Твои восемь причин

— Ужасы точно мимо, — Дазай скривил лицо, копошась в рыжих волосах Чуи, которые были безбожно спутаны. — Это скучно. — Скучно? — Чуя фыркнул, отзываясь снизу. — Да ты стопроцентно просто завизжал бы от той же Аннабель или Монахини. — Они просто уродские, но в них нет ничего интересного, — Дазай дёрнулся, подкинув ногу вверх, стоило Чуе с силой ущипнуть его за сосок. — Ай, блять! Какого хрена? Чуя, укрытый одеялом по шею, растянул губы в ужасающем оскале. Остывающее осеннее солнце кружилось по спальне, ложась мягкими пятнами на мятую простынь и подушки, скомканные в изголовье кровати. Оголённой кожей бедра Дазай ощущал это тепло, убаюкивающее и вызывающее сонливость после секса, от которого тело и так было донельзя расслабленным. Щуря глаза, Чуя медленно полз пальцами по голому животу Дазая в попытке его напугать. Но тот лишь следил за ним с затаённым дыханием, сдерживая смех – пугать у Чуи выходило очень нелепо, скорее сексуально, нежели страшно. Единственное, что заставляло Дазая по-настоящему вздрагивать и визжать – его пальцы, щипающие кожу так сильно, что оставались алеющие следы по всему телу. — Да прекрати! — Дазай громко засмеялся, выгибая спину и пытаясь скинуть с себя набросившегося Чую. Его скачущая активность после занятий любовью не имела границ, так что Дазай был готов слёзно умолять его успокоиться, чтобы остановить раздражающую щекотку и игривые укусы по всему телу. — А-а-а, пожалуйста-пожалуйста, Чуя, хватит! Чуя хохотал, подпрыгивая на его голом теле от силы, с которой Дазай извивался под ним. Всё же свалившись набок, он приложил к его губам большой палец и успокаивающе огладил раскрасневшуюся после поцелуев кожу. Дазай дулся, сдвигая брови и делая вид, что устал. Чуя знал, что это было не так, но не мог ему не подыгрывать, сочувствующе продолжая ласкать его лицо. — Ребёнок. — А ты насильник. — Ла-адно, — Чуя отбросил одеяло, от которого стало жарко. Обдуваемые ветром из раскрытого окна, они лежали бок о бок без одежды, касаясь тел друг друга. — А что тебе нравится? Тупые боевики? — Уже лучше. Но это нудно. — «Бойцовский клуб» ахуенный. — Согласен, только это триллер. — М-м-м, — Чуя задумчиво покружил указательным пальцем по татуировкам Дазая на левом предплечье и вдруг улыбнулся. — Я понял. Ты фанат мелодрам. — Я смотрел «С любовью, Рози» шесть раз. И каждый раз, когда в конце Алекс приезжает к ней в отель и целует её, я плачу. — Ну и сопли… — Они потратили двенадцать лет впустую, когда могли быть вместе всё это время! — Дазай вскинул руки, негодующе восклицая. — Они были с другими людьми, совершая ошибку за ошибкой лишь из-за своих страхов и обманчивого желания построить хорошую жизнь. Чуе пришлось выслушать полный пересказ сюжета из-за боязни, что Дазая разорвёт на части, если он сейчас же не убедит Накахару в том, что это отличный фильм. У него не оставалось выбора, кроме как согласиться с ним после тридцатиминутного монолога и психологического расклада каждого персонажа. Без умолку болтать было лучшим талантом Дазая. — Но вообще, я думаю, — вдруг тихо продолжил он, — любой фильм, даже самый паршивый, заслуживает внимания из-за хороших кадров. — Кадров? — Уточнил Чуя, приподнимаясь на локтях. — Мне нравится фотография. — Неожиданно. И у тебя есть любимый фотограф? — Я сам, конечно же. Чуя закатил глаза – ничего другого он и не ожидал. Под его скептическим взглядом Дазай поднялся и вытащил из рюкзака телефон, который он часто туда прятал. Чуя никогда не интересовался, почему он так делает – копаться в чужой личной жизни ему не доставляло никакого удовольствия. Открыв галерею, где краем глаза Чуя уловил заполоняющие экран многочисленные папки, Дазай протянул ему мобильный. — Я люблю многое сохранять в фотографиях. Места, незнакомцев, атмосферу – всё, что не помещается в памяти. Куда я уже не вернусь, или кого я вряд ли увижу. Или кого-то, кого я бы хотел видеть чаще. Чуя молча перелистывал снимки, про себя признавая, что это было куда лучше любительского уровня. Часто попадались смазанные, повторяющиеся фотографии, но даже в них было что-то, за что глаз неминуемо цеплялся. С каждой минутой он мазал пальцем по экрану всё медленнее, погружаясь в кадры глубже. Дазай много фотографировал улицы – с людьми и без. С целыми толпами спешащих в разные стороны людей, застывших в мгновении на целую вечность. Опустошённые одинокие скверы, от которых тянуло романтизированной, но привлекающей тоской. Фотографии заснеженных незнакомых городов, дождя, бесновато бьющего косыми каплями по зонтам, лесов с утренним сгустившимся туманом, скрывающим горизонт – перечислять можно было долго. Яркие фотографии пышной сакуры и других цветов и кустарников Чую немного удивили. Сам он себя любителем цветов не считал, никогда их никому не дарил и не получал. Но Дазаю, однозначно, цветы были по душе, иначе по-другому объяснить больше двадцати снимков, идущих друг за другом, с бесконечными соцветиями было нельзя. Он также наткнулся на несколько портретных снимков Сигмы, сделанных в профиль или со спины, когда тот явно об этом не знал. Уличных кошек, грязных, полысевших, с довольными и беспрестанными мордашками, было не сосчитать. Дазай фотографировал и себя – свои руки с татуировками, шею, части лица, кажущиеся на снимках совершенно Чуе не знакомыми. Он с улыбкой обвёл ребро телефона, с экрана которого расплывчато взирали суженные карие глаза. Цветокоррекция была тёплой, больше даже желтоватой, из-за чего кадр ощущался особенно родным и домашним. — Красиво. Он замер на одной из следующих фотографий, где был он сам. Хорошо освещённая кофейня, деревянная столешница, бутылочки с сиропами и кофемашина на заднем плане, а в центре – перекошенное от раздражения лицо Чуи с красными пятнами ниже челюсти. Он почувствовал, как его лицо загорелось, и заблокировал телефон. — Это ужасно. — Теперь ты понимаешь, какой ты устрашающий? — Дазай прыснул, мазнув губами по его красной щеке. — Зачем ты меня сфоткал тогда? — Чуя нахмурился. Он никогда не любил фотографироваться, потому что его лицо получалось озлобленным почти всегда, даже когда он пребывал в приподнятом настроении. В выпускном школьном альбоме он получился особенно плохо – как ни старался, в глазах отчётливо прослеживались холод и отстранённость. Чуя не любил свою агрессию, стеснялся её, так и не научившись ей управлять. И лишний раз видеть её на снимках, притаившуюся глубоко в нём, ему не нравилось. — Потому что мне показалось это красивым. Очевидно же. Чуя смутился. Для него красота была понятием хрупким, нежным, мягким. Лицо Дазая, когда он был рядом, было именно таким – до невозможности красивым. Но он никогда не мог подумать, что Дазай считал красивым его в моменты вспыльчивости и истерик. — Я часто пересматриваю их, — Дазай натянул футболку – на его коже показались мурашки от прохлады. Сидя к Чуе спиной, он опустил ноги на пол и подставил лицо холодному солнцу. — Они доказывают, что вокруг меня много красивого и ценного. В любой мелочи каждого дня, а не только того дерьма, из-за которого мне хотелось умереть. Это ещё одна моя причина жить. Чуя отвлёкся от него, когда чужой телефон завибрировал от входящего звонка. В оцепенении пялясь на экран, где высвечивающийся номер не был никак подписан, Чуя отчего-то испугался. Он никогда не замечал, чтобы Дазай с кем-то созванивался. Тот украдкой взглянул на экран, и Чуя успел разглядеть на его лице замешательство. — Мне надо ответить. Он молча встал, рывком поднял телефон с бёдер Чуи и быстро вышел из спальни, закрыв дверь. Чую обдало липким холодом. — Что? — Дазай зашипел в гостиной, говоря едва различимо. — Что насчёт «здравствуй, любимый дядя, я так рад, что ты обо мне беспокоишься»? — Здравствуй, любимый дядя, — Дазай промурлыкал в динамик, — что тебе от меня надо? Огай тяжело молчал. Дазай опустил голову, разглядывая пальцы на своих ногах с таким интересом, будто их количество вдруг поменялось. — Это же был ты, не так ли? — О чём ты? — Дазай прекрасно понимал, что именно он имеет в виду, и просто тянул время. Ему не хотелось выслушивать очередные упрёки в свою сторону. — Так ты не в курсе? — Мори громко усмехнулся. — О том, что полиция накрыла одну из точек иностранцев? — Первый раз слышу. Очень за тебя рад. Дазай уловил боковым зрением, как открылась дверь комнаты. Чуя, одевшись в домашние штаны и майку, вопросительно смотрел на него. — Слушай, — Огай тем временем продолжил разговор, — я понимаю, чего ты добиваешься. Но ты только всё усугубляешь. — Я сделал так, как считал нужным, — прошептал Дазай. Чуя всё равно слышал его, не собираясь выходить. Впервые Дазай почувствовал что-то вроде раздражения от того, что Чуя находится рядом, но почти сразу себя одёрнул. Он делал так, потому что Дазай пугал его. — Сейчас они наверняка думают, что это моих рук дело, — тон Мори изменился, став серьёзным. — Но как только допрос тех шестёрок кончится, они узнают, что это ты. Думаешь, у тебя одного есть знакомые в полиции? — Мне всё равно. Даже если так – они не знают, где я. — Это вопрос времени. Тебе стоит действовать иначе. Дазай громко втянул воздух через ноздри, смотря на Чую. Мори был прав. Сигма был прав. Даже Одасаку, пытавшийся его отговорить рисковать собой, был прав. Все вокруг считали, что он неминуемо умрёт, если будет действовать в одиночку. Он был уверен, что и Чуя будет так считать, стоит ему рассказать остальное. Его терзала глубокая, чёрная обида от того, что в него никто не верил. С каждым звонком Мори Дазай сомневался в себе всё больше, но ему отчаянно хотелось доказать всем вокруг и самому себе, что он поступает правильно. Ему было страшно, потому что в своём решении он был совершенно один. Никто не остановит пулю, вылетевшую из дула пистолета у его головы. Никто не защитит его, не прикроет, если он проиграет. Только если он вернётся обратно к Мори, оставив эту жизнь. Оставив Чую, их квартиру, все вещи и воспоминания, ради которых он так старался не попасться в чужие руки. Чуя тоже был прав. Дазай был ребёнком, сбежавшим и решившим, что он взрослый. — Что замолчал? — Мори рявкнул. Дазай отнял телефон от уха и понял, что Чуя услышал этот возглас. — Долго ещё будешь играть в благодетеля, придурок? — Я перезвоню тебе. Он кинул телефон на диван, осев следом со вздохом поражения. Чуя сел позади, осторожно обняв его за талию и прижимаясь грудью к спине. — Это был твой дядя? — Да. — Что-то случилось? — Ничего такого, о чём стоит переживать, — Дазай улыбнулся, откинув голову на его плечо. — Просто он ничего без меня не может, бездарь. Чуя слышал, что Дазай ему врал, и пытался успокоить свой пульс, пряча лицо в шоколадных прядях на его макушке. Он ждал. Ждал, когда Дазай во всём сознается, возможно, признает свою слабость и попросит помощи. Чуя не знал, чем мог бы ему помочь, но всеми силами постарался бы сделать хоть что-то. При этом он прекрасно понимал, что Дазай боится, будто это разрушит их отношения. Поэтому лучшей тактикой Чуя выбрал невидимую поддержку. Что бы ни натворил Дазай, он постарается это принять, как и прежде.

***

Промокшие кроссовки громко хлюпали на бегу. Чуя почти мог разглядеть разгорячённый воздух, который выдыхал. Его пот смешивался с каплями дождя, накрывшим Йокогаму с самого утра. Пока он гулял с Дайтаном, облака угрожающе сгущались, сдерживая толщу воды, но, стоило передать питомца хозяину, как небо разрыдалось. От предложения подвезти его до дома Чуя отказался. Он любил бегать под дождём. Осенние ледяные капли были не такими приятными, как летние, но Чую это не смущало. Он чувствовал разносящуюся по телу горячую кровь, приходящее и уходящее напряжение в мышцах, и ему становилось легче. Желтеющие опавшие листья покрывали пятнами тротуар, уныло оставаясь где-то позади Чуи. Он постепенно ускорялся, продолжая следить за своим пульсом. Где-то вдалеке сверкнула молния, плохо различимая при свете дня, и через несколько десяток секунд раздался гром. Чуя улыбнулся небу во все зубы, притормаживая и разглядывая посеревшие грязные облака. Они напоминали ему силуэты гор Хоккайдо, которые он видел только на фотографиях – бесконечно похожие друг на друга, переплетающиеся, не имеющие начала и конца. Свинцовые тучи наливались сильнее – Чуя начал промокать до самых костей, но продолжал семенить трусцой, не в силах оторваться от долгожданной сырости. Казалось, дождь вымывал из него всю тревогу, которая тонкими ручейками исчезала в сливах. Мимо пробежали две школьницы в синих юбках, скрываясь под одним зонтом и задорно взвизгивая, когда наступали в лужи. В квартире воздух был охлаждённым и сырым. Возможно, это было из-за Чуи, с которого вода стекала крупными каплями, когда он снимал кроссовки. Он проверил подошву – всё же не хотелось портить подаренные Дазаем вещи – и бережно поместил обувь около новой сушилки. Утерев мокрое лицо такой же мокрой футболкой, Чуя фыркнул и направился было в ванну, но увидел у стола кухни мнущегося Дазая. — Ты чего тут? — Он остался в проходе, не желая заливать пол. Из окна послышался очередной раскатистый звук грома. — Разве не хотел лечь спать? Дазай склонил голову набок. Он стоял в одной футболке, подол которой скрывал максимум низ его живота, на что Чуя старался не обращать внимания. Парень оттолкнулся от стола и вдруг притянул к себе Накахару за край шорт, отчего тот едва не наступил ему на ногу. — Осаму, — Чуя замычал в поцелуй, рефлекторно устраивая руки на чужой талии. Дазай вторгся в его рот языком, не давая вымолвить слова. Оказавшись прижатым к столу, отчего по пояснице прошлась слабая боль, Чуя с трудом вывернулся и схватил его подбородок пальцами. — Мне на работу через двадцать минут выходить, угомонись. — Где твой телефон? — Дазай шептал, явно сильно возбуждённый. Не дождавшись ответа, он нашарил в заднем кармане Чуи мобильный и, не давая ему высвободиться, ввёл выученный пароль и принялся печатать сообщение под внимательным взглядом Накахары. — Всё. Куникида разрешил тебе опоздать. На час. — Ты дурак? — Чуя улыбнулся. С мокрой чёлки упала очередная капля. Посмотрев вниз, он увидел, что на футболке Дазая образовалось мокрое пятно из-за него. На глаза бросился чужой стояк. Стараясь ненавязчиво его оттолкнуть, Чуя при этом не мог отвести глаз от его похотливой мины. — Я потный и мокрый. — Обожаю, когда ты потный и мокрый, — Дазай сжал его плечо, не давая увернуться, и прижался зубами к разгорячённой после бега коже. Чуя фыркнул, почувствовав широкий язык на своём плече. — У меня задница болит, перестань. — Здорово, что у меня тоже есть задница, да? — Прошептал ему в ухо Дазай. — Эм, что? Чуя покосился на его красные щёки. Затем повёл руками ниже, задирая футболку Дазая до поясницы и сжимая его ягодицы. В ответ он получил сдавленный хрип, всё ещё не понимая, что на него нашло. — Ты обожрался чего-то? Дазай с глупой улыбкой мотнул головой, чего-то ожидая. Чуя свёл брови и провёл рукой между его ягодиц. Пальцы замерли на потеплевшем металле. Какой же он идиот. — Блять, — его пробрал смех от осознания всей ситуации. Он опоздает на работу из-за того, что Дазай дорвался до его анальной пробки и теперь соблазняет его самым нелепым образом, до которого он только мог додуматься. — Вот больной. Чуя жадно рассматривал его лицо и на пробу потянул игрушку за основание. Она туго двинулась, и Дазай зажмурился, утыкаясь носом между его плечом и шеей. Его дыхание заводяще опаляло влажную кожу, и Чуя дёрнул рукой сильнее, вызывая приглушённый стон. Он собрался с силами и остатками своего сознания, чувствуя, как тело Дазая отвечало ему дрожью, и обхватил его лицо руками, заставляя смотреть на себя. — Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? — Да. Чуя всматривался в его затянутые дымкой глаза. Почему-то он был уверен, что Дазаю на сто процентов нравится быть сверху, и никогда не заводил об этом разговор. Сам Чуя об этом, конечно, думал, но не мог отчего-то поверить до конца, что Дазай согласился бы. Всё было в точности наоборот. Он хватает каштановые волосы, собирая их в кулак, и тянет так, как Дазаю больше всего нравилось – от самых корней. Прижимается губами под челюстью, находя языком точку пульса и всасывая кожу. Пальцы Дазая спустились ниже, убегая под кромку шорт, и сжали его член через бельё. Чуя улыбнулся у его уха, притянул ниже и обхватил губами проколотую мочку, принимаясь играть языком с чёрным гвоздиком. Дурь Дазая ударила в голову и ему – он грубо дёрнул его за волосы назад и отпрянул. — У меня не было времени на прелюдии, в отличие от тебя, милый, — Чуя недвусмысленно метнул глазами в пол и проследил, как Дазай податливо опустился вниз. Не разрывая с ним зрительный контакт, он стянул с него шорты вместе с боксерами, которые Чуя отбросил ногой. Дазай приблизился и потёрся щекой о его набухающий член, ни на секунду от него не отрываясь. Проведя пальцами по бедру, он заскользил губами вдоль него, размазывая слюну и капли воды, сбегающей вниз по его прессу. Чуя облокотился рукой о стол, второй мягкими движениями направляя Дазая. Его рот горячо накрыл член, пуская по телу жар. Накахара кусал губы, наблюдая за ним, и возбуждался от этого вида даже сильнее, чем от самого минета. Дазай сидел перед ним на корточках, его худые голые ноги были раздвинуты в стороны, а волосы покачивались в такт его движениям. Чуя широко раскрыл глаза и застонал, когда он взял особенно глубоко, и неуверенно толкнулся в его горло. Дазай замычал, от его связок дрожь добралась до Чуи, но он не отпрянул, хватаясь за чужие бёдра обеими руками и раскрывая рот шире. Накахара смотрел на него через мутную пелену, сдерживаясь, чтобы не вытрахать его в рот. Он поднял лицо к потолку, закусил губу и позволил Дазаю двигаться так, как он хотел, гладя его по волосам. Он старательно изучал одну единственную трещину поперёк когда-то идеально белой штукатурки, пока в его ушах громыхало собственное тяжёлое дыхание, делившее комнату напополам с влажными звуками рта Дазая. — Чёрт, — Чуя вернул ему внимание, трясущимися пальцами сжимая мягкие волосы. Он знал, что это приятно – когда тебе смотрит в глаза тот, чей член толкается тебе в рот. С нежностью он очертил пальцами ушную раковину, убирая с лица Дазая мешающуюся чёлку. Почувствовав раскатывающуюся по бёдрам дрожь, Чуя начал тормозить его ладонью. — Ты такой потрясающий с занятым ртом, Осаму. Дазай направил головку его члена в свою щёку, проскользил по ней и с громким мокрым звуком отстранился. — Я должен тебя поблагодарить за этот ужасно несносный комплимент? — Он улыбнулся, оставляя у уретры мягкий поцелуй. Чую прошиб озноб от заботы, с которой Дазай утёр стекающую по его бедру слюну. Он подтянул Дазая с пола, скинул с него футболку и слизал языком собственный вкус с его губ. — У тебя был опыт снизу? — Задевая ногтями чужие затвердевшие соски, поинтересовался Чуя. — Один раз. Я в принципе… не особо много чего пробовал. — Как мило, Осаму, ты сама невинность, — Чуя ухмыльнулся, цепляя пальцами край пробки. Дазай повёл плечами, облокачиваясь о стол позади него, и громко выпустил воздух из лёгких, стоило Чуе вытащить пробку. Он не стал останавливаться на этом, погружая её обратно и медленно начиная повторять эти движения. Грудь Дазая от участившегося дыхания вздымалась, касаясь его собственной. — Часто думал об этом? — М, — Дазай бессвязно мычал у его уха, начиная толкаться пробке навстречу. Чуя куснул его за плечо, впиваясь зубами и втягивая солёную кожу. — В-всё время. Хотел, чтобы ты взял меня. Здесь, в ванной, в коридоре, — он задел губами ухо Чуи, выдавив стон от выскочившей из него пробки, — где угодно. Чуя был удивлён. Дазай плавился от его погрузившихся пальцев внутри себя, которые насухую наверняка отдавались не самыми приятными ощущениями, но не возражал. Где была та грань его болезненного удовольствия, Чуя всё ещё нащупывал. Дазай был достаточно растянут, так что Чуя вылез из его объятий и вжал его грудью в стол, надавливая сверху ладонями. Оглядев кухню, он заметил оставленные у раковины смазку и пачку презервативов. Как предусмотрительно. Дазай подглядывал за ним из-за плеча. Его любопытство даже в такой момент веселило и одновременно дико бесило – Чуе хотелось, чтобы он выдал какую-то новую эмоцию. Какого-то нового Дазая, помимо ласкового, заботящегося и внимательного партнёра. Хотелось его расшатать. От громкого шлепка по заднице Дазай дёрнулся. Лопатки на его спине сдвинулись друг к другу, поясница напряглась, но он выдавил лишь тихий скулёж. — Ты стараешься сдерживаться? — Чуя прижался к нему сзади, начиная водить членом с размазанной по нему смазкой между раздвинутых ног Дазая. Он едва задевал колечко мышц между ягодиц, наслаждаясь, как каждый раз Дазай от этого сжимался. Ногти его напряжённых рук царапали стол. — Или тебе страшно? — Мне весело, — он ухмыльнулся, снова к нему обернувшись. Привстав на руках, Дазай сам прижался задницей к его паху, дразня его. — Ты, вроде, в шаге от того, чтобы обкончаться от одного вида моих раздвинутых ног, но всё равно стараешься надо мной поглумиться. Это выглядит жалко. Получив ещё один грубый шлепок, Дазай выгнулся, не сдержав стона. — Ты делаешь всё для того, чтобы я тебя прибил. Чуя вошёл в него резко, перебив начинающую расти улыбку на чужом лице. Дазай заткнулся, выдавливая только мычание, уперевшись ладонью в стену. Накахара сжимал светлую кожу на тазовых косточках, оставляя следы полумесяцев от ногтей, и двигался, наверное, слишком размашисто для начала, но Дазаю, казалось, было нужно именно это. Переместив правую руку на его поясницу, Чуя вжимал его в стол со всей силой, отчего заслышал скрип ножек – если они его сломают, придётся подбирать новый под вкус арендодательницы. Дазай двинул локтём – металлическая пробка, покоившаяся на краю стола, звонко упала и прокатилась около полуметра по полу. Чуя схватил его за татуированное предплечье, затем дотянулся до второй руки и заключил их в замок на его спине, наклоняясь ближе. Уткнувшийся лицом в поверхность стола Дазай перешёл на жалостливый скулёж, пытаясь сдвинуть ноги, но Чуя помешал ему это сделать, ударив пяткой по его щиколотке. По кухне разносились терпкие стоны, выдержанные, перемешивающиеся с тяжёлым дыханием и тонким скрипом стола. Воздух насытился горячей похотью, от которой жгло грудь. Чуя с приоткрытыми губами из-под опущенных ресниц отпечатывал в сознании вид голой спины с играющими мышцами под нежной кожей. Дазай был мягким, даже слишком, изгибы его тела отзывались на каждое грубое движение вполне красноречиво – ему нравилось. Нравилось, как Чуя брал его, прикладывая силу, как полностью завладел контролем и им самим, таким непривычно покладистым и слабеющим с каждой минутой. — Чуя… — Что-то не нравится? — Чуя налёг сверху, сжимая его руки сильнее. Дазай жмурился, пока парень прислушивался к его телу – подгибающиеся колени дрожали, мышцами изнутри Дазай ритмично сжимал его член, и Чуя понял, что он на грани. — Хочешь кончить? — Мне теперь нужно на это разрешение?.. — Теперь тебе нужно это заслужить, — Чуя подцепил прядку его волос, остановившись и замерев внутри него. Почувствовав, что Дазай сам начал двигаться, Чуя высвободил одну из его рук и накрыл головку его члена большим пальцем. — Тш. Дазай ещё попытался качнуться, но Чуя вышел из него, за руку подтягивая за собой. Он буквально распадался на осколки, пока Накахара медленно шагал спиной вперёд в сторону спальни, с прищуром его разглядывая. Его собственный член неприятно ныл, но он не мог отказаться от такого удовольствия, как растянуть сладкие истязательства подольше. Дазай плюхнулся на кровать, согнув ноги в коленях. Чуя стянул с себя прилипшую к телу майку, пристроившись между его ног. Подумав, он потянулся к чужим запястьям и обвязал майку вокруг них плотным узлом, из-за чего на простынь с неё выжалась оставшаяся вода. Теперь Чуя двигался мучительно медленно. Он держал длинные ноги Дазая под коленями в попытке полностью его обездвижить, но его стройное тело на удивление было достаточно гибким. Он глубоко дышал, и Чуя не мог отвезти взгляда от того, как он втягивал живот до выступающих рёбер в моменты напряжения. Мышцы тряслись от отодвигаемого оргазма, и Чуя сжалился – всё же, ему хотелось доставить удовольствие своему парню, а не просто наслаждаться тем, как он изводится под ним. В мягком темпе он покрыл поцелуями чужой торс, задерживаясь на рёбрах и сосках, выводя языком беспорядочные линии. Коснувшись рукой члена Дазая, он начал водить по нему и почувствовал, как тот полностью впал в бессознательный режим, окутывая Чую ногами. Накахара улыбнулся у его ключиц и почти промурлыкал: — Самое время сказать о своих фетишах. Помимо использования чужих игрушек. Дазай разлепил зажмуренные от неги глаза. Чуя почти не ожидал от него чего-то связного, продолжая играться с ним рукой. — Например… — Кадык Дазая дёрнулся от глотка слюны, которая уже начала вытекать через уголок его рта, — что-то типа… если ты кончишь мне на лицо? Чуя сдержал смех, оставляя ещё один поцелуй на его коже и выпрямляясь. Он ускорился, смеряя Дазая выжидающим взглядом – хватило пары глубоких толчков, чтобы он кончил в руку Чуи. Пока его тело сотрясала волна оргазма, Чуя никак не мог налюбоваться тем, что сделал с ним. Привычная придурковатость забилась в угол между обычно несокрушимых стен, спрятав голову между колен, оголив его доверие и хрупкость. Дазай подтянулся и сел на колени перед ним. Его губы блестели от покрывающей их густой слюны, из-под дрожащих ресниц виднелись расширенные зрачки. Чуя поднялся с кровати, и Дазай снова взял его член в рот. Помогая себе связанными руками, он надрачивал Чуе у своего лица, и, стоило сосредоточить на этом внимание, Накахара кончил. — Блин, — Дазай, слизнув с губ сперму, вытер запачканный глаз предплечьем, — что-то это не так прикольно, как я думал. Чуя с чем-то средним между смешком и стоном сел рядом, развязал его руки и помог ему утереть лицо. Дазай всё ещё возбуждённо разглядывал его, то и дело слабо вздрагивая от отступающего оргазма. После он нагнулся вниз, оставив на животе Чуи горячий поцелуй, от которого по телу пробежала волна в 4 балла. Штормовое предупреждение. — И как тебе? — Разглядывая его макушку и закусив от всколыхнувшихся переживаний губу, спросил Чуя. Дазай выпрямился. На его щеке блестело белёсое пятно. — Что-то я не распробовал. Думаю, — он прищурился, говоря Чуе в губы, — еще пару раз дадут мне более чёткое представление. — Сам напишешь Куникиде? — Чуя ухмыльнулся. Дазай, видимо, до конца не верил, что он готов прогулять рабочий день, так что Чуя повторил. — Отпроси меня, Осаму, — он зашептал, касаясь чужих губ, — или ты хочешь, чтобы я ушёл? К вечеру Чуя был вымотан так, как будто трахался без перерыва целую неделю. Выйдя из ванной, он буквально умер, рухнув на кровать. Комната пропиталась запахом пота и спермы, и открытое окно нисколько не помогало очистить её от присутствия секса. Чуя был немного раздосадован тем, что так легко поддался и отпросился с работы под наитупейшим предлогом, сочинённым Дазаем в пошлом бреду за полсекунды – будто его затопили соседи сверху. Но он не жалел. Дазай сидел рядом, копошась в телефоне. Чуя витал где-то между сознанием и усталым сном, бормоча еле слышно какой-то бред, сам себя не понимая. Он пристроился на плече у Дазая, заметив, как тот скривился от малейшего движения – наверняка его задница с непривычки уже начинала болеть. — Детский крем тебе в помощь, — сонно пробормотал Чуя с нотками злорадства. — Я бы предпочёл другой крем. — Фу. Дазай засмеялся. Чуя почти уснул, но тут услышал звук щелчка и резко открыл глаза. — Ты меня сфоткал? — Да, — Дазай любезно развернул к нему экран мобильного. — Смотри, какой милый. Чуя с избирательной придирчивостью разглядывал фото, подавшись вперёд. Его губы опухли и были такими красными, будто он перемазался в помаде, небрежно выйдя за края. Закрытые веки укрывала влажная чёлка, а руки он сложил у груди, как маленький щенок. Это было его первое фото, которое ему понравилось. — Будешь чай? — Хочу сок, — Чуя упал головой на подушку, держа телефон Дазая в руках и продолжая рассматривать своё расслабленное лицо. — Там вроде остался гранатовый. Со льдом, пожалуйста. — Разве это не ты должен за мной ухаживать после всего? — Дазай нехотя поднялся, бурча, и натянул одежду. После пары резких шагов он замедлился, положив руку на поясницу, и со злобным видом под звонкий смех Чуи побрёл на кухню. Полистав ещё немного увиденные ранее фотографии, Чуя рефлекторно нажал пальцем в нижнюю часть экрана, выйдя из папки. С интересом он опустился вниз – все коллекции были подписаны Дазаем по тематике. Улыбнувшись с названия «комочки», Чуя бегло пролистал около двадцати фотографий котов, пока ему не надоело. Дазай зашумел на кухне, открывая холодильник. Его взгляд привлекла папка, помеченная закрытым замочком, скрывающим название и содержание. На её обложке красовался лишь чёрный квадрат. Ладони неожиданно вспотели – Чуя вдруг начал метаться между тем, чтобы влезть, куда ему совершенно точно совать свой нос не стоит, и тем, чтобы выключить чужой телефон и убрать его от себя как можно дальше. Поборовшись с собой некоторое время, он открыл папку. Повторного введения пароля для этого не требовалось. Чуя резко сел, выпрямив спину. Эти фотографии казались простыми домашними снимками, но у всех них было кое-что общее. Чуя. На каждой из них, в центре, издалека или приближённо, был он. В начале ленты было десять фотографий Чуи на кухне, сделанных Дазаем украдкой. Почувствовав идиотский румянец на лице, Чуя отмотал в самый низ. С кухни донёсся звук разбивающегося льда. В тот же момент разбилось сердце Чуи. — Я разбавил водой, потому что он какой-то ядрёный, — Дазай вошёл в спальню, не замечая замершего в оцепенении Чую. Он сделал пробный глоток, морщась, — как ты пьёшь эту кислятину? — Ты псих. Дазай остановился у кровати. Только сейчас он заметил, что Чуя отодвинулся от него как можно дальше, вжимаясь в изголовье кровати. В трясущихся ладонях он продолжал держать его телефон. Он оставил стакан с соком на полу и присел, двигаясь с особой осторожностью – Чуя, не моргая, следил за каждым его движением. Его лицо было таким чужим, что у Дазая задрожали губы. — Ты нашёл?.. Чуя гневно выплюнул воздух и швырнул в его лицо телефон. Дазай ловко поймал его, заглядывая в экран. Самое первое фото Чуи, которое он сделал двадцатого февраля этого года. На нём Чуя сидел на парковой скамейке, обнимая в сумерках бутылку вина. Он смотрел вперёд – снимок был сделан со стороны на расстоянии. Поднявшаяся лёгкая метель застыла мелкими белыми пятнами на экране. Ветер, шевелящий рыжие волосы, остановился во времени. В тот вечер Дазай слинял от Мори и отрёкся от порученных ему дел, тем самым плюнув ему в лицо. Он бесцельно покрывал заснеженные тротуары Йокогамы следами своих ботинок, пока ноги сами не привели его к станции Хошикава. Унылые домики, все, как один, смотрели на него с осуждением. Дазай отвечал им вялой улыбкой, оставляя позади себя. Убогие узкие пешеходные дорожки были скупы на наличие людей. Редкие одиночки второпях старались успеть на электричку, спеша встретиться с семьёй за ужином. Дазаю же за ужином встречаться было не с кем. Маленький магазин канцелярии выделялся среди жилых домов, топя тонкий снежный покров в золотом свете. Дазай остановился в тени, едва заприметив за витриной Накахару Чую. Ни то метель, ни то расстояние и разделявшее их толстое стекло не давало ему услышать ни слова, которые парень выкрикивал в явном гневе кому-то, скрывающемуся от обзора. Это местечко всегда наводило в душе Дазая стройный порядок, стоило ему оказаться здесь. Но не сегодня. Сегодня он, убрав слабую улыбку в карман пальто, наблюдал, как Чуя сгрёб рукой валяющие на кассе бумаги и со всей силы метнул их вперёд. Как позже в него кинули куртку цвета хакки, отчего на его лицо бросился опасный румянец, и как ещё через минуту он распахнул дверь, рвано одеваясь уже на улице. — Старый козёл! — Крикнул он напоследок и хлопнул дверью, отчего, казалось, задребезжали стёкла в домах по всей округе. Его уволили, догадался Дазай. Изучив его досье, он знал, что это далеко не первый раз за последние несколько месяцев его переезда в Йокогаму. Со вздохом, полным сочувствия, Дазай поплёлся за ним. Он сопровождал его весь вечер, держась на безопасном расстоянии. Его телефон разрывался от входящих звонков и смс, которые он с лёгкостью на душе игнорировал. Куда приятнее ему была компания человека, который о нём даже не знал. Дазаю хватало, что он сам знал о Чуе Накахаре. Наверное, это было неправильно. Нездорово. Наверное, Дазай нисколько не излечился, оставаясь больным на голову. Но пока он не подходил к Чуе, ему казалось, что всё под контролем. Ему было непривычно спокойно и хорошо от одного немого и незамеченного присутствия. Лишь моментами, когда Чуя, бродя по пустынным улицам с опустевшей наполовину бутылкой вина, присаживался на бордюр или ледяные скамейки, его спокойствие растворялось. Наверняка ему было ужасно холодно, раз даже вечно горячие руки Дазая неприятно немели в карманах пальто от опустившегося на город холода. Он наблюдал, как Чуя плакал, делал очередной глоток из горла, меланхолично молчал и снова плакал. Дазай ненавидел его слёзы, катившиеся по щекам под завывание ветра. Дазай ненавидел людей, из-за которых это происходило. Дазай ненавидел себя за своё бесполезное существование. И сейчас ненавидел себя за этот снимок. — Ты, блять, ненормальный, — Чуя шмыгнул покрасневшим носом, прижав к груди колени. Дазай оторвался от экрана, боясь шевельнуться. — Я просто фотографировал тебя. — Ты следил за мной! — Закричал Чуя. Вся его расслабленность испарилась, оставляя место гневу, обиде и страху. — Следил за мной ёбаных полгода! — Я просто делал фото! — Дазай повысил голос вслед за ним. Чуя застыл, неверяще раскрыв рот. — Ебанутый. — Чуя… — Дазай поднялся. Он сжимал телефон в руке, не понимая, почему позволил себе такую оплошность. — Разблокируй его. — Что? — Разблокируй свой грёбанный телефон! — Чуя наконец вскочил, подходя к нему вплотную, и вырвал мобильный. Продолжая дрожать и шмыгать носом, с полными слёз глазами он обратился к Дазаю. — Скажи свой пароль. — Ты серьёзно? — Скажи сейчас же. Иначе я молча выставлю тебя нахуй отсюда. Дазай продиктовал ему цифры. Его правую руку пробивало ударами тока, и он сжал запястье с целью успокоиться. Он чувствовал себя самым никчёмным человеком, когда Чуя открывал его галерею и листал фотографии с самим собой. Он сделал прерывистый вздох, сдерживая истерику, и начал перечислять даты. — Двадцатое февраля. Двадцать седьмое февраля. Третье марта, — Чуя отрывисто перелистывал один снимок за другим, начиная глотать воздух огромными порциями, — десятое марта. Двенадцатое марта. Двадцать первое марта. О, — он истерично хохотнул, глядя на Дазая, — тут тебя, видимо, покинуло вдохновение, потому что следующий снимок был сделан аж двадцать девятого апреля. В мой день рождения. Дазай прекрасно помнил период, когда не мог продолжать свои наблюдения за Чуей. Тогда Мори заключил сделку с иностранной группировкой. — Ёбаный сталкер. Чуя кинул телефон на пол, отчего по экрану протянулась трещина. Следя за тем, как он начал беспорядочно рыться в своём гардеробе и натягивать первую попавшуюся под руку одежду, Дазай не мог сдвинуться с места. — Ты нравился мне ещё тогда. Накахара замер, не поворачивая в его сторону головы. — Я влюбился в тебя… — Заткнись. — …я не мог подойти к тебе, потому что был преступником… — Заткни свой рот! — Чуя швырнул в него скомканную толстовку, но промахнулся. Стакан с соком кувыркнулся набок. Красная лужа за секунду разрослась, добравшись до ступней Дазая, затекая под кровать и шкаф. — Ты думаешь, что можешь как-то оправдаться? — Я не понимаю, что такого ужасного в этом. — Ты не понимаешь?! — Он влез в джинсы за жалкие пару секунд, еле справившись с ширинкой. Бесконтрольные всхлипы разносились по комнате, в которой ещё десять минут назад Чуя был самым счастливым человеком. Сейчас же он безрезультатно терзал футболку, ища горловину. — Сука, — он бросил её на пол и нашёл другую, всё же совладав с нервами и одевшись. — Куда ты? — Дазай наконец сдвинулся с места, направившись к нему, но получил в грудь совсем не шутливый толчок. Чуя смотрел на него исподлобья с неприкрытой ненавистью. — Подальше от тебя. — Подожди, — Дазай всё же поймал его за руку, отчего Чуя крутанулся на луже сока, — давай поговорим. — О чём нам разговаривать? — Он закрыл лицо ладонью, пряча слёзы. Дазай второй рукой сжал его плечо, не имея возможности скрыть свои собственные. — Пожалуйста, Чуя. Не уходи. — Не трогай меня, — он снова толкнул его, отойдя к стене и встав напротив. — Сколько ещё вранья мне предстоит вытерпеть прежде, чем я смогу полностью тебе довериться? Что ещё тебе нужно, чёрт возьми?! — Тогда я понятия не имел, что смогу познакомиться с тобой, — Дазай смахнул слезу большим пальцем, боясь моргнуть. — Я просто приглядывал за тобой, но никогда не хотел сделать чего-то плохого. Не хотел пугать тебя, устраиваться с тобой в кофейню… — Ты устроился туда из-за меня? — Чуя в шоке раскрыл покрасневшие глаза. — Мне никто никогда так не нравился. — Ты помешанный, — Чуя направился в коридор, не в силах представить, что когда-либо мог бы настолько прийти в ужас от человека, с которым был в серьёзных отношениях. Вернее, до этого ему казалось, что они были серьёзными. Заслышав шаги позади, он резко развернулся и ударил Дазая по подбородку. — Я сказал оставь меня в покое! Хотя бы раз! Дазай зажмурился, схватив себя за челюсть. Пошатнувшись, он вперился в Чую едким взглядом. — Я не думал, что после всего, что было между нами, ты всё ещё будешь способен ударить меня всерьёз. — А что между нами было, Осаму? — Чуя встряхнул рукой, со звенящей обидой роняя слёзы одну за другой. — Тонны лжи, нелегальные деньги и секс? Ты считаешь, так люди строят отношения? — Я стараюсь, — Дазай проглотил сгусток крови, вытекающий из десны, — стараюсь исправиться. Да, я много врал тебе, я продолжаю скрывать от тебя всё ещё много дерьма, потому что не хочу, чтобы оно касалось тебя. Не хочу, чтобы ты переживал ещё больше, потому что я в силах разобраться со своими проблемами сам. Можешь считать, что я лгу тебе постоянно, если забота о тебе и твоём состоянии считается ложью. — Отлично! — Чуя рассмеялся, растирая влагу по лицу кулаком. — Ты вообще себя слышишь? Забота обо мне с помощью лжи? Я доверял тебе. Я впустил тебя в свою жизнь без каких-либо расспросов, давая тебе возможность открываться самому. — Вот именно, что ты сам меня впустил. Чуя захлопнул рот. Из-за хлынувших потоком слёз силуэт Дазая стал таким размазанным, что его лицо перестало быть различимым. Поняв, что он только что сказал, Дазай снова подошёл к нему, невесомо сжав его предплечья. — Я не это имел в виду. Прости. Пожалуйста, прости меня. Я знаю, что я ужасный, гнилой человек, но я никогда бы не хотел ранить тебя, — Чуя жался к стене прихожей, слыша его слова из-под густой толщи воды, что заполонила его уши, сердце и лёгкие, не давая дышать. Дазай гладил его ладонями по плечам, но все его касания приносили лишь боль. — Я так люблю тебя, Чуя, — он опустился перед ним на колени, утыкаясь в его бёдра и оставляя на джинсах пятна слёз, — люблю больше всего. Я не хотел, чтобы ты это видел. Не хотел, чтобы ты знал о моей жизни и, как сейчас, страдал из-за этого. Я не хотел жить с тобой, не хотел прикасаться к тебе, но я такое слабое дерьмо, что решил потешить своё эго и сблизиться с тобой. Я мечтал, что они все забудут обо мне, и я буду жить спокойно, как обычный человек. Что я буду любить тебя, как обычный человек. Но я люблю тебя, оставаясь подонком, и я не знаю, как всё это исправить. Чуя сжимал кулаки и смотрел в зеркало трюмо перед собой. Дазай содрогался от каждого своего признания, прижимаясь к его ногам и произнося слова, которые Чуя в глубине души ждал. Но он не думал, что услышит их при таких обстоятельствах, и они будут звучать, как жалкая манипуляция, а не признание в любви. — Отпусти меня, Осаму. Он вжался в его ноги сильнее, после чего всё же отпрянул, поднялся и отступил назад. Чуя секунду разглядывал его лицо, его лживые губы, с сожалением вспоминая каждый поцелуй, что был между ними. Волна агрессии заставила сделать его шаг вперёд. Он замахнулся и ударил. Зеркало разбилось с жалостливым звоном. Мелодия скачущих по полу стекляшек длилась долгие секунды, прежде чем Чуя опустил руку. Дазай не шевелился – трюмо за его спиной едва заметно покачивалось в судорогах боли. Осмотрев свой кулак, с костяшек которого сочилась алая кровь из порезов от стекла, Чуя опустил руку. — Я хочу побыть один. Хочешь – оставайся. Хочешь – уходи, — его голос потерял любой окрас, став механическим. — Мне плевать. После этих слов, оставшихся без какого-либо ответа, Чуя обулся и вышел из квартиры. Ночь впервые пугала. То была не приятная, обволакивающая нежными руками темнота, в которой можно спрятаться, затаиться в укрытии и подождать, пока мир станет чуть безопаснее, а самая настоящая мёртвая тьма, в которой не было ничего. Не было слёз, оставляющих влажные следы побега, не было звуков собственного плача. Не было его смеха, не было его самого. Остался только смятый, перемазанный грязью запах, который через сутки мог испариться совсем. Дазай сидел на полу коридора, прожигая взглядом входную дверь. Он просидел так несколько часов без движения, вздымая только грудью, всё ещё незаслуженно наполняющуюся воздухом. Его кровь, казалась, тоже притаилась в ожидании, устало вздыхая каждые десять минут. Рана от осколка зеркала на ладони успела запечься, и теперь кожа вокруг стягивалась, взывая в жалобных мольбах о помощи. Он не помнил, когда последний раз так плакал. Возможно, когда он только родился, как и все младенцы, оглушительно орал и ревел с огромным нежеланием входить в этот мир. Возможно, плакал в свои семь месяцев, когда его мама оставила этот мир. Плакал, когда Мори заставил его отнести найденную бездомную кошку в приют, не разрешив оставить в доме. Больше он вспомнить не мог. Как только дверь за Чуей закрылась, Дазай закричал, ударяя раскрытой ладонью по полу рядом с собой. Вонзившийся в кожу осколок волнами разносил боль, которая казалась слишком слабой для того, что он заслужил. Убираясь в прихожей, Дазай думал лишь о том, чтобы Чуя пришёл. Может, он решит напиться, провести ночь на улице, а потом вернётся и снова ударит его. Дазай решил, что это было бы вполне заслужено. Дверь не открывалась вплоть до трёх часов ночи, когда раздался звонок. Дазай провёл пальцем по экрану мобильного, очерчивая трещину на стекле. — Ты нашёл его? Собственный голос звучал откуда-то издалека. Дазай прочистил горло и повторил вопрос. — Нашёл, — Сигма, запыхавшись, говорил быстро, — он в клубе. Пьёт. — М… — Что ты натворил? Проще было сказать, чего Дазай не натворил. — Он в одном из наших клубов? Обладая немалыми связями, тянувшимися через несколько поколений, укрепившиеся на определённых территориях банды часто брали под своё крыло различного рода заведения, от караоке-баров до лав-отелей. В принципе, в этом не было ничего противозаконного – имея на руках деньги, Мори получал вторичную прибыль за те клубы и рестораны, совладельцем которых являлся. Но было бы не очень здорово, если бы там заметили Чую. Дазай был уверен, что Сигма не проболтался ни одной живой душе о нём, но неприятный холодок всё равно пробрался под его футболку. — Нет. Дазаю стало не по себе. — Можешь вытащить его оттуда? — Босс и так пасёт меня, — учитывая, что Сигма мог бросить свои обязанности только по одной причине, о которой Мори прекрасно знал, в этом был смысл, — так что не думаю, что это хорошая идея. — Да, — Дазай кивнул, ковыряя ногтями корочку крови на ладони, — ты прав. Я сам приеду. — Зачем? — Сигма тяжело вздохнул. Из трубки слышались звуки проезжающих автомобилей и пьяных гуляк, распевающих песни на ломанном языке. — Он просто выпивает. Ничего с ним не случится. А если тебя там кто-то узнает… — Брось. Я уже столько раз вилял у них под носом, но они так и не нашли меня. — Мне это не нравится. — Я не могу бросить его в таком… состоянии, — Дазай потёр лоб, поднимаясь с пола. — Я всё испортил. Сигма молчал. Когда он так резко замолкал на середине разговора, Дазай знал, что он с ним не согласен. Он никогда не говорил этого вслух, видимо, из желания не обижать Дазая, но тот и так это понимал. — Скажешь адрес? Сидя в салоне остановившегося такси, Дазай нервно перебирал пальцы. Скорее всего, Чуя не хочет его видеть, слышать, ощущать рядом, и Дазай его понимал. Он не хотел его беспокоить, но не мог оставить его одного посреди ночи непонятно где. — Долго ещё стоять? — Водитель, низкий японец средних лет, повернулся со своего места назад. — Уже пятнадцать минут тут торчим. Дазай закатил глаза и протянул ему несколько купюр. Поправив маску, он продолжил взглядом караулить выход клуба, где собрались курильщики. Водитель ворчливо бормотал под нос далеко не изящного рода ругань, которая начинала раздражать. Убывающая луна скользила по крышам, её свет облаками парил над ними и ложился, растворяясь в тени. Он заметил Чую сразу, как только тот показался на улице. Прося таксиста подождать, Дазай пересёк улицу и добежал до Накахары, успевшего подкурить. Тот загнанно посмотрел на него, сразу же уходя в сторону образовавшейся кучки пьяниц, решивших догнаться никотином. Его пьяная походка наглядно демонстрировала, что Чуя успел хорошенько налакаться. — Отвали. — Чуя, — Дазай схватил его за локоть, разворачивая к себе. — Уже поздно, давай домой. Чуя вырвал руку с громким ругательством, отшатываясь и прижимаясь спиной к витражному остеклению клуба. Его опухшие глаза было сложно рассмотреть из-за освещения и дыма, выходящего изо рта. — Что непонятного во фразе «я хочу побыть один»? — Можешь быть один, сколько хочешь. Но в безопасном месте. — Там, где ты – безопасно? Дазай сжал губы. Громкая нетрезвая интонация Чуи привлекала внимание окружающих. — Я уйду, если тебе будет так лучше, — ответил ему Дазай. — Больше никогда к тебе не приближусь. Только давай вернёмся сейчас. Чуя выдохнул сгусток никотинового яда и развернулся, показывая ему средний палец. — Пошёл ты. — Блять, — Дазай сжал зубы и подошёл к нему сзади, хватая поперёк талии. — Не заставляй тебя тащить. — Тебе силёнок не хватит поднять меня. Чуя закричал, выронив сигарету, стоило Дазаю присесть и перекинуть его через плечо. Жмурясь от чужого веса и оров на ухо, он двинулся с ним в обратную сторону под любопытные взгляды людей. — Дебил, поставь меня на землю! — Прилетающие кулаки в спину Дазая лучше не делали, отчего он затормозил, еле удерживаясь на ногах. — Сука, отпусти меня! — Чуя влепил коленом в грудь Дазая, сразу же вцепившись в его плечи, стоило тому опасно покачнуться назад. — Перестань, блять, бить меня каждый раз, когда не можешь сдержать свою истерику! Чуя зажмурился и сдался, оставив качаться навесу одну руку. Его мутило уже час, и от такого резкого подъёма рвота застряла в горле, так что он фокусировался на том, чтобы её сдержать, делая частые глотки. Вися вниз головой, он старался сосредоточиться на холодном ветре и запахе Дазая, по которому успел потосковать в своих пьяных потугах забыть о нём хотя бы на несколько часов. Он не хотел его видеть. Особенно не в размазанном состоянии, когда тупые чувства душили его мозг, включивший тревожный сигнал, стоило заметить его у клуба. Дазай донёс его до машины, поставил на ноги и выпрямился. Смотреть ему в лицо Чуе было больно до жалкого зудящего желания избить его до перелома каждой кости, но вместе с тем нахлынула беспросветная грусть от того, что между ними произошло. Потому что то, о чём Чуя думал, заказывая очередную стопку, были не тонны лжи, выбившие почву из-под его ног, не лицемерие и скрытность Дазая, а его глупые признания в чувствах и воспоминания о тех днях, когда Чуя беспомощно разлагался в кровати и Дазай был единственным, кто оказался рядом. Чуя ненавидел себя за то, что снова и снова прогонял это в голове, понимая, что он находился на грани прощения. Дазай не заслуживал этого, никто на его месте не заслуживал, и Чуя был уверен, что он не позволит себе простить его. Но вот он стоял прямо напротив, и Чуя сомневался. Сомневался, что больше не хочет видеть его тошнотворную рожу с этими овечьими глазами, с осточертевшей маской на половину этой самой рожи, и излом улыбки, застывший в памяти и столько раз причинявший боль. — Меня сейчас стошнит… — Только не на… Фу-у, Чуя, — Дазай заныл, скривившись от рвоты, заляпавшей его единственные кроссовки. Чуя упёрся ладонями в колени, выворачиваясь наизнанку. Видя, что водитель с омерзением смотрел на них из салона, Дазай ладонью попросил его подождать и собрал волосы Чуи, второй рукой держа его за плечо, — на себя хотя бы не попади. — Иди, — Чую снова вывернуло с сопровождающим звуком, и он ухватился за дазаевские джинсы, — на хуй, Осаму. Простояв так пять минут, пока желудок Чуи не исчерпал свои запасы, они в полной тишине залезли в машину. Дазай заметил, как быстро они ехали – намного быстрее, чем он добирался сюда – и то, с каким сморщенным лицом водитель опустил стёкла. Чуя, обессиленный и непривычно тихий, положил голову на дверь, развалившись на сидении. От резких толчков из-за торможения и лежачих полицейских он то и дело съезжал по двери головой, постоянно подтягиваясь назад. В очередной раз, когда таксист превысил скорость, Дазай злобно пробурчал: — Можно аккуратней? — Ещё я алкашей буду аккуратно возить. Не знаешь свою меру – не пей. Дазай подобрался, не заметив, как сильно сжал колено Чуи от вспыхнувшей злости. — Знаете истории о таксистах-маньяках? — Поймав в зеркале заднего вида настороженный взгляд водителя, Дазай продолжил, — ну, тех, которые отвозят людей на заброшки, насилуют и убивают? — Слыхал. — А пробовали когда-нибудь представить обратную ситуацию? — Что? — Много таких случаев. Например, — Дазай сверкнул клыками в темноте салона, — когда таксисты становились свидетелями того, чего не должны были видеть. Потом их тела находили в самых разных местах. Некоторых так и не нашли. — Ты о чём, парень? — Да так. Говорю, ведите аккуратнее, — он откинулся на спинку сидения, только сейчас заметив нахмурившееся лицо Чуи.

***

— Обязательно было ему угрожать? — Рассевшись у унитаза в ванной, проворчал Чуя. Его стошнило ещё несколько раз прежде, чем он смог прийти в себя, и теперь он был раздражён куда сильнее. Принесённый Дазаем стакан воды он осушил в три больших глотка и продолжил разражаться недовольствами. — Всегда так делаешь, да? Если что не по-твоему – подставляешь пистолет к голове? Бабах – и проблема решена? Его бубнёж Дазай стойко игнорировал, едва сдерживая копившиеся язвительные замечания по поводу поведения самого Чуи. — Хули ты молчишь? — Чуя резво захлопнул крышку унитаза, вытер рот и поднялся, чтобы почистить зубы. Нужных слов у Дазая впервые не оказалось – ни на руках, ни в карманах, убранных туда про запас, он их не нашёл, так что молча вышел из ванной и направился в гостиную. Внутри было погано и пусто, когда он заталкивал свои немногочисленные пожитки в спортивную сумку. Из открытой уборной доносился звук воды, и, если постараться, можно было услышать, с каким остервенением Чуя скрёб щёткой зубы. Небрежно сворачивая вещи в трубочку, Дазай утрамбовывал их в сумке, пока не закончилось место. Пингвинячьи штаны с дыркой на колене пришлось с силой впихивать под наполовину застёгнутую молнию – по-другому они не вмещались. — Что ты делаешь? — Чуя завис у двери. Дазай бросил ему неловкий взгляд, сразу же вернувшись к сумке, чтобы застегнуть молнию. — Ухожу. Чуя недовольно фыркнул и вышел. С кухни послышалась возня. Появившись спустя несколько секунд, с грохотом он поставил на широкий подлокотник дивана микроволновку. Её провод неряшливо тащился по полу, раздражающе карябая и оставляя мелкие царапины на ламинате. Дазай выгнул бровь. — Не забудь прихватить, — Чуя ушёл в прихожую, после чего бесстрастно поставил на микроволновку обувь, подаренную ему Дазаем, — и это. Телек, сушилку, стиралку – тоже не забудь. — У тебя белка? — Да, у меня белка. Долговязая, бестолковая, лупоглазая белка, — Чуя упёрся рукой в бок. Злость лилась из его глаз, рта, стекая вниз, заливая собой пол, с которого Дазай очень плохо отмыл растёкшийся сок, отчего он был липким. — Она принесла с собой слишком много всего, наполнила мою жизнь своими сраными орехами, и теперь сваливает, поджав обосранный хвост. Кстати, перед смертью я обязательно в завещании укажу, чтобы моё сердце тоже отправили этой белке. — Что ты несёшь, мать твою? — Дазай сделал круг головой, которая начинала уже раскалываться от этого нескончаемого дня. — Ты сам хотел, чтобы я ушёл, а теперь устраиваешь драму. — Я хоть раз сказал тебе всерьёз, чтобы ты собрал свои вещи и ушёл? Дазай закусил губу. Вообще-то, Чуя много раз выкрикивал в гневе что-то подобное. Но он никогда прямо не просил, чтобы Дазай покинул эту квартиру. Даже после сегодняшнего Чуя ушёл сам, когда ему понадобилось побыть в одиночестве. Он всё ещё переживал за него. Под его растерянным взглядом Чуя раскрыл сумку, начиная выкладывать вещи обратно. Дазай ждал, когда он доберётся до низа, где лежал пистолет. Заметив его на дне, Чуя лишь дёрнул бровями, после чего застегнул молнию и выпрямился. — Я даже не удивлён, знаешь, — спокойно сказал он, утирая лицо со стоном смирения. — Ты сейчас же мне всё расскажешь. С момента, когда впервые меня увидел. — Первого января. — Что? Дазай опустился на диван, облокачиваясь на отставленные назад руки. — Первого января ты был в стельку. А я окончательно решил умереть.