Перья, крылья, клюв. Что происходит?

Моргана — Вдох-выдох, вдох-выдох, — шептала я сама себе, выполняя второй этап освоения ментального дара. Следующим этапом стало снятие обоих «наушников», а значит, шепот моей птички станет отчетливее и громче. Будет похож не на шуршание грызуна в темном углу, а на шелест опавшей листвы под ногами. Но дальше больше, громче и отчетливее. Шепот превратится с разговор на полутоне, потом в полный голос, а дальше в крик. Крик гарпии — это последний этап. Самый сложный для владеющего ментальным даром. — Птичка, — обратилась я к сущности, — вон того мальчика, — показала я зрительно на ребенка, стоявшего около автомата с игрушками. Он был в раздумьях, показалось, что он не может определиться. — Узнаем, между чем и чем он выбирает, — предложила я гарпии. Птичья сущность согласно курлыкнула и потянулась своей когтистой рукой к моей макушке. В волосы погрузились ее длинные, загнутые коготки, не причиняя боли, а наоборот, приятно массируя кожу. Потом птичка склонилась над моим ухом и прошептала мысли ребенка: — Потратить двадцатку на две попытки или купить себе булочку? — скрипя голосом, как заржавелыми шестеренками, передавала дилемму, в которой оказался мальчик. — Вон та осьминожина розовая неплохо лежит, — улыбнулся и вспомнил о девочке Кате с длинными светлыми волосами, голубыми глазами и улыбкой, которая была на ее губах при их разговоре. Денег у ребенка было немного, поэтому и стоял выбор между булочкой на завтрак и игрушкой для девочки. — А, попробую! – решился мальчик, и опустил две монетки в лунку. — Ура! — воскликнул мальчик в голос, когда щипцы второй раз подхватили осьминога и донесли его до конца, а не выронили по дороге. Держа игрушку у груди, улыбаясь и представляя, как он вручит ее Кате, как она будет рада и как… — … даст мне списать контрошку по математике… — смех сам собой вырвался и заставил покупателей обратить на меня внимание. Смотрели пристально, осуждающе. И вот тогда, поймав эти взгляды, в мысленный поток ворвались неконтролируемые мной, беспорядочные шепотки гарпии, переходившие в полуголос, на третий этап. Но мне рано. Я только второй осваивать начала. Мысли же покупателей и кассиров, улавливаемые гарпией, все высказывались и высказывались: — Психованная! — Сумасшедшая! — Из дурки что ли сбежала? — Вульгарная! Я вовремя поняла, что еще немного и потеряю контроль. Поэтому попросила птичку помолчать и не считывать мысли окружающих. Но она меня не слышала, вошла во вкус. Расправив крылья, заклекотала и заскрипела голосом, собираясь не просто говорить, а кричать. Поспешив надеть «наушники» покинула магазин. Но еще полминуты промедления и начался бы ментальный шок. Неконтролируемые мысли покупателей и так прилично ударили по моему ментальному сознанию. Голова трещала жутко, а в носу ощущала запах крови. — Это было опасно, — сказала я Хель, запрокидывая голову и погружая в носовые пазухи по ватному тампону. — Потеряла контроль над ситуацией и вот… — показала на результат. Хель сказала, что я легко отделалась. Могла бы и сознание от чужих мыслей потерять. Прямо там, в магазине. А проснуться на заднем плане своего же когда-то сознания. Руководила бы телом не я, а сущность. Я, конечно, люблю свою птичку, но телом владеть не позволю. Она моя сущность, а не я ее. — Отдохни, — сказала мне Хель, — возьми выходной, а лучше больничный. Было бы хорошо, но кто за меня работать будет? Писатель хочет видеть иллюстрации и обложку на роман, выполненную именно в моем стиле, а не в чьем-то другом. Плюс брат и цербер-начальник со своим сезонным меню. И как жаль, что цербер — это не метафора, а истинная сущность Озёрова Тристана Мстиславовича. Общаться с ним не хотелось, и дело не в личной неприязни, а в сущности, которая рядом с ним скрипит, как несмазанные шестеренки и перья роняет, которые, между прочим, падают по-настоящему. Не спорю, Тристан мужчина привлекательный. Эти пронзительные синие глаза, похожие на сапфиры в обрамлении густых ресниц, вьющиеся и касающиеся плеч пепельно-русого цвета волосы, плавные черты лица, длинный, прямой нос с легкой горбинкой, выделяющиеся скулы. Сам он высок, с широким разворотом плеч, явно в отличной физической форме. Одет всегда с иголочки. Или костюм-тройка, или джинсы с рубашкой. Манеры тоже при нем. Ко мне вежлив и учтив. В разговоре деликатен. Личным пространством не ущемляет. Каждую встречу одаривает знаками внимания. И мне думается, что таким образом он намекает на вероятность наших отношений. Я была бы не против, если бы не одно «но». Наши сущности. Моя птичка до скрежета в глотке и дрожи в крыльях боится его цербера. При каждой встрече сжимается в перьевой комок и жалобно поскрипывает. Я ее понимаю, особенно после всего того прочитанного мной об этом аидовом народе. Да и перспектива общаться с некромантом не радует. Трупов я боюсь до жути. Хоть иногда, для иллюстраций романа мне и приходится их изображать. — Не могу, Хель. У меня три проекта в разработке, — сказала я, доставая телефон из кармана, вызывая такси к брату в ресторан, — а еще брату помочь согласилась. Меню сезонное рисую. — Что за ресторан? — заинтересовалась наставница. Скинула ей точку локации и нахвалила шефа и су-шефа, как и остальных поваров, знающих толк в своем деле. Глаза у гарпии, всего на пару мгновений, загорелись желтым, птичьим цветом. В голосе мелькнули стальные нотки предвкушения вкусностей. — Обязательно загляну! На этом мы с ней расстались. За мной приехала машина, а она ушла на остановку. О следующем уроке договоримся позже, когда я разберусь с сезонным меню. Осталось зарисовать еще три горячих блюда, пару салатов и самое для сложное — десерты. Их я оставила на потом. Как посмеялся брат: на сладенькое. — Мори! — обрадовался брат, когда я переступила порог ресторана, — что сегодня тебе подать? — он как всегда, с улыбкой и счастьем в глазах, рассыпая слова лести и благодарности, приглашает меня к столику и вручает меню. — Что сегодня миледи Моргана закажет? — шутовски склоняясь в поклоне, спрашивает брат. А я не в настроении шутить. Голова от ворвавшихся без разрешения чужих мыслей все еще трещит. Да и кровь в носу я ощущаю. — Арт, не зли! — предупреждающе посмотрела на него снизу вверх, напоминая: «Оформление сезонного меню вашего ресторана в моих руках» — и улыбнулась, каюсь, как Темный Властелин. Не сдержалась от возможности побыть злодеем, даже в глазах брата. Его, как это бывало ранее, передернуло, замкнуло в ступор и помогло остудить пыл. — Буду вот это, — показала на томатный суп с креветками, — и вот это, — на салат с помидорами черри и творожным сыром, — а пить ты знаешь! — сказала, закрыв меню, улыбаясь уже привычной ему милой и доброй улыбкой. — Ведьма! — прошептал брат, приняв заказ, уходя на кухню. А я не спорила. Каюсь, грешна, есть за мной любовь периодически кошмарить брата. Пока мой заказ готовился, думала набросать и оформить пару артов по одному изроманов в моем распоряжении. Достала скетчбук, маркеры и приступила к творчеству, как со стороны главного входа раздался знакомый, но такой ненавистный голос старого знакомого: — Моргана! Какая неожиданная встреча! А следом явилась и его слащавая, холеная физиономия. Локон к локону, темно-каштановые волосы, гладко-выбритое лицо, специально небрежно надета рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, помятые особым способом джинсы, фирменные кроссовки и куртка джинсовая, заброшенная за спину, которую он держал одной рукой. Во второй веник клумбовых цветов. — Ага, еще столько бы не видела твою физиономию, — процедила сквозь зубы, откладывая работу на потом. Ведь если этот объект появляется на горизонте — прилетят неприятности. И кое-кому конкретному. То есть мне. Проверено. — Что тебе надо от меня, Роман? Этот мерзкий, способный на гадости тип, выдал: — Тебя, Мори! Стабильно, раз в два месяца, этот тип по имени Роман, с которым, каюсь, мы долгие годы встречались, и даже жили вместе, вспоминает о своих «возвышенных» ко мне чувствах. Преподносит какой-нибудь потрепанный веник из некандиции, просит прощения, обещает носить на руках, подарить небо в алмазах, луну с неба достать. Конечно все это метафоры и фразеологизмы, но сути не меняет. Как и моих слов отказа: — Нет, Роман. Между нами нет ничего и быть не может! — ставлю точку, но он посчитал это многоточием. Так как внаглую оказался рядом со мной, сокращая расстояние. Потянув ко мне загребущие руки и слюнявые губы для поцелуя, получил отказ иного рода: Хлоп! Так раздалась звонкая, оглушительная на весь ресторан пощечина. Все посетители забыли о своем и наблюдали за нами. Меня это не напрягало так, как почувствовавшая гнев гарпия. Птичья сущность мной контролировалась, как и внешность. Но не голос. Нет-нет, да проскользнет в потоке негодования на бывшего ухажера скрип ржавого железа. На мою наполненную нелицеприятными эпитетами реплику вышел брат, прекрасно знающий в чью сторону я так могу выражаться. Присоединился к Арту и Тристан. И как раз на тот самом моменте, когда я указала Роману на дверь: — Пош-ш-шел пр-р-рочь! — сорвалась на рев, похожий на клекот. Арт не придал этому значения, а вот Тристан изменился в лице. Привычное тепло в его глазах сменилось на холод, взгляд стал тяжелым. Улыбка растаяла, как утренний туман. На меня от стал смотреть так, как и положено нашим видам. Оно и не удивительно. Ведь я — гарпия. А он — цербер. Мы — враги. Слуги двух ненавидящих друг друга братьев-богов. Ненависть не просто в крови, а в каждой клеточке тела, в каждом нервном окончании. — Потом это обсудим, — сказал цербер, уходя к себе в кабинет. — Зайдешь ко мне после смены, — а это брату, который смотрел на нас с Озеровым непонимающим взглядом, задаваясь вопросом: Когда это между нами кошка черная пробежала? На этот вопрос я не отвечу, как и Тристан Мстиславович. А все потому, что простым смертным нельзя знать о существовании мифических. За разглашение тайны — забвение. Без возможности реабилитироваться. А брат не настаивал. Обмолвился, что мы взрослые люди, сами разберемся. И мы разберемся. Поговорим и выставим рамки, как цивилизованные нелюди. Но потом, когда я закончу оформление сезонного меню.