Твои восемь причин

Зеркало в ванной запотело, одинокие редкие капли скатывались вниз, оставляя за собой ровную дорожку глади. Погружение в воду помогало сконцентрироваться. Уши закладывало уютным давлением, не позволяющим думать слишком громко. Родная темнота под веками давала возможность расписывать её, как чистый лист, ползающими под черепом мыслями. Зудящие слова с вибрацией бились друг о друга и создавали полную неразбериху, так что Дазай снова принялся считать, сколько он сможет продержаться без дыхания. Раз. Дни тянулись медленнее обычного в бесконечном ожидании. Ожидании Чуи. Ожидании, когда уже ни у кого не останется сомнений, что Дазай на самом деле жив. И что он в Йокогаме. Пять. Он должен был уехать. Всё бросить, обрубить связь с Сигмой, выбросить свой телефон вместе с одним единственным контактом и морем воспоминаний, спрятанных в фотографиях. Двенадцать. Ему стоило извиниться перед столькими людьми. Или хотя бы просто не попадаться им на глаза больше никогда. Пятнадцать. Возможно, действительно стоило просто утопиться. Двадцать. Он не хотел уезжать. Двадцать один. Он не мог оставить Чую. Двадцать два. Не после того, как заставил его привязаться. Двадцать три. Это Дазай привязался. Двадцать четыре. Его обязанностью было свалить как можно скорее, чтобы защитить Чую. Двадцать пять. Он сможет его защитить. Двадцать шесть. Дазай хотел, чтобы его тоже кто-нибудь защитил. Сорок. Пальцы Чуи в его волосах. Его ногти приятно царапают кожу головы, вызывая мурашки. Это пока что самая уверенная мысль из всех. Сорок пять. Чуя – смесь мёда и горячего молока. Его руки на удивление нежные, а сильные бёдра так правильно ощущаются под пальцами Дазая. Пятьдесят. Его сбитое дыхание выбивает почву из-под ног Дазая, и он совершенно не против встретиться лицом с землёй, оказавшись перед ним на коленях. Пятьдесят шесть. Чуя стонет ему в губы. Чуя стонет из-за него, в его объятиях, сидя сверху и прижимаясь. Так близко, что Дазай чувствовал напряжение в его животе. Из-за него. Шестьдесят. Чуя поднимается, и всё заканчивается. Дазай садится в ванной, откидывая с лица мокрые волосы и не раскрывая глаз. Чуя не поднимается. Он залезает Дазаю под одежду, царапая ногтями кожу под пупком. Дазай скидывает с него майку, прижимаясь губами к медовой коже на ключице. Ведёт вниз, покрывая миллиметры кожи влажными поцелуями, и возвращается обратно той же дорожкой, но уже языком. Оставляет след своих зубов, вжимаясь носом в основание шеи, вдыхая его запах. Втягивая его весь без остатка, желая вогнать Чую себе под кожу. Чтобы касаться себя, касаться своего члена и ощущать, что это делает Чуя. Дазай откидывается затылком на бортик, сжимая руку на члене сильнее, двигая ей под водой. Что, если бы это был рот Чуи? Как бы он это делал? Играя с ним, проходясь языком по венам, или вбирал бы полностью, отчего Дазай упирался бы ему в горло? Он ясно представлял, как пухлые губы Чуи скользят по нему, пуская за собой широкую полосу слюны. Оставлял бы он на нём засосы, укусы, или сжимал его кожу на бёдрах до синяков? Он кончил в потоке бесконечных развратных мыслей, жмурясь до боли в глазах. Дазай мог бы сказать, что не желал опускаться до таких низменных фантазий, но он всё ещё оставался собой – слабым, никчёмным человеком, прячущимся в квартире того, кого хотел до остановки пульса. Он был таким слабым перед Чуей и всё, что он мог делать, это дрочить в его ванне, заполненной до краёв, и представлять, как Чуя ему отсасывает. Ему стало душно от своих же мыслей. Он слишком быстро поднялся, открывая слив, и принялся вытираться, благодаря стены за то, что они умеют хранить молчание. На его телефоне красовалось девять пропущенных с неизвестного номера. Учитывая, что его контакт был только у одного человека, нетрудно было прийти к выводу, кто ему названивал. Это означало, что его ждал неминуемый выеб мозга в самое ближайшее время. Сообщение от: Неизвестный номер Ответь сейчас же. Ответь, иначе я сам тебя найду и убью по-настоящему. Ты знаешь, я могу. Жду. Дазай скорчил самую омерзительную мину, на которую только был способен. Вся нега от мастурбации сошла на нет, так что он со злостью пнул сидение дивана, упал на него и оттянул себя за волосы. Палец завис над кнопкой вызова, губы рефлекторно скривились, но он всё же позвонил. Мори отвечал на его звонки после первого же гудка, что неимоверно раздражало. Он всегда ждал его звонка. — Неужели. Злые нотки в знакомом голосе побудили Дазая закатить глаза. — В молчанку будем играть? — Привет, — с полным наигранного сожаления вздохом ответил Дазай, накручивая на палец прядь волос. — Я в порядке, если тебе интересно. — А тебе интересно, в порядке ли я, эгоистичный паршивец? Дазай почти улыбнулся. Это было самое ласковое прозвище, которым Огай мог бы его назвать. — Если ты разговариваешь, значит, в порядке. Не так, что ли? — Это работает только с тобой. У остальных людей есть душа. — Бе-бе-бе, у тебя-то душа? — Дазай высунул язык, по-детски передразнивая его. — Что ты хочешь? — Поумерь свою наглость. Тебя ищут две банды, и ты спрашиваешь, чего я хочу? — Твои люди не в счёт. Ты же за меня вступишься. Мори выразительно вздохнул. Так тяжело, что Дазай легко представил выражение его уставшего лица, на котором отпечаталось время в виде давно поселившихся под глазами синяков и морщин. Но Дазай всегда так же отчётливо видел в его глазах смерть, отражавшуюся в зрачках. — Где ты прячешься? — Так я тебе и сказал. — Стоит расспросить Сигму? Дазай сжал губы. — Хорошая попытка, но я не куплюсь. — Думаешь, он такой незаменимый? — Эй, — Дазай вскочил с дивана, подходя к окну и на всякий случай задёргивая шторы, — не надо его трогать. Иначе я… — Пойдёшь в полицию? Мы это уже проходили. — …иначе я в следующий раз украду у тебя вообще всё до капли и перееду в ебучие штаты, понял? — Ой-ой-ой, как мы заговорили. Давно ли ты вылез из памперсов, которые я тебе менял, дорогой? Дазай сбросил звонок, прекрасно зная, что Мори сию же минуту ему перезвонит. И Дазай ответит. Их отношения всегда были такими – Дазай огрызался и угрожал, а Мори слишком хорошо его знал, будучи уверенным, что Дазай не посмеет навредить ему лично. Всё же, они были какой-никакой семьёй. Оба по уши в болоте. Всё же, Мори действительно его вырастил, пусть и по-своему. Дазай никогда ни в чём не нуждался. Только в кошке. — Да, — он отвечает на входящий звонок, уже успокоившись. — Встреться с Коё. Дазай нахмурился. — Зачем это? Я стараюсь не высовываться. И я не горю желанием видеть эту сучку. — А она горит особым желанием пересечься с тобой за чашечкой чая и с ножом в кармане. — Отлично, теперь ты посылаешь меня на верную смерть? — Дазай засмеялся, звуча слишком нервно. Мори наверняка заметил. — Я отговорю её от намерения тебя убивать. А ты дальше сам разруливай кашу из дерьма, которую заварил. И, — Мори сделал акцент на следующих словах, — я был с ней очень мил, чтобы она пока что не разглашала новости о твоём чудесном воскрешении. — Боже, я не хочу слушать о том, насколько ты был с ней мил, дядя. Дазай редко к нему так обращался, но, когда такое случалось, Мори всегда смягчался, пусть и знал, что Дазай пользуется этой привилегией в своих целях. — Сигма тебе напишет. Пока-пока. Дазай попрощался с ним шуточным рвотным позывом, после чего кинул телефон на диван. Тот отскочил и приземлился на пол. — Мудак, — сказал Дазай то ли телефону, то ли не слышащему его Мори. Затем он поднял мобильник, открывая переписку с Сигмой и начиная строчить гневное сообщение на эмоциях. Но у Сигмы, вероятнее всего, не было выбора. Да и Дазай сам просил его о встречах. Так что он сразу стёр агрессивный поток слов, ограничиваясь коротким вопросом о том, в порядке ли его друг. Он мог думать лишь о том, как сильно он его подставил.

***

Пока Чуя ужинал, Дазай сидел в комнате и переваривал снова и снова разговор с Мори, пытаясь понять, сколько ему известно. Догадался ли он о том, почему Дазай так поступил? Сделает ли он что-то, когда за ним придут с целью убить или пытать, пока он не вернёт чёртовы деньги? Смогут ли они добраться до него раньше Мори? Ищет ли он его из-за чувства привязанности или только из-за того, что Дазай натворил? Вся эта мешанина не давала ему выйти из прострации и наслаждаться общением с Чуей, который снова вернулся понурый и усталый до невозможности. Дазай думал только о том, что он может сделать. Имеет ли он право дальше оставаться рядом, или это будет куда хуже того, если он просто оставит его сейчас? Он закрыл лицо руками и проорал в прижатые к зубам ладони. Чёртов Мори. Чёртова Коё. Он не хочет её видеть, не хочет видеть никого из них, и пистолет, спрятанный в одежде, начинает сильно его привлекать. Выйдя из комнаты, он замер, замечая Чую у зеркала в прихожей. Он поднял футболку, разглядывая своё тело с нескрываемой придирчивостью вперемешку с грустью. Дазай прошёл мимо него на кухню – Чуя к еде не притронулся, оставив палочки измазанными в соусе. Как он вообще позволяет себе думать о том, чтобы оставить его, чёрт побери? — Что ты делаешь? — Дазай подошёл, оказываясь у него за спиной. Чуя молниеносно прикрылся, сжимая рукой плечо. Видимо, он снова углубился в себя, даже не заметив Дазая. — Ничего. — Есть не будешь? Ты же утром так хотел сашими. — Перехотелось. Я в ванную. Чуя закрылся изнутри, вернувшись к разглядыванию себя в зеркале ванной. Он тяжело сглотнул, снова осматривая свой пресс, на котором мышцы всё ещё были отчётливо видны, но потеряли свой прежний рельеф. Его живот стал почти гладким, как было последний раз еще в начале средней школы, когда его организм активно рос и Чуя ещё не умел набирать массу. Он худел, и ему это не нравилось. Он переставал нравиться себе в этом теле. Он не собирался плакать. Он, вообще-то, был уверен, что самый сложный период остался позади, когда он пролёживал дни напролёт в постели на протяжении почти двух недель. Но это сжимающее органы чувство возвращалось, когда он начал замечать в себе изменения. Чуя всегда следил за своим весом. Даже со своим убогим графиком он исправно занимался кардио-нагрузками и до начала работы прогонял себя хотя бы через легчайшие силовые тренировки. Почти всегда пропуская завтрак, он восполнял его двумя приёмами пищи на подработках, стараясь не пихать в себя всё подряд, а питаться сбалансировано. До поры до времени ему удавалось держать своё тело в рамках, но сейчас ему мозолило глаза, как стали виднеться его рёбра. Его ноги всё ещё оставались в форме, но ягодицы, если смотреть без одежды, начали становиться меньше. — Сука, — он надевает футболку обратно, сморгнув жалкие слёзы, и выходит в кухню, падая на стул. — Ладно, — втянув воздух, Чуя начинает впихивать в себя кусок рыбы. Проблема была в том, что во рту еда становилась похожей на едва начавший застывать цемент. Даже едой своей матери в её приезд Чуя не наслаждался полноценно, что говорить обо всём остальном – он просто заставлял себя жевать, зажмурив глаза. Слеза всё равно предательски скатилась, вызвав агрессию, которую Чуя, как всегда, направил во вне – металлические палочки направились в окно, громко оповещая о том, что достигли цели. — Эй, — Дазай тронул его за плечо. Чуя скинул его руку, глубоко вздыхая. Он не будет вымещать злость на Дазае. Только не на нём. — Я в порядке. — Да, Чуя, ты в порядке, — Дазай пододвинул второй стул и сел напротив него. Раскрыл ладони в приглашающем жесте. Чуя вложил свою правую ладонь в его руки, чувствуя, как его губы снова по-идиотски дрожат. — Ты в порядке, — повторил Дазай, поглаживая его по пальцам. Знакомая дрожь его правой руки тронула губы Чуи едва заметной улыбкой. — Ты всё ещё хорошо выглядишь. Ты просто устал. — Я становлюсь меньше. — Ты не можешь стать меньше. Ты и так крошечный. — Дазай, я тебя ненавижу, — Чуя давит пальцами свободной руки на висок, шмыгая носом. — Не говори так. — Ла-адно, — Дазай усмехнулся, наклоняясь к его коленям, — ты самый огромный мужчина, которого я когда-либо видел. Мужицкий мужик, самый что ни на есть крупный и здоровенный. Кажется, что ты сделаешь шаг – и меня раздавит. Бах – и я пыль. — Очень смешно, — Чуя всё же выдавливает кривой смех. Смотрит на Дазая, положившего подбородок на его руку. При своём росте он временами умудрялся быть таким незначительным, что Чуя и правда мог чувствовать себя рядом с ним чем-то большим, чего не позволяли ему бывшие партнёры. Они всегда намекали на его хрупкость, какую-то нежность, которую Чуя в себе не видел и видеть не хотел. Он ненавидел, когда с ним обращались излишне мягко, будто он был девчонкой. Дазай умел быть маленьким, и Чуе это нравилось. — Хочешь, будем вместе тренироваться? — Что? — Чуя от удивления услышал так желаемую тишину в своей голове. Дазай умел заставлять его мысли молчать. Чуе нравилось и это. — Я, конечно, не такой спортивный, как ты, но-о, — Дазай поднял вверх указательный палец, — знаю кое-какие приёмы, которых точно в тхэквондо нет. — Например, приёмы мастерского ухода от темы? — Например. Или, — Дазай подцепил пальцем сашими, подкидывая его почти до потолка. Он поднял голову, отклоняясь назад, и поймал зубами кусок, начиная его жевать, — приёмы мастерской ловли еды ртом. — Ты такой дебил, — Чуя смеётся. Смеётся, хотя ещё пару минут назад готовился к накатывающей истерике. Дазай умел его успокаивать. — Я хочу. — Тренироваться или есть? — И то, и то, — Чуя ещё немного глубоко подышал, пока Дазай поднял с пола палочки и помыл их, но отдавать не стал. Вместо этого он сел обратно и ухватил самый маленький кусок рыбы, протягивая его палочками ко рту Чуи. — Мы не в дораме, Дазай. — Ты можешь звать меня по имени, если хочешь. — Хорошо, — Чуя опёрся ладонями о край стула, пододвигаясь вперёд. — Мы не в дораме, Осаму. Дазай с трудом пережил сальто, которое совершили его кишки. — Мне плевать. Чуя смирился, принимая его заботу и съедая с палочек рыбу. Она была всё такой же резиновой. Накахара морщился, но жевал. Запах соуса отдавал едкой кислятиной, хотя раньше Чуя его обожал. Свет на кухне казался слишком ярким, воздух спёртым, хотя окно было открыто. Дазай терпеливо кормил его со своих рук, не смея издеваться и давая Чуе время свыкнуться со своей слабостью. Он нуждался в поддержке, хотя сам об этом никогда вслух не скажет. Ему легче было страдать от голодовок и изнурять себя излишними нагрузками, чем сказать пару слов и заявить, что ему тяжело. Что он всё ещё не справляется, устаёт от людей, подолгу не может заснуть в одиночестве и едва не скулит от атакующей в такие моменты тревоги. Что своё сердце крепко сжимает в кулак, стоит Дазаю уделить ему времени чуть больше, чем раньше. Дазай же понимал его без слов, делая именно то, о чём Чуя немо просил. Заказывал ему любимые сашими или же уверял в том, что Чуя хорошо выглядит – это всегда было вовремя, и этого было достаточно. Но он делал даже больше того, о чём Чуя мог хотя бы подумать. Мягко, нежно касался его лица и рук. Оставлял на губах лёгкие поцелуи украдкой перед сном, от которых голова кружилась как от литра саке, выпитого в одного. Проветривал по утрам комнату, выгоняя на улицу гадкие мысли, засевшие за ночь в сознании. Поправлял его волосы перед тем, как Чуя уходил на работу. И молча, подолгу смотрел на него с глупой улыбкой, пока Чуя пялился в телефон и делал вид, что этого не замечает. — Это побочка от таблеток, — Дазай подождал, пока Чуя прожуёт, и протянул ему ещё один кусок. — Со временем пройдёт. — Я чувствую себя одной сплошной побочкой, — Чуя опустил голову, силясь проглотить рыбу. — О, это ещё нормально. У меня от них был дикий понос. Чуя прыснул, и кусок сашими, который он так и не успел проглотить, улетел на дазаевское колено, что рассмешило его только больше. Он смеялся, пока мышцы его пресса не начали болеть, поддавшись какой-то истеричной весёлости, которой он никогда не испытывал. — Это нихрена не смешно, между прочим, — Дазай сделал серьёзную мину, отправляя Чуе в рот очередной кусок, когда он успокоился. — Я сутками из туалета не вылезал. Так что тебе повезло куда больше моего. — Спасибо, — Чуя утёр рот, чувствуя облегчение от того, что справился. Шаг за шагом у него постепенно получалось выкарабкиваться из дофаминовой ямы, куда его мозг кинул его без всякого предупреждения. — Мне лучше. — Твоё тело прекрасно, Чуя. — Ты не видел его, чтобы так говорить. — Мне хватило к тебе притронуться, чтобы это понять. — Знаешь, что, — Чуя поднялся, потягиваясь руками вверх, — ты ужасно флиртуешь, Осаму. Хуже, чем вкус этой рыбы. Дазай отвернулся, ощущая, как его уши начинали гореть. Возможно, он зря просил Чую звать его именно так. Спустя пару дней Чуя стал привыкать к безвкусной еде. Всё же с осознанием того, почему так происходит, жилось гораздо легче. И с заботой Дазая тоже жилось гораздо легче. Теряя уверенность из-за недовольства собой, Чуя куда хуже справлялся с общением на работе. Временами он замыкался, прижимаясь крепкими объятиями к своей глубокой рефлексии, и мог пропускать мимо ушей детальные просьбы посетителей, чаще обычного переделывая заказы. Куникиду, вероятно, это начинало раздражать, но он ничего Чуе не говорил, работая с ним две смены подряд. Острый укол вины начинал проникать всё глубже и глубже. Чуя перестал получать от этой подработки почти всё удовольствие, каждый день думая лишь о том, как хочет вернуться домой и просто обниматься с Дазаем, смотря сериал на новом огромном телевизоре. Ещё пару месяцев назад Чуя не представлял свою жизнь с Дазаем. Теперь он не мог представить, как бы справлялся без него – он стал единственной опорой, не смотря даже на его скрытность. Для Чуи перестало иметь значение, насколько сильно он кривит душой в этом плане, когда они находились вместе. Чуя до последнего боролся со сном, чтобы ещё немного с ним побыть. Это начинало перетекать в зависимость. — Накахара-кун, ванильный сироп закончился. — Ой, — Чуя, не заметив, что держит опустевшую бутылку, из которой падали лишь одинокие густые капли, спохватился и выкинул её. — Извини. Схожу за новой. — Я сам. Куникида доделал его заказ, пока Чуя поменялся с ним и встал у кассы. Мозг туго обрабатывал информацию, но он старался концентрироваться – подводить Куникиду ещё сильнее ему не хотелось. Тем более, что он хотел уйти на несколько часов раньше, чтобы успеть на вечернюю смену в ресторане, где он вызвался встать на замену заболевшего коллеги. Может, Рен ещё тогда был прав, что Чуя берёт на себя слишком много? Чуя всё чаще начал думать о том, чтобы написать ему. Спросить, как идут дела с его предложением в Европе, узнать, как поживает Чиби. Просто перекинуться парой слов. Обычно у него не оставалось особо тёплых чувств к бывшим, но Рен, с которым они провстречались всего-ничего, был тем самым нормальным бывшим, которому не хотелось желать, чтобы его член отвалился. Но лезть в его жизнь с напоминанием о себе Чуя бы не стал. Это было бы как минимум грубо. Рену это было не нужно, а Чуе не нужно было лишний раз о нём переживать. У него и без этого всё будет хорошо. Дождавшись, когда Доппо отдаст последний заказ, Чуя убрал руки за спину. — Куникида, могу я уйти сейчас? — Что? — Старший бармен повернулся, поправляя фартук. — Плохо себя чувствуешь? — Нет. Меня попросили выйти на несколько часов в ресторан на замену. Я пойму, если ты меня не рассчитаешь за сегодня, но им позарез не хватает рук. — Рассчитаю, конечно, — Доппо кивает, пристально на него смотря. С таким выражением лица он казался Чуе настоящим боссом. — Но ты не перетруждаешься после болезни? Чуя привычно натянул дежурную улыбку. — Всё окей. Я крепкий орешек, ты же знаешь. Отписываясь в рабочем чате ресторана, Чуя мчался, подтягивая то и дело падающую с плеча сумку. Судя по полной тишине в ответ, в зале была запара, а он был одним из тех официантов, что умудрялись её разруливать. Он сокращает время на автобусе, смотря на часы и слушая, как механический голос объявляет остановки. Услышав нужную, Чуя выскакивает, едва не спотыкаясь и не сбивая с ног входящую в автобус бабулю. — Прошу прощения! — Бесы, носятся, как угорелые. Чуя именно нёсся. Красный навес ресторана, закрывающий часть тротуара, он всегда замечает издалека. На открытой веранде все столики заняты, и Чуя даже не представляет, что творится сейчас на кухне. Он огибает гостей, пробираясь к служебному входу, где, притоптывая ногой, стоит Юан с потёкшим от пота макияжем. Её розовые волосы были собраны в высокий хвост, обмотанный вокруг резинки несколько раз. Они часто работали в одну смену, и Чуя удивлялся, как такая маленькая злыдня, как она, умудряется быть такой обходительной с посетителями, которые всегда уходили после её обслуживания в полном восторге. Впрочем, он был точно такой же. — Здорова, Чуя, — зло говорит она, затягиваясь электронной сигаретой. Её бейджик висел непривычно криво. — Привет, — Чуя тормозит, держа дверь открытой, в попытке отдышаться. — У тебя есть время на перекур? Там что, не такая жопа, как я думал? — Ещё какая, — она активно делает три затяжки подряд, убирая под в задний карман классических брюк. — Пойдём, там тебе бронь оставили, будешь крутиться-вертеться своей задницей вместо меня. Юан частенько обижалась, когда Чуе доставались забронированные столики, ведь, как правило, их занимали постояльцы, уже хорошо изучившие меню и почти не требующие помощи и излишнего вовлечения официантов. С кухни доносились крики, а жар дошёл даже до раздевалки – Чуя второпях собирал волосы, держа в зубах невидимки. Его форма была идеально выглаженной, без единой пылинки. Чёрная жилетка поверх синей рубашки – сочетание цветов, которое ему очень шло. Он постарался забыть о своих нагрянувших сомнениях по поводу внешности, разглаживая лицо массирующими движениями перед зеркалом. Юан ворвалась, громко перед этим постучав, отчего Чуя подскочил на месте. — Чего копошишься? Твой столик уже как две минуты назад прибыл, лети давай! — Впервые бронь пришла вовремя, — Чуя скривил лицо и дал Юан «пять», как они всегда делали. Ему нравилось обслуживать столики в этой части зала – каждый из них был почти полностью скрыт за бумажными перегородками, расписанными тонкими живописными цветами. Изогнутые чёрные ветки перекрывались округлыми лепестками ненасыщенных цветов и обрамлялись деревянными рамами, имитируя сёдзи. Приглушённый свет над этими столами придавал интимности, так что в девяносто девяти процентах случаев здесь сидели парочки. Ещё на расстоянии через щель перегородки он замечает женщину в кимоно, алые волосы которой были собраны двумя китайскими палочками. Подойдя ближе, Чуя улыбается и кланяется, продолжая её разглядывать. Приличный слой макияжа не скрывал её нежные черты лица, так что Чуя понял, что она немногим его старше. — Добрый вечер, я Чуя Накахара, ваш официант на сегодня. Вы уже что-то… — он поворачивается к её спутнику, который был одет совершенно неподобающе: чёрный мешковатый свитшот, на голове кепка, а на лице чёрные очки. Но Чуя всё равно без труда узнал его, — … выбрали? Дазай, не поворачивая головы, смотрел на девушку. Хотя куда именно был направлен его взгляд, сказать точно было нельзя. Его руки были сложены одна на другой на столе, плечи напряжены, а губы сжаты. В противовес ему девушка сидела расслабленно, закинув ногу на ногу и откинувшись на спинку кресла. Она не сводила глаз с Дазая. В голове сразу всплыли его давние слова о его якобы бывшей жене. Какого хера здесь происходит?

Несколькими минутами ранее.

Озаки Коё ожидала его за самым дальним столом, чему Дазай мог бы порадоваться, но сама идея встречи с этой женщиной причиняла ему душевную боль. Он пронёсся через весь зал, игнорируя хостес, и, цепляясь взглядом за знакомое цветастое кимоно, сел напротив неё, сразу же открывая меню и слепо его листая. Её длинные ногти с красным покрытием оглушительно отбивали по столу незатейливый ритм, в котором Дазай так и слышал предупреждение. Сколько раз он представлял, как легко она вонзает свои нарощенные когти ему в глотку, сложно даже посчитать. Понадеясь, что Мори действительно вложил всё своё очарование, которого у него не было, в разговор с ней, Дазай заглянул ей в лицо. Она с отвратительно широкой улыбкой взирала на него свысока, как ему показалось. Дазай фыркнул, скалясь. — Не сиди с таким видом, будто ждёшь извинений. Их не будет. — Я просто безмерно за тебя счастлива, Дазай. Как там тебе живётся в загробном мире с моими сорока миллионами, малыш? Дазай тихо рассмеялся, жалея, что не взял пистолет. — Тёть, ты давно была у психиатра? — У Коё дёрнулась бровь. Она ненавидела, когда Дазай звал её так, намекая на её связь с Мори. Озаки была всего на несколько лет старше него самого, но Дазая бросало в дрожь от того, что она позарилась на самого Огая. Он, как Дазай был уверен, просто ей вертел в своих интересах. — Эти деньги никогда не были твоими. — Кажется, после тебя от него избавились. Ты заставил его пожалеть о том, что он родился на свет. — А я жалею, что родилась на свет такая тварь, как ты. — Жалкий ублюдок. — Шлюха. — Рот закрой, собачий выродок. — С удовольствием набью свой рот сорока миллионами йен. А, я уже это сделал. — Я, блять, тебя убью. — Не забудь рассказать об этом плане своему папику. Хм, стоп, я ведь ему нужен больше, чем ты. Они одновременно замолкают, слыша раздающиеся торопливые шаги официанта. Дазай прикрывает под очками глаза, выдыхая. Они с Коё не переносили друг друга с первой встречи, как только Мори их представил, и с каждым пересечением они пылали ярчайшей ненавистью только сильнее. Что было огромной проблемой для Мори, учитывая, что они оба были достаточны приближены к нему и его делу. — Добрый вечер, я Чуя Накахара, ваш официант… После этого Дазай не слушает. Он надеется, что Озаки не успела заметить, как сильно затрясло его руку, и накрывает её второй. Это было худшее, что могло произойти на этой встрече. Дазай активно перематывает утренний разговор с Чуей, но не находит ни единого упоминания о его смене в ёбаном ресторане. Он должен был варить сраный кофе, а не обслуживать его и чёртову Коё Озаки, будь она не ладна. Наверное, если бы она пристрелила его чуть раньше, исход всё равно был бы лучше. — Подскажите, пожалуйста, что-то из винной карты, — интонация Коё, как всегда, звучит просто обворожительно. Дазай искоса смотрит на Чую, который тупо пялился на него с совершенно потерянным видом. Нет-нет-нет, Чуя, не смей. Не делай этого сейчас. — Кхм, — он берёт себя в руки и оборачивается к Озаки. — Вас интересует красное или белое? — М-м-м, милый, как думаешь? Дазай думает лишь о том, как прихлопнет эту стерву голыми руками. В пистолете нет нужды. — Сама выбирай. — Давайте красное. И послаще. — Могу предложить французское Ривзальт. Оно отдаёт ореховой сладостью и оставляет просто сногсшибательное послевкусие. Дазай уловил в его голосе иронию, перелистывая для вида страницу меню и останавливаясь на закусках. Его раздражало, что внимание Озаки переключилось на Чую, который, уткнувшись в блокнот, явно не хотел задерживаться дольше нужного рядом с ними. Заметив, как она бегло прошлась по Чуе с ног до головы игривым взглядом, Дазай едва не сломал себе зубы, сжав их. — А что вы порекомендуете из горячего? Вы явно в этом разбираетесь, — с лёгким смешком она прикрыла ладонью губы. Если бы Дазай был способен выдыхать пар, он заставил бы её свариться в кипящем воздухе заживо. — У нас лучшие супы в городе. Можете выбрать любой, не ошибётесь, — Чуя не обращал на неё внимания, но держал смирную улыбку на лице. Дазай втайне его похвалил. — Так, а что насчёт… — Мы будем только закуски из сыров и мясных ломтиков. — Я хочу поесть, Дазай. — С вином не объедаются, моя дорогая, — он почти зарычал, пряча руки под стол и наклоняясь вперёд. — Если хочешь наесться – сходи в бургерную через дорогу. Озаки оскорблённо замолчала. — Я всё принесу через пару минут. Стоило Чуе удалиться, с лица Коё сошло всё её обаяние. Их с Дазаем совместные переглядывания с желанием убить друг друга самыми изощрёнными способами возобновились. — Тебе стоило больше стараться, когда ты вскрывал себе вены, говнюк. — Ты ведёшь себя отвратительно. Впрочем, ничего нового, — Дазай наконец смог немного расслабиться, откидываясь на бархатную спинку кресла. — Говори, что тебе от меня надо, и разойдёмся. — Мне нужны мои деньги. — Повторюсь: это не твои деньги. — Тогда выражусь по-другому: мои люди очень сильно нуждаются либо в оплате своего труда, либо в наказании того, по чьей вине она задерживается. Дазай усмехнулся. — Ты говоришь о своих никчёмных наркодиллерах? Тогда всё очень просто: оплата их труда задерживается из-за тебя. Потому что ты безмозглая дура, которую обвели вокруг пальца. — Огай, получается, тоже безмозглый дурак, раз такое ущербное создание, как ты, ограбило его? Дазай опасно сощурил глаза и провёл языком по нижней губе. Он явно задел Коё за живое, но признаков обиды она не подавала, выплёскивая с языка яд в крупных дозах. — И что он только нашёл в такой пустышке? Этот удар для неё оказался самым травмирующим. Дазай заметил, как дрогнули её губы, как всколыхнулась грудь, но её взгляд поражал стальной стойкостью даже в такой момент. На самом деле, он давно признался себе, что Коё далеко не пустышка – Мори бы никогда не поставил её так высоко, не увидь он в ней достаточно мозгов и цепкой хватки. Но задеть её было его долгом, хотя сам он до последнего не желал признаваться себе, почему именно. — Подумай сама, — он наклонился вперёд, понизив голос, — какой толк мне настолько беспардонно грабить Огая в самый разгар сделки с теми придурками, когда я мог сделать всё настолько тихо, что не шевельнулась бы даже пыль? — На что ты намекаешь? — Поразмышляй на досуге, когда будешь делать новый маникюр, о том, насколько честными были наши партнёры. Красные ногти заскрипели по лакированной поверхности. Озаки открыла было рот, но тут на их стол приземлилось блюдо с закусками и соусницы. Чуя делал всё отточенными уверенными движениями без единого лишнего звука, с идеально прямой спиной. Дазаю показалось, будь на его голове карандаш, стоящий вертикально, он бы не шелохнулся. Только сейчас он позволил себе нормально его оглядеть, приходя в немой восторг. Чуе до безумия шла классическая одежда, подчёркивающая его фигуру как нельзя хорошо, а его собранные волосы открывали шею с родинкой сбоку, которую Дазаю захотелось поцеловать. Установив перед ними по бокалу, Чуя за пару секунд открыл бутылку вина, из которой не выплеснулось ни капли. Убрав согнутую в локте левую руку и держа бутылку в правой, он наполнил бокалы до самой широкой их части, оставляя достаточно места, чтобы дать аромату раскрыться. Дазай уловил нотки мёда, не понимая, пахло ли это вино, или сам Чуя. — Спасибо, — Озаки сразу же взяла бокал в руку, водя им по кругу у своего лица и прикрывая глаза. Чуя терпеливо ждал, пока она попробует, и держал в руках пустой металлический поднос, даже не смотря в сторону Дазая. Он буквально слышал, как Чуя его материт. — Потрясающе. Можете идти. — Приятного вечера. Остаток смены он себя не помнит. Рассчитав Дазая с его спутницей (как же отвратительно это звучало), Чуя принялся за другой столик с целой компанией, с которой был занят до конца вечера. Они громко болтали, отпуская шутки, любезно нахваливали Чую за любое его действие, и обычно в таких случаях он был с гостями на одной волне, но не сейчас. Сейчас он лишь думал о том, как красива и элегантна была эта девушка. Её осанка, её голос, манеры – всё кричало о том, что она держала лицо перед Дазаем. Эта мысль разъедала его мозг, сердце, желудок, оставляя внутри пустоту. Он не получил никакого удовлетворения, когда администратор щедро отплатил ему за своевременную помощь, осыпая словами благодарностями и похвалы. Чуя только тупо кивал и смотрел на его начищенные до блеска туфли. Они с Дазаем не заводили никаких разговоров об отношениях между ними. Чуя сам боялся и избегал этого, эгоистично довольствуясь его близостью, и только в этот момент осознал, что ему, на самом деле, было этого недостаточно. У Дазая, если судить по правде, были все права встречаться с кем он хотел. Спать с кем хотел он тоже мог – Чуя это понимал. От этого становилось только херовее. Он вспомнил, что Дазай несколько раз покидал квартиру втайне от него. И сейчас он это сделал, ничего не сказав заранее, хотя Чуя уже успел поверить, что между ними что-то зашевелилось. Видимо, шевелилось у них только в штанах. Из ресторана он вышел полностью разбитым. Ему хотелось плутать по ночной Йокогаме до самого рассвета, напившись до беспамятства, как частенько он делал в самом начале переезда сюда, изучая все проулки. Обложка этого города была яркой и многообещающей, когда как в своих жилах это был самый обычный японский город. Чую начинало от него тошнить. Заметив силуэт, двинувшийся из тени, Чуя обернулся. — Как ты здесь оказался? — Дазай всё ещё был в очках. — Тот же вопрос, лживый ты кусок говна. Дазай остановился в шаге от него. Помедлив, он снял очки и повесил их на ворот свитшота. Его лицо слабо освещалось мерцающими тут и там вывесками и мигающим фонарём, который грозил вот-вот отрубиться. — Ты всё не так понял. — А как я, блять, должен был это понять? — Чуя шмыгает носом, ставшим влажным. Он уже заебался плакать за последний месяц, но его жизнь то и дело била его прямо по глазным яблокам. — Ты ни разу не говорил, зачем уходишь из дома, при этом, вроде как, боясь за свою паршивую задницу. Ты говорил, что у тебя есть бывшая жена, и, о чудо, я вижу тебя явно на свидании с какой-то девушкой, старающейся тебя очаровать! Ахуеть, вот так поворот, да? — Чуя… — Давай, скажи, как в сраных клишированных фильмах, что она твоя сестра или подруга-лесбиянка. Мне не хватает попкорна. — Блять, да послушай! — Дазай хватает его за руку, которой Чуя размахивал из стороны в сторону. Стоит ему сморщиться, Дазай сразу же его отпускает. — Она не меня очаровывала, а тебя. — Супер! Такой хуйни я даже в самых посредственных лакорнах не встречал, — он толкает его плечом и идёт дальше. — Чуя, она спит с моим дядей. Твою мать, да остановись! Чуя поворачивается, давая ему шанс. Скрещивает руки на груди и ждёт. — Она просто идиотка и любит играться с парнями. А ты просто очередной парень, на которого она положила глаз. — То есть я ещё и виноват? — Нет, — Дазай делает к нему шаг, и Чуя позволяет наконец к себе притронуться. Коснувшись его всё ещё собранных волос, Дазай убирает выбившуюся прядку за ухо, — виноват я. Я ничего не говорил, и я облажался. А ты молодец, что не выдал нас. Она хоть и дура, но опасна. — Кто она? Дазай вздохнул, оглядываясь. — Может, дома это обсудим? Чуя, поразмыслив, всё же понимает, что это благоразумно. Они идут молча, что даёт ему время умерить свой пыл и обдумать всё более трезво. Дазай не был таким идиотом, чтобы рисковать своей душонкой ради встреч с кем-то, кто мог бы ему нравиться (жирная ирония от автора), так что это явно было ошибкой, которую Чуя сразу принял за чистую монету. Ему было очень легко поверить, что Дазай мог так поступить с ним. Чуе стало так стыдно – Дазай точно не раскрывал ему всей правды о своей жизни, недоговаривал, но он делал для него так много, что сомневаться в искренности его намерений в отношении себя было просто безжалостно. Чуя не думал, что может его таким образом задеть, но, очевидно, именно это он и сделал. Он приготовил им по чашке чая и присел к Дазаю на диван. Тот выглядел непривычно встревоженно, и Чуя закусил губу. По комнате разливался тёплый свет люстры, аромат чабреца смешался с тонким запахом вечерней прохлады, тянувшимся с улицы, и едва уловимым запахом чистоты от постельного белья. Идеальное сочетание для уютного вечера, но Чуе казалось, что он вот-вот лопнет от напряжения и разлетится на мелкие пылинки, которые позже осядут на мебель и пол. Он никогда не умел заводить такие разговоры. Чаще всего это Дазай первым подстрекал его открыться, но тот вдруг спрятался в выросший за несколько секунд непробиваемый панцирь. Психозы Чуи были привычными, хоть он и знал, что его трудно вытерпеть, но сейчас, смотря, как тихо и скрыто психует Дазай глубоко в своих мыслях, ему стало не по себе. — Кхм, — неловко подал голос Чуя, — извини. Я погорячился. — Ничего. Я привык. У Чуи задёргалось нижнее веко, и очередное крепкое словцо уже просилось выскочить изо рта, но он сдержался. Разглядывая профиль Дазая, который превратился в каменное изваяние, он сделал глубокий вдох и расправил плечи. Не у него одного бывают плохие дни. Дазай тоже умеет злиться. — Увидев вас вместе, я растерялся… Мне было обидно и больно от того, что ты не сказал мне о ней раньше. — Я бы предпочёл вообще о ней не говорить. Она не самая приятная личность в моей жизни. — Так зачем ты с ней встречался? — Это были переговоры, Чуя, — Дазай говорил приглушённо, скрывая эмоции за мнимой сдержанностью. Его взгляд был направлен в стену. — Не то чтобы я сплю с каждым человеком, с которым разговариваю. Я вообще ни с кем не спал всё это время, живя с тобой, если тебе интересно. — Осаму, я не хотел позволять тебе думать, что я сомневаюсь… в твоих чувствах, — он оставил чашки на подлокотнике. Дазай сразу же повернулся к нему с нескрываемым уколом обиды на лице. — Думаешь, я что-то к тебе чувствую? Правда? — Он был до боли саркастичен. Чуя его понимал. — Я тоже… Блять, — он пододвинулся и обнял Дазая за шею, пряча его невозможно сопливо-обиженное лицо на своём плече, — я просто ещё не привык. — Не привык ко мне? Серьёзно? — Приглушённо спросил он где-то в районе груди, не спеша обнимать Чую в ответ. От этого стало неприятно. — Нет, я не привык к своим чувствам. Мне сложно даётся управляться с ними. — А к Рену ты привык куда быстрее. Чуя замер. Его сердце остановилось. Он никогда не ждал от Дазая такого. — Что? — Чуя медленно отодвинулся от него, не веря в услышанное. — При чём здесь вообще Рен? — Ты уверен, что отпустил его? Чуя выгнул бровь. Ему казалось, что с Дазаем он объяснялся предельно ясно, никак не думая, что тот опустится до таких жалких упрёков. — Ты ревнуешь к нему? — Тебе кажется это странным? — Мне кажется это безумно тупым. Я не давал ни единого повода так думать. — Ты был даже не влюблён в него, но почти… — Заткнись. Просто заткнись на этих словах, Осаму, иначе это всё придёт не туда, куда должно. Дазай послушался, но Чуя и так понял, что он хотел сказать. «Почти с переспал с ним». — Я, — Чуя выдохнул раскалённый воздух. Они оба были натянуты, как струны, которые вот-вот могут порваться, — никак не думал, что ты будешь заниматься такой хуйнёй, как сравнивать моего бывшего с собой. — Ты сделал практически то же самое в ресторане. — Нет, блять, это не то же самое! — Чуя завыл, массируя свой лоб. — Я думал, мы оставили тему моих отношений с Реном, но, если тебя это так волнует, я повторюсь. У меня не осталось к нему чувств. Потому что их и не было. И ты прекрасно это знаешь. А сегодня… — он устало уронил руку, заглядывая Дазаю в глаза. Тот внимал каждому его слову, цепко хватаясь за них. — Я понятия не имею, какой у тебя круг общения. Я не знаю, с кем ты видишься, когда покидаешь квартиру. Да, я виноват в том, что наговорил тебе этого бреда, но мне, блин, ужасно стрёмно. Мне страшно, Осаму, — он снова притронулся к Дазаю, сжимая его плечо. Его губы всё ещё были немного надуты, так что Чуя не ленился разжёвывать ему каждое слово. — Страшно за тебя, за себя и за то, что между нами происходит. Я будто нахожусь в мыльном пузыре, тогда как ты находишься за его границами. Меня сильно тянет к тебе, и, когда я оказываюсь слишком близко, сразу же отталкивает обратно. Я никогда до этого не встречался с кем-то, кто инициировал свою смерть в попытке скрыться от… я всё ещё не знаю от кого, понимаешь? В моей голове в такие моменты вспыхивают миллионы вещей, так что я не думаю, что твоя правда куда хуже одной из них. — Мы встречаемся? — Ками-сама, из всего сказанного тебя волнует только это? Ты глухой? — А ты? Чуя сжал его плечо. Ладно, Дазаю позволительно капризничать, учитывая, сколько он возился с Чуей в его худшем состоянии. — Да, Осаму. Мы, вроде как, встречаемся. Я вообще-то не имею привычки обжиматься и целоваться по вечерам со своими друзьями, которых по пальцам одной руки можно пересчитать. Улыбка Дазая ползла так медленно, будто время потекло в половину или даже в треть своей скорости. Чуя наблюдал, как его лицо разглаживается, на глаза возвращается блеск, а губы снова растягиваются в режущем оскале. Но Чуе его улыбка больно больше не делала. — Теперь ты, будь добр, ответь на мой вопрос. На любой, блять – их так много! — Хорошо, — Дазай потянулся за чашкой, делая пару глотков. Ему всё ещё сложно было осознать услышанное – он чувствовал себя маленьким глупым ребёнком, которому наконец-то купили огромный конструктор Лего, о котором он так долго мечтал. Но Чуя, конечно, был круче Лего в тысячу раз. — Я скрываюсь от вооружённой группировки, которая занимается сбытом наркотиков в Йокогаме.