Новогодние ШиШки

От оправы новых очков болит переносица, а порой и чешется, отчего работать моментами приходится через силу и постоянное их поправление. Благо линзы те же, и глазам не пришлось заново к ним привыкать. Буквы на тестах учеников расплываются, собираются в кашу-малашу. Говорил ведь, не надо заменять очки, но нет, Па виднее. Шастумник кидает уставший взгляд на настенные часы — без пяти минут семь вечера. Ещё пять минут дотерпеть, а потом бегом в пункт выдачи и домой. Сколько бы студенты ни украшали аудиторию, создать новогоднюю атмосферу в университете не получается. Или же он не способен, будучи в четырёх стенах душной комнаты, ощутить её. Шастумник особо не праздновал этот праздник. Только в детстве: мать накрывала на стол, отец покупал выпивку и подарки, гирлянда, которая пережила два поколения и кошку, ярко горела на старой ёлке, от которой остались только редкие колючки на ветках, и красная икра на столе рядом с селёдкой под шубой. Который год он проводил этот день с коллегами по работе. Они бронировали столик в ресторане, один раз даже сыграли в «Тайного Санту», но из тайны там только извечный вопрос — «какой идиот на мероприятие, у которого есть чёртов бюджет, делает подарки своими руками?». Антон, получив такой «дар», сделанный на отъебись, зарёкся больше не играть в эту парашу. Хочешь сделать подарок собственными руками? — Подрочи! Но на сей раз всё будет по другому, чему не перестаёт удивляться он сам. В его жизни появилась любовь, которая носит красивое имя — Арсений, и короткую фамилию — Па. Яркая, талантливая, очаровательная и диаметрально противоположная Антону личность, отчего любит он его ещё больше. Думается, как и где могли встретиться преподаватель экономического вуза и хореограф? Естественно, живя по соседству и посравшись в чате жильцов дома из-за шума по ночам из квартиры, куда недавно въехал новый сосед. Шум этот удивительным образом никому не мешал, кроме Шастумника — его соседа снизу, который оказался самым умным и пошёл на разборки. Другие сказали бы, мол, завидует, что ему не дают, или нет партнёра, вот и бесится чужому счастью. Всё равно, только бы этот топот и стоны прекратились. Он ожидал, что дверь ему откроет какой-то алкаш извращенец или неугомонный подросток на пике гормонального взрыва, который только сорвался с цепи. Но после двух громких стуков перед ним показался прекрасный мужчина, именно мужчина, не алкаш какой-то. Стройный, высокий, но ниже Антона, длинные тёмные пряди мокрые от пота прикрывали красные щёки и бездонные голубые глаза. Сосед сначала поразил его своей красотой, которая росла с каждой секундой пристального изучения внешности и мелких деталей: родинки, кнопочный нос, длинные ресницы, лучики морщин по краям глаз. После Антон совершил фатальную ошибку и опустил свой взгляд чуть ниже. Его сосед был одет в топ, прям топик, почти как женский, а может он и есть женский, Шастумник не знает, есть ли мужские в принципе. Ткань плотно прилегает к груди, отчего физически на расстоянии ощущается каждый истошный вдох и выход, однако длины недостаточно, чтобы прикрыть подтянутый живот, усыпанный родинками, и слегка заметные кубики пресса. Про низ даже вспоминать не хочется. На уме крутится только одно — «слава вселенной, что не стринги, хвала Эйнштейну!». Шорты, если язык повернётся их так назвать, максимально короткие, не прикрывают ноги. Белоснежные бёдра манят, завораживают, гипнотизируют, не давая мыслям собраться в логическую цепочку. Так, зачем он приходил? А, точно, чтобы шуметь перестали. Что же… миссия провалена. Шастумник выяснил, что источником стонов и топота была не активная половая жизнь его соседа — Арсения Па, а его танцы и тренировки. Они мирно поговорили, хоть он и шёл к нему заведённый, как чёрт. Решили ли они проблему? И да, и нет. Шума меньше не стало, наоборот, Антон сделал так, чтобы теперь источник соответствовал его предположениям — активная половая жизнь. Все счастливы, кроме соседей. После года отношений вопрос переезда в их случае звучал очень глупо. Они соседи: Антон живёт этажом ниже, Па — выше. У обоих одна и та же двушка, но спроектированы они по разному в соответствии с их вкусами. У Шастумника всё как у всех — спит в спальне, работает в уголочке, готовит и кушает на кухне, моется в ванной, есть маленькая, но уютная гостиная. У Па почти то же самое, но с небольшой осечкой: из спальни он сделал себе маленькую студию, где мог танцевать, пока у него шёл ремонт в студии, а после так привык, что решил ничего не менять. Потому однозначно было решено оставаться у Антона, а к себе Па заходит для танцев или от скуки, когда первого нет дома. Жить вместе здорово, хотя, спроси то же самое у прошлого Антона, тот бы добрый час отнекивался и устроил дебаты, выступая против. Привыкнуть было непросто, оба довольно-таки долгое время жили одни и отношений ни у кого не было, потому было странно ощущать чужое присутствие рядом большую часть времени. Сложнее всего было спать в одной постели. Кровать Антона просторная, подстать его размерам, удобная — для здоровой спины ничего не жалко, особенно денег. Шастумник, несмотря на свой периодический холод и строгость в эмоциях, очень тактильный. Поцелуи, объятия, прикосновения и ласки необходимы ему, как воздух, а может даже больше. Па этим ежедневным порывам нежности не противится, даже рад, ведь сам любит внимание к своей персоне. Колоссальных минусов совместной жизни Антон не замечал и не замечает. У всех бывают мелкие проблемы и бытовые ссоры, но их они умеют решать словами. Правда после сцены, которую ради драмы устроит Па, но иначе его натура не умеет. Примирения проходят на высшем уровне и горизонтальной поверхности. До него Антон думал, что примирительный секс это что-то из категории «единороги», то есть что-то вымышленное, но Па доказывает обратное — реально и очень горячо. Тем более во многих случаях подобных ссор Антону дают понять в каком направлении движется их «конфликт» и к какому финалу они придут. Минус встретил Шастумника там, где он меньше всего этого ожидал — подарки. Чёртовы подарки, которые надо дарить на каждое значимое событие. Не поймите неправильно, Антону нравится видеть искреннюю радость на прекрасном личике любимого, когда он вручает ему очередную безделушку, украшение или любую другую вещь. Ему не нравится процесс поиска подарка, который может занять от нескольких дней до нескольких лет, чтобы узнать, что ему такое уже дарили. Обычные украшения, декорации — для студии в основном, которые Арсений давно грезил купить, или элементы одежды больше не вызывают бурные эмоции. Па на чувства никогда не прибедняется, отдаёт их все, однако не симулирует, дабы не обидеть. Если уж выбрали здоровье отношения, то лжи места там быть не может. Такого рода предметы по сути не для него, а для его студии, куда и так стабильно закупается оборудование для всех. Потому совсем не удивительно, что он хочет, чтобы ему дарили что-то лично для него. Учтя все факты и взвесив все варианты от самых абсурдных до тех, что могут стать причиной расставания, Антон решается остановить свой выбор на смешной опции. Альтернативный подарок — на случай провала первого — не имеется, но Шастумник надеется, что его юмор Па оценит. Или хотя бы не будет строго судить. Пять минут растягиваются в бесконечность, с каждой секундой отдаляя его от остатков сил исполнять задуманное. Тик секундой стрелки дятлом долбится в его голове, отчего скоро глаз начнёт дёргаться. Хуже делает студент, который перед его носом мерзко пожёвывает кончик карандаша — упорно притворяется, что размышляет над тестом, пока сам в душе не ебёт, что означают больше половины терминов. Серьёзно, никто так пристально с высунутым языком не смотрит себе между ног, если не списывает, или его студент извращенец. Но учитывая, какой подарок Антон собирается сделать Па, осуждать других у него нет права. — Так, — громко встаёт из-за стола и стучит ручкой по парте, — сдаём работы, на бога не надеемся, но помолиться можно. Студенты со вздохами, ахами и нытьём сдают работы, особо отчаянные списывают на ходу у тех, у кого получится подсмотреть, и похуй, что у них разные варианты. Двое студенток и один студент и вовсе строят ему глазки — это правда, а не больная фантазия Антона — в надежде, что тот их пожалеет. Как хорошо, что Шастумник не только их имена не запоминает, но и лица видит сквозь пелену абсолютного безразличия и не запоминает о них ровным счётом ничего. На столе накапливается огромная стопка работ, что должны быть проверены к понедельнику. Благо, заниматься этим он будет не один — работы разделят между двумя преподавателями. Вторая прибудет с минуты на минуту, после чего можно и по домам. — Антон Андреевич, — звучит у двери полувопросительным тоном, — я за работами. — Конечно, Мария Александровна, вот Ваша половина, — передаёт ей папку. — При желании Вы можете и другую взять или поменяться, но они идентичны, поэтому мне не сложно поменяться. — Меня всё устраивает, — она молча забирает папку с его рук и замечает больно хорошее настроение, даже для пятницы чересчур хорошее. — Антон Андреевич, Вы, я посмотрю, сияете ярче софитов на сцене Большого театра. У его коллеги довольно интересная манера речи. Вроде интересуется настроением Антона, но с нотками ищейки-таксы, которая учуяла что-то вкусное, но никак не может поймать источник запаха. Сказать «вынюхивает» будет неправильно: Киселёва не злоупотребляет информацией о личной жизни коллег, скорее таким образом остужает свое любопытство. — Праздник же, Мария Александровна, — отвечает коротко, но та смотрит с хитрым прищуром, насквозь видит, что Антон недоговаривает. — Помнится моей далеко не молодой памяти, что это Вы в прошлом году с одолжением согласились на новогодний корпоратив, а потом сидели со сморщенной кислой миной, будто лимон проглотили, и он у вас в горле застрял. Вы тогда ещё подчеркнули, как мы Вас бесим своими песнями и караоке. — Попрошу вспомнить: бесили меня не Вы, а двое влюблённых орущих идиота в блестящих пиджаках, и блюда, которые были на вкус преснее кипячёной воды, — выпаливает правду и спешно собирается, иначе не успеет забрать посылку. — Вас бесила влюблённость тех «идиотов» или всё-таки шум? — цепляется за самое понравившееся и выделяет первым. Антон хмурит лоб, краснеет ушами, но всегда отрицает, говоря, что всё из-за жары и духоты — да, жара в конце декабря в кабинете с полудохлыми батареями. Она вскидывает руки вверх, сдаётся и с ухмылкой до ушей покидает аудиторию с папкой в руках. На прощание он слышит эхом через весь коридор — «С наступающим вас — голубки!». К слову, посылку Антон забрать успел. Примерил, проверил, всё надёжнее упаковал обратно. В примерочной это выглядело смешно, нежели сексуально: чего таить, Шастумник не такой накаченный, как модель на фотках с сайта, но рост и широкие плечи многое компенсируют. Некоторые элементы он хотел исключить, но в последний миг передумал — если и позориться, то до конца. По дороге домой взгляд цепляется за интересную фигурку на витрине магазина. Антон медленно ретируется назад, присматривается к ней, но сомневается. Что-то в увиденном манит, кажется красивым и милым. Глаза снова падают на пакет в руках — готовый подарок, а после снова на витрину со смешанными ощущениями, и он сдаётся.

***

Тело Па всегда было и является продолжением музыки, которая вливается в плавный, а временами динамичный танец. Ритм, каждое движение, изгиб и шаг излучают свободу, но выполнены точным чётким контролем каждой клетки его тела. Однако даже он способен сбиваться. — Па? — доносится сквозь громкую мелодию, — ты тут ещё? Требуется немного времени, чтобы понять, кто говорит, хоть людей в зале не так много. Артём — коллега Па — пристально смотрит на него, наклонив голову — запереживал отчего-то бедный, завидев Арсения с полутрансе. — Что стряслось? — он не интересуется порядком или настроением. Он понимает, что волнение есть, потому прямо спрашивает, а дальше дело за желанием Арса отвечать честно или увиливать дежурными фразами. — Ничего особенного, — отнекивается, но тут же через несколько секунд продолжает жалобно: — Просто тут такое дело… Старый молодой, добрый и не очень Па, сначала отвечает коротко на отвлечённую тему, а после, поставив руки на талию, выливает всю суть, дополнительные детали и свои версии событий как вишенку на торте. Не хватает только мартини для полного комплекта «Подружка-психолог», но Гаус способен и на трезвую голову вынести любое событие, которое приключается с его другом. Па выключает музыку и отходит к дивану в углу, подзывая к себе Артёма. — Дело в том, что… дело в празднике. Я думал, что единственное место, где я буду себя накручивать, это пилон, но целую долбанную неделю думаю про совместный праздник. Как мы вместе его проведём, как предстанем друг перед другом и как ему может показаться банальным мой подарок. Артём не перебивает, многое не понимает, ведь всё сказанное — не более, чем вырванное из всего контекста история, но внимательно слушает. Па активно выкладывает всё, что накопилось за неделю бесконечных поисков подарка, беготни по магазинам и насиловании глаз на сайтах с вычурными сувенирами, начиная от телескопа и заканчивая различными брелоками. — Так ты не нашёл, что ему подарить, но ты уверен, что он тебе давно нашёл? — сокращает всё сказанное в один вопрос. — Да, — вздыхает, убирая мокрые от пота волосы назад. — Всё то, что он хотел, уже подарено на день рождение и ещё какие-то мелкие праздники. У него ещё коллег и друзей много, потому добрая половина подарков ждёт его от них. — Погоди, а ты знаешь, что он тебе приготовил? — В душе не ебу, — честно признаётся ему Па. — Арс, вы хотя бы договорились насчёт чего-то? Бюджет? Эффективность или, не знаю, полезность подарка? Хоть что-то? — Тёма, мы будто на допросе. Голова и так кругом, а тут ещё на твои вопросы отвечать, — возмущается, чем вызывает раздражение у друга. Его понять можно, отчасти. Под Новый год все словно с цепи сорвались и из хороших адекватных людей все превращаются в нервных усталых гомункулов, с курантами которые бьются прямо в их головах. Па не стал исключением. — Арс, — говорит с выдохом, — как мне тебе помочь, если ты только жалуешься и говоришь полезного ровно столько, сколько рыба в аквариуме? — Тём, знаю, прости, — Артём молча принимает извинения и просит продолжить; времени у них не так много, скоро по домам: — Мы договорились устроить какой-то сюрприз друг другу, и я придумал кое-что, но это так банально. — Приват ему станцевать собрался? — Я же говорю — банальщина! — тянет вымученно, а может, это стрипы новые жмут. — Я ему и так дома порой такое устраиваю, это не новость, не сюрприз и не эксклюзив. — Арс, панику тут устраивать не надо, — Артём хватает его за плечи, дабы тот смотрел только на него и не утопал в водовороте пустых раздумий. — Зная твоего Умника, ему такое точно понравится! Всё, что надо, так это привести тебя в надлежащий для такого вечера образ. — Есть идеи? — пододвигается ближе. — Сперва скажи, в чём ты собрался удивлять своего благоверного. — Стрипы, чулки, топик, эротический танец, — перечисляет каждый пункт, отчего Гауса тянет в сон, и Па это замечает. — Если настолько скучно и хуёво, то предлагай свои варианты, господин «сетка на голое тело». Артём возмущённо вскидывает глаза и изображает неподдельное удивление. Сам Па ещё утром сделал ему комплимент, похвалил его фигуру, которую грех не показывать, а сейчас так нахально фыркает на его сетчатую кофту. — К сетке ноль претензий, если что, — спасибо, что уточнил. — Спасибо, — произносит с сарказмом. — Хочешь послушать моё предложение? — Раз идей нет… — Гаус угрюмо смотрит. — Ладно, давай. — Проще простого: мы идём с тобой подбирать тебе наряд в стиле а-ля «Милая сексапильная снегурочка» и красный бантик, чтобы вышел как подарок. — Блять, и как я раньше не додумался? — хлопает себя по лбу Па. Гаус тихо под нос добавляет — «Антон последние мозги вытрахал», за что получает щипок в открытый из-за сетки сосок. Не больно, но ощутимо, чутка приятно. Арсений почти сразу извиняется, но мелкая ребяческая «драка» у них происходит и заканчивается смехом с принятием извинений. — Для хороших идей у тебя есть я. Собирайся, мы всё равно тут закончили! — Ты в этом пойдёшь? — указывает на сетку, словно сам не устраивал сюрпризов в одном плаще на голое тело для Антона. — Не только тебе есть кого удивлять, — сообщает довольно с ухмылкой, пока Па растекается широкой улыбкой. — А ну выкладывай: как, когда, кто, почему я ещё об этом не знаю? — радостно требует у друга. — По дороге расскажу, шагай давай, скоро все магазины закроются! До торгового центра они могли добраться быстрее, но послушать увлекательную историю про состоятельного мужчину, с которым Артём познакомился на отдыхе в Италии, было жизненно необходимо. Новый год Артём проведёт с ним, но только онлайн: недостаточно знакомы для встречи вживую. Па с ним согласен, но думать трезво не сильно получается, когда речь идёт о плавании на яхте и дорогом вкусном вине на берегу моря. Артём пообещал ему поездку в Рим, если всё у них получится. Естественно, ему разрешили взять с собой своего Умника, куда без него. Людей в центре много, даже слишком, что не удивительно. Каждый хочет урвать лучший подарок для своих близких, кто-то охотится за акциями и скидками, будто это всё не «наёбка для уёбка» и на этом реально можно сэкономить деньги, а кто-то просто убивает тут своё время экскурсиями по брендовым магазинам. Они где-то между первым и последним вариантом. Бродили они долго. Казалось, что мешает найти красивый комплект, в котором Па будет выглядеть, как мечта? Ответ прост — цена! Скидки по соотношению к цене смехотворны: пятнадцать тысяч за красные нитки с жемчужинами! За такие деньги этот комплект должен принести ему не один, а целых десять оргазмов уже на этапе примерки, а после финала ожить и убрать весь срач за собой. Кошмар, ужас и сущее вымогательство. Брендовые магазины они и не пробовали посещать. Вернее посетили, посмотрели ценники и ушли с переосмыслением, что делают в жизни не так, раз удивляются таким нулям и дизайну, словно ткань пустили через измельчитель. В одном они довольно-таки долго задерживаются, примеряя разные образы: Па примеряет, а Артём судит, будто на конкурсе красоты. Арсений выходит из примерочной уже сотый раз и всё из-за одного долбанного красного платья. Для образа, как выразился Артём, «сексапильной снегурочки», Арсений же во избежание ассоциации с детским персонажем предпочитает называться «Снежной королевой». Гаус спорить не стал, но с друга громко посмеялся, прямо на эскалаторе торгового центра. — Арс, — громко зовёт его, — я не припоминаю, что мы брали корсет, ты там уснул? — На меня платье не налезает, замок заело, блять, — шуршит за занавеской, отчего терпение у Гауса лопается, как передутый воздушный шар. — Подвинься в сторону, помогать тебе буду. Артём беспардонно залезает в крохотную кабинку примерочной и видит бедствующее состояние друга. Короткое красное платье с открытыми плечами мало того, что ему мало, так ещё и замок находится на спине, куда рукам попросту не дотянуться. Удивительно, как он в таком тесном платьице ещё способен дышать. — Тёма, ты мне помогать сюда вломился или взглядом пожирать? — Объективно тут есть на что смотреть, если закрыть глаза на твой сучий характер, — Па смотрит на него зло: вымотала его вся возня. — Либо помогай, либо выметайся и дай мне это снять, дышать невозможно. — Господи, сколько истерики в таком красивом платье, — вздыхает, стараясь не смеяться с неестественной позы Па. Он встал лицом к стене, а спиной к Артёму, дабы тот помог с молнией. Мелкая штучка не думает поддаваться, сколько бы её ни тянули вверх. Гаус хотел сделать всё аккуратно, но в итоге приложил все силы, из-за чего чуть было не сломал замок. Внезапно занавеску кто-то открывает, отчего оба кричат от страха и жмутся друг к другу. — Испорченная молодёжь! — возмущается пожилая женщина, — Я сейчас администратора позову сюда! Куда мир катится! Как не стыдно заниматься таким в публичном месте! — Он мне одежду примерить помогает, а вы без спроса в примерочную лезете! — Па шипит, голос не повышает. — Мы не извращенцы, — добавляет Артём, но бабка обводит его взглядом и цокает — сетку видно. — Хотя бы научитесь не палиться! Тьфу на вас, — и уходит, бурча под нос проклятия и жалобы на современную молодёжь. Арсений краснеет, Артём еле сдерживает смех, пока его выталикивают из примерочной. В гневе Па снимает с себя тесное платье, проговаривая, что это оно размером для мелких, а не он поправился в боках — это так! — Не подошло? — осторожно спрашивает Гаус. — Один прогиб, и замок отлетит так, что убьёт одного из нас на месте сразу, хуйня короче, — голос спокойный, но звучат явные нотки раздражения. — Слушай, — тянет долго, — я понимаю, что ты малость задолбался, но я тут нашёл одну вещь, может, напоследок примеришь? Голос Гауса он слышит сквозь возню с одеждой. Он устал: сначала несколько часов в зале, потом танцы, сейчас покупки, от которых голова болит. После всего Па не уверен, хватит ли ему сил дойти до дома и подготовить всё к их вечеру. Единственное, о чём он сейчас грезит — мягкая удобная кровать, которая снимет с него пальто усталости и бремя заёбанности, хотя бы на час. Спина болит от бесконечной ходьбы, он уверен, что у Гауса тоже, но тот стойко держится ради него. Па соглашается примерить последний вариант и протягивает руку, слегка приоткрывая занавеску, чтобы ему отдали очередную одежду на примерку. — Артём, блять, ты издеваешься? — громко выпаливает и выныривает из примерочной одной головой. — Ты что мне принёс? — Ничего более праздничного тут нет, — заявляет, толкая Арсения обратно внутрь. — Просто примерь, я уверен, после того, как Антон тебя в этом увидит, стояк будет до среды с вами жить. — Напомни мне потом тебе отплатить той же монетой, — всё-таки примеряет платье. — Ты мне и так должен денег, поэтому с радостью! Из примерочной доносится фырканье в ответ на слова Артёма. Па находит этот наряд довольно удобным по сравнению с предыдущими. Внутри на стенку закреплено зеркало, что даёт возможность посмотреть на себя, не выходя наружу, что Па и делает. Ткань приятная, мягкая, пускай и дешёвая — всё равно жить ей всего день, если не меньше. Длина — её нет: подол прикрывает до половины ляжек, стоит нагнуться и, считай, стал лёгкой добычей для одного Умника. Надевать и снимать можно самостоятельно без помощи постороннего человека — очень удобно. — Красиво. — Блять, Тёма, ты хотя бы предупреждай, когда подсматриваешь, — не кричит, тонко ругает да и только. — Сюда ещё чулки и образ будет прям, — делает паузу, — новогодний! — Только новогодний? А другое описание имеется? — Ебабельный мог бы добавить, но ты такой всегда, — подмигивает ему. Гаус всегда поддержит: самооценку, бокал вина и беседу о бывших и нынешних. Одним словом — лучший. Па не видит причин не верить его словам, а посему принимает окончательное решение. — Ладно, берём! — А чулки? — За чулками! Они спешно покидают магазин, перед этим приобретя для Артёма новый пиджак — надо было чем-то прикрыть эту ужасно коварную сетку, которая так и манит. От их элитного флирта неловко только продавщице, но та слишком устала, чтобы реагировать также бурно, как та бабка, что не умеет спрашивать, занято или нет. Чулки приобретены. Красивые, нежные, белые, именно такие Антон ни разу не видел на Па. Ему всегда подавай всё тёмное: от белья и носков до куртки и плаща. Перегружать образ аксессуарами они не стали — достаточно большого красного бантика. Они были готовы покинуть торговый центр, но Арсений цепляется взглядом за витрину магазина игрушек. Артём не сразу понимает, что такого могло привлечь внимание его друга, но после догоняет. Па топчется перед магазином, не решаясь зайти — зачем, если они всё купили? Но что-то ведёт его туда, и он поддаётся.

***

Как и ожидалось, подготовка к вечеру одними покупками не завершилась. Па оказался дома раньше Шастумника, чему был несказанно рад. Есть время подготовить себя и заказать ужин — ещё бы после такого готовить, ага сейчас! Часть усталости снимает рукой, стоит Па погрузиться в пенную ванну. Тёплая вода приятно омывает тело, размягчает напряжённые плечи и лечит ноги, что успели натереться из-за новой обуви для танцев. Первые минут десять он провёл в воде, расслабляясь, последние сорок же — тщательно вымывал тело для предстоящего сюрприза. Ни для кого не секрет, чем именно закончится их предпраздничный вечер, потому подготовка должна быть на высшем уровне. Сквозь шум воды слышится щелчок входной двери — Антон дома. Па чуть суетится, даже думает вылезти из ванной с голой жопой и помчаться в спальню. Вспоминает, что оставил пакет с нарядом прямо на тумбочке рядом с кроватью. Однако решает сорвать голосовые связки и предупредить Антона, не выходя из ванной. — Шаст, — орёт на всю квартиру, пока тот не отзывается, — не заглядывай в пакет в спальне! — Я и не думал! — кричит в ответ из кухни. — Я заказ забрал! Ужин наш. — Спасибо! — молчит секунду. — Салат там свежий? — Так, — приоткрывает дверь в ванную, — давай перестанем кричать. Да, там всё свежее, и суп тёплый. Тебе разогреть? — Да, давай, я сейчас выхожу, — смывает оставшуюся пену с тела. — Ты примешь душ? — Само собой. Антон удаляется на кухню, пока Па аккуратно вылезает из ванны. Халат длинный — не его — окутывает всё тело, что и даёт понять, что он ошибся выбором. Надев свой, — короче, чем у Шастумника — Арсений смывает остатки мыла и геля со дна ванны, дабы Антон не поскользнулся. Несмотря на то, что у них есть специальный ковёр, который помогает избежать походов в отдел травматологии, лишняя осторожность им не помешает. — Шаст, я закончил, — подзывает его. — Иду! — заходит в ванную, оглядывая Арсения в халате голодным взглядом. — Какая красота, мистер Па. — Десерт только после ужина, — он знает, как действует на Шастумника, точно так же, как и он на него, потому добавляет немного дров в огонь и проводит рукой по изгибу талии и бедру. В гостиной его встречает накрытый стол: две тарелки, два бокала, фруктовый сок — решили приберечь алкоголь на потом, салаты и вкусный суп из доставки. Оба весь день не ели, посему так и хочется накинуться на ужин последними дикарями и унять голод, но начинать одним не очень хочется. Ещё год назад пить одному или в компании друзей было бы для Па и Шастумника нормой, но не сейчас. Они не понимали людей, которые спешат домой к своим половинкам, хоть и не осуждали тоже. Как никак, в компании друзей, где много человек, праздновать веселее, нежели вдвоём в маленькой квартире. А сейчас они понимают и не могут представить другого. Может, это детские чувства в них говорят, может максимализм, но какая разница, если оба счастливы. Па переодевается в домашнюю одежду: свои треники и футболку Шастумника. Не отказывает себе в слабости примерить его новые очки и покрасоваться перед зеркалом. К вещам Антона он всегда осторожен, хоть ему и разрешено их брать, а запрет стоит только на рабочий портфель и папки с работы, но туда Па сам не лезет. Пакет с сюрпризом мирно лежит на тумбочке с чуть изогнувшейся ручкой. Арсений применяет все усилия, вспоминая, оставлял ли его так, или любопытство победило Антона в неравном бою. Причин не доверять партнёру у него нет, потому быстро перестаёт себя нагнетать. Пока Шастумник в душе, он запирает дверь в спальню и проверяет покупки: платье, чулки, красный ободок и такого же цвета бантик. — Арс, — кричит неожиданно Антон из душа, — не заглядывай в пакет в спальне! — Чего? — позже только замечает такой же пакет, но другого цвета на тумбочке напротив. — Не буду! — Спасибо! — пора им перестать так кричать, пока бабка из соседней квартиры по батареям стучать не начала. До того, как Антон сказал, Па не обращал внимания на белый пакет, чуть больше по размерам, чем его, что стоит ровно перед ним. В нём кипятком бурлит любопытство. Невинное такое, только глазком взглянуть, хотя бы цвет предмета узнать, что внутри, увидеть и всё, но он себя стойко сдерживает. Выбегает из спальни, предварительно спрятав в шкафу свой подарок Антону, и садится на диван. Аккурат в этот момент заходит Антон. С одним полотенцем на голове и вторым вокруг торса — о существовании халата он, видать, благополучно забыл, хотя висел он рядом с полотенцами. Арсений это прекрасно помнит, но в целом не против, чтобы Антон так расхаживал по квартире. Против был сам Шастумник, ведь считал своё тело недостаточно красивым для этого. Сутулая, совсем немножко, спина, мягкий живот, оттопыренные уши и плохое зрение, из-за которого он почти всегда носит очки. Па же от этих признаков в нём млеет и влюбляется сильнее. Для него Шастумник умный, красивый, заботливый и самый лучший. Он не меняет Па под себя, не кичится знаниями, самоутверждаясь, а удивляет ими и учит. Как в такого можно было не влюбиться, пускай и умничает иногда там, где не надо — а кто не без греха? Точно не Па! Антон занят сушкой волос, но пристальный взгляд горящих голубых глаз на себе замечает. Выебнуться бы как-то сексуально перед Па, особенно зная, что именно таким он Антона и считает, да жаль только голой жопой светить придётся. Только перед походом в спальню он кидает ответное: — Десерт только после ужина! Па закусывает губу, предвкушает предстоящее веселье, но отчего-то ощущает лёгкое волнение. Прийти к Шастумнику на работу в одном плаще на голое тело оказалось легче, чем морально подготовиться к очередному приватному представлению в милом наряде. — Арс, — раздаётся встревоженный, но спокойный голос сверху, — ты чем-то обеспокоен? Рядом как из ниоткуда появляется Антон, который только секунду назад вошёл в спальню. Сколько же думал Па, раз не услышал шаги? Вопрос остаётся без ответа несколько секунд. Его не торопят, но волнение нарастает с каждой минутой, что не нравится обоим. Лучше сразу поговорить. — Мне кажется, я разучился, или, может, никогда не умел встречать праздник в нормальных отношениях, нет, как бы сказать? — выходит полувопросом. — Тоже с подарком беда или…? — Ты… как ты понял? — Антон коротким вопросом озвучил то, что Па никак не мог сформулировать целый день. От этого стало легче — его понимают. — Сам голову уже неделю ломаю, — говорит с улыбкой. — Ты всегда говоришь, что твои подарки так себе, а потом я радостный хожу как в жопу ужаленный. Заебал прибедняться, — отвечает с такой же улыбкой без намёка на упрёк. — Я так стараюсь, потому что ты мне каждый раз устраиваешь красивое шоу! — Тебе они не надоели? — робко спрашивает Па, удивляясь. — Как они могут надоесть? — неподдельно удивляется Антон, — Это самое красивое, что когда либо видели мои глаза. Да и я не называю свои подарки хреновыми, скорее… — думает, как сказать. — Ты рассказывал, как тебе дарили дорогие или крутые подарки друзья, коллеги, где-то бывшие, и порой думается, что мои малость не дотягивают до этого уровня. Воображение у меня скудное, поэтому единственное, на что я могу полагаться, это твоя история поиска. — Блять, — тянет Па со вздохом, — как я раньше не догадался, ёп твою мать. Погоди, ты же в другие места там не заглядывал? — Я не осуждаю тебя, милый, — Шастумник поджимает губы, молча говоря, что явно что-то видел, но это не так страшно. — Спасибо, — целует его в щёку. — Знаешь, — ждёт, чтобы Антон посмотрел на него сверху вниз, — лучшим подарком в этом году для меня стала твоя любовь, остальное — приятный бонус. Па впервые себя чувствует так. Так правильно, так хорошо, так уютно и так любимо. За долгое время он нашёл грань между профессиональной жизнью, любовью и настоящим собой, и научился не смешивать их. Не надо было стараться, чтобы удержать и заставлять себя что-то чувствовать, заботиться и каждый раз получать упрёк из-за несовершенства. Ведь он знает, что его внимание будут ценить и позаботятся в ответ. Сейчас всё волнение и тревога кажутся такими смешными. В последний раз он так загонялся из-за неумения ходить на высоких каблуках, но научился же. Так в чём проблема? — Именно, ни в чём, всё хорошо, рядом с ним. Шастумник крепко его обнимает, зарывается носом в его длинные тёмные волосы, вдыхая запах шампуня. Ему нравится его запах, особенно после тренировок — да, он пахнет потом, но это его запах, естественный. Ему нравится, как Па танцует — особенно на кухне с наушниками в ушах, думая, что его не видят. Он любит Па всего. — Шаст, — зовёт тихо, — я люблю обниматься, но может поедим немного? — А? Да, забылся что-то, — он оставляет поцелуй на губах Па и садится напротив. — Из «Громкой кухни» заказал? — Антон кивает. — А напитки взял? — Взял, держи, — он разливает им сок по стаканам. — Из-за этих разговоров про подарки мне аж хочется увидеть, что ты подготовил. — Солнце, — начинает цинично, — после этого ты будешь любить меня чуть меньше. — Пока это не любовница, я не буду любить тебя меньше из-за подарка, — говорит с набитым ртом. — Да и я уверен, что мой покажется тебе банальным, потому не забивай себе этим голову. От заявления про любовницу сок идёт у Шастумника носом, отчего Па заливается смехом. Естественно, оба понимают, что это шутка, но бурная реакция Антона подталкивает Арсения придумать тысяча и одну шутку, которая мешает без боли в щеках жевать ужин. За окном раздаются хлопки фейерверков, что мешают их спокойному ужину. Они не снобы, чтобы выступать против веселья, но в такой час многие спят, а праздник ещё только завтра. Но если у людей праздничное шило в жопе, то почему бы и нет? За ужином получается отвлечься и вернуть непринуждённое настроение. Па рассказывал про сегодняшний неловкий инцидент в примерочной, про новую ученицу, которая записалась к ним пьяная неделю назад, но исправно ходит на танцы, и про Гауса, который идёт покорять иностранных богачей. Шастумник рассказал во всех деталях весь бюрократический ад, который пережили профессора их университета перед выходными, а из хороших новостей — кошка Маруся, которую они пустили погреться в аудитории, нашла себе дом и заботливую хозяйку. После вкусной еды делать ничего не хочется, лишь отдыхать в обнимку на диване. Убрать стол труда не составляет: тарелки Шастумник помоет завтра — его очередь, остатки еды идут в холодильник. Не сказать, что они наелись до потери пульса, но сытно и вкусно было точно. — Хочешь увидеть свой подарок? — спрашивает игриво Па. Антон, занятый посудой, не сразу слышит сказанное, но реакция в виде аритмии не заставляет себя ждать. Будь он сейчас робким школьником, то кровь из носа пошла бы водопадом, а хуй стоял до самой среды от одной только мимолётной фантазии. Но он взрослый мужчина, потому у него при виде своего возлюбленного в любом виде появляется только второе. — Очень хочу, — отвечает торопливо, но потом резко добавляет: — Арс, может, мы одновременно покажем? Вернее, подарим друг другу одновременно. — Почему бы нет, но мне нужно минут десять. — Мне тоже. Встречаемся у ёлки через десять минут! — подмигивает и удаляется в спальню, а Па за ним. Тот только хватает пакет и убегает в ванную, оставляя Антона одного. Он времени не теряет, надевает всё, что купил, и попутно ругает себя за идиотскую идею. Самый умный тут, блять, нашёлся. Припасть к отчаянию не выход, долго он репетировал не для того, чтобы сдаться. А если будет провал, то есть второй подарок. Будь не ладен Артём, который уговорил его купить эту новогоднюю высрань! Па успел несколько раз пожалеть, что променял первоначальный план на эту мишуру и анальную боль, к слову второе бы всё равно никуда не делось. В чёрных чулках и стрипах он чувствует себя уверенно и танец был поставлен как надо, а что прикажете делать тут? Импровизировать? Походу придётся, другого пути нет, главное собраться и не растаять как снежинка. — Арс, твой подарок готов! — Па слышит музыку — нотки знакомой ему эротики. Он делает глубокий вдох, цепляет бантик на ободок и выходит к Шастумнику. — И твой… тоже. Свет в комнате приглушён, горят только лампочки гирлянды на стене и ёлке. Па поражает смех, который он умело сдерживает. Шастумника поражает возбуждение, которое он и не пытается сдержать. Ничего лучше, чем сделать пародию на прекрасные танцы Па, он не придумал, потому — верно — подготовил приват! Но так как тема новогодняя, то и наряд подходящий. Поэтому на нём костюм Санты — красная короткая шуба, красные штаны, колпак с белым помпоном на кончике, ремень увесистый и чёрные тапочки вместо сапог. Самый пик юмора или актёрского таланта и магии перевоплощения — густая белоснежная борода на лице. Па же нашёл, чем удивить, хотя для них это не ново. На стройной фигуре красуется красное короткое платье с плисированным подолом без рукавов. По бантику, что выглядывает из-за спины, не сложно понять, как оно закрывается. По скромному мнению Шастумника же важнее знание, что спина у этого наряда открыта, и всему миру видны плечи Па. Внизу его ждёт картина ещё лучше, хотя куда ещё: на длинных ногах красуются белые чулки — редкое явление для любителя тёмных оттенков. Оба стоят друг перед другом словно каменные изваяния. Только эмоции выдают их одушевлённость и способность двигаться. Эмоции смешанные, но отрицательных нет, что уже отлично. Эротическая музыка на фоне совсем не подходит для их неловкой паузы. Но Шастумник таки замирает, добавив в эту смуту каплю отчаянного флирта. — Обычно в новом году подарки дарю, но тут меня удивили, хо-хо-хо. Шастумник грациозным котом — породы нажравшаяся мяты веслоухая — подходит к Па, которому не до смеха теперь. На ногах только тапочки на плоской подошве, но Арсу кажется, что Антон стал выше на две головы, либо ему пора выровнять колени и выпрямить спину. Войти в роль получается не сразу, но общий настрой Па подхватывает. От походки подол движется волнами, открывая потрясающий вид на гладкие бёдра, прикрытые чулками — почти полчаса над этим корпел в ванной. Они оказываются вплотную друг к другу. Па проводит рукой по белому краю шубы, пока Шастумник кладёт одну ладонь на его голую спину, а вторую — на талию. Па поднимается на носочки, чтобы дотянуться до пухлых губ, которые скрыты за клочками бороды. Они щекочут лицо и прилипают к языку, но это не мешает им целоваться. Хорошо, что Антон отказался от накладного живота, иначе ходил бы, как их заведующий кафедрой — вышло бы достаточно забавно. Оба не на шутку разгорячены, хотят друг друга. Кажущийся провальным план сейчас играет новыми красками, что не может не радовать. Рука Шастумника решила жить своей шальной жизнью, потому спустилась с талии на бедро и слегка сжала подол. Па это ощущает и хочет помочь, но динамика резко меняется. Проигрыватель сошёл с ума и включил другую песню — медлячок. — Блять, — Па громко ругается на разрушенную атмосферу и идёт всё исправлять, но его держат за руку, не позволяя сделать ни шагу. Он удивлённо смотрит на Антона, задавая немой вопрос — «что случилось?», но вместо ответа его притягивают ближе и обнимают одной рукой за талию. Второй же — берут в ладонь его и слегка вытягивают в сторону. Шастумник никогда не танцевал вальс или медленный танец, поэтому не уверен, правильную ли позицию он принял, но знает, что Па поможет. — Оставь, — просит Антон, — может потанцуем немного? — Ты меня приглашаешь на вальс? — Скорее на импровизированный школьный медлячок для новогодней вечеринки, — со смешком произносит Шастумник. — Тогда надо поставить руки сюда, — Па перемещает обе его руки себе на талию, а свои кладёт на грудь Шастумника. — Я тебе рассказывал, что так и не станцевал на выпускном? — на лице улыбка, но радостной её не назвать. — Рассказывал, — спокойно отвечает Арсений, прижимаясь щекой к его груди, и добавляет искренне, — учись мы вместе, я бы станцевал с тобой. — Я бы тебе на ноги наступал каждый раз, и ладони потели бы без конца, и не только ладони. Они даже сейчас потеют! — Пускай, мне нравится, — Па чувствует, как руки Антона спустились чуть вниз, но не для остроты, а чтобы голая кожа Па не чувствовала влагу с его рук. — Шастумник, а ну вернул руки на место! — Как скажете, мистер Па. Антон очень осторожен. Следит за каждым движением, не наступает на ноги, не спешит и полностью доверяет себя Па. Тот ведёт их под красивую мелодию, старается упрощать танец для Шастумника, чему он очень благодарен. Сюрпризом, который планировался, это назвать сложно. То, что сейчас они делают, более личное, чем приватный танец; интимнее, чем секс, и дороже любых материальных подарков. — Арс, — шепчет у его уха, — поцеловать тебя хочу, очень. Па отодвигает слегка бороду и льнёт к его губам, не прекращая вести их в танце. Они по сути стоят на месте, но в той же позе, не смея что-то в ней менять. — Раз в новый год все желания исполняются, то покружи меня, — Шастумник немного теряется, — за руку, — дошло. Арсений не прибедняется в эмоциях: смеётся звонко, хихикает искренне и улыбается до ямочек на щеках, когда Антон крутит его на месте, как маленького. Из медленного танца они перетекли в более активные, но не слишком. Описать это можно словосочетанием — «нелепый вальс». Тоже вальс, но движения, как из фильмов Тарантино. — Ты не против, если мы на новый год пойдём на каток? — спрашивает Шастумник. — Не против, но за тёплый шоколад платишь ты, — Па знает, что рядом с катком на открытом воздухе есть ларёк. — Идёт! Будут ещё пожелания? — Скажу, когда посадишь на колени, — дразнится, но Антон вызов принимает. — Это можно устроить. Прервав танец, Антон тянет его на диван и сажает на свои колени, как подставные Санты в торговых центрах. Па пробивает на смех, но сопротивление сценарию или импровизации Шастумника он не оказывает. — Как тебя зовут? — начинает с основ. — Арсений, — отвечает, «краснея», и думает, у этого Санты совсем нет норм приличия, раз руки куда не надо свои тянет — опять же, Па не против. — Арсений, какое красивое имя. Скажи мне, Арсений, а ты хорошо себя вёл в этом году? Ещё никогда в нём так неистово не боролись две стороны. Одна хочет крикнуть «нет» и быть грязно наказанной за такое поведение, как в самых клишированных порнушных видео всратого качества. Вторая хочет ответить «да» и получить подарок в виде нежностей. Сложно, но Па знает, что выбрать. — Я был очень послушным, — ёрзает специально на коленях, знает и чувствует пятой точкой, что Шастумник готов. — Я заслужил подарок? — Хо-хо-хо, — говорит Антон, отчего Па сложно не смеяться. — Это было лишним? — Я люблю тебя. Па удобнее садится Шастумнику на колени, чуть приподнимается и целует в губы, отдёрнув вниз искусственную бороду. Музыка на фоне сменяется, задаёт ритм — плавный, неспешный и динамичный. Руки Антона держат Арсения за талию, прижимают крепко и поглаживают бархатную кожу. — Шаст, пожалуйста, избавься от бороды этой, — сам сдирает реквизит с его лица и откидывает в сторону. — Эй, а как же образ? — возмущается поступку Па, но так, для вида. — Отрасти свою, если хочешь, — затыкает его поцелуем, — мне она очень нравится. То лето Антон помнит. Университета не было — заслуженный месяц отпуска. Он не брился больше трёх недель, отчего растительность на лице отросла до аккуратной, приятно колющейся бороды. Щёки Па, может, быть были не рады кактусу на лице, но его задница явно ликовала от острых ощущений. Возбуждение на пределе, но движет ими не оно. Жажда сильнее, потому оба не спешат набрасываться и вести всё в животный секс. Па медленно ведёт рукой по белым краям шубки, оголяя грудь Шастумника, пока не натыкается на массивный ремень. Расстегнуть его труда не составляет, тем более, Антон сам тянется избавиться от него. Пока Па занят ленивыми чувствительными поцелуями и ёрзанием на коленях, Антон перемещает руки со спины ниже — на ягодицы Арса, и сжимает их в сильной хватке, отчего в губы ему стонут. Руки идут дальше и приподнимают подол, чтобы сделать шокирующее — хотя Антон должен был давно привыкнуть — открытие. На Па нет нижнего белья. — Нравится? — вопрос риторический. — Ты готовился? — танго танцуют двое, потому Антон включает режим уверенности и «строгого» Шастумника. Пальцы ведут ниже, пока не обнаруживают что-то до боли знакомое и твёрдое. Точно — пробка. Па очень хорошо подготовился. Антон давит на стоппер, загоняет глубже, но Арсений даже не думает стонать, лишь мычит, терпит. Ему нужно больше. — У тебя смазка с собой? — Па отрицательно мотает головой, но за смазкой не спешит. — Об этом я позаботился, — он встаёт на колени и заводит руку Антона себе между ягодиц — к пробке: — Вытащи её и засунь пальцы. — Я такими темпами поседею ещё больше. Кончики пальцев снова нащупывают стоппер пробки и осторожно тянут её наружу. Средних размеров головка с хлюпом выходит из растянутого ануса. Антон сразу чувствует жидкость, что стекает по его руке вниз и пачкает штаны, скользкая — смазка, много смазки. Па не врал, когда говорил, что хорошо подготовился. Арсений знает Шастумника, как облупленного, потому, пока тот не успел вогнать пробку обратно внутрь, выкидывает её из его руки и направляет его пальцы к своему анусу. Средний и безымянный входят по самое основание, пачкаясь в обилии клубничной смазки, которую Па не пожалел. От каждого толчка Арсений слегка подпрыгивает, из-за чего Шастумнику приходится держать его свободной рукой за талию, дабы тот не соскочил с пальцев. К двум добавляет третий, входит плавно, вырывая у Па громкий стон. Никакая заветная точка удовольствия не найдена — только экстаз от ощущения близости родного человека. — Санта, может, трахнете меня уже? — со всхлипом просит Па, ощущая, как его нутро покидают длинные пальцы. — Так как ты был хорошим весь год, то, думаю, ты заслужил. Чистой рукой он спускает вниз штаны, давая свободу возбуждённому органу. Он невольно стонет, когда смазанная ладонь приходится несколько раз от головки, скрытой за крайней плотью, до основания и обратно. Подол платья мешает видеть член Антона, потому Па, недолго думая, прикусывает край ртом, удерживая таким образом ткань поднятой. «И какого хуя мы раньше такое не пробовали?» — проносится в голове у Па. Может быть, оба не такие хорошие актёры, как его знакомый друг Попов, но в эротические ролевые потенциал есть. Смазанная головка члена проходится по анусу Па, отчего тот сокращается. Шастумник делает лёгкий толчок, входит лишь наполовину и ждёт. У его уха тяжело дышат, ткань спала, вновь прикрывая всю неприличную картину — может и хорошо, что Па этого сейчас не видит. — Шаст, я сам, — не просьба, лишь сообщает ему, чтобы Антон убрал руки или нашёл им другое занятие, а темп и ритм толчков доверил ему. Широкие ладони Шастумника нашли своё место на талии и спине Па. Он знает, что сейчас Арс настраивает своё тело на более активные движение и хочет, чтобы всё прошло максимально безболезненно, потому Антон не перебивает. Однако руки его без дела лежать не могут и сами тянутся к бантику на шее Па, чтобы развязать его. От лёгкого движения верхняя часть платья спадает, оголяя грудь с чутка твёрдыми сосками. Антон голодным взглядом ведёт по ним сквозь стёкла очков, которые от жарких вздохов успели запотеть. Па нарастил темп и буквально трахает себя Антоном, пока тот жалобным просящим взглядом смотрит на него снизу вверх. Губы медленно приближаются к груди, но без разрешения Шастумник ничего не сделает. — Можно, — не отрываясь от толчков, он притягивает его вплотную губами к своей груди и громко стонет, когда по твёрдому соску проходится горячий шершавый язык. У Шастумника без прикрас присутствует некая фиксация на сосках Па, что он не раз замечал. Грех не пользоваться этим и не подчёркивать их то наклейками, которые так и манят стянуть их и увидеть скрытое, то топами, через которые всё просвечивает, отчего не остаётся пространства для воображения, но чаще любит притягивать его светлую голову ближе и смотреть сверху вниз на жалобные глаза, которые умоляют дать попробовать, укусить, оттянуть, лизнуть. Сперва он присасывается к груди, водит нежно языком, целует осторожно, словно Па фарфоровый. После что-то в голове щёлкает и начинаются укусы, глубокие засосы и сжатие между пальцев, от которых хочется выть во весь голос. — Больно, — Па отдёргивает его за короткие белые волосы на особо сильном укусе. — Прости, — лижет ласково, прося прощение. Несколько толчков и Па удаётся принять Шастумника полностью, отчего оба стонут в унисон. Губы искусаны в кровь, — у Антона так точно — но хаотичные поцелуи сыпаться не прекращают. В щёки, в кончик носа, в уголок губ, в подбородок, мочки ушей — всё оклеймено поцелуями. Наконец Антон отстаёт от терзания груди Па и переходит к шее. Её он лишь нюхает, даже не думает целовать, кусать или оставлять засосы. Одна его рука покоится на голом бедре Арса, а вторая тянется под подол платья — к его возбуждённому члену. От прикосновения к органу Па вздрагивает и срывается на короткий вскрик. Стимуляции вмиг становится слишком много. Пальцы Антона на одной естественной смазке Арса поглаживают головку его члена — дразнит его. Соски от укусов болят и зудят на месте следов, которые успели покраснеть. А говорить про твёрдый член внутри, что так приятно распирает, из раза в раз попадая по заветной точке, вообще не стоит. Антону в костюме неимоверно жарко, словно его подожгли на углях, которые он не раздал плохим деткам в этом году. Бёдра от сильных шлепков Па своими болят, но желание сильнее усталости. Он убирает руку с члена Арса, дабы удобнее придержать его обеими ладонями за ягодицы и нарастить темп. Левое ухо слышит только мат, стоны, ахи, вскрики и всхлипы Па, который вот-вот и не сдержится, как и Антон. — Арс, десять секунд, и я точно кончу, — предупреждает, чтобы Па привстал, однако тот даже сбавлять темп не думает. — Давай, прям так, — стонет сбивчиво. Быть тихим Па не умеет, потому оба не слышат звук стука трости о батареи по всей комнате. Мокрые поцелуи смешиваются с пошлыми шлепками, стоны больше походят на крики, а руки, что держат друг друга, скоро отвалятся. Финальные фрикции, и оба падают обессилено на диван: Антон на спинку в сидячем положении, а Па на него в перепачканном спермой платье. Нужно время, чтобы придти в себя. Затем встать, умыться, переодеться и лечь в постель, но обоим так впадлу. Шастумник нежно обнимает Па, который завалился на него, как маленькая коала на ветку дерева. Через минут пять первым голос подаёт Антон: — А ты на подарок наговаривал, — припоминает ему. — А ты на себя, — отвечает, не поднимая голову с груди Антона. — Смешно вышло, — хихикает тихо, — я так боялся, что тебе это не понравится, что купил запасной подарок. — Действительно смешно, я также перестраховался, но у меня там простая безделушка, фигня. — У меня такая же, — целует его в мокрый от пота лоб. — Уверен, ты нашёл что-то милое. Ты умный у нас очень. — Ты тоже умный, но прибедняешься всегда. Подарки, что должны были быть спасением их «провала», они решили отдать друг другу ровно под бой курантов. Шастумник не знал, что спрятано в пакете Па, но был уверен, что ему это будет дороже любых золот мира. Па также понятие не имел, что ему приготовил Шастумник, и неугомонно перечислял все известные и неизвестные ему предметы в надежде угадать, но ошибался из раза в раз, пока не сдался и не лёг обратно восстанавливать силы на его грудь. Под ёлкой, на тридцать первое число, мирно лежат два хрустальных снежных шара в разных пакетах. Они идентичны, но есть маленькая разница: в шаре, что купил Шастумник, стоит фигурка маленького танцора с тёмными волосами и закрытыми глазами, а в шаре, что купил Па, за длинной тумбой стоит милый седой человечек с очками и такими же закрытыми глазами.