Здесь лапы у елей дрожат на весу

Jagged stain On my skin Broken leg Born again Wide glide Upside down Twisted frame My new crown... I'm not gonna change I'm gonna live so hard, these broken wings Will lift me to the sun so I can burn up in the flames Again and again.

- "Bitter taste" - Billy Idol.

Сентябрь — ноябрь. Яркий свет настольной лампы неприятно бил по глазам, разрывая голову давящей болью. Последние пару стаканов в баре явно были лишними. Эрен опустил лампу чуть ниже к записям, пару раз зажмурившись, чтобы разогнать цветные мушки в глазах. Шлепнул себя ладонью по колючей щеке, приводя в чувства после бессонной ночи. Сглотнул остывший чай, принесенный Дорис часом ранее, и снова склонился над столом, прописывая данные по лечению пациентов в отчет. Переливаниями крови, на которые согласилась примерно половина пациентов, занимались уже около трех недель. Пока процедуры проходили успешно, некоторые пациенты, поступившие не так давно, полностью излечивались от вируса в течение двух недель, на чем их путь, однако, не оканчивался. После выписки из госпиталя предстояла длительная восстановительная терапия: у многих за время ожидания отказали или частично повредились внутренние органы; кто-то заново осваивал владение речевым аппаратом; кому-то делали операции в профильных клиниках, заново скраивая тело. Выписывавшиеся из госпиталя выглядели для окружающих вернувшимися с того света вчерашними мертвецами, да и внешне походили на них. После пережитого ужаса никто уже не был прежним, однако многие понимали, что это лучше, чем смерть в собственном дерьме и крови. Никто никого не благодарил, лишь кивали на прощание, но и этого кивка Эрену было достаточно, чтобы ощутить странный трепет внутри. Трепет, схожий с тем, что одолевал в минуты совершения каких-то невероятных вещей в облике титана. Ощущение всепоглощающей силы и власти. Как и тогда, он мог уничтожить их жизни, отнять их, все зависело от его выбора. И он выбирал спасти, сделать их обязанными жизнью каким-то грязным эльдийцам. Провожая их взглядом, он не мог отделаться от отвратительного в своем удовольствии ощущения, что теперь все эти люди — участники одной цепи. Угодили в сеть, сами того не понимая. Такова плата их за жизнь. И все же многие пациенты погибали. Кто-то продолжал быть верен своим принципам до конца, и Йегер уважал их желание погибнуть теми людьми, которыми они были рождены. Позволял лишь вкалывать обезболивающее и давать успокоительные, пока отказники не засыпали навсегда, чтобы вскоре быть сожженными или захороненными за чертой города. Были те, кому лечение не дало абсолютно ничего, кроме блеклой надежды на выздоровление. Те, кто лежал в палате длительной терапии едва ли не с самого начала эпидемии, чьи органы уже успели отказать. Лишь оболочка, никакой жизни. В такие моменты Эрен понимал, что и эти смерти — его ответственность, часть его выбора. Промедление — его выбор. Тоска после отъезда Микасы слегка притупилась. Правда, в барах стал засиживаться вдвое больше прежнего, чем вызывал чисто материнское беспокойство у Дорис, озабоченной его превращением в нечто еще более темное и нелюдимое. Йегер старался поменьше думать об этом. И о Дорис, к которой невольно выработались сыновьи чувства, и о Микасе, которая после попоек была извечной гостьей его редких снов среди кошмаров, неизменно вызывая нестерпимый жар от смелых фантазий. Так было и прошлой ночью. Он перестал гнать от себя подобные мысли, стремясь хотя бы на время забыться в них и не чувствовать этого Ада, в котором слишком заигрался в Дьявола. — Черт, — выругался, расписывая перо, в котором закончились чернила. Придется идти к Дорис. Натянув маску, быстрым шагом двинулся из кабинета. В полутемном коридоре второго этажа бледным светом горела единственная лампа, оттенявшая беснующуюся за окном природу. Окна хлестало ливнем и скрипящими по стеклам ветвями деревьев, качающихся от порывов ветра. Уже было повернул к лестнице на первый этаж, как раздавшийся издалека надсадный хрип заставил замереть и обернуться. Вплетенный в раскат грома звон разбившегося стекла и топот ног послышались следом. Звук донесся из дальней палаты, куда определили часть подвергшихся процедуре переливания. Эрен резко развернулся в сторону шума, невольно переходя на бег. У дальней койки у окна уже суетилась стайка медсестер и добровольцев с перекошенными от ужаса и смятения лицами. Подходя ближе, Эрен ощутил, как отчаянно начинает пульсировать кровь в висках. «Нет, только не ты». Не помня себя от волнения, руками раздвинул столпившихся у койки и мельком поймал полный ужаса взгляд Дорис. Замер. В тусклом свете лампы на низкой койке неподвижно лежала мать Джонни; подушка, рот и грудь были перепачканы свежей кровью. Глаза, еще не успевшие остекленеть, закатились под веки, рот слабо раскрывался под воздействием импульса. — Эпинефрин, быстро! — крикнула Дорис кому-то в толпе. Не слыша ничего, кроме шума крови в ушах, Эрен приложил пальцы к испачканной в крови шее. Пульса нет. «Блять». — Разойдитесь! — Дорис замахала на столпившихся, пока Эрен, подхватив иссушенное почти до состояния скелета тело женщины, спустил ее на пол. Упав на колени, сдернул маску и уложил ладони вытянутых рук крест-накрест, приставил к впалой грудине женщины. «Давай же!» Отощавшее тело начало содрогаться от мощных толчков его рук. Мысленно считая нажатия, не переставал глядеть на бескровное лицо без признаков жизни. Позади бегали, суетясь, медсестры, в оцепенении стояли добровольцы, Дорис подготавливала шприц. Казалось, ни с одним пациентом еще так не возились. Все равны. Никакого особого отношения. Эрен глубоко вдохнул и, зажав женщине нос, впился ртом в окровавленные губы, выдыхая воздух. В нос мгновенно ударил запах медикаментов, крови и гнили. Выдохнул еще раз. Распрямился и принялся с удвоенной силой вдавливать ладони в грудь. Кто-то приподнял женщине ноги. «Давай, давай, мать твою!» Эрен судорожно вдавливал ладони, прикусывая щеку изнутри и не отводя обезумевшего взгляда от синюшного лица женщины. Краем сознания понимал, что давит слишком сильно, того гляди проломит, но продолжал попытки завести остановившееся сердце. Снова прижался ртом к холодеющим губам, пачкая лицо в еще теплой крови и выдыхая. На языке появился отчетливый металлический привкус. — Ренар… Эрен проигнорировал голос Дорис, снова возвращаясь к толчкам в грудь женщины. Собственное шумное дыхание участилось, движения стали рваными. «Давай же!» Толчок. На лице женщины расцвели черты его матери, сложившиеся в скорбную посмертную маску, смуглым окрасилась синюшная кожа, длинной каштановой косой завились волосы. Медовые глаза закатились. Йегер рвано выдохнул, чуть отворачиваясь с прикрытыми глазами и продолжая надавливать на грудь. Толчок. Аккуратные пухлые губы запачканы в крови. Карие глаза остекленевше глядят перед собой в обрамлении красных брызг. Совсем еще юное лицо подернулось мертвенной бледностью. Перед смертью она сказала это гребаное «мясо». Эрен снова зажмурился, оскалившись. Сквозь стиснутые зубы донесся сдавленный всхлип. Под веками запекло, дрожь сковало все тело. — Давай же, блять, — прорычал сквозь зубы, смаргивая собравшиеся слезы. Толчок. Толчок. Янтарные глаза под стеклами очков безжизненно глядели прямо на него. Собранные в высокий хвост темные волосы разметались, пачкаясь в крови. Отзвуки звонкого голоса Ханджи эхом вплетались в его рваное дыхание и судорожные всхлипы. «Господи, нет». Не видя ничего от собственных слез, вновь в отчаянии припал к остывшим губам, выдохнул воздух. Еще раз. — Ренар, — на плечо опустилась ладонь, мягко сжала. Он поднял слезящиеся глаза на опустившуюся рядом заплаканную Дорис. — Хватит… Она уже мертва. Эрен судорожно сглотнул, шумно дыша через рот, так и не убрав ладони с впалой грудины. Он беспомощно непонимающе всхлипнул, вглядываясь в глаза женщины напротив. Медленно перевел взгляд в сторону синюшного лица. Внутри все похолодело и замерло. Мигом отвернулся, зажмуривая глаза, лишь бы не видеть расцветших на бескровном лице тонких черт, шрама на острой скуле и безжалостных серых глаз. Глубокий вдох не дошел до сжавшихся легких, но Эрен все же приоткрыл глаза и отпустил задеревеневшие руки. Дорис распрямилась, дала какие-то указания молчаливой толпе добровольцев, но в тяжелой тишине он не слышал ни единого звука, кроме собственного загнанного сердцебиения. Проведя ладонью под носом, уставился на оставшийся на коже мазок крови. Опершись на руку, с трудом приподнялся и, пошатываясь, на ватных ногах пошел через расступающуюся толпу людей, не видя ничего вокруг. Кое-как дойдя до кабинета, толкнул дверь, вваливаясь внутрь и прижимаясь к ней спиной. В голове назойливым стуком бился пульс. Заскрежетало под кожей. Он раскрыл глаза, невольно останавливая взгляд на стеллаже сбоку. Оттолкнувшись, на негнущихся ногах дошел до него и замер, вглядываясь в собственное тусклое отражение в стеклянных дверцах. Бешеные почерневшие глаза, влажно блестящие в темноте, с залегшими синяками; спутанные темные волосы, испачканные в крови; неестественная для его кожи бледность; дорожки от слез на испачканных в крови щеках. Губы в крови, щеки, подбородок, шея, по которой она успела стечь каплями на рубашку, запачкав светлую ткань. Так выглядит чудовище, которое убило тех троих женщин и сломало четвертую. Женщин, которые по-своему ценили и заботились о нем, отдали свои жизни. Он напился их кровью, высосал их жизни, уничтожил. Кровь каждый из них — на нем, боль каждой из них — по его вине. В глазах потемнело. Пошатнувшись, он прошел к стоящему рядом стулу, разваливаясь на нем и запрокидывая голову. Рваное, вновь участившееся дыхание проносилось сквозь приоткрытые губы. Снова начала накрывать истерика: сперва мелкой дрожью во всем теле, затем и хриплыми всхлипами возобновляющихся рыданий. Тихо щелкнула входная дверь. — Эй, — лицо Дорис размытым пятном мелькнуло перед ним. Женщина мягко похлопала его по щеке, заметив отсутствие реакции. Тяжело вздохнув, пошарила по его карманам и вскоре вставила между окровавленных губ сигарету. Чиркнув, подожгла. Эрен сделал судорожный вдох, закашливаясь дымом. Перехватил сигарету пальцами, отводя в сторону. — Ну, хоть в себя пришел, — Дорис подтащила другой стул, садясь рядом с ним. — Я их всех убил, я убил… — хрипло шептал Эрен, уже слабо осознавая, где находится. Темнота в глазах расцветала лицами убитых женщин. Теперь на одну больше, а он даже не знал ее. Дорис и сама закурила, с тяжелым вздохом выпуская дым. Осторожно откинула его мокрые от крови волосы за спину и прижала ладонь ко лбу. — Все умирают. Ты не господь бог, чтобы это предотвращать. — Я дьявол… — едва слышно просипел срывающимся шепотом, машинально затягиваясь. Дорис недоуменно уставилась на него и покачала головой с тихим «я этому Рихтеру». — У каждого организма есть предел, — вздохнула женщина, задумчиво вглядываясь в раскачивающиеся за окно ветви дерева на фоне темно-синего штормового марева. — Она чудом столько продержалась, сам знаешь. Для нее этот год сплошным мучением был, в организме ни одного целого органа не осталось, тут без вариантов было… Эрен сморгнул наваждение собственных больных фантазий. Чуть приподнялся и сгорбился, упершись локтями в колени. — Что я пацану скажу теперь… — нижняя губа снова по-детски задрожала. Накрыл глаза ладонью, скрывая покатившиеся заново слезы. Не плакал год, если не больше, и тут — на тебе, сорвало. Под веками все расцветало искореженное болезнью тело женщины, которая держала его за руку и показывала на рисунок сына. Не получилось тому защитить от дракона. Все-таки сцапал. — Ну-ну, — Дорис ободряюще похлопала по плечу. — Мальчику трудно придется, конечно. Это жестокий урок, но он не один теперь. — Так не должно быть. — Слушай, Ренар, у Рихтера, знаешь, сколько на руках полегло еще до лихорадки этой? Море. От единого чиха, бывало, помирали. Тут тем более. Так что… — Мне плевать, что у Рихтера! — повысив голос, гаркнул он и уставился на вздрогнувшую женщину. — Я ее сюда притащил. Я не прошел мимо, хотя стоило. Я заставил ее столько мучиться, пацану сраную надежду внушил, что выздоровеет. И для чего? Чтобы она просто взяла и умерла. Какой, блять, в этом смысл был? Дорис тяжело вздохнула, опуская глаза и будто становясь разом старее лет на десять. Эрен не унимался, охриплым голосом вываливая накопившееся и уже не давая отчета в том, что говорит: — Столько людей померло. Для чего, блять? Нихера не изменилось! Вокруг одно сплошное дерьмо, кровь и смерть. Пиздюки теряют родителей, матери выбрасываются из окон с детьми, люди готовы гнить заживо, но не поступиться принципами. У Рихтера померло много, говоришь? Отлично, — он истерически рассмеялся, перехватывая обеспокоенный взгляд усталых глаз. — Жаль только, что всего лишь «много», а не все разом. Это ебаное место надо сжечь к хуям собачьим. А мне не нужно было, блять, вообще в это лезть. Не тащить сюда полуживую бабу и ее сынка, оставить помирать в дерьме, чтобы у них не появилась эта сраная призрачная надежда на изменения. Нихуя не поменяется, и мальчишке придется понять это прямо сейчас. — Ренар, уймись. Да, умерло много, но многих мы смогли спасти, — она успокаивающе попыталась погладить его по плечу, но он скинул руку. — Ты, блять, совсем не понимаешь? — приблизившись к ее лицу, прошипел, наверняка пугая перекошенным окровавленным лицом. — У пацана мать умерла, ты думаешь, ему будет дело до многих? Где, блять, эта грань в соотношении? Сотни погибли, а десять выжило — плохо, а если наоборот — то заебись? Когда мою мать убили, я не радовался, что хотя бы дохуя других матерей спаслось. Потому что нет этого соотношения и никогда не будет. Есть только беспросветный ебаный Ад, в котором мы все крутимся и пытаемся разменять одни жизни на другие, и от этого ничего не меняется. Что толку было спасать хоть чью-то жизнь, когда вокруг такой пиздец, что если не болезнь, то что угодно другое может, блять, убить? Что толку было спасать детей от болезни, если завтра они выйдут на улицу и их убьет какой-нибудь старый ублюдок? Что толку спасать марлийцев, если они все так же ненавидят нас? Что толку было оставлять жизнь хоть кому-то, если ничего в итоге не изменилось, и никто ничего не понял? Лучше бы вообще все разом сдохли. Эрен замолчал, раздувая ноздри от тяжелого дыхания и свирепо глядя на замершую Дорис. В ее глазах промелькнуло какое-то новое, ранее не виданное им выражение. Она неотрывно глядела в его глаза, и Эрен постепенно приходил в себя после своей необычно длинной для этой жизни тирады. Нервно провел ладонью по волосам, глядя перед собой. «Про мать было лишнее. Могла догадаться», — пронеслось в голове, когда туман ярости рассеялся. Говорил же Рихтер пиздеть поменьше. Эрен шумно втянул носом воздух, прикрывая глаза. Дорис продолжала молчать, и это напрягало. Не хватало еще и ее от себя отпугнуть и сделать больно. Хотя, может, ей и стоило бы держаться подальше. — Прости, — все же выдавил он, сжав переносицу. Дорис безразлично хмыкнула. — Мне нужно побыть одному. Пожалуйста. С тихим скрипом стула женщина поднялась с места и так же молча, в смятении, вероятно, удалилась за дверь.

***

Hello, goodbye There's a million ways to die Should've left me way back Should've left me way back by the roadside Hello, goodbye I was staring in the devil's eyes Should've left me way back Should've left me way back by the roadside

- "Bitter taste" - Billy Idol.

Эрен почти не глядя свернул одну из рубашек, купленную на свою зарплату, и сунул в раскрытый рюкзак. Место в старом шкафу, отданное ему Дорис под вещи, стремительно пустело по мере того, как он выгребал свои нехитрые пожитки. Сама женщина, стоя в дверном проеме, молча наблюдала за его рваными резкими движениями и метаниями по комнате в тусклом свете зажженной лампы. Ставшая на один год жилой комната ее сына снова стремительно пустела с одной части. Женщина прижала руку к щеке, шумно выдыхая. — Ты можешь объяснить, зачем? — Так будет лучше, — коротко ответил Эрен, пытаясь уложить книги сверху одежды. — Лучше кому? Идиоту с окраины, который будет тебе зассанную комнату сдавать? — Всем. — Ренар, — устало позвала она, но, не дождавшись реакции, повторила громче, дополнив ругательством. Эрен шумно выдохнул и разогнулся, оборачиваясь на нее, но так и не сокращая разделявшее их расстояние в три метра. — Я не понимаю, — она развела руками. Эрен вдруг осознал, что за последние пару недель она стала выглядеть старше и лишилась привычной игривой веселости. Мгновенно ощутил вину и за это ее нынешнее состояние. Паразит, пожиратель чужих душ. — Здесь все есть. Тебя никто не гонит. Скажу больше: я боюсь отпускать тебя в такие места в твоем… — она поджала губы, подбирая слово. — Ты не совсем в себе после всего произошедшего. Случится что-нибудь плохое. — Именно поэтому я должен уйти, чтобы ничего больше не случилось. По крайней мере, здесь, — он устало провел ладонью по лбу, садясь на край кровати. — Я вовсе не тот человек, за которого вы меня принимаете. Не говоря уже о том, что приняли, потому что напомнил вам о погибшем сыне, которым я также не являюсь. — Не поэтому, — отрезала Дорис, складывая руки на груди. — Пусть так. Выпытывать не буду, по традиции. Пусть это останется при вас. — Пожалуй, — она кивнула. Снова мелькнуло та новая эмоция в ее глазах. Эрен поднялся на ноги, окинул взглядом комнату. Закинул на плечо рюкзак, снова остановив взгляд на Дорис. Та глядела в сторону, недовольно поджав губы. — Вы удивительная женщина, правда, — начал Эрен, тщательно подбирая слова. — А пацан… Не могу я быть здесь, зная, что нарушил данное ему слово. Можете считать трусом. Дорис хмыкнула, покачав головой. — Трусом? — она приподняла брови со скептической улыбкой. — Нет, котик, ты просто тотально и бесповоротно запутался. И ничего удивительного в этом нет. Ты на себя одного взвалил такую ответственность — мир спасать. Каждый день иметь дело со смертью и чужими ожиданиями и никогда не удовлетворять их полностью, потому что всем всегда мало. Не знаю, каким человеком надо быть, чтобы это выдержать. Не человеком, наверное, — титаном. Эрен не шевелился, глядя в лицо женщины. Так и не мог понять, намекала она о своих подозрениях или просто к слову пришлось. Так или иначе, изнутри задрожала тревога. Слишком похоже было ее описание действительности на то, что происходило с ним в прошлой жизни. Ничего не изменилось, даже он сам. — Я сам это выбрал. Меня никто не заставлял брать эту ответственность. Дорис хмыкнула, смерив его взглядом. — Легенда такая есть. Про парня, который рискнул всей своей жизнью, чтобы принести людям огонь, которого все тупо сидели и ждали. Знаешь, чем дело кончилось? — Эрен покачал головой. — Люди начали пользоваться принесенными благами, а парня приковали к скале, где орел каждый день жрал его печень. — И к чему это? — К тому, что есть такая порода людей, к которой ты принадлежишь, очевидно. Вас никто не просит, но без вас никто ничего и не сделает. Все всё понимают, но предпочитают замалчивать неудобную правду. Используют как орудие, а затем еще и дерьмом полить не забывают. Эрен обвел дугу по потолку глазами, поджав губы. — Даже если и так. То, что принес я, благами назвать можно с трудом. — Да что ты? Узко мыслишь, котик, — рассмеялась женщина без особой веселости. — Огонь поди тоже не только тепло да свет приносит. Не бывает такого, чтобы было все только хорошо. Рядом с хорошо непременно будет плохо. Эрен кивнул, лишь бы закончить разговор, слишком явно начавший пробираться ему под кожу. Поправив лямку, зашагал к двери и остановился перед Дорис, загородившей проход. Та внимательно оглядела его лицо и все же отступила в сторону. — Ты всегда можешь вернуться. Когда устанешь бегать, — донеслось в спину. Эрен замер. По спине пробежал холодок. Бросив тихое «спасибо» через плечо, все же продолжил путь по коридору к лестнице на первый этаж. В освещенной теплым рыжим светом ламп гостиной, свернувшись под пледом, на диване лежал Джонни. В тихие меланхоличные джазовые мелодии вплетались его периодически срывавшиеся всхлипы. Йегер шумно вздохнул у двери, прикрывая глаза. Оставил набитый рюкзак на полу и тихо прошел к мальчишке. Присел на край дивана, несмело положил ладонь на дрожащее тощее плечо. — Ты прости меня, парень, — охрипло выдавил Эрен, чуть сжав его плечо. — Не сберег я твою маму. «И свою не сберег. И всех женщин, которые за меня переживали: ни Сашу, ни Ханджи, ни даже Микасу, хотя матери обещал сберечь». Джони зашевелился в коконе пледа и обернул на Эрена заплаканные красные глаза, глядящие с влажного подпухшего лица. По нутру полоснуло. Эрен сдвинул брови, опуская взгляд, лишь бы не поддаться эмоциям заново. — Почему так? Почему другие выжили, а мама… — он всхлипнул, жмуря мокрые глаза. –Что такого она сделала, что Бог ее так наказал? Эрен перевел взгляд в сторону, глядя сквозь мигающий рыжим торшер около проигрывателя. Разговоры о религии он с детства не любил, а теперь их стало излишне много. Что толку дискутировать о боге и райский кущах, сидя по уши в дерьме и адской копоти? Ни Саша, ни Ханджи, ни его мать не сделали ничего такого, что могло бы сделать заслуженным их наказание. Реальность была гораздо проще любых домыслов: не было никакого наказания — лишь сумма факторов. — Ничего не сделала, — выдохнул Эрен, снова глядя ему в глаза и машинально сжав плечо. Было странно объяснять такое ребенку, в котором он на секунду увидел себя в смятении и отчаянии после смерти матери. Только ему никто не объяснял, как работает мир и почему умирают мамы. Он и не спрашивал, ему было достаточно самого этого факта, чтобы понять свою дальнейшую судьбу. Джонни всхлипнул снова, потирая кулаком воспаленные глаза. — Ничего не сделала и ни в чем не виновата, — повторил Эрен, горько улыбнувшись. — Смерть, к сожалению, тем и ужасна, что она не наказывает никого. Она просто случается. Без всякого смысла.

***

Bury me softly in this womb

I give this part of me for you

Sand rains down and here I sit

Holding rare flowers

In a tomb, in bloom

Down in a hole, and I don't know if I can be saved

See my heart, I decorate it like a grave

You don't understand who they thought I was supposed to be

Look at me now, a man who won't let himself be

Down in a hole

Feeling so small

Down in a hole

Losing my soul

I'd like to fly

But my wings have been so denied

"Down in a Hole" - Alice In Chains

Отражение лампочки рыжим бликом дрожало в янтарной жидкости на дне стакана. Эрен задумчиво глядел в него, неосознанно оглаживая пальцами выступающие грани. Початая наполовину бутыль рома не дала ожидаемого эффекта забытья, к которому он стремился в последние недели. Опьянения ни в одном глазу, даже гудящая от мыслей голова не полегчала. За спиной раздался грохот упавшего стула, чьи-то пьяные бредни заплетающимся языком. Эрен чуть обернулся через плечо, но быстро потерял интерес к происходящему за спиной. Обычный вечер в баре на окраине города. После работы он, бывало, просиживал в подобных заведениях по несколько часов, когда начал снимать комнату в одном из старых домов. Лица пьяниц, бездомных и проституток сменялись, но сливались в блеклую массу, смешивались пьяные голоса и невнятные песни. Одинаковые и бессмысленные. Вопреки стараниям утопить свое ничтожество в алкоголе и сомнительных компаниях, состояние не улучшилось. Ночами в затхлой комнате с единственным пыльным окном волнами обрушивались кошмары. Просыпался в липком поту, загнанно дышал, пытаясь сообразить, где находится. Темное пространство сужалось и давило, выкраивало бликами света кошмарные образы. Каждая из них заново умирала на его руках. Каждый подобный сон он пытался спасти, рыдал, молил не умирать, но все повторялось заново: он снова на коленях, а в руках охладевшее размякшее тело матери, Саши, Ханджи, пациентки. Страшнее всего было видеть кошмары про Микасу. В них она всегда была девятилетней девочкой, какой он встретил ее когда-то в лесной хижине. Всегда изранена, избита, связана и полураздета в промокшем от крови между бедер легком платье. Опустошенный взгляд серых глаз неотрывно следил, как он снова и снова не успевал спасти ее. Спотыкался, падал, не мог пошевелиться, не мог коснуться, не мог расправиться с похитителями, мучавшими ее на его глазах. Кричал не своим голосом и снова просыпался в холодном липком поту с зачатками истерики. Эрен снова припал к стакану, допивая остатки спиртного. Прижал ладони к лицу, тяжело выдыхая в них. «Запутался», — прошелестело в голове голосом Дорис. Эрен отнял руки от лица и без лишних раздумий налил еще, почти сразу сделав пару глотков обжигающего пойла со сладко-горьким привкусом. Сам понимал, что движется куда-то не туда, словно впервые за год завис в безвоздушном пространстве и не решался сделать шаг куда-то. Вынужденное бездействие выливалось новыми витками безумия, плавило воспаленный мозг загнанными в дальний угол образами кошмаров и воспоминаний. С утра до вечера продолжал торчать в госпитале, совершая привычные обходы, проводя процедуры и заполняя документы. Больше не видел красной повязки в смоляных волосах, как не видел и золотистой макушки. Отдалился от Дорис и Рихтера, стремясь проводить время подальше от нормальных людей, в компании которых неизменно начинало воротить от самого себя. От того, что они не видели, а он отчетливо ощущал: горящую внутри гниль, копоть, безумный Ад. Люди продолжали постепенно излечиваться. Кто-то погибал из принципа или проблем со сдавшимся организмом. Рихтер с собранной командой врачей и биологов разрабатывали вакцину на основе эльдийской крови, чтобы пустить ее в более широкий оборот и не акцентировать внимание на кровосмешении с эльдийцами. Каждый раз думая об этом, Эрен не мог избавиться от странного ощущения, словно его собственное тело и сознание расползались в разные стороны, подобно корням дерева. Словно он мог вдохнуть и ощутить расстояния и мощь, на которые отныне распространялась энергия Путей. Паразит ликовал. Скоро живой мир станет частью общей сети, которую он, Эрен, сможет сжать в кулаке, если захочет. Станет, наконец, полноценным Дьяволом, которым нарекли по обе стороны океана. Только чистое зло в его исполнении оказалось весьма жалким и посредственным. Что за Дьявол, который безуспешно напивается в одиночестве и ноет в подушку ночами? Что за Дьявол, чьи подопечные берут и умирают на его руках, не спросив разрешения, не предупредив? Он уже не понимал, кто он. Для Дьявола в нем было слишком много человеческого, а для человека — слишком много дьявольского. Перестал понимать, какая из двух личин теперь может считаться подлинной. Ни врач, ни разведчик, ни островитянин. Идиот, заполучивший силу и ставший убийцей. Все осталось по-прежнему, смени хоть тысячу имен — его суть останется неизменной. Залпом осушил очередной стакан. Мерзко. От себя. Шум и нестройный хор голосов за спиной возобновился. Какая-то потасовка, судя по доносящейся брани. Эрен окинул заведение незаинтересованным взглядом: стены обшарпанные, штукатурка проглядывала под слоями коричневой краски, деревянные столы покосились, искусственные пыльные цветы в небольших вазах стояли на каждой столешнице в попытке создать подобие уюта, шипел старый музыкальный проигрыватель с периодически заедающими пластинками. Блуждающий взгляд остановился на ярко раскрашенном лице проститутки за дальним столом. Та обхаживала очередного клиента с сальной ухмылкой под полоской усов, заливисто хохоча над дурацкими шутками. Перехватив его взгляд, она приветственно помахала рукой и снова окутала неплохо одетого мужчину своим вниманием. Эрен знал ее. Пару вечеров, проведенных здесь, она составляла ему компанию, приняв за потенциального клиента. В итоге провели несколько часов разговаривая: девушка вещала о своей жизни и ремесле и, уже будучи пьяной, коснулась темы нелегкого детства и насилия со стороны старшего родственника. Эрен по большей части слушал, лишь изредка рассказывая в общих чертах о себе и своей жизни, когда она просила. Как-то раз даже проводил до места, где она снимала комнату с подругой-проституткой, неподалеку от его нового района. Он сам не понимал, почему его так влекло к людям, оказавшимся за чертой жизни, словно нахождение рядом с ними могло привнести равновесие в растравленную душу. Не дьявол — всего лишь пустая оболочка для чужих рассказов, собиратель чужих грехов, наполнявших его алчущее темное нутро. Эрен отвернулся обратно, встречаясь на секунду с протирающим стаканы трактирщиком. Тот поспешил отвернуться, чтобы расставить посуду на полки. Йегер устало провел ладонью по лицу, прикрыв глаза на секунду. Надо бы поспать. Открыв глаза, машинально уставился в свое отражение в потемневшей зеркальной поверхности стеллажа с алкоголем. Увидь его сейчас кто-то из старых друзей — не узнали бы этот темный безумный взгляд. Глаза метнулись в сторону, выхватывая движение. Эрен замер, чуть сощурившись. В зеркале отражался знакомый старик, засевший за дальним столом с бутылкой чего-то и свежим стаканом. Потрепанный, некогда солидный костюм ладно сидел на крепком коренастом теле, седые волосы топорщились в стороны. Он огладил бакенбарды и с наслаждением вдохнул исходящий от своего стакана аромат алкоголя. Йегер поймал себя на мысли, что не моргает уже некоторое время, неотрывно пялясь на отражение Людера в зеркале стеллажа. Его сфальсифицированная история происхождения лихорадки была воспринята со здравым скепсисом, но все же принята как единственная правдоподобная на текущий момент версия. С того визита августе Эрен больше его не видел, Рихтер о нем не заговаривал, уловив стойкую неприязнь подопечного. Теперь он, видимо, обмывает полученные за работу деньги. Перед глазами всполохнул на мгновение образ розового платья в засохшей крови. Эрен сжал стакан, пытаясь унять возникшую из неоткуда дрожь внутри. Медленно обернулся в сторону мужчины, буравя тяжелым взглядом. Тот, словно ощутив физически, покосился в сторону барной стойки. Побледнел и замер, не донеся очередной глоток до приоткрытого рта. Эрен так же медленно повернулся обратно, невидяще глядя перед собой. Внутри назойливо затрепетало забытое чувство. Ублюдок жил неподалеку, поэтому он здесь. А Эрен один, без остужающего его пыл рассудительностью Рихтера. И все еще помнит чертово платье в его сраной каморе. Тогда, во время первой встречи, уже охватывало это давно забытое чувство предвкушения боя, голода напавшего на след пса, дрожи, распространяющей ток по венам. То же, что испытывал, сражаясь с титанами. Но тогда не мог позволить этому чувству завладеть собой. А сейчас? Эрен тяжело сглотнул, белеющими пальцами впиваясь в стакан. Это не титан, это не то же самое. Это человек. Окружающий бар перестал существовать, вымываемый смутно отложившимися в памяти образами затхлой влажной подвальной комнаты с кипами книг, документов и старой окровавленной одеждой. Вновь полезли в голову обрывки кошмаров: обугленная до мяса Ханджи, стеклянные глаза Саши, разорванная пополам его собственная мать. Микаса, связанная, избитая, в чертовом платье, испачканном кровью. Мать постоянно повторяла ему, что он мужчина и должен защищать девочек, в частности Микасу. Едва ли ей была нужна его помощь, когда на рынке одного за другим раскидывала городских задир, достававших Эрена и Армина. Здорово бесила этим, вынуждая говорить грубости и отталкивать. Едва ли нужна была помощь, когда рассекала загривки титанов быстрее и точнее почти каждого разведчика, рвалась в бой снова и снова, чем уязвляла его. Пугала. Как он защитит, если его самого постоянно приходится спасать, подвергаясь опасности? Мать повторяла, что он должен быть опорой и защитой. Он не смог следовать ее напутствию: не сберег своих чертовых девочек, которых должен был защищать. Не сберег, каждую подставил под удар. Но были и другие девочки, будущие искалеченные женщины. Возможно, одна из них стала проституткой после встречи с Людером. Возможно, та блондинка Каролина или та дрожавшая от ужаса проститутка у дома старика были бывшими владелицами платья. А может, это вещь его новой жертвы, совсем свежей и юной. Возможно, старик продолжает этим заниматься. Возможно, прямо сейчас, смакуя, хоть и с заметной нервозностью, алкоголь, вспоминает о недавних похождениях. Эрен часто заморгал, прогоняя наваждение и суетливыми руками вытаскивая из пальто портсигар. Вдохнул гвоздичный дым в надежде усмирить заклокотавшие в груди чувства. Ярость, пускавшая ток по венам, от которого словно потряхивало. Йегер прикрыл глаза. Опять начинается. Чем он лучше ублюдка? Он точно так же ломал жизни, отнимал их, многие женщины наверняка стали проститутками после Дрожи, так как лишились дома и работы; многие дети потеряли родителей и повзрослели слишком рано. Кто он такой, чтобы вершить чертов суд над тем, от кого сам не далеко ушел? «Ты что же себя святым мнишь?» — отозвалось насмешливым голосом Рихтера. Не святой и не Дьявол, чтобы вершить чужие судьбы. Он стиснул зубы, выдыхая дым сквозь нос. Но дело вовсе не в том, кто он. Дело в том, что он может. Он мог не приходить тогда в лесную хижину. Мог послушаться отца и ждать его. Мог не убивать двух взрослых мужиков и не вынуждать Микасу убивать третьего. Мог согласиться с планом Зика и дать эльдийцами вымереть как опасным насекомым, без которых всем будет только лучше. Мог не приносить в жертву человечество по желанию плененной две тысячи лет назад девочки, избитой, измученной и изнасилованной. Эрен в который раз скользнул взглядом по высеченной на серебристом боку портсигара надписи. Делать что должно. Дорис права. Он просто из такой породы людей. Той, кто решается на необходимое зло, которое никто не одобрит и не примет, но в тайне будет ждать его хоть от кого-нибудь. Из породы тех, кто готов принять на себя роль Дьявола, но не остановиться и никогда не смириться. Он начал новую жизнь, в которой не хотел пачкать руки кровью. Мысль об убийстве не будоражила кровь, не вселяла азарт — по венам продолжала течь чистая ярость. Кто это сделает, если не сделает он? Кто еще настолько безумен, чтобы взять на себя ответственность, о которой никто не просил? Если никогда не был хорошим человеком, то не следует и начинать. Он вскинул голову. Отражение мужчины в зеркале оставило смятые купюры и поспешно натягивало пальто. «Не упусти, Йегер». Эрен, осушив стакан одним глотком, последовал примеру мужчины, оставил деньги на стойке и шустро накинул пальто. Старик тенью скользнул за дверь, излишне быстро пытаясь убраться из злачного места в моросящую мелким дождем ночь, словно ощутил начавшуюся за собой охоту. В темных переулках едва освещенных улиц ему было несложно ориентироваться, петляя по мокрой брусчатке и ныряя в узкие проходы. Старик часто оборачивался, ощущая незримое присутствие за спиной, но не обнаруживая никого, кроме шороха мелкого дождя. Вылетевшая из-за очередного поворота тень стальной хваткой сжала за шею и накрыла рот рукой, заглушая готовый сорваться крик. Эрен втолкнул ошалело глядящего на него в полутьме мужчину в подворотню, тут же придавливая предплечьем к стене. Звякнули ремни кобуры на поясе, когда он быстро вытащил широкий охотничий нож и тут же приставил к его горлу. Людер в ужасе округлил испуганно бегающие глаза, перестав ерзать под рукой. — Парень, — дрожащим голосом выдавил он, когда Эрен убрал ладонь, опасно надавив острием на кожу его шеи, — чего тебе? Я все сделал, как пр… — Замолчи, — оскалился, не сводя хищного взгляда с бегающих глаз. — То розовое платье в твоей конуре. Откуда оно? Людер моргнул, вскинув брови. — Ч-чего? — Чертово розовое платье, — с нажимом прорычал Эрен, — в крови. Откуда оно? На бледном лице отразилось понимание, мгновенно сменившееся ужасом. Он беспомощно залепетал нечленораздельными звуками, задрожали губы. — Я не… Я… — Рихтер рассказал о твоих увлечениях, — наваливавшись сильнее, прорычал он в испещренное морщинами лицо. — Ты все еще делаешь это? — Я не понимаю, — залепетал мужчина. — Все ты понимаешь, дерьма кусок, — Эрен придавил лезвие к горлу мужчины, тот вздрогнул. — Откуда то платье? — Оно старое! Пару лет назад! — вжимаясь в стену и зажмурившись, выдавил, наконец, старик. — Девчонка, она никто! Просто школьница… — Что ты сделал? — Я предложил проводить! — мужчина завертелся в попытках, ускользнуть от лезвия на горле, давящего все сильнее. — А потом? — рыкнул. — Завел на ферму… Я сожалею, что так поступил! Видит бог, сожалею! Это был последний раз! Такое больше не повторится! — Сожалеешь? — Эрен ослабил хватку, позволяя Людеру вдохнуть. Голос смешался с шелестом мелкого дождя. — Ты сохранил ее платье. И одежду других. Ты вспоминаешь. Наслаждаешься, потому что теперь ни черта сделать не можешь, — Эрен двинул коленом между ног мужчины. Тот закашлялся, выстанывая от боли, и сжался, насколько позволяла хватка на плече. — Ты хоть лица их помнишь? — Это… — он задохнулся воздухом, скалясь от боли. — Это было давно. — Знаешь, я сделал кое-что ужасное в прошлой жизни, — отрешенно произнес Эрен, глядя сквозь кривящего лицо Людера. — И не проходит ни дня, чтобы я не вспоминал этого. Я помню их лица. — Парень, я не знаю, кто ты и что тебе нужно. Можешь сдать меня в полицию, пусть там разбираются, — залепетал мужчина, с мольбой вскинув взгляд на темно-зеленые глаза. Эрен моргнул, словно возвратившись в реальность из своих размышлений. Вглядевшись в перекошенное ужасом лицо, покачал головой. Собственный голос прозвучал на удивление спокойно и ровно: — Нет. Ты эльдиец и судить тебя должен эльдийский дьявол, а не марлийский суд. — Что? — он непонимающе захлопал глазами. Эрен стиснул зубы, оскалившись от накатившей на тело тревожной дрожи, поднявшейся из глубин желудка тошноты. Прижатый к горлу нож резко двинулся вниз и уперся в раздувающийся от частого дыхания живот мужчины. — Он ждет, — сдавленное яростное рычание донеслось на ухо мужчины. Лезвие ножа рывком пронзило живот. Мужчина сдавленно вскрикнул, лицо исказила боль. — Теперь ты видишь их лица? — сдавленно прорычал Эрен, наваливаясь всем телом и вгоняя лезвие по самую рукоять. На сжатой ладони растеклась горячая кровь, пропитывающая его собственную рубашку и брюки. Старик не ответил, корчась от боли и впиваясь пальцами в локти своего убийцы. Эрен крепко зажмурился и рывком дернул лезвие в сторону, распарывая живот поперек. Людер сдавленно забулькал сквозь раскрытый рот и с тихим шорохом свалился на брусчатку в лужу собственной крови. Несколько секунд со стороны бесформенной кучи его тела еще доносились хрипы и всхлипы, вскоре утонувшие в шелесте дождя. Эрен, пошатываясь, запрокинул голову, глубоко и часто хватая ртом воздух. Перед глазами мутилось мелкими каплями дождя, намочившими кожу и волосы. Все тело опутала невыносимая слабость, дрожью разливаясь в конечностях. В ноздри бил отчетливый металлический запах, отпечатанный темным пятном на рубашке и брюках, кровавой росой на лице. Он прикрыл глаза, силясь прийти в себя после произошедшего. Реальность не желала обретать осмысленные очертания, повисая в голове облаком очередного липкого кошмара, стуча назойливым пульсом в висках. Он пошатнулся, сделав пару шагов прочь от тела. Ноги подогнулись, роняя тело на колени в ближайшую лужу, в которую его стошнило мгновением позже… Как добрался до дома, уже не помнил. В ушах беспрестанно шумело то ли дождем, то ли течением собственной крови. Сил хватило лишь, чтобы скинуть промокшую от дождя и крови одежду и завалиться в ванну в затхлой комнате третьего этажа одного из домов на окраине, куда он переехал. Вода была горячей, но озноб все равно пробирал до костей. Эрен запрокинул голову на борт ванной и прикрыл глаза, пытаясь успокоить частое дыхание. Под веками снова и снова расцветал образ выпотрошенного старика, падающего на брусчатку с влажным чавканьем. Его предсмертные хрипы отдавались в ушах, горячие капли крови, брызнувшие на лицо и одежду, все еще призрачно ощущались на коже. Эрен все еще не мог в полной мере осознать произошедшее, не мог поверить, что это произошло в реальности, а не в одном из удушливых кошмаров. Убил. Своими руками. Не в бою, не защищаясь. Убил из-за навязчивой идеи о мести за других. Из страха, что сероглазая девочка в его кошмарах так и останется лежать в крови, избитая, изнасилованная, изломанная. Из извращённого чувства долга перед наказом матери. Из чувства вины. Вода из крана едва слышно капала вниз. Открыл глаза. Кровь с его кожи и волос окрасила воду бледно-красным. Какое бы имя ни носил, ему одна дорога — утопать в чужой крови. Руки дрожали, все тело нещадно колотило ознобом. Он стиснул зубы и зажмурил глаза, пытаясь унять звучащие на периферии грохочущие по земле шаги титанов, хруст костей и чавканье раздавленной плоти. Он полностью отдавал отчет в своих действиях. Он хотел убить ублюдка еще в первую встречу, но смог обуздать свою природу. С того дня чертов извращенец не выходил из головы, назойливо точил мозг червем, раз за разом воскрешая воспоминания и вплетая в них жуткие фантазии. Он знал, что рано или поздно убьет его. Он знал, что однажды уничтожит почти весь мир, потому что иного выхода не было. Но, как и в случае с убийством, не ощутил спокойствия и освобождения. Только омерзение от самого себя, только тошноту и ужас. Он снова утопил себя в крови, но снова ничего не изменилось. От смерти старого ублюдка в мире не исчезнет насилие. Не исчезнут связанные, изломанные и изнасилованные. Он лишь успокоил собственную совесть, дав выход ярости. Это будет продолжаться бесконечно, пока жив человек. Пока даже пресловутая вера в Бога не удерживает людей от их истинной природы. Пока не появится что-то настолько ужасное, что будет удерживать их. Эрен резко сел, выпрямляясь. Окрашенная красным вода хлынула за борта, выплескиваясь на половицы. По виску стекла капля пота. Он невидящим взглядом уставился в темный угол комнаты, освещенной единственной тусклой лампой у кровати. «Страх — самая большая сила. Владеешь чужим страхом — владеешь всем человеком», — мысленно повторил он, вцепляясь разом одеревеневшими пальцами в скользкие мокрые борта. Сидя неподвижно в кровавой воде, он готов был поклясться, что слышал щелчок в собственной голове. Щелчок, с которым все фрагменты цепи событий встали на свои места. Чертов паззл, наконец, сложился.

***

После происшествия с Людером Эрен слег на пару недель в странном полубольном состоянии. Небольшая плата за совершенное убийство, конечно. Первые несколько дней ходил в госпиталь, но помутнение в голове, слабость и симптомы простуды не остались незамеченными Дорис. Та погнала его отлеживаться и лечиться, оставшись на пару с Фиаммой руководить процессом. Обшарпанная необжитая комната в старом доме не вдохновляла на приятные эмоции, как и периодические пьяные гульбища за стеной, но Эрен был не против небольшой передышки в свете открывшихся обстоятельств. Необходимо было заземлиться и обдумать все, простроить дальнейший план, разобраться. Подобные мысли только усиливали нервное напряжение и сильно затягивали выздоровление, которое с силой титана должно было бы наступить почти сразу. Хмурый конец октября бился в стекла черенками сорванных желтых листьев и промозглым дождем с низкого серого неба. Люди тенями носились среди полупрозрачной дымки, прикрываясь зонтами, которые то и дело выворачивал ветер. Замотавшись в одеяло, чтобы согреться от пробиравшего периодически нервного озноба, Эрен сидел у окна. Мысли в голове текли вязко и неповоротливо. Вздрогнул, услышав стук в дверь. Кинул взгляд на мерно тикающие часы на стене. В это время обычно заглядывала Дорис, если в госпитале не было дел, хотя идти в такую погоду на окраину — бред. Эрен прокашлялся и прошаркал до двери. Звякнули ключи, скрипнули петли. Из полутьмы коридора на него воззрились мигом расширившиеся лазурные глаза из-под промокшей светлой челки. Эрен замер, но в следующую секунду инстинктивно захлопнул дверь обратно, для верности навалившись на нее сверху. Бредит. Что ему тут делать? Откуда узнал? — Ты… Открой эту чертову дверь! — взвившимся вверх от злости голосом донеслось снаружи под забарабанивший стук. — Или я буду долбить весь день, и у тебя будут проблемы с хозяином! Эрен тяжело выдохнул, прикрывая глаза. Хозяин действительно был не самым приятным представителем человечества. Страха от возможности выговора не нагонял, но лишних проблем в и без того сложном положении не хотелось. Да и толку упираться? Армин уже пришел. Осознание первой встречи за почти полтора года с последнего разговора на острове ощутимо кольнуло меж ребер, когда Эрен все же открыл дверь, оборвав барабанную дробь друга. Отстраненно отошел вглубь, отвернувшись. Армина, так и замершего в дверях, ощутимо потряхивало. На бледном лице застыла смесь ярости, ужаса и горечи. Намокшие под дождем волосы облепили лоб, вода каплями стекала на его влажный серый плащ, потемневшие от недостатка освещения глаза метали молнии, ноздри раздувались от тяжелого дыхания. Эрен, замерший у окна, бросил на него взгляд, раздумывая, в какой момент этой встречи получит по роже. Арлерт, тем не менее, усмирив клокочущую ярость, сделал шаг внутрь, прикрывая непослушно дрожащими руками дверь. «Ну теперь точно пиздец. Мы здесь одни». Армин недоверчиво прошел внутрь, из-под сдвинутых бровей оглядывая с нескрываемой неприязнью обшарпанную конуру. Замер на середине комнаты, снова оглянувшись на Эрена. Тот молча ждал, не осмеливаясь нарушать напряженную тишину, разбавленную только дробью капель в окно и завыванием ветра в трубе. Что тут скажешь? В каком бы извращенном мире они ни жили, мертвым, как правило, не полагалось воскресать. Микаса ему наверняка ничего не сказала, раз столько времени ждал. Армин продолжал буравить тяжелым взглядом, явно борясь с желанием подлететь и придушить. Йегер не ждал, что друг набросится со слезливыми объятьями, как того не сделала и Микаса, но напряженное ожидание затягивалось. Проходить все эти объяснения и выяснения отношений уже с Армином хотелось меньше всего. Но без этого никак. Не последний человек, с которым придется объясниться, хоть и один из двух самых важных. — Что ты здесь делаешь? — не выдержав, хрипло спросил Эрен, глядя перед собой. Пришлось начать самому, иначе они могли бы так стоять еще пару дней. — Могу спросить у тебя то же. Козлина гребаная, — со злостью выплюнул Армин, оскалившись. — Твой дружок Рихтер заходил в госпиталь, просил передать, я вызвался, — он вынул из-за пазухи небольшой прямоугольный сверток. — Лишил Фиамму возможности любоваться твоим заросшим ебалом. Эрен машинально потер отросшую щетину на подбородке и с сомнением сделал шаг к Армину, не глядя в глаза. Ближе подходить не стал, лишь потянулся, доставая до протянутого предмета. Армин держал крепко и выпустил только, когда Эрен все же взглянул ему в глаза. Опершись бедром о подоконник, пока Армин проводил инспекцию комнаты, меряя неторопливыми шагами, Эрен развернул сверток и обнаружил потрепанную книгу. «Песни Мальдорора». Эрен нахмурился. Снова намеки через книги. Рихтер в своем репертуаре. Взгляд скользнул по маленькой плоской бутылке. Внутри под этикеткой с надписью «Абсент» плескалась ядовитого вида зеленая жидкость. Отравить вздумал, что ли. Эрен развернул приложенную к книге записку. «Дорогой Дьявол, слышал, ты совсем занемог от своего безумия. Навестить не могу — дела. Передаю тебе лекарства для ума и для души, если таковая осталась. С душой не переборщи — сильно дает в голову». Эрен тихо сглотнул, перечитав приписку в конце: «Представь себе, старика Людера вскрыли в подворотне. Вот так невезение, и как вовремя мы успели его попользовать». Поспешил, не глядя, сунуть записку меж страницами книги и снова поднял взгляд на Армина. Тот отстраненно замер у потухшего камина, глядя куда-то сквозь. — С чего начнем? — откашлявшись, спросил Эрен и кинул передачку на кровать. — С того, что ты кусок дерьма, Эрен. Лживый, жестокий, грязный кусок дерьма, — Армин не смотрел на него, но явно вкладывал в каждое слово все свои эмоции, накопившиеся за последние два года. Эрен молча кивнул, закусив щеку изнутри. Запоздало осознал, что за жгучее чувство кололо грудную клетку изнутри. Не обида, не страх, не чувство вины — гребаный стыд. Было стыдно смотреть на Армина в интерьерах бомжатской конуры; было стыдно глядеть в глаза лучшего друга, от которого он теперь был далек как никогда; было стыдно осознавать то, как он теперь выглядит в его глазах — он, на которого когда-то давно Армин хотел равняться; было стыдно, что Армин рассказал ему о мире за стенами, который Эрен уничтожил и окрасил кровью такое желанное для друга лазурное море. — Ты не слишком удивлен, — заметил Эрен, глядя в пол. Судя по шороху, Армин повернулся к нему лицом. — Я дал себе время все осознать. Микаса сразу поняла, что что-то не так, еще летом. А я все говорил себе, что у нее помешательство от горя, — раздался стук неторопливых шагов. Армин подошел ближе и снова замер, держа руки в карманах. — Потом и сам начал думать, что многовато странностей. А потом она сорвалась и уехала. Ничего не сказала, не попрощалась. Я еще подумал, что на нее это совсем не похоже. И только один человек на моей памяти мог заставить ее вести себя так странно, — Эрен ощущал буравящий взгляд сбоку от себя. — А потом умерла та женщина. Ты настолько увлекся ее спасением, что забыл прикрыть лицо. Вот и весь маскарад. Глаза Эрена чуть расширились. Вот ведь дерьмо. Такая мелочь, которую никогда не предугадаешь. В тот вечер он вообще никого и ничего не видел, кроме окровавленного лица пациентки. Мог пройти мимо Армина и даже не заметить. — Кто она тебе? — Никто. — «Никого» так не спасают. Взгляд был такой, будто вся семья на руках умерла. Недалеко от истины. Эрен провел ладонью по лицу, прикрыв на мгновение глаза. — Из-за нее я оказался в госпитале. Пытался помочь. — Ты бы себе помог сначала, помощник хуев, — с раздражением ответил Армин. Эрен осмелился поднять взгляд, усилием воли заставляя себя не прятать глаза, как только Армин посмотрел в ответ. Тот напряженно буравил взглядом, явно сжимая кулаки в карманах, но выглядел уже более спокойно. Хоть не трясло. — Как это случилось? — напряженно выдохнул он. — Ну, — Эрен машинально отвел взгляд, нервно проведя по волосам, — я слонялся по трущобам, когда приехал в город и… — Придурок, — Армин закатил глаза, — я про твое воскрешение. Есть что-то, чего мы не знаем о титанах, или ты как в священных писаниях на третий день решил, что не договорил? Эрен прикрыл глаза на мгновение, мысленно отвешивая себе по роже за тупость. — Не на третий и не воскрес. Я не умирал вообще. Процесс регенерации тянулся очень долго. Возможно, неделю. Когда очнулся, понял, что вокруг все… — Подожди, — Армин поднял руку, обрывая, и нахмурился еще сильнее, напрягаясь всем телом. Даже голос просел. — То есть ты хочешь сказать, что Микаса тебя не убила и не знала об этом? Что ты, восстановившись, понесся в Либерио работать в госпитале, пока мы все навещали твою могилу и слезы лили? Эрен на секунду зажмурился, тяжело выдыхая. В интерпретации Армина звучало чудовищно. Кивнул. Раздавшийся со стороны Армина хриплый вдох заставил обернуться, но успел уловить только перекошенное ужасом оскаленное лицо прежде, чем тяжелый кулак с силой обрушился в челюсть и сбил с ног. Рот наполнился кровью. Эрен приподнялся на руках и сел под шумное тяжелое дыхание сверху. Пошевелив языком, выплюнул выбитый ударом зуб. Тот откатился на пару метров, скрывшись в тени. Окровавленных губ едва не коснулась усмешка. Хвала небесам, что Микаса выбрала жестокие слова, а не физическую силу при последней встрече с ним. От удара Аккерман он мог бы и не оправиться со всей титанической силой. — Ты, ты… — Армин стиснул зубы и весь сжался, оттягивая пальцами волосы. — Господи, меня от тебя тошнит! Ты хоть малейшее представление имеешь, что нам всем пришлось пережить за эти два года с твоими выходками? — Я тоже не в райских кущах торчал, если ты не заметил, — огрызнулся Эрен, сплюнув кровь на пол. — Да мне насрать! — взорвался Армин, снова подрываясь со стула, на который едва успел сесть. — Ты это сам выбрал! А нам вариантов не оставил. Будь у нас выбор, думаешь, кто-то бы допустил мысль убить тебя? «Сам выбрал?» Эрен тихо усмехнулся, утерев кровь рукавом рубашки. — Ты же весь из себя, блять, свободный человек. Все по своей воле делаешь, рабов ненавидишь, — издевательски передразнил Армин. — Вот, блять, и пожинай. Дьявол островной, — Армин хмыкнул. — Мудак островной, вот ты кто. — Я понял, Армин, — поморщившись от прострелившей виски головной боли, устало произнес Эрен. — Нихуя ты не понял, — Армин снова плюхнулся на скрипучий стул, упираясь локтями в колени и уронив голову. — И я вот тоже не понял. Сила титанов не исчезла? — Исчезла. — Какого черта тогда твоя рожа прямо сейчас заживает? — Армин кивнул в сторону его лица. — Потому что у меня она осталась. Только у меня. Армин тупо уставился на него, переваривая услышанное. Затем прикрыл глаза и тяжело выдохнул, снова уронив голову. — Вот дерьмо. Еще и только у тебя, — Армин взвыл, снова зарываясь пальцами в волосы. Вскинул взгляд. — А теория Микасы про воду и Пути — тоже правда? Эрен кивнул. Армин медленно прикрыл глаза, откидываясь на стуле и запрокидывая голову с монотонным «дерьмо, дерьмо, дерьмо». Эрен ощупал языком заново отрастающий на своем месте зуб. — У тебя выпить есть? — вдруг с надеждой вскинул взгляд Армин. Эрен удивленно расширил глаза и огляделся по сторонам. — Нет, только Рихтеровская хуйня. — Ясно, — Армин поднялся на ноги, зачесав волосы назад. — Вижу, нихера ты не болеешь. Только башкой своей тупой. Так что оденься поприличнее, в бар пойдем, а то на трезвую твой рассказ воспринимать я не способен. Эрен чуть сжал окровавленные губы, сдерживая улыбку.

***

Не желающий оставаться ни на секунду в районе, где жил Эрен, Армин потащил его в первый попавшийся бар поближе к цивилизации. На счастье, оказалось достаточно многолюдно, чтобы никто не слышал беседу двух друзей, забурившихся подальше в угол. Армин молча слушал, периодически прикладываясь к стакану, весь рассказ Эрена от пробуждения на Парадизе до текущего момента. Йегер опустил только некоторые детали. Не стал рассказывать про недавнее убийство и про теоретическое местоположение части паразита в своем теле. Сам не понял почему. Упомянул лишь, что «некая связь» существует. Было бы глупо не доверять Армину после всего, но решил пока не вдаваться в такие детали, чтобы не поломать едва намеченный план. Когда Эрен замолчал, промачивая горло парой глотков рома, Армин шумно выдохнул, зарываясь лицом в разведенные локти на столе. — Ты теперь как обезьяна с гранатой. — Чего? Армин покачал головой, выпрямляясь и уставившись взглядом в источающий джазовые мелодии проигрыватель, под звуки которого танцевало несколько пар. Эрен покосился на друга, неожиданно осознав, что они ни разу в жизни не сидели вот так в баре вдвоем как два взрослых мужика со взрослыми проблемами и взрослыми темами разговоров. Не пили алкоголь под незнакомую музыку, не курили, хотя Армин от дыма только бросал скептические взгляды на друга. Больше не дети, но снова вместе. Эрен едва не улыбнулся от кольнувшего внутри тепла. Главное не вспоминать причину этих посиделок. — То есть, — Армин устало провел ладонью по лицу, — ты все еще ты можешь превратиться в… Во что вообще? Что это будет? Атакующий или как Райс тогда или Прародитель? Эрен пожал плечами. — Я не знаю. Не проверял. Просто чувствую, что могу. Армин подавился возмущенным вдохом и глотком бренди. Откашлявшись, уставился на него ошалелыми глазами. — То есть ты полтора года сидишь с силой титана внутри и все еще не проверил, как она проявляется? — А как я должен был это сделать? — понизив голос, огрызнулся Эрен. — Выйти в чисто поле, куснуть себя и превратиться? Отличная идея при учете недавних событий. Армин моргнул и нахмурился. — Ну можно же было хоть как-то за все это время… Черт, — шепотом выругался, допивая остатки из стакана. Поднял руку, подзывая официанта. Покосился на смешливо глядящего на него друга. — Не скалься. Клянусь, я себе готов голову об стену расшибить от всего этого. Получив заветную бутылку, Армин долил в стакан и почти залпом выпил, мигом поморщившись. У Эрена в голове отстраненно мелькнуло, что друга, возможно, придется тащить на себе после таких посиделок. — Микаса тоже знает это все? — Да, — он отпил из стакана, мигом посерьезнев. Армин вновь покачал головой. Проскользив взглядом по толпе, оперся щекой о ладонь и снова принялся буравить взглядом Эрена. Правда, уже без напряженной ярости. — Ну и что ты с ней делать будешь теперь? Эрен приподнял бровь, не сразу поняв, о чем речь. — Ничего. — Тебе реально все равно или опять прикидываешься? — Из реального у меня сейчас дохуя дерьма, Армин, — снова оскалился Йегер, понизив голос. — Прости уж за прямоту, но с ним надо разобраться в первую очередь. Микаса сейчас в приоритет не входит. Потом, когда разгребусь. — Ну уж прости, что беспокоюсь за нее. Должен же хоть один из нас. Эрен закатил глаза, выуживая из кармана брюк портсигар. Снова поджег конец сигареты спичкой и выпустил дым через нос, напряженно глядя на посетителей бара. — Буду очень благодарен, если больше не станешь поднимать эту тему. — Да как угодно, — с деланным безразличием махнул Армин, складывая руки на груди. В воцарившейся за столом тишине Эрен различил знакомые звуки песни, которую часто заводила Дорис, занимаясь вязанием. Снова ощущение, что это было очень давно. Армин нервно кусал губы, обдумывая разговор. — Какой у тебя план? На Парадиз ты все-таки планируешь вернуться? — Да, но позже, — Эрен кивнул, затягиваясь. Пальцы нервно застучали по колену. — И что тогда? Заляжешь на дно и будешь жить тихую жизнь? — Нет. Там тоже будут дела. — Да какие, блять? — Армин! — Эрен резко обернулся на него, стиснув ладонь в кулак. — Я не знаю, блять, какие. Я сам все происходящее только недавно осознал, а ты от меня требуешь подробное описание плана действий. Как решу — скажу. — Да решай, сколько влезет, — раздраженно буркнул Арлерт. — Просто незнание твоих планов стоило нам в прошлом очень дорого. Эрен нервно дернул уголком губ. — Я понимаю. И доверия не заслуживаю. Да и не прошу, в общем-то, — устало произнес он, прикрыв глаза. — Мне нужно время. Вы вообще ничего узнать не должны были, по крайней мере не прямо сейчас. — Хуевый из тебя стратег, вот что я думаю. — Поэтому из нас двоих только ты стал командующим, — хмыкнул Эрен и хотел было пихнуть друга локтем, но остановился, смутившись. Все еще не понятно, в каких они теперь отношениях. — О, да, — закивал Армин, — если уж из меня командир довольно посредственный, то с тобой нас всех ждала бы еще большая задница. Хотя куда уж больше. Ну хоть адепты твои от счастья бы кипятком ссали. Эрен помрачнел, кинув на Армин долгий взгляд. Об оставшейся на острове группе своих последователей он и думать забыл за последние полтора года. — Что сейчас происходит на острове? — чуть было не сказал «дома», но вовремя осекся. Армин пожал плечами. — Многое. Зависит от города и того, что ты хочешь знать, — Армин отпил и задумчиво взъерошил волосы. — Пострадавшие от разрушений города постепенно восстанавливаются. Но работы мало, много инвалидов и нищих, так что… не сказать, чтобы что-то кардинально поменялось. В Сигансине все неплохо из-за расположения. Микаса вон в леса ходит охотиться и травы собирать, потом продает. Эрен кивнул, стараясь не заострять внимания на последних фразах. — Что йегеристы? — Занимают примерно треть в правительстве, — вздохнул Армин. — Жутко заебывают своими проповедями про отдавшего за нас жизнь героя, которому все обязаны. Выступают резко против политики мира, мы с ними регулярно цапаемся на заседаниях в столице. Обвиняют миротворцев, что мы якобы умаляем твой подвиг своим желанием со всеми дружить. Эрен напряженно повел плечами, уставившись перед собой. Неплохое наследие оставил, нечего сказать. — Хистория не контролирует их? — Хистория… — Армин тяжело вздохнул. — Она пытается, но королева — это лишь лицо, сам знаешь. Конечное решение принимать не ей, а общество расколото на тех, кто поддерживает миротворцев и тех, кто за йегеристов. Они благодаря этому смогли продавить многие инициативы. Музей хотят сделать в твоем бывшем доме, хотя там ни черта и не осталось, — Эрен усмехнулся, вспоминая импровизированный алтарь в подвале, — в школах уломали сделать отдельный урок по изучению новейшей эльдийской истории и твоих подвигов. В общем, хаос. Йегер молча кивнул. Чего-то подобного и ждал. Нельзя кидаться дерьмом в других и не запачкать себя или свою собственную страну в данном случае. Еще одна проблема, которую придется решить по возвращении. Но сейчас, в этом уютном шумном баре Либерио можно на секунду прикинуться, словно два старых друга зашли пропустить по стаканчику за разговором. Эрен снова перевел взгляд на Армина, складывающего из салфетки какое-то подобие птицы. — Расскажи мне о себе, — тихо попросил он, вынуждая Арлерта посмотреть на него с удивлением. — Как живешь? Почему сюда решил приехать? Как с Энни? Армин несколько мгновений вглядывался в лицо друга, словно выискивая знакомые черты человека, с которым познакомился еще в детстве. И уже тогда он казался жутким. Армин хмыкнул, снова садясь прямо и теребя бумажного журавлика в пальцах. — Да что я… Мы все стали миротворцами. Засылают в разные точки света с дипломатическими миссиями. Я вот из одной тебе ракушку привез. Ну то есть, — Армин смутился, запнувшись, — могиле твоей. — Я понял, — Эрен усмехнулся в стакан. Армин провел ладонями по лицу. — А с Энни… Все сложно, видимся не очень часто из-за разного распределения. Думаю, со временем все станет лучше. Одно могу сказать точно, — на лице Армина вдруг пролег румянец смущения и самодовольная улыбка, когда, отпив, он обернулся к Эрену, — девственности я лишился раньше тебя. От неожиданности прозвучавшего заявления Эрен вскинул брови, расширив глаза, а когда осознал, впервые за долгое время издал звук, похожий на смех. Армин мгновением позже присоединился, стукнув по столу. — Так что с тебя двадцатка, — утерев выступившую в углу глаза слезу от смеха, выдавил Армин. — Раньше же? Или у тебя были какие-то похождения в Марли? Эрен покачал головой, припоминая глупый подростковый спор между ним, Армином, Жаном и Конни. Все поставили, что Армин будет последним из-за своей стеснительности, после Эрена с его отпугивающим темпераментом и повернутости на убийстве титанов. А вот как все вышло. Словно в какой-то далекой другой жизни, с другими людьми. — В последнее время часто зависал с проститутками, но исключительно, чтобы поговорить по-человечески. Неплохие собеседницы, оказалось, — с усмешкой добавил Эрен. Армин округлил глаза и покачал головой. — Ну ничего, — с притворным сочувствием похлопал по плечу, — вот вернешься на остров — сразу наверстаешь… — Армин, — Эрен терпеливо прикрыл глаза, — я просил. — Ладно, ладно. Армин продолжил что-то говорить про Энни и их свидания в Либерио, когда летом ее определили сюда, а Эрен ощущал, как сильно повело голову от забытого ощущения облегчения и блаженной расслабленности, оставшихся где-то далеко в детстве и в темных уголках кадетских казарм. Когда все было гораздо проще, понятнее. Когда можно было не спать полночи и болтать о всяких глупостях, играть в карты, обсуждать планы на будущее и затевать дурацкие споры на запретные взрослые темы. Тогда это казалось невероятной глупостью, но сейчас хотел хотя бы на мгновение снова оказаться в той сладкой неизвестности будущего, без груза на плечах, среди друзей, которые не смотрят на него как на убийцу, предателя и лжеца, которым он успел стать за эти годы. Снова превратиться в оголтело рвущего глотку «смертника», над которым подшучивают из-за его одержимости и того, что Микаса вечно прикрывает его зад. Глупости, такие важные мелкие глупости. Он уже давно не был тем человеком, которого знали друзья. Теперь он нечто иное, но Армин все равно сидит рядом и заливисто смеется, подернутый розовым алкогольным румянцем, над собственным рассказом про поездки в дальние страны. Армин все еще с ним, хоть и был готов разорвать в клочья, увидев несколько часов назад. Осознание принятия разлило до одури приятную негу между ребер. Как и предполагал Эрен, набраться Армин успел прилично, но Йегер сам эгоистично тянул время, не предлагая уходить, даже когда перевалило за полночь. Стало страшно упустить это зыбкое мгновение покоя и тепла в беспросветной адской дыре. Казалось, стоит Армину уйти, и руки Эрена снова покроются кровью, которую он не сможет отмыть, в воздухе снова повиснет пепел, а в голове снова начнут копошиться скрежещущие насекомые. Без него он снова станет Дьяволом. Из бара выбрались только во втором часу ночи. Язык Армина заплетался чуть меньше, чем его ноги, поэтому он со смехом затянул одну из островных песен, пока Эрен, более устойчивый к алкоголю, закинув его руку на плечо, тащил по ночным улицам, мокрым после недавнего дождя и, по собственным ощущениям, глупо улыбался. Странным образом соприкосновение с давно несуществующим прошлым, осколком которого для него стал Армин, придало решимости и уверенности в настоящем. Все должно получиться. В этот раз он не ошибется.

***

That's me in the corner

That's me in the spotlight

Losing my religion

Trying to keep up with you

And I don't know if I can do it

Oh no I've said too much

I haven't said enough

I thought that I heard you laughing

I thought that I heard you sing

I think I thought I saw you try

"Losing My Religion" - R.E.M.

Декабрь — январь. Первый месяц зимы сковал крепкими морозами реки и пруды Либерио, заново укрыл белоснежным цветом безликие глухие руины трущоб и мрачные туннели улиц. Когда в конце ноября Армин уехал по распределению, оставив госпиталь, Эрен провожал его на корабль, снедаемый тревогой. Пока Арлерт был рядом, они проводили как минимум пару вечеров в неделю вместе, слоняясь ночами по городу и просиживая за разговорами в барах, обсуждая все от прошлой жизни до необычной музыки материка. Эрен одергивал себя, но все же успел опасно привыкнуть к мимолетному присутствию Армина в новой жизни, представляя, словно никакой Дрожи не было. Словно просто жизнь занесла их в эти новые пределы, и ему не придется вскорости снова вспоминать о том, кто он такой и что ему нужно сделать. Но Армин все же уехал, забирая с собой обманчивую неторопливость дождливых дней. Пришлось возвращаться к своей новой личине. Но неизменно пару вечеров в неделю во время бесцельных ночных скитаний в одиночку ноги приводили к причалу, где под крики портовых рабочих и моряков глядел куда-то за бледную линию горизонта. Где-то там его дом, который он не видел полтора года; там место, которое ему не получилось вытравить из себя чужим именем и личиной; там то, что он защищал и то, к чему придется вернуться. Глядел, вспоминал до мельчайших подробностей, куря как старик в приливе ностальгии на набережной. Решиться никак не мог и все уходил, втоптав окурок в снег. Рано. Еще не время. Нужно ждать. Ситуация в госпитале оставалась стабильной. Больные прибывали, оставались, получали переливание и выздоравливали, либо отказывались от грязной крови и корчились на койках от разбиравших симптомов. Происходящее приобрело характер обыденности, никто больше не сходил с ума при виде кровавой рвоты или развороченных гниющих тел. Добровольцы и медсестры действовали по методичке. Эрен, точнее — Ренар, производил обходы, бесстрастно контролировал процессы, делал отчеты, производил показанные пациентам процедуры, но, казалось, его отстраненность была заметна даже посторонним. Мысли уже были слишком далеко от этого места, за морем, у горизонта, а все вокруг словно сковала морозная цепь ожидания. Ожидания чего-то, что должно было дать знак к дальнейшим действиям, сработать как выстрел пистолета перед стартом, развеять оцепенение морозных дней и снова погнать в путь. В конце декабря выстрелы, наконец, прозвучали. Один за другим, разбудив и разметав апатию и заторможенность теней. Коллегия врачей, собранная для лечения лихорадки Рэнсома, под предводительством Рихтера, наконец, представила вакцину, разработанную на основе эльдийской крови. Эрен не сильно разбирался, что именно туда намешали, но на презентации в госпитале Рихтер пояснил персоналу и заболевшим, что вакцина абсолютно безопасна и пригодна для использования в профилактических целях. То есть для здоровых людей не эльдийского происхождения. То есть каждый получит часть сопротивляющихся вирусу иммунных клеток. Подпирая стену спиной во время объяснения Рихтера, Эрен чувствовал вновь проявившуюся дрожь: смесь предвкушения и ужаса. Лицо Рихтера, которого он не видел почти месяц, казалось изможденным. Небритостью и залегшими под глазами тенями он стал похож на самого Эрена в первый год работы, когда он убивался, лишь бы заглушить назойливый рой мыслей и кошмаров. Сердобольная Дорис тоже обратила внимание, отмечая, что врач и похудеть успел за последнее время. И все же Йегер был по-своему рад его видеть. Назвать другом было бы слишком сильно, но нечто необъяснимое связало их полтора года назад покрепче долгого знакомства и дружбы. Оттого Эрен и решил позвать врача в бар отметить успешные испытания вакцины и якобы обсудить подаренную Рихтером книгу. Эрен прекрасно понял очередной намек любителя странных книжонок. То он был горящим мстительной болью Дьяволом, теперь в его глазах он стал Мальдорором, демоном, снедаемым ненавистью к человечеству и самому Господу, находящим покой лишь среди опустившихся на самое дно людей, обличающим лицемерные пороки. Вспоминая период, в который Рихтер решил одарить его книжонкой, Эрен не был удивлен такой точной ассоциации. Осенью действительно опустился на самое дно, кишащее ненавистью, омерзением от окружающего мира и самого себя, проклинающий бога и человека, разлагающий в дерьме и грязи среди проституток, убийц и бездомных. Его неуемная ярость остыла, сменившись тихо тлеющей ненавистью и усталостью от собственного безумия в извращенном мерзком мирке. «Будь на то твоя воля, ты бы и вовсе предпочел быть сыном прожорливой, как смерч, акулы и кровожаднейшего тигра — тогда в тебе было бы меньше злобы», — с усмешкой шепнул Рихтер когда-то в ноябре, когда Эрен после встречи с Армином сподобился прийти в госпиталь. Взаимодействие было коротким, перекур и обмен намеками, но и этого хватило, чтобы Эрен догадался. Он знает. То ли знает об убийстве, то ли о его происхождении, то ли о его реальном имени, а, может, и все разом. Но теперь было иначе. Теперь снова замаячила цель. Проснулась закостенелая жажда атакующего титана двигаться вперед, сметая все на пути. Мелькнул лишь отзвук запаха, чтобы охотник напал на след. Возможно, поэтому после посиделок в баре среди шумных празднующих компаний и под звуки бодрого джаза Рихтер выдал, затянувшись сигаретой и внимательно вглядываясь в лицо Эрена: — Занятно. У тебя изменился взгляд, малец, — он выпрямился, выдыхая дым сквозь чуть обнажившиеся в усмешке зубы. — Оставил тебя на месяц, а уже такие метаморфозы. Эрен молча затянулся и двумя пальцами придержал шляпу за поля от поднявшегося ветра. — Но так больше идет, — хмыкнул Рихтер. — Как? — Снова быть живым. Сам Рихтер живым не выглядел. Скорее стал похож на свою восковую копию, изможденную и усталую. Слишком отчаянно пытался спасти человечество, тратя часы сна на работу. Эрен выдохнул дым в темно-синее морозное небо. Отсветы иллюминации работающих баров скрыли добрую половину звезд, оставив нетронутым только яркий серп луны. Армин собирался отмечать Новый год на Парадизе с Микасой и остальными. Эрен знал, что они наверняка обсудят произошедшее в Либерио. Еще знал, что уже третий год проводит праздник не с ними, да и за праздник считать перестал. Всего лишь очередной незримый порог, который нужно переступить. Праздником это можно было бы назвать, если бы за этой выдуманной границей времен что-то менялось. Но мир останется прежним. — У тебя не просто человечье лицо, твое лицо печально, как мир, и заманчиво, как самоубийство, — усмехнулся Рихтер, покосившись на Эрена. Тот закатил глаза, но, нахмурив лоб, впервые решил поддержать его игру. — И мы будем страдать вместе: я от боли, ты — от жалости ко мне. Рихтер приподнял брови, одобрительно закивал, улыбаясь. — Быстро учишься, малец. Еще немного и сможешь охмурять дамочек умными декламациями, — он закашлялся смехом и дымом. — Я так со своей первой познакомился. Библиотекаршей была. Мимолетный оттенок горечи поглотил веселость на изможденном лице. Эрен уже наблюдал подобные метаморфозы несколько раз за прошедший вечер, когда Рихтер внезапно решал рассказать в общих чертах о своей семье. Оказывается, была и жена и дети, но очень давно. Потом осталась только боевая подруга, которую также забрала война с Марли. Рихтер шумно выдохнул и откинул окурок, притоптал носком начищенного ботинка. Подумав, выудил из кармана серебристый прямоугольник зажигалки, щелкнул появившимся на фитиле язычком пламени и, закрыв, протянул Эрену. — Бери, демонище. Эрен недоверчиво сдвинул брови, вглядываясь в выцветшие голубые глаза, приобретшие от тусклого освещения зловещий темный оттенок. — На днях подумал, что слишком долго травлю себя всем этим ядом. Да и других тоже. Пора бросать, вот с завтрашнего дня и начну, Новый год же, — он криво усмехнулся, — а вещь хорошая, выбросить жалко. Подумав, Эрен покачал головой и принял из его ладони увесистую зажигалку с тусклыми очертаниями летящей птицы, прохладным металлом легшую на кожу. — Пусть напоминает тебе, что ты хороший человек, как бы ни пытался это скрыть, — хмыкнул Рихтер, закладывая руки в карманы пальто. Эрен вздернул бровь. — Ты уж определись: то Дьяволом меня зовешь, то я, оказывается, человек хороший, — усмехнулся Эрен. По лицу Рихтера мелькнуло удивление и раздражение. Закатил глаза. — Неуч, — Эрен округлил глаза от неожиданной реакции, подняв брови. — Ты же читал «Потерянный рай». — Ну читал и что? — И то. Прежде, чем стать мстительным Дьяволом, Люцифер был любимым ангелом Господа, — Эрен отчего-то замер, переваривая очевидную информацию, о которой не задумывался в таком ключе. — Ладно. Бывай, поспать надо, — Рихтер махнул рукой и неторопливой тенью зашелестел по заснеженным улицам, оставив Эрена в легком смятении. Через пять дней грянул второй выстрел. Подчиненные обнаружили Рихтера застреленным в собственном кабинете. Лежал головой на столе в луже запекшейся крови, в руке сжимал револьвер, рядом лежала записка, коротко сообщившая скудную информацию: настоящее имя, признание в совершении самоубийства по собственной воле и в трезвой памяти. Когда Дорис сообщила, Эрен не сразу понял, что услышал. Но вдруг все обрывки странных фраз Рихтера в их последнюю встречу обрели смысл. В тот день работа шла вяло. Никто не скорбел, но у всех на лицах был отражен шок и непонимание. Йегер и сам не мог сосредоточиться на работе, то и дело отстраненно глядя в окно и закуривая очередную сигарету отданной зажигалкой. «Так нынче курить бросают?» И все же гложела неопределенность, оставшаяся после того рокового выстрела точно в висок. Он намекал, намекал, но так ничего не сказал прямо. — Что ж это делается, Ренар? — всхлипнув, Дорис прижалась к его груди, крепко обхватив вокруг талии. Эрен не стал отстраняться, позволяя Дорис погоревать. Оказалось, что они единственные настолько близко общались с Рихтером. Единственные, не считая увязавшейся Фиаммы, собирались на его похороны. Добровольцы сворачивали шеи, наблюдая за разворачивающейся у стойки картиной. Эрен неловко погладил женщину по плечу, пока та что-то лепетала гнусавым от слез голосом. — Дорис, — чуть отстранив ее за локти и нагнувшись, мягко начал Эрен, — он случайно ничего мне не просил передать? Дорис тупо уставилась на него повлажневшими глазами с растекшейся тушью. Вдруг вздрогнула, округлив глаза, и понеслась за свой стол. Покопавшись в бумагах, вынула безликий белый конверт, который тут же протянула Эрену. — Совсем забыла! Он дня три назад заходил вечером, сказал, чтоб отдала ровно через три дня, — конец предложения потонул в очередном всхлипе, который она поспешила заткнуть платком. Эрен повертел бумажный квадрат в руке, ощущая, как тревожный холод сковывает все изнутри. На строке отправления значилось «из ада». Кивнув женщине, Йегер направился в свой кабинет и закрыл дверь на ключ, но не торопился вскрывать письмо. Прижавшись к двери спиной, провел ладонью по взмокшему от напряжения лбу, чувствуя, как сердцебиение учащается. В его руках было нечто невероятно ценное — ключ и ответы. Приоткрыв окно, он закурил и, наконец, развернул письмо, сощуренными глазами напряженно вчитываясь в аккуратные строки. «Дорогой Дьявол, если ты читаешь мое последнее к тебе обращение, значит, мой земной путь уже завершен. Я скитался слишком долго, и мои плечи ломит от усталости. Ты как никто другой способен понять это чувство, поэтому свою последнюю исповедь я хочу поведать тебе, Дьявол». Эрен замер, не замечая, как пепел сигареты сыплется на пол. В письме Рихтер сообщал, что был рожден в тихом городе Ближневосточного альянса, который в его юности пострадал от обстрелов Марли, убивших его семью. Рассказал, что, поступив на врача, взял фамилию матери, но в годы службы в армии альянса был известен иначе. «В моих родных краях, среди армейских товарищей меня звали Ангелом Смерти. Во время сражений марлийцы, развязавшие войну, попадали в плен, а оттуда половина отправлялась ко мне. Я был палачом, я использовал медицину, чтобы пытать. Я сшивал тела людей, выдавливал их глаза, пересаживал органы без анестезии, ампутировал конечности, проводил ужасающие опыты. Я стал местью своего народа». Эрен шумно вдохнул, ощутив, как подобравшийся к пальцам пепел, обжег кожу, и не глядя вдавил окурок в дно жестяной банки. Исписанный лист слегка дрожал в руках. Рихтер объяснял, что занимался этим несколько лет. Затем его собственная психика перестала справляться, дав ему понять, что роль Дьявола, которую он на себя взвалил, слишком велика для его ничтожества. Он начал мучиться от кошмаров во сне и наяву, сходил с ума от видений и постоянного чувства вины, осознав свои грехи. Ударился в религию, начал неустанно молиться в церквях, замаливать прощения у Господа, поселился в одном монастыре на несколько лет, но так и не нашел покоя. И только тогда понял, что господь глух к его мольбам и никогда не ответит. «Как в той книге: доколе, человек, ты будешь поклоняться трухлявому идолу, этому твоему богу, которое не пронять ни молитвами, ни щедрыми жертвоприношениями? Я осознал, что избрал не ту дорогу. Мне нужен не бог. Мне нужен Дьявол. Тот, кто поймет мои прегрешения и сможет осознать их. Узрев которого, я пойму, что мир имеет смысл, что жизнь — это не просто бессмысленная грызня и кровь на клочке земли. Но Дьявол изворотлив и хитер. Его нужно было ждать, выслеживать, он не явится просто так по первому зову… И я ждал. Я читал о нем, я звал его. И однажды он пришел. У него не оказалось рогов и копыт, но были поразительно зеленые глаза. В этих глазах я увидел отражение невыносимой боли, тьмы и адского пекла». Эрен тяжело сглотнул, прикрывая глаза и качая головой. От прочитанного признания защипало где-то в носу. «С момента, как я встретил тебя, Дьявол, я знал, что нам суждено спасти человечество. Я знал, как заблуждаются насчет тебя теологи и богословы. Не чистое зло — необходимое. Тот, кто возьмет на себя неподъемную ношу и будет нести ее ради тех, кто не поймет. Тот, кто не наслаждается злом, не упивается смертью и болью. Тот, кто дерзнет убить, понимая, что иного выхода нет. Тот, кто не боится, кто движется только вперед… Благодаря тебе, неуемному, неспокойному и бесстрашному, люди спасены, а я могу, наконец, обрести покой. Я свободен от оков своих прегрешений. Я встречу ад как подобает просветленному человеку. Я был удостоен чести быть грешником, которого узрел Дьявол». Эрен скользнул взглядом по последним строчкам и глубоко вдохнул, ощущая дрожь в руках и бешеное сердцебиение. Рихтер знал. «Твой путь еще не закончен. Как бы ни было жаль, но твой покой недостижим. Сделай так, чтобы все эти жертвы были не напрасны. Заверши начатое, и я встречу тебя однажды на той стороне как старого друга, Дорогой Дьявол». Он подписался как «твой грешник». Эрен поднялся на ноги, встав с подоконника. Глаза невидяще уставились в окно, пока пальцы все еще сжимали письмо. Он знал, но не назвал его имя ни разу. Боялся, что попадет не в те руки? Эрен порывисто поднял письмо к глазам, но уже в следующее мгновение зажмурился и крепко сжал его, обессиленно садясь прямо на пол. Ладонь зарылась в волосы, оттягивая. Он, наконец, понял, какой невидимой нитью они были связаны, по мнению врача: Дьявол и грешник, оба видящие друг друга насквозь. Пару дней спустя, стоя на кладбище рядом с обхватившей локоть Дорис и Фиаммой не мог отделаться от навязчивой мысли. Марлийские рабочие не слишком охотно работали ради эльдийского самоубийцы, из-за чего приходилось их окрикивать и буравить взглядом, чтобы продолжали рыть мерзлую январскую землю. Дорис до красноты растирала распухший от слез нос платком, Фиамма деликатно молчала, периодически похлопывая женщину по плечу. Эрен не знал, какие именно отношения связывали Дорис с Рихтером. Несмотря на частые встречи и общение с врачом, с долей шока обнаружил, что они говорили о тысячах разных пространных вещей, обменивались взаимными намеками, но он словно так и не узнал его. А Дорис могла знать. А может, ей просто было жаль человека в нем, который, как оказалось, оставался где-то глубоко. И все же не уходило странное ощущение, что подобное происходит не в первый раз. В прошлой жизни уже приходилось отпускать в мир мертвых того, кто выглядел авторитетом и оказался совершенно незнакомым человеком. Того, кто не успел научить многим важным вещам в детстве, но указал на правду уже после смерти. Бросая горсть земли на опущенный в яму гроб, Эрен старалась отогнать любые сравнения с собственным отцом, но тщетно. Оказалось, его новая жизни мало чем отличалась от предыдущей.

***

7 — 10 Февраля. Когда нехитрые пожитки были уложены в рюкзак, Эрен распрямился и окинул взглядом опустевшую темную комнату, бывшую ему скорбным пристанищем последние несколько месяцев. Было странно. Он столько всего натворил в Либерио за прошедшие полтора года, но вся его новая жизнь смогла уместиться в холщовый рюкзак да карманы пальто. Кто-то новый скоро въедет в эту комнату, чьи стены насквозь пропитаны его кошмарами и безумием, и ничто не будет напоминать хоть кому-то о том, что он был здесь. Меж ребер заныла тревога. Глупо. Было странно покидать этот город впервые за столь длительное время. Еще тревожнее становилось от грядущей неизвестности. Если здесь он нашел свое место в жизни и в новом разрушенном своими же руками мире, то каковы гарантии, что в том мире, на родине, ему найдется место? Что люди, знавшие его раньше, захотят даже разговаривать с ним после всего произошедшего, не говоря уже о принятии. Как отреагирует Микаса, последняя встреча с которой завершилась крайне не приятно, хоть и ожидаемо. Но ведь Армин его принял, он смог. Эрен устало опустился на голый матрас кровати, сжимая пальцами переносицу и прикрыв глаза. После смерти Рихтера стало ясно, что и ему больше нечего делать в Либерио. Их совместный путь завершен, цель достигнута. Рихтер пришел к своей конечной точке — к искуплению грехов перед самим собой; путь Эрена, как сам врач обозначил в письме, был еще не закончен. Йегер решил, что уедет на Парадиз в феврале, аккурат ко Дню рождения Микасы. В один из дней подсуетился и съездил в столицу, чтобы купить ей в подарок кимоно в традициях ее предков. Почему-то посчитал, что это будет неплохой идеей, хоть и понимал, что подарками прощение не заполучить. На него особенно и не надеялся, разве только, что смягчит ее настрой хоть немного. Выбрал черное с изящными красными журавлями, показалось, что ей подойдет, а уже перед сном не мог выкинуть из головы осознание собственной глупости. Зачем купил? Куда ей в этом ходить? Явно не по лесу на охоте и на рыночной площади. Он не знал, чем она теперь занимается, как живет, одна ли. Знал лишь ту девчонку, с которой однажды они обсуждали жизнь без войны. Он сдуру взболтнул про кимоно, заставив ее покраснеть. Но той девчонки больше нет. Они оба совершенно другие люди теперь, как бы ни старались увидеть друг в друге отблески прошлого. Раздражался и от глупости собственных переживаний. Снова волноваться о девушке, когда за ним тянется кровавый след из смертей, а в планах совершение нечто еще более серьезного. Но на это нужно время, силы и поддержка остальных. В этот раз никакой спешки. Днем постепенно приводил в порядок дела в госпитале, благо течение болезни у пациентов не ухудшалось. Вакцину ввели в массовое использование пока только на прибрежных территориях, подвергшихся наибольшему удару, и только среди больных. Препарат прошел клинические испытания, но марлийцы, как и остальной мир, все еще не могли довериться тому, к чему приложили руку эльдийцы. Эрен не злился из-за этого, перестал обращать внимание. Бессонные ночи занимали иные мысли. Он с поразительной ясностью осознал, что не хочет уезжать из Либерио. В голове то и дело расцветали теплым отсветом воспоминания о проведенных у Дорис вечерах; о пацане, который смотрел на него с открытым ртом как на пример для подражания; о госпитале, где пусть и смотрели косо по началу, но все же уважали, где его слова и действия имели смысл. Пусть под чужим именем, пусть балансируя на грани, но он был здесь свободным человеком, был по-настоящему важен хотя бы для двух людей. Здесь у него было свое место. Возвращение на Парадиз, где он снова лишится имени, личности и места — это разрушение всего и попытка начать все заново. На родине он нежелателен, не нужен никому, даже Микасе, его никто не ждет, и никто не станет ему верить. Заново придется проходить через цепи недоверия, сомнений, чувства вины и бессмысленности своего существования в жизнях людей, ставших в мгновение ока чужими. Страшнее всего было представлять, с каким равнодушием будут смотреть серые холодные глаза. Ничего другого он там не увидит; все, что плавилось в их дымке раньше, он уверенно растоптал. Снова начинать сначала. Снова строить по частям новую жизнь и новую личность, снова жить с другим именем и легендой, снова быть ненужным и лишним для всех. Лежал ночами без сна и не был уверен, не совершает ли он ошибку? Возможно, стоило остаться с Дорис и Джонни. Поселиться там, помогать по хозяйству и с воспитанием пацана, работать врачом и дальше, жить в этом аду среди руин и грязи с полным пониманием, что здесь его место. Может, и стоило остановиться хоть раз. И все же ноги упрямо привели к дому Дорис, чтобы попрощаться. — Значит, все, котик? После ужина, к которому Эрен принес бутылку вина, Дорис проводила его до двери и замерла под горящим уличным светильником над входной дверью. Курила, глядя то вдаль, то в его глаза каким-то все понимающим спокойным взглядом, словно ждала, что этим кончится. Затягиваясь дымом рядом с ней, Эрен понимал, что будет скучать по этому нелепому прозвищу, как и по самой женщине, подарившей ему, незаслуживающему, столько тепла и принятия. — Да. Нужно двигаться дальше в путь, — тихо ответил Эрен, бросив взгляд на окно, в котором мелькнуло любопытное лицо Джонни, оставшегося внутри. — Мальчишка расстроится. Он в тебе едва ли не брата старшего разглядел, — между прочим заметила Дорис, щуря глаза в темноту занесенных снегом улиц. Меж ребер полоснуло острой горечью. — Я не лучший кандидат на эту роль. С вами ему будет гораздо лучше, чем с кем бы то ни было. Дорис хмыкнула, не глядя на него. На ее лице снова расцвела уверенность, сменившая измождение последних месяцев. Эрен невольно засмотрелся на эту спокойную мудрость и гротескные тени макияжа, делавшие лицо похожим на театральную маску очень важного персонажа. — Передавай привет жене, — криво усмехнулась Дорис, покосившись на него. Эрен вскинул брови. — О чем вы? — Как о чем, котик? — с притворным удивлением округлила глаза женщина, оборачиваясь к нему всем корпусом. — Фиамма позавчера прискакала от тебя с вот такими глазами, — она растопырила пальцы у лица, обозначая размер, — вся в шоке, лепечет мне «он женат, он женат, а я не думала даже, как же так». Эрен смущенно поджал губы, припоминая недавний разговор с Фиаммой по поводу передачи ей и Дорис управления госпиталем, пока не назначат нового врача. Девушка была расстроена новостью о его отъезде и начала задавать слишком много вопросов. Пришлось сказать, что едет домой, ведь его жена неожиданным образом оказалась жива и ждет его. Почти не соврал, разве что не совсем жена и совсем не ждет. Ужасу смутившейся Фиаммы не было предела. — Она к нему и так и сяк, а он женат оказался. Вот у девки горе теперь, — рассмеялась Дорис, выдохнув дым последней затяжки. — Передам, — коротко кивнул Эрен, так же затушив сигарету. Снова померещилось, будто Дорис понимает больше, чем он говорит. Дорис, тем временем, внимательно вглядывалась в его глаза и потянула руку к лицу, чтобы убрать с него длинные пряди. Эрен и сам не понял, почему не дернулся, а словно подался неожиданной ласке, чуть склонив голову и не разрывая зрительного контакта. Заботливые пухлые ладони двинулись ниже, чтобы поправить ворот пальто. Удовлетворившись результатом, тихо хмыкнула, но ладони с груди не убрала, прижимая к повлажневшей от снега ткани. — Ты не устал еще, Дон Кихот? Эрен слабо улыбнулся, опустив глаза. Наконец, понял отсылку. — Устал, — честно кивнул. — Но покой явно не для таких как я. Дорис печально улыбнулась, поджав губы. Эрен не знал, о чем она думает, но пальцы на его груди чуть сжались, в глазах влажно блеснуло. Смотреть было невыносимо, но взгляда отвести не мог. Возможно, это была их последняя встреча. Возможно, последний раз, когда она не до конца уверена, кто он такой. Возможно, так же когда-то она стояла с собственным сыном, провожая его на остров, возвращение с которого так никогда и не наступило. Сплошные потери. Уже ради одной этой женщины стоило попробовать создать другой мир, без смерти и лишений. — Ну тогда скачи, — усмехнулась женщина с отчетливо различимой грустью в глазах. Эрен кивнул и, сам не понимая почему, склонился и слабо притянул женщину к себе, уложив руку на плечи. Дорис обхватила руками за пояс, прижавшись щекой к груди. Он прикрыл глаза, пытаясь унять тяжелое неприятное чувство, распиравшее за грудиной. Желание плюнуть и остаться увеличивалось с каждым мгновением, но все же предпочел вырваться с корнем — мягко отстраниться. — Спасибо вам, за все, — серьезно поглядев в глаза, тихо сказал он. Дорис тепло улыбнулась. — И тебе, Ренар.

***

До посадки на рейс до Парадиза оставалось около трех часов, и Эрен успел пожалеть, что сунулся в порт так рано. На улицах буйствовала метель, выла в печных трубах, раздувала обрывки фасадных тентов на зияющих черным глазницах домов, несла эфемерные белые покрывала над землей, бросая в лицо осмелившимся выйти на улицу прохожим. Не придумав, чем заняться, Эрен слонялся по переулкам, высоко подняв ворот пальто и придерживая озябшей рукой шляпу. В какой-то момент набрел в белом мареве на небольшой пятачок жилого квартала в трущобах, ознаменовавший себя аптечной вывеской на одном из фасадов. Запоздало вспомнил, что хотел перед отъездом купить медикаментов от головной боли для Микасы, если в последнюю встречу она все же о ней не врала. Теперь стоял в очереди за ежесекундно чихающим стариком и краснел как подросток при взгляде на виднеющуюся среди прочих препаратов пачку презервативов. За пару недель до отъезда обдумывая в голове все варианты исходов встречи с Аккерман, успел помыслить о том, от чего сознание мутилось жаром. Глупость невероятная, конечно. Если на порог пустит — уже будет успехом, о большем и думать нечего. И все же взгляд то и дело цеплялся за злосчастную упаковку за стеклом, пока старик высчитывал монеты в кошельке. Вот опять. Он устроил чертов апокалипсис, убил миллионы людей по всему миру, планирует и дальше продолжать свою дьявольскую работу, но всерьез раздумывает о близости с девушкой, которой даже не удосужился сказать о своих чувствах. Идиот. Натуральный. Выйдя из аптеки с медикаментами и навязчиво цеплявшей взгляд пачкой в кармане рюкзака, поспешил скрыться от пронизывающего ветра в стенах полутемной подворотни. Прижавшись спиной к стене, потер озябшие ладони и сунул меж губ сигарету, собираясь прикурить. Неожиданный звук в темной глубине заставил замереть и обернуться в сторону. Незамеченный им высокий широкоплечий мужчина в длинном коричневом пальто, запачканном снегом и грязью, пробирался вглубь подворотни шаткой походкой, держась руками за стены. Эрен с сомнением сощурил глаза, окидывая взглядом показавшуюся смутно знакомой фигуру. Мужчина что-то тихо бормотал и глупо посмеивался низким хрипловатым голосом. Заложив сигарету за ухо, Эрен медленным шагом приблизился к мужчине, который уже успел упасть, поскользнувшись на льду, и теперь стоял не четвереньках и смеялся над своей неуклюжестью. Взъерошенные светлые волосы слиплись от снега; мужчина продолжал что-то бормотать себе под нос знакомым голосом. Эрен едва верил, что не ошибается, видя его в таком состоянии. — Райнер, — хрипло выпало из губ. Мужчина резко замер, крупно вздрогнув. — Вставай. С явным неверием он медленно повернул голову, чтобы в следующее мгновенье в ужасе округлить глаза и упасть, потерев опору. Чуть склонившись, Эрен терпеливо протянул руку, от которой Райнер дернулся как от проказы, резко садясь на задницу и размахивая руками перед собой. — Нет, н-нет, это не ты! — он зажмурился, отвернув голову в сторону и продолжая беспомощные попытки отползти вглубь подворотни. Эрен тяжело вздохнул, прикрывая глаза. От Райнера сильно пахло алкоголем, но, похоже, от страха он тут же выветрился из крови, вернув осмысленность во взгляд, опасливо уставившийся на него из-под сведенных «домиком» бровей. Зато появился вариант скоротать время до отъезда. Сам не понимал до конца, зачем подошел к Райнеру. Подумал, будет забавно, хотя Браун, судя по ужасу в глазах, забавной эту встречу явно не находил. Прятаться от знакомых больше не было смысла, коль скоро ему ехать на родину и объясняться с ними. — Ты же погиб… — хрипло выдавил Райнер. — Ну да, а ты сейчас отморозишь свой бронированный зад. Поднимайся, — он снова протянул ладонь. Райнер нервно протер лицо мокрой от снега рукой и с недоверием уставился на него. Все же подал дрожащую ладонь и позволил поднять себя на ноги, тут же отшатнувшись в сторону. — Неужели я уже до такого допился? — пробормотал он, оглядывая стоящего перед собой призрака. — А ты часто пьешь? — Бывает… Что? Почему ты вообще говоришь так буднично, словно ничего не произошло? — Райнер замотал головой и поморщился, прижав ладонь к виску. — Потому что произошло слишком много с тех пор. — В смысле… — Райнер округлил глаза, понизив голос. — В смысле с тех пор? Ты что… ты что, давно здесь? — Достаточно, — Эрен кивнул, стараясь скрыть веселье от реакции бывшего товарища. Райнер вновь окинул его взглядом и несмело ступил ближе. Ткнул пальцем в плечо, тут же отдернув. — Вроде живой, — почти прошептал. — Вроде. Но еще пара минут в этой подворотне, и все может измениться. — Да, холодина жуткая, у меня аж яйца звенят, — хмыкнул Райнер и тут же удивленно моргнул, вдруг вспомнив, с кем говорит о погоде. — Я бы обошелся без подробностей, — усмехнулся Эрен. — Можно было бы зайти куда-нибудь погреться, но, гляжу, ты уже. — Зайти? — Райнер встрепенулся, прекратив на мгновения свои откровенные разглядывания знакомого. — Зайти можно. Тебе явно есть, что рассказать. А мне нужно то, чем можно этот рассказ запить.

***

Эрен шумно вздохнул, наконец, закончив свое повествование очередному человеку, и сразу пожалел, что связался с Райнером. От предсказывания одного и того же разным людям уже становилось тошно. В этот раз снова умолчал о нескольких ключевых деталях, как и с Армином. Не стал говорить и про паразита в дереве на холме от греха подальше. Также пришлось свернуть всю цель своего возвращения на Парадиз к возможности наладить отношения с Микасой. Использовать ее для прикрытия было низко, но соврал — успокаивал совесть — только наполовину в любом случае. Райнер продолжал смотреть перед собой ошалелым взглядом, прижимая стакан с виски ко лбу. Пытался переварить услышанное. Эрен покосился на него и сделал пару глотков рома из своего стакана, давая ему время свыкнуться с новой информацией. В портовом баре было темно, сильно пахло пивом и табаком, то и дело из разных углов доносились голоса матросов, сидящих за столами, и пассажиров, забежавших переждать метель. Райнер вдруг рассмеялся. — Знаешь, что меня больше всего веселит в этой ситуации? — Удиви. — Тебе понадобилось помереть, а затем полтора года торчать здесь, чтобы решить вернуться к своей женщине, — Райнер покачал головой, посмеиваясь. Эрен холодно покосился на него, стараясь не выдать ни грамма смущения. — Она еще не моя женщина. — Еще! — повторил Райнер в стакан, отпивая. — Вероятность ты все же допускаешь. — Это решать ей, в любом случае, — Эрен нервно прошелся по собранным в узел растрепавшимся от ветра волосам. Тема неприятная, скользкая, и совсем не об этом стоит сейчас думать. — Боже, как я рад, что все же решил ехать к Микасе на День рождения, — Райнер чуть ли не воздел руки к небу, намеренно дразня Эрена. — Все колебался, не уверен был, что она и остальные захотят меня видеть. Но теперь, — он обернул к нему откровенно смеющиеся глаза, — теперь я счастлив. Чтобы понаблюдать, как ты будешь извиваться ужом перед всеми и краснеть как сопливый школьник, я готов потерпеть любой дискомфорт. — Придурок, — беззлобно шикнул Эрен, закатив глаза. — Твои садистские наклонности никуда не делись. — Кто бы говорил, геноцидник чертов, — хмыкнул Райнер, разглядывая линии на не первой чистоты столешнице. — Странное дело. Вроде и в рожу тебе плюнуть не хочется больше. — Какое облегчение. — Я серьезно, — чуть сдвинув брови, продолжил Райнер. — Я много думал в последние полтора года обо всем. О наших тренировках в марлийской армии, школе, ребятах. О том, как на остров попали, — покосившись по сторонам, тише продолжил он. — Жили там с вами, обманывали, чем это все кончилось в итоге. Вроде как сами тебя к этой черте подвели, так чего уж… — Ты сильно заблуждаешься, если думаешь, что меня ваше предательство натолкнуло. Причин было достаточно и без вас, — сухо отметил Эрен, отпив из стакана. Ощущение, что Райнер готов с минуты на минуту начать раскаиваться и обвинять себя во всех грехах, раздражало. — Да это понятно, — он устало опустил голову на сложенные на столе руки. — Просто думаю постоянно о том, как все сложилось. Обдумываю, могло ли все быть иначе, если бы наша страна не тратила столько сил на ненависть и страх. Эрен молча сделал глоток, глядя перед собой. Что толку говорить об этом сейчас? Райнер все пытается найти какой-то неподходящий винтик в прошлом, словно от этого оно изменится. Может, пытался успокоить самого себя и грызущую совесть. — Ты поэтому напиваешься до скотского состояния? — Да ты и сам, смотрю, закидываешь и не морщишься, — усмехнулся Райнер, кивнув на стакан. — У меня устойчивость явно выше. — Тоже верно, — он кивнул, мягко улыбнувшись. — По разным причинам напиваюсь. Не знаю. Не чувствую больше себя в этой жизни. Раньше по приказам как-то понятнее было, а теперь ни военный, ни титан, ни друг, ни враг. Ни хрена не поймешь. Вот и пью. С матерью ругаемся по этому поводу, а толку? Наверное, мне просто нужно время освоиться в этом новом мире. Простить себя. — Очень умиляют эти раскаяния после драки, нечего сказать, — Эрен ощутил внимательный взгляд сбоку, внутренне удивившись холодности своего тона. — А как иначе? Хочешь сказать, что ты не раскаиваешься? — Я ничего не хочу сказать. — Эр… — Райнер осекся, покосившись в сторону. — Скажи правду. — Я знал, что делаю и чего хочу этим добиться. Это все. — Получилось? — Не совсем. Эрен замолчал, буравя взглядом прожженную точку на противоположной стене. Райнер, глядевший на него, вскоре понял, что тема закрыта, и молча кивнул, отпив из стакана и наполнив его по новой. Вдруг усмехнулся. — Забавно. Жизнь нас с тобой вечно сталкивает. То друзьями, то врагами. — И кто мы теперь? — Эрен перевел на него взгляд, криво усмехнувшись. Райнер задумчиво поджал губы. Не найдясь с ответом, лишь пожал плечами. Как и ожидал Йегер, Райнер напился достаточно скоро, из-за чего к моменту отплытия тащить на корабль его приходилось, закинув руку на свои плечи. Райнер, заплетающимися ногами замедляя их процессию, все смешливо лепетал о прошлом: вспоминал разведку, как Эрен был неуклюжим маленьким ублюдком, который не мог нормально маневрировать; как они ночами торчали в блоке, обсуждали всякий бред и играли в карты; как совершали первые вылазки за стены, и ему, Энни и Бертольду приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не выдать себя. Таща пьяного Райнера по коридору в поисках его каюты, Эрен то и дело шикал на него, призывая заткнуться. Могли услышать не те люди, да и самому слушать это все еще было невыносимо. Никакой теплой ностальгии от воспоминаний, которые он прокручивал с отчетливой горечью еще в той, прошлой жизни. Наконец, обнаружив нужный номер, толкнул дверь и скинул обмякшее тело на кровать. Убрав со лба пряди, огляделся в полутьме, нарушаемой лишь тусклым светом из маленького квадрата окна. Были видны огни порта, слабо освященный пирс, курящие моряки, готовящие корабль к отплытию. Эрен поймал себя на мысли, что будто впитывает эти образы, уезжая отсюда, возможно, навсегда. — Это я… я виноват, убил… Я виноват, — Эрен обернулся на зашептавшего, словно в бреду, Райнера на койке. — Дети… Эти дети перед глазами. Я разрушил стену, их завалило, они кричали. Я виноват. Я… — Эй, — Эрен встал рядом с койкой, коснувшись ладонью его лба. Тот был влажным. Широкая ладонь Райнера вдруг перехватила запястье, слезящиеся глаза распахнулись. — Не уходи, прошу. Посиди тут, пока я не усну. Эрен внимательно уставился в его искаженное горечью и мольбой лицо. Коротко кивнул и вытянул руку из цепкой хватки. Оглядевшись, уселся в единственное жесткое кресло в углу маленькой каюты. Райнер благодарно, но нервно улыбнулся и прикрыл глаза, пытаясь глубоко вдыхать и медленно выдыхать. Снаружи раздался протяжный низкий гудок, возвещающий об отплытии. Вот и все. Эрен с трудом подавил в себе мальчишеский приступ снова припасть лицом к окну и провожать взглядом земли, ставшие его адским пристанищем на полтора года. Корабль отправлялся, задав мерное дрожание предметам в каюте, и уносил от устоявшегося образа жизни, ставших близкими людей, фальшивого имени, приросшего как настоящее. Эрен вынул из кармана пальто зажигалку и отстраненно начал откидывать крышку, поджигая огонь на конце фитиля, чтобы снова затушить его. Покосился на Райнера. Тот вроде успокоился, дыша уже тише и более размеренно. Эрен не особо часто думал о нем и его судьбе. Лишь видел параллель между ними: у обоих не было выбора, оба совершили то, чего делать словно никогда не хотели. Но то было в прошлой жизни. В этой же Райнер, очевидно, проходил тот период привыкания, который прожил Эрен в прошлом году. Разница лишь в том, что Браун до сих пор метался и не мог найти себе места, не мог найти ответов на вопросы, словно они могли его успокоить. Зажигалка щелкнула в очередной раз, вызволяя из металлического корпуса язычок пламени, тускло осветивший комнату. Разница лишь в том, что Эрен не терял свое место в этом мире. Он всегда его знал, но сначала предпочитал бегать и скрываться от правды, а затем пришлось ждать подходящего момента. В это мирное время, в этом новом прекрасном мире выигрывает тот, кто умеет наблюдать и ждать. Ждать терпеливо, действовать тихо, пока не наступит момент нанести контрольный удар, который решит все. Он слишком долго носил чужое имя. Пришло время вспомнить и принять неудобную правду: его имя Эрен Йегер, островной Дьявол.

***

В Сигансину добрались только к вечеру из-за бурана, хотя Эрен предпочел бы задержаться еще подольше где-нибудь. По мере приближения к городу, который был едва различим из-за белой пелены снегопада и вечерней темноты, сердце стучало все сильнее, увеличивая нервозность. Поднимаясь по холму к месту, где полтора года назад оставил Микасу, Эрен и вовсе перестал разговаривать с Райнером, который явно пытался разрядить обстановку, хоть и сам волновался перед встречей. Оказалось, что Микаса и Леви — единственные, кого он еще не видел с последней битвы. Эрен пытался дышать глубже, осознав, насколько будет глупо выказать свое волнение, но мысль о том, что в доме Микасы может быть не только она и Армин, о чем он не подумал раньше, несколько усугубляла положение. Придется вертеться ужом под полными ненависти и разочарования взглядами — все, как предсказывал Райнер. Вскоре показался темный квадрат, мигающий теплым светом аккуратных окошек. На фоне дремучего леса и сизых сугробов хижина выглядела донельзя тепло и уютно, словно зазывала приблизиться поскорее. Но Эрен примерно представлял, что его ждет, стоит переступить порог, за который не факт, что пустят. Поднимаясь следом за Райнером, обдумывал варианты. Может, вообще стоит отдать ей подарок и уйти? Он не готовился встречаться в этот вечер вообще со всеми сразу. Все мысли разлетелись, раздавленные гулким биением сердца, когда Райнер постучал в тяжелую дубовую дверь. Щуря глаза от снегопада, Эрен пытался держать самое невозмутимое выражение на лице, которое все же дрогнуло, стоило двери распахнуться. Микроинфаркт прошел вхолостую, стоило осознать, что вышел Армин. Арлерт был удивлен, но явно обрадован внезапному визиту бывших товарищей. Либо же, как и Райнер, жаждал посмотреть на мучения Эрена. Заговорщически предупредил, что все уже в сборе, включая Леви, Жана и Конни. Когда он скрылся за дверью, Эрен прикрыл глаза, стиснув зубы. Ситуация становилась излишне сложной. Еще и Леви. Два Аккермана в одном доме и оба жаждут его крови. Входная дверь тяжело скрипнула во второй раз, разлив полоску света по сизому снегу. Эрен тяжело сглотнул, поднимая взгляд. Обомлел. Микаса стояла, прижавшись спиной к двери, в накинутом на плечи пальто, которое не скрывало глубокий вырез знакомого черного платья, тесно облепившего фигуру. Не мог отвести взгляда от тронутых темно-красной помадой губ, аккуратно подведенных раскосых глаз, не узнавая ее и считывая до боли родные черты одновременно. Черты, в которых пролегло удивление и тень страха. Прекрасна, как никогда. Даже сердце защемило. Он не помнил ее такой. Молчание затягивалось слишком долго. Он незаметно сглотнул, разлепил сухие губы, не отрывая взгляда от родного незнакомого лица. — Здравствуй, Микаса. Она заметно вздрогнула, но быстро взяла себя в руки, расправив плечи. С незамеченной раньше статью и холодностью в его сторону. — Здравствуй, — сердце пропустило удар, — Эрен.