Твои восемь причин

Я помню тесный кабинет, объятый солнечным светом. Никаких штор или занавесок там не было и в помине – просто голое окно и два цветка на подоконнике. Каждый раз я рассматривал эти цветы так пристально, что начал замечать, как изо дня в день их длинные листья тянулись к свету, потому что их никогда не разворачивали другой стороной. Однажды я спросил своего психиатра, как называются эти цветы, на что он ответил мне, что понятия не имеет. Видно, я загнал этим вопросом его в тупик, ведь это было первое, что я сказал за наши пять сеансов. На следующий день доктор Саито дал мне ответ на мой вопрос, полагая, что меня до смерти интересовали эти цветы. В то время, может быть, так и было. Я не видел ничего, кроме двух комнатных сансевиерий в беленьких горшочках, не чувствовал запахов и не ощущал температуры. Всё стало безликим после того самого дня. Всё для меня умерло. Или умер я сам. После этого доктор Саито начал вести со мной беседы о цветах. Как оказалось, одно из значений его фамилии – глициния, так что я начал звать его доктор Глициния. Мне казалось это красивым и подходящим ему. У него была седая борода, формой напоминающая лавандовые ветви глицинии, свисающие вниз. Хотя старым он не был, но борода у него почему-то была седой. Я тогда испугался, что тоже вдруг резко поседею, чем поделился с ним. Он только рассмеялся, и мне это совсем не понравилось. Я был предельно серьёзен в свои восемь лет и никак не ожидал, что мои переживания высмеют. Но на доктора Глицинию я не обижался. У него были по-простому добрые глаза, и он никогда не приставал ко мне с расспросами о той кровавой бойне как предыдущие психиатры. Он говорил со мной о цветах, и мне это нравилось. Ещё больше мне нравилось, что спустя некоторое время на подоконнике не осталось пустого места. Там появились суккуленты разных форм, а позже на столе доктор Глициния поставил гортензию. Пышная, воздушная голубая гортензия полюбилась мне с первого взгляда. За нашими разговорами я успевал изрисовать несколько альбомных листов, изображая цветы. В основном так привлёкшие меня с самого начала сансевиерии. Голубым карандашом я закрашивал облака гортензии, зелёным и жёлтым рисовал листья, а на горшочках разными цветами вырисовывал лепестки ромашек. Красным карандашом я никогда не пользовался. Доктор Глициния хвалил каждый мой рисунок, а я делал вид, что искренне верю в его восхищение моими каракулями. Не хотелось его расстраивать и показывать, что я прекрасно понимал, что всё это самая обычная детская бездарность. Чем больше цветов появлялось в том кабинете, тем легче мне становилось. Они напоминали мне сад в доме, где я рос. Кусты азалий, камелий и спиреи всегда привлекали моё внимание. Я любил ловить кузнечиков в осоке и бабочек на белой сцеволе, которая похожа на ромашки. Любил подолгу ходить босым в утренние часы, когда на траве была роса. Я часто расцарапывал ступни о гравий на дорожке, но прохлада только что политого газона была столь приятной, что о ранах я забывал в ту же секунду. Один раз я нарвал в нашем саду цветов для доктора Глицинии. Тогда мне было уже значительно лучше – прошёл год с начала моей терапии. Я обколол себе все пальцы о дурацкие кустовые розы, пытаясь сорвать побольше. Честно говоря, розы я выбрал потому, что они мне не нравились. Я хотел поскорее от них избавиться. Готов был каждый день их срывать для доктора Глицинии, если бы они так не кололись. Они защищаются, рассказал мне доктор. Красивые, нежные, яркие, они привлекают много внимания. Им пришлось отрастить шипы, чтобы выжить в мире, где люди так легко заполучают то, что хотят. После этого я усвоил важную истину: надо отрастить шипы, чтобы тебя не сорвали. Но в один день всё равно заявится кто-то с секатором, и в тот самый момент твои шипы станут бесполезными. Розы я, кстати, до сих пор не люблю. Особенно красные. А больше всего люблю я с недавних пор синие гиацинты. Дазай проснулся от холода. Окно было лишь слегка приоткрыто, но в комнате стоял жуткий мороз. Он натянул одеяло до подбородка и поджал к себе ноги. Согреться не получалось даже так. Небо было белым, как чистый лист, солнце раскидывало по нему тусклые лучи. Дазай перевернулся на другой бок, стараясь скрыться от раздражающего света. В тот момент он понял, почему было так холодно. Чуи не было рядом. Приподнявшись на локте, Дазай вгляделся в оставленный на второй половине кровати букет. Широкие зелёные листья были перевязаны у основания белой лентой, а верх толстых стеблей оканчивался кистями синих цветов. Пышные, яркие гиацинты лежали рядом с пустой измятой подушкой. Дазай вытянул руку и обвёл пальцем маленький синий цветок, который выбился из пучка. От прикосновения он сразу же отвалился, и тогда Дазай поднёс его к лицу, крутя меж пальцев. Донёсся тонкий запах свежести, и он прикрыл глаза, вспоминая, как ребёнком копошился в саду Огая, раздвигал в стороны разноцветные кусты и ловил маленьких лягушек. Одевшись в домашние штаны, он протопал с букетом на кухню. Босые ноги мёрзли от холодного пола, голова болела из-за долгого сна, но он наконец-то чувствовал себя отдохнувшим. Он не мог вспомнить, когда полноценно высыпался в последнее время, одолеваемый кошмарами и тревогой. Она всё ещё не отступала, но такой непривычный от Чуи жест в его сторону вызвал море трепета, в котором эта тревога тихо и мирно утопала. — У нас какой-то праздник? Голос Дазая, ещё не отошедшего ото сна, прозвучал хрипло и низко. Чуя отвлёкся от турки, окинув его взглядом, и сразу отвернулся, скрывая красноту лица. Прикусив язык, он снял кофе с плиты, разлил по чашкам и размешал сахар в одной из них. Дазай пил кофе только с сахаром. — Полагаю, праздник долгожданного секса, — скрывая улыбку, ответил Накахара. Он поставил чашки на стол и сел, наблюдая за Дазаем. Тот выглядел сонно и растерянно, глупо прижимая цветы к голой груди. Опухшие глаза переходили от букета к Чуе и обратно. Заправив за ухо чёлку, которая тут же спала на лицо обратно, он молча кивнул и принялся рыскать на полках подвесных ящиков в поиске вазы. Чуя водил пальцем по краю чашки и улыбался, подперев голову кулаком и рассматривая его голую изящную спину. — Красивый. — Да, мне тоже нравится. — Я не про букет. Дазай что-то пробурчал и развернулся. Хмуро глянул на Чую, отвёл взгляд в сторону и потёр шею. Вечно смущающий своими заявлениями, он впервые на памяти Чуи не мог подобрать слов. Самодовольство Накахары так и растекалось по лицу. — А вазу ты не купил, романтик? — Как-то не подумал. Они сидели за маленьким столиком, углублённые в свои мысли. И мысли эти были далеко не мрачные и угнетающие, как раньше. Дазай медленно хлебал сладкий кофе, всё ещё сонно разглядывая стоящие в ведре с водой синие гиацинты. Казались они идеально подходящими этому месту, этому времени и обстоятельствам. Дазаю никогда не дарили цветы, и первое время он не понимал, издевается ли Чуя над ним таким образом или хотел искренне порадовать. Накахара же не сводил глаз с него. Такого Дазая, растрёпанного, смущённого и пребывающего в смятении он любил особенно. Перехватив чужой взгляд, Дазай оставил чашку и утёр губы. — Спасибо. Я люблю цветы. — Я догадался, — Чуя наклонился вперёд, подпирая щёки руками, — ты много их фотографируешь. И, дай угадаю – цветы являются ещё одной твоей причиной? Дазай потёр костяшки пальцев и ответно улыбнулся. — Неосознанно, когда я проходил терапию, я засматривался на цветы. Мне не давало покоя, какой смысл в них. Они питаются, растут, отцветают, но в итоге всё сводится к их смерти. Цветы в букетах я не понимал очень долгое время – разве это не кощунство? Растить их, ухаживать, чтобы потом срезать и отправить в цветочные лавки. Но потом я понял, что их смысл – делать людей немного счастливее. Даже если на короткий миг на чьём-то лице появится улыбка от цветов, они прожили свою скудную жизнь не зря. — Иногда ты слишком много думаешь, Осаму, — Чуя поднялся и подошёл к нему, остановившись у чужих колен. Дазай склонил голову, прекрасно замечая, как Накахара жадно разглядывал его голую грудь, плечи и живот. На ключицах Дазая уже потемнели оставленные ночью укусы, и чужое внимание они привлекали особенно сильно. — Можешь просто отключить свою мощную операционную систему и побыть тупым парнем хотя бы денёк? — Разве я не всегда тупой парень? — Ухмыльнулся Дазай. Он потянул Чую за руку, и тот уселся на его бёдра, сразу же прильнув с поцелуем, от которого Дазай увернулся. — Я ещё зубы не чистил. — Тогда, — Чуя царапнул кожу на его груди и повёл пальцами вниз с похотливой улыбкой, — можно опустить ту часть, где я делаю вид, что меня прёт от одних поцелуев с тобой? — Ты не делаешь вид. Тебя действительно прёт от одних поцелуев. — Замолчи. Или тебе напомнить, как ты вчера позорно кончил от моего рта через пару минут? — Ты обещал мне этого не припоминать!

***

— Я возвращаюсь на работу в кофейню. Дазай замер с банкой консервированных кальмаров в руке. Они стояли в рыбном отделе супермаркета. Ненавязчиво звучала популярная песня из колонок, тихо разливаясь между полок с продуктами и холодильниками. Магазин был переполнен людьми, снующими во всех его уголках. Кто-то уже громко разглагольствовал о праздничном рождественском столе, кто-то обсуждал список покупок по телефону, а кто-то одиноко топтался у полок с продуктами быстрого приготовления. Чуя рассматривал запакованный в вакуумный пакет тунец, после чего кинул его в тележку к горке продуктов. — Почему? — В смысле, почему? — Накахара пробежался взглядом по замороженным морепродуктам, посмотрел на кальмаров в руке Дазая и следом кинул их в тележку, двигаясь дальше. — Ты же не думал, что я и дальше буду безвылазно сидеть в квартире и дожидаться, пока вы там с Мори закончите свою поимку плохих ребят? — Ну, может, именно так я и думал, — проворчал Дазай, идя рядом с ним. Хотя в глубине души он понимал, что Чуя не тот человек, который может сидеть на одном месте и проживать день сурка, как делал это Дазай. Но он всё же надеялся, что ему не придётся снова переживать отсутствие Накахары. — Может, я думал, что ты захочешь быть в безопасности и дальше. — Я никогда не буду в безопасности, пока мы с тобой вместе, — беззлобно сказал Чуя, хватая с полки банку томатов в соусе. Скривившись, он поставил её обратно. — Я это понимаю. Это мой выбор. Но я хочу работать. Хотя бы в кофейне. Я скучаю. — Хорошо. Чуя выгнул бровь, удивляясь такому быстрому принятию. Он-то был уверен, что Дазай снова будет припираться и ни в какую не согласится с ним. Мимо пронёсся ребёнок с переполненной до отвала тележкой, из которой вывалилась пачка риса. Громкими шагами за ним следовал отец, поправляя на плече рюкзак и громко подзывая сына, который только сильнее разгонялся и верещал на весь магазин. Мужчина поднял с пола рис, устало глянул на Чую с немым извинением и поспешил дальше. Осаму понуро оглядел свои ботинки, после чего расслабил плечи и заглянул Чуе в глаза. — Я не хочу удерживать тебя против воли. Но есть условие. — Интересно. — Я буду провожать тебя и встречать. — А если кто-то из кофейни увидит тебя? Ты подумал об этом? — Это не так важно по сравнению с твоей безопасностью. Чуя цокнул и закатил глаза. На кассах уже скопились длинные очереди. Женщина перед ними обмахивалась журналом в прозрачной плёнке и вздыхала каждые десять секунд. На ней было зимнее пальто, в котором наверняка было невыносимо жарко в переполненном магазине. Стоя в самом конце, Чуя хотел воспротивиться поставленному условию. Первой его мыслью было, что ему это не нужно. Добираться на общественном транспорте до кофейни не представлялось ему чем-то, угрожающим его жизни, но спорить с Дазаем он не стал. Если ему так будет спокойнее, Чуя не против. — Но тогда и я хотел бы вернуться к работе, — приглушённо сказал Дазай. Накахара придирчиво его осмотрел. Носить маску Дазай уже не видел смысла – если за ним и следят, скрывать своё лицо было бесполезно. Он также понимал, что при желании Фёдор легко вычислит местоположение квартиры, где они засели. Спасало только близкое расположение полицейского участка – в районе вокруг него группировки не решались вести свою деятельность и особо туда не совались – и оставленные неподалёку посты людей Мори. Напрягало, однако, безрассудство Достоевского и его методы, которые не подчинялись общей логике японских банд. В Йокогаме и Токио мелкие группировки никогда не перечили Мори, а многие и подчинялись. Однако Фёдор умело переманивал их на свою сторону, подбивая авторитет Огая. Начал он с Озаки, когда ещё весной вербовал её людей, после чего она избавилась от всех и набрала новых. Но сейчас история повторялась: крысу в её рядах так и не вычислили, Коё сторонилась действовать в открытую и искала обходные пути торговли и контроля подчинённых. Давалось ей это с трудом, и Дазай знал, что беспокоить Огая по такому поводу она не будет из нежелания показывать свою ошибку и несамостоятельность. — Это обязательно? — Чуя поморщился. Ему не нравилось абсолютно всё, связанное с похождениями Дазая. Прошло меньше недели с его встречи с Гоголем, рана на плече едва затянулась, и Чуя не хотел вновь переживать что-то подобное. Он видел, что Дазай тоже сомнительно относится к этому, учитывая его мнение и опасность ситуации. Но он был прав: надо было закончить бессмысленную затянувшуюся холодную войну с Фёдором. — Я продолжу работать с Озаки. И буду аккуратен. — Я это и в прошлый раз слышал. — В прошлый раз я сглупил и поступил импульсивно. Чуя смирился. Он всегда, то есть, почти всегда знал, на что шёл, вступая в отношения с Дазаем и вверяя ему свои чувства. Тем не менее, волнение никуда не уходило. Но он не мог посадить его на цепь, привязать к себе и лишить его свободы. Он верил в него, но боялся. Желание того, чтобы всё это быстрее закончилось, спорило с внутренней интуицией, что так легко ничего не завершится. И ему, и Дазаю достанется в какой-то момент, это неизбежно. — Возьми с собой пистолет, — прошептал Чуя, сжав ручку тележки. — Но ты… — Возьми, — надавил Чуя. — И используй, если понадобится.

***

Если днём декабрь ещё щадил жителей прибрежного города, то по ночам буйствовал во всей красе. Ветра тянули шарфы тех сумасшедших, кто решался выйти на ночную прогулку. В уши задувало, щёки краснели от низкой температуры, пальцы рук сводило ледяной судорогой. Бездомные кошки грелись на канализационных люках, собаки сбивались в стаи и ютились рядом с мусорными контейнерами. Находились жалостливые душонки, запускающие кошек в подъезды на ночь, которые, впрочем, там и оставались, прячась под лестницей от жильцов. Рядом со станцией Исого было немноголюдно. Жилой квартал с новостроем спал. Редкие курильщики, страдающие бессонницей, выходили на балконы, кутаясь в пледы и дрожащими пальцами держа сигареты у рта. В маленьком квартале уместились почти все общественные заведения, окружённые многоэтажками. Из клуба доносились отголоски отдельного мира, никогда не дремлющего и не смыкающего глаз. Скромная вывеска не завлекала новых людей, но место и без того снискало популярность в скудном на такие развлечения районе. Из клуба через узкую дверь вышел человек. Запахнув пальто, он уверенно двинулся к ожидающей его машине, припаркованной в нескольких метрах от входа среди таких же однотипных легковушек. Сжавшись в уютном тепле салона, он прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной. Музыка в клубе била по ушам, беспорядочные громкие разговоры были едва слышны, так что приходилось нехило напрягать голосовые связки, чтобы докричаться до собеседника. Дазай вздохнул и откинулся на сидение. Озаки завела двигатель и вырулила на дорогу, направляясь в сторону автомагистрали, огибающую береговую линию. Потянувшись к панели, Дазай пощёлкал радиостанции и остановился на любимой ретро-волне. Звучали Smokie, исполняющие свою популярную «What can I do». Дазай не особо любил эту песню – она отдавала какой-то отчаянной грустью, всегда пробирающей его до внутренностей. Красивая песня, но явно не для такого случая. — Что-то узнал? — Это Дайго. Он твой предатель. Озаки сжала руль до белых костяшек. Её волосы были убраны в тугой пучок, чёлка заколота у висков. Белый шарф безвольно свисал по груди, путаясь на бёдрах. С удивлением Дазай обратил внимание на её ногти, впервые видя их без покрытия – ухоженные, но короткие и без яркого красного цвета, они как-то совершенно ей не подходили. — Вот ублюдок, — вымолвила Озаки, сворачивая на широкую пустую трассу. — Как он себя выдал? — Никак. Я просто взломал его мобильник, — Дазай выудил из кармана чужой выключенный телефон и положил его в бардачок. — Там анонимная переписка, но не трудно догадаться, с кем. Озаки угрюмо молчала. Дайго был одним из самых её близких доверенных лиц, которого она не решалась подозревать до последнего. Будучи осмотрительной, в последнее время она не доверяла никому из них, и уже это могло вызвать подозрения. Кормить его ложной информацией будет проблематично, но ей не составит труда скрывать всё, касающееся Мори. — Спасибо. Дазай кивнул, доставая свой телефон и отписываясь Чуе. Сегодня был второй день, как он встречал его вечером с работы на одолженной у Сакуноске машине. Было в этом что-то приятно сокровенное – заезжать за ним после смены с термосом, в котором ещё не успел остыть крепкий красный чай. Слушать истории о Куникиде, над которым Дазай сам частенько издевался, об Ацуши, который начал быстро уставать, параллельно готовясь к сессии и бубня заученные билеты. О посетителях Дазай слушал особенно внимательно, прося детально описывать внешность каждого. Чуя на это только упрямо закатывал глаза, но говорил всё, что Дазая волновало. — Ты не рассказал Огаю о моей проблеме? — Вдруг спросила Коё, чем немало его удивила. Дазай повернулся к ней, на секунду пересекаясь взглядом. В зеркале заднего вида он заметил следующий за ними автомобиль. — Нет. А стоило? — Я была уверена, что ты сдашь меня с потрохами. Озаки совсем слабо подняла уголок губ и искоса глянула на него. Дазай сощурился и отвернулся к окну, подперев голову кулаком. — Не думай, что я это для тебя сделал. Мы говорили о личном. — Он немного со мной поделился. Дазай сердито выдохнул, начиная привычно раздражаться. Smokie сменились на Secret Servies. Он намеренно сделал погромче, намекая Озаки, что не хочет это обсуждать. Стоило ожидать, что намёка она не поняла или намеренно проигнорировала. — Я и не думала, что ты гей. — Тебя это волновать не должно. — Да ладно, мы же почти семья. — Смешно. Не пробовала выступать со стендапом? — Почему ты всегда так холоден со мной, Дазай? — Коё набрала скорость, видимо, тоже напрягшись от хвоста. — У нас были разногласия, но, кажется, что-то поменялось? — Ага. Я ушёл из своего дома, вот что поменялось, — Дазай заглянул за сидение, пиля взглядом через заднее стекло отставшую машину. — Я же не выгоняла тебя оттуда. — И правда. Всего лишь отобрала у меня дядю, стала его правой рукой и влезла везде, где только могла, в том числе и в мой родной дом. Спасибо, что не заняла мою комнату. Или ты уже устроила там гардеробную? Озаки промолчала, отстукивая пальцем по рулю. Несколько минут они ехали вдоль побережья в молчании, слушая радио. Крутой поворот с подъёмом открыл вид на океан, и Дазай припал к окну, разглядывая бесконечную чёрную гладь. — Я не отбирала у тебя Огая. Тебе что, семь лет? Ты не пережил сепарацию или что? — Ты давно меняла номера? Озаки переключила внимание на боковое зеркало. Преследователи тоже набрали скорость, двигаясь за ними хвостом. Был шанс, что это просто попутная машина, тоже направляющаяся на юг к докам, но верить в это было бы настолько самонадеянно, что сомнений в слежке не оставалось. — Я меняю их каждые две недели. — Сможешь оторваться? Там будет поворот на Сугито. — Так и планировала. Повернуть, однако, им не дал грузовик, вставший поперёк съезда. Озаки переключила скорость и вжала педаль газа почти до пола. Дазай хмурился с каждой секундой их поездки. Переглянувшись с Коё, он кивнул, и она достала телефон, печатая сообщение. — Хироцу в районе станции Йокодай, — отозвалась она, пряча мобильный в карман. — Со своими ребятами. — И как скоро он сможет приехать? — Минут десять. — Отлично, устроит резню? — Это если нас зажмут. Можно попробовать на следующем съезде… — Озаки. — Что? — Мы ведь едем по односторонней трассе? Коё свела брови, смотря прямо на дорогу. Блеснувшие фары двигающегося навстречу грузового автомобиля заставили её напрячься. — Чёрт. — Они хотят, чтобы мы остановились, — Дазай с прискорбием выключил радио и снова повернулся назад. Озаки тем временем останавливаться явно не намеревалась. Одной рукой она схватила рычаг переключения скоростей и уставилась через зеркало уже на два автомобиля, поджимающих их сзади. Тихо выругавшись, она сбавила скорость и вырулила прямо на огромный фургон, едущий на них. — Что ты делаешь, мать твою? — Шикнул Дазай, вжимаясь в сидение. — Пристегнись. — Озаки, остановись. — Я сказала тебе пристегнуться. — Ты здесь не увернёшься, — послушавшись, Дазай всё же застегнул ремень и схватился за ручку двери. — Мы просто въедем в него! — Не говори мне под руку. Мельком увидев съезд к докам, Озаки наклонилась вперёд и резко вернула рычаг на последнюю скорость. Дазай сжался от тряски, когда она вильнула перед грузовиком в сторону, едва уйдя от столкновения. Но, ожидаемо, капот задел зад их машины, и их сильно повело по кругу. Грохот от косого удара прошёлся по ушам. Тогда с другой стороны в заднюю дверь въехала преследовавшая их легковушка, развернув обратно. Озаки вцепилась в руль и вывернула на поворот, пересекая трассу и пробивая на скорости капотом машины ограждение. Шоссе резко закончилось, сменившись кривой дорогой с гравием. Дазай ударился лбом о стекло, сразу прижимая к ране ладонь и чувствуя кровь. Голова закружилась, он с силой разлепил глаза и уставился вперёд. — Озаки, там песок! Последнее, что он успел почувствовать, это столкновение с приборной панелью.

***

Чуя не находил себе места. Пришедшее от Дазая полчаса назад сообщение говорило о том, что он уже должен был вернуться. На звонок он не ответил, что послужило толчком. Чуя вскочил, забыв о спящей на коленях кошке, которая с возмущением мяукнула и приземлилась на пол. Он начал наматывать круги по спальне, сжимая в руке телефон и названивая Дазаю. В ответ он слышал лишь механический голос, оповещающий о том, что вызываемый абонент не доступен. — Сука! Он громко выругался и отправился на кухню. Там, конечно же, ничего не изменилось: нетронутый поздний ужин из тунца так и покоился на столе, кошачья миска была вымыта, на плите стояла чистая сковородка. Чуя открыл окно и высунулся наружу в надежде, что Дазай просто потерял телефон и вот-вот подойдёт к подъезду. Чего ни через пять, ни через двадцать минут не случилось. Провожая взглядом редких прохожих, в каждом из них он видел Дазая. Но каждый уверенно проходил мимо, не обращая никакого внимания на парня, наполовину высунувшегося из окна второго этажа. Чуя принялся считать про себя и, дойдя до четырёхсот, резко ударил ладонью по наружной стене здания. — Блять, ненавижу, — пыхтя, он оттолкнулся от подоконника и опустился на стул. Бездумно листая контакты, он хотел было позвонить Сигме, но остановился. Тот не связывался с Дазаем почти месяц после своего выздоровления и возвращения в строй. На пробу Чуя позвонил Хироцу. Долгие гудки прекратились спустя минуту. Снова вскочив на ноги, Чуя попытал удачу и вновь набрал его номер, но и вторая попытка успехом не увенчалась. Обеспокоенная взвинчивостью хозяина Макрель пришла на кухню и запрыгнула на стол, сев у тарелки с рыбой. Обычно Чуя сгонял её со стола, но сейчас ему было не до этого. Телефон Озаки так же, как и дазаевский, был отключён. Звоня Тачихаре, Накахара отрешённо наблюдал, как кошка принялась поедать кусок обжаренного тунца. Звонок оборвался, так и оставшись без ответа. — Ну и нахуя вы мне нужны, если никто не отвечает! — Крикнул Чуя. Зло зыркнув на Макрель, он помахал у её морды рукой и шикнул на неё. — А ну кыш! Ухватив зубами рыбу, Макрель спрыгнула и ретировалась в спальню. Чуя слышал, как она чавкала тунцом, и беспомощно накрыл лицо рукой. Не надо было его отпускать. Он дёрнулся от входящего вызова, не веря глазам. Протупив пару секунд, он резко ответил и почти прорычал: — Это Мичизу Тачихара? — Э, да, — приглушённо ответили с той стороны. — Откуда у тебя этот номер? — Мне дал его Дазай. — Дазай? — Мичизу усмехнулся, а его тон с удивлённого сменился на весёлый. — И зачем он тебе его дал? — Ты знаешь, где он? — Игнорируя вопрос, спросил Чуя. — Догадываюсь. — И что с ним? — Так, стоп, — Мичизу оборвал его фразу, не дав договорить. — Ты кто вообще? Чуя поджал губы, растирая переносицу. Дазай дал ему нужные номера, но, естественно, не потрудился никому рассказать о нём, видимо, уверенный, что Чуя никогда никому из них не позвонит. — Я… друг Дазая. И с ним что-то случилось, потому что он не выходит на связь. — Ясное дело, случилось, — фыркнул Мичизу. Чуя расслышал вой ветра, скорее всего, через раскрытое окно машины. — Хироцу сорвался с точки из-за них с Озаки. — Что значит сорвался с точки? — Значит, они в какой-то жопе. Чуя завыл в голос. Он знал, знал, что ничем хорошим это не кончится. Перед глазами заплясали самые ужасные версии того, что могло случиться. Возможно, Дазай мог быть уже мёртв вместе с Озаки. Чуя вздрогнул от этой мысли и обхватил себя свободной рукой поперёк живота. От одного представления, что Дазай умер, его затошнило, а желудок начало крутить. — Слушай, друг Дазая, — подал голос Тачихара. Чуя схватился за столешницу и удержал себя на ногах, слушая его голос. — Скорее всего, они приедут в штаб. Если будут в состоянии. — Штаб? — Чуя сморщился, борясь с тошнотой. — Можешь отвезти меня туда? — Э-э-э, не думаю. — Я всё знаю. О Мори, Достоевском и остальном. Дазай рассказал мне, — Чуя втянул ноздрями воздух и уставился на своё отражение в окне. — Он дал мне твой номер со словами, что ты хорош в своём деле и на тебя можно положиться в таком случае. Тачихара молчал, обдумывая его просьбу. Чуя тем временем уже был в прихожей, натягивая на ногу ботинок и прижимая телефон плечом к уху. Даже если Мичизу не согласится, он сам пойдёт. Куда – он был без понятия. Просто пойдёт, иначе он сожрёт себя заживо от размышлений. — Говори адрес. Через пятнадцать минут Чуя сбежал по лестнице, едва не навернувшись и не просчитав оставшиеся ступени своим и без того сломанным носом. Раскрыв дверь подъезда так сильно, что она ударилась о стену, он застыл, уставившись на подъехавший внедорожник. Когда Дазай назвал машину Тачихары колымагой, он нисколько не приукрасил: измятый вдребезги багажник едва держался в закрытом состоянии, одна фара не работала, двери по правой стороне были помяты. Царапин на этом старом и дышащим на ладан Лексусе было не сосчитать. Чёрная краска давно потеряла свой вид, и когда-то достаточно недешёвый внедорожник выглядел так, будто его только что вывезли со свалки. Сомневаясь в пригодности этого транспорта, Чуя распахнул дверь, вскочил на подножку и пристроился на пассажирском сидении. — Ремень сломан, — отозвался Тачихара. — Не буду говорить, что это удивительно. Мичизу криво улыбнулся и выехал на дорогу. Чуя рассматривал его с неприкрытым удивлением. Пацан, явно младше него, выглядел ничуть не лучше своего Лексуса: нижняя губа разбита, костяшки рук не заживали, наверное, уже несколько месяцев, на носу налеплен пластырь. Волосы цвета ржавчины разлохмачены так, будто он только что вылез из драки, болотная куртка небрежно скомкана за спиной. Чуя выгнул бровь, ловя ответный изучающий взгляд. — Как тебя звать-то? — Чуя. Накахара Чуя. — Не слышал о тебе. Ты откуда? Из банды Коршунов? — Чего? — Ну, Коршуны. Новенькие в Канагаве, — Мичизу, несмотря на свой раздолбайский вид, разговаривал спокойно и уверенно. Вёл он тоже уверенно, но с такой скоростью, что Чую шатало из стороны в сторону. — Босс просил за ними следить, мутные типы какие-то. Всё набиваются нам в партнёры, но хрен их знает, из какой дыры они вылезли. — А почему Коршуны? — Потому что рожа у их главного как у коршуна. И нос такой же. Чуя нервно хохотнул и вцепился руками в сидение. На каждом лежачем полицейском по машине разносилась тряска. Скрипело сидение, вот-вот готовое развалиться, как и сам внедорожник. Как их ещё не остановили патрули, Чуя не понимал. Они с огромной скоростью проносились по Йокогаме, оставляя позади спальные районы, дремлющие в темноте. — Нет, я не из Коршунов. Я вообще из ниоткуда. — М-да. И чё ты тогда здесь делаешь, Чуя Накахара? Накахара… — Мичизу повторился, вдруг задумавшись. Затем посмотрел на Чую и с сомнением спросил. — Ты не родственник ли случаем Накахары Мэй из Оидзуми? У Чуи сжалось сердце из-за нахлынувшего страха. Он подавил его, но облепившая тело с ног до головы тревога всё равно прозвучала в его голосе. — Я её сын. — Ничего себе! — Воскликнул Мичизу, рвано дёрнув руль. Чуя приложился плечом о дверь и раздражённо потёр его рукой. — Так ты из Оидзуми! — Ну да… Откуда ты знаешь мою маму? — Я тоже родом оттуда. — Вот это совпадение. — Ещё какое! — Эмоционально ответил Тачихара. Мальчишеская улыбка на его лице была такой искренней, что Чуя невольно ею проникся. Всё-таки встретить свояка в таком большом городе было почти невозможно. — У моего отца обнаружили саркому желудка, и мы начали лечение там. Прогнозы были неблагоприятные. Мэй Накахара была приставленной к нему медсестрой. Прекрасная женщина. Она уговаривала главврача перевезти отца в Йокогаму, где работал Мори. Сказала, что если не он, то уже никто его с того света не вытащит. Никто не стал слушать простую медсестру, но я решил переговорить с ней лично. Она убедила меня, что лечение у Мори стоит своих денег, и я сам переправил отца к нему. И он действительно помог нам. Чуя отвернулся к окну, пряча улыбку. Это было так похоже на его мать – припираться с начальством и до последнего стоять на своём. В этом смысле Чуя был точной её копией. — Ты поэтому состоишь в банде? — Вспомнив рассказ Дазая о Мичизу, уточнил он. — Да. Таких денег у моей семьи никогда не было. И я отплачиваю Мори своей верностью. — Так что с Дазем и Озаки? Мичизу вздохнул и переменился в лице. Они двигались в центр города, который Чуя знал как свои пять пальцев. — За ними был хвост. Последнее, что я услышал, что Озаки связалась с Хироцу. Я был с ним, но он отправил меня с точки восвояси и забрал своих людей. Больше ничего не знаю.

***

Дазай едва не стонал от боли в разодранной до мяса скуле. Со лба стекала кровь, щипая глаза, которые он то и дело вытирал о плечо. Он остановился за очередным контейнером, прислушиваясь к беготне позади. Тяжело дыша, Дазай пытался перевести дыхание, но такой возможности у него не было. Рядом с доками находилась открытая многоуровневая парковка, которую перестраивали. Строительный кран висел над головой, его металлический трос слабо шатался от сильного ветра, отдавая скрипучим скрежетом. Озаки замычала на его спине, повернув голову в сторону. Повернувшись туда же, Дазай чертыхнулся и спрятался с ней за контейнером, к которому прижималось ещё три, выстроенных в ряд. Металлическая стена тихо звякнула, стоило приложить Озаки к ней спиной. — Блять, — Дазай зашептал, хватаясь за кусок стекла, застрявшего под его ключицей. Пальцы дрожали и скользили из-за крови, стекающей по ним. Зажав зубами нижнюю губу, он зажмурился и вытащил осколок, не торопясь отшвыривать его дальше. Задержав дыхание, он выглянул из-за контейнера и увидел три силуэта, стоящих к ним спиной. Развернувшись, он с силой махнул рукой и закинул стекло на первый этаж парковки. Оно сразу же разбилось, создавая эхо, и трое сорвались с места, убегая на шум. Дазай опустился на колени рядом с Озаки. Она держалась за живот, из которого торчал крупный осколок. Кровь скапливалась у его основания, но не шла дальше. Белая рубашка скомкалась у живота, две пуговицы оторвались, а пальто спустилось с плеч. Правая её рука была неестественно выгнута в районе кисти. Пока Дазай тащил её сюда, она то приходила в сознание, то отключалась. Дымящаяся машина так и осталась у кучи строительного песка, который смягчил столкновение, но разбитое вдребезги лобовое стекло разлетелось в стороны. Осколки в основном улетели между ними на заднее сидение, но два крупных попали в тела Дазая и Озаки. — Так, ладно, — Дазай зашептал под нос, начиная сматывать со своей левой руки бинты. Кровь из раны на лбу снова соскользнула вниз, затекая в глаз. Израненные пальцы дрожали, по груди стекала кровь из ключицы, но он почти не чувствовал боли, молясь, чтобы кусок стекла в теле Озаки не затронул органы. — Озаки, ты меня слышишь? Она лишь слабо кивнула и зажмурилась, когда Дазай принялся фиксировать бинтами её сломанную руку. Тяжело дыша, Коё вдруг расслабилась и обмякла. Закрепив узел на шее, Дазай схватил её за лицо и слабо встряхнул. — Озаки, блять, ты всё это время была такой живучей сукой! Не смей умирать при мне! — Агрессивно зашептал он, наблюдая за чужим расфокусированным взглядом. — Огай меня прикончит, если ты сейчас откинешься! — Не… Ори, — она нахмурилась и крутанула головой, уйдя из его хватки. Проморгавшись, она попробовала подтянуться выше, но лишь охнула и схватилась здоровой рукой за живот. — Не двигайся, дура. — Даже на моём смертном одре ты продолжаешь называть меня дурой, — слабо выдавила она. Заслышав шаги, они оба напряглись. Дазай сглотнул, понимая, что двое человек были прямо за соседним контейнером, наверняка услышав их разговор. Пользоваться пистолетом было слишком опасно – он сразу привлечёт внимание шумом. Глянув на бедро Коё, Дазай достал из пристёгнутой к её ноге портупее нож. Она тут же схватила его за запястье ледяными пальцами и помотала головой. Дазай вырвал руку из её хватки и приложил к губам палец, прося молчать. Выглянув из укрытия, он охватил взглядом пространство. Трое так и продолжали рыскать по парковке, двое находились в паре метров, и ещё издалека раздавались шаги и разговоры нескольких человек. Он прикинул, какой был шанс избавиться от двух людей тихо. Ветер продолжал шатать кран, вызывая скрип, и звук разбивался о контейнеры и строй материалы, путая ориентиры. Решившись, он вышел из укрытия и схватил первого мужчину, зажав ему рот. Не думая, он перерезал ему горло. Тело бесшумно опустилось на землю, сотрясаясь, но второй человек тут же выстрелил, оповещая об удачном поиске. Направил на Дазая пистолет, но тот оказался быстрее, пристрелив его в голову. Дазай спрятался обратно, прицелился и с двух выстрелов уложил подбежавшего с парковки. Двое других поступили умнее и спрятались за широкими колоннами. Свет сюда распространялся от высоких фонарей прямо у суден, не давая нормально прицеливаться. Переместившись назад, Осаму отыскал взглядом ещё двух крадущихся человек и снял одного из них не с первой попытки. Остальные попрятались, но теперь, прекрасно зная о их местонахождении, это был лишь вопрос времени, когда их схватят. Прилетевшая пуля в контейнер заставила его забуриться вглубь, лишая обзора. Сжимая ствол пистолета, Дазай понимал, что их окружают. Он пододвинулся к Озаки, поправил на ней пальто и сжал её плечо, слабо тормоша. — Озаки… — Я знаю, — она всё же подтянулась, садясь ровнее. — Хироцу не успеет. — Я нужен им живым, — тихо прошептал Дазай. — Я смогу договориться, чтобы тебя не убили. — Ты сумасшедший? — Зашипела она. — Хочешь им сдаться? — Сдаться и не дать тебе умереть от внутреннего кровотечения? Да, хочу. — Иди ты на хер со своей жертвенностью, придурок. Дазай улыбнулся и вложил в её руку пистолет. Коё скинула оружие на землю вцепилась в него мёртвой хваткой, не давая встать. Удивляясь остаткам её сил, Дазай покачал головой. — Отпусти. — Сиди на месте. — Будешь упрямиться вплоть до своего погребения? — Не смей высовываться, — Озаки сдержала стон боли и, напирая, сжимала его руку так сильно, что у Дазая заболела кость. — Дождись Рюро. Оглядев её до смерти бледное лицо, выделяющееся в темноте, Дазай улыбнулся и кивнул. Подождав с минуту, когда бдительность Озаки уляжется, он осторожно расцепил её пальцы и положил руку на землю. — Я здесь! — Закричал Дазай и вскочил. Озаки зашипела и попыталась снова его схватить, но промахнулась. Выйдя из укрытия, Дазай высоко поднял руки над головой. Из-за колонн парковки сразу показались двое, а вот с другой стороны вышло сразу семь человек. Все направляли на него оружие, и Дазай почти загордился собой: Фёдор настолько уверен, что его сложно будет перехватить без сопротивления, что выделил целый отряд. — На колени! — Крикнул кто-то сбоку. Дазай убрал руки за голову, но садиться не спешил. — Вы не тронете Озаки, — сказал он громко, чтобы слышали все. — Сейчас же отвезёте её в больницу. — Ты думаешь, ты вправе ставить нам условия? — Ещё как, — Дазай набрал побольше воздуха. Он тянул время, как вдруг заметил за спинами окружающих его людей чью-то тень. — Вашему боссу ведь интересно, где я прячу его деньги? Отвечать никто не спешил. Двое, подошедшие ближе, были русскими. Тот, что крупнее, со светлыми волосами и бледной кожей, с прищуром оглядывал Дазая, а после метнул взгляд на Озаки за его спиной. — И что? — Я могу сказать это вам. Он ведь наверняка вознаградит вас за такую информацию? — Думаешь, мы тебе поверим? — Я не в том положении, чтобы врать, согласись. Светловолосый говорил с явным кричащим акцентом, переваривая каждое слово Дазая, который намеренно говорил медленно и с расстановкой, чтобы смысл точно был уловим. — Тогда говори. — Сначала вы отвезёте её в больницу. Когда она будет в безопасности, я скажу. — Нам поверить тебе на слово? — Моё слово, в отличие от вашего, кое-что да значит, — Дазай смотрел ему в глаза, говоря с напором. — Я знаю, что убивать меня вам запрещено. А вот мне убить вас – ничего не стоит. Опустив оружие, светловолосый подошёл ближе. Ростом он был ниже Дазая, но такой широкий, что без проблем мог вырубить его парой ударов. Но всё же Дазай рассчитывал на козырь в своём рукаве. Все подчинённые Фёдора наверняка были в курсе об украденных деньгах и том, что найти их без информации из уст самого Дазая не получится никак. Все также понимали, что так легко Фёдору разговорить его не удастся даже под пытками и угрозами, потому что Дазай сделал уже слишком много, чтобы сохранить свою тайну при себе. — Дёрнешься – мы её пристрелим на месте, — отозвался русский. Дазай кивнул и опустил руки. — Пусть её отвезёт в центральную больницу один человек. Вот этот, — он кивком головы указал на второго русского. Тот был худощавым, но ростом обделён не был. Короткие чёрные волосы его от ветра не шевелились, а вот глаза хищно высматривали всё вокруг. Он подошёл к ним, всё ещё направляя пистолет на Дазая. Остальные взяли его в кольцо. Странно, но даже зажатым со всех сторон Дазай себя неуверенным не чувствовал. — Хорошо, — светловолосый сказал что-то на русском своему товарищу, и тот, помедлив, опустил пистолет и двинулся к Озаки. Дазай проследил, как он убрал оружие в кобуру под круткой и склонился в тени контейнера. Три, два… Озаки выстрелила русскому в голову, как Дазай и ожидал. Не медля, он ударил по кисти правой руки светловолосого, перехватывая оружие. Со всех сторон начали раздаваться выстрелы, и было их куда больше, чем видимых преследователей. Противник Дазая с размаха ударил левым кулаком ему в висок, сразу же сбивая с ног следующим ударом в колено. Падая, Дазай успел углядеть, как Озаки выстрелила в одного из подорвавшихся в её сторону людей. Остальные вдруг попадали сами, пристреленные в спину. Перевернувшись, Дазай ударил пяткой в бедро светловолосого. Тот упал сверху, надавливая весом, и вцепился пальцами в открытую рану под ключицей. Дазай заорал и принялся хаотично бить его коленями в живот. Отовсюду звучали громкие отрывистые выстрелы, перед глазами появилась одурманивающая дымка. Всё, как пятнадцать лет назад: его придавливает вес чужого тела, вокруг бойня, кто-то кричит, бегает и сразу же падает на месте. Не чувствуя сил, Дазай перестал сопротивляться и закрыл глаза, отдаваясь боли. Она окружала его со всех сторон, подбираясь изнутри и снаружи. Проваливаясь в беспамятство, он вспомнил свою рыжую кошку, отъевшуюся, слишком энергичную для однокомнатной квартиры. Вспомнил Чую, ворчливого и раздражённого постоянным беспорядком. Наверняка он уже проклинал Дазая всеми известными ему ругательствами. Хватало бы Дазаю сил, он бы усмехнулся, но подступившая мгла не дала ему даже напоследок приподнять уголок губ.

***

Запах нашатыря Дазай ненавидел. Его рвотный рефлекс активировался сразу, стоило почуять под носом эту дрянь. Он помнил, как пару раз открывал глаза, видел размазанные силуэты, но сразу же закрывал обратно, куда-то падая. Под спиной моментами он не ощущал ничего, будто летел в пропасть. То жар, то холод одолевали его тело, которое он почти не чувствовал. Ни боли, ни чужих касаний он не ощущал. Время от времени к горлу подкатывала тошнота. Возможно, его рвало. Он не помнил себя, не помнил ничего из происходящего. Силясь поднять руку к потолку, Дазай почти сразу сдавался. Складывалось ощущение, что его руки не было и вовсе – лишь пустота образовалась там, где должны быть его пальцы. В какой-то момент ему не хотелось приходить в сознание. Летая в холодном забытье, он улавливал разброшенные мысли. Он умер. По-другому быть и не могло – иначе что это, как не смерть? Его тела не существует, он ничего не видит, и лишь короткие проблески сознания не давали ему провалиться совсем. Голову прострелила резкая боль, и он наконец смог раскрыть глаза. Чувства вернулись в одну секунду. Боль покрывала почти всё тело, концентрируясь в груди и голове. С потолка светили тусклые лампы. В предплечье что-то точечно кололо. Дазай повернулся и сфокусировался на катетере, торчащем из его вены. От этого вида его снова замутило, и он рывком откинул его. Стойка с капельницей от резкого движения пошатнулась и лишь чудом не упала. Свесившись с кровати, он наткнулся на ведро с собственной рвотой. Сделав глубокий вдох, Дазай приподнялся и огляделся. Комната была штабной. Той самой, где он несколько лет время от времени жил с Сигмой. Вытянутое помещение было почти пустым – его обустроили под медицинский кабинет. Пахло нашатырём, спиртом и ещё массой каких-то лекарств. Поморщившись, Дазай потянулся к оставленной у кровати бутылке воды и выпил её залпом. Его грудь была перемотана так туго, что дышать давалось с трудом. Тронув себя за лицо, Дазай прошёлся пальцами по разодранной скуле, которую кто-то прочистил от грязи и обработал. Из одежды на нём остались только брюки и носки. Татуировки были открыты, отчего он чувствовал себя нагим. Он через силу поднялся, опираясь ладонью о стену. На его копошения никто не пришёл – видимо, охрану у двери поставить не потрудились. В коридоре было слишком светло. Дазай жмурился и почти полз по стене в сторону туалета. Замерев на месте, он услышал отдалённый разговор. Шум в ушах не давал ему понять, сколько человек разговаривало, и кто именно это был, но что-то подсказало, что все говорящие были ему знакомы. Развернувшись в другую сторону, он поплёлся на звук. Споткнувшись о порог ногой, он ухватился за ручку приоткрытой двери, которая сразу отъехала в сторону и громко ударилась о стену. Дазай сморщился и приставил к голове кулак. В подростковом возрасте из-за бессонниц он часто страдал мигренями, но такой боли в черепе не испытывал никогда. Будто изнутри скребли по скальпу тупыми ножами, били молотками и вдобавок долбили по ушам. Прислонившись к двери, он уловил на себе взгляды четырёх пар глаз. Если не двигаться, картинка становилась чёткой. Сразу же он узнал Анго с его вечными круглыми очками. Смотрел он как всегда с огромным скептицизмом и отстранённостью. Коричневый пиджак покоился на спинке дивана, галстук был развязан и болтался на шее. Рядом сидел Хироцу, болтая до этого ногой, но, стоило ему увидеть едва держащегося на ногах Дазая с зелёным лицом, он замер, удивлённо раскрыв глаза. В кресле в стороне от низкого журнального стола сидел Тачихара с банкой пива в руках и сигаретой в зубах. Он лишь вскинул брови, но ничего не сказал, сразу же повернувшись к Хироцу. Последнего человека Дазай никак не ожидал увидеть в этом месте. — Что ты здесь делаешь?.. — Прохрипел он, сразу же заходясь в кашле. Чуя Накахара был единственным, кто сразу же вскочил на ноги и бросился к нему. На нём была домашняя излюбленная чёрная майка и его любимые узкие джинсы, заправленные в ботинки с широкой шнуровкой. Перекинув руку Дазая через плечи, Чуя удержал его на месте и подвёл к широкому креслу, на котором до этого сидел. На столе валялась пустая пачка из-под сигарет и только что вскрытая, в которой не доставало двух. Одну курил Тачихара, а вторую, не зажжённую, жевал во рту Хироцу. У него всегда была такая привычка – жевать сигареты. Мори как-то сказал ему, что из-за многолетнего курения он рискует умереть куда раньше, после чего Рюро перешёл на жевание сигаретных фильтров. Дазай удивлялся такому идиотскому способу бросить курить, никогда не понимая, почему люди так подсаживаются на никотин, что не могут занять свой рот чем-то иным. — Тебе нельзя вставать, — вкрадчиво сказал Чуя у его уха. Дазай закрыл один глаз, когда Накахара заправил волосы за его ухо, после чего сразу отстранился и встал рядом, не решаясь отойти. — Он встал бы даже из могилы, — растягивая слова по слогам, отозвался Анго. Ему, казалось, единственному здесь было по-обычному плевать на всё происходящее. — Непрошибаемый мудак. — Эй, — рыкнул вдруг Чуя. — Закрой свой рот. — Ты вообще ещё каким-то сказочным образом можешь открывать свой собственный рот, который уже должен быть набит землёй, — уныло ответил Анго, разглядывая в сотый раз без интереса яркие картины на стене. Просторное помещение было обустроено под зал совещаний группировки. В самом центре стоял вытянутый дубовой стол, на котором лежало несколько включённых ноутбуков в спящем режиме. Широкие окна были спрятаны за коричневыми плотными шторами. По одной стене тянулись полупустые стеллажи с книгами и старыми документами в пыльных папках, напротив была устроена маленькая кухня с раковиной и мини-холодильником. У противоположной от окон стены обустроена зона отдыха с журнальным столиком и диванами, где все и собрались. Чуя в который раз за эту ночь скрипнул от злости зубами. За часы ожидания, пока Дазай приходил в себя, он уже успел разругаться с Сакагучи Анго, поносящего его всеми низкими словами. Хироцу время от времени вступал в их перепалки, успокаивая обоих и подсовывая Чуе сигареты, которые тот скуривал меньше, чем за минуту. На время остывая, он смолкал, сканируя уставшим взглядом помещение, пока снова не натыкался на презрительный взгляд Анго. Тот утверждал, что Мичизу идиот, раз привёз его сюда, и настаивал, что Накахару следует пристрелить на месте. Тачихара никак не реагировал на старшего, пожимая плечами и одну за другой растягивая холодные банки пива. — Очкастый упырь, — шикнул Чуя. — Безмозглая кучка мускулов, — не остался в долгу Анго. — Ты вообще понимаешь, с кем говоришь? — Прекрасно понимаю. С зазнавшимся куском говна. — Куском говна станешь ты, стоит мне вспороть тебе живот. — Заткнись, Анго! — Крикнул Дазай, схватившись за голову и склонившись к коленям. От каждого слова его боль усиливалась, а в ушах звучало раздражающее эхо. — И ты, Чуя… Пожалуйста, потише. — Вы посмотрите, он знает слово «пожалуйста»! — Анго хлопнул в ладоши и бесцветно усмехнулся. — Анго. Стоило Хироцу сказать одно слово, Сакагучи успокоился и вновь отвернулся к стене. Дазай массировал голову пальцами, борясь с тошнотой. Он не понимал ничего из происходящего – почему он чувствует себя так разбито, почему здесь Чуя и почему они с Анго ругаются, как две бабки на базаре. Наблюдая за его мучениями, Чуя уселся на подлокотник кресла и боязливо положил руку ему на макушку, вплетая пальцы в волосы. Он игнорировал косые взгляды в их сторону, полностью сосредоточившись на Дазае. Несколько раз Чуя заходил с Хироцу в ту комнату, где его оставили, смотря, как Рюро водил нашатырём перед его носом и только мотал головой, через время уходя и уводя Чую за собой. Старик, на удивление, отнёсся к его появлению спокойно, в отличие от Сакагучи. Лишних вопросов не задавал, хотя заинтересованные взгляды Чуя ловил на себе слишком часто. — Где Озаки? — Шёпотом спросил Дазай. Затянувшееся молчание подтолкнуло его выпрямиться и посмотреть на каждого. Чуя молча массировал его голову, унимая боль вкрадчивыми касаниями. Тачихара оставил пиво на столе и посмотрел вниз. Анго разглядывал свои ногти, выгнув бровь, а Хироцу только тяжело вздохнул. — Её оперирует Шибата. Она не приходила в себя после того, как я вас нашёл и убил русских. Дазай подался вбок и опёрся плечом о Чую. Мори… минимум, он убьёт его. Максимум, вытащит из Дазая кишки и повесит его на люстре на них же, обмотав вокруг шеи. Шибата был старшим помощником Огая в больнице, все операции они проводили вместе. Если он не сможет спасти Озаки, ей не поможет уже никто. — Не хочешь спросить, как здесь оказался твой женишок? — Ядовито усмехнулся Сакагучи, сцепив руки в замок. Дазай покосился на Чую, поджавшего губы. Видимо, в порыве эмоций он сболтнул лишнего об их отношениях. Дазая, впрочем, это совершенно не беспокоило, в отличие от того факта, что Чуя был здесь. — Вероятно, его привёз Мичизу? — Угу, — отозвался Тачихара. — Я его привёз. — Я сам попросил, — твёрдо сказал Чуя, прожигая взглядом Анго. Дазай не помнил, чтобы кто-то позволял себе так нагло разговаривать с Сакагучи, и впервые видел его таким взбешённым. Учитывая характер Чуи, нетрудно было догадаться, почему тот его так легко вывел из себя. — А мы теперь всех третьих лиц будем привозить в штаб по одной просьбе? — Не унимался Анго. — Ещё, может, посадим его в один из кабинетов и вручим оружие? — О, не волнуйся, с таким дохляком я и без оружия разберусь. — Чуя, — Дазай сжал его колено и покачал головой. — Хватит. Накахара послушался, и на какое-то время воцарилась тишина. Дазай снова ощупал свою голову, подковырнув обмотанный вокруг неё бинт с запёкшейся кровью. У него явно было сотрясение, иначе объяснить боли и тошноту было нельзя. Оголённая кожа тела начала мёрзнуть и покрываться мурашками. Заметив это, Чуя поднялся, взял куртку Тачихары, который, не возражая, сам её протянул, и накинул её Дазаю на плечи. — Смотреть противно, — буркнул Анго и поднялся. Все проследили, как он вышел, прикрыв за собой дверь, и тут же выдохнули. Даже Хироцу, сидевший до этого обманчиво спокойно, расслабился. — Ну он и уёбок, — буркнул Чуя. — Он просто беспокоится, что ты можешь выдать нас, — тихо сказал Дазай. — Нет, он просто реально уёбок, — сказал Мичизу. Они с Чуей переглянулись и глумливо засмеялись, впрочем, стоило Дазаю посмотреть на них с раздражением из-за повышенной громкости, сразу умолкли. — А вы чё, правда встречаетесь? — Господи, — Дазай закрыл лицо ладонями и наигранно завыл, вызывая у этих двоих очередной смешок. Хироцу, заглянув в телефон, со вздохом поднялся и опустил тяжёлую ладонь на укрытое курткой плечо Дазая. Тот раздвинул пальцы, глядя одним глазом на Рюро и уже понял, к чему был этот угнетённый вздох. — Огай скоро будет. Мичи, пошли, — Хироцу поманил его рукой, и пацан с явным нежеланием последовал за ним, помахав Чуе на прощание ладонью. Стоило остаться наедине, Чуя нагнулся и обнял Дазая за шею. Тот подвинулся в кресле, позволяя Накахаре сесть рядом, и обмяк в его руках, закрыв глаза. Куртка Тачихары противно пахла сигаретами, но всё же согревала, так что Дазай обернул её плотнее и расслабился. Желанная тишина наконец дала ему время прийти в себя. Чуя ничего не говорил, перебирая пряди его волос. Дазай настолько к этому привык, что уже не мог представить ни дня своей жизни, когда бы Накахара так не делал. Он трогал его волосы постоянно и при любой возможности: когда они обнимались, ложились спать, смотрели телевизор или занимались любовью. Будто пальцы Чуи уже приросли к его голове и могли сгнить без возможности касаться каштановых волос. — Как себя чувствуешь? — Шёпотом спросил Чуя. — Жрать хочу. Чуя фыркнул и сжал его щёку, оттянув в сторону. Дазай улыбнулся, чувствуя, что ещё немного и провалится в сон. В знакомых стенах штаба он чувствовал себя в безопасности, даже если ему было здесь некомфортно. Слишком много плохих воспоминаний связано с этим местом, тем не менее, он знал здесь каждый уголок. Застрявшие в горле извинения так и не вылезли наружу. Дазай чувствовал, что Чуя и так понимал его вину перед ним. Молчание между ними было переполнено переживаниями. Они не нуждались в словах утешения, довольствуясь близостью. Вдруг Чуя выудил из кармана маленькую сд-карту и протянул Дазаю. — Твой телефон сдох, но она уцелела, — объяснил он. Дазай улыбнулся и забрал её. — С недавнего времени я всё храню в облаке. — Значит, я зря отвоёвывал её у Хироцу? — Почему же зря. Тебе надо было показать свой характер. — Ой, заткнись. Дазай вздрогнул от раскрывшейся двери. Распахнув сонные глаза, он повернулся в кресле и увидел Чую, тоже резко подскочившего на месте. Видимо, он тоже успел прикорнуть за время ожидания. Мори широкими шагами прошёл к стеллажам за их спиной, скинув по дороге пальто вместе с медицинским халатом, который забыл снять в больнице. Откуда-то он выудил початую бутылку спиртного и наполнил бокал на треть. Дазай следил за ним, обернувшись через плечо, пока Чуя сонно протирал пальцами глаза. Сделав пару глотков, Мори, не смотря на них, раздвинул шторы. Было раннее утро, солнце только-только начало подниматься. Он повёл затёкшими плечами, включил воду в раковине и вымыл руки с мылом. В его движениях Дазай чётко видел раздражение и самую настоящую ярость. Мори швырнул на столешницу полотенце и раскрыл маленький холодильник. — Накахара-кун, ты голоден? Чуя, жмуря глаза, покачал головой. Мори этого не увидел и достал два запечатанных сэндвича, сунул их в микроволновку и скрестил руки на груди. Дазай притаился за спинкой кресла, будто мог стать невидимым, и спрятал лицо за воротником куртки. Приземлившаяся на стол через пару минут тарелка угрожающе звякнула о стеклянную поверхность. Закинув ногу на ногу, Мори спешно закурил на широком диване. Смотрел он прямо перед собой, игнорируя напуганный взгляд Дазая и сонный Накахары. Поняв, что убивать его никто не собирается, Дазай подтянул к себе тарелку и ухватил один сэндвич, откусывая сразу половину. — Я не тебе их разогрел, — громко сказал Мори, глянув на него исподлобья. Жуя, Дазай поджал к себе одну ногу и нахмурился. — Я голодный. — Ты бестолковый. Чуя вздохнул и нагнулся вперёд, тоже начиная есть. Вспомнив об оставшемся на столе тунце, который кошка наверняка уже сожрала наполовину, Чуя почувствовал настоящий голод. Он жадно вонзился зубами в горячий хлеб и прикрыл глаза от удовольствия, слушая пререкания этих двоих. — Озаки сама не хотела, чтобы ты знал. — Я с ней потом поговорю, а сейчас я желаю услышать, чем руководствовался ты. — Чем руководствовался? — Дазай прожевал и отложил недоеденный кусок на тарелку. — Не знаю, может, желанием разобраться с тем, на что у тебя сил не хватает? — Осаму! — Мори хлопнул по столу ладонью, от чего дёрнулся даже Чуя. — Я говорил тебе не лезть в это! — Как я могу не лезть, если я сам это начал?! — Вот именно, что начал, а закончить у тебя прыти не хватает! — Хватает! — Что ты думал делать против целой группы нападающих? Сдаться Достоевскому в лапы и тихо-мирно скончаться от пыток? — Всё было под контролем, и Хироцу успел вовремя! — Всё было под контролем, поэтому Коё едва не отправилась на тот свет? — Она сама… — Осаму! Дазай скукожился и опустил голову. Мори, конечно, был прав. Следовало ему обо всём рассказать ещё с самого начала, но они с Озаки оба пришли к выводу, что у него и так хватает проблем. Он просто бы их остановил и дело растянулось бы на ещё большее время. Они сделали то, что хотели, но какими усилиями им это далось? Чуя приобнял его рукой и положил голову на его плечо. От него одного Дазай чувствовал поддержку, и никак не мог взять в толк, почему человек, с которым он встречается меньше полугода, стал для него самой большой опорой. Вообще единственной опорой, которая у него на данный момент была. — Как Озаки? — Показатели стабильны. Но когда она придёт в себя – непонятно. Точно не в ближайшие сутки. — Ну извини. Мы, знаешь ли, с ней вдвоём были в той машине. Ей просто не повезло. — Осаму, — Чуя прошипел и ущипнул его за бок, забравшись рукой под куртку. — Прекрати. Мори вдруг поднялся с места и подошёл к ним. Дазай загнанно посмотрел на него снизу-вверх, непонятно отчего ожидая удара. Но Огай, подняв руку, тепло потрепал его по волосам, задевая бинты на голове. Оставил руку на его макушке и присел на корточки перед ним, смотря в глаза. — Хироцу рассказал мне, как ты вышел из укрытия и защищал её. Спасибо. Буркнув под нос, Дазай отвернулся от них обоих, уставившись на картины, которые разглядывал перед этим Сакагучи. Это были пейзажи Хоккайдо, куда они с Мори в одно лето летали вместе и там же купили эти картины. На одной из них был изображён холм с раскинувшейся цветущей поляной, на которой паслись овцы. Овец в горах Хоккайдо Дазай не видел, позже узнав, что художник изобразил сцену из книги Мураками «Охота на овец». Прочитав её за несколько дней после возвращения с острова, Дазай долго думал, что являл собой человек-овца. Было ли это мифическое существо или всего лишь интерпретация одного из тёмных человеческих качеств, Дазай так и не понял. Однако спустя несколько лет он осознал, что это была за овца такая, овладевшая человеком и управляющая чужим сознанием во имя успеха. Основой для романа служит китайская легенда о могущественной овце, переселяющейся в человеческое тело. Дарующая власть и силу, она отбирает всё людское у души, которой владеет. Иногда и в себе он ощущал нечто потустороннее, толкающее его на поступки, которые в здравом уме он бы не совершил. С содроганием он вспомнил, как бездумно перерезал горло одному из нападавших. До этого он особо не был дружен с холодным оружием, но в тот момент даже не думал отступить. — Тебе надо отлежаться, — опустив руку, Мори поднялся и встал напротив. Переводя взгляд с одного на другого, он добавил тише: — Можете остаться здесь на несколько дней. — Не можем, — протянул Дазай. — У нас кошка дома. Огай убрал руки в карманы чёрных брюк и выгнул бровь. Всё это время Чуя осторожно наблюдал за ним, не понимая, как стоит себя вести при дяде Дазая. Что он о нём думает, что думает о выборе Дазая, если его это вообще волнует, зол ли как Сакагучи на то, что Чуя оказался здесь. Это было бы логично, но Огай никак своего недовольства не выказывал. Для Накахары этот человек оставался загадкой. — Накахара-кун, ты дотащишь его до комнаты? — Я сам в состоянии дойти, — упёрто ответил Дазай. Он резко поднялся, покачнулся на месте и осел обратно под двумя осуждающими взглядами. Приложил к вновь разболевшейся голове руку и скривился. — Мне нужно пару минут. Чуя перевёл взгляд на Мори, который тут же посмотрел на него в ответ. У обоих на лице было одинаковое выражение усталости от упрямства Дазая, которое всегда проявлялось в самые ненужные моменты. — Я помогу ему, — отозвался Чуя и глянул на ноги Дазая. — Где твоя обувь? — Не знаю. Спроси этого типа, который стоит перед тобой. Познакомьтесь, кстати. Чуя – это Огай Мори, мой дядя и по совместительству глава йокогамской банды. Дядя – это Чуя Накахара, мой парень, с которым я живу уже несколько месяцев. — Идиот, — пробубнил Чуя и поднялся, неловко отвернувшись в сторону. Мори поманил его пальцем за собой на выход. Оставив скрючившегося от боли Дазая, Чуя вышел следом в коридор. Они поднялись по спрятанной между кабинетами лестнице на второй этаж. Был он куда меньше, разделённый стеклянными перегородками на маленькие одноместные кабинеты. В одном из них, провожая косым взглядом вошедших, за компьютером пристроился Анго. Он тихо поприветствовал босса и сразу уткнулся обратно в экран, игнорируя Чую. В самом конце помещения у панорамного остекления было обустроено место Мори Огая. Кипельная чистота царила на трёх столах, ни лишней пылинки, ни валяющейся отдельно ручки здесь не было. Белое кресло на колёсиках было придвинуто к одному из столов, прямо за ним стояло пустое мусорное ведро. Либо Мори был приверженцем постоянного порядка, либо бывал здесь слишком редко, чтобы успевать устраивать беспорядок. Чуя взял протянутую коробку с вещами Дазая и развернулся, собираясь уйти, но Мори остановил его, требовательно положив руку на плечо. — Уже хочешь от меня сбежать? — Усмехнулся он. Чуя повернулся и пожал плечами. — Пока не понимаю, хотите ли вы меня закопать или пустить на корм акулам. — Осаму успел наговорить обо мне гадостей? — Только факты. Например, как вы подделываете завещания и продаёте органы умерших в вашей больнице пациентов. Или сами вливаете им смертельную дозу какой-то дряни через капельницы. Вот вам и главный хирург Йокогамы. Мори дёрнул бровями и обвёл его пристальным взглядом. Чуя держался твёрдо, не показывая, как у него тряслись поджилки от своей собственной реплики. Он сам не понимал, чего вдруг набросился на Огая с обвинениями, но не жалел. Всё это не давало покоя Дазаю всю его жизнь, и Чуя не был бы собой, если бы не попытался докопаться до сути. — Присядь, — Огай отодвинул своё кресло и кивнул на него. Чуя оставил коробку на столе и сел на мягкую кожаную обивку. — Теперь умерь свой наглый тон и говори нормально. Чуя вскинул подбородок и выпрямил спину. Он много себе позволял, и то, что Мори приструнил его, удивительным не было. Наверняка одному Дазаю он спускал с рук его язвительность и вседозволенность. — То, что ты встречаешься с Осаму – лишь ваше с ним дело, — начал Огай, смотря ему в глаза. Чуе не нравилось, что с ним говорили, как с нашкодившим ребёнком, ведь он себя таковым не считал. — Но лезть в мои дела и дела моей группировки я тебе не позволю. — Я и не лезу. Мне нет дела до вашей группировки. А ему есть. И ему не даёт покоя, почему его любимый дядя, спасая одних пациентов, убивает других. Они смотрели друг на друга пристально и изучающе. Мори постучал пальцами по гладкой поверхности стола, после чего облокотился о него ладонью и нагнулся к Чуе. — А сам ты что об этом думаешь, Накахара-кун? Чуя поднял брови и задумался. — Не знаю, — честно ответил он спустя некоторое время. Огай внимательно слушал его, склонив голову к плечу. — Ничего об этом не думаю. Мне не хватает всей информации, чтобы сложить своё собственное мнение на ваш счёт. — Вот когда этой информации тебе будет хватать, тогда и поговорим, — Мори вдруг улыбнулся и похлопал его по плечу. — А теперь иди к нашему горе-герою и помоги ему доковылять до спальни. Чуя заторможено угукнул и поднялся, чувствуя странную лёгкость. Вроде бы, они только что почти повздорили, и он даже успел Огаю нагрубить, но в то же время тот совсем на Накахару не обижался. Задержавшись у стеклянной стенки, Чуя закусил губу и повернулся к нему вполоборота. — Мори-сан? — Что-то ещё? — Тот уже успел сесть в своё кресло и придвинуться к столу, глядя на Чую из-под узких очков. — Можете звать меня просто Чуя? Мне не нравится обращение по фамилии. Мори сощурился и коротко ему кивнул, пряча под ладонью весёлую улыбку. — Какие вы одинаковые, — сказал он себе под нос, когда Чуя уже ушёл.