Horrortale, или история о неудачном самоубийстве

Когда странник Картер попался в ловушку к чернокрылым птицам шантак, что превышали размеры слона и чьи морды походили на лошадиные, он взобрался на чешуйчатую спину одной из этих пугающих тварей и отправился в полёт выше облаков. Об этом писал Лавкрафт. – Стой-стой-стой! Послушай, вышло недоразумение, я не хотел тебя ранить! В ответ – хохочущее птичье скрежетание, и острые перья, словно пущенные стрелы, сыпятся с повреждённого крыла. К счастью – в меня они не попадают. Мне удаётся увернуться в сторону в последний момент. Когда птица Рухх возвращается домой, её мощные крылья покрывают долину и заслоняют солнце, но искатель приключений Синдбад (на фоне Рухх – почти что муравей), смог выбраться с острова, прицепившись к её ноге. Это дошло из легенд "Тысяча и одной ночи". – Подожди минутку, давай обсудим всё мирно, и я... Ну не знаю. Могу подарить тебе эту милую косточку в качестве компенсации, что скажешь? Пока я лихорадочно пытаюсь сообразить, что делать дальше, исполинская птица надвигается на меня, выставив вперёд своё грузное туловище. Я чуть не теряю равновесие, и маленькая круглая кость, которую я обнаружил у себя в кармане, падает и пропадает в снегу.  Когда одноглазые люди выходят безлунной ночью с мешками и лопатами, чтобы похитить золото, охраняемое хищными грифонами (существами с невероятно крепкими когтями, орлиным клювом и пёстрой шеей), немногие возвращаются назад, однако те, кому удаётся, приобретают огромное богатство. Об этом рассказывают древнегреческие мифы. – Ладно, не хочешь подарок, давай я попробую подлечить тебе крыло. Тут живут мои друзья, совсем рядом, я могу отвести тебя к ним, они помогут... И тут же вскрикиваю, ощутив, как что-то тяжёлое толкнуло меня в грудь. На мгновение пространство под ногами начинает качаться так, будто наступило землетрясение. Я вовремя откидываюсь на землю – на то место, где я только что стоял, с низким гудением обрушивается очередь вспыхивающих белых огней. "Магия" – испуганно шепчет мой внутренний голос. "Да что ты говоришь?" – с издёвкой корчусь на него в ответ. Когда я натыкаюсь на птицеобразного монстра и случайно калечу ему крыло, мой мозг в панике начинает отыскивать знакомые примеры, подходящие под случай, однако ни взобраться на монстра, ни улететь на его спине в родные края, ни отобрать сокровища и скрыться во тьме в данной ситуации не представляется возможным. Это катастрофа. Рухх-шантак-полулев-полуптица-существо-стреляющее-в-меня-магическими-вспышками-и-очень-рассерженное делает ещё один длинный скачок ко мне навстречу, но тут уже я, извернув руку под весьма болезненным углом, хватаю тяжёлый зубристый камень, который упёрся мне в локоть, когда я упал, и со всей силы, с которой только позволяет моё распластанное положение, швыряю его в мохнатую птичью ногу. Камень, достигнув цели, отскакивает с твёрдым стуком. Птица тут же отшатывается, издаёт сдавленный вскрик, взмахивает крылом; её глаза расширяются от испуга. – Не сссмммешшшшно?!.. – то ли спрашивает, то ли пришибленно восклицает монстр. – Так ты разумное! – удивляюсь я, впервые услышав птичью речь за всё время нашей схватки. Наши движения вдруг становятся синхронными. Я отползаю подальше к дороге – существо, сильно хромая, чуть ли не целиком переложив свой вес на здоровую ногу, делает от меня несколько робких полушагов-полуподскоков назад и прерывисто хрипит. Видно, что такого исхода птица едва ли ожидала. Отпятившись к дереву, она затравленно бросает на меня взляд и, издав какой-то булькающий звук, укрывает клювом больное место, слабо дёрнув поломанным крылом. Зрелище, по правде сказать, вышло жалобное. У меня на душе заскреблось что-то нехорошее. "Ну и кто пообещал Сансу, что не причинит никому вреда?" – если бы мне вдруг сообщили, что я стал причиной вселенского апокалипсиса, это бы и то прозвучало сейчас менее угнетающе... Причём мне даже формулировкой себя не оправдать – всё было сказано совершенно конкретно... "Посмотри, что ты наделал, умник. Испугал птицу, подбил ей крыло, а теперь ещё и камнем для пущей убедительности решил припечатать. А чего сразу тогда окончательно не прибил, зачем столько сложностей?" Я... я смогу это исправить. Я сообщу кому-нибудь, его вылечат... "Надо же, какая уверенность! – мой голос взъелся ни на шутку. – Я уже представляю эту сцену: монстры добрые, я тут сородича вашего в котлету превратил, поймите и простите, а ещё приведите его в порядок поскорее, иначе меня, бедного-несчастного, совесть пожирает без остановки. Самому-то не смешно?" Не смешно... Ох... Мне становится не по себе. Я медленно приподнимаюсь на корточки – в стойку с полусогнутой спиной – выпрямляюсь полностью, стараясь не напугать монстра ещё сильнее, и в примирительном жесте, подняв обе ладони, делаю попытку к нему приблизиться. Однако он, тут же всполошившись при виде меня, вскакивает, ударяется спиной о дерево и, когда понимает, что отступать больше некуда, съёживается, начинает трястись и тихо бормотать что-то на своём птичьем, зажмурив глаза. Боится. Я останавливаюсь, как вкопанный. "Я вот размышляю, как бы такое вредительство расценили по людским меркам? Причинение особо тяжкого вреда? Браконьерство?" Слушай, мне и без твоих подколов тошно, не мог бы ты заткнуться, пожалуйста? "Забавно, что ты даже не пытаешься возразить. В то, что это была попытка самообороны, ты и сам не особо веришь, я погляжу". Я не знаю... Я ударил его первым, но это же вышло случайно! А дальше просто испугался... Но ведь и он мне мог навредить! Ты видел, как пролетела его магия? "Меня больше интересует, как ты теперь собираешься ему помочь? Если всё ещё, конечно, собираешься. Ему от одного твоего вида уже становится плохо". Меня тоже этот вопрос крайне интересует: сделаю ещё хоть один шаг и, чувствую, что совсем доведу беднягу до инфаркта. Не знаю, сколько бы ещё я так простоял в раздумьях и неподвижности, быть может, вечность, если бы вдруг откуда-то издалека не послышался незнакомый голос: – Сноудрееейк! Птица, услышав крик, навострила уши, слегка пошевелила головой, но на этом её движения прекратились – источник опасности всё ещё рядом. Однако от моего внимания это мимо не прошло: она отреагировала на зов. Это кричат её имя? Может, у неё есть хозяин, и сейчас он разыскивает свою пропажу? Час от часу не легче. – Сноооудрееейк! – голос как будто уже чуть ближе, но всё равно ещё далеко, где-то глубоко за деревьями. Птица слабо всхлипнула. Не могу так больше. – Если вы ищете монстра, похожего на птицу, то он здесь! – заорал я на верхушки ёлок. – Он сильно ранен! Нужна ваша помощь! На мгновение округу окутывает тишина; на контрасте после моего выкрика – звенящая. Глаза подбитого монстра расширились чуть ли не до размеров тарелки, он в сильном волнении зашелестел перьями, уставившись на меня со смутной смесью надежды и страха во взгляде. "Сейчас-сейчас" – шепчу я, разом растеряв былую смелость, ощущая, по правде сказать, ровно то же самое: что ожидать – кару или спасение? – Где вы? – раздаётся откуда-то справа. – Идите на голос! Возле дороги! "Тебе либо конец, либо свинтить отсюда ещё не поздно..." В чаще что-то зашевелилось, послышалось шуршание и уже ближе – чей-то торопливый топот. "Поздно" – обречённо выдыхает голос. И вот из-за ёлок, задевая кусты и ветви, спотыкаясь о торчащие корни, показался высокий худой монстр, покрытый бледно-серой шерстью; с заячьей мордой и заячьими ушами, понуро выглядывающими из-под кепки. Одет он был просто – кроссовки, красные спортивные шорты до колен, жёлтая футболка, – однако вид его почему-то производил впечатление весьма неряшливое, как будто он впопыхах накинул на себя первое, что попалось под руку. Чем-то он даже смахивал на Багза Банни из детских мультиков, вот только сильно помятого и мутировавшего до размеров, превышающих человеческие. – Уф, угораздило ж его... Вот же забурился... Одни проблемы с этими одичавшими... Это ты кричал? – развернулся он ко мне, но его внимание тут же переключилось на птицу; монстр всплеснул руками и кинулся к потерпевшему. – Сноудрейк! Что это с тобой? – Тут ситуация произошла, не очень хорошая... – робко отвечаю я, даже не зная, как объяснить, но, к моему неслыханному счастью, меня не особо-то даже и замечают: прибежавший монстр полностью оказывается занят Сноудрейком. – Вот всегда они так, ни на минуту нельзя без присмотра!.. Убегают, попадают в передряги, а отвечать за них мне! – жалуется он. – Сейчас, сейчас, посмотрю тебя, не шебурши. Вот здесь больно? И здесь? Уф, ну и кошмарная же нога у тебя, дружище. Где это ты её так?.. Моё сердце словно бухается вниз с крутого склона. Это конец. Птица с укором посмотрит на меня, монстр осознает, какое участие в ситуации я принял, и всё рассыпется прахом. Вот прямо сейчас... Через секунду... Я будто снова очутился в школьном коридоре, ожидая вердикта директора за свои бесчисленные прогулы, которые я прикрывал поддельными справками. Ложь раскрылась; и в настоящий момент моё состояние один в один повторяет то самое, зелёно-коридорное, из прошлой жизни – неотвратимое ожидание последствий. Варианты мрачных сценариев уже вовсю разворачиваются в моей голове, но... Ничего не происходит? Я решаюсь приоткрыть зажмуренные от напряжения веки. О моём существовании будто забыли. Сноудрейк застыл с задранной ногой и широкими глазами, словно не понимая, что происходит, наблюдал на прыгающим вокруг него монстром, который в свою очередь носился с такой невнимательностью, что, не закончив одного дела, тут же принимался за следующее. Быстрый осмотр раны прервался на то, чтобы распрямить птице крыло, но, не успев его толком пропальпировать, он снова метнулся к раненой ноге. Заметив, что я за ним наблюдаю, он осёкся и растерянно опустил уши. – Слушай, ты это... Не говори никому, ладно? Я вроде как за ними приглядывать должен... А этот сбежал! У меня таких целый загон, ну вот и как прикажете за всеми уследить? Ещё одной бестолковой лекции от начальства мне теперь только за него не хватало... – Эм... Загоны?.. – я неуверенно делаю шаг навстречу к беспокойной парочке; неужели прокатило? – Агась. Ну-ка, помоги, – монстр-Банни подхватил птицу сбоку и приглашающе мне кивнул. – Надо его обратно... Там подлечим... С учётом того, что пару минут назад Сноудрейк от меня шарахался, я даже не знаю, хуже я сделаю себе, если подойду, или монстрам, причём обоим сразу?.. Но, кажется, рядом со своим опекуном птица успокоилась и расслабилась. Я аккуратно приблизился с левой стороны, приобнял птицу, чтобы она могла на меня опереться (ростом она на полголовы возвышалась надо мной из-за длинных перьев, покрывающих макушку), и тут же ощутил, как на моё плечо навалилась тяжесть, сравнимая с сотней пуховых подушек. Где-то в шейном отделе тут же что-то неприятно хрустнуло. Вот и расплата за вспыльчивое махание ногами. Расплачиваться придётся позвоночнику. "Когда полудурок Алистер покалечил Сноудрейка, он сделал вид, что вовсе не при делах, и его придавило исполинскими птичьими перьями", – хихикнул голос. Да-да. Об этом я напишу в своём дневнике. Монстр-Банни, я и птица, которую мы медленно вдвоём повели по ухабистой тропе, придерживая с обеих сторон – такой комичной процессией мы направились вперёд, затирая следы, оставленные Папирусом, и превращая их в смазанную абстракцию из трёх новых разнородных отпечатков. – Ты ведь не местный, да? – слегка запыхавшись, подал голос монстр. – Не видел тебя здесь раньше. Ты из Водопадья? Переселенец? Я неопределённо что-то прохмыкиваю, но монстра такой ответ вполне устраивает. – Что, тоже в ногу шагать и по струнке строиться надоело? – Банни ехидно фыркает, поудобнее устраивая крыло птицы на своём плече. – Говорят, скоро у вас ещё хуже нашего устроится, Андайн чуть ли не спартанцев из вас планирует сотворить... Слышал же, да? Тут из твоих к нам пара-тройка уже перебиралась. С акклиматизацией им тяжко, конечно, было... Еле оправились, бедняги... Но ты вроде бодрячком, так держать! По реке переправлялся? На лодке? – "хмм-хм" отвечаю я; кажется, это приняли за утверждение. – Повезло же! Дороги-то все перекрыты... Ну, вот у нас такие здесь порядки. Держим птичек под присмотром, так сказать, понижаем уровень энтропии! – Чего понижаете? Банни поник. – Ну... Я не особо понимаю, что это значит, на самом деле... Но звучит-то круто, скажи!.. Не я придумал. Есть у нас тут умники – кому хочешь мозги загрузят мудрёными словами... – Ты про Гриллби? – мне вспоминается личность, подходящая под описание. – Вообще-то его зовут Санс. Видел, наверное? Жуткий такой, скелет с дырой в черепушке. Пугает он меня, чесслово... Он тут командует. И про энтропию эту всё лекции мне читал... Я так перепугался, что он со мной заговорил – половину прослушал! Но голову мне загрузил конкретно. Нельзя, видите ли, оставлять в беспорядке одичавших! Говорит, хуже только будет, энтропия поднимется. Хотя куда уж... По мне так следить за этими снежинками круглые сутки – вот что хуже. – Снежинками?.. – А ты взгляни на него. Ну, снежинка же вылитая! Вот и летали бы себе дальше по лесу, вместе со снегом! Так нет же, сгребли в одну кучу – а мне ночей не спать, следить... Я вообще-то надсмотрщиком им не устраивался, я мороженое раньше продавал!.. А теперь ни денег, ни мороженого, только ходи и возвращай сбежавших Сноудрейков... – Подожди, как ты сказал? – Сноудрейков, говорю, только ходи и вылавливай повсюду... – Нет, это я понял. Я думал, Сноудрейк – это его имя, – я киваю на птицу. – Ну... Да. Так его и звать. – А в загонах у тебя кто?.. – Сноудрейки... Ты чего так смотришь? – Одно имя на всех?.. – Ну да. У вас в Водопадье коллективных нет что ли? – увидев, что это ни о чём мне не говорит, мой собеседник теряется. – Фух... Монстры с коллективным разумом. Как так?.. Серьёзно, никогда не встречал?.. – я мотаю головой. – Ну... Тогда вот тебе. Сноудрейки. Ярчайший пример в своём экземпляре. Как они там устроены, сознания их, вот это всё – не могу сказать, не специалист. Но мыслями и воспоминаниями делиться они могут, на расстоянии причём. Я как-то гонялся за одним, жуть как устал, решил припугнуть – а они страшно хлопающих звуков боятся. Это тебе на заметку, кстати, если вдруг проблемы возникнут с такой пташкой – устроишь им бурные апплодисменты, и они даже с места не сдвинутся. Реакция у них... Так вот, похлопал я ему в ладоши, приволок домой – так на меня добрая часть загона сразу в ужасе уставилась! Увидели своим каким-то общим зрением... Или услышали как-то, кто их разберёт... Но вот совсем дикие такого не умеют, до таких даже своим не достучаться. Наш ещё ничего, – монстр по-доброму взъерошивает Сноудрейку хохолок, – что-то говорит, что-то понимает, общается там с себе подобными. Хотя тоже одичавший... Не осталось других тут больше... Повымирали... "Где ж ты раньше-то был со своими советами?!" – мелькает в мыслях вспышка разъярённой молнии, как только Банни заговорил о хлопках. Ладно, сделанного всё равно уже не воротишь, что уж теперь... "Нет, ну потрудился бы хоть кто-то предупредить! Принять меры для сохранности монстров – это же в их интересах, в конце-то концов!" Что ж, зато теперь будем знать, сейчас-то что поделать... "Что поделать?! Даже не знаю, может, порасспрашивать местных или почитать чуть больше, чем две-три книги, прежде, чем отправляться в свободное странствие по неизвестному миру?!" – если бы мой мозг умел сворачиваться в трубочку, сейчас бы он сделал именно это от врезавшегося в него фальцета. – Что значит одичавший? – наверное, чересчур громко спрашиваю я, пытаясь заглушить бунтующее соло внутри головы; Сноудрейк дёрнулся. – Фух... Подожди, постоим. Вот же тяжеленный, – монстр остановился, провёл тыльной стороной предплечья по вспотевшему лбу, тяжело выдохнул. – А ты попробуй, поговори с ним. Он твоё имя через полчаса уже забудет, если не раньше. И между собой беспорядок у них теперь. Раздробились... Дорога со следами осталась далеко позади. Мы ступили куда-то в чащу. Вереницы куцых ёлок с обломанными по низу ветками ничуть не смягчали унылой картины: редкие проталины, неизменные сугробы. Птица высвободилась из наших рук, прихрамывая, наклонилась к земле и зачерпнула клювом горсть рыхлого снега. На манер пеликана, поймавшего рыбу, подкинула её в воздух. Раздались чавкающие звуки. Банни устало плюхнулся под ёлку, раскорячил ноги в коленях. – И такие эксцессы у них не впервые. То и дело, один крыло расцарапает, другой на дерево полезет и свалится, тащить его потом всего переломанного... Хрупкие стали, а мозгов ни капли. Голодали ведь долго... Тут и семи пядей во лбу одуреет. Фух. Бедолаги, конечно, жаль их... Ты садись, – монстр похлопал по торчащей коряге рядом с собой. – Этот пока не отдохнёт, никуда мы отсюда не сдвинемся... Одна мне с ними удача, далеко им не деться. Пробегут с полкилометра – и завалятся куда-нибудь в сугроб. Силы берегут. Я как раз их найти успеваю... – Они правда всё забывают? – пощупав скользкую, склизкую корягу, решаю лучше опуститься на снег. – Ещё бы! Да он уже не помнит наверняка, что сбегал! И где он был минут десять назад, тоже. И так со всем их семейством, можешь представить? Одно мучение... Раньше-то как: один разум на всех, работает исправно. Одному говоришь, ну, скажем, "пора обедать, я принёс хлопья", через секунду вокруг тебя уже вся стая прыгает. И даже не важно, что остальные были далеко. Говоришь одному – слышат все. Договорился с одним, значит, договорился со всеми. Случилось что-то в лесу, уже об этом известно в городе. Передатчик новостей лучше любого радио! А теперь что... Одичали, обособились... Связь между ними их мысленная ослабла, потерялась считай, а самостоятельно мыслить... Ну, не умеют они. Хлопки им только и мерещатся. От этого и приключения... Либо сама удача послала мне благословение, либо я в целом хожу у неё в любимчиках с недавних пор! Не говорю о прыжке, честно сказать, я до сих пор не разобрался, на благо я очутился здесь или так, по прихоти хитроумного рока. В любом случае – мне неиронично начинает здесь нравиться; происходящее складывается как никогда любопытно. Санс (который, теперь я уверен, действительно настроен ко мне благосклонно – как же иначе для живого воплощения нового шанса загладить старую вину), оказывается, влиятельная персона у населения монстров, а, значит, с их стороны опасаться мне нечего (кто знает, с какими ещё экземплярами придётся идти на контакт); я всегда смогу прикрыться знакомством с авторитетом. А Сноудрейк, из-за которого я мог очень быстро потерять его расположение, на моё счастье оказался обладателем короткой памяти и рассинхронным коллективным мышлением! Банни вылечит птицу, я помогу донести её до дома – проблема решена! Можно даже считать, что её и не было! "И никаких последствий, как удобно" – фыркает голос. Мне становится значительно радостнее жить. – Ты чего улыбаешься? – замечает монстр. – Да так, я о своём... – Ну, тогда двигаем дальше, что ли? – Банни поднимается, отряхивая снег со штанин. – Тебя разместили-то, кстати, где? Тебе как потом возвращаться? До загонов ещё уйму времени шагать... "Да я тут в доме начальства вашего с братом его кантуюсь, на птичьих правах, так сказать", – чуть не брякаю я, но шум, внезапно раздавшийся за полосой деревьев, заставляет нашу троицу тревожно замереть. — Что там ещё такое? – заволновался монстр. Сноудрейк перестал жевать снег. С его клюва упало несколько крупных капель перед тем, как он раззявил его во всю ширь, и округу пронзил протяжный птичий зов. Со стороны леса нестройным хором раздались в ответ такие же завывающие звуки в три-четыре голоса сразу. – Ещё Сноудрейки?.. – выражением лица Банни можно было бы проиллюстрировать учебник по эмоциям для художников с подписью "кошмар" или "глубокое отчаяние". Послышалось шелестение, возня, торопливый топот из-за елей. Наш раненый товарищ, курлыкнув что-то себе под нос, прихрамывая, давя на больную ногу, поскакал вперёд. – Куда?! Стой!.. – Банни совсем потерялся. Тем временем за ветвями мелькнули перья. Потом показались крылья в количестве нескольких пар. С другой стороны снова взвилось в воздух птичье гудение. Над низкими кустами пролетела белая шипящая вспышка и, прокатившись по земле, исчезла за горизонтом. – Я калитку забыл закрыть... – в ужасе, едва слышно, зашевелил губами монстр. – Кинулся его искать, и не закрыл калитку... В ответ на первую вспышку в нашу сторону тут же покатилась вторая. Мимо моего уха просвистела третья. Лес превратился в какофонию из шуршания крыльев, птичьего гомона, гудения и треска магии. Мне показалось, что я начинаю сходить с ума, потому что в этом звуковом хаосе я смутно стал улавливать что-то, похожее на слова: "улёдный уикенд!", "вот это тебя отметелили!", "а отец твой знает, что ты проснежил шляпу?" "Сумасшедший дом", – подумал я. "Снегосшедший день!" – прилетело мне. Не знаю, сколько бы ещё продолжалось это безумие, но тут Банни, наконец, очнулся от оцепенения. – Эй-эй-эй! Всем успокоиться, всем стоять смирно! Ну-ка! Сколько же вас сразу... Монстр интенсивно захлопал в ладоши. Эффект это произвело лишь на Сноудрейка, подкравшегося близко к нам, на нашего знакомого, который застыл в скрюченной позе в метрах пятидесяти от источника звука, и ещё на парочку птиц далеко за деревьями. Я присоединился к апплодисментам. Внезапный птичий концерт, получив свою долю зрительских оваций, стал постепенно затухать. Должен сказать, лесной пейзаж, усеянный тут и там фигурами переполошённых птиц, словно комичными статуями, заметно повеселел. – Фух, спасибо! – Банни нервно встряхнул головой и, как только стало возможно говорить, не повышая голос, с растерянным видом обратился ко мне. – Вот же я попал... Мне ж их обратно теперь всех... – Тебе бы дудочку крысолова... – задумчиво протягиваю я. – ну, это было бы кстати. ещё так погорланите с полчаса, и народ как раз успеет на вас окрыситься. хе-хе. особенно из живущих неподалёку. Бедолага Банни, должно быть, оказывается в шаге от инфаркта раз в третий или четвёртый подряд за сегодняшний день – от неожиданности он подпрыгнул так, что чуть не задел макушкой высокую еловую ветвь, а, развернувшись и увидев Санса, вдруг оказавшегося за спиной (своё непосредственное начальство, которому становиться свидетелем злополучного происшествия было нельзя ни в коем случае!), затряссяя сильнее Сноудрейка. Я же со смесью удивления и непонимания уставился на изначальную причину всеобщего переполоха, потому что изменения бросились в глаза моментально: скелет выглядел плохо. Хоть и старался это скрыть. Его внешний вид как будто весь сморщинился (если вообще можно применить подобное к скелету...), состарился, ссутулился. Он всё так же старался смотреть непринуждённо, так же держался в привычной позе "руки-в-брюки", но былой расслабленности в ней уже не ощущалось. Наоборот, казалось, словно какой-то тяжкий невидимый груз вдруг придавил его плечи. Да и голос его показался мне черезчур напряжённым. Что произошло? И где он пропадал?.. Санс тем временем, нехотя оценив обстановку со скульптурным птичьим ансамблем, растянулся в зловредной улыбочке и неспешно надвинулся на Банни, уже и без того готового свалиться в испуганный обморок. – смотри аккуратнее, приятель. от таких жарких оваций снежинкам только растаять теперь не хватало. хе-хе. к слову... не потрудился бы ты объяснить... что за чертовщину вы с ними тут устроили? – Плановый выгул Сноудрейков! – подскакививаю я к Сансу прежде, чем птицы окончательно лишились бы своего загонщика; на раздумья у меня ушло меньше секунды – надо выручать. – Знаешь, им ведь тоже не дело всё время торчать взаперти; представь, какого им – скучать, не вылезать из загонов круглые сутки... "Ой-ёй", – доносится до меня панический шёпот Банни. Я и без него уже понимаю, что импровизация вышла неудачной. Скелет недоумённо моргает. – ты загоны-то хоть раз видел, малой? – устало вздыхает он. – мы их растянули на четверть леса, ты и за полдня их не протопаешь. Я только пожимаю плечами. Что ж, сделал всё, что смог. – ладно, сейчас есть дела поважнее. С видом замученного родителя, которого дети втянули в какую-то бурную перепалку, Санс махнул рукой в сторону монстров, напоследок, однако, не забыв дать ценные наставления для птичьего опекуна. Или же будет вернее – окончательно его запугать... в профилактических целях? – слушай, я собирался здесь прогуляться вечерком. знаешь, рекомендуют для здорового сна тихие и спокойные прогулки вечерами, ага? и... знаешь, было бы очень плачевно, если бы подходящего места к этому времени здесь не нашлось. ты же меня понимаешь, дружище? Плюхнулся ли монстр на снег, или это упала шаткая ветка, или вся округа целиком вместе с птицами мгновенно погрузилась в состояние полуобморочного трепета... Этого я увидеть уже не смог, потому что Санс, прихватив мой рукав толстовки, повёл меня куда-то в противоположную от места происшествия сторону: – что ж, всем пернатым держать хвосты пистолетом, а человека я пока забираю. идём-ка со мной, ал. есть разговор. "Человека?!" – ошарашенный возглас Банни врезался мне в спину прежде, чем пространство леса исчезло у меня под ногами. "Он назвал тебя по имени?!" – не менее ошарашенно воскликнул голос, как только я вновь почувствовал под собой твёрдую поверхность. Длинный пустой коридор. Пурпурные стены. Эхо, встретившее нас гулким отзвуком от соприкосновения тяжёлых ботинок с мраморным полом. Ох, не к добру всё это... – знакомое место, правда? Санс отпустил мой рукав, как только мы "приземилились", тихо ссутулил плечи и отрешённо обвёл взглядом потолок, прислонив голову к стене. Звук скрипящей двери из комнаты наверху. Торопливый топот, стремящийся меня настигнуть и навсегда замуровать в искусственном прекрасном мире без моего на это согласия. Меня начинает мутить, я хватаюсь рукой за стену, потому что воспоминания о последнем пребывании в этом коридоре волной захлестнули мой едва успокоившийся рассудок. "Флауи, мне плевать, что там будет дальше, но здесь я не останусь, слышишь меня?" "Она тебя не выпустит, ты только её разозлишь... Алистер, послушай меня! Вернись, она же хочет, как лучше!" "Черта с два! Ты слышал её вообще? Какое я дитя, мне три года, по её мнению? Предлагаешь завернуться в люльку и строить из себя куклу для успокоения её материнских инстинктов? Это, по-твоему, лучше?" "Ох, нет, это звучит... Довольно грубо..." "Правда что ли? Нет, грубо будет звучать вот что: я выпиливался не для того, чтобы всякие подземные чудища подпитывали свои фантазии о счастливой семье за мой счёт, мне этого и у себя с головой уже хватило. Я здесь ради себя самого, понятно? И терпеть подобного обращения с собой не намерен!" – Сюда же нельзя было вернуться обратно... – шепчу, сползая вниз по стенке, чувствуя, как силы, равно как и ощущение реальности, постепенно начали от меня ускользать. – Она же тут всё загородила... "Алистер..." "Нет, не перебивай. Я стремлюсь к достижению покоя, ясно? К тишине, небытию, отсутствию раздражителей!.. К свободе! Но что-то я не вижу здесь ни того, ни другого, ни третьего. Говоришь, это не загробный мир? Говоришь, я жив? Превосходно! Потому что если бы жизнь после смерти настолько не соответствовала моим представлениям, моему разочарованию бы не было конца. А, значит, дорога к моему освобождению всё ещё открыта!" "И ты... Собираешься покинуть Руины, чтобы... Умереть?" "Именно! Она сама проболталась, что люди исчезают за их пределами, да и ты мне своими советами все мозги уже проел. Но если попадусь в её лапы – пиши пропало, ты видел вообще этот шприц?.. Флауи?" " . . . " – хей. приятель?.. всё в норме?.. – я чувствую, как меня начинают трясти за плечо, но едва ли могу хоть что-то сформулировать в ответ. Руки сами собой сжимаются в кулаки от напряжения. "Что, нечего сказать, да? А я скажу – ваша драгоценная мамаша в зомбака меня решила превратить, не иначе! В покорную болванку без личного мнения! Нет, слушай! Слушай меня, Флауи, со своей свободой воли я ни за что не расстанусь, понятно? У меня есть воля, есть право на то, чтобы эту волю изъявлять! И я изъявляю свою волю, и по своей воле решаю лишить себя жизни, которая мне осточертела уже тысячу раз! И если в качестве альтернативы мне могут предложить только пилюлю в мозг, от которой я сам себя потеряю в конечном счёте... К чёрту такую альтернативу, и вас всех вместе взятых тоже к чёрту!" "Алистер, я..." "Либо ты помогаешь мне, Флауи, либо я всё ваше подземелье разнесу здесь к чертям, пока ещё буду на это способен! Никому не позволю просто так отнимать у меня право выбора, слышишь? Никому!" "Стой-стой-стой! Ох, хорошо, я... Я что-нибудь придумаю, Алистер, я... Я помогу тебе выйти отсюда, если ты этого хочешь... Хорошо". – так, малой, давай-ка, приходи в себя. Здесь у меня чуть не отобрали свободу воли. Здесь у меня чуть не отобрали свободу выбора. Здесь у меня чуть не отобрали меня. – ал, слышишь меня? успокойся. никто ничего у тебя не собирается отбирать. Зачем мы сюда вернулись? Зачем я снова оказался здесь?! Она же сейчас появится на шум! Услышит и спустится сюда! – ал, послушай... Но она не воспринимает меня, как человека! Ей снова понадобится от меня роль послушного ребёнка, которым я никогда не являлся! Поддаться ей – это слишком извращённый путь самоуничтожения! О таком диком способе я не мечтал! – чёрт, вот же дерьмо. Я хотел разрушить тело, а не личность! Я не хотел становиться бездумным овощем, за которым бы требовался бесконечный уход, чего она от меня и желает! В ущерб человечности! В ущерб свободе волеизъявления! Я не позволю! Не позволю! – САНС! ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ С ЧЕЛОВЕКОМ!? ПОЧЕМУ ОН ТАК СИЛЬНО ЧЕШЕТ НОГТЯМИ СВОЁ ГОРЛО? – вот же... бро, посторожи коридор, никого не впускай, мы ненадолго. – САНС! СКОЛЬКО РАЗ Я!.. Вспышка. Хлопок. Я снова теряю опору под ногами и снова ощущаю на себе силу гравитации. Реальность будто сминается, как клочок писчей бумаги, оглушает резким шуршанием, схлопывается, как внезапно погасший экран телевизора – отключается картинка, отключается звук. Наступает темнота. * Когда я прихожу в себя, первое, во что утыкается мой взгляд – тёмно-синяя толстовка. Затем – мои сцепленные руки в запястьях, удерживаемые холодными костями. Затем – мягкий ворсистый ковёр под ногами с геометрическими фигурами в качестве узоров. Пытаюсь пошевелить руками – сидячее с сильным наклоном положение, в котором я себя обнаруживаю, едва ли можно назвать удобным, – но клетка из сомкнутых костей не поддаётся. – так, приятель. давай начистоту. прежде, чем тебя выпустить, я должен убедиться, что ты не станешь тут же перецарапывать себе глотку. со своей свободой воли и прочей чепухой, что ты там нагородил. Поднимаю взгляд на скелета – его вид выражает крайнюю степень серьёзности, привычного насмешливого оскала нет, взгляд кристально ясный и прямой. Значит, не шутит. Но разве я что-то себе перецарапывал?.. Я что-то говорил?.. Зудящая шея со всех сторон, по крайней мере, даёт удостовериться хотя бы в первом. Пытаюсь вспомнить, но в голове лишь одна туманность наслаивается на другую. Плохо дело. – Что произошло?.. – да и голос ещё какой-то хриплый, запинающийся; свой вопрос я скорее выкашливаю наружу. – что из последнего ты запомнил? Мне приходится изрядно напрячь свои извилины. – Папирус тебя искал. Я пошёл вместе с ним, но мы разминулись. Потом... Уф, я... Я наткнулся на Сноудрейка и Банни... Ну, монстр, который за птицами следит, с ушами длинными, я не спросил его имени. Потом... – меня будто озаряет яркая вспышка, и я недоверчиво смотрю на Санса. – Мы как-то оказались в Руинах? – оказались, – скелет коротко кивает, а его хватка на моих запястьях усиливается до степени слегка уже даже болезненной. – а теперь слушай меня внимательно, малой. здесь тебе ничего не угрожает. уясни это. руины пусты. ториэль... её нет больше. она мертва. Последнее, сказанное Сансом (да ещё и таким неестественно отрешённым голосом) – то, что я ожидаю услышать меньше всего в данный момент. – Ч-чего? – происходящее едва ли укладывается в моей голове. Скелет ещё пару мгновений пристально вглядывается в моё лицо и, видимо, не обнаружив на нём признаков безумия, расцепляет пальцы и отходит в сторону. Мне открывается вид на комнату, в который я очутился. Конечно же, я видел её раньше. Её можно было бы назвать даже уютной – такое чувство, будто наведение порядка именно здесь, на этом островке былых счастливых воспоминаний, Ториэль считала своим первоочерёдным долгом. Я помню, как поразила меня её чистота по сравнению с остальными помещениями. Идеально выглаженное постельное бельё. Ни единой пылинки ни на полках, ни на прикроватной тумбочке (впрочем, сейчас это обстоятельство изменилось). Коробка с игрушками, которая едва ли использовалась по назначению последние полвека (плюшевых медведей можно было бы назвать даже винтажными), однако бережно собранная и терпеливо ожидающая своего часа. И я помню свою мимолётную мысль, возникшую от созерцания этой комнаты впервые: "а ведь точно так же хранит бесполезные вещи и моя мать..." – руины я обнаружил уже открытыми, когда подошёл к дверям. они были распахнуты настежь, – доносятся до меня бесцветные вибрации голоса. – само собой, меня это насторожило – проход всегда был заблокирован, пока внутри находилась ториэль. она поставила на них... своего рода барьер, хотя это и не совсем верное слово. без её решения снять защиту никому из монстров было бы не зайти. и тут вдруг... – Санс прерывисто выдыхает; возникает тяжёлая пауза. – я нашёл горстку пыли в саду. в перемешку с сухими листьями. – Слушай, я знаю, о чём ты хочешь меня спросить, но я её не убивал! – поднимаю ладони в знак своей невиновности. – Мы с Флауи заперли её в комнате, чтобы я мог сбежать, но не более! Я просто не мог оставаться с ней! – уж поверь, малой, если бы кто-то здесь умер из-за тебя, мне бы стало это известно в первую очередь, – хмыкает Санс. – я не виню тебя ни в чём, расслабься. монстры умирают не только из-за ран. по сути, – скелет усаживается на кровать и отстранённо откидывается на подушки, приняв чуть ли не полулежачее положение, – душевные недуги для нас даже опаснее поверхностных. те хотя бы можно вовремя заметить, излечить... а такое... Он умолкает, прикрывает глаза и кажется, будто его сознание плавно погружается в небытие. – Ториэль... Она могла уйти добровольно? Или это... – слушай. ты переживал когда-нибудь потерю близкого друга? – резко обрывает меня скелет, даже не открывая глаз. – ты понимаешь, что я в принципе говорю сейчас с тобой через силу, и на то, чтобы обсуждать такие вопросы, мне как минимум нужно время? – Прости... – мне становится неловко от своей нечуткости. – Тебя оставить?.. – я хотел бы побыть в одиночестве, но меня ждёт папирус, – Санс шумно выдыхает, приподнимается, потирая рукой височные кости. – и теперь... нет времени, надо что-то решать с руинами и... всей этой ситуацией... От одной только мысли, какую ношу придётся взвалить скелету на свои плечи, как ответственному за город, мне становится тревожно. Нужно как-то сообщить народу о гибели бывшей королевы. Мистера Гибсона эта новость, конечно, подкосит... И наверняка не его одного. Нужно разобрать личные вещи. Обследовать Руины, проход к которым был недоступен монстрам уйму лет. Сколько же проблем ему выпало сразу... – эту комнату она хотела отдать тебе, – я едва замечаю, как Санс уже оказывается у двери; в понурой позе, с опущенным взглядом вниз. – я нашёл дневник на её письменном столе. её последние записи... она много думала о тебе. и... поступай как знаешь, конечно. но она была... в общем, её предсмертное желание – для меня это не пустой звук. – Я... я могу остаться здесь?.. "Я правда могу остаться здесь без угрозы для свободы передвижений?" – вот что я на самом деле хочу спросить. И такой положительный ответ меня, в общем-то, более, чем устроит. – предпочитаешь пол возле камина в духе аскетизма без лишних удобств – милости прошу, – оскалился Санс, но затем добавил уже тише. – на самом деле я хотел тебя попросить переселиться сюда. так у папируса хотя бы могла появиться мотивация не нарушать установленный режим прогулок. он мог бы приходить за тобой. Я согласно киваю. В конце концов, всё пространство Руин сейчас если не опустошено полностью, то находится в крайней степени запустения. Ториэль и Флауи – единственные, кто встретились мне на пути. Если и обнаружим кого-то ещё – это будут единицы на большую и обширную территорию древних коридоров, запутанных лабиринтов, заброшенных оранжерей. Пожить в таком чуть ли не мёртвом царстве одному, хотя бы немного – это как раз то, чего просила и жаждала моя душа уже долгое время. – А ты... Видел кого-нибудь из местных, пока здесь находился? Санс качает головой. – я едва успел выйти во внутренний двор, как меня обнаружил папс, – на его лице проскользнула чуть заметная улыбка, которая, впорчем, тут же испарилась. – он не знает, что случилось с королевой, сразу говорю. думает, она исчезла и, быть может, вернётся. и... я не вижу причин, чтобы его расстраивать. В последнем чувствовался неприкрытый намёк в мою сторону. Я снова кивнул. Тревожить и без того расшатанную психику скелета – занятие не из благородных. Что поделать, придётся подыгрывать. Честно говоря, даже если бы меня попросили об обратном... Я не знаю, как бы я смог ему сообщить. Санс тем временем уже коснулся ручки двери, собираясь выходить. – знаешь... – сказал он тихо после некоторых колебаний. – жаль, что ты встретил её именно сейчас. мне горько, что она произвела на тебя такое впечатление. поверь, раньше... она была другой. Дверь в комнату (подумать только, мою личную комнату!) закрывается, и я с внезапно поселившимся чувством пустоты в грудной клетке облокачиваюсь на стол, развернувшись к нему на табуретке. Подняв голову, я замечаю настенные старые часы, чьи стрелки безжизненно замерли на времени без четверти три. Нервно выдыхаю, ощущая слишком неотвратимым наступление грядущих перемен. Кто знает, как ещё смерть бывшей королевы отразится на дальнейшей жизни обитателей Сноудина... Что станет с Руинами?.. А что, если обо всём этом станет известно и другим – тем, чьи земли расположены на противоположной стороне карты?.. В любом случае, кажется, что моему относительно спокойному существованию в подземелье – с головоломками Папируса, безмятежными прогулками и разговорами у камина, – пришёл конец. И это не может не настораживать.