесят пенсов. — Это не британские деньги. — констатировала Кэсси. — Это волшебные деньги. — кивнул Римус. — Это… Ваши? — бросая монету обратно в сак спросила она. Увесистый галеон звучно приземлился на своих товарищей в маленькой сумке. Римус ухмыльнулся. — Мои. Кэсси приподняла бровь, глядя на покрытый грустными заплатками кремовый плащ собеседника. — Купили бы себе лучше новой одежды. Римус слегка усмехнулся, прерывисто выдыхая что-то на подобии смеха. — Поверь мне, она вскоре тоже была бы порвана. — Да вы что, гангстер какой-то, чтоли? — спросила она, рассмеявшись. — Или бездомный? — Всего понемногу. — шутливо ответил Римус. Кэсси смотрела на него с легкой, неуверенной улыбкой. Никому нельзя было доверять, жизнь- борьба, но этот человек, вроде бы, не враг? — Знаете, Лунатик, вы вроде бы, ничего. — сказала она, глотнув еще чаю. Теплые, открытые глаза его засияли. — Я рад, что ты так считаешь, Кэсси. Час это, к сожалению, ничтожно малая единица времени, и не моргнув глазом Кэсси уже должна была возвращаться из мира летающих зонтиков и монетных драконов в свой мир. В мир облезших стен и едких подзатыльников и пресной каши. И вездесущего акцента кокни. Они шли через влажные улочки обратно к ее угрюмой обители. Дождь закончился, теплая августовская ночь зависла в воздухе петрикором и треском сверчков. — Лунатик, как же теперь дальше? —поинтересовалась Кэсси тихо, когда на горизонте замаячила хмурая готика ее приюта. — Ну, завтра я вернусь, утром купим тебе все нужное в Косой Аллее, а через неделю отправишься поездом в школу, — ответил Римус, рукой благодаря водителю пропустившей их машины. — Если ты, конечно, согласишься. — А если… Нет? — Тогда все останется по-старому. Они остановились у ворот. Из сада доносились визги ровесников и строгие настояния воспитательниц. Улица была пустынна, слегка дул свежий ветер, пара пьяниц за углом распевала, коверкая растянутые ноты, «One-nil to the Arsenal». — Ты вернешься? Обещаешь? — спросила она. — Ну конечно, Кэсси. — заверил Римус, но этого было недостаточно. — Пообещай. — Обещаю. На этом они попрощались. Кэсси поплелась через уже пустой сад в спальню. Миссис Армстронг с ледяной голубизной глаз хмуро на нее посмотрела. — Живо, — приказала она. — Ты опоздала. — Да, мэм. Простите, мэм. — протянула с неохотой Кэсси и прошла в ванную. В ней уже никого не было, и Кэсси могла провести десять минут во влажной прохладе. Желтая лампочка мигала, кафель домыли, но он был все равно выцветший и почерневший от грибка. Она смотрела на свое отражение в зеркале, как оно плавно шуршало щеткой по зубам, на его растрепанные черные кудри. Скоро снова состригут, слишком длинные. В длинных волосах заводятся вши. Она омывала лицо холодной водой и думала. Если она согласится, как может она быть уверена в том, что Хогвартс не будет хуже? К приюту она успела привыкнуть. Даже, в некоторые моменты, уютными казались бирюзовые стены и парты с рисунками. Когда падал снег и украшали вырезанными из зеленой бумаги снежинками окна. На Рождество им давали какао на завтрак. Порой приходили волонтеры, и раздавали конфеты. Милки Уэй. Один из них переодевался в Санту, их всех по очереди сажали ему на колени, кроме детей постарше, и они загадывали желания. Несбыточные, но волонтер кивал и улыбался в косо натянутую бороду. И в такие моменты даже Миссис Армстронг казалась добрее, а Дамиан спокойнее, когда Кэсси не могла открыть пакет с конфетами и он, ухмыляясь, говорил: — Бестолковая! Дай сюда. А там? В этом неведомом мире может и этого редкого счастья не быть. Может, там такие же Дамианы и они еще хуже ее. Ведь он, конечно, был груб, но все-таки уже знакомый. Ведь когда ты знаешь с какой стороны будет свистеть в скорости кулак, тебе легче будет от него увернуться? Да и потом, всего лишь семь лет. А потом она выйдет за ворота и никогда не вернется, будет жить свободно и наслаждаться. И никто не будет хватать ее шею. И чай будет сладкий и без листиков. Никто не будет стричь ей волосы и их больно расчесывать, так, что они вместо аккуратных кудрей будут пушиться и оттопыриваться во все стороны, как у клоуна… Последний раз взглянула на себя в зеркало. Во рту пекли остатки мятной пасты, ресницы были влажные и вода слегка щипала в глаза. Она почесала под ухом, дотронулась ниже, и слегка заныло место под пальцами. Кэсси чуть наклонила голову на бок и пыталась в зеркале разглядеть больное место. На белизне шеи пурпурной лужицей расплывался синяк. Сувенир Дамиановой хватки. Выключив воду и свет она направилась по темному коридору в общую спальню. Паркет слегка потрескивал под босыми ногами. Шершавый в местах, где слез лак и холодный. Дверь в спальню была приоткрыта, странно, ведь все уже легли. Скрипнула, открылась, и захлопнулась с легким щелчком. Кэсси пробиралась к своей койке, мечтая сейчас лечь и все рассказать Лиз. Про Хогвартс, про дилемму, про внезапного крестного волшебника, про летающий зонт, про тяжелую монету с угрюмым господином в поникшем колпаке на аверсе. Но когда она дошла до своей койки, соседняя постель была пуста. На тумбочке отсутствовали Лиззины книги. Кэсси судорожно выдохнула. Ведь Лиз больше не было. Ее отняли. Она грустно села на свою койку, слушая с поникшей головой дыхания других ее сверстниц, как вдруг раздался шорох, ветер, что-то сжало ее плечо. Дамианова ладонь зажала ей рот. Усиленно пытаясь вырваться из его липких объятий она негромко, бессильно простонала. А он наклонился и жарким, влажным шепотом прошипел ей прямо в ухо: — Только попробуй пискнуть, — его ладонь еще крепче прижалась к ее губам, так сильно, что голова ее слегка запрокинулась. — И я завтра утром сделаю так, что ты месяц не сможешь говорить. Она замолчала, судорожно дыша, и услышала как он выдыхает в удовлетворении. Видимо, скалясь. — Знаешь, Кэсси, мне нравится, когда ты такая, — шептал он, обдавая ее ухо горячей волной воздуха, а саму Кэсси- горячей волной отвращения. — Не дерзишь мне. Вся такая тихая. Он снова приблизился, схватил ее запястье и крепко согнул ее руку за ее спиной. Она хотела стонать от боли, но боялась. Страх ознобом пробежал через все тело. Дамиан снова усмехнулся. — Мне кажется, мы с тобой отлично повеселимся теперь без Лиззи, верно, милая? Она почувствовала, как отвратительная теплая влага его языка проскользнула вверх по ее шее, она содрогнулась и слезы отвращения залили ее глаза. Он все еще сжимал ее лицо, и повернул его налево, и она взглянула вверх. Там, в окне, в могучей синеве звездного неба жарко пылала звезда. Пчела летала на воле около открытой рамы. Колыхалась на слабом ветру занавеска. Кэсси плакала, бессильно стиснутая Дамиановыми ладонями, и думала. Неужели может быть место хуже этого?