Horrortale, или история о неудачном самоубийстве

Бледно-серые пятна и трещины  Заплетаются в рваные полосы:  Под подошвами — грязью и льдинами,  Над землёй — штукатуркой небес.  Сквозь дороги изменчиво-снежные  К звёздной пыли рукой не притронуться:  В них теряется город покинутый,  Что со свитков бесследно исчез.  Задумчиво подношу чёрный карандаш к подбородку, опираясь на него, как на тонкую подставку. Поднимаю взгляд на зыбкое пламя, что слабо потрескивает в камине. Перечитываю текст, который получилось собрать по кусочкам в нечто целое далеко не с первой попытки, а затем перелистываю исчёрканную сторону старого блокнота в потрёпанной обложке, что мне радушно отдал мистер Гибсон в ответ на просьбу найти какую-нибудь ненужную тетрадку, на чистую страницу. Да, город не исчез. Вот он, Сноудин — и на бумажной карте, и на деревянной картине на стене библиотеки — его прекрасно видно, он никуда не пропадал. Однако течение времени в нём будто остановилось. Тишина укрыла весь обозримый пейзаж вплоть до горизонта. Я могу слышать звук своего дыхания, скрип собственных шагов, треск обветшалых ветвей, качающихся от слабого ветра. В воздухе витает невесомый запах разведённого костра. А ещё пахнет смолой и древесиной. Болезнью. Холодным лесом. Кладбищенской пылью. Но находиться внутри такой паутины запахов по какой-то причине очень приятно. Как будто ты сам, только ступив на снежный покров, оказался по ту сторону незримой изгороди, что никогда не разомкнёт своих объятий, и растворил все былые части своих воспоминаний в белеющей пустоте. Как будто ещё мгновнние – и ты окончательно сольёшься воедино с ледяным воздухом, бледным туманом, болезненным небом, и станешь едва пульсирующим сердцем этого покинутого мира. Быть может, я сплю?  "Ты не спишь". Если я выйду на улицу, моё тело окутает непроглядная дымка, зовущая потеряться навеки в её бескрайних лабиринтах.  "Если останешься внутри, сможешь поднести ладони к подрагивающему пламени камина, ощутить движение, почувствовать живое". Я не хочу чувствовать живое.  "Тогда ты можешь дотронуться до своей души". Входная дверь тяжело скрипит, и в прихожей показывается силуэт Санса – лишь тогда мне приходится вынырнуть из потока сумбурных мыслей, своим давлением на голову напоминающих тяжёлое ватное одеяло. Возвращение к настоящему даётся непросто. В смятении поворачиваю голову. Поднимаю руку, чтобы помахать в знак приветствия, однако замечаю, что ладонь как-то странно саднит во время движения. Повернув её внутренней стороной к себе, не без удивления обнаруживаю свежие продольные вмятины на коже, что была не закрыта перевязкой – уже сильно покрасневшие, с почти незаметными бусинами крови по бокам. К ногам с глухим звуком тут же сыпятся обломки карандаша. Ну вот... Я снова потерялся где-то внутри себя? И карандаш ещё к тому же сломал, как только умудрился... Скелет, заметив моё замешательство, обречённо качает головой с невербальным посылом "ты неисправим", поднимает руку в ответ, а затем вопросительно переводит взгляд направо, по направлению к комнате Папируса. Я делаю кивок. Санс усмехается и неторопливо направляется проведать брата.  Видимо, Папса слишком утомила роль моего наставника в кулинарном искусстве, потому что вместо своей обычной прогулки по лесному маршруту в поисках людей после обеда (хотя какой смысл ему искать их теперь?) он чересчур поспешно удалился к себе. С весьма сонным, но вполне довольным видом. Из его комнаты за всё это время не раздалось ни звука, не исключаю варианта, что он решил предаться дневному скитанию по царству сновидений. В отличие от меня. Кофе из отеля МТТ оказался настолько действенным, что я до сих пор не могу даже расслабленно закрыть глаза на несколько минут. Мысли давят, а уснуть нельзя. Пусть я и не в сильном восторге от такой побочки, но кофе потрясающий. Мне не особо хочется сталкиваться с Гриллби без весомого повода, но за этим напитком ещё вернусь непременно. Сколько же времени можно сэкономить и не тратить впустую на сон, если пить настолько мощный стимулятор ежедневно. Подобная мысль несказанно вдохновляет.  От работы с книжными массивами я пока оказался освобождён, что меня слегка расстроило. Люблю работу с книгами, даже если не читать их, просто рассматривать, держать в руках – хотя бы отвлекает, не даёт навалиться на голову запутанным размышлениям. Но мистер Гибсон, обрадовавшись тому, что вечером я заявлюсь к ним на совет, сообщил, что хотел бы до этого времени не устраивать крушение Помпей в своей библиотеке, где вместо обломков поверженных зданий повсюду бы валялись нерасставленные книги. Я, хоть и неохотно, но всё же с ним согласился.  Гулять мне уже не хотелось, искать новые знакомства с монстрами тоже, так что я решил попытаться воплотить в жизнь идею с дневником. Но это оказалось не так уж и просто. Для начала я взялся, подражая путешественникам по фантастическим книжным вселенным, расписывать свою жизнь, что называется, от истоков – уж слишком сильно манила идея представить себя кем-то главным и значимым хотя бы на страницах собственного рассказа. "Дневник безымянного странника, что очнулся в подземном царстве после смертельного прыжка". В меру пафосно, в меру аутентично. Надпись я процарапал большими буквами в уголке обложки – карандашом настолько старым и твёрдым, что его впору было бы использовать в качестве гвоздя. Однако затем столкнулся с затруднениями. Прежде всего я не мог понять, с какого момента следует вести повествование: от даты появления на свет? от момента прыжка? от жёлтых цветов, окутавших мои конечности после падения? "Быть может, однажды неизвестному читателю попадутся в руки эти заметки, и тогда я буду бесконечно счастлив узнать, что память о моей нелёгкой судьбе не пропала бесследно..." "Я был рождён в промозглый зимний день, когда выпавшие снега превращались в лужи под ногами бегущих куда-то прохожих, а мокрые метели нещадно сбивали с ног заплутавших путников. Говорят, что миг рождения отражается в глазах смерти, а потому после моего твёрдого решения повстречаться с обладательницей этих глаз, мне было особо удивительно обнаружить мир, где ни снег, ни метель не отступают ни на минуту..." "Разрушения повсюду; подземный мир –словно отражённая проекция поверхности, только сжатая в несколько сотен раз: та же покинутость, такое же опустошение, такое же безумие во взгляде. Хотя я всё ещё помню светлые глаза, которые лучились теплом, а не отчуждением, для жителей этого мира, быть может, такие воспоминания отчаянно далеки..." "Ну вот и чем я вообще занимаюсь, какой в этом смысл..." Спустя десяток таких попыток и несколько исчёрканных листов, у меня вовсе пропал интерес к этой затее. Ко мне пришло неожиданное осознание, что я совершенно не стремлюсь к ведению собственной жизненной хроники, и терять драгоценное время, вспоминая о прошлом, которое едва ли имеет хоть какое-то значение теперь, хочется в последнюю очередь. Мысли крутятся вокруг настоящего, а потому у меня появилось странное и навязчивое желание: ёмко, но при этом охватив все ощущения целиком, передать всё, что я увидел и подпустил к своему сердцу за это время. Но и здесь меня поджидали трудности. Проблема была в том, что чувствовал я слишком много, а вот ухватиться и рассмотреть какое-то чувство в отдельности, чтобы понять и отобразить его природу на бумаге, мне всё никак не удавалось. А что в случае спутанности ощущений не приходит на помощь лучше, чем стихи? По крайней мере, я всегда воспринимал их как хорошую разминку, которая могла бы помочь привести мысли в некое подобие порядка. Тихо вздохнув, проглаживаю рукой пожелтевшие от времени страницы. Приходится встать, чтобы достать из коробки, валяющейся на полу, ещё один карандаш. Надеюсь, мисер Гибсон не сильно обеспокоится таким расточительством. В крайнем случае, пообещаю ему впредь быть экономнее. В некоем подобии прострации перебираю свои мысли ещё пару минут, а затем начинаю писать заново.  Лес пестрит загрубевшими ранами —  Их чертоги белы и безветренны.  Чьи-то руки не кровью испачканы —  Липкой тьмой, что заставила тлеть  Пепел жизни в глазах неприкаянных,  Сотни душ, остающихся светлыми...  Мои плечи худыми костяшками  Обнимает приветливо смерть.  Где-то с левой стороны раздаётся приглушённый хохот: вернувшийся из комнаты брата Санс неожиданно заваливается на диван рядом с моей тушкой как раз в тот момент, когда я вымучиваю из себя середину второго катрена. Ничуть не скрываясь, скелет с любопытством заглядывает в блокнот, видимо, уже по привычке небрежно закидывая руку мне на плечо. Конечно же, он без особого труда догадывается, на кого именно я намекаю в последних двух строчках.  — вот уж не думал, что стану однажды олицетворением смерти в чьих-то стихах. — А почему нет? — отзываюсь я, тоскливо переворачивая страницы записной книжки на очередной пустой лист. — Люди с древних времён изображали смерть как нечто, связанное с разложением тела. Костлявая старуха. Мертвец с остатками плоти, что кусками болтаются на рёбрах. А скелет, облачённый в чёрную мантию с капюшоном, это один из самых распространённых вариантов. У тебя даже есть необходимый атрибут. Ну, почти, — киваю на топор Санса, оставленный у края дивана. — Хорошо бы, конечно, косу или трезубец, но и это тоже подойдёт, — неспешно вытягиваю руки вперёд, разминая уставшие мышцы. — Так что я бы даже сказал, что ты идеально подходишь на эту роль.  Санс хохочет, запрокинув голову.  — думаю, ты переоцениваешь меня, приятель. по сравнению с костлявой старухой, я бы оказался куда менее смертокостным, – скелет подмигивает, выдавая каламбур.  Я в ответ на это лишь вяло усмехаюсь. Пару секунд колеблюсь, не зная, стоит ли задавать вопрос, но затем всё же аккуратно спрашиваю:  – Ты использовал его когда-нибудь?.. – отстранённо киваю в сторону, указывая на топор. – Ну... Для защиты?  – для атаки ты, наверное, хотел спросить? – Санс лениво закидывает локоть на спинку дивана.  – Для сражений, – прикусив губу, осторожно огибаю острые углы разговора.  – хех. в сражениях с монстрами он был бы пригоден только для одной задачи. чтобы противник замучился вопросом "для чего он всё время таскается с этой деревяшкой?", потерял бдительность и сбежал, – Санс негромко усмехается. – ты правда думаешь, что я стал бы размахивать такой штукой? – скелет выглядит позабавленным. – не, приятель, это не мой стиль.  – Зачем он тебе тогда?  Санс медлит некоторое время.  – в беспокойные времена ты мог проснуться и обнаружить посланников андайн у себя на пороге; знаешь, вовсе не с добродушным намерением заглянуть на чашку чая, – вздохнув, наконец, произносит он. – брат не понимал, зачем они приходят. думал, что андайн нас так разыгрывает. "санс, королева занята, у неё нет времени, чтобы проведать нас лично, но она всё ещё беспокоится за нас, я уверен! она хочет, чтобы без неё мы не теряли боевого духа! видишь, как я, догадливый папирус, разоблачил её план!" Подражая голосу брата, Санс прикрывает глаза, будто вызывает из глубин памяти далёкое воспоминание, и даже отводит в сторону кисть, словно собирается сопровождать речь движениями руки. Его обычный низкий тембр разбавляется более пронзительными, резкими интонациями, однако в нём не слышится ни намёка на издёвку. Наоборот, кажется, что это голос самого Папируса откуда-то из потустороннего пространства доносится до гостиной испорченным эхом.  – папс решил, что если мы покажем силу своего духа, андайн убедится, что мы в порядке и перестанет присылать к нам своих подопечных "для тренировки". говорил, что сам он находится в отличной форме, а вот при взгляде на меня, только зевота нападает, и видок мой никак не тянет на боевой. хех. он-то и подарил мне однажды топор. самодельный. для внушительности.  Санс неспешно выпрямляется, щёлкает пальцами, и топор, окутанный мягким, синим сиянием, плавно перемещается со своего места в ладонь скелета. Несколько мгновений Санс удерживает его, будто бы взвешивая, пару раз перекладывает из одной руки в другую, но после некоторых раздумий, наконец, протягивает его мне. Я отбрасываю дневник в сторону, хватаясь за черенок. Добротный, увесистый, неуклюже украшенный волнистой резьбой – впервые в моих руках оказывается предмет, который навевал чувство тревоги ещё тогда, на единственной дороге, ведущей к Сноудину. – тот топор на самом деле мало был похож на предмет устрашения, если приглядеться. лезвие папс сделал из какого-то хлипкого куска металла, закрепил его фанерой с двух сторон. правда, подделал всё так, что и не заметишь. "санс, ты неповоротливый мешок костей! тебе нельзя доверять опасные вещи! подумать только, что бы ты делал без такого потрясающего брата, как я?".. хех, – скелет с вымученной улыбкой слегка прикрывает глаза. – по правде сказать, я действительно не знаю, что бы без него делал... ну... умер от скуки без необходимости раздумывать над головоломками, наверное, – Санс подмигивает ещё раз, только былого веселья в его глазах уже не замечается.  Вспоминая своё первое впечатление, которое произвёл на меня скелет, вооружённый столь неоднозначным оружием, я прихожу к мысли, что Папирус был прав – с топором Санс действительно выглядит устрашающе. Не то чтобы монстр со светящимся алым глазом и острыми трещинами в черепе не напугал бы кого угодно и без реквизита былого мясника, но... Чем дольше я общался с Сансом, тем тускнее становился свет пугающих зрачков. В конце концов я уже настолько к нему привык, что перестал обращать какое-либо внимание на внешность. Ну да, скелет. Да, жуткий и с манерой пугать пустотой в глазницах. Зато душевный собеседник и вполне соответствует антуражу окружающей среды. Быть может, и для других обитателей подземелья нет ничего необычного в самом Сансе, и тогда их внимание действительно бы цеплялось за топор. Убедительная маскировка. Знак "опасно" для посторонних глаз. И ведь скелет почему-то выбрал не расставаться с ним до сих пор… В память о драгоценном прошлом? Чтобы воодушевить Папируса, показать, что его подарок был важен?.. Спрашивать сейчас об этом Санса – только глубже ковырять всё никак не заживающую рану, и без того достаточно сильно уже потревоженную.  – Ты хороший брат, Санс, – вместо расспросов тихо произношу я, стараясь вложить в свой голос как можно больше убедительности; в конце концов, я говорю чистую правду. – ох, не знаю, малой, – скелет, печально усмехнувшись, качает головой. – по крайней мере, стараюсь им быть. это ведь уже должно что-то значить, хах?  Я отказываюсь верить собственным ушам. Он серьёзно сейчас? Только старается? – Да ты шутишь, наверное! Кто бы ещё для Папируса делал столько, сколько делаешь ты? До сих пор… Даже когда он сам оставил тебя наедине с горой проблем, отстранившись от жизни! Ты возишься с ним, бережёшь его вещи... "Да если бы у меня был такой брат, как ты!.." – чуть не восклицаю я, но вовремя осекаюсь, понимая, что эта фраза здесь явно была бы лишней. От Санса, однако, этот воодушевлённый порыв скрыть не удалось – или почувствовав мою неловкость, или заметив, с каким неприкрытым жаром в глазах я внезапно прервал свою мысль, скелет заливается громким смехом. – воу-воу. полегче, приятель. продолжишь в том же духе, и тебе придётся лицезреть мои покрасневшие скулы от таких песнопений, – смех ещё недолгое время витает по комнате, но, отсмеявшись, Санс снова принимает подавленный вид. – ты и вправду меня переоцениваешь, дружок. я мог бы сделать гораздо больше для того, чтобы действительно его защитить, – в задумчивости скелет поднимается с дивана, засовывает руки в карманы и отходит в сторону, к зашторенному окну, к слабой полоске дневного света, просачивающейся между плотной занавеской и стеной. – вероятно, в какой-то момент я позволил себе слишком расслабиться, и пустил всё на самотёк. – Имеешь в виду падение Фриска? – аккуратно спрашиваю я, сжимая ручку лежащего на коленях топора обеими руками. Санс не оборачивается, но по его короткому вздоху я понимаю, что угадал. – фриск всего лишь хотел как можно скорее отсюда выбраться. так-то подумать, у него не было цели оставлять за собой дорожку из хаоса и всеобщей сумятицы. думаю, я бы мог даже повлиять на него и заставить изменить свои действия. если бы захотел. если бы знал, чем всё в итоге обернётся. но в тот момент моё желание напрягаться было даже меньше, чем сейчас. хех, — скелет безотрывно смотрит куда-то вперёд, сквозь контуры обозримых предметов, в пустоту. — вот что бывает, когда кто-то вроде меня не хочет лишний раз вмешиваться в ход событий. – Но ты же не виноват... Как бы ты мог предугадать, что такое случится? – знаешь, не нужно быть провидцем, чтобы понять, что вода станет чёрной, если вылить в неё бочку с мазутом, – холодно отзывается Санс. – так что оправдание можно придумать и получше. к тому же если я и виню себя в чём-то, то отстутствие дальновидности стоит далеко не на первом месте в этом списке, – скелет резко отворачивается от окна, скрещивая руки, словно хочет наглядно показать, что тема закрыта, и, язвительно усмехаясь, пристально смотрит на меня. – в любом случае, это был полезный урок. порой следует уделять чуть больше внимания тому, что сваливается сюда с поверхности. Я застываю на мгновение, чувствуя, как к кончикам пальцев начинает подкрадываться зудящая тревожность. Так вот оно что. Меня приняли не с радушием, как потерянного путника или необычного гостя, а с настороженностью, как ожившую тень былого кошмара, которая сулит возможные неприятности. Неужели всё это время он наблюдал за мной, ожидая подвоха, и лишь потому проявил заинтересованность? Отдал свою одежду? Пригласил в дом? Просто предостерегаясь? Пробираясь в доверие?.. От этой мысли мне становится почти что даже обидно. – Что ж, ты явно хорошо его усвоил, – пытаюсь придать голосу напускной беззаботности, но, кажется, трюк не удался. – хей, – в голосе скелета появляется едва различимая мягкость; приблизвшись к дивану, он небрежным движением руки взъерошивает мне волосы, слегка проведя костяшками по затылку, и усаживается рядом. – я не жалею, что решил не оставаться в стороне на этот раз. если тебя это утешит, мои сомнения по поводу твоей личности рассеились почти сразу... ну, после некоторых наблюдений. Что-то мне подсказывает, что эти наблюдения были явно не за тем, как я сознательно ел чьи-то глаза из спагетти его брата и дырявил себе костью ладонь... – Значит, ты не думаешь, что я могу пойти по стопам Фриска и причинить кому-то вред? – за всё это время ты благополучно причинял его только себе и, заметь, без чьей-либо помощи. к слову, – скелет перехватывает топор, который я как раз поворачивал из стороны в сторону, занимая руки бесмысленными движениями. – верни-ка его лучше сюда. вот кому точно нельзя доверять опасные вещи. железку я потом уже заменил на более подходящую. нужная всё-таки штука в хозяйстве оказалась, предыдущая истёрлась быстро. да и честно говоря... – Санс издаёт злорадный смешок, лениво вращая топор, как игрушечный волчок: придерживая его за рукоядку и заставляя кончик лезвия царапать пол. – истощилась бы магия, и... ну. тут уже было б не до шуток. конечно, к этому моменту о нас уже все позабыли, но ведь всегда нужно быть начеку. если бы снова пришлось принять вызов от кого-то из сторонников королевы, имея в запасе две-три магические атаки, да и те на последнем издыхании... выбора бы тогда особо уже не оставалось. пришлось бы встречать незваных гостей в костюме лесоруба, – скелет прерывисто выдыхает. – что ж, в конечном итоге всё обошлось.  – С появлением еды восстановилась и магия...  Санс хмыкает, и тут же свод мерцающих полупрозрачных костей резко выстреливает из-под половиц в паре сантиметров от моих ног. От неожиданности я буквально впечатываюсь спиной к диванной спинке.  – как видишь, – скелет выглядит довольным; его явно забавляет раз за разом пугать меня подобным образом. Кости растворяются в пространстве; я перевожу дух. – Такое же светопредставление ждало и тех монстров, что к вам приходили? – после короткой паузы решаю спросить я. – для таких случаев было не жалко устраивать шоу и помощнее, – улыбка Санса застывает в недобром оскале. – так-то большинство здешних обитателей до чёртиков пугливы. им достаточно показать, что их ожидает не самое лучшее время, и это убедит их по-быстрому развернуться. – И это срабатывало? – бывали и те, кто отказывались расходиться мирно. но в таких случаях главное не терять духа гостеприимства, – Санс лукаво подмигивает прежде, чем отложить топор в сторону и достать из кармана перчатку с прикреплённым шипом (я уже видел такую у него на руке!), а затем глухо расхохотаться. – никогда не поздно обескуражить противника своим пронзительным приветствием. – Да уж, пронзительным до ручки...– бормочу я под звуки ещё больше усилившегося смеха. – Ты был во всеоружии тогда, на той снежной дороге. Ожидал неприятностей? – должен же кто-то присматривать за папсом, пока он занят поисками людей. кстати сказать... – скелет оглядывается на запертую дверь, ведущую в комнату Папируса. – даже предположить не могу, что он будет делать теперь. человек-то уже пойман. хех. а ведь ежедневные поисковые походы уже стали для него успокаивающей рутиной. как бы потеря смысла в старой привычке не ухудшило его состояния... – Ну... Я могу сделать вид, что опять убежал? Это бы заняло его ещё на какое-то время... – а, забей, малой, – отмахивается Санс. – не утруждайся. рано или поздно эти уловки всё равно перестанут действовать. да и брат всё же достаточно умён для них, хоть и пропадает в иллюзиях. к слову... – скелет замолкает, и комнату обволакивает тяжёлая пауза. – не знаю, что сейчас происходит в голове у папса, быть может, перемешались все воспоминания, или они наслоились одно на другое... но если он вспомнит, для чего именно ему нужно было поймать человека... может произойти так, что он захочет бросить тебе вызов. – Бросить вызов?.. – в замешательстве поднимаю взгляд к двери, ведущей в комнату Папируса. – он ведь лелеял мечту стать королевским стражником, – прикрывает глаза Санс. – для получения такого статуса сразить человека и передать его прямо в руки капитану гвардии – один из самых эффективных способов... вот только... – Вот только ни капитана гвардии, ни стражников в Сноудине нет и в помине, – заканчиваю за него мысль. – Действительно, тяжкий случай... И что мне делать? – быть может, я ещё попробую отвести его от этих мыслей, но если дело дойдёт до сражения... будет лучше, если ты прислушаешься к тому, что я скажу, – зрачки Санса исчезают внутри глазниц, обнажая глубинную черноту. – даже не вздумай его травмировать. Сказать, что вид у скелета стал устрашающим, я бы не смог, ни на йоту. Отчаянным, потерянным, как будто он уже смирился с надвигающейся бедой, которая неминуемо должна произойти, но ещё не утратил крупицы надежды на чудо, и готов вгрызться в эту надежду всеми оставшимися силами – да, но я не ощутил в нём ни толики ужаса, что чувствовал ранее. И это вогнало меня в ступор даже сильнее, чем если бы он просто решил меня запугать. – Ч-чего?.. – отшатнувшись в сторону от шока, я потерянно таращусь на него в ответ. – Ты шутишь? Да как я его травмирую? Твой брат – огромный скелет. Наивный, как ребёнок, но ведь крупнее меня в полтора раза! А "не травмировать" его ты просишь меня? – а ты думаешь, монстры просто так опасаются людей? – улыбка Санса странно искривляется. – или что мы без особых сопротивлений, так, по доброте душевной, позволили фриску уничтожить азгора и добрую часть невинных жителей? – Но ведь у вас есть магия! – не успокаиваюсь я. – Ты так спокойно её швыряешь в разные стороны, что у меня складывается впечатление, что ты способен ею разрушить дом. И ты ведь далеко не единственный здесь с такими силами! И вы не смогли остановить Фриска?.. К вам что, мастер боевых искусств на голову свалился? – я бы сказал тебе "лучше присядь", но ты и так сидишь, так что приготовься испытать культурный шок. ты готов? – я недоумённо киваю. – фриску было лет десять, когда мы с ним повстречались. – Ч-чего?! – вот это действительно внезапные новости. – Десятилетний ребёнок?.. Но как бы он смог?.. – то-то и оно, – Санс невесело хмыкает. – реальность такова, что даже маленький человек может быть на порядок опаснее любого монстра. – Постой... Да ты же буквально только что сказал, что не считаешь меня опасным! И что я не похож на Фриска! – разве? — Санс скучающе растягивается по спинке дивана. – ты, вероятно, не так меня понял, малыш. ты человек. людей я считаю опасными в любом случае. какими бы безобидными они ни казались на первый взгляд. ну, – скелет задорно подмигивает. – ты таким не кажешься даже на десятый. хе-хе. что ж, это даже неплохо, наверное. кому-то другому пришлось бы здесь тяжко. а ты смотри как адаптировался. рацион питания так вообще сменил без проблем, – в его голосе звучит что-то отчаянное, когда он утробно хохочет, опустив голову. – забавно, да? мы искренне считаем себя правильными, а тем не менее уже плавно дошли до антропофагии. Застыв на мгновение в напряжённой позе, скелет издаёт смешок и снова расслабляет плечи. – ладно-ладно. уж в этом точно нет твоей вины, я просто шуткую, – Санс лениво чешет оскольчатый затылок. – тем не менее. можешь считать меня неправым, но я убеждён, что носителем зла является каждый человек. без исключений. вопрос только в том – в какой степени? во фриске его было с лихвой, в тебе, быть может, чуть меньше, но что это меняет? хочешь веры в человечество – обращайся к папирусу. я лишь скажу, что ни один человек не способен дать гарантии от совершения злодейства. ни самому себе, ни другим уж тем более, – с лукавой ухмылкой скелет обращается ко мне. – что, я ошибаюсь? – Ошибаешься! – ведомый чувством противоречия (которое, я замечал за собой, всегда во мне возникает в противовес чьим-то категоричным высказываниям) восклицаю я. – Ты, наверное, никогда не встречал хороших людей... Но такие существуют! – хороших для кого? – закрыв глаза, усмехается Санс. – или вопрос поинтереснее: до каких пор? хочешь моё мнение – хорошие люди считаюся таковыми только потому, что у них не было возможности проявить себя иначе. вручи каждому хорошему человеку по огнемёту, объяви, что всё, что бы они ни совершили, будет полезно, правильно и без последствий, и оставайся наблюдать за падением прежнего мира. хех. только непременно с безопасного расстояния. иначе смотреть получится недолго. Санс, растянувшись в неприятной улыбке, выжидающе смотрит на меня, и, не дождавшись ответа (мне не нашлось, чем ему возразить), печально хмыкает. – о чём и речь, – скелет произносит как будто на выдохе, а затем неспешно шевелится, засовывает руки в карманы толстовки и запрокидывает голову, словно что-то высматривает на потолке. – к вопросу о тебе, малой... я лишь пытаюсь оттянуть время до момента, как огнемёт попадёт в твои руки. в идеале... было бы славно, если бы он не попал в них совсем. не знаю. может, я ещё наивен, если думаю, что порция... добрых бесед, плохих шуток способна остановить ростки зла в человеке? хе-хе, – Санс вдруг начинает тихо смеяться. – из-за этого мы ведь и протираем здесь кости, а? Монстр поворачивает голову и, обнаружив выражение недоверия на моём лице, недовольно цыкает. – что, думаешь, я стал бы говорить откровенно, если бы сомневался, что внутри тебя есть что-то ещё, помимо зачатков разрушения? – Санс раздражённо кривится, вероятно, уже жалея, что решил вступить в столь сокровенную область своих переживаний. – Ты поэтому винишь себя? – тихо, с понимающей интонацией спрашиваю я, догадавшись о причине его раздражительности. – Думаешь, что мог бы избежать катастрофы, если бы так же сблизился со Фриском? – я ведь говорил, что учусь на своих ошибках? – скелет подмигивает с притворным весельем, но маска тут же спадает, уступая место боли, запрятанной глубоко в глазах. – я не питаю иллюзий насчёт людей. если однажды я обнаружу нож между рёбрами, закинутый с твоей подачи... что ж. удивлён я не буду точно. ну. разочарован? разве что... в очередной раз. хе-хе. но это лучше, чем снова оставаться в бездействии, что скажешь? Я резко подскакиваю с дивана, чувствуя, как мгновенно во мне встрепенулась решимость на одну крайне привлекательную идею. – Спорим? – протягиваю ладонь скелету. – На что угодно. Придумай сам, всё равно проиграешь. От меня ты ножей точно не увидишь, вот моя гарантия. Санс без единой эмоции смотрит на протянутую руку, застыв без движения. – Давай же, – тороплю его. – Если я сотворю что-то плохое – ты выиграл, и твоя теория верна. Если такого не произойдёт, значит, проиграл, и тебе придётся пересмотреть своё отношение к людям. Санс медленно высвобождает ладонь из кармана, будто бы нехотя делает ею движение навстречу, но останавливается на полпути. В его голосе – ни краски, ни единой эмоции. – задолжаешь мне услугу, если окажется, что я был прав. Я утвердительно киваю. – Если прав буду я, с тебя то же самое. – по рукам, приятель. Рука скелета мгновенно обхватывает мои пальцы, сжимая с такой силой, что следы от костей ещё некоторое время остаются отчётливо заметными на коже. Снаружи около дома раздаётся глухой треск, похожий на раскол оттаявшей сосульки от падения на каменистую поверхность. Гостиную укрывает тишина. – ладно, малой, – скелет заторможенно отпускает мою руку, поднимается, неторопливо скрипит костями, разминая затёкшие конечности и, подобрав с пола топор, медленно плетётся к своей комнате. – развлекай себя дальше сам. вечер впереди ещё предстоит насыщенный. думаю, нам нужен перерыв прежде, чем начнётся веселье на общем собрании. хе-хе. я называю их "ментальными костедробилками". тебе понравится. Скелет слегка поворачивает голову, чтобы устало подмигнуть. – ещё увидимся, – бросает он напоследок прежде, чем захлопнуть за собой дверь. Оставшись в одиночестве, я с ногами плюхаюсь на диван. Сдавленно ойкаю, почувствовав, что упёрся спиной во что-то шуршащее. Преподнимаюсь на локте и обнаруживаю тетрадку, смятую ещё сильнее, чем она была до этого. Карандаш закатился в дыру возле подлокотника. Мой брошенный дневник. Я ведь так с ним и не закончил. Что я в нём делал до появления Санса? Перелистывая страницы и вновь грызя карандаш, я размышляю, как же ошибочно порой можно рассудить, что творится во внутреннем мире другого существа. Ведь, если подумать, узнал бы я истинные мотивы Санса насчёт меня, если бы разговор случайно не развернулся настолько удачным образом? Есть ли мир за пределами зримого? Надо же, мне присудили роль тренировочного манекена по исправлению фатальных ошибок. Произошла рекурсия, и на сцене событий – вновь воскрешённый Фриск в моём исполнении и всё тот же Санс, но на этот раз в роли всеведущего проводника и контролёра. Кажется, поменять стратегию поведения далось ему ох как нелегко... Ощущает ли он облегчение от решения действовать иначе на этот раз? Или такой яркий контраст лишь сильнее нагнетает его чувство вины?.. Вопрос без ответа. И всё же он согласился на спор. Даже не веря ни в людей, ни в их способность на правильные поступки. Может, братья скелеты не так уж сильно и отличаются друг от друга? Есть ли правда за гранью безумного? У них у обоих ещё сохранилась надежда на лучший исход. Теперь я чувствую ответственность. Клещи яви сжимают мне голову – Нет ни шанса, чтоб их разомкнуть. Надо серьёзнее следить за своими действиями – в противном случае, я рискую окончательно убить последнюю каплю веры в людей у разочарованного монстра. Ели блёкнут под снежными нимбами. Но что, если я действительно его подведу? Какая услуга в таком случае ему от меня понадобится? Смерть смеётся, и в пламенном сумраке Но даже если я напрямую задам ему этот вопрос... Мне ответом лишь эхо безмолвное Пустотой пробирается в грудь. ...вряд ли он мне что-нибудь ответит.