Твои восемь причин

Испачканной рукой Дазай убрал со лба волосы. Он смотрел прямо перед собой на образовавшееся месиво на месте преступления, уже предвкушая, как долго он будет заметать следы своих деяний. С пальца скатилась густая капля, разбиваясь о пол в бесконечной тишине, нарушаемой лишь его тяжёлым дыханием. Ворвавшийся в окно ветер разносил пока ещё слабый запах дальше по квартире, беспокоя звенящие жалюзи. Дазай подтянул низ футболки с уже успевшими подсохнуть пятнами к лицу, вытирая лоб. Смотрит в список на экране телефона – можно переходить дальше. Отмотав достаточно пищевой плёнки, он обматывает ей глубокую миску с тестом, консистенция которого наконец-то сходилась с той, что была в описании к рецепту, и убирает приготовленное в холодильник, запуская таймер. Он возвращается к телевизору, где мелькает второсортный сериал, отмыв руки от налипших комков муки. Попытки готовить были даже более изнурительными, чем его работа под прикрытием в больнице Мори рука об руку с ним. Каждый день Дазай пытался приготовить что-то хотя бы немного приближенное к изыску, хотя бы краешком его касающееся, но пока что каждый вечер они с Чуей продолжали заказывать доставку или ели то, что готовил Накахара. Дазай начинал чувствовать себя запертой поневоле бесполезной рабыней, которая ни на что, кроме рассказа баек, не способна. Он начинал задыхаться без дела. Вспомнишь солнце – вот и лучик, но в случае со звонком Мори это скорее был луч радиации. У Дазая, на удивление, даже не было настроения подолгу его игнорировать и корчить рожи в экран телефона, так что он достаточно быстро ответил. — Зачем ты звонишь? — Он нарочно делает звук телевизора громче. — Если только ты не спешишь обрадовать меня новостью о том, что вас всех повязали, мне не очень интересно. — Раз ты заговорил о новостях, советую тебе переключить на федеральный канал. Такой голос Мори обычно Дазай не игнорировал. Он оповещал о том, что случилось что-то стоящее его внимания, так что сразу выполнил просьбу. — «…личность убитого сегодня ночью предположительно с двух до трёх часов не разглашается по просьбе родственников, но, как спешит сообщить полиция, это был законопослушный гражданин в возрасте двадцати семи лет. Расследование ведётся следственным отделом, и пока что детали полиция не сообщает, но они обещают предоставить их в самом скором времени. Просим вас быть аккуратнее и соблюдать спокойствие, а также отменить все вечерние и ночные мероприятия в ближайшее время. Пожалуйста, будьте…» Дальше Дазай не слушал, убрав звук. Репортёры вели сюжет из Йокогамского порта, оттуда, где Дазай бывал десятки и сотни раз. Недалеко от этого места они пересеклись с Сигмой в последнюю их встречу. Застывшая на половину экрана фотография жертвы мозолила его глаза, вызывая жжение над нижними веками. Этот человек слишком напоминал Дазая – размер глаз, расположение черт лица, причёска – они были похожи даже больше, чем слишком. По фотографии сложно было определить его рост, но соотношение головы и плеч подсказывало, что он так же был выше среднестатистического японца. — Это… — глухо начинает он, но слова падают в горле на полпути к свободе, так и не вырвавшись. — Это предупреждение, Дазай. Для тебя. Ты понимаешь, что происходит? Дазай выключил телевизор и рухнул на диван, который отозвался искренним скрипом сочувствия. — Это ведь сделали не твои люди? — Ты из ума выжил? Это что, похоже на мой почерк? — Мори был по-настоящему взбешён, и тогда у Дазая не осталось сомнений, кто оставил ему такое безжалостное послание. Это был он. — Теперь у моих ребят много вопросов, — Мори вздохнул. Дазай смог расслышать эхо его шагов – он находился в пустующем штабе. — Я больше не могу делать вид, что ты мёртв. — Прости. Дазай не хотел перед ним извиняться. Он сказал это пустоте, образовавшейся в том месте его тела, где ещё совсем недавно роилось тепло. Мори… он не любил его, но и не мог сказать, что ненавидел. Несомненно, он был бы только рад, угоди Мори за решётку, потому что он этого заслуживал. Это было правильно. Но Дазай также не хотел, чтобы Огая убили за предательство из-за его сраной трусливой жопы его же соратники. А выглядело всё самым наихудшим образом, какой только мог для Мори сложиться: исчезнувший с миллионами Дазай, его смерть, в поддельности которой теперь не оставалось сомнений, и безрезультатные поиски, а позже убийство на их территории, совершённое конкурентами. Дазай мечтал не чувствовать перед ним вину. — Дядя?.. — Ты не извинялся передо мной со времён младшей школы, когда наделал оригами из моих документов. Дай мне немного этим насладиться. — Если ты шутишь, значит, тебе ещё не приставили пистолет к голове? — Дазай по-идиотски усмехнулся, сразу же жалея о своей шутке. — Я не хотел. Мори молчал, и молчание это говорило куда больше самых громких слов. Дазай поднялся, сделал круг по комнате и остановился у окна. Разросшаяся липа во дворе покачивала ветвями на ветру, вот-вот готовясь скинуть последние листья. Старенькие качели противно поскрипывали при каждом движении мальчика, отталкивающегося от земли ногами в оранжевых ботинках. Его отец стоял неподалёку, с кем-то тихо ругаясь по телефону. Поднялся ветер, задувший в окно, и светлые занавески мазнули по лицу Дазая. Он поморщился и отошёл. — Ты собираешься что-то делать? — Тихо спросил Дазай, уже наперёд зная, что услышит. — Значит, слушай меня, Дазай. Сиди и дальше там, где засел. Носа своего соплячьего не смей показывать на улицах порта, иначе от тебя даже костей под землёй не оставят. И даже не думай о том, чтобы ещё раз связаться с Сигмой. — Я и так это уже понял. — И Коё… Она согласилась тебе помочь. Дазай неверяще открыл рот. — Ты ей подарил континент или что-то вроде? — Она согласилась на это, когда поняла, что ты не собираешься возвращаться. Она прямо-таки сияет от этой мысли. — Как мило. Хочет помочь мне побыстрее вымести следы из моего же дома? — Тебе стоит быть ей благодарным. Как минимум половина моих людей перестанет считать тебя предателем. Учитывая наши с тобой отношения, мне было бы сложно добиться этого без неё. Сжавшиеся зубы Дазая едва не скрипнули. Гнилой червячок в груди снова принялся прогрызать себе проход к его сердцу. — Мне, может, ещё отлизать ей в благодарность? — Дазай. Включи свои мозги и выключи свой поганый рот. Начинай думать, что будешь делать с ним, потому что я не собираюсь развязывать из-за тебя войну, усёк? Жмуря до боли глаза, Дазай мечтал оставаться бездушным и отстранённым. Холодным куском неотёсанного камня, каким всегда хотел стать для Мори Огая, чтобы тот больше не смел вспоминать о нём и оставил в покое. Но при всём этом Дазай был для него лишь беззащитным ребёнком, который снова и снова вынуждал того беспокоиться. Дазай мечтал своим побегом вызвать настоящий гнев, такой, чтобы его больше никогда не желали видеть. Но вызвал лишь грёбанное беспокойство. — Ты сам… будешь в порядке? — Произнёс он с испугом не столько от ситуации, сколько от своего же вопроса. Мори, видимо, тоже не ожидал от него такого, так что ответил не сразу. — Буду, конечно. Думай лучше о себе. Это у тебя всегда хорошо получалось. — Не делай вид, будто это несправедливо. — Конечно. Конечно, Дазай, я этого заслуживаю. Тебе стоит и дальше о себе заботится, я ведь этого никогда не делал. — Прекрати, блять, вести себя так, будто ты ёбаная жертва! — Дазай закричал так громко, что у него засвистело в ушах. — Будто я так уж виноват в том, что сейчас происходит с тобой и твоим сборищем грёбанных преступников! — Удушливая тишина в ответ разрывала его сердце на миллионы кусков, как всегда. Как всегда было, когда ни один его крик не долетал до Мори. Дазай прикрыл глаза, сдерживая грудной всхлип, сжимаясь до сингулярности и вот-вот грозя взорваться. — Ты, блять, сам виноват во всём. И если меня убьют, ты тоже… — Пока, Дазай. Было очень приятно тебя услышать. Стоило ему отключиться, Дазай обронил слёзы, сдавливая пальцами свои щиколотки до синяков. Какого чёрта он начал на него кричать и показывать эмоции? Какого чёрта он всегда делал так, стоило Мори оттолкнуть его от себя? Какого чёрта он вообще жалел о том, что сам и отстранился? Его размышления прервал таймер. Пока Дазай возился с начинкой, его одолевали сомнения. Возможно, у него ещё был шанс вернуть всё обратно, чтобы не нагнетать ситуацию сильнее? Да, это вряд ли улучшит его собственное положение, но, по крайней мере, так Мори и его приспешники оставят его в покое. Наверняка. Они несли огромные убытки, не только материальные, но и их репутация довольно неслабо пострадала. Что бы ни говорил Мори, а война за перехват иностранных перевозчиков товара становилась всё очевиднее. Дазай нехило их подставил, постаравшись на славу, но теперь едва ли чувствовал малейшее удовлетворение. Он заливает тестом круглые формочки, утапливая куски рыбы. Нет. Дазай сделал всё так, как хотел, следуя собственным убеждениям. То, что он не снискал поддержки ни от одной живой души, ещё не значит, что он ошибся. Он ориентировался на свои чувства, на свою несостоявшуюся жажду справедливости, а его собственное будущее играло чуть ли не последнюю роль. Он хотел быть лучшим человеком, отличным от Мори, отдельным от его жизни и всех тех, кто прикладывал к этому руку. Его заснувшее желание мести сразу двум сторонам сделки разбушевалось с новой силой, вызывая в груди огонь. Он справится. Он сделает всё возможное, чтобы причинить им боль за всё, что делали они. За всё, через что прошёл он, Сигма и другие люди, не имеющие шанса постоять за себя сами. Дазай никогда не чувствовал себя таким правым, как сейчас. То, что они перешли черту и убили ни в чём не повинного человека, только показывало, насколько сильно он по ним ударил. И он не будет отступать и показывать, что его это пугает, даже если так и было.

***

— Ты читал новости? — Ацуши, протирающий столешницу, повернулся к Чуе, проверяющему чеки за сегодняшний день. Тот отвлёкся, хмурясь, и помотал головой. — Про убийство в порту. Чуя поёжился. Пересчитывая прибыль и сопоставляя её с цифрами в бумагах, он слушал Ацуши вполуха, прекрасно различая в его голосе волнение. Сам он лишь краем глаза зацепился утром за эту новость в ленте, сразу же её пролистывая. Ему не хотелось думать о том, что это могло напрямую коснуться Дазая или его самого. Может, в этом была капля инфантилизма, но Чуя предпочитал быть чуть больше уверенным в себе, не поддаваясь панике, как Ацуши. С улицы давно скрылось солнце, оставляя после себя только синеву сумерек. Чуя сбился со счёта и чертыхнулся, перечёркивая только что записанную цифру. Ему не терпелось скорее добраться до дома, закрыться изнутри и забыть о внешнем мире, как о чём-то несуществующем. Прильнуть к Дазаю, забуриться в его пушистую копну волос и целовать его, пока он не сорвётся на стоны. Сжимая тонкую чековую бумагу в пальцах, Чуя старался сосредоточиться на цифрах, но выходило у него это с трудом. Жар по телу разливался от одной только мысли о кофейных глазах, тёплых, как густая молочная пена, и тёмных, бездонных расширенных зрачках, в которых хотелось утонуть. — … моя мама даже просила меня взять выходные на эту неделю, — Ацуши вздохнул и выключил кондиционер. Они закрывали кофейню, казалось, почти в ночи – теперь день ощутимо становился короче. Ацуши подождал, пока Чуя отчитается Куникиде в сообщении, и сцепил пальцы рук, облокачиваясь о стол. — Ты один домой пойдёшь? — Ага, — Чуя снял фартук, небрежно кинув его на стойку. Наконец развязал хвост и помассировал пальцами кожу головы, после чего обратил внимание на друга, снедаемого страхом. — Я могу тебя проводить, если тебе настолько жутко. — Спасибо… — Но тебе стоит сказать об этом Акутагаве. Он будет только рад каждый вечер строить из себя твоего защитника. Ацуши скромно улыбнулся, пряча взгляд. — Он не очень любит выходить из дома, так что я стараюсь его не тревожить. — Боже, вы встречаетесь или виртитесь, как школьники? — Чуя усмехнулся, закидывая на плечо рюкзак и выходя с Ацуши из кофейни. Заперев дверь, он положил руку на чужие плечи. — Будь смелее. — Думаешь? — Ацуши повернул к нему голову, когда они направились в сторону его дома. — Я не хочу на него напирать. Вдруг это его оттолкнёт? — Акутагаву? — Чуя рассмеялся, запрокинув голову. — Слушай, скажу по секрету: он течёт с тебя как девчонка уже пару месяцев. Вряд ли ты можешь каким-то образом давить на него. Он просто в восторге от тебя, и, я уверен, его затворничество с удовольствием уступит тебе место под его крылышком. Ацуши слушал его с самым заинтересованным взглядом, какой Чуя только встречал за свою жизнь. Он не любил лезть в чужие отношения, по правде, у него даже не было такой возможности, ведь настолько близко он особо-то ни с кем и не общался. Но теперь он был только рад, что эти двое, явно нуждающиеся в пинке под зад, были его друзьями. В голову пришла немного сумасшедшая мысль, и он тут же развернулся, таща Ацуши в другую сторону. — Чуя? Ты куда? — Знаешь, я думаю, ты так напуган, — он хитро улыбнулся, ускоряя шаг и печатая Акутагаве сообщение, — что нуждаешься в утешении. — Что? — Благодарности можешь оставить при себе. Ограничься простым «Чуя-кун, ты просто гений». Топчась перед дверью квартиры Акутагавы, Ацуши, кажется, совершенно Чую гением не считал. Он мял пальцами край свитера, то и дело посылая полные сомнений взгляды Чуе. Тот же с не сходящей с лица улыбкой осматривал его, а после немного взлохматил серые волосы на макушке и позвонил в дверь. — Мне всё ещё кажется это ужасной идеей, — прошептал Накаджима. — Не забудь позвонить маме и похвастаться тем, что собираешься лишиться девственности. — Чуя! — Злобно зашипел Ацуши. Дверь открылась, так что он не успел договорить, робко натягивая улыбку. Акутагава чересчур мрачно зыркнул на Чую, после чего улыбнулся настолько приторно, что Накахара вконец убедился в своей смекалистости. Не без самодовольства он почувствовал запах одеколона от Рюноске, желая поднять над головой плакат с красной надписью «Акутагава вперёд!» и вручить Дазаю черлидерские помпоны, чтобы он скакал позади него. — Ну, я пошёл, — Чуя махнул им ладонью и развернулся к соседней двери. — Передавай привет Одзи. — Кто такой Одзи? — Вопрос Ацуши остался без ответа за закрытой дверью. Дазай обычно вываливался в прихожую сразу, стоило ему услышать звук ключей в коридоре, но сегодня, видимо, его режим Добби был выключен. На кухне Чуя обнаруживает грязную посуду, отчего его глаз неминуемо дёргается, и присохшие капли какой-то светлой жижи у раковины, отчего дёргается и второй. Уже готовясь читать своей непутёвой домохозяйке нотации, он вдруг замечает целую гору кривеньких такояки, которые были далеки от формы шара, но выглядели вполне съедобно. Он с осторожностью берёт один из них и пробует. — Осаму? — Он толкает бедром дверь гостиной. — Ты сам это делал? Дазай сидел на полу и читал, облокотившись спиной о разложенный диван, на котором кучей были свалены две подушки и вечно скомканный плед. На носу были очки, с которыми он выглядел куда младше, и которые слегка сползли вниз от движения его головы. — Да. Стоило Чуе сесть на корточки рядом с ним, книга оказалась отброшена в сторону. Накахара медленно жевал, перекатывая на языке идеально посоленные кусочки запёкшейся рыбы и имбиря и достаточно мягкое тесто. Он улыбнулся, щурясь, и Дазай упустил момент, когда его собственные губы растянулись. Чуя отправил в рот оставшийся кусок, после чего нагнулся и клюнул его в щёку губами, шепча на ухо: — Очень вкусно. Ты молодец. Расплывшееся по груди тепло ощущалось так ярко, что выгнало из головы все тревожащие Дазая мысли. Он потянулся к губам Чуи, но тот вдруг подскочил, облизывая пальцы и продолжая щуриться. — Я устал, так что пойду в душ. — Серьёзно, что ли? — Дазай закатил глаза. Всё тепло внутри него лопнуло, как шарик, и он уныло поплёлся на пустую кухню. Он так рьяно ожидал Чую, надеясь, что он наконец-то поест чего-то домашнего и приготовленного им самим, что теперь осознание полного провала давило на него даже сильнее, чем ощущение грозившей ему смерти. Под шум воды из ванной он достал молоко, которого оказалось ничтожно мало. Подумав, Дазай заварил чай на две порции и вылил остатки молока в него, помолившись, чтобы оно не скисло. Отхлебнув с отрешённым видом из чашки, он передвинул один единственный магнитик на холодильнике на правую половину дверцы, которая была помечена невидимой надписью «снова облажался». Жуя рыбный шарик, Дазай смотрел на конфорки плиты, понимая, что забыл всё убрать. Ладно, он не забыл – он просто почти никогда этого не делал из-за своей лени. Его-то никогда беспорядок не смущал – он даже беспорядком свои разбросанные вещи не считал, называя это своей философией в подростковые годы, когда Мори пытался приучить его к уборке, что с треском провалилось. Бурча под нос, он взял тряпку и принялся счищать засохшее на деревянной поверхности тесто. Чуя любил чистоту, и, кажется, его мог завести один факт, что все вещи всегда остаются на своих местах. Удивительным образом это действовало на Дазая куда лучше постоянной мозгоебли Огая по поводу того, какая он свинота. — Что я вижу, — Чуя даже слишком тихо подошёл, встав у Дазая за спиной. — Это моя эротическая фантазия, или ты убираешь за собой? — Тебе это снится, — Дазай фыркнул, отправив тряпку в раковину с громким шлепком. От рук Чуи, упёршихся в столешницу по бокам от него, он застыл на месте. — Чуя? — Что? — Он прошептал ему в спину, и Дазай даже через футболку почувствовал горячее дыхание. — Ты съел только один? — Он развернулся между его рук, выгибая бровь. Чуя стоял в одном полотенце, а его мокрые волосы были заправлены за покрасневшие уши. — Я не голоден. — Я буквально слышу, как урчит твой желудок, — отведя взгляд от подтянутых мышц груди, Дазай сощурился. — Ты снова моришь себя голодом? — М, — Чуя свёл руки, укладывая их на чужую поясницу и слабо вжимая пальцы в ткань одежды, — я не хочу есть сейчас по другой причине. Оу. Дазай открыл рот и впился взглядом в его глаза, боясь моргнуть. Голое тело Чуи с не до конца вытертыми каплями воды то и дело переманивало его внимание, что вызвало пошлую ухмылку на чужом лице. Накахара приглашающе подался вперёд, опуская веки. Дазай заметил, как задрожали его ресницы, как разомкнулись пухлые губы, и с них сорвался тихий выдох. Они поменялись местами – Дазай резко впечатал его поясницей в столешницу, выбивая стон. Он вцепился в его талию, сжимая влажную и горячую после душа кожу, царапая её ногтями и стараясь покрыть отпечатками ладоней каждый миллиметр его кожи. Чуя сминал его губы, поворачивая голову, кусая их и сразу же зализывая. Он потянул Дазая за волосы, позволяя растянуться слюне между их губами в тонкую нить, которая тут же оборвалась, стоило Чуе напасть на его шею. — Блять, — Дазай откинул голову, позволяя чужим зубам стянуть с его шеи бинты. Он забрался левой ладонью под полотенце Чуи, сжимая его ягодицу и притягивая к себе сильнее, — тебя настолько возбуждают чистюли? — Меня настолько возбуждаешь ты, идиот, — Чуя помог себе руками, скидывая длинный бинт на пол, и застыл на месте, разглядывая шею Дазая. — Ахуеть… Он провёл рукой по вытатуированным кольцам из мантр на его коже. Каждая линия отдавалась ярким ощущением на подушечках пальцев, будто это Чуя прямо сейчас оставлял узоры своими касаниями на его шее. Он почти отвлёкся от руки на своей заднице и чужой ноге между своих, надавливающей на его пах через полотенце и сбивающей дыхание. Накахара потянулся и мазнул языком по солёной коже, очерчивая контуры татуировок и оставляя на них мокрые следы. Кадык Дазая подпрыгнул, и тогда Чуя прикусил кожу под ним, всасывая её губами. — М-м-м, — Дазай почти заскулил у его уха, наваливаясь на него, — ты оскверняешь всех богов, оставляя там засос. То, как слабо зазвучал его голос, заставило колени Чуи подкоситься. Он цеплялся за его плечи, продолжая играться с татуировками и наслаждаясь тем, как быстро Дазай плыл и сдавался. Дрожь в его правой руке, сжимающей мокрые волосы Чуи, передалась и ему, заставляя мышцы всего тела напрячься. — Прелесть, — Чуя шепнул ему на ухо, отстраняясь и стягивая с его лица очки. Повертев их в руках под чужим затуманенным взглядом, он надел их на себя и посмотрел на Дазая снизу-вверх. — Они что, без минуса? — Мне просто нравится, как я в них выгляжу, — Дазай улыбнулся, шевеля своим бедром между его ног. — Но ты тоже ничего, конечно. Правда, до меня не дотягиваешь. Чуя закусил губу и шлёпнул его по щеке. — Ну ты сучка, Осаму. — Это не я из нас двоих стою здесь голый. — На мне всё ещё полотенце, — Чуя склонил голову набок, выгнул бровь и приподнял локти с явным намёком. Не отрываясь от его лица, Дазай опустил и вторую руку, скидывая полотенце на пол и сжимая Чую куда сильнее, раздвигая его ягодицы в стороны и напирая. Накахара уворачивался от поцелуев, прогибаясь в пояснице, дразня его, позволяя соприкасаться лишь носами. Его громкое дыхание отвечало на каждое движение рук Дазая, он не отводил от него похотливого взгляда и сжимал руку на дазаевской шее, не давая ему приблизиться. Возможно, Дазай скончается куда раньше, чем предполагал. — Хочешь, — Чуя прикрыл глаза, шепча на грани слышимости, — я отсосу тебе? — Думаешь, я откажусь? — Дазай прохрипел, едва соображая, что происходит. Не в силах больше смотреть на Накахару с его блядским взглядом в круглых очках, он небрежно снял их и скинул на столешницу. Продолжая сдавливать его шею, Чуя подтянулся и провёл губами по его скуле. Подцепил зубами тонкую кожу, терзая её под громкое прерывистое чужое дыхание у уха. Дазай дрожал, подминая его под себя, давил своим весом, разваливаясь на куски. Он столько раз представлял, как Чуя делает что-то такое, заставляет его терять связь с миром, но в действительности это было куда жарче, чем в его самых пошлых фантазиях. Он грубо перехватил руку Накахары у своей шеи, и чужой однобокий оскал только сильнее его подначивал. Дазай врезался в его губы своими почти до боли, вжался бедром в его пах, отчего они оба не сдержали приглушённого стона. Боясь оторваться от Чуи, он оттолкнулся от столешницы вместе с ним и слепо пошёл спиной вперёд. Они кое-как добрались до спальни. По дороге Дазай собрал все косяки и углы стен, но ему было так плевать, пока его руки изучали каждую мышцу Чуи. Он измазывал его своими касаниями до черна, не желая оставлять ни одного нетронутого места. У кровати Чуя стянул с него футболку и резко толкнул, сразу же садясь сверху. Он давил Дазаю на грудь, не давая ему подняться с кровати, и разглядывал, оглаживая кожу вокруг сосков. От его касаний Дазай рисковал задохнуться ещё здесь, лежащим под Чуей полностью открытым и сдавшимся. Грудь Чуи тяжело поднималась от усиленного дыхания. Он опустился и втянул нижнюю губу Дазая, играясь пальцами с его соском и вызывая дрожь. У Дазая повело голову так, будто в него спустили четыре пули, и он истекал кровью, а его давление неминуемо падало. Он потянулся руками вниз и стянул с себя домашние штаны вместе с бельём, отчего Чуя подскочил вверх и упёрся руками по обе стороны от его головы. Дазай вернул свои ладони обратно, пересчитывая пальцами чужие рёбра, играя на них, как на кото, и перехватил чужой язык, кусая его и вырывая из Чуи стон силой, с которой он смыкал на его языке свои зубы. Накахара отстранился, снова ловя его взгляд. Это казалось даже ближе, чем рука Дазая, скользящая по его члену. Он надавил большим пальцем на головку Чуи, размазывая предэякулят и наслаждаясь тихим шипением. Предплечья Чуи у его ушей ответно задрожали. — Ох, блять, — Чуя сжал губы, жмурясь, — Осаму… — Что-то не так? — Дазай двинул бёдрами наверх – его собственная эрекция задела задницу Чуи, и тот прикусил щёку. — Ты, кажется, хотел что-то сделать? Или уже не в состоянии? — Ты такая язвительная шлюха, что я разрываюсь между желанием тебя придушить и откусить тебе член. Дазай засмеялся, отпуская его и давая соскользнуть вниз. Чуя ощутимо провёл ногтями по низу его живота, посылая очередную дрожь возбуждения и оставляя алеющие следы. Дазай наблюдал с туманом перед глазами, как Чуя сжал его член, медленно проводя вверх и вниз и смотря на него всё с той же однобокой ухмылкой. Он опустился, покрывая поцелуями нежную кожу под пупком, цепляя её зубами, заставляя пальцы на ногах Дазая поджиматься. Когда его губы обхватили головку, Дазай не выдержал, вжавшись затылком в матрас и жмурясь. Прикосновения губ Чуи к нему выбивали из него воздух – он застонал, стоило парню полностью взять его в рот и вцепиться в его бедро, где от пальцев точно останутся синяки. Чуя брал глубоко, задевая зубами чувствительную плоть, наверняка нарочно, желая, чтобы Дазай на него посмотрел. Тот выгибался навстречу, напрягая живот, по которому скользила рука Чуи, а его горячий рот, казалось, обволакивал Дазая целиком, не давая даже шанса выпутаться из него. — Боже, что ты делаешь, — Дазай прижал к глазам кулак, сдерживаясь от толчков, когда Чуя в очередной раз взял достаточно глубоко, чтобы член упёрся в его горло. Само осознание того, что это делал Накахара Чуя, что он скользил по нему губами, проводил языком по его венам, превращало его в бесконтрольную массу без конечностей и костей. — Сюда смотри, — Чуя выдохнул, дожидаясь, пока Дазай вернёт ему своё внимание. Он улыбнулся, целуя его рядом с головкой, и пустил слюну стекать по члену вниз, усмехаясь. — Тебе нравится? — Издеваешься? — Дазай собрал остатки своего распавшегося на атомы сознания, приподнялся на локтях и потянулся к лицу Чуи. Он погладил его по щеке, чувствуя, как сильно она горела. — Ты знаешь, как горячо выглядишь? Чуя прищурился, продолжая водить рукой по влажному члену, и поддался на ласку, пристроив лицо в ладони Дазая. Точнее, того, что от него осталось. — Ага, мне частенько об этом говорили, — Чуя улыбнулся от силы, с которой Дазай сжал его волосы. — Не говори так, — Дазай нахмурился. — Ох, прости, — Чуя похлопал его по бедру, — но у тебя ведь тоже были секс-партнёры. Это честно. — Их было не так много, как ты думаешь. Мне не особенно нравится просто трахаться с кем-то. — Вот как? — Чуя склонился ниже, возвращая губы, растянутые в улыбке, на головку Дазая. — Мы с тобой не просто трахаемся, знай, — он провёл языком к основанию, втягивая тонкую кожу зубами, заставляя Дазая дрожать от слов, ударяющихся о его кожу, — я хочу тебя куда больше этого. Дазай запустил пальцы в его волосы, направляя его, когда Чуя снова насадился на него ртом, явно получая удовольствие от того, как Дазай растекался под ним и реагировал стонами. Сам Чуя едва ли понимал, как незаконно выглядел между его ног, как красиво изгибалось его тело в тусклом свете с улицы. Его щёки натягивались на члене Дазая, когда он делал остановки и игрался с ним языком, а после втягивались, когда он возвращался обратно. Дазай потянул его наверх и кончил себе на живот, сжимая его плечи дрожащими бёдрами. Чуя взял валяющиеся на кровати штаны Дазая и вытер ими сперму с его живота, скинув после на пол. — Эй, — Дазай слабо запротестовал, поднимаясь. — Постираешь потом в новой пиздатой стиралке, которую заказал, — Чуя, смеясь, вытер кулаком губы, свалился на бок и утянул его в поцелуй с солёным привкусом. Дазай подмял его под себя, от каждого движения ощущая раскатывающийся по мышцам оргазм и чувствуя, как сильно был твёрд Чуя под ним. — М… Возьми смазку в гардеробе. Внизу. Дазай со слабым скулежом оторвался от него под хриплый смех, провёл рукой по прессу Чуи и поднялся. Пока он рылся в нижней полке гардероба, Чуя, согнув ногу, кусал губы и оглаживал живот там, где только что была рука Дазая. Ему было так спокойно, что он не мог думать ни о чём, кроме него, разглядывая его обнажённую спину в полумраке и наслаждаясь тем, как замедлилось время. Чуя никуда не бежал. Он лежал полностью голым в своей спальне, водил пальцами по своей груди и думал о том, как чертовски безвозвратно влюблён. Он влюблён. По-настоящему. Сильно. Наверное, настолько сильно первый раз в жизни. — Это что? — Дазай обернулся, сидя на коленях, и вытянул руку. Чуя выгнул бровь. — Анальная пробка, Осаму. Мне было скучно и одиноко. Дазай повертел её в руках, разглядывая с таким видом, будто обезвреживал бомбу. Хотя, может, бомбы ему были куда привычнее, чем анальные пробки. Чуя накрыл рот рукой, стараясь сдержать истерический смех. — Оставь её уже, у меня сейчас член отвалится. — Прости-прости, — Дазай закрыл шкаф, садясь к нему. Вернувшееся тепло и вес чужого тела казались Чуе самой нужной и желанной вещью в этом чёртовом мире, постоянно сбивавшим его с толку. Он обнимал Дазая за шею, целуя его в приятном забытье, ощущая, как член уже больно пульсирует, зажимаемый в тисках их тел. Дазай был горячим, вспотевшим, и Чуя сжимал его липкую кожу пальцами в попытке срастись с ним в одно целое. Его запах заполонил комнату, лёгкие Чуи, прочно застыл на его губах, блуждающих по линии челюсти. Стоило почувствовать между ягодицами пальцы с холодной смазкой, Чуя втянул воздух и выгнулся, выпустив Дазая из объятий. Он был предельно аккуратен, даже слишком – Чуя чувствовал себя практически фарфоровым. Дазай закинул его ногу себе на плечо, сжимая её под коленом, и трахал его пальцем, вынуждая двигаться навстречу. Гадская улыбка на его лице заставляла сжиматься узел внизу живота даже сильнее, чем движения его руки, и Чуя растерял всё своё желание издеваться, хватая его за пальцы на своей ноге. — Можешь быстрее, — тихо сказал он, выгибаясь. — Не хочу, — Дазай нагнулся, целуя его набухший член, проводя по нему языком и мурлыча куда-то в живот, — хочу медленно, Чуя. Чуя сжал палец внутри себя, жмурясь, когда он слабо задел простату. Язык Дазая оставлял линии на его животе, рёбрах, груди. Его зубы сжались вокруг соска, и Чуя был на грани, чтобы завыть от желания большего – теперь Дазай его дразнил, вводя второй палец и раздвигая их внутри мучительно медленно, надавливая на стенки и добиваясь того, чтобы Чуя практически умолял. Его рот слабо приносил утешение, смыкаясь вокруг члена и обжигая его резкими выдохами. — Осаму, — он хотел свести ноги, но жёсткая хватка пригвоздила его к матрасу. Пустота внутри выбивала его из колеи, — пожалуйста… — Дазай укусил его бедро на внутренней стороне, мыча, опускаясь зубами ниже. Когда его язык обвел кольцо мышц Чуи, тот вздрогнул, сжимая пальцами простынь, — Твою мать… Продолжай. Дазай добавил к языку пальцы, растягивая его в мучительной ласке, в которой Чуя почти потерял ощущение пространства, извиваясь в его руках и забив на то, как жалостно звучат его стоны. Наощупь он приземлился рукой на вспотевшие волосы, дрожащими пальцами перебирая их, оттягивая, пропуская пряди через пальцы. Он почувствовал зубы между своими ягодицами и дёрнул коленом, попадая Дазаю по виску. — Ай, — Дазай отозвался снизу, щекоча Чую дыханием. Тот приподнялся, разглядывая его обиженное лицо между своих разведённых ног, и сжался от этого вида. Губы Дазая даже в темноте казались ярко-красными, опухшими, а в его глазах застыла влага. — Сорян, — Чуя расслабился, жмурясь от пальцев внутри, — это было не очень приятно. — Не удержался, — Дазай встал на колени. Чуя из-под опущенных век наблюдал, как он надел презерватив и вернулся к нему, прижимая запястья к кровати своими руками. — У тебя такая сладкая задница. — Блять, прекрати, — Чуя заёрзал под ним, смотря с немым вопросом. Он потянулся с поцелуем к его лицу, но ему мешали руки, крепко фиксирующие его запястья. — Ну что? — Просто наслаждаюсь тобой, — Дазай сказал это без тени улыбки, наклоняясь и проводя носом по его шее. Он выпустил одну из рук Чуи, сжимая его шею, оглаживая пальцем кадык. Оставил поцелуй у уха, задерживаясь там и шепча, — я о тебе так много думал, Чуя. Всё то время, что жил с тобой – я всё время тебя хотел. Чуя не сдерживает стона от первого толчка, едва слыша окончание предложения. Его член тёрся о живот Дазая от каждого движения, что было одновременно больно и приятно. Ощущать Дазая так – без одежды, без сарказма, без секретов – было почти до слёз болезненно, и Чуя жмурился, выдыхая ему в плечо концентрированную любовь, окутывающую его слишком сильно, до сладкого удушья пережимающую горло. Он впился Дазаю пальцами в спину, возможно, слишком сильно раздирая кожу, вызывая чужое шипение. Чуе до смерти хотелось покрыть его тело всевозможными следами, и он мечтал, чтобы они никогда не проходили. Ускорившиеся толчки вызывали слёзы наслаждения, скапливающиеся крупными каплями в уголках глаз, и Дазай, замечая это, принялся покрывать его лицо беспорядочными поцелуями. Правую ногу Чуя закинул ему на спину, надавливая пяткой на мягкую ягодицу, поджимая пальцы до онемения. Его рука впилась Дазаю в волосы, чересчур ощутимо, отчего тот замычал. Дазай потерял все смыслы, ощущение себя как чего-то отдельного от Чуи, неразборчиво стонущим на ухо его имя. Отвлекаясь от поцелуев-укусов, он осматривал его под собой, слишком податливого, гибкого, раскрывающегося навстречу. Дазай припал к его шее, слизывая капли пота, перемешанного с влагой, стекающей с волос. Ощущал языком вибрацию его горла от нового стона, и не верил, что кто-либо помимо него мог это делать. Мог спать с Чуей, таким чувственным и возбуждённым до потери сознания. От желания навсегда остаться рядом с ним, сплетаясь голыми телами, у Дазая кололо в груди. Чувствуя накатывающий оргазм, Чуя резко толкнул Дазая в плечо и перевернул его на спину, вызывая удивлённый стон. Он немного замедлился, упираясь ладонями в живот Дазая, и насадился до основания. Его ноги бились в сильной дрожи, он задвигался взад-вперёд тягуче медленно, сжимая мышцами член Дазая, отчего тот раскрыл рот и простонал так сладко, что у Чуи побежали мурашки по пояснице. — Ещё, — попросил он, пока Дазай пытался вернуться в этот мир, — сделай так ещё. Он задвигался на нём быстрее, чувствуя мёртвую хватку на талии. Дазай ответно толкался под ним навстречу, отчего комнату заполонили звуки ударов кожи о кожу и их стонов, перемешанных друг с другом. Чуя предвкушал, как от резких и сильных толчков будет болеть его задница завтра, но всё это скрашивала рука Дазая, перемазанная в смазке и скользящая по его члену. От новой волны мурашек Чуя согнулся, кончая ему на живот, и полностью бы упал, не держи его на себе Дазай. Чернота перед глазами перебивалась пульсирующими волнами вспышек, живот быстро содрогался, и Чуя даже не успел понять, когда кончил Дазай, свалившись через время рядом с ним. — Пиздец, — выдавил Чуя, едва разлепляя глаза. Дазай стянул презерватив, кинув его куда-то за кровать. Он приложил ладонь ко лбу, тяжело дыша – его рёбра от дыхания отчётливо поднимались, и Чуя потянулся к ним рукой. Провёл вниз, пачкаясь своей же спермой, и принялся размазывать её по чужому животу с тупой улыбкой на лице. Дазай перевернулся набок, отчего жидкость стекла вниз. Чуе было слишком хорошо, чтобы заморачиваться о чистоте своей кровати. Ему нравилась грязь, которая осталась от них, и он не хотел её убирать. — Там мои штаны далеко? — Севшим голосом спросил Дазай, утыкаясь носом в лоб Чуи. Тот улыбнулся, откинувшись назад, и порылся рукой по полу. Бедные пингвины были измазаны в сперме уже второй раз, и Чуя посмеялся с этого, снова кинув их после на пол. — Спасибо, — Дазай притянул его к себе, целуя в макушку и оставаясь в таком положении. Чуя невесомо блуждал ладонью по его груди, задевая затвердевшие соски. Он слышал, как бешено колотится сердце Дазая будто в попытке разорвать грудную клетку и нырнуть под его собственные рёбра, поселяясь там без возможности вернуться обратно к хозяину. Дазай вдруг дёрнулся, опуская голову так, чтобы видеть его лицо. — Почему ты плачешь? — О, — Чуя сам не заметил, как его слеза разбилась о плечо Дазая, и быстро утёр глаза, — чёрт, я всё время плачу, — он грустно усмехнулся, пряча лицо в изгибе чужой шеи и щекоча её губами. — Я просто расчувствовался. — Вау, ты и такое умеешь? — Иди к чёрту, — Чуя сжался в комок в чужих объятиях. Его дыхание успокоилось, как и сердце Дазая, и он позволил себе тихо ронять слёзы, улыбаясь от того, почему они были вызваны. Он был влюблён в Дазая настолько сильно, что поселившееся в его груди счастье было слишком большим, чтобы хранить его в своём теле, и оно вытекало из его глаз, из его пальцев, продолжающих считывать Дазая наощупь, и из его губ, застывших у чужой точки пульса. Так сильно. — Может, не пойдёшь завтра на работу? — Дазай приглушённо отзывался где-то в районе его волос. Чуя потёрся лбом о его грудь. — Звучит, конечно, слишком соблазнительно, — он поцеловал кожу Дазая рядом с соском, улыбаясь от того, как тот ответно сжался. — Но если я буду каждый раз поддаваться своей слабости, меня отовсюду выгонят. — Ну, я не прошу каждый раз, — Дазай сполз ниже, между их лицами были всего какие-то пару сантиметров. Он снова включил своё умоляюще-щенячье лицо, сдвигая брови, — только завтра. — Ты такой хитрый, — Чуя чмокнул его в кончик носа и прикрыл глаза. Он мечтал бы не выходить вечность из квартиры, из этой комнаты, чтобы ночь растянулась на сотню лет и Земля не заканчивала свой оборот вокруг оси. — Но твоих милых глазок не хватит, чтобы я потерял свою бдительность. — Жесть ты зануда, — Дазай скулёжно простонал у его уха, почти сразу замолкая. Стоило ему ощутить, как мозг проваливается в сон, Дазай сразу открывал глаза, проверяя, действительно ли он всё ещё прижимается к Чуе, мирно сопящему в забытье. Каждый раз, когда веки Дазая снова опускались, он кусал себя за губу, чтобы дольше оставаться здесь, переплетённым конечностями и дыханием с Чуей. Он сопротивлялся сну вплоть до рассветных лучей, которые всё же усыпили его, тепло ложась на расцарапанную спину.