Horrortale, или история о неудачном самоубийстве

Я стою на краю песчаного утёса, а под ногами – чёрный, струящийся космос, растёкшийся глянцевыми чернилами по всей поверхности земли. По тёмному крылу небосвода вальсируют все планеты Солнечной системы разом, сталкиваясь друг с другом, как крошечные бильярдные шары – с пустым стуком. С порывами ветра мимо моей застывшей фигуры проносятся оторванные клочки бумаги. Пыль из разбитых песочных часов. Осколки птичьих костей. Обломки затонувших лодок. Я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как нечаянные творения хаоса исчезнут в чертогах темноты; я долго стою, вглядываясь в бездну. И вот прямо на небе, среди паутины разбросанных звёзд и чёрных дыр, открываются два застекленевших глаза. Размером – с четверть земного шара. Смотрят на меня. Голос из тьмы раздаётся замедленными раскатами грома, будто кто-то опустил рычажок скорости воспроизведения звука до минимальной отметки: – ХОЧЕШЬ? УВИДЕТЬ? Прежде, чем я успеваю дать хоть какой-то ответ, гигантская рука, появившись из разлома в небе, протягивает мне что-то. Я подхожу ближе, чтобы разглядеть подношение. На костлявой ладони – овальное серебряное блюдо, а на нём – аккуратной горкой сложены человеческие глаза. По крайней мере... похожие на человеческие. Я нерешительно выцепляю из общей кучи светящийся неоновой синевой глаз, что лежит в самом низу, и выстроенная пирамида тут же обрушивается с треском – глазные яблоки сыпятся крупным градом, отскакивая от земли. Я отхожу в сторону. Глаз, что я схватил, вдруг увеличился до размера среднего фрукта – манго или папайи, – и только я успеваю слегка его надкусить, как исчезают планеты, звёзды, космос, и вот я уже нахожусь на туманной дороге Сноудина. – ПОЧЕМУ ТЫ ОПЯТЬ ПРОХЛАЖДАЕШЬСЯ БЕЗ ДЕЛА? Размытая фигура вдалеке недовольно топает на меня ногой. Я не могу вспомнить, кто это, но почему-то я знаю – это кто-то, кто очень мне близок. Кто находился рядом чуть ли не всегда. Ради безопасности и счастья которого я был бы готов стереть с лица земли каждого, кто нёс бы в себе хоть малейшую угрозу. Без чьего существования моё собственное представляется весомым не более, чем огрызок от яблока. Я улыбаюсь, подходя ближе. Отвечаю, что был бы рад без дела и протепляться, но, увы, погода не позволяет. При этом, наверное, я лгу – я чувствую такое тепло, бьющееся в грудной клетке, что, кажется, его силы хватит на обогрев всего снежного городка. Фигура сердится, но я снова знаю (откуда – даже не думаю, просто знаю), что это не всерьёз. Я протягиваю руку, чтобы дотронуться – хочется выразить это невыносимое тепло как-то ощутимо (осязаемо, значимо), но вместо этого – смотрю и застываю в ужасе. – ТЫ ТОЛЬКО ПРЕДСТАВЬ – МЕНЯ ПРИЗНАЮТ ЛУЧШИМ ВОИНОМ ВСЕГО КОРОЛЕВСТВА, ЕСЛИ Я ВСЁ ПОДГОТОВЛЮ ИДЕАЛЬНО! Туман. Ядовитый туман обхватывает своей тяжестью всё тело гордо вышагивающей фигуры. Его плотные вихри, словно ленты, обвивают каждую конечность. Его пары настолько токсичны, что насквозь проедают кости, оставляя в них уродливые и дымящиеся дыры. – папирус... Я ошарашенно продолжаю шептать это имя, но меня словно не замечают. – У МЕНЯ ПОЯВЯТСЯ ДРУЗЬЯ! МНОЙ СТАНУТ ВОСХИЩАТЬСЯ! Туман всё плотнее окутывает медленно угасающую фигуру. Я подбегаю вплотную, чтобы отогнать его, развеять, в крайнем случае – вытащить дорогое существо из его цепких лап, унести его отсюда подальше, спрятать. Но я просто прохожу насквозь. Словно я призрак. Словно меня действительно здесь не существует. – НУЖНО ТОЛЬКО ДОЖДАТЬСЯ ЧЕЛОВЕКА! Я оборачиваюсь. На меня смотрят два совершенно невидящих глаза – без единой эмоции, без какого-либо чувства. Белые зрачки с ободком кружевной дымки по краям. Будто они искусственны. Уже мертвы. – ТЫ СЛЫШИШЬ? СЮДА СКОРО ПРИДЁТ ЧЕЛОВЕК! Почему-то эта фраза ввергает меня в ещё больший ужас. Я предпринимаю ещё одну попытку разогнать туман, но всё тщетно. Я никак не могу коснуться ни тумана, ни фигуры, спрятанной за ним. – ЧЕЛОВЕК! Я ничем не могу помочь. Я ничего не могу сделать. Ещё секунда, и я готов разорваться на атомы от собственного оглушающего крика. – ЧЕЛОВЕК! Я бессилен. Я абсолютно, совершенно, до окостенения бессилен. – ЧЕЛОВЕК! ... я никак не могу его спасти... – Человек, проснись! Тебе известно, где Санс? – ЧЕЛОВЕК! ВЕЛИКИЙ ПАПИРУС ПРОСИТ ПРОЩЕНИЯ, ЧТО МЫ НАРУШАЕМ ТВОЙ СОН, НО ТЕБЕ НУЖНО ПРОСНУТЬСЯ! Я резко распахиваю глаза, в панике подскакиваю с места... – Ай! Да чтоб тебя!.. ...и тут же врезаюсь головой в Папируса, который зачем-то скрючился над моим спящим телом в ожидании, когда же я очнусь. Не сказать, что такой удар ощущается безболезненно. – П-ПРОСТИ, ЧЕЛОВЕК! Я ПРОСТО ХОТЕЛ ТЕБЯ РАЗБУДИТЬ... ТЫ НЕ УШИБСЯ? Я только недовольно шиплю. Скелет нервно вскидывает руки и, совсем растерявшись, пятится в сторону, едва разборчиво бормоча сожаления. Потирая ушибленное место, я замечаю, что возле камина, выдерживая порядочную дистанцию от меня, стоит Гриллби, чей вид выражает крайнюю степень недовольства. Руки скрещены. На стёклах очков – острые, сверкающие блики. Голос – просто ледяной. – Папирус сказал, что вы с Сансом были здесь и о чём-то беседовали – как раз перед тем, как он ушёл. Он сообщил тебе, куда именно? – ТЫ ТОЛЬКО НЕ ПУГАЙСЯ, ЧЕЛОВЕК! ВЕЛИКИЙ ПАПИРУС НИЧЕГО НЕ СЛЫШАЛ! ПОДСЛУШИВАТЬ ЧУЖИЕ БЕСЕДЫ – ЭТО ПЛОХО И НЕПРАВИЛЬНО. НО Я ЗАДРЕМАЛ У СЕБЯ В КОМНАТЕ, А МОЙ СОН ПРЕРВАЛИ ГОЛОСА!.. – Папирус, не сейчас. – Я ПЫТАЛСЯ УСНУТЬ ОБРАТНО, ЧТОБЫ ПЕРЕСТАТЬ СЛЫШАТЬ, НО НЕ СМОГ. ПОТОМ ХОТЕЛ ЗАКРЫТЬ УШИ ПОДУШКАМИ. НО ВСПОМНИЛ, ЧТО У МЕНЯ НЕТ УШЕЙ... ПОЭТОМУ Я ПОКИНУЛ КОМНАТУ ЧЕРЕЗ ОКНО! СНАРУЖИ НИЧЕГО НЕ СЛЫШНО! – Папирус, будь добр, для твоих объяснений можно найти и другое время. Картина в гостиной разворачивалась прямо-таки драматичной. Скелет суетился и вышагивал по комнате, будто не слыша замечаний Гриллби, тот с каждой минутой раздражался всё сильнее. С моего ракурса огонь из камина и огонь, наряженный в очки и костюм, так и вовсе сливались в единую стихию. Казалось, что монстру настолько не нравится происходящее, что из его спины выросли пламенно-рыжие щупальца, готовые в любой момент задушить всех окружающих, играющих на его нервах. – Где Санс? – в третий раз, уже явно теряя терпение, резко спрашивает Гриллби. – Сторожем я ему что ли нанимался, откуда мне знать? – отзеркалив настроение монстра, шикаю на него в ответ. Вначале снятся кошмары, потом меня будят ударом по голове, теперь ещё и Гриллби. Далеко не лучшее сочетание для радостного пробуждения. Однако монстра моё расположение духа злит только сильнее. – А не забываешься ли ты, advena, – шипит огонь, с угрозой сделав шаг навстречу ко мне. – Утратил чувство самосохранения? Почувствовал особое отношение к себе и решил, что всё позволено? Гриллби хочет добавить что-то ещё, но Папирус в примирительном жесте выскакивает между нами. – НЕТ, ПОЖАЛУЙСТА, ДАВАЙТЕ НЕ БУДЕМ ССОРИТЬСЯ! Гриллби холодно смотрит на него. – Твой брат не осознаёт, что оказал себе медвежью услугу, как только начал носиться с человеком, как с писаной торбой. Проходят века, сменяются цивилизации, а люди всё так же не утратили чудесного свойства безосновательно наглеть. Я вмешиваюсь прежде, чем скелет успевает что-либо воскликнуть ему в опровержение: – Ладно уже, хватит вам, – принимаю вертикальное положение, свесив ноги с дивана, и устало потираю переносицу. – Прошу прощения, если был груб. Я правда не знаю, где Санс. Он ушёл в свою комнату и, кажется, после этого я отрубился почти что сразу. По правде сказать, я чувствую себя настолько разбитым, что нахождение рядом с двумя источниками шума сразу, которым ещё и что-то от меня нужно, не вызывает ничего, кроме удручения. Голова гудит, на лбу наверняка вскочит синяк, одежда липнет к коже от пота, а сон... Сон был нехорошим. Меня так резко из него выдернули, что я тут же растерял все нити сюжета. О чём он был? Если бы вокруг царила тишина, быть может, я и смог бы воскресить его в памяти. Но эта непонятная суета Папируса, вопросы и упрёки Гриллби... Сбили всё напрочь. Единственное, что я отчётливо запомнил (к своему великому сожалению, потому что от такого осадка я избавился бы с радостью) – своё состояние внутри сна. Ощущение глубокого отчаяния. Ужасающей по своим масштабам потери. Щипцы ледяного страха, сомкнувшиеся на сердце. Меня передёргивает холодной судорогой. Как хорошо, что это был всего лишь сон. – САНС НЕ ВЫХОДИЛ ИЗ ДОМА... НЬЕХ, "ОБЫЧНЫМ" СПОСОБОМ, – прерывает мои мысли озадаченный Папирус. – И ОН НЕ ВЫШЕЛ ПРОСТО ПРОГУЛЯТЬСЯ ВОКРУГ, ИНАЧЕ Я БЫ ЕГО ТАМ ЗАМЕТИЛ! – Ты что, всё это время болтался на улице? С тех пор, как мы сидели здесь? – удивлённо вскидываю брови, понизив голос. – Тебе настолько было дискомфортно от моего присутствия?.. – НЕТ-НЕТ, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ! – скелет испуганно машет руками. – Я ПРОСТО НЕ ХОТЕЛ ВАМ МЕШАТЬ! ЕСЛИ БЫ Я ВЕРНУЛСЯ, ТО ПРЕРВАЛ БЫ ВАШУ БЕСЕДУ! А ПРЕРЫВАТЬ ЧУЖУЮ БЕСЕДУ – ЭТО ОЧЕНЬ НЕВЕЖЛИВО! ОБ ЭТОМ Я ПРОЧЁЛ В КНИГЕ ПО ЭТИКЕТУ ДЛЯ ЧАЙНИКОВ, КОГДА НАТКНУЛСЯ НА НЕЁ В БИБЛИОТЕКЕ!.. – Но ты же не чайник, Папс, – подмигиваю я, не без внутреннего злорадства замечая каменное лицо Гриллби, раздражённого, что мы опять отдалились от сути разговора. – К СОЖАЛЕНИЮ, КНИГУ ПО ЭТИКЕТУ ДЛЯ СКЕЛЕТОВ ЕЩЁ НЕ НАПИСАЛИ... НО В НЕЙ ГОВОРИЛОСЬ, ЧТО С ТЕМИ, КТО ВЕДЁТ СЕБЯ НЕВЕЖЛИВО, НИКТО НЕ ЗАХОЧЕТ ДРУЖИТЬ! ДОЛЖНО БЫТЬ, ТАКИЕ МОНСТРЫ ОСТАЮТСЯ ОЧЕНЬ НЕСЧАСТНЫМИ НАЕДИНЕ С СОБОЙ... – Ты ведь мог бы вернуться к себе тем же путём, что и вышел, никого не прерывая, – я хитро прищуриваюсь. Папирус замирает на мгновение, обдумывая этот вариант, а затем трагически разводит руками. – НО ВЕДЬ ТОГДА Я СНОВА СТАЛ БЫ ПОДСЛУШИВАТЬ! – Может, хватит уже? – суровый голос Гриллби теряется среди весёлого хохота, который я остаюсь уже не в силах сдерживать. – Согласен, безвыходная ситуация, Папс, – сквозь смех с трудом удаётся прохмыкать мне. – Безвыходная ситуация сейчас действительно может наступить, если Санс телепортировался туда, куда соваться ему не следовало, – отрезает Гриллби. – До тебя, верно, не доходит вся серьёзность нашего положения. – Что-то случилось? – я мгновенно прихожу в себя. – ОН ПРОПУСТИЛ СОБРАНИЕ СОВЕТА! – Папирус рассерженно топает ногой. – ИЗ-ЗА СВОЕГО ЖУТКОГО ОПОЗДАНИЯ... КОТОРОЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ ДО СИХ ПОР! ЭТО НЕМЫСЛИМО, НО ЭТО ТАК В ЕГО ДУХЕ!.. – Позволь изложить тебе известный ход событий, – поправив очки, как какой-нибудь грозный профессор, перебивает его Гриллби. – В Сноудине появляется человек, и ответственное лицо города вместо исполнения своих обязанностей беспрерывно околачивается рядом с ним. Незадолго до совета, где обсуждаются важные стратегические вопросы, это лицо по какой-то причине тратит своё время на беседу с человеком, а затем исчезает, не сказав никому ни слова. Так вот мне бы хотелось узнать о взаимосвязи этих событий, – монстр чуть ли не выплёвывает последнюю фразу мне в лицо. – Очевидно, что у вас был сговор, и совет он проигнорировал не случайно. Поэтому, будь добр, ответь: что конкретно предложил тебе Санс и, что важнее – взамен на что? – Да ты что, смеёшься? – недоумённо мотаю головой. – Какой сговор, о чём ты? Мы говорили совсем об отвлечённых вещах, ничего, что относилось бы к совету, и в помине не звучало в разговоре. Гриллби молча уставился на меня с явным недоверием. – Если хочешь, спроси у него, когда он вернётся, – пожимаю плечами, не имея ни капли желания что-либо доказывать. Я очутился в мире абсурда. Причём повсеместного и нелепого до крайности. Вначале один считает меня потенциальным злодеем, теперь второй подозревает в организации тайного заговора... Ну, хоть Папирус ничего плохого обо мне не думает. Если не принимать во внимание, что о реальности он не думает совсем и смотрит на мир сквозь затуманенные розовые стёкла. Не то, чтобы меня особо это волновало, я даже понимаю их в какой-то степени, но такими темпами я уже сам начинаю ощущать свою нереализованность. Уже в который раз я слышу столько подозрений в свой адрес, что прямо-таки появляется желание начать соответствовать. – О чём в таком случае вы говорили? – то ли из-за костюма, то ли из-за столь настойчивого допроса, но Гриллби в этот момент напоминает мне дотошного прокурора. Или следователя. Только лампы в лицо не хватает для пущей картины. – Он ни слова не сказал о своих дальнейших планах, – без энтузиазма отзываюсь я. – Ваши личные дела меня не интересуют, – огонь с презрением усмехнулся. – Но мне необходимо понять происходящее. Как бы то ни было, разговор с тобой и не явившийся на собрание Санс – явления, друг с другом сопряжённые. Я не вижу других причин для такого поступка. Ты говорил ему что-то провокационное? Что-то, что могло сорвать его с места? – Вряд ли... К тому же он выглядел немного измученно под конец, по его виду нельзя было сказать, что он мог куда-то собираться... Что мы вообще обсуждали? Самому бы для начала вспомнить, внезапная отключка посреди дня, конечно, оставляет в памяти ряд зияющих проплешин... Папирус, прошлое монстров, люди... Разве могло что-то из этого стать импульсом, который подтолкнул бы Санса на непредвиденные действия? Хотя... "я мог бы сделать больше, чтобы его защитить". "как видишь, я учусь на своих ошибках". "по рукам, приятель". – Возможно, – выдыхаю, наконец, я. – Возможно что? – Возможно, я мог пошатнуть его некоторые моральные убеждения, – ответ зыбкий и обтекаемый, но не пересказывать же ему содержание нашего спора!.. – Я вроде как пытался убедить его в том, что не все люди поголовно плохие и, быть может, слегка его загрузил... Или расстроил... "Или убедил довериться тому, чей один только вид напоминает твоего далёкого предшественника, повлёкшего за собой череду разрушений" – любезно подсказывает мой внутренний голос, но этого я вслух не произношу. – Я не знаю. Гриллби выдерживает паузу, размышляя над услышанным. Напряжение, опустившееся на гостиную, казалось, можно сжать в кулаке, как электрический провод. В конце концов монстр сдержанно выдыхает. – Что ж, если это всё, то могу предположить только два объяснения. Либо форс-мажор, либо беспечность Санса выходит за все допустимые пределы. И, должен заметить, последнее кажется мне наиболее правдоподобным, учитывая его... – НАВЕРНОЕ, ОН УШЁЛ РАЗГОВАРИВАТЬ С ДВЕРЬЮ! Злобный взгляд Гриллби от того, что его перебили, мгновенно сменяется на удивлённый. Взволнованный Папирус чуть ли не подпрыгивает на месте от своей догадки. Мне приходится призвать последние крохи силы воли, чтобы снова не заржать вслух. – Что, прости? – кажется, огонь не меньше моего сейчас ощутил абсурдность бытия. – ОН ВСЕГДА ТАК ДЕЛАЕТ, КОГДА РАССТРОЕН! ОН ДУМАЕТ, ЧТО Я НЕ ЗНАЮ, НО Я ВИДЕЛ! ОН ПРИХОДИТ К ДВЕРИ, САДИТСЯ НА СНЕГ... ОН МОЖЕТ ПРОСИДЕТЬ ТАК ЧАСАМИ! И НИ НА ЧТО НЕ РЕАГИРОВАТЬ! ЭТО ОДНА ИЗ ЕГО КОШМАРНЫХ ПРИВЫЧЕК, Я НЕ УДИВЛЁН, ЧТО ОН ДЕРЖИТ ОТ МЕНЯ ЕЁ В СЕКРЕТЕ! Я ЗАМЕТИЛ ЕГО СЛУЧАЙНО, КОГДА УСТАНАВЛИВАЛ ЛАБИРИНТ. САНС ВЫГЛЯДЕЛ... СТРАННО. Я РЕШИЛ ЕГО НЕ БЕСПОКОИТЬ И ВЕРНУЛСЯ К РАБОТЕ, НО КОГДА ЗАКОНЧИЛ – ОН ВСЁ ЕЩЁ СИДЕЛ ТАМ, ДАЖЕ НЕ МЕНЯЯ ПОЛОЖЕНИЯ! ХОТЯ НЕ МЕНЯТЬ ПОЛОЖЕНИЕ... ДЛЯ МОЕГО БРАТА ЭТО В ПОРЯДКЕ ВЕЩЕЙ... Кажется, Папирус – это та самая крышесносная сила, против которой Гриллби становится бессильным в попытках удержать контроль над диалогом. Как бы тот ни старался – умерить воодушевление скелета оказалось задачей просто невозможной. Папирус кружил по комнате, яро размахивал руками, как скрипучая ветряная мельница, и любые попытки Гриллби перевести на себя внимание заканчивались тем, что скелет набрасывался на него с ещё большим энтузиазмом, не замечая его негодования вовсе и без конца объясняя, что "Санс странно, очень странно выглядит в такие моменты, но так погружённо и сосредоточенно, что действительно мог бы пропустить и конец света, не то что собрание, и он так часто туда приходит в последнее время, что это начинает даже настораживать". – Я ТОЖЕ ПОДХОДИЛ К ЭТОЙ ДВЕРИ И ПРОБОВАЛ С НЕЙ ГОВОРИТЬ! ВНАЧАЛЕ РАССКАЗАЛ О ПОГОДЕ И О ТОМ, КАК НАЧАЛОСЬ МОЁ УТРО, ПОТОМ ПОЖАЛОВАЛСЯ НА СВОЮ НЕЛЁГКУЮ СУДЬБУ – ПОЧЕМУ КОМУ-ТО СТОЛЬ ВЕЛИКОМУ, КАК Я, ПРИХОДИТСЯ СОВЕРШАТЬ НЕИМОВЕРНЫЕ УСИЛИЯ, ЧТОБЫ ХОТЬ НЕМНОГО ВРАЗУМИТЬ СВОЕГО БРАТА?! ЕСЛИ БЫ НЕ Я – ОН БЫ СОВСЕМ ПЕРЕСТАЛ ПАТРУЛИРОВАТЬ ДОРОГИ! И ЧТО БЫ ТОГДА СЛУЧИЛОСЬ С ЧЕЛОВЕКОМ?! Я ВЕДЬ ЕМУ С САМОГО НАЧАЛА ГОВОРИЛ, ЧТО ОН ЗДЕСЬ ПОЯВИТСЯ, А САНС ТОЛЬКО ОТШУЧИВАЛСЯ И ОТЛЫНИВАЛ ОТ РАБОТЫ!.. НЬЕХ!.. Гриллби выглядит так, будто ему всё это чертовски уже надоело, но, кажется, он смирился с собственной беспомощностью перед неудержимой тирадой скелета, поэтому, закрыв глаза и облокотившись затылком о кирпичную стену, покорно застыл в ожидании её конца. А вот мне уже резко стало не до спокойствия. – ПОТОМ Я СКАЗАЛ ДВЕРИ СПАСИБО ЗА ТО, ЧТО ОНА МЕНЯ ВЫСЛУШАЛА, И УШЁЛ. МНЕ ПОНРАВИЛСЯ ЭТОТ РАЗГОВОР. МНЕ СТАЛО ЛЕГЧЕ. НО НЕ ПОНИМАЮ, ЧЕМ ЭТА ДВЕРЬ ЛУЧШЕ, ЧЕМ НАША? ЗАЧЕМ ХОДИТЬ ТАК ДАЛЕКО? У НАШЕЙ ДВЕРИ ХОТЯ БЫ МОЖНО СИДЕТЬ НА ПОЛУ. ЕСЛИ САНС НЕ ХОЧЕТ ГОВОРИТЬ РЯДОМ СО МНОЙ, ТО Я МОГ БЫ УЙТИ, Я НЕ СТАЛ БЫ ПОДСЛУШИВАТЬ! У МОЕГО БРАТА СТРАННЫЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ... – И где эта дверь? – долгожданная пауза словно обрушивается на Гриллби килограммовым пыльным мешком: его голос вдруг стал таким безжизненным и слабым. – ДАЛЕКО ЗА СНОУДИНОМ, ВОЗЛЕ СТОРОЖЕВОГО ПОСТА! ОТКУДА ВЫШЕЛ ЧЕЛОВЕК! "Руины" – думаю я, и это же слово тихим шипением доносится из уст Гриллби. Монстр, безысходно проведя ладонью по лбу, поднимает взгляд на Папируса. – Ты не мог бы это проверить? Если он действительно у Руин, на твою просьбу вернуться он откликнется хотя бы охотнее. – УВЫ, ЭТО МОЙ ДОЛГ – НАСТАВЛЯТЬ СВОЕГО БРАТА НА ПУТЬ ИСТИННЫЙ! – скелет картинно вскидывает руку на манер римского оратора. – Я, ВЕЛИКИЙ И ВЕЛИКОДУШНЫЙ ПАПИРУС, НЕМЕДЛЕННО ОТПРАВЛЮСЬ ЗА НИМ! Гриллби едва заметно кивает; конечно же, он и не ожидал другого ответа. – На тот случай, если в городе он появится раньше, мистер Гибсон дежурит в библиотеке. Будем надеяться, что и вправду не произошло ничего катастрофичного. Если гипотеза с Руинами не подтвердится... – монстр строго смотрит на меня. – Будем искать другие пути. Ты можешь спать дальше, – уже развернувшись к выходу, бросает он со спины, мгновенно потеряв интерес ко мне, к Папирусу, да и в целом к затее с поисковым походом за пропавшим скелетом; выглядит он при этом хоть и устало, но как будто всё равно встревоженно. Не удивлюсь, если после произошедшего он направился к себе в бар смешивать какую-нибудь успокоительную настойку. Как жаль – я не успеваю ему возразить, что у меня насчёт сна появились немного другие планы. – ЧЕЛОВЕК, Я ВЫНУЖДЕН ТЕБЯ ПОКИНУТЬ, НО ТЫ ПРОДОЛЖАЙ СЕБЯ ЧУВСТВОВАТЬ ЗДЕСЬ, КАК ДОМА, У ТЕБЯ ЭТО УЖЕ ПРЕВОСХОДНО ПОЛУЧАЕТСЯ! Скелет хоть и не теряет привычного добродушия, но и ему сейчас беспокойно. То, как он заламывает руки и без конца поправляет потёртые манжеты на рукавах, в нетерпении бросает взгляды на окно, демонстрирует это ярче всего. – Я пойду с тобой, – быстро вскакиваю я, пока скелет не успел от меня умчаться. – Ты ведь не будешь против? Я как раз хотел прогуляться после сна. – НЬЕ-ХЕ-ХЕ, ТЫ ДОПУСТИЛ ГРАНДИОЗНУЮ ОШИБКУ В СЛОВЕ "ПРОБЕЖАТЬСЯ"! НЬЕХ... ОПОЗДАНИЕ НА СОВЕТ – ЭТО ОЧЕНЬ СЕРЬЁЗНО, НУЖНО ТОРОПИТЬСЯ СО ВСЕХ НОГ! И ВСЕМИ НОГАМИ! НО НЕТ ВОЛНЕНИЮ, ЧЕЛОВЕК, ВЕДЬ РЯДОМ С ТОБОЙ ВЕЛИКИЙ ПАПИРУС! Я ПОКАЖУ ТЕБЕ, ЧТО ТАКОЕ НАСТОЯЩАЯ ПРОБЕЖКА ДО РУИН! Тихо чертыхаюсь сквозь зубы, второпях натягивая кроссовки и уже грандиозно жалея о своём решении. Я совсем забыл, что скорость передвижения Папируса сравнима разве что с вышедшими из строя заводными часами, пробегающими свой положенный круг в 24 часа за две секунды. – Хорошо, хорошо, Папс, давай только со всех моих ног, а не твоих, за твоими мне не угнаться... Закончив со шнуровкой, поднимаю голову и обнаруживаю, что скелета в комнате уже нет – его фигура нетерпеливо маячит снаружи возле распахнутой входной двери и выглядит он так, будто готов прямо сейчас сорваться в лесную чащу, даже не дожидаясь меня. – Папс, подожди! Проклиная всё на свете, я следом за ним выбегаю на улицу. – НЬЯ-ХА-ХА! ОТЛИЧНО, ТЫ ГОТОВ! ВПЕРЁД, ЧЕЛОВЕК! – Папирус! Чтоб тебя!.. Да ну стой же ты!.. Нет, я определённо в своей жизни делаю что-то не так. Едва добежав до середины улицы, я уже замечаю, как дистанция между участниками нашего импровизированного марафона заметно увеличилась. Ещё сильнее разрыв становится, как только мы добегаем до окраины Сноудина. На большой снежной дороге я теряю скелета из виду совсем и, остановившись, вдыхаю полной грудью обжигающий воздух, сгибаясь почти что пополам и обхватывая руками колени. Помимо моего тяжелого дыхания, кругом ни звука. Лес оставлен в безмолвии. Снег нахлобучен на еловые ветви большими шапками. Хорошо, что нет ветра – хотя бы ничто не заметёт следы. Подышав так немного, я выпрямляюсь. Аккуратно наступая на чужие отпечатки подошв, иду дальше, значительно замедлив шаг и прижимая руку к бешено колотящемуся сердцу после такого забега. Спрашивается – и с чего мне только вздумалось догонять скелета именно сейчас. Вернулся бы он вместе с Сансом, я бы смог выудить момент... Пнув со злости торчащую из-под сугроба корягу, я понимаю, что момента теперь может и не наступить. Папирус разволновался в стрессовой ситуации, забылся, разгорячился, а потому нет ни единой причины сомневаться в искренности его слов, но... "Что бы тогда случилось с человеком?!" Разве тот, кто мечтает самолично передать упавшего человека в руки капитана гвардии, стал бы так за него беспокоиться?.. "не знаю, что сейчас происходит в голове у папса... быть может, перемешались все воспоминания, или они наслоились одно на другое..." А, может, кто-то совсем не знает собственного брата? От нахлынувшей досады я резким движением сбиваю снег с примостившегося у дороги кустарника. У меня был шанс это выяснить! Если бы Папирус не бегал так быстро, я бы смог его обо всём расспросить по пути! Собственно, в этом и заключался мой неудавшийся план... "Если бы не я, он бы совсем перестал патрулировать дороги!" Ну вот и как теперь воспринимать скелета сумасшедшим, если он оказался прав? Каковы были шансы, что из покинутых и ограждённых проволокой горных хребтов, куда уже много лет не ступала нога человека, в Руины кто-нибудь свалится?.. Ничтожные. Нулевые. Однако он продолжал верить в это, готовился, ждал, и ведь в итоге-то не ошибся! Так, может быть, его сознание не так уж и потеряно? Может, его просто никто не оказался в силах понять? Я ведь мог узнать это! А сейчас всё, время упущено. Придётся разве что идти по следам в надежде, что Папирус будет возвращаться в Сноудин этой же дорогой, и мне хотя бы так удастся его перехватить на полпути. В раздражённых чувствах я снова со всей силы ударяю ботинком по сугробу, что криво возвышается у тропы... И тут же мне приходится глубоко об этом пожалеть. Потому что сугроб вдруг начинает шевелиться, расширяться, увеличиваться в размерах, издавая приглушённо-визгливые звуки, а уже через секунду снег разлетается в разные стороны хлёстким фейерверком, и тёмная, неказистая фигура, похожая на гигантскую птицу из средневекового бестиария, в один прыжок сокращает расстояние между нами и свирепо клокочет, преграждая мне путь.