два палача

– Рядовой Шин год проучился в университете по стипендии для малоимущих, – капитан Лим раскладывает содержимое папки на загроможденном рабочем столе в центре офиса РД, жестом предлагая Сиыну и Сухо присоединиться к обсуждению. – У него IQ выше среднего, в старшей школе он был первым в своем классе. Кажется, в своем взводе он всем нравился. В январе сержант Чан даже просил, чтобы Шина повысили до рядового первого класса. – Если он всем нравился, тогда почему дезертировал? – хмурится Сухо, разглядывая бумаги. Его плечо минимум в метре от Сиына, но тот все равно чувствует исходящее от него тепло сквозь ткань униформы. Между ними слишком много места. Его недостаточно. – Хороший вопрос. Его положение в 8-м взводе недавно изменилось, – капитан Лим разбирает очередную кипу бумаг. Есть записи о переводе, рейтинги пригодности, документы о зачислении в армию. Даже на засвеченной фотографии на удостоверении личности видно его мягкую улыбку. Капитан Лим находит форму, заполненную аккуратным идеальным почерком, а затем вытаскивает два листа, в которых Сиын узнает отчеты об инцидентах, очень похожие на те, что при его допросе составлял рядовой Ким. – Месяц назад рядовой Шин подал прошение о переводе в другой взвод, но не указал причину. Перевод был отклонен. А на прошлой неделе двое солдат из его взвода сообщили о его гомосексуальном поведении. Сиын хмурится. – Кто сообщил? Капитан Лим передает ему два подписанных отчет. Внизу каждого имя: Хон. Пак. – Они лгут, – Сиын вспоминает мягкий голос Чунчхоля и его спокойные манеры. Его извинения перед побегом. – Я видел на нем синяки. Над ним издевались. Капитан Лим кивает. – Может и так, но в обоих отчетах описываются схожие ситуации. Учитывая, что Шин дезертировал, а не выступил в свою защиту с опровержением, мы вынуждены предположить худшее, – уголки его рта опускаются. – Как только мы его найдем, будет проведено расследование. Если обвинения будут доказаны, ему грозит тюремный срок. От этой мысли у Сиына по спине пробегает холодок. Взгляд, брошенный украдкой на профиль Сухо, натыкается на безразличный вид. Сиын поворачивается к капитану Лиму и уже собирается открыть рот, чтобы снова возразить, как его прерывает рядовой Ким, который хромающей походкой протискивается в дверь. В его руках снова куча папок. Он удивленно смотрит на Сиына. – О, эй! Ты получил работу? Сиын собирается кивнуть, но под пристальным взглядом капитана Лима Ким, кажется, понимает, что прервал важный разговор. Он смущенно улыбается, обнажив щербинку между зубами. – Извините, – говорит он. – Я просто... Ким неловко ковыляет мимо стола, по пути едва не уронив папки, но в последний момент успевает их подхватить. Он садится за компьютер в огороженном решеткой закутке и нажимает кнопку «пуск». По его позе видно, что он прислушивается к их разговору. Капитан Лим прочищает горло. – Ладно, давайте поговорим о той ночи, когда Шин сбежал, – он достает пестрящую пометками карту местности и раскладывает ее рядом с досье: – В воскресенье вечером мы гнались за ним по лесу примерно четыре километра, но потом след потерялся, – капитан Лим указывает на красный кружок рядом с лесовозной дорогой, а затем проводит пальцем к синему кружку в нескольких сантиметрах от первого. – Мы думаем, что после этого у него была стычка с местным жителем. Сегодня утром позвонил господин Пэк Сынвон и сообщил о краже со взломом. Позавчера вечером кто-то стащил из его дома еду. Наши военные попросили разрешение обыскать дом, но господин Пэк отказался. Капитан Лим выражается предельно четко. Сиын видит, как Сухо хмурится и тянется к карте. Его пальцы слегка дрожат, когда он поворачивает ее к себе, чтобы получше рассмотреть. – Он связывался со своей семьей? – В его досье указана только мать, но она сказала, что ничего о нем не слышала. Еще у него была девушка. Она приезжала его навестить в районе Рождества, но нам не удалось отследить ее по той информации, которую она оставила. Капитан Лим указывает на зернистое изображение с камеры наблюдения. За столиком в столовой напротив Чунчхоля сидит скромно одетая симпатичная девушка с короткими темными волосами. Между ними явно идет какой-то трудный разговор. Видно, что она напряжена и расстроена – голова опущена, плечи сгорблены. Чунчхоль накрывает ее щеку ладонью и она тянется к этому прикосновению. Ее глаза скрыты от камеры. – Кроме того, мы предупредили сотрудников автобусной станции, но они говорят, что не видели никого, подходящего под описание. И у нас нет доступа к его личному банковскому счету. Мы пытаемся получить ордер, но обычно это занимает много времени. Он достаточно умен, чтобы до сих пор не засветить свой военный билет. Если он это сделает, рядовой Ким даст вам знать. – А как насчет интернет-кафе? – интересуется Сухо. Капитан Лим качает головой. – А похоже, что у него есть лишние деньги, чтобы тратить их на игры? Насколько нам известно, у него даже нет социальных сетей. В любом случае, – он протягивает еще один лист бумаги: – Вот адрес господина Пэка и отчет, который составили младшие сотрудники военной полиции. Вы не хуже меня знаете, насколько они дотошны. Пока Сухо изучает листок, тот дрожит в его руках. Затем он просто кивает и убирает его в небольшой блокнот, который вытащил из кармана. – Мы заедем к нему перед тем, как отправиться в Сеул. – Хорошо, – капитан Лим сворачивает карту, собирает все оставшиеся бумаги в кучу и кладет их на стол, будто они уже закончили. Сиын задумывается, ничего ли он не упустил. – Почему мы предполагаем, что Чунчхоль отправится в Сеул? – Все дезертиры бегут в Сеул, рядовой Ян, – капитан Лим бросает на Сиына многострадальный взгляд. Видимо, других объяснений не последует. Сиын переводит взгляд на Сухо. Тот пожимает плечами: – Деревенщины хотят спрятаться, городские парни хотят потусоваться. – Именно так, – сам себе кивает капитан Лим и запихивает все бумаги в папку. – К тому же, там живет мать Шина. Он подходит к столу и начинает рыться в ящиках. Ему приходится открыть несколько из них, прежде чем он находит то, что ищет. Он протягивает Сиыну сотовый: – Бонус за работу, Ян. Сиын удивленно смотрит на телефон. – Возьми, – говорит Сухо. Сиын берет телефон. Капитан Лим улыбается, показывая свои острые лисьи зубы. – Ладно. Весь оставшийся день я буду на совещаниях, держите связь через Джэхо. Идите и изучите каждую грань жизни Шина. Найдите его, пока не случилось ничего плохого. – Капитан, – Сухо отдает ему честь. Сиын повторяет его жест. Они одновременно разворачиваются и направляются к двери. Одежда Сиына до сих пор заляпана подсохшей грязью и наверняка остались листья в волосах, но с тех пор, как он впервые вошел в этот кабинет, внутри него все повернулось на сто восемьдесят градусов. Он чувствует себя потерянным и найденным одновременно. – Подождите, – говорит капитан Лим, и Сухо поворачивается, чтобы на лету поймать брошенный ключ. – Проверьте его шкафчик. В нем еще никто не рылся. +++ Шкафчик Шин Чунчхоля покрыт свежими надписями. Дверцы пестрят словами вроде «подстилка» и «дезертир», но первым делом в глаза бросается огромная надпись, сделанная черным перманентным маркером: «УБЕЙ СЕБЯ ПИДОР». Кто-то приклеил на его фотографию наклейку с изображением баклажана и прожег ее сигаретой. Это так похоже на шкафчик любого ботаника, уж Сиын-то знает. И парни из 8-го взвода тоже выглядят как любая другая шпана, с которой Сиын сталкивался. Их «ежики» и хмурые лица точно такие же, как у парней из 12-го взвода; такие же, как у бейсбольной команды в университете; такие же, как у банды Ёнбина в старшей школе. Пока Сухо открывает шкафчик Чунчхоля, рядом мельтешат их тупые наглые лица. – Спорим, у него там анальная пробка, – говорит один рядовой, а другой тут же хохочет. Сухо сжимает челюсть. Он выпрямляется, бросая на Сиына короткий взгляд. – Освободи его, рядовой Ён, – говорит Сухо, а затем поворачивается к собравшимся солдатам: – Кто-нибудь из вас дружил с рядовым Шином? Солдаты молчат и неуверенно переглядываются. Сиын начинает доставать вещи из шкафчика. Сверху – заштопанная в нескольких местах шапка ручной вязки. Под ней – дешевый пластиковый снежный шар с миниатюрной версией Сеульской башни, мятая брошюра Сеульского симфонического оркестра, нераспечатанный набор палочек для еды и ложка в одноразовой упаковке. Сиын спиной чувствует угрозы и насмешки, которыми солдаты встречают каждую вещь Чунчхоля. Он аккуратно раскладывает предметы на полу. Они как гранаты, которые могут рвануть в любой момент. Сухо пытается снова: – Мы знаем, что он был популярен в вашем взводе. Мы также знаем, что над ним издевались. Кто-нибудь хочет объяснить? – Сухо неторопливо подходит к Паку и Хону. Его слова и то, как он держится, излучают авторитет. Он обращается напрямую к Паку и Хону, хотя не называет их имен. Не дождавшись ответа, он окидывает взглядом остальных. – Говорите громче, солдаты, – наконец, подает голос их сержант, со скучающим видом читающий в дальнем углу журнал. – Он нам нравился, – рядовой первого класса Пак неуверенно поднимает руку. – Пока мы не узнали, что ему нравятся парни. Сухо закатывает глаза. – В прошлом месяце к нему приезжала девушка. Разве они не встречались? – Он сказал, что они расстались, – Хон шмыгает носом, вытирая нос рукой. – Наверное, потому что он пидор. – Да? – брови Сухо ползут вверх. – Откуда ты знаешь? Опять тишина. Наконец, снова вмешивается Пак: – Я запалил его, когда он пялился на меня в душе. Другие парни тоже это видели. Группа нерешительно шепотом соглашается, но Сухо просто закатывает глаза. – Не пори чушь. Вы все время пялитесь друг на друга. Держу пари, вы мерялись членами. – Ни за что, – Пак сглатывает, снова оглядываясь на сержанта, а затем снова на Сухо: – У него были чувства к сержанту Чану. В глубине шкафчика лежит куча мелких предметов: гигиеничка, расческа, почти пустая банка крема для обуви. Последний предмет – небольшой мятый конверт. Когда Сиын встряхивает его, ему на ладонь выпадает короткая золотая цепочка. Среди солдат раздается неловкое бормотание. Это явно мужской браслет. Очень простой, но его вес буквально кричит о роскоши. Застежка имеет изогнутую форму, с одной стороны похожую на фигурную скобку. Хон обвиняюще тыкает пальцем в ювелирное изделие: – Видите? Шин пытался подарить этот браслет сержанту Чану, – он отдергивает руку и нервно вытирает ее о штанину. – Пара наших ребят видели, как он это делал, поэтому избили его, чтобы преподать урок. – После этого Шин пытался перевестись в другой взвод? Хон кивает. – Сержант Чан хотел просто проигнорировать этот случай, но из-за Шина мы все почувствовали себя неуютно. В армии так нельзя. Сухо оглядывается на сержанта Чана, и тот, поджав губы, кивает. Сиын убирает браслет обратно в конверт и кладет его на пол рядом с другими вещами. – Отвратительно, – говорит Пак, кривя рот. – Скатертью дорога. Сухо смотрит на него сердито. – Где твой шкафчик, рядовой? Пока Пак в замешательстве хмурится, парень позади него с тупым лицом указывает на соседний шкафчик. Сухо двигается быстро – отбрасывает одежду Пака в сторону, находит его корзинку для душевых принадлежностей и вываливает содержимое – шампунь, кондиционер, дезодорант – на пол. Под грохот падающих бутылочек и тюбиков Сиын ощущает, как в комнате нарастает напряжение. Его тело инстинктивно откликается – сердцебиение грозит замедлиться, сознание расплывается, но стоящий над ним все еще с равнодушным лицом Сухо протягивает корзинку: – Положи все сюда. Мы забираем это в качестве улик. 8-й взвод отступает в напряженном гневном почтении. Только сержант Чан в своем углу как ни в чем не бывало листает журнал. Все под контролем. Сиын делает глубокий вдох, беря под контроль инстинкты, а затем перекладывает все вещи Чунчхоля в корзинку. Закончив, он поднимается на ноги. – Хорошо, – говорит Сухо солдатам. – Если вы, придурки, услышите что-нибудь о Шине или куда он мог пойти, сообщите об этом. Пошли, рядовой. На прощание сержант Чан кивает Сухо. Тот кивает в ответ. +++ Они оставляют вещи Чунчхоля у рядового Кима, который торчит в офисе РД в полном одиночестве и уныло тыкает по клавиатуре. Взамен тот вручает Сухо конверт с командировочными, предупредив, что лучше бы им быть поэкономнее. На хмурый взгляд Сухо Ким снова ухмыляется: – Я знаю, – говорит он. – Денег всегда мало. Но это все, что у нас сейчас есть на мелкие расходы. Сухо смиренно закатывает глаза, и они снова уходят. Сиын следует за ним по коридорам. Он знает, что возвращается к старым шаблонам поведения, но какая разница? Все так знакомо, не считая того, что Сухо держит спину более прямо и жестко, чем помнит Сиын. В его воспоминаниях Сухо никогда так не выпрямлял плечи. – Тебе понадобится что-то из одежды, – бросает он через плечо. Этот новый Сухо тревожит. Сиын ускоряет шаг, чтобы не отставать. Ему бы хотелось увидеть его лицо. Через несколько поворотов они останавливаются перед казармой 3-го взвода. Внутри пусто. Через окно льется солнечный свет, высвечивая танцующие в воздухе пылинки, и отражается от касок, лежащих на полках над шкафчиками. Сухо направляется прямиком в дальний конец комнаты, возвращается с вещмешком и бросает его перед Сиыном. – Мы не должны выделяться среди гражданских. Сумка набита ношеной одеждой. Она пахнет плесенью, густыми ароматами разных одеколонов и моющих средств, но вроде бы чистая. Сиын находит пару подходящих по размеру штанов, футболку с логотипом винного магазина и рубашку. Он снимает ботинки, оставшись только в футболке и грязных штанах, и бросает случайный взгляд на Сухо. Сиын замирает. Внезапно желудок приходит в движение, начинает кружиться голова. Сухо освещен лучами льющегося из окна солнечного света. Перед ним тоже лежит комплект гражданской одежды. Он быстро расстегивает форменную рубашку и сбрасывая ее. – Давай, рядовой. Нет времени возиться, – говорит он. Его голос звучит приглушенно, пока он стягивает через голову футболку. Единственное, что сквозь неловкость видит Сиын, – гладкую кожу его живота. Тело Сухо утратило всякую округлость, присущую юности, и теперь сплошь состоит из мускулов. На плечах и под ребрами острые линии мышц. Свет, струящийся из окна, высвечивает пупок и тонкую темную дорожку волос, уходящую под пояс… Сиын чувствует, что лицо начинает полыхать, и с трудом заставляет себя отвернуться. Замешательство отступает. Он полностью раздевается, а потом торопливо натягивает штаны и футболку. Он старается не оглядываться на Сухо, но все равно продолжает ловить маленькие всполохи, пока застегивает пуговицы на рубашке. Несколько кадров тут и там, как фрагменты в кинопроекторе: Сухо сбрасывает штаны. Сухо засовывает голову в ворот белой футболки. Сухо надевает пару мягких спортивных штанов. Он не утруждает себя завязыванием пояса, поэтому когда наклоняется, чтобы надеть носки, штаны сползают низко на бедра, обнажая резинку нижнего белья. Сиын заканчивает одеваться и оглядывает себя с ног до головы. Потом недолго возится с манжетами рубашки и ждет. Наконец, в поле зрения появляются ноги Сухо. На нем ярко-красная ветровка, и теперь Сиын снова может на него смотреть. – Ты выше, чем я помню, – говорит Сухо, отворачиваясь, и проводит рукой по волосам, поправляя прическу. – На дне сумки бывает обувь, может, найдется твой размер. Если нет, просто спусти манжеты на берцах. Сиын находит пару старых кроссовок – на полразмера больше, но достаточно приличных. Он садится, чтобы их зашнуровать, когда снова подходит Сухо. Тот накидывает серый капюшон толстовки на его коротко стриженные волосы. Сквозь ткань Сиын чувствует на макушке тепло чужой ладони. – Так лучше, – говорит Сухо и отходит назад, чтобы как следует его рассмотреть. Его голос тихий и почти мягкий. Сиын не может удержаться – смотрит на Сухо из-под края капюшона. Их взгляды встречаются. В глазах Сухо теплится намек на улыбку – первую для Сиына за последние пять лет. И она так похожа на ту, которую он помнит, что дыхание перехватывает, а в глазах ощутимо покалывает. Здесь, оставшись с ним наедине, Сиын ощущает всю тяжесть их прошлого. Он думает, что, может, сейчас Сухо спросит… Выражение лица Сухо снова становится отстраненным. Он отступает назад и переводит взгляд в сторону. Почти-улыбка исчезает. – Пора отправляться, рядовой Ён, – он наклоняется и поднимает с пола дорожный рюкзак. Сиын чувствует раздражение. Дистанция, звание – ему все это надоело. – Да, сержант. Так точно, сержант, – он делает акцент на слове «сержант‎», и еще никогда его голос не сочился таким сарказмом. На мгновение Сухо переводит на него шокированный взгляд. – Ладно, – теперь его голос куда грубее, чем минуту назад. – Пошли. Он поворачивается, взваливает рюкзак на плечи и направляется к двери. Сиын просовывает руки в рукава толстовки и следует за ним. +++ Репутация Сухо их опережает. Охранник на КПП открывает ворота еще до того, как они до них доходят. Сухо машет ему, проходя мимо, тот в ответ отдает честь и склоняется над журналом, делая пометку. Для них обоих не составит никакого труда пересечь эту границу – в ближайшее время они будут делать это постоянно. И все же эта разграничительная линия занимает все внимание Сиына. Сегодня его перенесут через нее чужое звание и чужие ботинки. Когда он приближается к желтой разметке, она глушит все остальные сенсорные сигналы. В голове эхом отдаются крики, последовавшие за бегством Чунчхоля, и его собственный безумный рывок. Мир бледнеет и сужается до точки, в которой есть только он сам и асфальт, по которому он шагает. Черно-желтые полосы все ближе и ближе. Сиын продолжает двигаться вперед. Продолжает шагать. И во второй раз за три дня линия оказывается позади него. Он останавливается. Мир снова обретает звуки, цвета и форму. Небо настолько яркое, что кажется тусклым. Пение птиц, ветер, запах талого снега. На асфальте рядом с ним кроссовки Сухо – красно-белые и почти новые. Сиын поднимает взгляд и видит, что Сухо за ним наблюдает. Он все еще выглядит отстраненным, но в его глазах снова появляется крошечный намек на тепло. Наверное, он думает, что Сиын ведет себя как идиот, но, возможно, он догадывается. Возможно, он понимает. – Нам пора, – Сухо делает шаг вперед. – До поворота еще несколько километров. +++ После воскресного дождя на улице все еще свежо. Листья осеняет яркий свет, но раннее весеннее солнце висит достаточно низко, отбрасывая длинные холодные тени на дорогу. Если не считать звука их шагов, вокруг тихо. Время от времени мимо проезжают грузовики с военными. Головы в очках-авиаторах и камуфляжных шлемах рассеянно поворачиваются в их сторону, но тут же теряют интерес. Сиын намеренно отстает от Сухо на пару шагов. Он говорит себе, что делает так из уважения или, скорее, еще по школьной привычке, но на самом деле он нервничает. Теперь, когда рядом никого нет и они действительно остались наедине, Сухо может в любой момент начать выяснять отношения. Но тот не предпринимает никаких попыток заговорить о прошлом. Он просто молча шагает вперед, периодически поглядывая на подлесок, и время от времени пинает мелкие веточки и камушки. Без униформы, вдали от казарм и патриотических вывесок он выглядит иначе. Он больше не держится так, словно проглотил палку. Под весом рюкзака он слегка сутулится, и с каждым шагом от базы это становится все заметнее. Ярко-красный цвет его ветровки навевает воспоминания, и если бы не холодная пустота, образовавшаяся между ними, Сиын мог бы представить, что за последние пять лет Сухо совсем не изменился. Это вызывает острую боль желания. Он сглатывает, пытаясь набраться смелости. Он согласился на эту работу, чтобы загладить вину. – Рядовой Ким, – он начинает раньше, чем собрался с духом. Даже сейчас, когда он почти решился, его гложет страх. Сиын прочищает горло: – Он сказал, что ты только что вернулся из лазарета. При этих словах Сухо останавливается. Сиын тоже останавливается. Сухо поворачивается и окидывает его холодным взглядом. – Какое отношение это имеет к тебе? Сиын снова сглатывает, чувствуя нарастающее в груди напряжение, и заставляет себя опустить взгляд согласно субординации. – Никакого. Извините, – он делает вдох, вспоминая, в каких они сейчас отношениях. Подумав, добавляет: – Сержант. И оглядывается как раз вовремя, чтобы заметить, как меняется лицо Сухо: вспышка боли, которая мгновенно исчезает. – Не надо, – Сухо внезапно подходит к Сиыну так близко, что носки его кроссовок оказываются прямо перед кроссовками Сиына. – Не называй меня так. Его губы слегка кривятся при этих словах. Он снова проводит рукой по волосам, по шраму на виске, и Сиын тут же хочет спросить: «Почему не надо?‎». Значит ли это, что они снова смогут стать друзьями, даже если он… даже если… Сухо вздыхает, отворачивается и снова шагает вперед. – На гражданке можно обойтись без формальностей. Хотя Сухо на него не смотрит, Сиын все равно кивает, и они идут дальше. – Хорошо, – говорит он. Ладно. Проходит еще несколько ударов сердца. Ему нужно продолжать попытки: – Ты в порядке? Имею ввиду, в остальном? Плечи Сухо заметно напрягаются. – У меня все в порядке, – не оглядываясь, сообщает Сухо. – Это хорошо. – Тупик. Сиыну нужно все исправить. Прежде чем он успевает одуматься, он снова пытается нарушить границы, даже если это его до чертиков пугает: – Как поживает бабушка? Слова на мгновение повисают в воздухе. Сухо слегка поворачивает голову. Сиын видит, что он хмурится. – Почему ты спрашиваешь? – Да просто, – осторожно отвечает Сиын. Сухо снова останавливается. Затаив дыхание, Сиын тоже тормозит. Когда Сухо полностью разворачивается, выражение его лица абсолютно непроницаемо. – Она упоминала о тебе. Сыина прожигает внезапным ужасом. Сердце резко подскакивает к горлу. Он ждал этого, так что бессмысленно нервничать. Он пытается контролировать дыхание и говорит себе, что готов к гневу и отвращению, которые Сухо сейчас на него выплеснет… Но Сухо просто слегка пожимает плечами и отворачивается. – Она сказала, что пока я был в коме, ты приходил пару раз. Сиын ошалело моргает. Пару раз? Преуменьшение века. Может быть такое, что она не сказала ему?.. Сухо втягивает носом воздух и резко выдыхает. – Но у нее проблемы со здоровьем, – он снова смотрит на Сиына. Губы поджаты, руки спрятаны в карманах куртки. – Моей тете сложно о ней заботиться. Она говорит, что ей будет лучше в доме для престарелых. Сиын не может представить, что бабушка Сухо вдруг стала немощной. Когда она приносила ему еду в больницу, ее сухие мягкие руки были проворными и сильными. Она убеждала его поесть своим честным, убедительным ртом. Острый взгляд, направленный на врачей, а позже и на самого Сиына – казалось, она знала о нем все. Даже то, что как он думал, он умело скрывает. – Мне жаль, – наконец говорит Сиын, даже если этого недостаточно. – Как бы то ни было. Мне осталось служить всего месяц, – Сухо шмыгает носом, потирает его и отворачивается. – После дембеля я найду место, где мы сможем жить вместе. Она не заслуживает, чтобы ее где-нибудь заперли. – Нет, – куда более эмоционально, чем намеревался, соглашается Сиын. – Она не заслуживает. Сухо снова шагает вперед, шаркая кроссовками по асфальту, но на этот раз немного медленнее и будто в полоборота. Внезапно Сиын осознает, какую возможность ему предлагают. Он ускоряет шаги, чтобы догнать Сухо, и вот они уже снова идут плечом к плечу. Почти как друзья. Сквозь пустоту, что стояла между ними, сквозь слои одежды, Сиын чувствует это невозможное тепло. Оно заставляет его сердце заполошно биться о ребра. Ему нужно перестать об этом думать, нужно на что-то отвлечься. Он прикусывает губу и усиленно думает. В конце концов, он выбирает наименее напряженную тему: – Той ночью… Как ты понял, где меня искать? Сухо невесело фыркает. – Хочешь знать? – он пинает шишку. Она пролетает несколько метров по дороге. Сиын рискует взглянуть на лицо Сухо, но тот на него не смотрит. Он хмурится и высматривает впереди шишку. – Но я не понимаю, почему ты побежал, – он снова пинает ее вперед. – Ты никогда не был из тех, кто делает что-то без причины. – Может, я изменился, – Сиын не уверен, верит ли он в это сам. – Может быть, – кивает Сухо. – Так или иначе, я знал, что ты будешь на базе. На этот раз он смотрит прямо на Сиына, и в уголках его губ и глаз снова прячется тень улыбки, а в тоне голоса угадывается мягкость. Сиын чувствует, что по лицу пытается расползтись ответная улыбка, поэтому отворачивается, засовывает руки в карманы толстовки и идет вперед. Сухо в последний раз пинает шишку, и она улетает в траву. +++ К тому времени, как они добираются до изрытой колеями грунтовой дороги, ведущей к дому господина Пэка, нос и уши уже саднит от холодного весеннего воздуха. Тело по-прежнему ноет после падения с насыпи. На протяжении последнего километра Сиын пытался это скрыть, но почти уверен, что Сухо все равно заметил – он замедлил темп и им потребовалось гораздо больше времени, чем следовало бы, чтобы сюда добраться. Сиын не возражает. Несмотря на усталость, прогулка с тихим и уютным Сухо, идущим рядом, – это самое приятное ощущение за последние месяцы. Он не хочет, чтобы она заканчивалось. И все же они сворачивают на грунтовую дорогу. Чуть впереди из кустов торчит трухлявый деревянный столб с прибитым к нему ржавым почтовым ящиком, на котором белой краской написан адрес Пэк Сынвона. Сухо осторожно перешагивает через пару глубоких непросохших рытвин. Его низкий голос нарушает тишину: – Шина здесь наверняка нет, но лучше убедиться лично, – он бросает на Сиына многозначительный взгляд: – Нам следует быть осторожными. Оставшуюся часть пути они поднимаются по уходящей вверх подъездной дороге. Следы шин приводят их к старому, но ухоженному грузовичку, припаркованному у покосившейся постройки. Она одна из нескольких себе подобных построек на заросшей высокой травой и сорняками территории, и, похоже, служит господину Пэку домом. Главный дом хоть и больше остальных, но все равно крошечный. Он построен из грубых шлакоблоков, гофрированная крыша увита лианами. Вокруг сильно пахнет древесным дымом, хотя из жестяной трубы ничего не поднимается. За домом Сиын видит еще несколько низких построек. Некоторые из них тоже построены из гофрированной стали или шлакоблоков. Очертания других, оплетенных лианами, едва видны в густом подлеске. С такого расстояния невозможно сказать, для чего они предназначены. Сухо подходит прямо к фанерной входной двери и громко стучит. На фоне тишины, царящей вокруг, резкий звук звучит неестественно громко. Сиын подходит к нему сзади. Они ждут. Идут секунды, но ответа нет. – Эй? – кричит Сухо. – Господин Пэк Сынвон? Ни звука, ни движения. Сухо поворачивается к Сиыну и уже открывает рот, но прежде чем успевает что-то сказать, с обратной стороны дома раздается металлический лязг. Они вслушиваются еще несколько секунд – тишина. Сухо захлопывает рот и молчаливым кивком указывает Сиыну в том направлении. Сиын кивает ему и сворачивает за угол, чтобы обойти дом. Пока он аккуратно пробирается вдоль стены сквозь груды хлама, любые мысли об усталости отходят на второй план. Он движется осторожно, стараясь дышать как можно тише. Шелест листьев подсказывает, что Сухо идет в нескольких шагах позади него. Сиын не знает, что делать, если они найдут Чунчхоля. Он даже не уверен, что вообще хочет что-то сделать, но наручники у Сухо, так что без разницы. Сиын здесь лишь второй пилот. Он очищает голову от лишних мыслей и полностью переключается на чувства и обработку информации, двигаясь вдоль стены в тени придворовых построек. Сердцебиение замедляется, обостряя инстинкты. Он охотится. Под ботинками шуршит высокая трава. Он плавно обходит разнообразные тут и там куски металла, торчащие из зарослей колючих кустов, и поросшие мхом разбитые плитки. Все тихо. Вдруг где-то совсем рядом раздается еще один звук. Инстинкт заставляет Сиына рвануть с места до того, как он осознает, что делает. Он на полной скорости резко заворачивает за угол. На долю секунды его накрывает ярким воспоминанием, как он бежал по лесу в одиночку… Столкновение такой силы, что Сиына отбрасывает в сторону. Раздается удивленный вскрик, из порванного пакета разлетаются консервные банки и рассыпаются по траве. На Сиына пялится старик в потертой фланелевой рубашке. Одной рукой он ненадежно сжимает второй пакет с продуктами вместе с оторванной ручкой первого. Другая его рука на перевязи. На груди болтается шнурок от наушника, из которого доносится музыка. В следующую секунду он кренится набок, неловко подвернув ногу. – Сиын-а! – из-за угла стремительно выскакивает Сухо и резко тормозит. Сиын хотел бы остановиться и насладиться этим зрелищем, но времени нет. Старик теряет равновесие. Сиын бросается к нему. +++ В сарае господина Пэка невероятное количество продуктов длительного хранения. – На случай, если начнется война, понимаешь? – говорит Пэк и выжидающе смотрит на Сиына. Его канвондонский акцент выражен еще сильнее, чем у Чунчхоля. Сиын пожимает плечами, стряхивает грязь с очередной банки фасоли и ставит ее к остальным. – Вообще-то это разумно, – Сухо поднимает последние три банки тунца и ставит их на другую аккуратно подписанную полку. – Здесь можно укрыться. И если вторгнется Север, сюда вряд ли кто-то сунется, – Сухо выпрямляется и аккуратно складывает бумажный пакет: – Вы уверены, что больше ничего не запомнили о воскресном нарушителе? – Ага. Как я и сказал остальным, – говорит господин Пэк, серьезно нахмурив брови. В седой бороде мелькают желтые зубы. Сиын про себя удивляется способности Сухо располагать к себе людей, даже таких сварливых выживальщиков. – Я услышал шум, вышел посмотреть и застал его врасплох у двери, – господин Пэк указывает на проем позади себя: – Думаю, я его напугал. Парень убежал. Я решил не раздувать из этого проблему, но сегодня утром обнаружил, что он спер часть моих припасов. Тогда я и позвонил вам, ребята. Сухо понимающе кивает. – Вы не подумали, что он может быть дезертиром? Мужчина пожимает плечами: – Было темно. Я подумал, что это просто какой-то голодный бродяга. – Вполне понятно, – говорит Сухо, а Сиын изо всех сил старается не закатить глаза. Ничего не понятно, зато весьма тупо. Но Сиын держит рот на замке. Он ставит на полку последнюю банку фасоли, и следует примеру Сухо – аккуратно складывает пустой пакет. – Вы злитесь на то, что он вас обокрал? – спрашивает Сухо, слегка приподняв брови. Он рассеянно берет у Сиына пакет и складывает их вместе. – Айщ. Всего лишь немного фасоли и тунца, – мужчина тут же поднимает свои седые брови: – И если это ваш дезертир, то наверняка это лучшая еда, которую он съел за всю неделю. Немудрено, что он украл консервы. – Вы правы, – Сухо улыбается, но эта улыбка отличается от той, которую помнит Сиын. Она слишком яркая – такую улыбку он привык видеть у продавцов. – Почему вы не позволили военной полиции обыскать ваш дом? Господин Пэк улыбается ему в ответ, обнажая желтые кривые зубы, и Сиын понимает почему – любой бы улыбнулся, если бы не знал Сухо лучше. – У меня много антиквариата. Они бы, чего доброго, его сломали. К тому же там нечего искать. – Ах, понятно, – Сухо протягивает господину Пэку сложенные пакеты, отряхивает руки и лезет в карман за блокнотом. – Ну, большое спасибо за помощь. Как думаете, если снова увидите рядового Шина, можете позвонить по этому номеру и сообщить? – Конечно, конечно, – господин Пэк берет протянутый лист и выводит их из сарая. Солнце скрылось за холмами. День клонится к вечеру, лес вокруг окрашивается в оттенки синего и золотого. Господин Пэк выключает в сарае свет и запирает дверь с помощью куска бечевки, намотанной на крючок. Он оборачивается и потирает озябшие руки. – Айщ. Становится холодно. – Определенно, – Сухо оглядывается на припаркованный грузовик. – Вы могли бы подбросить нас до автовокзала? – затем он принимает печальный вид, но с тенью все той фальшивой улыбки: – И можно воспользоваться вашей ванной? Старик несколько раз неловко моргает, но затем прищуривает свои яркие глаза. – Думаю, да. Только не трогайте мой антиквариат.