disintegration // разрушение

Спустя пять недель и три дня от событий в поместье Малфоев жизнь начала понемногу набирать обороты. Он сидел с Андромедой, Мэри и Доркас за кухонным столом, когда это произошло. Джеймс топтался рядом, прислонившись к столешнице, и из металлической чашки пил кровь (лося, судя по сморщенному носу Андромеды и улучшенному обонянию Чистокровных). (Ремус не знал, как Джеймс получил кровь, и не думал, что хотел знать.) (Хотя он предполагал, что выкачать кровь из лося лучше, чем выкачать кровь из человека. Этический разговор, который, вероятно, завели бы Энди и Джеймс. Он сделал заметку, чтобы спровоцировать это как-нибудь ради развлечения.) На противоположном конце стола сидели пара вампиров и ведьма, которых Ремус не знал. Он не обратил на них особого внимания, и когда Регулус ворвался в комнату, тот тоже проигнорировал их. Он вошел с большей целеустремленностью, чем Ремус видел за все недели их неловкого сожительства. Сохраняя уверенный темп и сверкающие глаза, когда дверь за ним закрылась, он сосредоточил всю свою энергию на кузине. Андромеда мгновенно напряглась. — ...Что? Лицо Регулуса смягчилось. Он быстро моргнул, словно пытаясь выплюнуть это. — Нарцисса мертва, — сказал он наконец. Ясно и просто. Лицо Андромеды стало совершенно пустым. Она не выдала никаких эмоций. Челюсть Доркас отвисла, а брови Мэри поднялись так высоко, что едва не слетели с ее головы. Андромеда ничего не сказала. Она на мгновение уставилась на Регулуса, глаза в глаза, а затем кивнула один раз, резко. — Ясно, — сказала она. Ремус не мог разобрать тон ее голоса. Казалось, она закрылась, как рак-отшельник. Он знал это; в этой семье это наследственное. — Ладно. Что касается самого Ремуса, ну, его полностью окутал страх. Или, может, это была вина. Чувство непринадлежности, его жизнь перемоталась, как сломанная кассета на дешевом телевизоре — через Променад, поляну, внешнюю часть поместья Малфоев, вверх по лестнице и в тронный зал. Сломать стул и вонзить его в живот Нарциссы. Ее ярость и решимость, когда она тащила Пандору мимо точки разрыва, чтобы дать им это. Сделай так, чтобы это выглядело реально. Вот что она сказала. Это не выглядело достаточно реально. Ее план провалился. Ремус нахмурился, пытаясь решить, чувствует он себя виноватым или нет. Джеймс приблизился, оставив чашку и глубоко нахмурившись, и Регулус снова заговорил. — Она умерла две недели назад, — медленно произнес он. — Я только сейчас узнал. — Кто сказал? — спросила Доркас. — Просто знакомый вампир, — ответил Регулус. — Сомнительный тип, который шныряет через низшие общества и собирает информацию. Жалкий, но надежный. Его зовут Данг. — Какое ужасное имя, — пробормотала Мэри. — Что... в смысле, как? — спросила Андромеда, сжимая и расслабляя горло. Ремус резко вдохнул. — За то, что она нам помогла, — вмешался он, и все взгляды обратились на него. — Она дала нам крестраж. Она сказала мне... ее план был сделать так, чтобы все выглядело так, будто ее избили. Все это время я думал, что это сработало. — Это точно? — спросила Мэри. — Зачем ему ждать три недели, чтобы убить ее? — Я к этому и вел, — сказал Регулус. — Ты права. Данг сказал, что, по-видимому, у нее есть что-то, чего хочет Реддл. Было, — поправил он себя. — Я не знаю, что именно. Просто, по-видимому, она ему этого не дала. Они откинулись назад, на мгновение замолчав. Ремус снова задумался. Нажал на паузу, затем перемотал назад и отпустил, просмотрел все, что он знал. Он ахнул, когда понял, прежде чем даже осознал это. — Ребенок, — сказал Ремус, не сфокусировав взгляд. Он моргнул и посмотрел на Регулуса, который нахмурился. — Что? — Драко, — твердо сказал он, глядя на него. — Я освободил его. Я освободил ребенка, не так ли? — Ты сказал ему убираться от драки, — сказал Джеймс сбоку, излагая факты, оставив на столе металлическую чашку. — Я сказал ему идти на север. Потому что вероятность перехвата там была меньше. И я сказал ему, что если не убью ее, то пошлю за ним мать, что я и сделал. — Но ты не ожидал, что так сильно ее испортишь, не так ли? — спросила Доркас, высказывая свое мнение. — Они бы добрались до нее первыми. Бросили бы ее в тюрьму. Никто бы не пришел за ним. — Пять недель, — выдохнула Мэри, постукивая пальцами и сочувственно нахмурившись. — Почему бы ему просто не вернуться? — спросил Регулус. Ремус поднял бровь. — А ты бы вернулся? — бросил он в ответ. Лицо Регулуса очень быстро потемнело. — Ладно, почему ты просто не убил его? — спросил он вместо этого. Глаза Ремуса сузились в недоумении. — Он ребенок. — Он оружие, вот кто, — сказал Регулус. Мэри закатила глаза и бросила в него вилку; он без проблем поймал ее. — Веди себя прилично, — предупредила она. Он насмешливо скорчил рожу и бросил вилку обратно на стол. Впервые с момента их знакомства Ремус действительно поверил, что Регулус чей-то младший брат. — Он был в бегах все это время? — спросила Доркас. — Твой друг не сказал... его еще не нашли, да? — Нет, он не... — Тогда нам придется добраться до него первыми, — автоматически сказала Андромеда. В комнате стало тихо. Она подняла глаза, оглядывая всех, кто ждал, что она объяснится. — Драко Малфой их единственный козырь, — сказала она. — Разве это не их главная цель? Они хотят, чтобы двое чистокровных детей спарились, чтобы смогли восстановить популяцию, взять верх над вампирской расой и так далее, и тому подобное. — Она права. У нас было бы преимущество, — кивнула Доркас. Ремус мог визуализировать ее стратегический мыслительный процесс, но, похоже, не мог в него вникнуть; все, что он мог чувствовать, была вина. — Боже, этот ребенок уже больше месяца совсем один, — сказал он отстраненно. — И это моя вина. — Это не так, — тихо произнесла Мэри, и Ремус покачал головой. — Нет, так. Я должен был подумать о нем. Я должен был знать, когда Сириус убил Люциуса, что Реддл не проявит сочувствия. У нее не было никого, кто мог бы ее защитить. — Он потерял свой крестраж, правую руку и единственный шанс восстановить чистокровных за одну ночь, — принялась вспоминать Андромеда. — Мы действительно хорошо ему насолили. — Какой ценой? — пробормотал Регулус. Это было горько. Это было пронизано густыми эмоциями, чем-то, что вызывало сожаление, возможно. Ремус был чертовски рад этому. — Кто-то должен рассказать об этом Марлин и Пандоре, — отметила Мэри. — Я сделаю, — кивнул Джеймс, исчезая за дверью. Ремус оперся ладонями о стол и выпрямился. — Ну, тогда нам нужно пойти и найти его, — сказал он, чувствуя себя авторитетным и одурманенным, и как будто это было единственное, что звало его, звало его быть полезным, за последние недели. Он посмотрел на Регулуса. — Ты знаешь его запах? — Едва ли, — ответил он. — Я не видел этого ребенка семь лет. И даже тогда это было редкостью. Я даже не помню, как он выглядит. — Но ты мог бы найти его, — настаивал он. — Логически. Если кто и сможет его выследить, так это ты. В этот момент вошла Марлин, Джеймс и Пандора следовали за ней по пятам. — Что происходит? — потребовала она. — Нарцисса мертва, — сказала Андромеда без малейшего беспокойства. Марлин ахнула. — О, — сказала она. — О… Мне жаль. Андромеда усмехнулась. — Умоляю. Мне плевать. Рот Марлин закрылся. — О, — снова сказала она, а затем пожала плечами и пошла садиться. — Окей. Тогда мне совсем не жаль. Андромеда рассмеялась и обхватила рукой спинку стула. — А в чем тогда проблема? — спросила она. — Маленький Малфой пропал, — сообщила ей Мэри. — Пропал с тех пор, как этот парень, — большой палец в сторону Ремуса, — отпустил его в поместье Малфоев. — Возможно, поэтому мы почти ничего не слышали, — размышляла Доркас. — Они больше сосредоточены на… на репарациях. — Отпустил его? — спросила Марлин в недоумении. — Куда отпустил? — Прочь, — сказал Ремус. — На север. Я же говорил тебе, помнишь, я нашел его, когда искал дневник, в том бункере? Он был напуган, и он ребенок, поэтому я его отпустил. И это единственная причина, по которой мы получили эту чертову штуку, потому что Нарцисса больше заботилась о своем сыне, — он замолчал, закрыв рот, чтобы сдержать чувство вины, которое застряло за зубами, как заключенный в клетке. — Я сказал ему, что пошлю за ним его мать. — А теперь она мертва, — закончила Марлин. — Теперь она мертва. Марлин остановилась. Она на секунду поджала губы, глубоко задумавшись, а затем быстро окинула всех взглядом. — Ну, тогда нам нужно найти ребенка, — сказала она, и Андромеда хлопнула в ладоши. — Великолепно, — ухмыльнулась она. — Когда мы едем? — Мы? — спросила Марлин с совершенно невинным вопросом в голосе. — Мы? — спросил Регулус, в его нахальном тоне слышалось недоверие, а в поднятых бровях виднелась наглость. Андромеда посмотрела на него, прищурившись. — Я поеду, — сказал он, как будто это был факт. Она изогнула бровь, чтобы соответствовать его. Они могли бы быть близнецами. — Только я. — Кто сказал? — спросила она, нахмурившись, и Ремус нахмурился в ответ. — Вдвоем нам будет легче его выследить. — Да, и нас двоих будет легче выследить, — парировал Регулус. — Это должен быть либо я, либо ты. Подумай, если бы мы вместе поехали? С учетом наших связей с ковеном? Шестьсот лет отречения или нет, Энди, Беллатриса нашла бы тебя в одно мгновение. — А тебя бы не нашла? — возразила она, но вздрогнула. — Северус? Реддл? Регулус усмехнулся. — Способности Северуса, как у обычной садовой крысы, а Реддл, за исключением года, когда восстанавливался после спячки, не проводил времени рядом со мной с пятидесятых годов. И Белла — это именно то, что я имею в виду. Я сам по себе являюсь для нее маяком. — Так почему ты, а не я? — Я знаю Драко, — сказал он, пожимая плечами. — Легче уловить запах. Это должен быть я. Андромеда застонала. Она скользнула обратно на стул, ворча, но признавая. Ремус выпрямился. — Я тоже должен поехать, — сказал он. Регулус повернулся к нему; выражение его лица было неразличимо. Они были настолько чужими друг другу, что Ремус мог видеть, как его тоска борется с инстинктом оставаться вежливым. — Ты…? — начал он, давая возможность объяснить. — Это моя вина, что он там оказался, во-первых, — рассуждал Ремус. — И как ты думаешь, из нас двоих к кому он отнесется добрее? К тому, кто проявил к нему милосердие, или к тому, кто убил бы его без раздумий в качестве сопутствующего ущерба? Глаза Регулуса стали жесткими. Он был так похож на Сириуса. — Прошу прощения, — сказал он, — но я не думаю, что ты имеешь право выставлять себя своего рода вампиро-спасителем, потому что ты не убил ни одного из людей Реддла... — Ребенок, — сказал Ремус. — Он ребенок. — Он пешка, Люпин! — вскрикнул Регулус, раздраженный. — Наследник пуристского трона, который мы пытаемся искоренить, скажи мне, какой смысл в милосердии? — Если он наследник, кто его партнерша? — спросил Ремус. — Астория, да? Божественное вмешательство? Ты бы убил и ее? Регулус моргнул. Ремус сделал глубокий вдох. — Тебе следует помнить, что твой брат дорожит ею, — сказал он тише. — И что, будь он здесь, он бы увидел, что Драко точно такой же, как она, и что обстоятельства, не зависящие от него, — это единственное, что ставит ее на нашу сторону, а его — на их. Они все равно дети. Я просто говорю, что он, вероятно, будет относиться ко мне добрее, и тогда тебе, возможно, не придется отрывать ему конечности, чтобы заставить тихо уйти. Регулус сделал глубокий, пытливый вдох, не опуская взгляда. Ремус чувствовал, что он пылает. — Во-первых, у тебя слишком много наглости рассказывать мне, что мой брат будет или не будет делать, — тихо сказал он. Угрожающе. — Намекая, что ты понимаешь его лучше, когда я знаю его в тридцать раз дольше твоей жизни, Люпин… — Я никогда не намекал на это, — сказал Ремус, качая головой. — Я его не понимаю. Я его не знаю. Я не понимаю, почему он делает некоторые вещи, но я думаю, что ты тоже не понимаешь. Сколько это было, пятьсот лет до 2006 года? Ты вообще звонил ему за это время? Отправлял письмо? Глаза Регулуса расширились. Произошло несколько событий одновременно. Как ни странно, именно Джеймс положил руку на грудь Регулуса, а Андромеда потянула Ремуса за запястье. Андромеда покачала головой, нежно улыбнувшись ему, а Джеймс успокаивал Регулуса неловким смехом и мягким: «Эй, я думаю, этого вполне достаточно». И именно Регулус бросил ему вызов. — Джеймс, — сказал он, поворачиваясь к темноволосому парню, как взъерошенный птенец. Его рука упала. — Я не знаю Сириуса уже пятьсот лет, а охотник знает не больше десяти. Мы в тупике, но ты был с ним. Ты естественный мост. Что бы он сделал? Рот Джеймса слегка приоткрылся; его ресницы порхали, словно пчелки, пока он переводил взгляд с одного на другого, в складке между бровями читалось явное беспокойство. — Я... э-э, о чем именно ты меня спрашиваешь? — медленно спросил он. — Пощадил бы Сириус Драко Малфоя? — По существу, — подсказал Регулус. Джеймс облизнул губы. Казалось, глаза всех присутствующих были устремлены на него. — Сириус не монстр, — наконец, медленно сказал Джеймс. — Независимо от того, как сильно он пытается вести себя как монстр. Он не понимает своей собственной силы и не понимает своей собственной эмпатии. Он логичен и заботлив. Так что логическая сторона непременно хотела бы сохранить ребенка Малфоя в качестве разменной монеты. А заботливая сторона… я думаю, проявила бы к нему милосердие, да. Он глубоко вздохнул и, отведя взгляд от массы лиц, посмотрел только на Регулуса. — У него появился второй шанс, Регулус, — сказал он тише. — Он выбрался. Он знает, каково это. Я думаю, он увидел бы в этом ребенке Асторию, да, но что еще важнее... он увидел бы тебя. Лицо Регулуса приняло совершенно неразборчивое выражение. Джеймс вздохнул. Он смог это расшифровать. — Я о том, что ты должен увидеть здесь параллели, — сказал Джеймс, неловко посмеиваясь. — Поттер, — предупредил Регулус. Тот поднял две руки в знак капитуляции. — Слушай, я просто отвечаю на твой вопрос, — сказал он. — Если ты пойдешь один, то не будешь отличаться в глазах Драко от людей, которые придут забрать его обратно. Если он ценит доброту, то у тебя будет больше шансов, и все говорит о том, что привести его сюда — это наша лучшая идея прямо сейчас, поскольку Реддл исчез с радаров, так что я уверен, ты понимаешь, что я говорю — от себя и Сириуса, — что Ремус должен пойти. Регулус пошевелил челюстью, и его губа дернулась, когда он кусал ее изнутри. Он медленно выдохнул через нос и повернулся к Ремусу. — Мы уже потратили достаточно времени, поэтому едем послезавтра, — сказал он. — Твоя задача — расследовать убийства в любой части северной части Вермонта и в прилегающих верхних районах, исходя из указанного временного интервала и логистики того, как далеко он смог уйти. Могу позже расписать формулу. — Убийства? — спросила Мэри. Регулус посмотрел на нее с неуместным волнением, а затем пожал плечами. — Ребенку нужно есть, верно? — небрежно сказал он. — Мы узнаем о местах преступлений, я исследую города, чтобы попытаться забрать его, пока Люпин ищет вещественные доказательства. Мы сможем сделать все быстрее, если будем делать это одновременно. Наступила тишина, и Регулус повернулся к Пандоре. Ее глаза почти мгновенно сузились. — Собираешься попросить меня организовать транспорт, не так ли? — спросила она. Уголок его губ изогнулся. — Нет, — сказал он, успокаивая. Выражение его лица смягчилось до чего-то детского. — Я собирался умолять тебя организовать нам транспорт. Может, даже предложить взятку. Упасть на землю и целовать твои ноги? Пандора усмехнулась, покачав головой. На ее лице появилась невольная улыбка. — Чистокровные сведут меня с ума, — пробормотала она, и Доркас кивнула. — А вот за это, блять, выпьем, — сказала она, признавая. Она подняла свой бокал в сторону свободного пространства. — Выпьем, — с улыбкой повторила Мэри, чокаясь своим бокалом с бокалом Доркас. — Выпьем, — рассмеялась Марлин, схватив со стола одинокую незажженную свечу, и чокнулась ею с двумя бокалами. Джеймс, смеясь, в мгновение ока исчез и вернулся со своей металлической чашкой. — Выпьем, — сказал он, наклонившись и чокнувшись своей чашкой с остальными, но приложил слишком много силы, и немного жидкости вылилось на тыльную сторону ладони Доркас. Она жаловалась целый час, а он все время смеялся, пока не предложил ей сломать ему пальцы в качестве компенсации. (Очевидно, она согласилась.) *** — Теперь запомни, — суетливо сказала Пандора, кружась вокруг Регулуса, который, в свою очередь, кружился вокруг Ремуса, пока тот загружал машину необходимыми им вещами. — Проход будет открываться каждую ночь в полночь и закрываться ровно через полчаса, так что не опаздывайте. Поставьте напоминалку как минимум за полчаса. Он закроется, как только вы пройдете, так что ничего не забудьте. — Да, Дора, — равнодушно ответил Регулус, с острым любопытством разглядывая свои ногти. Ремус поместил два своих ружья и сумку с двенадцатью кинжалами: его чинкуэды ​​к шотландским и тычковым кинжалам, метательные ножи в другой сумке. Он отодвинул в сторону набор кастетов, которые украл у Доркас, чтобы подогнать их, и аккуратно все разложил. Его клинок василиска не помещался в сумку полностью. У него были толстые ножны, которые сделала Пандора, чтобы никого не задеть клинком, когда тот не использовался, но, несмотря на это, торчала не та сторона, а рукоять. Черная, царственная и блестящая. Она сверкала на солнце, и Ремус вздрогнул, отводя взгляд, прежде чем воспоминания овладели им. Он повернулся, чтобы снова настроиться на голос Пандоры, который стал своего рода звоном вокруг его ушей — наполовину намеренно, наполовину нет. — ...и если тебе нужно, чтобы я наложила чары на оружие, — говорила она, заглядывая в багажник так, что почти залезала туда своим маленьким телом, — то я могу. Последнее, чего мы хотим, это чтобы у вас двоих были проблемы с человеческой полицией... — Дора, дорогая, прекрати, наконец, быть мамой, — нежно сказал Регулус, повернувшись, чтобы положить руки ей на плечи. — Я чистокровный. Я могу просто сказать им, чтобы они убрались. — Да, ну, — ответила она несколько высокомерно. — Осторожность никогда не помешает. Любая незначительная неприятность, и я боюсь, что ты исчезнешь для нас еще на восемь лет. Ремус закрыл багажник и повернулся, чтобы посмотреть на них. Лицо Регулуса стало задумчивым. — Я не собираюсь исчезать, — сказал он. — Я знаю, — быстро ответила она. — Знаю. Просто шутка. Тебе пришлось сделать то, что ты должен был сделать. Регулус поджал губы и кивнул. Он сделал шаг назад и убрал руки с ее плеч, но она двинулась вместе с ним и уткнулась ему в грудь, обхватив руками его талию. Она едва ли доставала до его груди. Он моргнул, а затем обнял ее в ответ, оборачивая руки вокруг ее плеч и одну запуская ей в волосы. Он наклонился, как будто не был уверен, как это сделать. Ремус лишь немного чувствовал, что он лишний. Она улыбнулась, когда они отстранились, а затем снова начала читать ему лекцию о маршруте; взгляд Ремуса дернулся в сторону, и он увидел знакомую фигуру, приближающуюся из главного входа. — О, я боялась, что вы уже уехали! — крикнула Мэри, подбежав к нему с объятиями. Ремус крепко сжал ее в ответ. — Я застряла с Лили. — Как она? — Хорошо. Сегодня подожгла только одно дерево, так что это уже что-то. Ремус усмехнулся и отстранился. Она посмотрела на его перчатки без пальцев, защищающие руки от магического оружия, и на машину, которая, как она знала, будет полна разными необходимыми вещами. Она видела, как он уезжал вот так бесчисленное количество раз, но все равно вздохнула. — Будь осторожен, ладно? — сказала она, нахмурившись. — Это не только от меня, но и от Доркас тоже. — Она еще не вернулась? — Неа. На этот раз ее, Фаба и Бенджи Лаванда перенесла в Вашингтон, чтобы они снова попытались выследить остатки HI2. Это часть ее обучения, долгосрочный портключ. Если она справилась, то узнаем только когда они вернутся, я полагаю. — Справилась, — легко сказал Ремус. — Она гениальна. Мэри промычала. — То есть по-прежнему ничего? — настаивал Ремус. Бесполезный вопрос, на самом деле, потому что он управлял коммуникациями, и он чертовски хорошо знал, что ничего нет. Мэри кивнула. — По-прежнему ничего, — вздохнула она. — Я не понимаю, как Дамблдор мог просто исчезнуть. Вся штаб-квартира заброшена и заколочена. Решетками, Ремус. Когда он вообще успел добавить этот протокол? Ремус пожал плечами. Мрачная дрожь пробежала по его позвоночнику. Он смутно заметил, как Андромеда вышла, чтобы что-то передать Регулусу, и как Пандора открыла дверь его машины и возилась с чем-то, о чем ему, вероятно, следовало бы беспокоиться. — Я не знаю, но я не... я не доверяю этому, — сказал он, качая головой. — Я не доверяю ему. Мэри кивнула, торжественно. Она знала все о фиаско с сывороткой правды. Никто на самом деле не разбирался в этом, они подозревали, что Дамблдор сразу же прилетит в Променад с оружием в руках, чего не случилось, но чувство, которое они испытывали, когда HI2 ухватили за их хвосты, вызвало огромное беспокойство не только у Ремуса, но и у всех охотников в доме. Отсутствие новостей об их исчезновении значительно усугубило ситуацию. Как будто кто-то все время крадется за тобой. Ремус никогда не чувствовал себя в безопасности, хотя, по его мнению, это не было чем-то новым. Конечно, они ускорились за последние пару недель. Ремус организовал большинство вылазок. Всегда под руководством Доркас, но чередующиеся группы, всего на день и ночь они отправлялись в Вашингтон, на Аляску, в Техас, чтобы попытаться выследить то, что осталось от охотничьего сообщества в Америке. Пока что ничего не нашли. То ли дело Британия, там все было совсем по-другому, так как большинство из них были мертвы. Было несколько охотников, кто находился на задании, и несколько оккультных охотников-соседей (в основном ведьмы в союзе), связанных с Грюмом, с которыми пытались выйти на контакт, но все вело в тупик, стоит заметить; по большей части это было радиомолчание на обоих концах. Простая неустойчивость целой группы — целой организации — исчезающей с лица планеты, когда они были посреди сверхъестественной войны, которую никто из них не мог понять, была... это было слишком для борьбы. — Это заставляет их чувствовать, что они что-то делают, — тихо сказала Мэри. — Парней, потому что они не так близки ко всему происходящему. Лучше, чем просто сидеть и ничего не делать. Они все сошли бы с ума. Я бы сошла. Ремус кивнул. Он согласился: да, он тоже бы свихнулся. Даже несмотря на отсутствие экспедиций за последние несколько недель, пока он и восстанавливался, и брался за домашние обязанности; если бы он не был так близко к линии огня, он бы, возможно, сошел с ума по совершенно другой причине. Отравление правдой, холодной, жесткой правдой и ничем, кроме правды, было тем, что удерживало его в здравом уме, он держал голову прямо, мог планировать следующий ход, когда все карты были выложены на стол, а не спрятаны в колоде игрока. Было немного иронично, на самом деле, что холодная, жесткая правда была тем, что оттолкнуло его от участия в охотничьих экспедициях в первую очередь. (Ладно, это не так. Как и сказала Мэри, он хотел дать парням шанс сделать что-то полезное, чтобы они не чувствовали себя неполноценными в рядах Ордена, поэтому он отступил и работал только изнутри. Но дело было также в том, что в нем было так много гнева, и он боялся, что если они найдут пропавших охотников, он может полностью выйти из себя и застрелить Дамблдора прямо там, в запоздалой реакции на то, что тот заставил его почувствовать себя таким оскорбленным.) — Эй, вообще-то, — сказал Ремус со смехом. Он подбежал обратно к багажнику машины и открыл его, доставая кастеты. Мэри, следовавшая за ним, подняла бровь. — Когда Доркас вернется, отдай ей это. Я стащил их из ее запасов где-то... два года назад. — Вот ими она тебя за такое и ударит, — заметила Мэри, принимая их. — Закапываешь сам себя. — Умоляю, — пробормотал Ремус. — Я ее и без них могу победить. Мэри сердито рассмеялась. — Ах, как я скучала по тому, чтобы сидеть и смотреть, как вы убиваете друг друга. Он ухмыльнулся, и она упала в его объятия. Еще одно объятие. Он чувствовал, что никогда не насытится ими, теперь... теперь, когда вечный риск того, что это объятие будет последним, был так высок. Он крепко поцеловал ее в макушку. — Люблю тебя, — прошептала она. — Не убивай его. Он может быть невыносимым даже в лучшие времена. — Я все слышал, — крикнул Регулус, стоявший в нескольких футах, прислонившись к капоту машины. Ремус рассмеялся. — Я тоже тебя люблю. Скоро увидимся. Она улыбнулась и развернулась на каблуках, чтобы пойти обратно в дом. Ремус повернулся к Пандоре и Регулусу. — Ты ведь знаешь, куда идти, да? — спросила Пандора в десятый раз. Регулус вздохнул, раздраженный; Ремус просто улыбнулся. — Извини! Я впервые настраиваю так много последовательных порталов, просто не хочу сделать это неправильно. — Ты гениальна, Дора, — протянул Регулус. — Не ошибешься. Мы можем ехать? Он сел на пассажирское сиденье машины, не дожидаясь ответа. Пандора хмыкнула и повернулась к Ремусу. — Все такой же нетерпеливый, как всегда, — пробормотала она. Она подтолкнула Ремуса. — Давай, иди. Не дай себя потерять, расщепить или укусить бешеному семнадцатилетнему подростку. Скоро увидимся. Ремус ухмыльнулся и обнял ее тоже. Регулус молчал, когда Ремус садился в машину. Регулус, на самом деле, молчал большую часть времени, но обычно в комнате, полной людей, его молчание можно было принять. Ремус забрался на водительское сиденье и пристегнул ремень безопасности, а затем повернулся к нему. Выгнул бровь, глядя на вампира на пассажирском сиденье. Регулус прищурился, глядя на него. — Вампир, — тупо сказал он. Ремус указал на приборную панель. — Запищит, — сказал он, имея в виду тот факт, что как только он заведет машину, она действительно издаст звуковой сигнал, если ремень безопасности не будет пристегнут. И Регулус — аристократичный, чопорный чистокровный Регулус — застонал и протянул руку, чтобы схватить ремень безопасности и потянуть его, казалось бы, так сильно, как только мог. Только вот из-за резкого рывка ремень безопасности остановился через несколько дюймов, как если бы тело дернули вперед. Регулус не выглядел довольным этим. Ремус подавил смех и включил зажигание. — Вот и все, — сказал он, когда Регулус спокойно вернул ремень и вытащил обратно. Вся ситуация была абсурдной. План был усовершенствован за последние пару дней. Драко Малфой должен был быть найден. Этому придали наивысший приоритет, потому что, пока он на свободе, кто знает, что может случиться. Кто знает, сколько жизней может отнять бешеный (испуганный) чистокровный (ребенок) вампир, и кто знает, на какие меры пойдет его ковен, чтобы вернуть его? Потому что они будут пытаться. Андромеда была права — тот был, в конце концов, их главной картой. Он был их наследником. Он был орудием для ковена Реддла — а они нуждались в нем, чтобы стать орудием для ковена Сириуса. Хотя слово «орудие» не особо нравилось Ремусу. И он знал, что был чрезмерно эмпатичен и что это, вероятно, будет его гибелью, но... о чем свидетельствует тот факт, что он сидел в своей машине с Регулусом Блэком, направляясь к продвинутому скрещенному портключу, который, по сути, размывал стекло над пропитанной кислородом землей как десятифутовая, блестящая стена портала, которая выведет их прямо за пределы Монреаля? так это о том, что его эмпатия имела своего рода пользу. Возможно, он был глуп, настаивая на том, чтобы видеть хорошее в том, что не было изначально хорошим, но раньше это окупалось. Он думал, что его чувства стали довольно утонченными с присутствием одного Сириуса гребаного Блэка в его жизни. Он должен был привыкнуть стирать грань добра и зла, как сказала ему Пандора, отвергающая разделение ведьм на «светлых» и «темных». Как будто в каждом из них не смешались оба эти понятия. Кроме того, он искал Драко не для того, чтобы впихнуть его в программу исправления вампиров, а просто держать его в безопасности с «хорошими», чтобы спасти его от альтернативы. В разделенных моделях правильного и неправильного давно нельзя было легко ориентироваться. Суть в том, что здесь ребенок мог быть чем-то еще, чем наследник. Он мог быть чем-то другим. Таков был маршрут. Пандора установила первое стекло (действительно, такая чудесная вещь — Ремус даже не знал, что такое бывает, но, по-видимому, эксперименты с магическим транспортом превзошли их всех) примерно в миле, через которое они проедут в соответствующее окно в лесистой уединенной местности на окраине Монреаля. Ремус отслеживал убийства в течение последних шести недель вверх и вниз по региону Квебека и вплоть до Новой Шотландии с одной стороны и до побережья, где озеро Верхнее впадало в Онтарио, с другой. Сначала они отправились на восток, чтобы посмотреть, застанут ли поднимающийся ветер. Они отложили по дню на каждое место, и Пандора установила соответствующие стекла в указанных координатах для каждой ночи, когда часы переходили к новому утру. Это казалось сложным, немного быстрым, но у Ремуса было несколько дней, чтобы вникнуть в это. И, если разложить все по полочкам, расположение стекол было довольно простым. Ремус будет расследовать убийства. Местам преступлений — большинству из них, по крайней мере вначале — было уже несколько недель и теперь их невозможно было отследить, но все они были не раскрыты, и Ремус достаточно изображал из себя детектива, совершающего визиты в дома, держа руки за спиной. По сути, он работал над делом. Над таким, которые ему давали, когда он был еще новичком. Простая формула: вычеркивать из списка сверхъестественные явления, пока он не сможет сузить круг подозреваемых. Решать, было ли это вообще сверхъестественным или нет. Большинство дел, которые он выбрал, скорее всего, были сверхъестественными по своей природе — были ли они вампирскими, можно было только догадываться, а был ли этот вампир тем самым, один Бог знает. Может показаться бесполезным, что они начали с таких старых дел, но это был толчок, который был необходим Регулусу, чтобы прийти в себя. Потому что потребовалось время — не слишком много, но достаточно, чтобы он забыл запах Драко. Если бы они взяли его более старый след, это дало бы ему больше времени, чтобы привыкнуть к тому, как раскрывается его запах, и таким образом улучшить свои способности, чтобы уловить его там, где никто другой на планете, кроме его брата, кузин и любого другого члена этой ебаной семьи, которая таилась за углом, не мог бы. Вампиры оттачивали свои навыки так же, как и люди. Время и усилия. Ремус подсознательно как бы приравнивал чистокровных вампиров к... ну, к тем людям, которые были просто хороши во всем, за что брались. Доркас вот такая же. Она, вероятно, стала бы хорошим вампиром, но Господи Боже, он никогда не скажет ей это в лицо. Наряду с техническими подробностями самого дела — которые должны были разлучить их на большую часть дня и занять большую часть их времени, конечно — им также пришлось... ну. Проводить время друг с другом. И не то чтобы отношения Ремуса с ним (можно ли их вообще назвать друзьями? Они не знали друг друга. Знакомые?) были ужасными, но и хорошими не были, и, может, они не сошлись во взглядах несколько дней назад, и, может, оба затаили обиду за это — потому что, видит бог, Регулус Блэк обижался так же любезно и яростно, как и его старший брат, и у него, в отличие от Сириуса, нет благоговения и мягкого места в глубине груди, которое звенело колокольчиками гармонии для Ремуса и только для Ремуса. Пять дней с Сириусом закончились бы тем, что он простил бы его и, вероятно, жадно пригвоздил бы к дереву к вечеру второго — пять дней с Регулусом были просто неловкими. И — Ремус понял это с удивлением, когда обдумывал и взвешивал эти два момента — это было неловко даже не потому, что они не сходились во взглядах, а потому, что они оба, казалось, обладали весомым признанием того, что Ремус и его брат делали. (Это было немного неловко, на самом деле. Он старался не думать об этом. Двигаемся дальше.) Они добрались до Монреаля. Стекло было лишь немного странным — оно действительно ощущалось как портал, но как один из карикатурных порталов из популярного супергеройского научно-фантастического кино. Ремус поехал вперед, и ему показалось, будто он моргнул и оказался в другом месте — возможно, из-за того, что пейзаж был довольно схожим, создавалось ощущение, что ничего не произошло, или что просто все прошло слишком гладко. Он понял, почему это была такая сложная магия. А еще он едва не врезался в дерево. Ремень безопасности Регулуса снова застрял, и на этот раз он, казалось, выглядел более самодовольным, когда отстегнул ремень и вышел из машины еще до того, как Ремус успел сориентироваться. — Ладно, — сказал он, прислонившись к открытому окну, — Пойду и начну обходить периметры. Ремус моргнул. — Уже полночь. У нас будет целый день. Регулус пожал плечами. — Это большой город. — Ладно... — медленно сказал Ремус. — Я собираюсь снять мотель. Тебе нужна кровать или…? — Нет, — любезно ответил он, ухмыльнулся Ремусу и исчез. Это была ухмылка, которую он видел много раз на лицах семьи Блэков — у всех троих она имела разное значение. Для Сириуса она означала самоуверенность. Для Андромеды — власть. Он не мог понять, что она означала на лице Регулуса. Все его существование было загадкой, такой же отсутствующей, каким оказался он, когда скользнул в ночь. — Мудила, — проворчал Ремус, подавляя желание показать фак воздуху, который остался после него, и уехал. Он проснулся в грязном номере мотеля на окраине Монреаля около семи утра от безумного количества света, льющегося из комнаты с жалкими окнами. Регулус сидел на солнце с газетой в руках. — Утречка, — сказал он, не отрывая глаз от бумаги. Ремус даже не пошевелился. Он моргнул, потянулся, потер глаза. Поерзал, чтобы сесть. Чувствовал себя невероятно неловко. — Ты сегодня невероятно беспечен, — заметил Ремус себе под нос; его голос был хриплым ото сна и тяжести утра. Он поднял глаза, и... Ремусу пора перестать сравнивать его с Сириусом. Господи Иисусе. — Я ждал, когда ты проснешься... — он посмотрел на часы, — два часа и сорок семь минут. Мне было невероятно скучно. Убил парня на тропе в близлежащей долине, но тот умер смехотворно быстро, так что мне нечем было заняться... — Подожди... — сказал Ремус, слова вываливались из его рта. Он поднял руку. — Подожди, ты убил человека? Регулус кивнул. — Да. Ремус сбился в словах. Он выдавил несколько бессвязных вещей и через мгновение остановился на: — Регулус, ты не можешь убивать людей. Он изогнул бровь. Это казалось ему забавным. — Не могу? — Нет! — выдохнул Ремус. — Что за херня?! Мы пытаемся отвести внимание от себя! — Нет, — поправил Регулус. — Технически, мы пытаемся отвести внимание от Малфоя, чтобы они не нашли его так быстро. Так что, технически, то, что я убиваю человека, отвлекает внимание от Малфоя, убивающего человека. — Это... — начал Ремус, разинув рот. — Это абсолютно не так работает. — Почему нет? — спросил Регулус. — Об этом также узнает полиция. — Зачем полиции знать об этом? — Затем, чтобы они занялись этим новым громким делом об убийстве и не замечали странного долговязого парня, не имеющего полномочий, расследующего их старые громкие дела об убийствах. Нет? Блять. Он был прав. Ремус не мог даже начать выражать, как сильно он ненавидел — вплоть до огненных стенок своих вен — то, что он был прав. (Потому что он убивал невинных людей? Или потому что это был Регулус, и он был прав в том, о чем Ремус даже не подумал? Границы того, что именно выводило его из себя, были размыты, и хуже всего было то, что Ремусу, похоже, было плевать.) (Он решил, что это загон на другой день.) (То есть он застонал в подушку и откинулся назад, оставив Регулуса на сорок пять минут в молчании, за исключением одного предложения, в котором тот спросил Ремуса, кто такая «Кардашьян с большой задницей», на что Ремус услужливо ответил «Ким» и тут же снова стал его игнорировать.) И время шло в такой рутине. Они образовали своего рода... распорядок, конечно. Не самый простой, но выполнимый. Сначала это был Монреаль — Квебек Сити, вверх по реке Святого Лаврентия и вдоль границ Мэна. На третий день они уже въехали в сам Мэн — убийство, за которым они следили, было определено Ремусом как не-вампирское еще до того, как солнце достигло зенита, а Регулус ничего не уловил, поэтому они ехали пять часов до Мидуэя и обратно, только с довольно большим количеством остановок, поскольку Регулусу становилось скучно и он уставал высовывать голову из окна, как золотистый ретривер, ну или Ремусу надоедали неловкие разговоры после того, как они исчерпали материал для настоящих бесед, так что в итоге это заняло плюс-минус восемь часов, — они вернулись после захода солнца. Они были на полпути обратно на север штата, когда Ремус заметил кровь на его воротнике. Он неодобрительно хмыкнул. — Что? — спросил Регулус наполовину высокомерно, наполовину… игриво? Ремус бросил на него свой лучший снисходительный взгляд. — Тебе нужен слюнявчик? — усмехнулся он. Регулус усмехнулся в ответ и поднял воротник, чтобы капли крови не были заметны. Ремус рассмеялся и продолжил ехать. — Никакого Малфоя, — с горечью сказал Регулус, появившись буквально из ниоткуда два дня спустя, как раз когда Ремус собирал документы и готовился к отъезду в шестую поездку в один конец. Если бы Ремус не заблудился в своих мыслях и не был напуган до чертиков, он бы заметил открытое окно, через которое проскользнул этот ублюдок. Однако единственное, что проникло в голову Ремуса, это его вернувшееся сознание и файлы, вылетевшие прямо из его пальцев. — Да Господи блять, я же говорил тебе так не делать. — Но я уловил запах, — продолжал Регулус совершенно невозмутимо, будто Ремус ничего не говорил. — Странный запах. Не вампира, но кого-то существенного. Мне кажется, я уже его чувствовал, но не знаю, где. — Я говорил тебе, — сказал Ремус, опускаясь на колени, чтобы собрать файлы, — два дня назад, когда ты появился перед окном той старушки, пока я спрашивал о ее мертвом сыне, перестань пугать меня до смерти. — Я думаю, это человек, — сказал Регулус, нахмурившись. Он деликатно сел на кровать, сложив руки на коленях, и посмотрел на Ремуса большими невинными глазами на своем большом невинном лице. Ремус хотел его ударить, вот честно. Его лицо очень, очень напрашивалось на удары. — Ты невыносим, — прямо сказал Ремус. — Я предпочитаю твоего брата. — Забавно, ты говоришь как мои родители пятьсот лет назад. — Слушай, куда мы едем дальше? Регулус сдержанно поднялся и прошаркал к дорожной сумке в углу комнаты. Он вытащил карту ловкими пальцами. — Манчестер, Нью-Гемпшир, — сказал он, и Ремус кивнул. В Манчестере не было убийств, но он был близко к дому. Регулус посвятил день тому, чтобы пройти как можно дальше и попытаться поймать след. Этим он и занимался. А Ремус назначал встречи, стучался в двери, опрашивал и притворялся детективом, используя свое настоящее удостоверение личности, которое, может, было действующим, а, может, и нет, а Регулус... бегал. Если по-простому. Он бежал так далеко, как мог, возвращался недовольный с растрепанными волосами и каплями крови в уголке рта, а еще большим количеством убийств, чем когда уходил, и Ремус ничего не мог с этим поделать. Регулус сказал ему, что убил только одного человека после Монреаля — остальных он просто, как бы сказать, перекусил, — но Ремус не был уверен, что верит ему. Хотя у него не было права жаловаться и, честно говоря, помимо присущего ему неодобрения и слегка повышенного тона, ему не очень-то хотелось жаловаться, и в момент экзистенциализма он задался вопросом, куда это его приведет. Человеческая жизнь была такой хрупкой. Такой кроткой. И, само собой, это должно было дать Ремусу только больше причин защищать ее, так почему же вместо этого он нашел еще больше причин считать ее одноразовой? Не одноразовой. Это было не то слово... или, может, то, но он не признался бы себе в этом, потому что это слово заставило его почувствовать себя предателем. У него просто были приоритеты. И если раньше, до того, что произошло за последние пару месяцев — до всей боли, восторга и борьбы, победы, поражения — одна человеческая жизнь, которую он, объективно, мог бы спасти, была бы на первом месте в его списке приоритетов, то теперь это было не так. Потому что он мог спасти гораздо больше, учитывая то, что они здесь делали. Поэтому он позволил Регулусу питаться, возможно, убивать; он ничего не сказал. Это не причинило бы ему никакого вреда, если бы он оттолкнул эту мысль. Она счастливо сидела в глубине его сознания рядом с его одиночеством, тоской по Сириусу и всем, что произошло за последние четыре дня, что напоминало ему о поместье Малфоев, мыли о котором он теперь научился чрезвычайно искусно избегать. А обида Регулуса, по-видимому, не зашла так далеко, как предполагал Ремус, или, возможно, он был гораздо более вежливым, чем большинство известных Ремусу вампиров. Они собрали все вещи в умеренной тишине, лишь с легким напряжением. Ремус завел машину и поехал к указанным координатам, где, если верить Пандоре, стекло появится ровно в полночь. Это было странное явление, его не объяснить. В свете звезд, луны и далекого уличного фонаря где-то к западу от тропы оно выглядело как северное сияние. Пазори; странное, великолепное и бестелесное, какой-то духовный туман, смесь натуралистических, электромагнитных чар, которые, Ремус видел собственными глазами, использовали ведьмы, и какой-то научной субстанции, найденной в земле, в воздухе и в кольцах Сатурна; стекло блеска. Что-то галактическое, возможно. Ремус чертовски любил магию. Они проехали через него, и — хотя Ремус уже привык к этому — это было чуть меньше похоже на гладкое плавание и чуть больше на тошнотворный толчок в желудке, поскольку они приземлились не в лесистой местности, а на краю заброшенной каменистой проселочной дороги, под одиноким уличным фонарем. Он остановился. Он моргнул и вздохнул, понимая, что очень устал. Регулус отстегнул ремень безопасности, и Ремус посмотрел на него. Он не думал, что этот взгляд отличался от его обычного, но Регулус немедленно остановился. — Что? — спросил он. — Куда ты ходишь? Регулус нахмурился. — Когда? — Ночью, — подсказал Ремус. — Я не имею в виду сейчас. Там, дома. Ты не спишь? Совсем? — А зачем мне? Ремус пожал плечами. — Сириус говорит, что бессмертие надоедает. — Я не Сириус, — сказал Регулус. Его лицо ожесточилось. Слова так легко выскользнули из его уст. Как будто он уже тысячу раз твердил это другим или, может быть, себе, как мантру. — Я знаю, — медленно сказал Ремус через несколько секунд. Пожал плечами. — Но я не настолько знаю тебя, чтобы перестать сравнивать, правда. Регулус резко выдохнул через рот и повернулся, чтобы посмотреть на него, затем отвел взгляд в пол. Он выглядел задумчивым. Зрительный контакт был не тем, с чем он хорошо справлялся, как понял Ремус. — Тебе не дано узнать меня. Я здесь, чтобы помочь убить Тома Реддла. Не для того, чтобы заводить дружбу. Особенно с охотниками, которые слишком много о себе думают. — Вот это ты промахнулся, конечно, — с юмором ответил Ремус. — Я настолько мало о себе думаю, что забываю, кто я вообще. Регулус прищурился. — Я серьезно, — сказал Ремус; он поерзал на своем месте, повернулся лицом к нему. — Реальный вопрос: ты хоть что-нибудь обо мне знаешь на самом деле? — Я много о тебе знаю, — ответил Регулус. — Через Мэри. — Ты много знаешь о том, кем я был раньше, — тихо сказал он. — Я больше не тот человек. — Тогда кто ты? — Я не уверен, — размышлял Ремус, чувствуя себя странно из-за долгого отсутствия сна. — Иногда я думаю, что знаю. А иногда мои руки больше не мои руки. Они чьи-то чужие. И они как будто... как будто бессмысленные. Как будто я могу сунуть руку в огонь и ничего не почувствовать. Регулус долго молчал. — Это звучит не особо приятно, — наконец сказал он, и Ремус кивнул. — Это совсем не приятно. — Ты кажешься очень уверенным в себе здесь, — добавил Регулус в густой тишине. — Когда ты... делаешь свою работу. Ремус кивнул. Сжал губы. — Это единственное, что я нормально помню... от старого меня. Что-то, за что я могу ухватиться. Это тот Ремус, о котором тебе рассказывала Мэри. Это единственное, что не изменилось. В последнее время во всех других случаях я, кажется, совершенно не осознаю себя. Свое предназначение. Мир вокруг себя. Обнажить свою душу под шелковистой тьмой было выбором, но Ремусу нечего было терять. Регулус по другую сторону был тих. Машина тускло освещалась верхним светом, а снаружи была кромешная тьма, только один силуэт на фоне едва заметного звездного неба, затянутого туманом, и все было очень тихо. В животе Ремуса была яма беспокойства; он не был уверен, почему. Он поиграл с рычагом управления и сосредоточился на том, как он двигался от его прикосновения. — Иногда мне кажется, что я слишком осознаю себя, — прошептал Регулус в нарушенную тишину. — Иногда мои руки слишком владеют мной. Ремус остановился, мгновенно, и вдохнул. Он кивнул. Регулус был очень глубоко сосредоточен кусочке приборной панели. Ремус заменил свою возню постукиванием. — Тебе нравишься… ты? — спросил Ремус. Момент был хрупким. — То, что ты осознаешь? Губы Регулуса изогнулись вверх. Он опустил взгляд и улыбнулся, словно только что услышал что-то очень смешное. — Нет, не особо, — ответил он мгновение спустя, улыбка дрогнула, но лишь слегка. — Я ненавижу осознавать себя, потому что осознание себя означает, что все, что я делаю, происходит по моей собственной воле. Нет никаких природных, семейных оправданий обстоятельствам, которые заставили меня убить того человека в Монреале, но я это сделал. И не пойми меня неправильно, мне действительно все равно на то, что я сделал, но другим людям нет, и это заставляет меня задуматься, на чьей я стороне. — Твои родители... — Ты хочешь сравнить меня с Сириусом? — сказал он довольно горько. — Это идеальный шанс. Я чувствую, что он идеальный баланс между тобой и мной. Ремус смотрел и наблюдал то, чего никогда раньше не видел: человеческие причуды в языке его тела. Регулус просунул большие пальцы в отверстия на рукавах своей куртки и потянул, легко и неосознанно. Он выдохнул. — Ты себя недооцениваешь. Я переоцениваю. А он балансирует между этим, — сказал он задумчиво. — Это похоже на плохую шутку. Ремус промычал. — Я бы не сказал, что он балансирует. Он тоже борется. — Он мягко улыбнулся этой мысли. — Он катастрофа, на самом деле. Выгорает половину времени. — Но все, что он делает, он делает по какой-то причине, — сказал Регулус. — Даже если ни один из нас иногда этого не понимает. Каковы наши основания? Ремус снова замычал. У него не было ответа на это. — В конечном счете, никто из нас не достаточно хорош для него, — закончил Регулус. — Нет, — сказал Ремус, качая головой. — Это неправда. — Он ушел, — тихо сказал Регулус. — Вот в чем разница. Он ушел, а я нет. Теперь я как какой-то переполненный кран. Когда я начинаю, то не могу остановиться, потому что не знаю как. Мне никогда и не нужно было. Господи, ты знаешь, что это такое? Он посмотрел на него. Ремус почувствовал боль в груди и одновременно отметил, что это была самая длинная череда последовательных слов, которые Регулус когда-либо говорил в его присутствии. Почувствовал спертый воздух ванной в 2 часа ночи, отсутствие зрительного контакта, уязвимость под взглядом луны, так что, когда взойдет солнце, можно будет отмахнуться, как ото сна в летнюю ночь. — Что же? — мягко спросил он. — Я не думал, что проживу так долго, — сказал Регулус. Это было почти захватывающе, такие слова в такой последовательности, словно те были маленькими заключенными за решеткой зубов, долго стучащимися, чтобы их выпустили. — Так долго, чтобы освободиться. Поэтому я не знаю, как с этим справиться. Я почти чувствую, будто что-то не так. Будто в другой вселенной это я мертв, а Сириус не лежит там, и это правильно, а то, что сейчас — нет. Ремус, сильно пораженный этим, на мгновение затих. Он прикусил внутреннюю часть губы и горько улыбнулся. — Ну, я определенно понимаю, — хрипло сказал он, неуверенный, когда этот разговор стал чем-то настолько глубоким и запутанным. — Боюсь, что лучше уже не станет. Тебе нужно либо научиться с этим справляться, либо научиться справляться с властным новым миром, потому что прошлый мир не вернется, как бы сильно ты ни хотел. Регулус отвернулся. Обратно к панели. Его мысли были такими громкими, что Ремус практически слышал их жужжание. Он был не столько фигурой, сколько человеком, здесь, сейчас, Ремус мог сжать его запястья, сломать кости, и они раскрошились бы, и он бы это запомнил. Странно быть таким уязвимым и в то же время таким закрытым. Ремус был вынужден отвернуться. Смотреть на него было так же странно, как смотреть на солнце. Итак, он принял решение разрулить ситуацию. Сделал это, выпрямившись через минуту, повернувшись к Ремусу и сказав, пронзительно: — Мне жаль. Ремус посмотрел на него. Моргнул в замешательстве. — Что? — За то, что все эти месяцы я был в Нью-Йорке и не помогал. Я знаю, что Мэри извинилась, но я нет. Я мог бы предотвратить множество вещей, которые не должны были произойти. — У тебя были свои причины, — сказал Ремус, во-первых, потому что инертность преодолевала его эмпатию, постоянно раздававшую презумпцию невиновности, и даже если это разорвет его на части, тот нуждается в ней больше, чем Ремус сейчас. — И это не то, на чем мы должны зацикливаться. Ты не можешь этого изменить. — Я бы хотел. — Почему? Ремус думал, что его губы дернулись из-за игры света, пока он не повернулся и не сказал: — Это сделает мои извинения излишними. Он уставился на него, а затем презрительно рассмеялся. Типично. — Почему? — Я хочу, чтобы мой брат, — решительно заявил он, — сказал мне, что, черт возьми, делать. Это совершенно эгоистично, что я хочу изменить прошлое, потому что он — мой лейтмотив к будущему. Ремус откинулся назад и полностью оглядел его. Регулус был мириадами подогнанных костюмов и падших печалей. Отпечатком прошлого во всем, что ты делаешь, все это было фарсом. Возможно, за эти последние десять минут он узнал о Регулусе больше, чем за шесть недель, потому что он не играл роль, а наслаждался радостью от демонстрации своей души. То, чего он не мог сделать раньше. В конце концов, Регулус Блэк учился существовать в мире без поводка, где его голос действительно имеет значение. В частности, пока у него не очень-то получалось. Кран был либо закрыт, либо переполнен, но он смирился с прорванными трубами, и прямо сейчас поток хлынул. Он был так, так похож на Сириуса, и в то же время так сильно отличался от него: уязвимый в полуночной машине, окруженный потоками магии, которые, казалось, исходили от звезды, в честь которой он назван. — Я знаю, — промычал Ремус, кивая, потому что да, он думал об этом неделями, неделями, неделями, и... — Но мы не... нездорово строить всю свою жизнь на основе идеалов одного человека. Даже если этот человек... все для тебя. Регулус слегка втянул губу; он кусал ее изнутри. Его глаза сверкнули, признавая правду. Ремус был совершенно уверен, что они оба думали не только о Сириусе, но и о его родителях. И он не собирался предполагать, что знает степень — или даже небольшую часть — всего, чем они были, всего, через что они заставили его — их — пройти, но было чувство взаимозависимости, которое разделяли оба брата Блэк, переданное здесь, в сердечных пятнах на их рукавах и светлой темноте под слизистой оболочкой их глаз. Они слишком переоценивали себя, загруженные травмирующей свалкой токсичности, они дополняли друг друга, они продолжали скучать друг по другу. Они продолжали чертовски скучать друг по другу. Ремуса каким-то образом подобрали по пути, и теперь он чувствовал, что не может жить без этого — и в нем ничего нет. Он чувствовал, что не может жить. И он был совершенно уверен, что для того, чтобы понять это, ему не нужно менять свои идеалы и строить себя на основе сказки. К этому моменту он смирился, что это будет происходить шаг за шагом, как было в течение последних шести недель. Эстафета усилий, за которые его никогда не вознаграждали. Но разве он делал это для кого-то, кроме себя? Если бы Сириус проснулся, все бы изменилось, конечно — косвенные различия, — но это не уменьшило бы гудение боли в глубине его живота. Ни для него, ни для Регулуса, поскольку, в конечном счете, там задержалось небытие, они были чужаками в мире, слишком большом для них и слишком маленьким для их приливного занавеса. Принадлежать и не принадлежать. Это не то, что просто случается с человеком. Не бывает такого, что вы просыпаетесь и обнаруживаете, что однажды вы становитесь собственностью; это каждодневная война и попытки добиться этого. Их уровни взаимозависимости, казалось, различались, но среди нежного пространства между ними в темноте его приятно пахнущей машины лежало понимание того, что они переоценивали и недооценивали, и что они и только они найдут способ справиться с этим. Ни одному из них не приходилось делать это раньше, что, возможно, наиболее важно, потому что оба были подготовлены к тому, чтобы ожидать смерти задолго до того, как им придется столкнуться с ней. И, возможно, это чертова трагедия. — В доме есть родство, — медленно сказал Регулус. — Это не то, что я когда-либо испытывал раньше. Ремус улыбнулся. — Это прекрасно, не правда ли? — Это кажется неправильным, — сказал он. — Взаимодействовать с людьми. В конечном счете, это то, зачем мне нужен Си… — он оборвал себя, вздохнул и причмокнул губами. — Мой брат. Я не знаю, как это делать. — Ты ведешь себя так, будто он Бог психической стабильности, — мягко пошутил Ремус. — Это вообще не так. У него полно проблем, ты знаешь это? — Очень даже, — заметил Регулус, усмехнувшись без всякого выражения. Он поднял на него уставшие глаза. И через мгновение: — Расскажи мне, какой он? Ремус улыбнулся. — У него две личности, в битве и в жизни, — начал он, закусив губу, позволяя этому прийти к нему волной золотого блеска. Было так чертовски легко говорить о Сириусе. Это было, наверное, его любимым занятием. — Он доходит до точки кипения, а затем рассыпается. Но поднимается. Он всегда поднимается. Он проповедует лидерство и делает храброе лицо, но у него комплекс мученика: он любит так чертовски яростно, что предпочел бы один сразиться с миром со стопроцентным шансом проиграть, чем с шансом победить, но с потерями. Это его бренная оболочка. Регулус кивнул. Он сидел и слушал. — Он ведет себя так, будто он памятник, но это не так, он развалина. Катастрофа на поле битвы, огонь, оседающий над ним; он не думает, что достоин любви. Совсем. Он провел восемь лет, пытаясь убедить меня увидеть его, а потом испугался, когда я это сделал. Он хочет, отчаянно, но сторонится, потому что сжигает все, к чему прикасается, и все же он где-то по пути убедил себя, что может спасти мир, но так и не смог заставить себя принять последствия, — Ремус сделал глубокий, глубокий вдох, он мог говорить вечно, никто бы не услышал. — Он искренний. Такой искренний. Скрывает свою уязвимость за шутками и красотой, он, кажется, не знает, что это самая прекрасная его часть. Слова тяжело повисли в воздухе, словно слезы, скапливающиеся у подбородка. Прорезали воздух, словно острые скулы. Разрывы стянулись, как те миллионы ссадин, которые Ремус оставил на коже Сириуса, вечные, как всегда было и будет. — Кажется, ты знаешь его гораздо лучше меня, — наконец сказал Регулус. Его тон был непроницаемым. — Он стал тем, кого… я думаю, я рад не узнавать. — Одна вещь никогда не менялась, — предположил Ремус. — Его любовь к брату. Регулус посмотрел на него. — Ты должен знать, — выдохнул Ремус, наклонив голову. — Ты обязан знать, что он это делает только из-за тебя. Он кивнул. Снова стало тихо, но разговор не казался оконченным. — Я чувствую, — прошептал Ремус, зажмурившись и заглядывая в каждый уголок своего мозга, чтобы найти слова, заржавевшие в старых картотечных шкафах за запертыми дверями, чтобы выразить то, что он чувствовал. — Будто я провел все это время, пытаясь втиснуть себя в архетип, да и ты тоже. Что мы должны делать. Как мы должны чувствовать. Кого мы должны слушать и почему. Быть выкованным в чужое представление о совершенстве. — Меня выковывали в совершенство с того дня, как я родился, — ответил Регулус. — Не думаю, что я когда-либо вписывался в него. Думаю, оно просто деформировало меня. — Совершенства не существует, — настаивал Ремус. Онтология покалывала горло и тянула барьер его кожи. — Мы все просто кожа и кости, пытающиеся продолжать существовать вместо того, чтобы разваливаться. Я просто чувствую, что... что... что все проще. Что мы должны слушать ветер. Что, что... может быть, наши тела и созданы для адаптации, но мы настолько предвзято относимся к тому, кем мы должны быть, что не позволяем ему делать свою работу. Что если мы собираемся жить одними «что если» и украденным временем, мы должны делать это вместе, как целое, а не как... как меньшее и большее. Снаружи ухнула сова. Как будто соглашаясь с ним. Ремус уже не был полностью уверен в том, что говорит, но чувствовал, что его мозг проделал большую работу по распутыванию чего-то настолько запутанного, пульсирующего чернотой, ржавчиной и энергией. Освобождением, на данный момент. Шаг вверх по лестнице, где пункт назначения — он сам, а за открытой дверью мелькает зеркало. Он должен научиться бороться с этим. Он должен научиться бороться с тем, чтобы видеть настоящего себя и того, кем он мог быть раньше. Регулус должен научиться бороться с тем, чтобы видеть себя, а не своего брата. Этот старый гниющий автомобиль в Нью-Гемпшире. Полная луна. Они трое были так похожи. — Я думаю, — мягко сказал Регулус, — если говорить предельно честно, нам обоим не помешала бы терапия. Ремус моргнул, а затем расхохотался. — Он шутит! — воскликнул он. Регулус выдавил улыбку. Воздух потеплел, словно перо феникса упало на крышу машины и благословило ее. Успокоившись, Ремус кивнул. — Я думаю, — начал он осторожно, постукивая по рулю, — что мы могли бы прекрасно узнать друг друга и за пределами наших связей с Сириусом Блэком. Регулус моргнул. — Ты думаешь, мы могли бы добиться больших успехов, будучи... друзьями? — Да, — ответил Ремус на его пустое, перефразированное утверждение. — Да, думаю. Я думаю, мы можем чему-то научиться друг у друга. А ты нет? Регулус откинулся назад, кивнув. Он посмотрел в окно и на мгновение задумался о чем-то. — Я хочу помочь ему, — решительно сказал он. Ремус поднял бровь. — Мальчику. Я хочу помочь ему. Метафора и впрямь не может быть яснее. — Тогда мы ему поможем, — ответил Ремус. Прошло немного времени. Казалось, в их желудках что-то должно было успокоиться. Облака рассеялись, и Ремус наблюдал за небом на фоне неподвижных деревьев. Он продолжал барабанить пальцами по рулю. Не думал о мире. Думал о настоящем, о прикосновении к кончикам его пальцев, о Регулусе в его машине. — Ладно, — наконец сказал он, когда тишина стала сдавливать горло. Это было странно: Ремус либо отчаянно нуждался в тишине, либо возмущался ею. Прямо сейчас он возмущался. — Давай поговорим о чем-нибудь другом. О чем-нибудь, кроме твоего ублюдка-брата-спящей-красавицы. Регулус повернулся к нему и рассмеялся. Рассмеялся довольно громко. — Если б я пил, это был бы отличный тост, — сказал он с юмором, и Ремус улыбнулся. Он сжал правую руку в кулак и поднял ее в небольшом пространстве между ними. — За Сириуса, — сказал он. Регулус пристально посмотрел на него, а затем медленно согнул пальцы. Он ударил своей холодной рукой по руке Ремуса. — За Сириуса, — ответил он, слегка улыбнувшись, возможно, глупости всего этого. — И всех, кого он оставил позади. Это было неловкое чувство. Они в буквальном смысле ударились кулаками. Ударились кулаками в растоптанной машине на растоптанной дороге между двумя растоптанными людьми, которые должны быть врагами, но на деле выглядят, как отражения друг друга. Ремус завел машину. — Я веду. Ты говоришь. О чем угодно. Они двинулись дальше, Регулус потянулся и начал: — Я убил... — Не это. Если бы ему не пришлось повернуть направо, он, возможно, и не увидел бы улыбку Регулуса. Да, он точно чей-то младший брат. Ремус снял номер с одной кроватью и провел день, по сути, ничего не делая, просто наблюдая за обстановкой и ища библиотеку, куда можно было бы принести свой ноутбук, чтобы изучить преступления и посмотреть, сможет ли он заметить что-то, что мог упустить за прошлые десятки раз. Это было приятно, несмотря ни на что. Ремус чувствовал, как какая-то тяжесть свалилась с его спины после вчерашнего разговора. Как ни странно, он казался ему необходимым. Либо так, либо он израсходовал бы все свои псевдо-философские умственные способности, и его внутренний монолог был бы тихим, его мозг счастлив, а тело отвечало взаимностью и наслаждалось свежим воздухом, который почти даже казался теплым. Он вернулся где-то около 6 вечера и, вставив ключ в запертую дверь, увидел зрелище, которое никак не ожидал увидеть. Регулус Блэк спал на его кровати. На боку, лицом к двери. Он лежал на руке, согнутой в локте, и ноги тоже были согнуты в каком-то свободном подобии позы эмбриона. Полностью одетый. Его глаза были закрыты, а губы приоткрыты, и он выглядел... ну, сон убрал всю усталость, которая липла к его порам целый день, и он выглядел таким же невинным, как всегда. Ремус на мгновение замер. Дверь бесшумно захлопнулась за ним, и наступил момент тишины, а затем глаза Регулуса беззвучно открылись. Он был таким же беспечным и комично холодным, как всегда. Ремус поднял брови, в то время как Регулус приятно промурлыкал, подтягиваясь с такой силой и так плавно, что походил на робота, и откинулся назад на локти. — Утречка? — попытался Ремус, двигаясь, чтобы поставить сумку на стол. В ней звякнул телефон, и это напомнило ему, что нужно ответить на утренние сообщения Доркас и Лили, но это может подождать. — Как давно ты вернулся? — Около трех часов назад, — промычал Регулус. — Подумал, стоит попробовать этот твой сон… Ремус остановился. — Подожди. Ты что, никогда раньше этого не делал? — Делал, — сказал Регулус, сосредоточившись на своих коленях. — Просто не так часто. Я забыл, каково это. Мои ноги двигались. — Твои ноги двигались? — Когда я лег, они были прямыми. А теперь нет. Ремусу пришлось напрячь все мышцы лица, чтобы не дать смеху вырваться наружу. — Да, так бывает, когда ты спишь. Регулус снова замычал. Он слегка нахмурился. — Странно, — сказал он, положив руку на колено и потянув вверх. Она снова упала в сторону. Ремус сбросил куртку с плеч и повесил ее. — Почему ты вернулся? — спросил он. — Я думал, тебя не будет весь день? — Его не было с пяти утра, согласно записке, которую он оставил Ремусу ночью. Регулус моргнул, а затем его глаза загорелись узнаванием. Он перекинул согнутые ноги через кровать и тут же встал, двигаясь с вампирской скоростью к Ремусу за столом и заставляя его подпрыгнуть еще раз — однако, прежде чем тот успел сделать выговор, он заговорил со скоростью света. — Я его нашел, — сказал он, и Ремус ахнул. — Малфоя? — Да, но ты никогда не догадаешься, кого я подобрал по дороге, — сказал он с видом женщины средних лет, распространяющей сплетни; они оба сели за стол и просто увековечили стереотип. Глаза Регулуса заблестели. — Никого иного, как Северуса Снейпа, — сказал он, и у Ремуса отвисла челюсть. — Снейпа? — Ага. — Так это его послали на поиски ребенка Малфоев… — сказал Ремус, и Регулус кивнул. — Где ты его нашел? — Значит так, я пошел вдоль береговой линии, — объяснил Регулус. — Прямо на восток, а затем вверх и до самого Мэна. Я заметил Северуса где-то около Портленда, сделал крюк и в итоге потерял его в лесу Белой горы, но потом снова поймал и последовал за ним обратно в Мэн и, наконец, уловил запах Драко примерно в получасе езды от Огасты. — Откуда он пришел? — С севера, — просто сказал Регулус. — Откуда-то, где мы не пересеклись, очевидно. Но он шел на север. Проследил его старый след до Скоухегана, а затем он решил сменить маршрут. — И Снейп следует за ним? — Да, — сказал Регулус. — Насколько я понял, да. Запах Драко теряется в Юго-Западной гавани. Дальше земли нет, только море, прямо до Африки, так что, думаю, он пробрался на лодку по заливу и оказался в Новой Шотландии. — Новая Шотландия, — повторил Ремус. — А Снейп? Регулус пожал плечами. — Он тоже исчез. — Как давно они здесь были? — Малфой, может быть… две недели назад? — предположил Регулус. — Снейп менее пяти дней, я полагаю. Он был здесь недавно. — Ты говорил Пандоре? — Еще нет, — сказал Регулус, немного смущенно. — Я вернулся, чтобы рассказать тебе, а потом... Он посмотрел в сторону кровати, и Ремус закатил глаза. — Иногда ты ведешь себя как чертовски человечный человек, знаешь? — съязвил он, вставая, чтобы схватить телефон и позвонить Пандоре. Регулус просто ухмыльнулся. *** — Ага! — воскликнул Регулус четыре часа спустя на заднем сиденье машины Ремуса, с ликованием подняв в правой руке четыре игральные карты. — У меня все четыре тройки. Я выиграл. Ремус выгнул бровь над своим набором карт. — Я спрашивал тебя, есть ли у тебя тройки, и ты сказал нет? — Нет, — сказал Регулус. — Я сказал: «Сходи поймай». — Это... — Ремус рассмеялся лающим смехом. — Игра так не работает. Ты не можешь лгать. И ты не выиграешь, пока все твои карты не будут в наборе, и... смотри, у тебя есть еще четыре. Он указал на другую руку Регулуса, в которой действительно оставалось четыре карты. — Агх, — простонал он, опуская руки обратно на колени. — Дурацкая игра. — Она не дурацкая. Ты просто не соблюдаешь правила. — Дурацкая. — Сам ты дурацкий. Регулус от удивления открыл рот. — Ты дурацкий, — возразил он, неуклюже откладывая карты, а Ремус усмехнулся и тоже отложил свои, собираясь перетасовать их и сунуть в маленькую коробочку. Что-то начало светиться на периферии его зрения, и они одновременно повернули головы к переднему окну машины; в нескольких футах от них начало формироваться стекло. Сначала это было полосой в воздухе — будто кто-то провел кистью с серебряной краской, и та создала разрыв, — только она потрескивала. Как бенгальский огонь, она шипела и брызгала ярким электричеством, пока не достигла по крайней мере восьми футов в высоту, а затем начала расширяться. Как свернутая вкладка браузера, открывающаяся на весь экран. Она окутала все окно серебристым туманом и осветила их кожу бледным молочным светом, не слишком далеким от света луны, но более ощутимым. — Ну, — сказал Ремус, откидывая колоду куда-то обратно на сиденье. — Это нам. — Это нам, — подтвердил Регулус. Ремус терпеливо пробрался на водительское сиденье и включил зажигание. Он смотрел магии в лицо, как и всю прошлую неделю — это стало его рутиной на протяжении недели туда-обратно по континенту, и месяцев, и лет по всему миру. Он въехал в него. Сначала все было нормально. Они попали в небольшую лесистую местность с папоротниковыми деревьями и листьями, выстилающими землю. Деревья не были голыми, но листья наполовину опали ранней весной, поэтому те выглядели пусто. Запах тоже был другой, Ремус сразу это заметил. Сосна, специи и что-то слегка горящее. И еще было темнее. Облачнее. Единственный свет исходил от стекла. — Где это мы? — спросил Ремус, желая точно определить местоположение. Регулус не отвечал какое-то время. — Сразу за Галифаксом, — пробормотал он, опуская окна. Было так тихо, что Ремус почти перестал дышать. Регулус сделал глубокий тихий вдох. Выдох. — О, — пробормотал он, и Ремус похолодел. — Что? — прошептал он. Регулус разинул рот. — О, — повторил он. — О, они здесь. Они здесь. — Оба? — спросил Ремус. Регулус уже открывал дверь со своей стороны. — Все, — прошипел он, и Ремус нахмурился и тоже вышел. Регулус уже кружил по стеклу, легко ступая по мягким листьям и жестким веткам. Ремус последовал за ним, как собака. — Что значит все? — надавил он. — Они оба здесь? — Малфой и Снейп, — сказал Регулус. — И другие. Все, кого я вынюхал. Я не знаю, кто они. Здесь все культивируется. — Вампиры? — Нет, — легкомысленно ответил он, а когда повернулся к Ремусу, его лицо было серьезным. Его глаза были темные. — Я не думаю, что мы единственные, кто следует за Малфоем, Ремус, — сказал Регулус, и его голос отразился от деревьев. Они казались властными. Тьма была невероятно темной, деревья были невероятно высокими. Ремус содрогнулся от мутной, зловещей энергии. — Сядь в машину, — сказал Регулус, словно из ниоткуда. Ремус поднял брови. — Что? — Я могу попытаться найти ребенка и вернуться сюда, не потревожив остальных, — прошептал он, его голос был таким тихим, что слегка вибрировал. — Мы же не хотим, чтобы кто-то сел нам на хвост. — Я могу защитить себ... — Сядь в машину, — прошипел Регулус. И Ремус сел в машину. Он исчез, оставляя после себя вихрь листьев, практически рассеявшись, как туман или пар, в густой темноте, а Ремус сидел. Делал неглубокие вдохи, сидел и ждал. Выводил круги большими пальцами на коленях и стучал по коже рулевого колеса. Стекло медленно угасло. Он даже не осознавал этого, только за мгновение до того, как портал закрылся. Оно слегка мерцало — не как свет, оно было менее резким, скорее, волнообразным, будто оно плыло, как дельфин, сквозь вуаль и обратно, — а затем свет исчез. Схлопнулся сам в себя, как звезда. Как умирающая звезда. Ремус погрузился в кромешную тьму, и ему потребовалось мгновение, чтобы решить, включать верхний свет в автомобиле или нет. Он чувствовал себя так, будто ходит по канату или держит самое драгоценное стеклышко в мире. Каждый его вдох словно разбивал воздух на миллион кусочков. Он потянулся и включил одну из двух лампочек. Свет был слабым, оранжевым, как тусклый уличный фонарь в таком же тусклом, мокром городе с тротуарами. Он моргнул, его глаза привыкли. Там был человек. Стоял у границы леса. Кровь Ремуса застыла, и он почувствовал, как его сердцебиение начало ускоряться. Черт. О, черт. Стараясь не делать резких заметных движений, он поднял правую руку с колена и опустил ее в отсек между передними сиденьями. У него, скорее всего, не будет времени добраться до своих ножей и кинжалов, но его пистолет прекрасно располагался здесь. Он медленно вытащил его и крепко сжал в руке. Человек стоял там грозной стеной, ростом шесть футов или около того, и Ремус мог видеть только его очертания. Мог видеть силуэт. Но его разум начал мыслить логически. Руки, ноги, одежда. Кто, что, почему? Он осмотрел фигуру и заметил, что в его левой руке, которую тот вытянул, не было оружия, но он был совершенно уверен — если глаза и темнота не обманывали его, — что в другой руке был пистолет. Вампирам не нужно оружие. Это был человек. Ремус глубоко вздохнул. Он сразился с вампиром, имея только пистолет, заряженный деревянными пулями; он мог сразиться с человеком и с меньшим. Он открыл дверь и шагнул в колючий воздух. Под ногой хрустнула ветка, и запах дыма и бензина по какой-то причине проник в нос; запах сосны дошел позже. Ветер зловеще свистел в тоскливых деревьях, и фигура сделала шаг назад, а затем вперед. Он захлопнул дверцу машины, и свет погас. Наступила кромешная тьма. — Кто ты? — крикнул Ремус, взводя курок и делая несколько шагов вперед. Фигура не ответила и не двинулась с места. — Чего ты хочешь? На мгновение там был только Ремус, его незнакомец из тьмы и ветер, дующий в его уши. Полнейший стазис. А затем фигура побежала на него, и Ремус сжал руки в кулаки. Первый удар он отбил, чудом, учитывая, что он все еще едва мог что-либо видеть, но импульс было легко отследить. Человек был меньше его, но всего на несколько дюймов, и у него определенно было что-то в руке — Ремус не знал наверняка, что, пока парень не отбил его удар этой рукой, в то время как другая была сжата ​​кулаком Ремуса над его головой, и он увидел, как блеснул пистолет, отражая свет, которого не было. — Кто ты? — проворчал Ремус, и человек не ответил. Вместо этого он ударил Ремуса головой прямо в лоб. Это выбило его на секунду — долю секунды, — но этого было достаточно, чтобы вскинуть пистолет движением, которое было настолько типично охотничьим, что Ремус почти ахнул, прежде чем рукоять ударила его по виску. Он пошатнулся, и фигура последовала за ним — почти преследуя, — но адреналин позаботился о следующем ударе за него. Его рука взлетела сама по себе — Ремус ощущал вкус крови во рту и чувствовал, как боль пробежала по его предплечью, когда отбил удар, но у него получилось; он оттолкнул мужчину — он был совершенно уверен, что это мужчина — назад, Ремус двинулся за ним, и теперь он контролировал ситуацию. Мужчина замахнулся на апперкот, но Ремус поднял ногу и ударил его в живот. Он отшатнулся на четыре-пять шагов, издав незначительный стон, а Ремус погнался за ним, высокий, могучий и чертовски разъяренный — он ударил парня по лицу еще раз, чувствуя каждую сложную деталь костной структуры его лица своими ушибленными, картографирующими костяшками пальцев, и парень упал. Упал на спину, и Ремус пнул его по лицу, и еще раз, и по спине, пытаясь заставить его отползти еще дальше. Правая рука мужчины упала на бок, и, прежде чем он успел подняться — он был настоящим бойцом из-за того, что собирался это сделать, — Ремус наступил на его запястье. Вдавил свой грязный ботинок прямо в место между его локтевой и лучевой костями; достаточно сильно, чтобы после минуты борьбы хватка мужчины ослабла, и он выронил пистолет. Ремус на долю секунды перенес вес с запястья мужчины, сделал небольшой прыжок вперед, чтобы пнуть пистолет боковой частью стопы, так что тот полетел по траве, ударился о дерево и остановился с металлическим стуком. Прежде чем мужчина успел пошевелиться, Ремус повернулся и снова поставил на него ногу, но на этот раз прижал к его шее. Казалось, он больше не пытался двигаться. Казалось, он сдался. Ремус взвел курок и прицелился. — Кто ты? — прорычал он, моргая и пытаясь разглядеть черты лица. Его глаза привыкли, но парень отвернул голову. Ремус видел кровь на его лице, и он не видел, но слышал кровь у него во рту, когда тот сплюнул в сторону, сердито фыркнув. А еще он видел рыжие волосы. — Отъебись, — выплюнул мужчина, и он оказался британцем. Его голос был высоким и... это было что-то… знакомое. — Что ты здесь делаешь? — спросил Ремус, а когда незнакомец не ответил, то еще сильнее надавил ногой на его шею. Тот слегка поперхнулся, застонал, заскулил и только тогда сдался. — Ладно, — прохрипел мужчина, и Ремус ослабил давление. Он кашлянул три или четыре раза, сделал несколько прерывистых вдохов, а затем откинул голову назад. — Ладно. Отлично. Мы здесь из-за ребенка Малфоя. — Зачем ему посылать тебя за сыном Малфоя? — спросил Ремус, и мужчина, казалось, хмыкнул. — Я один из лучших, большое спасибо, — сказал он с чувством гордости, которое Ремус слышал только у себя, но прежде чем он успел ответить, мужчина снова заговорил, сурово и сердито. — Я должен был спросить, зачем они послали тебя, человек. Ты что, пробираешься к ним наверх или что? Надеешься, что тебя обратят? Рот Ремуса слегка приоткрылся, возникло какое-то недоразумение — что-то, что он не мог распутать без дополнительной информации. Он не опустил пистолет, но убрал палец со спускового крючка. — Ты думаешь, я с вампирами? — произнес Ремус, найдя единственную нить, которая, казалось, имела смысл в том, что он сказал; мужчина усмехнулся. Ремус едва мог видеть выражение его лица, но почти чувствовал, как он закатывает глаза. — Я видел тебя с вампиром, — прошипел он. — Блэком. Его правой блядской рукой. Ремус ахнул. — Тебя не Реддл послал, — сказал Ремус, как бы утверждая. Мужчина на мгновение уставился на него. — Реддл? Послал меня? Нет... — Кто... — Реддл не посылал меня, кому как не тебе знать, сторонник кровососов? — Заткнись, — приказал Ремус, надавливая немного сильнее, но не настолько, чтобы причинить боль, только дискомфорт. Он зажмурился и открыл глаза, пытаясь собрать все воедино. — Ты человек. — Да. — Ты охотник. Он помедлил, поэтому Ремус надавил, и тот поперхнулся. — Да, да. — Грюм послал тебя? — ахнул Ремус, полностью отдернув ногу; мужчина, казалось, ахнул не только от того, что его трахея освободилась, но и при упоминании имени, и Ремус присел, пытаясь получше его разглядеть. — Кто ты, черт возьми, такой... — Откуда ты знаешь Грюма? — выплюнул он, отмахиваясь от руки Ремуса, встряхивая тем, что, да, определенно было рыжими волосами. В его голове щелкнуло. — Боже блять, ты Уизли, — выдохнул Ремус, почти задыхаясь от адреналина. — Кто из них? Я не вижу... — Отвали от меня нахуй! — завопил парень, пытаясь отползти назад, и вдруг его голос показался совсем юным. — Откуда ты меня знаешь? — Слушай, — отчаянно сказал Ремус. — Я знаю твою семью. Я тоже охотник под началом Грюма. Я не работаю на Реддла. — Ты был с его правой... — Регулус на нашей стороне, — сказал Ремус, слова сами собой вылетели из его рта. Он остро осознал свое окружение, колоссальную тьму и присутствие вампира, таившегося за тонкой линией деревьев, а перед ним, несомненно, лежал ребенок. Это был не Билл и не Чарли, он знал это наверняка. И на кончике его языка вертелись ответы, которых Ремус жаждал уже несколько недель. — Вампиры не могут быть на нашей стороне, — мужчина — ребенок — издевался, сердитый и сбитый с толку. Ремус всерьез рассмеялся. — Ты не поверишь, сколько сверхъестественных существ на нашей стороне, малыш, — грубо сказал он. — Ты один? Ты не можешь быть один, верно? Кто остался? Кто жив? Билл и Чарли с тобой? Они меня знают. Ты один из близнецов? Ребенок, казалось, разинул рот, его глаза отражали отсутствующий свет и были одной из наиболее значимых черт, на которых Ремус мог сосредоточиться; они были мягкими. Он был сбит с толку. Ремус это видел. Он только открыл рот, чтобы заговорить, когда внезапное присутствие колеблющегося далекого света фонарика заставило Ремуса подпрыгнуть. Он повернулся направо и услышал шаги, многочисленные, бегущие между деревьев и посылающие траву, листья и ветки к чертям. — Фред! — пронзительно закричал кто-то, голос эхом раздался среди деревьев; самый громкий звук, который Ремус слышал за последнее время, заставивший его барабанные перепонки содрогнуться, исходил не от кого иного, как от Молли Уизли. Она, вместе с двумя другими фигурами, расчистила путь сквозь деревья, и освещение фонариков было почти райским, но также было чувство, что его поймали на месте преступления. Волосы Молли были вьющимися и растрепанными, а на ее лице и одежде виднелись кровь и грязь; она выглядела так, будто бежала босиком по лесу в поисках своего сына около двух лет. Она посмотрела на Ремуса горящими глазами, и он не сомневался, что она сделала бы это для остальных. У Ремуса не было времени разглядеть, кем были другие фигуры, прежде чем Молли набросилась на него и полностью сбила с ног — полностью, конечно, он присел, но она бросилась на него так быстро, что он даже не успел подготовиться, — и в итоге она отскочила назад и яростно направила на него свой пистолет, светя фонариком ему в лицо, когда появились две другие фигуры и столпились над ним, Фред тоже поднялся, вставая рядом со своей семьей. Однако первым его опознали не Уизли. — Ремус? — прошептала Минерва МакГонагалл, стоящая справа от Молли, с седыми волнистыми волосами, ниспадающими на ключицы, грязная и уставшая, в черной куртке на молнии и брюках-карго. Ее рот был открыт, и Ремус заметил, что ее губа рассечена, хотя рана казалась старой и уже заживающей. Минерва МакГонагалл. Шотландская заместительница главы американского бюро — на самом деле она находилась по ту сторону Атлантики только из-за ее давней преданности и связи с Дамблдором, и Ремус всегда подозревал, что она предпочитала быть дома. Она проводила много времени в Лондоне, насколько это было возможно, с визитами и ​​миссиями, отстаивая свою роль главного посла по связям между штаб-квартирами. Ремус часто видел ее в свое время — хотя холодный, нетрадиционно заботливый Грюм навсегда останется его наставником, он вырос, чтобы видеть в МакГонагалл почти своего родителя в этом аспекте, и он был совершенно уверен, если судить по выражению ее лица, возможно, она думала точно так же. — Ремус? — спросил Фред, когда Молли опустила пистолет, а Билл, один из тех двоих, с рубцами на коже, сальными волосами и черной повязкой на глазу, ахнул. Младший из них был невозмутим. — Ремус Люпин? Разве он не Неугодный Номер Один? — Неуг… какой номер что? — Ремус разинул рот, и Молли, казалось, снова пришла в себя после слов Фреда; она снова взвела пистолет. Он оглянулся на нее. — Молли… — Что ты здесь делаешь? — резко спросила она. — Здесь из-за ребенка Малфоя? Чтобы вернуть его твоему хозяину? — Нет, Молли, ты все неправильно поняла, — пробормотал Ремус, качая головой. — Я не работаю с Реддлом. Я работаю против него, я... в смысле неугодный?! — Твой плакат висит на каждой стене в бюро, — безучастно сказал Билл. Он поджал губы. — Или висел. — В HI2 тоже, — сказала Минерва. — Дамблдор назначил награду за то, чтобы вернуть тебя живым. Ремус почувствовал, будто его кишки вываливаются из тела. — Почему? — спросил он, совершенно ошеломленный; никто из них не произнес ни слова некоторое время. Прицел Молли был шатким. — Ты убил Питера Петтигрю, приятель, — пробормотал Билл. Глаза Ремуса так сильно вылетели из орбит, что он удивился, как он не заглянул в другое измерение. — Нет, — настаивал он. — Нет, нет, я не убивал... подождите, Пит мертв?! — спросил он, широко открыв рот. Минерва отвернулась. Молли сглотнула. — Ага, — сказал Билл, поскольку никто другой, похоже, не собирался этого делать. — Умер в хосписе в Германии. Так и не оправился от полученных травм. — Ты убил и Бенджи Фенвика, — сказала Молли, и Ремус почувствовал, невероятно горько, что он вот-вот рассмеется. Так было, пока она не продолжила. — И... и моих братьев. Лицо Ремуса стало очень серьезным. — Молли, — сказал он очень, очень осторожно. — Я не убивал твоих братьев. Я не убивал Бенджи... черт, я разговаривал с Бенджи по телефону сегодня утром! Слушай, я не знаю, какую чушь вам наговорил Дамблдор... — Он сказал, что ты крот, — подсказал Билл. Ремус был на самом деле очень благодарен, что он выложил ему все. Бог знает, он бы пропал без этого. — Да, потому что он услышал все вне контекста, — сказал Ремус. — Он ввел мне сыворотку правды и не дал возможности что-либо объяснить. Так же, как и вы. — Ввел сыворотку правды? — нахмурившись, спросила Минерва. — Против моей воли, — сказал Ремус. Он глубоко вздохнул. — Слушайте, если я... если я самый разыскиваемый, то Дамблдор меня подставляет. Я никого не убивал. Бенджи, Гид и Фаб все в полном порядке и живы, и... — он осекся, слегка сглотнув. Неуверенный, стоит ли ему это говорить. Он посмотрел в глаза Молли, а затем в дуло ее пистолета и решил, что, возможно, ему стоит подождать, пока бешеная охотница на вампиров узнает, что ее сын теперь тот, кого она так презирала. — Просто позвольте мне объяснить, — настаивал он. — Пожалуйста, ребята. Минерва, Билл. Вы же меня знаете. Позвольте мне объяснить, и мы попытаемся вместе разобраться, где все пошло не так. Никто не двигался. Никто не двигался в течение долгой-долгой минуты. И тогда Минерва сделала шаг вперед. Под ее ногами хрустнула земля, и она протянула слегка морщинистую руку и нежно положила ее на плечо Молли. Та опустила пистолет с помощью Минервы, но не отвела глаз от Ремуса. — Я доверяю ему, — сказала Минерва, глядя прямо на него. — Я доверяю ему, Молли. Мы должны послушать, что он скажет. И что сказала Минерва МакГонагалл, то и будет. *** Они не заговорили с ним сразу. Они вели его — Молли крепко держала его за руку, и он не был уверен, было ли это потому, что она ему не доверяла, или потому, что он избил ее сына (за что он извинился, заметьте) — примерно десять минут на восток, через несколько травянистых холмов и по густой лесистой местности на своего рода открытое пространство, на краю скалы, которая была вовсе не скалой, а просто десятифутовым хребтом. Там не горел костер, но, похоже, один затушили относительно недавно. Молли пришлось подать чрезвычайно сложный голосовой сигнал, прежде чем она вошла за линию лесистой местности. Ремус услышал, как по крайней мере три поднятых пистолета взвели курки и опустились, когда она это сделала. Они вошли в свет фонарей, волоча Ремуса за собой, как пленника, и четыре новые фигуры стояли полумесяцем вокруг остатков костра. Фонарей было мало, но света от них хватало, чтобы Ремус смог разглядеть лица и узнать имена двоих, хотя имя третьей было сразу же совершенно очевидно, когда она вырвалась и побежала, чтобы обнять Билла и поцеловать его. Двое, которых знал Ремус, были Чарли Уизли и Аластор, мать его, «Грозный Глаз» Грюм. — Он чист, Аластор, — резко сказала Минерва, когда старик выпрямился, а его рука дернулась к пистолету. Ремус был настолько переполнен чем-то, что могло быть ностальгией или, может, радостью при виде его, что он не мог говорить в течение минуты. Просто шел за Минервой. — Мы собираемся послушать, что он скажет. Грюм сел, и Ремус неловко приблизился к нему, пока остальные были заняты тем, чтобы залатать Фреда. Он взглянул на Ремуса и хмыкнул. — Я думал, ты умер, — сказал Грюм. Ремус сел. — Да уж, — ответил он. — То же самое и с тобой. — Хм. Будто где-то вдалеке раздалось: «Я рад, что нет». Ремус понял его, после всех этих лет. Это было взаимно. При свете они все выглядели действительно грубо. Там была великолепная миниатюрная девушка с розовыми волосами и шрамами от ожогов, покрывающими ее руки и грудь, которую, как узнал Ремус, звали «Тонкс», что показалось ему довольно забавным, поскольку это была фамилия Теда. У нее был порез на лице и ножи, привязанные к бедрам, а ее волосы были короче плеч и огибали ее лицо, как ярко-розовый гриб. Чарли поприветствовал Ремуса теплее остальных, хотя все они были осторожны. Флер была волевой француженкой, которая встречалась с Биллом (хотя Тонкс, похоже, тоже встречалась с Биллом, если судить по поцелую в щеку). Кожа Флер была смуглой и безупречной, ее длинные волосы завязаны в хвост; на ней была кепка, которая держала волосы вместе, а также гетры и коричневые мешковатые штаны, в которых она выглядела потрясающе, даже несмотря на грязь и что-то похожее на пятна крови на них. Грюм выглядел хуже всех. Сторона лица, на которой был его грозный глаз, была вся в шрамах. Все старые, полученные в те месяцы, когда Ремус его не видел, но все равно ужасные. У него были повязки на руках и ладонях, которые пора бы уже перевязать. Он был одет в толстую куртку и, несмотря на свою искусственную конечность и трость, на которую он опирался, был выше любого из них. Никто не был уверен, как именно их приветствовать, поэтому вместо теплых воссоединений он перебрал самые основы и почувствовал, что группа довольно податлива. Не было никаких прерываний — никаких «если» или «но» и никаких суждений, кроме вздернутого носа или взгляда отвращения. Они слушали, как Ремус излагал дело; как он туда попал, что они делали. Когда он кратко рассказывал про крестражи — он понятия не имел, кто мог его слушать. Конечно, он многое опустил, чтобы рассказ длился не дольше 20 минут — он сосредоточился в основном на аспекте истории охотников, подробно рассказав им об ограблении HI2 ради яда василиска (что потребовало инструктажа о крестражах) и о том, как Бенджи, Прюэтты и Дирборн оказались в их союзе. Он вообще избегал поместья Малфоев, за исключением упоминания того, что именно он освободил Драко Малфоя и именно поэтому он был здесь с Регулусом Блэком, который был хорошим (в самом широком смысле; «на их стороне», вероятно, имело бы больше смысла), и они искали его. Они не давали никаких оценок или комментариев. Грюм хмыкнул несколько раз, усмехнулся еще немного, но в остальном ему дали высказаться. А когда он закончил, то спросил, что, черт возьми, случилось с ними, и Чарли ему рассказал. История за историю. Ремус сидел и слушал. Прежде всего, сказал Чарли, взрыв в бюро был не утечкой газа и не террористической атакой. Это была внутренняя работа. В конструкции были бомбы, сделанные из чистого аконита, который при скрещивании с метаном был очень едким; но странности начались задолго до этого. Очевидно, Дамблдор начал называть Ремуса убийцей и предателем после ограбления. Он повесил его плакат на каждую стену обоих бюро и приказал своим лучшим охотникам прочесывать мир в его поисках, хотя Ремусу было трудно в это поверить, потому что его даже близко не вынюхали. Охотники, которых он «убил» — только те, кто пошел с ним — были увековечены, а его назвали трехкратным убийцей, а Доркас — его сообщницей. На это он поднял вопрос о том, почему в таком случае Дамблдор не сообщал об этом властям, и никто из них, похоже, не мог дать ответа. Экспедиция с ребенком Малфоев была поручена ​​им — ​​им всем, каждому достойному охотнику, вместе с отчетом о Реддле и его вампирах (сначала Ремус подумал, что это и есть та информация, которую он сам выдал, но это поставило вопрос о том, откуда, мать твою, он узнал о Регулусе, и на это у него не было ответа), когда не прошло даже двух дней после событий в поместье Малфоев. Это, как и ожидалось, невероятно смутило Ремуса. Потому что откуда он мог знать, что Драко сбежал? Кто, черт возьми, мог ему это рассказать? Что знал Дамблдор? Несмотря на это, организации пали меньше чем через неделю, Ремус об этом знал, когда сгорело лондонское бюро. Эта группа не имела дальнейших сведений о том, что, черт возьми, случилось с вашингтонским бюро, поскольку оно было полностью заброшено; к сожалению, там не было никаких вестей ни от кого, даже от Дамблдора, хотя они были совершенно уверены, что охотники, кроме него, не пострадали, просто разбежались. Ремус так уверен не был. Учитывая то, что, казалось, знал Дамблдор, что бы он ни искал у Реддла, он знал, что в работе должно быть что-то более зловещее, чтобы заставить всех этих людей исчезнуть без следа. Орды рабочих просто так не пропадают. Если только что-то не заставит их уйти и что-то не остановит их поиски. Итак, HI1 пал и HI2 пал вместе с ним. Девятеро из них едва спаслись. Из-за того, что это была такая целенаправленная атака, они с тех пор были в бегах, и поскольку выслеживание ребенка Малфоев было их последним заданием, они тайно переправились на лодке на следующий континент в надежде, что это приведет их к ответам. К счастью, это привело их к Ремусу. Будто они отвечали друг за друга. — Так вы его видели? — спросил Ремус. Билл покачал головой. — Нет, — сказал он. — Мы отслеживаем его по всей Новой Шотландии уже около двух недель. Он постоянно ускользает от нас. — Есть еще один вампир, — сказала Тонкс, розоволосая особа, которая ела что-то из серебряной дорожной сумки. — Длинные волосы, очень высокомерный. Чуть не убил меня два дня назад. — Снейп, — подсказал Ремус. — Вот он работает на Реддла. Это его послали забрать ребенка. — Мне не нравится, что он только один, — проворчал Грюм. — Если этот ребенок такой важный, где его армия? — Не знаю, — медленно сказал Ремус. — Может, есть еще, но, надеюсь, мы не задержимся так долго, чтобы узнать. — Что? — резко спросила Молли, и Ремус поднял брови. — Вы, ребята, пойдете со мной, да? — спросил он. — Это группа сопротивления. Вы будете в безопасности. — Там вампиры, — сказал Билл с невероятным отвращением. — Там вампиры, которые ненавидят тех же людей, что и мы, — спокойно сказал Ремус. Честно, ему уже надоело объяснять одно и то же снова и снова. — И Доркас, Бенджи и твои братья, — он указал на Молли. — Все там. — Там есть нормальная еда? — спросила Тонкс, сверкнув глазами. — Если мне придется и дальше есть морскую рыбу, я могу убить себя. Ремус кивнул. — Эй, тебе нравится моя жареная рыба! — пожаловалась Флер, отталкивая ее, и Тонкс поморщилась, но более игриво и с примесью обожания. Флер ахнула и повернулась к Биллу. — Тебе-то нравится моя жареная рыба, да, mon coeur? Глаза Билла были невообразимо широки, он взял руку Флер в свою и поцеловал тыльную сторону ее грязной ладони. — Конечно, детка, — сказал он, и она успокоилась и положила голову ему на плечо. Он посмотрел на Ремуса и покачал головой. Тонкс рассмеялась и потянулась, чтобы сплести пальцы с другой ее рукой. — А ванна там есть? — взволнованно спросил Фред. (Технически, этот парень вообще не был ребенком, ему было 20 лет, но если Перси Уизли был для него ребенком, то его младший брат по умолчанию тоже.) Ремус улыбнулся и снова кивнул. — Там есть ванна, — сказал он, а затем нахмурился. — Эй, а у тебя разве не было близнеца? Группа на мгновение затихла, и Ремус ожидал худшего. — Его тяжело ранили в результате бомбардировки, — сообщила Молли. — Джордж в безопасности со своей двоюродной бабушкой, младшими братьями и сестрами. Надеюсь, они останутся там, пока все не уляжется и мы не вернемся домой. У него не хватило смелости сказать это вслух, но по удрученному тону голоса Молли он понял, что в этом и не было необходимости. — Так вы, ребята, в деле? — нерешительно спросил Ремус, испытывая забавное чувство дежавю после своего схожего разговора с Доркас. — Вы мне верите? — Я не знаю , верю ли я тебе, — нерешительно сказал Билл. — Я не... Я имею в виду, то, что ты говоришь, имеет смысл, но я не уверен, зачем Дамблдору... — Я верю тебе, парень, — выплюнул Грюм. Это было грубо и хрипло, как будто у него в горле застряла грязь. Он облокотился на свою трость, сгорбившись на бревне, на котором сидел; Ремус моргнул от шока. — Это уже не простое дело. Это война, и мы все ее часть, нравится вам это или нет. Не время играть с лояльностью, когда на кону жизни. Группа сопротивления есть группа сопротивления; пока вампиры не попадутся мне на глаза, я не буду в них стрелять. Честно говоря, это было намного больше, чем Ремус мог надеяться. После этого последовали довольно синонимичные соглашения. Прошло пять минут. В основном в тишине, раздаче закусок и тихих разговоров о следующем шаге. Ремус пытался придумать, как забрать их всех с собой, если его машина вмещала только пять человек, когда он услышал шум. Он сел прямо, мгновенно. — Вы слышали это? — спросила Тонкс, и Билл резко поднял руку. Они сидели в тишине. Вечной, ожидающей тишине. И вот оно. Это было безошибочно. Это Регулус Блэк выкрикивал имя Ремуса. — Черт, — пробормотал он, взвел курок и вскочил ещё до того, как звук перестал раздаваться. *** Ремус не оглядывался, но мог сказать, что каждый из охотников побежал следом. Отчасти потому, что у одного или, может, нескольких из них были фонарики, а отчасти потому, что он слышал их шаги, чувствовал дыхание и взмахи ножей, когда те бежали за ним, спотыкаясь о вырванные с корнем деревья и волочась по грязной местности. Он следовал за шумом. Криков больше не было, но он слышал рычание и ужасный звук тел, швыряемых о деревья, который он чувствовал в своем позвоночнике, его дыхание участилось от знакомого чувства паники и небезопасности. Он продолжал бежать. Продолжал спотыкаться в сторону драки, пока не перестал чувствовать свои ноги и не увидел Регулуса, болтающегося в воздухе, когда обезумевшая фигура Беллатрисы Лестрейндж швырнула его за шею в дерево, освещенное снизу фонариками, словно кадр из какого-то фильма ужасов. Беллатриса обернулась, ее волосы были взлохмачены, а лицо искажено, и она улыбнулась. — Охотник, — только и сказала она, прежде чем Ремус дважды выстрелил ей в грудь. Это не застигнуло ее врасплох — чего, блять, еще она могла ожидать? — но выстрелы дали достаточно времени охотникам позади Ремуса, и они побежали вперед, Тонкс с огромным изогнутым ножом, Флер с маленьким зачарованным бумерангом, который словно метательный нож скользил по каждой конечности Беллатрисы. Грюм попытался прицелиться и выстрелить издалека, а Уизли объединились, давая Ремусу шанс проскользнуть мимо драки и подбежать к Регулусу, легко скользя на коленях к вампиру, прислонившегося к дереву, на которое его бросили. Увидев Ремуса, он вскинул голову, а затем повернулся на бок и сплюнул темно-красное. Он улыбнулся, немного истерично. На его зубах, как и ожидалось, была кровь. — Она реально сильная, — в бреду пробормотал он. — Господи Иисусе, — пробурчал Ремус, обхватив его щеку и слегка ударив по лицу. — Ты ранен? Что-то, что долго заживает? — Нет, — хрипло сказал Регулус, пытаясь сесть в неловком положении. — Просто нужна передышка. Она сделала это раза три подряд. — А ребенок? — Где-то там, — сказал Регулус, указывая направо. — Нашел его и Снейпа. Не успели толком поговорить, как появилась Белла и начала сеять хаос. Я учуял ее запах всего пять минут назад; понятия не имею, откуда она взялась. Ремус посмотрел в темноту и прошипел сквозь зубы. — Он, наверное, уже давно ушел. — Не думаю, — тихо сказал Регулус, указывая на место прямо за плечом Ремуса. Он повернулся с такой силой, что едва не свернул себе шею. Там, за деревом, неминуемо стоял Драко Малфой. Его одежда не была грязной, но помятой, как будто он бежал, и он смотрел широко раскрытыми глазами на Уизли, которые тоже заметили его и заняли позицию. Ремус моргнул, и Северус Снейп появился из вот блять ниоткуда, и он не слышал разговор — вероятно, не смог бы в любом случае, даже если бы Беллатриса не кричала, а девочки не орали в ответ, но это не помогло. Снейп поднял руки в притворном жесте капитуляции, а затем Чарли сделал шаг вперед, впрыгивая в бой. Он защищал ребенка. Он повернулся и сказал Драко бежать — Ремус видел это — и Билл выстрелил ему прямо в живот. — Не убивай его! — закричал Ремус, впадая в ярость, и подходя на шаг или два ближе. — Не… блять. Блять. — Позвони Пандоре, — сказал Регулус. Теперь он стоял; кровь текла по его шее и из ушей, а на ключице и горле были пятна грязи. Он вытянул шею, а затем хрустнул пальцами. — Скажи ей, чтобы открыла портал. Мы можем продержать их достаточно долго. И с этими словами он побежал. Побежал прямо в разгар битвы и, подкравшись сзади, вцепился в шею Северуса Снейпа. Вырвал кусок его кожи зубами. Это было ужасно. Это было в стиле Блэков. Ремус достал телефон, и оказалось, что Пандора уже звонила ему пятнадцать раз за последние четыре часа; она ответила на первом гудке. — Дора, — выдохнул Ремус, побежав прятаться за дерево, чтобы укрыться подальше от схватки. — Ремус, — закричала она, статичная и слегка сбитая с толку. — Ремус, я звонила... — Пандора, мне нужно, чтобы ты открыла... — Нам нужно, чтобы ты вернулся... — ...портал, мне нужно, чтобы ты открыла его сейчас, — прошипел он. Пандора на мгновение замолчала. — О, — сказала она, затаив дыхание. — Хорошо, я... хорошо. Так можно. Это идеально. Просто дай мне... Послышался какой-то шорох, очевидно, это был телефон, который клали или переставляли, пока она готовилась, и Ремус стоял, пытаясь быть терпеливым, с битвой, развернувшейся позади него, но это не продлилось долго, потому что Снейп, шатаясь, приблизился в небольшое пространство перед ним, и тут появился Регулус. Он пнул его в живот с такой животной силой, что Снейп отлетел — его отбросило не менее чем на восемь футов — и приземлился на зад, скользя по грязи, со стоном. — Пандора, поторопись, — сказал Ремус, оглядываясь по сторонам. Он знал, что они недалеко от того места, где должно быть стекло. — Уже почти, секунду, — смущенно сказала она. Он, очевидно, был на громкой связи, пока она произносила заклинание. Он мог слышать другие панические голоса на заднем плане, но все они слились в один, и он не мог расслышать, что они говорили. — То же место? — То же место. На периферии взгляда Ремуса появился яркий белый свет. Примерно в минуте ходьбы. А если бежать достаточно быстро, то секунд двадцать. — Ладно. Готово, но я могу держать его только десять минут. — Десять... — Ты не предупредил меня! — закричала она, и Ремус кивнул, хотя она не могла видеть. Регулус избивал Снейпа, и он даже не хотел знать, что происходит у него за спиной. — Ладно. Ладно. Спасибо, Дора. Он отключил телефон прежде, чем она успела ответить, сунул его в карман и двинулся вперед. Добравшись до этих двоих, держась за дерево сбоку, он обнаружил Снейпа на земле и Регулуса Блэка, олицетворяющего свою репутацию. В его глазах было что-то безумное, в позе — галантное, по лицу были разбрызганы капли крови. Он вызывающе облизнул верхнюю губу, ухмыляясь, убийственно. Пиздецки страшно. — Это все, на что ты способен? — усмехнулся Снейп. Уже покрытый синяками и побитый, он, казалось, просто не мог устоять перед соблазном вести себя как мудак. В глазах Регулуса блеснула опасность. — Ремус, — позвал он, наклонив голову. — Сколько у меня времени? — Десять минут, — крикнул Ремус. Регулус закатал рукава. — Это значит, у меня есть девять минут и пятьдесят секунд, чтобы превратить твою жизнь в ад, — выплюнул он и, схватив Снейпа за шею, поднял его и удержал высоко над головой, словно куклу. — Нет, — задохнулся Снейп. Он поднял руку и оцарапал руки Регулуса, отплевываясь, задыхаясь и кашляя. Это было ужасно. — Нет... нет, я на... я на в-вашей стороне. Регулус усмехнулся. — Нет, нихрена, — сказал он, но все равно опустил Снейпа. Сильно толкнул его к дереву и зарычал ему прямо в лицо. — Правда, — выдохнул он. Ремус почти рассмеялся. Типичный ход труса: спровоцировать что-то, чтобы оно пришло к тебе, а потом быть неспособным с этим справиться. Он продолжил: — Меня не посылал Темный Лорд. Он послал Беллу. Я здесь по просьбе другого. Я шпион. Я на вашей стороне. — Ты кусок дерьма, — сказал Регулус, снова ударив его головой о ствол. На коре осталась вмятина, с которой капала густая кровь. — Не-ет, — пробормотал Снейп, когда пришел в себя, слегка поперхнувшись. Его дыхание было прерывистым. Изо рта текла кровь, смешанная со слюной. — Если я вру, то к-как бы я узнал об артефактах? Мед...медальон. В Латвии. Его там нет, да? Регулус, прижав руку к горлу Снейпа, напрягся. Глаза Снейпа сверкнули, легкая улыбка скользнула по его рассеченным губам. Казалось, он знал, что у него что-то в челюстях. Это была хлещущая кровь. Регулус наклонился очень, очень близко. Его голос был очень, очень угрожающим. — Не знаю, в какую, блять, игру ты играешь, Снейп, — пробормотал он ему прямо в лицо, скривив верхнюю губу. — Но я думал, мы еще в 1959 году установили, что играть со мной опасно? — Это не игра, — выдохнул Снейп, мотая головой из стороны в сторону. — Я могу это доказать. Я могу доказать, если возьмешь меня с собой. — Да он просто пиздит, — крикнул Ремус, пока стоял и слушал. Ему это казалось совершенно очевидным. — Он просто хочет спасти свою задницу. — Никто не знает о медальоне, Люпин, — протараторил Регулус, как робот. — Даже ты не знаешь о медальоне. — Реддл сказал ему! Подожди-ка, — он замолчал, словно перезагружаясь. — Да, какой медальон? — Реддл не знает, что он пропал! — прошипел Регулус в ответ, игнорируя его вопрос, который вполне уместно требовал ответа, хоть у них и оставалось так мало времени, что оба, казалось, осознали это одновременно, и в четыре руки оттолкнули его в сторону. Снейп начал смеяться. Теперь три руки. Одна, чтобы задушить его до смерти. — Какой медальон? — Не сейчас, — прошипел Регулус, сжимая руку; Снейп перестал смеяться и начал задыхаться. Регулус повернул голову в сторону. — Просто иди и приведи ребенка, — сказал он Ремусу. — Я приведу людей, как только закончу с этим ублюдком. Ремус колебался мгновение — долю секунды, — а затем застонал, наклонил голову и повернулся. Беллатриса все еще сражалась с четырьмя сразу. Это были Флер, Тонкс, Молли и Чарли. Минервы и Грюма нигде не было видно, в то время как Билл и Фред нацелились на ребенка, который все еще шипел и рычал, даже когда Фред держал его руки за спиной с помощью куска веревки, шипящей вокруг его запястий, а Билл держал нож со святой водой у его горла. — Эй! — закричал Ремус, бежав по траве и изо всех сил стараясь не привлекать внимания Беллатрисы. — Не трогайте его. Перестаньте причинять ему боль. — Перестать... — сказал Билл, ошеломленный. — Что?! — Слушай, — сказал Ремус, положив руку ему на плечо. — Просто доверься. Держи его связанным, парень, но брось нож. Билл поколебался минуту, а потом сделал это. Ремус упал на колени. Драко рычал на него. Его клыки были довольно маленькими. Ремус, невозмутимый, наклонился, чтобы посмотреть на него. — Ты же помнишь меня, да? — осторожно спросил он. Драко продолжал рычать, шипеть и пытаться укусить, а Ремус просто терпеливо ждал. Появилась Молли, меняясь местами с Биллом и занимая позицию Фреда; он колебался. Ремус слышал драку. Он слышал возмездие Регулуса позади себя. Он сосредоточился на Драко. — Помнишь? — снова подсказал он. — Я отпустил тебя, да? Хотел уберечь от драки. Ты довольно паршиво с этим справился, а? Ремус попытался улыбнуться. Лицо Драко успокоилось, но его губы все еще дрожали от ярости, а клыки все еще тяжело выглядывали изо рта. Он сделал глубокий-глубокий вдох. — Твоя мать умерла, — сказал он, и Драко тут же начал гортанно рычать, более яростно, чем прежде, клацая зубами в чем-то похожем на боль или ярость, эти синонимичные отвратительные чувства. Молли вздрогнула там, где его удерживала. Он ожидал этого. Ремус отвел его плечо назад и схватил его. — Мне жаль, — сказал он твердо. — Я знаю, что сейчас ничто не поможет. Но мне нужно, чтобы ты знал, что она умерла не по какой-то старой причине. Она умерла из-за своей любви к тебе. Она умерла, защищая тебя, Драко, лишая себя возможности найти тебя, отказываясь от этого. Пытаясь остановить их... ее,— он указал назад на Беллатрису, — от того, чтобы прийти сюда и найти тебя. Ты не хочешь, чтобы она забрала тебя обратно, и твоя мать знала это. Драко захныкал. Его верхняя губа все еще была приподнята, и он дышал невероятно тяжело, прерывисто. Возможно, это были всхлипы. Он снова зарычал, возможно, это был крик. Ремус наклонился еще ниже, чтобы посмотреть ему в глаза. — Я могу забрать тебя. Я могу обеспечить твою безопасность, — сказал он. — Ничто из того, что я могу сделать, не вернет твою мать, но я могу почтить ее наследие. Я могу почтить то, чего она хотела бы для тебя, но ты должен дать мне шанс сделать это. Драко. Драко, посмотри на меня. Драко зажмурился, а потом открыл глаза. Он закрыл рот. Его лицо было искажено болью. Его дыхание было шипящим. Он, вопреки всем обстоятельствам, посмотрел на Ремуса. Они обменялись взглядами. Слова, казалось, дошли до него. Битва, казалось, сошла на нет. Ремус кивнул, уговаривая его. — Либо я, либо она. Я ни к чему тебя не принуждаю. Можешь пойти с Беллатрисой, если хочешь, — сказал он. — Но дело в том, что я не думаю, что ты хочешь. Мальчик дрожал. Полностью высвеченный на фоне статичной, похожей на правительственную вспышку искусственного света, на фоне не сияющей луны, он дрожал всем телом. Его глаза метались, бешеные, словно ища причину не делать этого. Он оказался пустым. Он кивнул. Это было резко, мелко, но он кивнул. — Отпусти его, — сказал Ремус, приказывая Молли сделать это. Она подняла брови. — Но... — Отпусти его, Молли, — строго сказал Ремус, и она послушалась. Драко вытянул руки вперед и обхватил обожженные запястья, пока те заживали. Он настороженно посмотрел на Беллатрису, все еще охваченную битвой с охотниками, и Ремус отвлек его внимание. — Отведи его к порталу, — сказал он Молли, и она покачала головой. — Ни за что на свете я не оставлю своих сыновей. В этот момент появился Билл, таща на плечах безвольную, окровавленную Флер. Она была едва в сознании. Тонкс следовала за ними со слезами на глазах. — Она ранена, — хрипло сказал Билл, наклоняясь, чтобы подхватить ее на руки. Молли, видимо, заметила, что Чарли сражается с Беллатрисой в одиночку в то же время, что и Ремус. Она взмахнула своим огромным изогнутым клинком и почти сразу же побежала ему на помощь, Фред последовал за ней, в то время как Билл был на грани слез. — Портал открыт, — сказал Ремус, указывая туда. — Отнеси ее. У нас есть ведьмы-медики, хорошие. Чарли крикнул им с поля битвы. Они проигрывали. — Билл, ты им нужен, — прошептала Тонкс, и Билл заскулил. Он жадно покачал головой; его длинные волосы качнулись из стороны в сторону. — Билл. Билл, любимый, твоя семья нуждается в тебе. Тонкс обошла его спереди и положила обе руки ему на шею. — Я держу ее, — успокаивающе сказала Тонкс, кивнув, и Билл, со слезами, льющимися из его глаз и подпрыгивающими на щеках, вверил маленькое тело Флер в руки Тонкс, которая была намного сильнее, чем казалась. — Мне нужно, чтобы ты забрала и его, — сказал Ремус, и Тонкс кивнула. — Мы не будем ждать, просто нужно как-то отвлечь Беллатрису. Кто-нибудь знает, куда пошли Грюм и Минерва? И Тонкс, и Билл покачали головами. Молли закричала, и Билл ринулся в бой. Он побежал к своей семье и оставил Тонкс с Ремусом. — Ладно, — сказала она, стоя прямо, с кровью в волосах и на груди. Она улыбнулась Драко, но тот не улыбнулся в ответ. — Пошли, малыш. Давай отведем тебя в безопасное место, а? Он панически посмотрел на Ремуса. Выждал момент. Ремус уставился на него, торжественно, и кивнул, наклонив голову, чтобы показать, что он должен следовать за ней. Что он может доверять ему. Тонкс отправилась в путь, Драко последовал за ней. Ремус глубоко вздохнул, наблюдая, как они приближаются к стеклу — стеклу, которое тускнело, лишь слегка, но достаточно, чтобы Ремус мог сказать, что оно скоро исчезнет, — и не теряя времени повернулся на пятках, чтобы найти Регулуса и Снейпа. На том же месте их не было, но оказалось несложно заметить их в нескольких шагах. Регулус держал Снейпа, который был меньше его, за волосы. — Эй, — сказал Ремус, подбегая к нему. — Нам нужно идти. Идти прямо сейчас. Регулус кивнул, увлекая Снейпа за собой. Ремус приподнял бровь. — Мы его забираем? — Нельзя рисковать, — ворчливо сказал Регулус, выглядывая из-за деревьев и наблюдая за боем. — Мне отвлечь ее? Она примерно такая же быстрая, как и я, так что не знаю, насколько велики наши шансы оторваться от нее. — Вот так, — сказал Ремус, взводя курок. — Все сработает. Он подбежал и выпустил три пули в живот Беллатрисы, а Регулус бросил Снейпа на землю, как тряпичную куклу, и бросился в атаку. — Доберитесь до портала! — крикнул Ремус через плечо Беллатрисы ошеломленным Уизли, когда вампирша приблизилась. Она побежала к нему с удвоенной скоростью, гортанно рыча, но Регулус набросился на нее и разорвал ее кожу, прежде чем та успела что-либо предпринять. Она взвизгнула и отшатнулась, а он полез по ее телу, как гребаный паук, с ногами вокруг ее шеи, сжимая, и он так сильно дернул ее за волосы, что те вылезли клочьями в его руках, и Ремус наблюдал, как они отрастали прямо из ее скальпа. Беллатриса схватила Регулуса за голень и дернула его с такой силой, что, казалось, она могла бы использовать его как лассо — он ударился о землю так сильно, что в траве образовалась глубокая вмятина. Ремус крикнул то же самое, и Молли потянула Билла и Фреда, готовая уйти, но Чарли колебался. — А ты?! — закричал он, вскинув руки, и Ремус выдохнул, пожимая плечами. — А я с вами встречусь уже там, — сказал он, наблюдая, как стекло начинает мерцать на периферии. Страх скопился в его животе, и Чарли, возможно, сделал шаг; возможно, сделал два. И тут тускло освещенную тьму леса озарил огонь, огонь, огонь. — С дороги, блять! — заорал Грозный Глаз Грюм, хромая из темноты леса, откуда они пришли с гребаной гигантской паяльной лампой в руках. Минерва стояла рядом с ним с самой большой косой, которую он когда-либо видел. Они вошли на поле битвы с такой властью, что Земля могла бы наклониться вокруг своей оси. Грюм снова поднял паяльную лампу, и огонь перекинулся на деревья; он осветил местность с интенсивной окончательностью. Ремус и Уизли инстинктивно съежились, закрывая лица. Чарли упал назад, и Молли помогла ему подняться. — Регулус! — закричал Ремус, перекрикивая шум, поворачиваясь, чтобы посмотреть, как мерцает стекло, а затем снова к Регулусу, который все еще был обездвижен Беллатрисой, лежал на спине, наблюдая, как разгорается огонь прямо над ним. Его глаза были широко раскрыты, когда он держал ее за челюсть обеими руками, пытаясь помешать ей укусить его. Он ахнул и, возможно, ему удалось бы оттолкнуть Беллу от себя долей секунды позже, но у них не было этой доли секунды. Минерва МакГонагалл подняла руку, словно предвестница правосудия, и всадила гигантскую косу в спину Беллатрисы Лестрейндж. Лезвие прошло прямо через ее тело и вышло с другой стороны. Острие едва коснулось груди Регулуса. Едва. Он затаил дыхание. Ремус наблюдал, как жизнь промелькнула перед его глазами. Белла ахнула, а затем издала ужасный, по-настоящему ужасный вой; в тот момент, когда она ослабила хватку и откинулась назад, Регулус вырвался, выстрелив как ракета. Он оставил за собой след из остатков грязи, когда встал и пошатнулся, так быстро, как только мог. Ремус схватил его за плечи, и они смотрели. Они ничего не могли сделать, кроме как смотреть. Минерва вытащила косу из тела Беллатрисы, когда та сгорбилась, и выпрямилась. Она зашипела, ужасно, глядя в пустую темноту; а затем повернулась. И Грюм выстрелил ей прямо в лицо сладким, прекрасным, жгучим огнем. Ее крик послал холодок по спине Ремуса и так чертовски ужасно засел в его костях. Это было ужасно, и ужасно, что он так наслаждался этим. Он стоял и смотрел, сжимая руками Регулуса изо всех сил, они пошатнулись, слегка, оба в шоке друг от друга, пока Беллатриса горела. Когда запах ее горелой плоти проник в их ноздри в каком-то болезненном подобии катарсиса для тех, кому она причинила боль, душа Ремуса делала сальто назад, а затем Беллатриса исчезла. Она была вспышкой огня, освещающей глубокую бездну, и бежала до тех пор, пока не скрылась на горизонте. Ремус знал, что поблизости есть река и побережье. Он мог бы прикинуть траекторию ее скорости в зависимости от расстояния до ближайшей реки и ее прочности, если бы мысли в его голове не были так перемешаны, но в тот момент ее сожжение было достаточно жалким зрелищем. На какой-то момент они все стояли. Мгновение; долю секунды. А потом подул ветер, и, как в замедленной съемке, каждый из них — все семеро, с косой, огнем, пистолетом и святой водой в руках — повернулись и побежали, словно от этого зависели их жизни. Ремус мог видеть стекло, но оно уже серьезно мерцало. Оно медленно оседало. И он должен был убедиться, что все благополучно добрались до него — должен был — и поэтому он добрался туда первым и ждал. — Вперед, вперед, вперед! — закричал он, когда Уизли добежали, и никто не остановился ни на секунду: сначала Билл, Чарли, Фред, Молли, вбегающие в портал, когда он начал закрываться вокруг их тел. Они исчезли в мгновение ока. Минерва побежала и прыгнула в него. Грюм сначала бросил свою паяльную лампу, прежде чем втянуться в портал. Ремус повернулся, и Регулус был всего в двух шагах. Их глаза встретились в ослепительном блеске, когда стекло смыкалось, став узким, как арка, узким, как дверь. Регулус не колебался ни миллисекунды. Он бросился вперед, схватив Ремуса за запястье и потянув его через завесу, и врата рухнули позади них. *** Ремус упал на жесткую знакомую землю, приземлившись на Регулуса, и почувствовал, как тепло позади него исчезло, а стекло рассеялось, превратившись в сверкающую звездную пыль. — О Боже! — закричала Пандора, ожидавшая, вцепляясь в них обоих. Она помогла им подняться и тут же обняла одной рукой Регулуса, а другой Ремуса. — Вы меня до чертиков напугали. О Боже, никогда больше так не делайте. Ремус почувствовал, как Регулус усмехнулся, и почувствовал прикосновение его руки к ее талии, они оба обняли ее в ответ. Он на мгновение остановился в стазисе с Пандорой, чтобы оценить обстановку. Молли проверяла своих детей, убеждаясь, что с ними все в порядке. Грюм все еще лежал на траве; он стонал: в какой-то момент он обжегся, как и Минерва, которая, похоже, подвернула лодыжку при падении. Дверь распахнулась, и Ремус наблюдал, как Доркас выбежала из нее. Она, заметив раненых, немедленно бросилась к Минерве, помогая ей удержаться на ногах, и крикнула ближайшей ведьме, чтобы та привела Поппи. Она встретилась глазами с Ремусом через плечо Пандоры, и среди всего этого хаоса она улыбнулась. Она улыбнулась самой разгневанной улыбкой, и всё, что мог сделать Ремус, это улыбнуться в ответ. И было еще одно «О Боже», не сладкое, а гулкое. Повторяющееся, как и их природа, одно стало двумя, когда Гидеон и Фабиан Прюэтт появились в дверном проеме, устремив взгляд на свою сестру. Молли ахнула, отпустив Фреда, а затем начала смеяться. Смех был густым и слезливым. — О Боже, — снова закричал Гидеон, быстро шагая, переходя на бег, в экстазе пробегая через парковку. — О Боже, Молли. Молли! Она побежала и встретила их примерно на четверти пути, и их сила и абсолютный восторг, подпитывающий их энергичную встречу, заставили всех троих отшатнуться назад, смеяться и цепляться друг за друга. Молли обнимала братьев обеими руками, как Пандора обнимала Ремуса и Регулуса, только выглядела она так, будто пыталась втянуть их в себя, чтобы они больше никогда не разлучались. Остальные носились вокруг них, как пчелы вокруг улья. — Молл, — шмыгнул носом Фабиан, отстраняясь, плача и дрожа, и Ремус впервые видел его таким счастливым. — Молл, тебе нужно кое-кого увидеть. И по чистой случайности, которая вовсе не была случайностью, рядом с Джеймсом Поттером и Оливером Вудом в дверном проеме появился некий Перси Уизли. Его рот был открыт, а глаза заплаканы. Он держал одну руку в другой. Он выглядел таким невероятно маленьким. Молли замерла. Она застыла, как статуя. Даже не моргая. У Билла отвисла челюсть, а Чарли зарыдал еще сильнее, увидев брата. Казалось, все замерли в ожидании. — Он... — выдохнула Молли. — ...вампир, — закончил Гидеон, выглядя наполовину восторженно, наполовину нервно. — Но он не... ну. Это Перси. Он немного изменился, но он все еще наш Перси. Молли стояла абсолютно неподвижно. Ее рот начал двигаться, повторяя, как мантру, от шока, «Перси», снова, и снова, и снова. Она начала идти. Перси. Перси, Перси, Перси. Их реакция, вызванная шоком, не могла быть поддельной. Перси с тоской протянул руку, когда Молли побежала — быстро, жадно и истерично. Перси тоже шагнул вперед, и они встретились на полпути, оба рыдая навзрыд, он — цепляясь за свою мать, она — за своего сына, за его спину, шею и волосы, Перси плакал у нее на руках. Двадцатиоднолетний вампир, сам по себе в большом мире. Он уткнулся лицом в ее шею, втиснувшись в ее объятия, как будто принадлежал им, он был не вампиром, а семнадцатилетним ребенком, и ему нужна была, превыше всего, его мать. И вот она вернулась. — Но он умер, — безучастно говорил Билл, безмолвно, слезы текли по его лицу. — Они укусили его... папа... мы не знали... — Все в порядке, — сказал Фабиан, положив руку на шею племянника. — Он полтора месяца думал, что ты сам мертв, так что вы квиты. — Абсолютно нет, — прохрипел Чарли, наполовину смеясь, наполовину всхлипывая. — Нихрена. Гидеон от души рассмеялся. Он подтолкнул племянников. — Идите, — сказал он. — Идите к нему. Он все такой же невыносимый, как и прежде. Уизли сбились в небольшую группу, разговаривая, улыбаясь и смеясь друг с другом. Несколько человек в толпе вытирали глаза при воссоединении, включая Джеймса и Оливера, больших и крепких, держащихся за руки. (Гораздо позже Ремус узнает, что Перси, после того как его укусили и убили, был отдан в руки родителей, чтобы те закончили с ним. Молли не смогла этого сделать. Артур закрыл глаза и промахнулся. Перси провел пять лет, думая, что родители бросили его умирать; пять лет новой жизни, забывая все, что ему говорили, зная, что родители ненавидят его настолько, чтобы убить... это больно. Перси вечно будет больно. Но они попытаются.) Взгляд Ремуса резко оторвался от семьи. — Ремус, — выдохнула Пандора, дергая его. — Мне нужно... есть кое-что... — Что? — спросил он. Внезапно вспомнив пропущенные звонки и отчаяние в ее голосе по телефону, он нахмурился. — Ты в порядке? Она открыла рот, а затем рассмеялась. — Я? Я... я в порядке. Я прекрасно. Просто... — О Боже, — пробормотал Регулус. Он посмотрел на Пандору, его рот был расслаблен и открыт. В его голосе был намек на абсурдность. Она просияла. — Ты шутишь. — Нет. — Ты шутишь. — Нет! — хихикнула она. — О, Боже, — выдохнул он в последний раз. Ремус почувствовал, как в его живот просочился страх. Что-то подсказывало ему, что это надежда. Голос позвал его по имени, с маленькой тропинки вниз по железной дороге; это была Марлин. Он повернулся, и она бежала к нему, челка развевалась на ветру, волосы отражали уличное освещение, выстилающее тропинку, и свет гирлянд над крыльцом. Она дотянулась до него и крепко, но недолго обняла, улыбаясь. — Так рада, что с тобой все в порядке, — сказала она сквозь зубы, сжимая его в объятиях, а затем отстранилась. — Мне нужно, чтобы ты пошел со мной. Внутрь. Я кое-что... Ремус больше ничего не слышал. Его глаза поднялись, мир сместился вокруг своей оси; все покатилось кувырком, кроме Ремуса. Его ноги приклеились к земле, его тело было поражено током, автономия включилась в игру, в то время как все вздрогнули и остановились, падая. Во тьму и бездну. Солнце погасло, и только звезды горели, и поэтому перила засветились, когда он прислонился к ним, изможденный и слабый, на грани внутреннего краха и совершенно чертовски красивый, абсолютно божественный. Там стоял Сириус. Его рот слегка приоткрылся. Мелькнул изгиб его золотистых губ, словно что-то переключилось, они встретились глазами, и мир исчез. Все просто как-то растворилось. — О, — выдохнул Ремус, почти не в силах поверить, не в силах отвести от него глаз. Он больше не слушал то, что говорила Марлин. Потому что Сириус двигался. Ветерок развевал его волосы, свет от открытой двери вырисовывал его силуэт в белом свете, но он двигался не к ней. Он двигался к Ремусу. Его рука сжималась и разжималась на перилах. Он плотнее натянул на себя куртку другой рукой. Его глаза не двигались. Он делал все это. Ремус восхищался его пальцами, восхищался прядкой волос, спавшей на его лицо, восхищался его походкой, одним шагом и другим, тем, как он двигался. Проскользнув мимо Марлин, по этой дурацкой гребаной тропе. Там было так много ступенек; почему их так много? Сириус спустился на землю, камень, местность, на которой стоял Ремус, они стояли в одном месте, чувствуя одно и то же; на Сириусе даже не было гребаных ботинок. Его носки испачкаются. Его носки вот-вот испачкаются, и Ремус побежал. Сириус шел быстро, так быстро, как только мог, Ремусу было плевать, плевать, плевать, Сириус был перед ним. Он издавал шум, и его волосы развевались на ветру по плечам, и он улыбался, смеялся, а на его глазах были слезы. Люди наблюдали со стороны. Ремус кайфовал от этого, от их наследия. Абсурдности, метафизичности, пожалуйста, посмотрите, пожалуйста, посмотрите, как я люблю этого человека, эту развалину. О, мой монстр. Ребро, которого не хватает в моей груди, и ропот моего сердца, вырезанный ножом, отпечатанный кровью с его шеи когда-то миллион лет назад, Ремус почувствовал, как кусочки его кости, которые Сириус вырезал в нем снова и снова, встают на место, когда он бросился на грудь Сириуса, обняв его так сильно, что тот отшатнулся назад. Он был здесь. Сейчас. Он держал Ремуса. Ремус плакал. В его ушах звенело так сильно, что он даже не осознавал, что плачет, пока арфы не успокоились, и он не услышал это. Его губы прижались к шее Сириуса, нежной, как те круги, которые он выводил на спине, где его руки сцепились вокруг него, Ремус стоял на цыпочках, и этого все еще было недостаточно. Все в нем было нежным и губительным. Ремус хотел, вечно, проглотить его целиком. Что-то в мышечной памяти, что-то в прикосновении носа к его шее, губ к ключице, вниз по его хребту. Он вцепился в кожу на спине, отчаянно нащупал его лопатки, позвоночник. Потянулся вверх к его волосам. Будто он пытался собрать каждую частичку Сириуса. Что-то о сгоревшем святилище. Что-то о комплексе спасателя, чтобы исправить тех, кого нельзя было исправить, но кого любили, и к черту остальное. Если он монстр, то его таким создали, и Ремус будет любить его за это еще больше. Это было священно. Кощунственно. Все сопоставления того, как Сириус держал его, грудь Ремуса была беспорядком насилия, Сириус обхватил руками его талию и сжал, отстранился, но совсем немного. Он скользнул руками вверх по груди и положил их на шею, схватил кожу, столкнулся лбами, и они вдыхали воздух друг друга, так отчаянно. Сириус рассмеялся. Он поцеловал Ремуса в щеку один раз, два, миллион раз, он поцеловал ее, сцеловал слезы влажными, нежными, обожающими губами, спустился к его губам, приподнял подбородок. Ему потребовалось мгновение, чтобы поцеловать его как следует. Он завис там, вдыхал его, попытался проглотить, и все это вернулось воспоминаниями и страданиями, и Ремус попытался вдохнуть, но это было бесполезно, все, что он мог выпить, был он сам. Язык Сириуса в его кровавом рту. Карминный аромат, он бы выпил его и позволил ему обжечь изнутри, если бы это означало, что Сириус будет целовать его так вечно. Целовать его так, словно он будет тонуть без этого всю их оставшуюся жестокую жизнь. Эта страсть, это понимание, с его руками, обвитыми вокруг шеи, они слепо принадлежали друг другу. Истекая кровью на полу, целомудренно на солнце, он истекал кровью по всему Ремусу. Его руки были покрыты им. Тела были храмами, созданными для небесных вещей. Ремус был совершенно уверен, что его тело было вырезано, чтобы удерживать Сириуса таким образом. — Привет, — прошептал Сириус, отстраняясь, скользя губами по губам, улыбка тронула его хрупкие черты. — Прошло много времени, я слышал. — Заткнись, — выдохнул Ремус, задыхаясь от своих слез, от своих сломанных костей, от своей сломанной души и от жизни Сириуса, медом в его горле. — О, Боже, заткнись. Я люблю тебя. Ты в порядке? — В порядке. — Хорошо себя чувствуешь? — Хорошо. — Когда ты проснулся? — спросил он, шмыгая носом. — Тебе больно? — Ремус... — Да или нет? Есть ли... есть ли проблемы, которые приходят вместе с этой хренью... — Ре-е-мус, — рассмеялся Сириус, проводя пальцами по его волосам и убирая их с лица. — Я в порядке. Ладно? Мы можем поговорить об этом позже. Позволь мне любить тебя прямо сейчас. — Я... Ремус остановился, моргнул и откинулся назад, чтобы как следует его рассмотреть. Они оба замерли. Сириус поднял бровь. — Хочешь, чтобы я повторил? — спросил он, не колеблясь. — Покажи мне свою любовь, я покажу свою? Имей в виду, я не думаю, что моя когда-нибудь сможет сравниться с твоей по драматизму, но могу попытаться. Ремус ничего не сказал. Сириус, все еще смеясь так звонко, что от этого жмурились глаза, смотрел на него как никто другой. — Не смотри на меня так, — сказал он, обхватив Ремуса за щеки, который тоже смеялся. — Я имел это в виду тогда, и имею в виду сейчас. Ты моя чертова душа, красавчик. На потоке слез, все еще цепляющихся за его блаженные, слипшиеся ресницы, Ремус издал звук, который был больше похож на рыдание, чем на что-либо еще, а затем начал смеяться над собой, провоцируя Сириуса смеяться вместе с ним. Он тоже шмыгнул носом. — Скажи что-нибудь, — выдохнул Сириус, проводя пальцами по его волосам. Ремус снова открыл рот. По-прежнему без слов. Он просто продолжал смеяться. Он не мог остановиться. Он так влюблен. — Ты дурак, — наконец захныкал он, пронзительно и нелепо. Ответный смех Сириуса был гармоничным. — Твой, — пробормотал он, уткнувшись лицом в щеку Ремуса. — Твой, твой, твой. Они провели еще несколько мгновений, смеясь друг над другом, прежде чем Сириус отстранился, чтобы посмотреть на него целиком. Обхватил его лицо. Взглянул через плечо. Выражение его лица дрогнуло. Ремус повернулся, вытирая свое лицо, и увидел Регулуса, лениво идущего по тропинке, отступившего в сторону. — Привет, — прошептал тот, остановившись в нескольких шагах. Он был все еще растрепан, кровь разбрызгана по его лицу, кончики пальцев были пропитаны болью и потерей, и все же его глаза были мягкими и непроницаемыми. Он был похож ни больше ни меньше как на чьего-то младшего брата. Сириус смотрел, не дрогнув. Регулус сжал губы и пожал плечами, мягко, неловко. — Давненько не виделись, — выдохнул он, прочищая горло, пытаясь казаться безразличным, но безуспешно. Сириус ничего не сказал. Прошло долгое, долгое мгновение, в течение которого глаза Регулуса в неловкости метнулись в землю, руки висели по бокам, будто были бесполезны. Сириус продолжал молчать. Его руки, однако, поднялись вверх. Потянулись. Растопыренные, грязные кончики пальцев и электрические импульсы. Как половина целого. Регулус поднял глаза, выдохнул все накопившееся напряжение и, сделав три широких шага, направился прямо в объятия Сириуса. Он, вероятно, размазал кровь по одежде Сириуса, но ему было все равно. Никто никогда не держал никого так крепко, не защищал монстра так агрессивно. Восемьсот лет катарсиса могли иметь ожидание, связанное с ним, но это было так просто и так неписано, что почти казалось слишком нежным, чтобы за этим наблюдать. Ибо новая луна скрыла их от мира. И они могли быть кем угодно. Они стояли неподвижно, но слезы тихо текли из внутренних уголков глаз Регулуса, как у падшего ангела. Андромеда появилась из ниоткуда, Ремус заметил ее только тогда, когда она засмеялась и врезалась в спину Сириуса, заставив того рассмеяться и повернуться, чтобы принять в объятия и ее. Она обхватила мальчиков двумя руками, и они остались там, кровь и вода в одинаковом соотношении. Когда Андромеда отошла, Сириус, с пылающим лицом, схватил брата за щеки. Ударил по одной раз или два, покачал его головой, твердо и жестко — так много сказано без слов, как легко это воспринималось, — Регулус кивнул. Закрыл глаза, вдохнул и выдохнул. Отошел. И тут Сириус заметил его. — Регулус, — сказал он, нахмурившись. — Какого хера он здесь делает? Ремус повернулся и увидел, что Снейп, который прятался в тени, сцепился взглядом с Сириусом. Он выглядел нервно, но также храбро. Выпятил грудь, будто привык стоять на своем или, возможно, привык лаять, но не кусать, готовый использовать свою гордость в качестве оружия, бог знает, у него ее тонны. Регулус обернулся, а затем обратно к Сириусу, на его лице отразился сонный блеск. — Сириус... — Ты полный придурок, — выплюнул Сириус, отталкивая Регулуса в сторону и направляясь к нему. Снейп сделал один осторожный шаг назад. Всего один. — Как ты смеешь показываться здесь? — Сириус, — простонал Регулус, почти раздраженный, бросившись вперед, чтобы встать перед ним и оттолкнуть. Сириус, который, очевидно, все еще неустойчиво стоял на ногах, немного отшатнулся. Ремус двинулся, чтобы приблизиться к ним, и увидел предупреждающий взгляд Регулуса. — Что он здесь делает? — прошипел Сириус, сверкая глазами на брата. Еще и клыки выпустил. Драматичный ублюдок. — Я думаю, он что-то знает, — ответил Регулус, тихо и напряженно. — Он знал кое-что, чего никто не должен знать, и поэтому я подумал, что приведу его сюда и... Ну. Выбью из него это. — Ты привел его сюда, основываясь на том, что думаешь, что он что-то знает...? — Я знаю, что он что-то знает. — Он просто хочет спасти свою задницу. — И какое это имеет значение? — измученно сказал Регулус. Снейп просто стоял там. — Мы выясним, что он знает, а если он на самом деле не знает ничего, я убью его сам. Бог знает, я давно этого хотел. Мы на чертовой войне, всем наплевать, жив Северус Снейп или мертв. Снейп нахмурился, по-видимому, оскорбленный. Именно тогда Джеймс и Марлин двинулись вперед. Джеймс бросился на Снейпа, в мгновение ока подбежав к нему и вывернув его запястья за спину. Лицо Снейпа исказилось во что-то чудовищное, и он, конечно же, отбивался. — Отпусти меня сию же секунду, Поттер, — прошипел он, вырывая одну руку из его хватки и схватывая другую. — Ты никчемный кусок дерьма. Ремус наблюдал, как глаза Регулуса закатились до самого затылка, но прежде чем он успел повернуться, чтобы остановить небольшую вспыхнувшую потасовку, Сириус вырвался из его рук и встал позади Снейпа. Одним резким движением он сломал ему шею. Снейп рухнул на землю, словно марионетка, у которой обрезали нити. — Ну, — сказал Регулус, медленно выдыхая, пока Джеймс стоял позади него, совершенно ошеломленный. — Это один из способов заставить его молчать, я полагаю. Пандора появилась изящно с Джул позади нее и длинным взмахом руки наколдовала что-то похожее на тугие цепи святой воды вокруг рук и лодыжек Снейпа. Джеймс и Сириус отступили назад, когда те наколдовали носилки и вдвоем левитировали его в дом. Ремус, у которого было мгновение, чтобы осмотреться и собрать мир заново, заметил, что большинство людей вокруг них вернулись к своим делам. Охотников провели внутрь. Он не знал, где находился Драко, но предположил, что его взяли под контроль в промежуток времени между их возвращениями. Сириус обернулся. — Ладно, — сказал он толпе, которая теперь состояла из двух Блэков, Джеймса, Марлин и Ремуса. Он положил руки на бедра и слегка качнулся. Джеймс, стоявший рядом, посмотрел на него и ухмыльнулся такой огромной глупой улыбкой. — Думаю, тебе пора наверстать упущенное, — сказал он, и Сириус поднял брови. Он рассмеялся от души и обнял его. — Абсолютно согласен, — сказал Сириус, начиная идти по тропинке. — Кто просветит меня по поводу шести недель вампирской дрочки? Он немного замедлился и посмотрел на Ремуса впервые с тех пор, как увидел Регулуса. Его лицо заметно смягчилось. Его глаза следили за ним, пока он не оказался слишком далеко впереди, чтобы физически видеть его, но остановился и позволил своей руке упасть с Джеймса. Он улыбнулся, подпрыгивая через шаг, чтобы встать рядом с Андромедой и Марлин. Он не отрывал глаз от Ремуса, пока не пошел с ним в ногу. Они прошли несколько жалких шагов, глупая мягкая улыбка искривила губы Сириуса, а затем он поднял руку, чтобы обхватить Ремуса за плечо, притянув его к себе. Направляясь к дому, Регулус шел в ногу с другой стороны Сириуса, неловко засунув руки в карманы. — А потом, — снова начал Сириус, глядя на звезды, а затем на брата. Он ухмыльнулся и схватил его тоже, притянув их обоих глубоко в свои всеобъемлющие объятия. — Мне пиздец как нужно выпить. Ремус повернул голову и, идя немного впереди, встретился глазами с Регулусом. Сириус, довольный, повел их троих вверх по лестнице, в то время как Регулус закатил глаза и заставил Ремуса рассмеяться, сопровождая это сдержанной, нежной улыбкой. Он положил голову на плечо Сириуса. Дверь захлопнулась за ними.