Dragon love

      О драконах доподлинно было мало известно, а тот, что обитает в здешних местах, считается диковинным чудом. Да, забирает себе жертвенных невест, и неизвестно что делает с ними после. Сильный, агрессивный и опасный. Его мощь столь же велика, как и красота, но уж чего точно никто из смертных предположить не мог, что огромная зверюга может оборачиваться человеком!       Риндо на мгновение забывает, как дышать, когда разворачивается к обладателю голоса. Таких красивых людей — а людей ли? — он не видел никогда. Дракон, как человек, высок, с широкими плечами и длинными ногами. Вся его фигура излучает силу и мощь; а ещё кажется, что от кожи исходит жар, хотя она намного светлее, чем у Хайтани. Омега хочет прекратить так откровенно пялиться, но не может, потому что… как не любоваться этим произведением искусства?       Внимательные фиолетовые глаза следят за Риндо, и тот чувствует, как щёки покрывает нежный румянец, а дракон внезапно резко вздыхает, мечтая в эту малиновую пудру вжаться носом. Ран делает шаг вперёд, а альфа внутри него скулит от нетерпения: «хватай же, это моё, я его хочу». Омега испуганно шарахается назад, и в этот момент их глаза наконец-то встречаются.       Риндо кажется, что всё окружающее пространство исчезает, оставляя их наедине. Никогда в жизни он не испытывал таких ярких и чистых чувств! Омёга чётко понимает, что перед ним — альфа. Доминантный, а кроме того, он, Хайтани, этому альфе принадлежит, потому что они — истинные. Парень закусывает губу, чувствуя, как вместе с эйфорией приходит страх! Что хорошего видел Риндо от альф?       К языку подкатывает горечь, потому что омега боится — дракон окажется таким же, как и те зверюги из городишки. Риндо и рад бы быть слабым и нежным, чтобы его пара могла укрыть его от всех невзгод, но такого чуда ещё не случалось. Фиолетовый взгляд наполнен откровенной жаждой, однако альфа до сих пор не двигается, хотя его феромон — чёрная смородина и мята — окутывает Хайтани со всех сторон.       — Ты меня боишься, маленький, — дракон не спрашивает, а утверждает. — Не надо, ты ведь уже понял, что мы истинные, верно? Я никогда не причиню вреда своей паре. Могу я подойти, тебе ведь холодно?       Риндо и сам не осознаёт от чего дрожит больше: от страха или от пронизывающего ветра, гуляющего среди горных вершин, как у себя дома? Лёгкая льняная рубашка — слишком слабая защита тела от обморожения, но когда рядом вновь оказывается дракон, омега прижимается к его груди раньше, чем успевает подумать, что делает. Его заключают в сильное кольцо рук, а на золотистую макушку — венок слетел ещё в самом начале — сыпятся жадные поцелуи.       — Вот так, малыш, не бойся меня, — Ран, хоть и ящер, готов замурчать от удовольствия, потому что омега такой манящий и сводящий с ума, не отталкивает и так хорошо ощущается в его руках, а ещё пахнет невероятно вкусно. — Как тебя зовут?       — Риндо, — звучит тихий голос, разбивающийся мелким бисером о грудь дракона. — А т… Вас?       — Меня зовут Ран, — мягко отвечает наследник. — И давай на «ты», мы всё же пара.       — Странно это слышать, — Риндо усмехается, а дракон жадно вслушивается в этот звук, потому что ему хочется забрать себе все эмоции и чувства омеги; чтобы каждая частичка принадлежала Рану. — Я думал, что все истинные давно канули в лету.       — Но мы здесь, — дракон не может устоять и слегка отстраняется, чтобы поднять лицо омеги к себе за подбородок. Аметистовые глаза сияют, как самые красивые звёзды, и их блеск ярче, чем пламя Рана. Наследник чувствует, как жадность захватывает его, а внутренние инстинкты рвутся наружу: хочется взять Риндо прямо здесь, оставляя на беззащитном загривке свою метку. — Такой красивый…       Хайтани одновременно хочется и спрятаться от этого, и раскрыться на полную, давая альфе абсолютную свободу действия. Омега вновь ощущает страх — воспоминания об уродах из города слишком свежи, однако взгляд глубоких фиолетовых глаз волнует, и Риндо не может противиться Рану. Тот не двигается, только жадно всматривается, будто ведёт какую-то внутреннюю борьбу с собой. Дракон, в конце концов, что-то решает и подхватывает парня на руки, чувствуя, как возбуждение хлестнуло по телу, потому что омега цепляется пальцами за его шею, боясь упасть. Это проявление доверия сводит с ума.       — Здесь холодно, а ты по-прежнему дрожишь, — говорит Ран и идёт в сторону небольшого дома, что кажется совершенно инородным на фоне серых скал. Но есть в этом некое очарование: они одни на много миль вокруг, а это место — сказочный край, где правит любовь. Дом даже снаружи выглядит тёплым и уютным, с приветливым золотистым светом в аккуратных квадратных окнах, а ещё вкусно пахнет дымом от печки, и Риндо почему-то тянет улыбаться. — Здесь есть подземные источники, если хочешь искупаться.       Омега про себя усмехается, но почему-то сейчас не испытывает никакого страха: их связь начинает казаться совершенно естественной, будто они всегда были рядом. Да и в целом, Риндо мечтает смыть с себя гадкие воспоминания о ночи, проведённой в темнице. Утром ему выдали одежду, которую пришлось надевать прямо на грязное тело.       — Да, хочу, — твёрдо говорит омега, и Ран, не отпуская его с рук — успеет ещё здесь всё осмотреть, идёт к небольшой дверце, что откроет им путь, сделанный прямо в скале. Этот дом — волшебное строение, а как иначе? Сюда человеку-то сложно будет добраться, что уж говорить о материалах для строительства? Драконы любят жар и тепло, и это не обязательно должен быть огонь.       Подземные источники были необычайно горячи, а внутри твёрдой породы образовались естественные каменные чаши, который Ран использовал, как ванны. Когда они с Риндо оказываются в кромешной темноте, то омега испуганно вздрагивает и крепче прижимается к дракону, слыша стук его сердца за широкой грудной клеткой. Наследнику хочется замереть на месте, а ещё лучше: начать целовать этого маленького соблазнителя прямо сейчас.       — Ты боишься темноты? — голос Рана отскакивает от толстых стен, и Риндо кажется, что он повсюду.       — Боюсь того, что может быть в ней скрыто, — честно отвечает омега, а к его лбу прикасаются горячие губы, и парню хочется растечься воском от этого.       — Здесь только мы с тобой, малыш. Но даже если нет, я никому не позволю причинить тебе вред, — томный шёпот. — Больше нет.       И Риндо верит, хотя они узнают имена друг друга меньше получаса назад. Верит, потому что дракон — его истинный, и почему-то знание того, какие эти существа жадные собственники, доставляет наслаждение. Риндо Хайтани — ценнейшее сокровище.       Через какое-то время пространство вокруг начинает светлеть, и омега с удивлением начинает различать очертание широкой пещеры, а ещё звуки воды. Здесь пахнет травами, чистотой и тёплым камнем. Ран ставит его на ноги, и бегло целует в макушку.       — Постой здесь, малыш, — дракон без труда ориентируется в тёмном месте, потому что ему не нужно достаточно света: зрение позволяет видеть даже в ночи. Ран подходит к стене, в которую вбиты факелы и, набрав в грудь воздуха, выдыхает пламя, давая подземному помещению необходимый свет.       — Тебе для этого не нужна полная трансформация? — с интересом спрашивает Риндо, приходя в почти детский восторг. Дракон хитро улыбается, когда идёт обратно к своему истинному.       — Во мне, даже в человеческом облике, остаётся очень много от рептилии и змея, — Ран оказывается вплотную к омеге, заставляя того слегка откинуться назад. Наследник смотрит жадно, с разгорающейся внутри страстью, и Риндо понимает — тело начинает тлеть в этом огне. — Возможно, что позже ты это увидишь.       — Я…       — Мой, — Ран рвано выдыхает и прижимается к губам омеги, топя меж их языками сдавленный стон Риндо. Дракон вкладывает в этот поцелуй всю скопившуюся нежность и страсть, что гармонично переплетаются между собой. Язык скользит по упругим губам, ныряет внутрь, чтобы очертить зубы и нёбо, погладить щёки и столкнуться с языком омеги. Риндо в поцелуе не уступает, испытывая жадность.       Вот что должен чувствовать любой омега — он центр чьей-то Вселенной; целовать его — это дар, а получать взаимность — благодать свыше. Рядом с истинным это раскрывается во всей красе, и Хайтани мгновенно пьянеет. Ран прижимает его к себе, гладит и не стесняется показывать то, насколько он уже зависим от их связи. Насколько Риндо ему необходим.       Касания языка жадные и глубокие, дракон пытается дотянуться до всего и сразу, заставляя маленького омегу стонать; по коже проходят мурашки, а затем Ран разрывает на Риндо рубашку, не желая терпеть что-то, данное теми ублюдками из города. Ладони ложатся на поясницу, ощущая гладкость и тепло кожи, а омега льнёт ближе, и дракон млеет от этого, становясь ручным.       — Ты такой вкусный, — шёпот раздаётся над ухом, и Риндо закусывает губу, а юркий язык скользит по шее, оставляя на коже влажную дорожку, а за ней череду лихорадочным поцелуев, после которых появляются багровые кровоподтёки. — Так сильно хочу тебя, малыш…       Зрачок в аметистовой радужке увеличивается, когда Ран прижимается совсем вплотную, давая возможность ощутить своё возбуждение животом. Омега мгновенно намокает, а на упругие ягодицы ложатся широкие ладони.       — Я не сделаю ничего без твоего согласия, — задушить в себе повадки альфы ужасно сложно, но меньше всего дракон хочет напугать своего истинного. К тому же, он не забывает о многочисленных синяках на теле Риндо, и Рану необходимо знать — откуда они. — Веришь мне?       — Да, — омега дрожит, но теперь не от страха или холода; он дрожит от горького разочарования, что истинный останавливается, а так хочется зайти дальше. С Раном — до самого конца.       — Хорошо, малыш, иди ко мне, — дракон скидывает с себя вещи, не стесняясь ни наготы, ни явного возбуждения, а Риндо, не имеющий ещё полового опыта, чувствует стремительный жар, расползающийся по щекам. — Что-то не так?       — Я… — омега закусывает губу от стыдливого смущения, которое сейчас бесит. — Мне немного неловко.       В груди рождается огонь, когда Ран понимает причину этой стыдливости. Он ласково улыбается и обнимает Риндо со спины, зарываясь носом в золотые пряди волос, чтобы утонуть в нежном запахе своего истинного. Широкие ладони некоторые время лежат на плоском животе без движения, а затем скользят вверх и накрывает грудь с напряжёнными сосками. Дракон жарко выдыхает омеге в затылок, а длинные пальцы нежно мнут чувствительные комочки, заставляя Риндо застонать от наслаждения и возбуждения, пронзивших тело.       — Мой мальчик совсем невинный, верно? — сладостные медленные поцелуи рассыпаются на шее, точно жемчуг, а омега не в состоянии ответить, потому что ему слишком хорошо. Ран играет с ним, ласкает на грани с нежностью, а ещё медленно потирается о его ягодицы твёрдым горячим членом, чем только сильнее заводит. — Никогда не видел голых мужчин?       — Нет, — разум затуманивается, а ткань штанов неприятно раздражает нежную плоть. Так и хочется выгнуться сильнее, подставляясь.       — Так смотри, малыш, ты владеешь мной, — шёпот пьянит, а Ран разворачивает к себе лицом и кладёт руки Риндо на свою шею. — Изучай. Я весь твой.       Они оказываются в воде, потому что нетерпеливый дракон уничтожает оставшуюся одежду омеги и, подхватив под ягодицы, переступают через широкий каменный борт круглой ванны, вырезанной прямо в скале. Риндо оказывается сидящим на нём верхом, а Ран расставляет руки в стороны, предоставляя своё тело во власть истинного.       — Погладь меня, — дракон улыбается, а его глаза хитро блестят, гипнотизируя Риндо. Вот уж точно кровь змея отзывается, но омега сам себе не может отказать в этом удовольствии: Ран слишком красив, и его хочется трогать, изучать шикарное тело, которое отзывается на ласку истинного. — Коснись, пожалуйста…       Голос садится от накатывающей страсти, и дракон запрокидывает голову назад, а его шеи осторожно касаются нежные тёплые губы, оставляя практически неосязаемые поцелуи. Вот только Ран от них воспламеняется мгновенно, как и от рук, гладящих его плечи и грудь. Наследник подаётся вперёд, и Риндо поднимает голову, сразу же утягиваемый в жаркий влажный поцелуй. Тонкую талию обхватывают руки дракона, и омега стонет, потому что его член отказывается вплотную прижат к животу Рана.       — Откуда синяки? — голос наполняется тьмой, и Риндо чувствует это. Пальцы дракона осторожно гладят лиловые и фиолетовые кровоподтёки на спине и рёбрах, принося успокоение.       — Меня хотели изнасиловать, — Риндо внезапно чувствует себя совсем грязным, недостойным находится здесь, а Ран ощущает это и, издав рык, меняет их местами, усаживая омегу на широкий бортик, а сам становится между его ног на колени. — Стой, не надо!       Язык касается чувствительной головки, и дракон жадно слизывает смазку, выступающую из полового отверстия. Слышит стон, и по позвонку проходит электрический разряд, заставляющий собственное возбуждение усилиться стократно. Ран обводит плоть по кругу, лижет и посасывает, как леденец, а ладонями сжимает шикарные бёдра, оставляя на них свои следы.       — Я убью их, обещаю, — дракон облизывает весь ствол, а сам смотрит на тяжело дышащего Риндо, чей взгляд наполнен возбуждением и желанием. — За тебя, малыш.       — Я хочу тебя.       Ран понимает, что своё возбуждение больше не контролирует, а на коже начинает выступать чешуя.