Танец Чёрной и Белой розы

— Простите, господин, но всё-таки не такой уж этот Джорио благородный, если подумать, — после долгого молчания в пути сказал Джонхван. — Передо мной чего извиняться-то? — спросил Алун. — Но мне интересно, почему ты так думаешь. — Вы, господин, смотрели на него таким восхищённым взглядом… Вот поэтому я и прошу прощения, чтобы вы не подумали, что я ставлю под сомнение вашу проницательность. Алун остановился, уставившись на Джонхвана, а затем расхохотался. — Эх, Ангиро! Мы с тобой всю жизнь знакомы, а ты всё ещё общаешься со мной так, будто я напыщенный дядька, что пыжится от злобы, если пропустили хотя бы один титул из ста, когда его представляют такому же напыщенному дядьке. Хотя, быть может, для тебя я ничем не отличаюсь от таких людишек, ведь в голову слуги господин залезть не может — и слава Небесам за это! Но всё-таки я хочу тебя похвалить: любой другой на твоём месте расчувствовался бы и забылся, ведь столько лет знакомы. Ну ладно, я отдаляюсь от темы. Мне всё ещё интересно, что ты думаешь об этом Джорио Согонда. — Закончив говорить, Алун с улыбкой на лице уставился на Джонхвана, дожидаясь ответа. — Вот что я думаю, господин: всё-таки даже в нём был хитрый умысел, а не чистое благородство. Сам сказал, когда ваш отец был в расцвете сил, он не пошёл вызывать его на поединок, так как, по его словам, «Нимхвана никогда не одолеть в поединке». Разве это хороший слуга? Он не пошёл мстить врагу господина, так как опасался проиграть и ждал пока придёт его наследник, с которым уже есть шансы ввиду неопытности. Предки предостерегали: если мстить, то тому, кто совершил ущерб, а не когда пройдёт поколение и передавать вражду детям и внукам. Алун слушал Джонхвана с лукавой улыбкой, но под конец не выдержал и снова расхохотался, отчего Сунге слегка сконфузился. — Ты будто не знаешь Нимхвана! Небеса, помогите! Я помираю от смеха! Человек всю жизнь жил и живёт под крышей семьи Кан, но не знает, какой склад ума у Нимхвана Кана! — воскликнул Алун. Он делал небольшие перерывы, пока говорил, чтобы дать себе хорошенько посмеяться. — Ладно уж, давай серьёзно! — продолжил Алун, смахнув слезу и переходя на более серьёзный тон. — Как ты не понял смысл слов про то, что Нимхвана не одолеть в поединке? Это же так просто! Понимаешь, Сунге, наивная твоя голова, у некоторых принято говорить завуалированно вместо того, чтобы говорить напрямую. Не было речи о том, что он проиграет в поединке, но речь шла о том, что этого поединка вообще не было бы. Джорио — умный мужичок; молодец он, что разузнал, как ведутся поединки у моего отца. Ты что, думал, мало существовало разъярённых людей, которые были далеко не слабы, и вызывали Нимхвана на поединок? А что с ними стало, как я понял, ты не знаешь. А всё просто: на людях отец принимал вызов, договаривались о сроке, обычно через неделю или две, а затем где-то за два дня до назначенной дуэли несколько слуг Нимхвана сносили противнику своего господина голову. Причём очень умно и ловко — провоцировали, поднимали шум и гам, слово за слово и через мгновение тот, кто желал смерти их господина, сам лежит нашпигованный кинжалами и с улетевшей на метр черепушкой. Затем отец их ругал для приличия, выносил какое-то смехотворное наказание, допустим, домашний арест на месяц, и на этом спектакль чаще всего заканчивался. — Значит, Согонда знал, что его даже не допустят до поединка, поэтому ждал столько лет, чтобы попытать счастья хотя бы с его наследником. Видимо, прознал кто вы и где вы и решил подловить момент, чтобы поединок случился в любом случае, — предположил Сунге. — Конечно, даже если бы мне пришло в голову отклонить вызов, он меня ни за что бы на свете без боя не отпустил. Да и к моему отцу, даже болеющему, он бы не пошёл. Хотя после случая с Санмином, и в целом некоторой суматохи, он бы погиб так же, как если бы вызвал отца десять лет назад. Да и вызывать болеющего на бой?.. По дворянским законам это не преступление, но исходя из моральных устоев и принципов, Джорио таким поступком опозорился бы. — Теперь мне всё понятно. Простите, что утомил вас такими очевидными вещами. Мне ещё долго придётся постигать хотя бы часть вашей мудрости, — сказал Джонхван голосом, преисполненным бесконечным почтением. Алун на это просто весело махнул рукой и вскоре добавил: — Ого, мы так заговорились, что и не заметили, что почти подошли к двору наместника Иля. Город хоть и пустынный, но, чёрт возьми, не маленький. Ну что ж, пойдём-ка к моему любимому дядюшке. Кстати, стоит заметить, что со стороны матери у меня дядюшек как-то неприлично много. — Это же Номия, господин, вам ли не знать? — пожав плечами, риторически спросил Джонхван. Все знали, даже далеко не любопытный Сунге, что этот клан славился плодовитостью. Вскоре эти двое, пройдя по главной улице города, на которой и стояла резиденция наместника, подошли к самому дворцу. Он считался огромным по тем временам, сильно контрастируя с архитектурой остального города. Высоту самой крупной башни здания, по имеющимся данным, оценивали в 100 джоу. В центральный вход вели каменные лестницы с перилами справа и слева, образуя в центре балкон, где спокойно поместится десять человек, и далее шёл основной подъём из десяти широких ступеней. Внизу, над каменным балконом находилась нижняя дверь, вечно запертая. Она была входом в нижний этаж замка, где находилась кладовая и темница. — Слушай, Джонхван, давай кто быстрее добежит до входа. Ты с левой лестницы, а я — с правой. Ну что, готов? — спросил Алун. — Простите, господин, я откажусь, — угрюмо ответил Джонхван. — Ну тебя, зануда, — отозвался Алун и нарочито медленно и спокойно начал подниматься. Пройдя в приёмный зал, находившийся сразу за дверью центрального входа (разумеется, стража пропустила Алуна, так как все знали, кому и как он приходится родичем), открывался вид на довольно большое, но скромно украшенное помещение, что было привычной особенностью города Мунген и провинции Хэго в целом. В противоположном конце зала располагался наместник провинции, Иль Номия, восседая на искусно вырезанном деревянном троне, спинка и подлокотники которого были сделаны из материала, похожего на бархат (быть может, это он и был). За троном, на высоте примерно в пять локтей располагался монотонный витраж тёмно-серебристого цвета, отбрасывая печально-унылый свет на немалую часть помещения. Алун и Джонхван подошли к трону наместника и, не доходя до ступеней, ведущих к нему, поклонились. Сунге совершил, как полагается, «чистый» поклон, в то время как Алун просто удостоил наместника лёгким кивком, что Иля постоянно раздражало. — Мой драгоценный племянник, — сладко и певуче начал Номия, — что привело тебя ко мне? Чем я снова могу помочь? Это короткое, хоть и имевшее вид радостного, приветствие, было с малозаметным уколом. Алун никогда не навещал дядю «как положено», а исключительно когда ему что-то требовалось от Иля, и последнего это уже начинало утомлять. — Господин наместник, я пришёл известить вас о том, что вынужден покинуть провинцию Хэго. Мне придётся отправиться во владения семьи Кан, туда мне нужно вернуться по личным причинам. Увы, поездка в столицу отменилась. — Жаль, но я в очередной раз помогу тебе всем, чем только потребуется. Быть может, ты перед долгой дорогой отдохнёшь в моём замке, как приличествует гостю наместника, а не будешь отдыхать в постоялых дворах на улицах города! — Наместник в этот раз превзошёл самого себя, сделав два замечания своему самовольному родственнику в одной фразе. — Постоялый двор, в котором я пребываю, принадлежит вам, разве нет? — спросил Алун. — Нет, он принадлежит леди Гёнхи, — ответил Иль. — А она разве не принадлежит вам? — скрывая улыбку, спросил Алун. Немногие придворные, находившиеся рядом с наместником, едва сдержали улыбку, сохраняя каменные лица. Сам же Номия покраснел и смутился, но решил перевести всё в неудачную шутку и нарочито улыбнулся: — Шутник у меня племянник! Разве можно говорить о том, что все подданные провинции Хэго принадлежат мне? — Нет, нельзя, разумеется, — делая вид что подыгрывает, ответил Алун с такой же деланой улыбкой. После короткой паузы наместник продолжил: — Что же, я услышал тебя, Алун Кан, и посему не буду препятствовать тому, что ты желаешь покинуть провинцию Хэго, которой я поставлен управлять милостью короля. Я снабжу тебя припасами и всем необходимым в дорогу. — Благодарю вас! С вашего позволения, мы вас покинем, — ответил Алун. Алун отвесил такой же лёгкий кивок (отчего у Иля от нервов задёргался глаз), но Джонхван держался молодцом и сделал такой же выверенный «чистый» поклон, после чего оба удалились на радость наместника.