Твои восемь причин

Чуя задержался перед дверью кафе. Его грудь наполнялась свежестью, вздымаясь под простой белой рубашкой, безобразно измятой. Он пропустил вперёд девушку, держа для неё дверь, но сам остался стоять на улице то ли из желания ещё немного свободно подышать, то ли из жалкого страха. Где-то над головой пронеслись птицы, коротко переговариваясь между собой, перебиваемые куда более плотными звуками автомобилей. Чуя проследил взглядом за красной Тойотой, повернувшей за угол. Снаружи ничего не поменялось – те же люди, те же здания, замершие на одном месте. Исчезни он – всё осталось бы на своих местах. Внутри было немноголюдно, так что он сразу увидел, куда ему следует присесть. Укромные круглые столики покрывали белые скатерти, и Чуе подумалось, что это какой-то моветон. Но дело просто было в его настроении. Чем ему эти скатерти не угодили, он не знал, но его не покидало стойкое желание сорвать их все, оголив столы. Может, скрывали пострадавшие от времени столешницы. Рен поприветствовал его мягкой улыбкой, от которой начало зудеть тело. Он выглядел привычно аккуратно, только лицо было слегка уставшим. На столике лежала кожанка Чуи, сложенная вдвое. Её тоже захотелось сбросить на пол. — Как ты? — Более-менее, — Чуя пожал плечами и сел напротив, пододвигая к себе заказанный Реном для него кофе. Он постучал подушечками пальцев по белой чашке и сделал глоток. Капучино. Уже остыл. — Извини, что только вчера сумел позвонить. В последнее время он слишком часто извинялся, что всё больше переставало иметь смысл. — Ты писал, что плохо себя чувствуешь. — Дело в том, — Чуя сделал ещё один глоток и оставил чашку покоиться на блюдце, — что эти сообщения писал не я. Мой друг сделал это, потому что я был слишком… беспечен. — Вот как, — Рен будто с понимаем кивнул, отпивая собственный кофе. — Тем не менее, я продолжал волноваться даже после того, как ты, то есть, он ответил мне. — Извини. Извини, извини, извини. Чуя напоминал себе робота с одной лишь доступной функцией – говорить это слово. Он идиот. Бесконечно запутавшийся в себе, сидящий с опущенной головой и ноющим от стыда сердцем идиот. Сделав глубокий вдох с примесью усталости и тоски, он всё же оторвался от края стола, смотря Рену в лицо. Его переполняли чувственные слова благодарности за то, что Рен не давил даже после холодного игнорирования, которым после всего содеянного наградил его Чуя напоследок. Он был таким эгоистом. — Рен, ты очень хороший человек. Очень, — он подчеркнул это отдельно, хотя знал, что всё сказанное прозвучит банально и явно того не стоящим. — Ты был таким заботливым и милым со мной, так что я искренне думал, что у нас получится. Я не хотел и не хочу делать тебе больно, и знаю, что это всё равно звучит слишком… отстранённо и мало по сравнению с тем, что я действительно чувствую. Но… — Но ты не смог в меня влюбиться, — легко закончил за него Рен. Чуя тупо кивнул, сжимаясь под его взглядом. Он принялся теребить пальцами правой руки края плотной скатерти, вытягивая нитку из шва с изнаночной стороны. — У меня, видимо, не всё в порядке с головой, раз я отвергаю такого человека как ты. — Ну что ты, — Рен вдруг низко посмеялся, протянувшись через стол и слегка сжав пальцы Чуи на левой руке. Это лёгкое ненавязчивое прикосновение вмиг его успокоило. — Ты куда лучший человек, чем о себе думаешь. Я рад, что смог узнать поближе именно тебя, пусть это продлилось и не так долго, как мне хотелось бы, — Чуя улыбнулся ему, сжимая губы в тонкую линию. — С тобой всё в порядке? Ты выглядишь… немного слабо. — Я чувствую себя куда лучше, правда. — Твой друг действительно заботится о тебе? — М-м, — Чуя не хотел говорить, что Дазай живёт вместе с ним. Не столько из-за того, что это вызвало бы недопонимание со стороны Рена, сколько из-за положения Дазая. Хватало того, что об этом знала его мама, — да. Не стоит переживать. — Что ж, — Рен освободил пальцы Чуи, отчего тот расстроился, удивляясь этому. Всё же он успел привязаться к нему, — просить остаться друзьями, пожалуй, не буду. Я уже не в том возрасте для таких ошибок. — Боже, — Чуя помотал головой с лёгкой усмешкой. — Я не настолько придурок, чтобы поступать так с тобой. — Если тебе нужна будет помощь – пожалуйста, не стесняйся и проси её. — Спасибо, — Чуя был уверен, что не сделает этого даже из острой необходимости. Рену уже наверняка сполна хватило его присутствия в своей жизни. Накахара проследил, как он медленно поднялся, накидывая серый пиджак на плечи и оставляя плату официанту рядом со своей чашкой. — Обними от меня Чиби. После его ухода Чуя не стал засиживаться и вышел через несколько минут. Ноги понесли его в обратную сторону от дома, куда пока не хотелось возвращаться, хотя его мама должна была уехать сегодня вечером. Кажется, она собиралась пройтись до Минато Мирай и даже не расстроилась от того, что Чуя не составил ей компанию. Ему требовалось побыть наедине с собой. Лёгкий ветер приятно обдувал лицо, пока Чуя неторопливо брёл по шумным улицам. Ему хотелось затеряться среди них и ходить, пока не начнут болеть ступни. В наушниках бестолково переключалась его музыка, слова которой он даже не различал. Он так давно её не слушал, но отчего-то не мог сосредоточиться ни на одном звуке, настолько ему знакомом и незнакомом одновременно в данный момент. Ему всё ещё было не по себе. Что-то тёмное и тянущееся оставалось у него в груди, обмазывая густым дёгтем рёбра. Он снова и снова прокручивал в голове их поцелуй с Дазаем. В тот момент всё ощущалось таким… невесомым и простым. Совершенно обычным, но вместе с тем бесконечно трогающим, будто у Чуи не было депрессии, и он впервые за бесконечно долгое время почувствовал себя собой. Он никак не мог найти это ощущение заземления, что он прямо и уверенно стоит на своих ногах, но стоило задуматься об этом глубже, как всё разбивалось о реальность. Дазай на самом деле не мог быть ему близким человеком. Чуя до сих пор почти ничего не знал о нём. Те мельчайшие крупицы доверия, что росли между ними, были выстроены лишь на том, что Чуя позволил в себе разглядеть. Дазай же был тёмным, неразведанным диким лесом, в котором Чуя не хотел потеряться, даже если его туда сильно манило. Ему не нужно было ещё больше проблем, чем у него имелось. А Дазай был самой настоящей проблемой от и до, пусть и уже привычной. И всё же Чуя не понимал, зачем его сосед поцеловал его. Чуя мог винить себя за шутливый флирт, но разве так не делают многие друзья? Очевидно, Дазай всё понял неправильно. Очевидно, Чуя просто хотел в это верить. Ничего не было очевидно, и это раздражало. Чуя был эгоистом с Реном, и ему не хотелось поступать так же с Дазаем. Пусть тот был далеко не сахар, но никто не заслуживает быть с человеком, который ни в чём не уверен. И он всё ещё продолжал тешить себя надеждой, что они смогут об этом забыть, но вместе с этим вспыхивала тупая грусть. Он не хотел отталкивать Дазая, но и пускать его так близко было слишком страшно. Чуя даже не был уверен, что он не исчезнет из его жизни так же внезапно, как и появился. Как осенний сухой лист, который ветер пригнал к подошве и который через мгновение унёсся дальше в непонятном направлении. В своих мыслях он не заметил ни красного сигнала для пешеходов, ни проносящейся прямо перед его носом машины. — Осторожно! Наушники Чуи вылетели из ушей, и он смог услышать раздражающий уши скрип колёс автомобиля, тормозящего через несколько метров от него, упавшего задницей на тротуар. Водитель белой легковушки вышел и хлопнул дверью, останавливаясь у пешеходного перехода. Чуя поднялся, разглядывая ладонь с содранной до мяса кожей. Вот чёрт. — Ты что, слепой? — Прокричал ему водитель, держась на расстоянии. Чуя даже не смотрел на него, только сейчас чувствуя лёгкую дрожь в коленях. — Придурки, наденут свои наушники, блять, и идут сломя голову! — А вы давно ли права получили? Чуя повернулся к прохожему, который успел вовремя оттянуть его за локоть, да с такой силой, что парень не удержался на ногах. Слух резанул знакомый акцент. — Фёдор? Фёдор посмотрел на него с напускным безразличием, бубня что-то неразборчивое, видимо, на русском. — Ещё будет мне какой-то приезжий указывать! — Здесь переход для пешеходов, — Фёдор кивнул на знак, — может, это вы слепой? — Забей, — Чуя тряхнул плечом, которое немного отдавало тупой болью из-за столкновения с асфальтом. Ему не хотелось разводить перепалку, на которую уже начинали поглядывать прохожие, так что он пошёл в другую сторону, не желая находиться под таким количеством взглядов. Фёдор в несколько широких шагов догнал его, молча идя рядом. Чуя сжимал и разжимал свою ладонь, где в рану забился песок. Приятного было мало. Он поднял голову к знакомому, прожигающему его каким-то мутным взглядом, но тот почти сразу изменился в лице, расслабляясь. — Давно не виделись. — А, да, — Чуя прокашлялся, снова чувствуя гнетущую неуверенность. — Спасибо. Я затупил. — Ты всё-таки решил бросить работу в баре? — Нет, — Чуя не хотел мусолить вновь одну и ту же тему о своём состоянии, но, видимо, такова была его общественная ответственность перед знакомыми. Видимо, о нём правда беспокоились. — Просто взял перерыв на отдых. — Что-то случилось? — Да так. С парнем расстался. — О как. Чуя не намеревался слишком много болтать, излагая всё сухими фактами. Фёдор тем не менее слушал его внимательно, и его привычно нахмуренное лицо каким-то образом располагало к искренности. Может, Чую просто тянуло к иностранцам. Или он был всё же рад поговорить с кем-то знакомым после затяжного времяпрепровождения в четырёх стенах. Всем своим видом Фёдор показывал, что внемлет каждому его слову, многие из которых были далеко не изящными. Он всё шёл и шёл с ним, и Чуя как-то смутился от мысли, что ему, возможно, надо было совсем в другую сторону, однако он об этом не заикнулся. Неужели переживал? Молчаливость Фёдора многим казалась угрюмостью. Черты его лица вечно складывались в немного озлобленное выражение, и Чуя в начале их знакомства не мог угадать, приятен он ему или нет. По факту и у него самого лицо было точно такое же — вечно напряжённое и уставшее. Так что Чуя прекрасно его понимал. — Как-то так. Извини, что я забил тебе голову своим дерьмом. — Да ладно. Тебя приятно слушать, — Чуя остановился в начале улицы, где располагался его дом. Как-то интуитивно он всё же пришёл сюда. — Что-то не так? — Нет, просто мы подошли к моему дому, — Чуя заправил волосы за ухо и проверил время на телефоне. Его мама должна уже была вернуться. — Тогда иди, не буду задерживать, — Фёдор слабо улыбнулся и убрал руки за спину, разворачиваясь. Полы его длинной белой рубашки развивались на ветру. — Ещё увидимся? — Да. Спасибо ещё раз, Фёдор. — Без проблем. Смотря ему вслед, Чуя задумывался, насколько нужной ему была эта случайность. Возможно, Фёдор спас ему жизнь, просто появившись рядом в подходящее время. Возможно, Чуя этого не заслуживал, но его окружало слишком много хороших людей, из-за которых в его голове всё ярче загоралась табличка «ты не имеешь права сдаваться». Квартира встретила его резким запахом чего-то тушёного и чесночного. Мгновенно выделившаяся слюна заставила его быстро скинуть кроссовки, наступая мысками на пятки. Он остановился в проходе, втягивая плотный запах грибов так сильно, что сужались ноздри. — Теперь что? — Дазай стоял к нему спиной, захлопывая коленом духовку, пока Накахара Мэй забирала из его рук противень, обёрнутый в полотенце. — В принципе, он готов, — голос его мамы был чрезвычайно весел, что напоминало ему детство, когда она всегда старалась укрыть Чую от всех забот, — но можно сбрызнуть его лимонным соком. Тогда и вкус и запах раскроются ещё сильнее. Дазай под её чутким руководством отрезал дольку лимона, лежащего рядом, и щедро полил разложенные в фольге грибы. Чуя их хоть и не видел, но по одному запаху мог догадаться, что это именно мисо с грибами. Он не мог нарушить своим появлением по-странному добрую атмосферу, воцарившуюся между этими двумя совершенно не имеющими ничего общего людьми, так легко нашедшими общий язык. Чуе хотелось раствориться в этом моменте. — О, Чуя, — Мэй заметила его первая, открыв холодильник. — Как прошла твоя встреча с другом? Чуя закусил нижнюю губу. Дазай не спешил поворачиваться к нему и никак не поприветствовал. Может, этого и не требовалось – они ведь проснулись вместе – но Чуе отчего-то стало неприятно. Как же он был жалок. — Нормально, — он помог маме убрать ненужные продукты и подождал, пока она закроет дверцу холодильника. — Мне надо поговорить с тобой. Только на этих словах Дазай обернулся и вопросительно поднял бровь. Он жевал зелёное яблоко, наверняка ужасно кислое, отчего начал морщиться. Чуя подумал о том, что он выглядит мило. Его запястья снова были скрыты длинными рукавами, но штаны с пингвинами вернулись, и Дазай смотрелся так по-домашнему спокойно, что Чуя не сдержал лёгкой улыбки. Он не должен так о нём думать. — О чём именно? — Мэй вернулась к столешнице, собирая обрезки овощей. — Тот, с кем я виделся, на самом деле мой бывший парень. Дазай закашлялся, подавившись куском яблока, который через секунду вылетел и приземлился у его носка с дыркой на мизинце. Его лицо сильно покраснело, пока он старался вернуть дыхание. — Мам? — Чуя не обращал на него внимания, уставившись на затылок матери. Она, не двигаясь, уставилась на мойку. — Ты понимаешь меня? — Да, Чуя, — от весёлости в её голосе не осталось и следа. Но Чуя был к этому готов. Она налила из фильтра стакан воды и сначала протянула Дазаю, но потом, подумав, сама сделала пару глотков, после чего всё же отдала ему. — Ты злишься? — Я вас оставлю, — Дазай прошлёпал мимо него в комнату и закрыл за собой дверь. Он никак не ожидал, что Чуя сделает это так скоро. Он не мог найти себе места, борясь с желанием прислониться ухом к двери и подслушать, но делать этого не стал, ходя по комнате из угла в угол. Подойдя к окну, он облокотился рукой о подоконник, снова откусив яблоко. Кислота, обжигающая обкусанный за ночь язык, проникала через ранки прямо в мозг, обрабатывая его мешанину из мыслей. Чуя собирался сказать ей только о том, что он гей? Собирался ли он сказать что-то о Дазае? Или он не считал это важным? Было ли это вообще важным? Дазай открыл окно и выбросил яблоко на тротуар, высовывая лицо наружу. Кожу на лице стягивало из-за бессонной ночи бок о бок с Чуей, который постоянно ворочался и бубнил во сне. Но Дазай не мог уснуть не из-за этого – в его голове за каких-то пару часов успел вырасти паразит, ужасно голодный до его чувств. Он заварил огромное дерьмо своим вчерашним поступком, нагадив не только себе, но и Чуе. Это было понятно по тому, как парень быстро собрался утром, перекинувшись от силы парой слов и поспешив на встречу с Реном. Дазай был уверен, что они вряд ли когда-то сойдутся снова, но… Но у него не было совершенно никакого опыта прежде в подавлении ревности, так что он не мог остановить паразита в своей голове от поедания своего здравого смысла. Чуя его оттолкнул. Дазай должен был успокоиться и смириться, потому что это было даже слишком очевидно – он не подходящий человек для Чуи. Вообще ни для кого. Он буквально был мёртв для целой страны, для целого грёбанного мира, и до этого он никогда об этом не жалел. Он не жалел, что настолько бестактно вторгся в жизнь Чуи, ворвался в его привычный ритм жизни с мыслями о том, что ему будет так же легко выйти за эту дверь обратно и замести за собой абсолютно все следы. Он облажался. Чертовски сильно облажался, как никогда в своей жизни. Даже когда по ошибке намешал Мори почти смертельную дозу снотворного в попытке просто свалить на одну ночь незамеченным, он не чувствовал такого всепоглощающего пиздеца, как сейчас. Чуя всё время ругал себя самыми низкими словами, но он понятия не имел, насколько незаслуженно ему пришлось встретить такого придурка как Дазай в своей жизни. Звук раскрывшейся двери заставил его выпрямиться и оглянуться. Чуя, абсолютно поникший, стоял у дивана, смотря на него с побледневшим лицом. — Что? — Дазай не верил себе, не верил, что может звучать так неуверенно из-за кого бы то ни было, но из-за Чуи он становился самым голым и незащищённым человеком на планете. — Она… в шоке. — Я тоже. — Блять, — Чуя ударил себя по лицу, так сильно, что раздался громкий шлепок. — Теперь я сомневаюсь, что вообще нужно было это делать. Но я решил, что стоило прислушаться к твоим словам. — К моим? — Ох, брось, — Чуя похлопал себя по бёдрам, выдыхая. — Это ты говорил, что мне стоит перестать бояться всех расстраивать. Мне надоело врать. — Что с твоей рукой? — Дазай только сейчас замечает широкую ссадину на его ладони. Чуя поднял к лицу руку, морщась, и стряхнул засохшую на ране грязь. — Упал. Стоя на расстоянии от него, Дазай ощутил ярую потребность сделать хоть что-то. Он всегда понимал желания других людей, как им угодить, как позже получить с них выгоду, но почему-то совсем не знал, чего именно хотел бы Чуя. Чтобы он обнял его? Утешил? Помог с его рукой? Выслушал? Чтобы дал снова выплакаться? Чтобы сделал чай или просто помолчал рядом? Пока он об этом думал, Чуя вышел, а Дазай так ничего и не сделал.

***

— Пожалуйста, позвони, как доедешь, — Чуя обнял Мэй перед такси, подъехавшим только что. Он боялся, что она слишком быстро отстранится от него после его каминг-аута, но Мэй сжала его рёбра только крепче и забавно клюнула губами в макушку, как делала, когда он был ниже неё. — Ну мам… — Не мамкай мне, я из-за тебя чуть не словила приступ, — она отстранилась и взяла его лицо в ладони, рассматривая. На её лице отчётливо читалось беспокойство, которое Чуя стойко принимал. — Пожалуйста, будь аккуратен. И будь помягче с Дазаем. Он показался мне очень хорошим. — Ладно-ладно, — Чуя выкрутился и ещё раз прижал её к себе, всё же сомневаясь насчёт её последней фразы. — До встречи, мам. — Люблю тебя. — И я. Он до последнего следил за машиной, пока она не скрылась между соседними домами. Его сердце бешено стучало от распирающей его любви и уже возникшей тоски, будто это был последний день, когда он мог чувствовать облегчение. Поднимаясь по ступеням до нужного этажа, Чуя посмотрел вверх сквозь лестничные пролёты. — Пойдёшь со мной курить? Дазай снова засел в телефоне, но, услышав предложение, заблокировал его и оставил на столе. Теперь, когда Накахара-сан уехала, он боялся, что Чуя снова может окунуться в депрессию с головой, хотя пока что он оставался достаточно активным. В одной руке он сжимал пачку сигарет, а на ладони второй красовались криво налепленные пластыри. Стоя с ним в лифте, Дазай отчаянно желал закутать его в огромный невидимый шарф, настолько плотный, что не позволял бы его энергии утекать во внешний мир, бесследно растворяясь в людях и событиях. С крыши было хорошо видно заходящее солнце, хотя ровная линия горизонта то и дело прерывалась йокогамскими высотками. В самой верхней точке небо было безмятежно синим по сравнению с алыми разводами чуть выше уровня глаз. Чуя подошёл к широкому парапету, уже привычно запрыгнув на него и развернувшись лицом к Дазаю, молча предлагая сигарету. Он принял её, хотя и не особо любил курить. Ему нравилось, как пахнет дым, который выдыхал Чуя, смотря на него слишком серьёзно для простого перекура. Дазай растянул губы в улыбке, приготовившись защищаться. — Хочешь что-то сказать? — Ты серьёзно, Дазай? — Чуя затянулся особенно сильно, держа сигарету большим и указательным пальцами. — Я-ли должен что-то говорить? Было опрометчиво идти сюда. Нет, оказываться к Чуе слишком близко – вот что было опрометчиво. Своей лучшей тактикой он всегда считал заговор зубов. — Твоя мама в порядке? — Боже, Дазай, — Чуя выдохнул дым в небо, запрокидывая голову. Дазай обвёл взглядом его шею и голые плечи, неприкрытые майкой. — Почему ты всегда такой? — Какой? — Скрытный, блять, как пиратские сокровища. Такие древние, что все карты уже давно сгнили, — он грубо стряхивает тлеющий пепел с кончика, вонзая злой взгляд в лицо Дазая. — Ни ключа, ни окошка, в которое можно подсмотреть. Дазай понимал его. Он молча слушал, едва затягиваясь и просто наслаждаясь тяжёлым запахом табака, утекающим в пространство и ничего совершенно не значащим. — Ты меня вообще слушаешь, твою же мать? — Да. — Пизда, — Чуя обжигает концы пальцев, отправляя окурок в недолгий полёт до земли. Смотрит на Дазая пару секунд и встаёт, затем выхватывает сигарету из его пальцев и затягивается, вставая плечом к плечу. Близко. — Ты мне не нравишься. — О, — Дазай фыркнул, — кто бы мог подумать. — Ты догадываешься, почему, мистер зазнайка? Это было слишком легко, чтобы мучить его такими вопросами. Дазай был… придурком. Его шутки задевали Чую, его рот был его неконтролируемым врагом номер один, а одевался он, наверное, слишком нелепо по меркам людей его возраста. Он целыми днями сидел дома, прожигая время в телефоне, и совершенно не был сексуальным, как ему казалось. Он мог легко забыть сходить в душ, был несносно саркастичным и совершенно не уважал личное пространство. Такие люди в принципе мало кому нравятся. — Потому что я нихера о тебе не знаю, Дазай. — …и это всё? — Ты издеваешься? — То есть ты бы мог сказать, что я немного симпатичный? Чуя выплюнул дым и почти серьёзно ударил его локтем в бок. — Люди нравятся друг другу не из-за того, что они симпатичные. Ты вообще знаешь, что такое кого-то любить? Дазай был без понятия, знал он или нет, что значит любить по нормам общества. Он разглядывал глаза Чуи, устремлённые вперёд, его наверняка очень мягкие опухшие нижние веки, такие же, как у его мамы, и тонкие брови, концы которых закрывала чёлка. Чуя был похож на человека, который знал ответ на свой вопрос. Дазай мог бы хоть сейчас сказать, что любит его, но по меркам нормальности большинства людей это выглядело бы смешно. Чуя бы его не понял, а Дазай не смог бы изъясниться и доказать, что это было так. Он понимал, что именно Чуя имел в виду, но вряд ли бы его сейчас приняли всерьёз. С небольшим интересом Дазай заметил прокол в его ухе и удивился, почему не разглядел его раньше. — Не уверен. — Это значить доверять. Но как можно доверять тому, о ком ничего не известно? — Что именно ты хочешь знать? —Да что угодно, чёрт. О твоей семье, друзьях, от кого ты, в конце концов, прячешься, и почему тебе пришлось инициировать смерть. Дазай чувствовал, как крыша под их ногами начинает проваливаться от веса обрушившегося на неё неба. Обломки затягивают их всё глубже, в конце концов обрубая доступ к свету и кислороду. Ему было здесь привычно – в темноте, заключённым в руинах без шанса выбраться на поверхность. Ему не хотелось втягивать Чую. Ему не хотелось его отпускать. — Моя семья… Небольшая, — теперь Дазай занял место на парапете, болтая ногами, отчего пятки бились о бетон. — Я вырос с дядей, точнее, даже не знаю, как точно его назвать… Он был близким другом моей мамы. Какое-то время я даже подозревал, что могу быть его сыном, так что втихую сделал тест ДНК. Правда, мне было двенадцать, и я не учёл, что делать это в больнице, где он работает, очень тупо. — Ну ты и идиот, — Чуя усмехнулся и сел на корточки перед ним, рассматривая его снизу и слегка жмурясь от последних ярких лучей. Дазай сказал о себе всего лишь один небольшой факт, а Чуя уже подумал, как это на него похоже. — Он не оказался твоим отцом? — Не-а, — Дазай весело фыркнул, — но, впрочем, он даже не сильно ругался. Потом рассказал, что и правда был влюблён в мою мать. — А что с ней случилось?.. — Ммм, — Дазай засомневался, как правильно преподнести информацию. Следовало ли вообще Чуе говорить всю правду о Мори, его матери и о себе самом, потому что всё это являлось огромной чёрной дырой с губительно сильным гравитационным притяжением. — Она перешла дорогу нехорошим людям. — Её убили? — Чуя немного наклонил голову, пряча лицо в тени парапета. — Угу, — он шаркнул кроссовкой по бетону, — мне тогда ещё года не было. Подстроили как суицид. — Это очень страшно, Дазай. Дазай сжал пальцы правой руки, начавшие снова колотиться в судорогах. Меньше всего ему хотелось пугать Чую, и он не знал, что могло отпугнуть его больше – полное незнание или правда. Как ни посмотри, его рассказ о себе с любой стороны не отличался бы уютом и спокойствием, в чём больше всего нуждался Чуя. — Ты же не собираешься пойти по её стопам? — Чуя, — Дазай вздохнул, спрыгивая вниз и садясь на прорезиненной поверхности, складывая ноги по-турецки, — это сложно. Ты должен был уже хотя бы догадаться, что я… немного неправильный. — Насколько немного? Дазай откинулся назад и облокотился спиной, позволяя себе рассматривать Чую. Его карие глаза немного дрожали от любопытства и волнения, а концы медных волос болтались на влажном ветру. Из-под майки виднелись ключицы, которые мягко перетекали к хорошо слаженным плечам, и Дазай поневоле в который раз на него засмотрелся. — Тебе бы не понравилось. — Кто знает. Мне всегда нравились антагонисты в аниме, — слабая улыбка на его лице подсказала Дазаю, что пока тема закрыта. — А твой отец? — Работает музыкантом в баре вроде бы в Токио. Но он обо мне не знает. — Завидую ему. — Эй, блять, — Дазай широко улыбнулся, шутливо пнув Чую ногой, — я впервые пытаюсь быть таким серьёзным. — То есть вчера, когда целовал меня, не был? Дазай скорчил гримасу, потирая правое запястье. Он поймал взгляд Чуи на своих руках, заставляя себя расслабиться. Всё нормально. Даже если Чуя спросит, это не должно быть так удивительно. — У тебя правда там… татуировки? — Ты запомнил? — Меня настолько поразила эта отмазка, что да, — Чуя ожидающе скрестил руки на груди, указывая подбородком на бинты. — Ну так? Дазай никому не позволял вести себя с ним так нагло, хотя сам был таким – ужасно наглым мудаком. Он протянул Чуе левую руку, закатав толстовку до локтя, где кончались бинты. — Реально? — Чуя неверяще пододвинулся, далеко не сразу осознав, что Дазай ему и правда разрешает. В наступающих сумерках Дазай по-настоящему пялился на сосредоточенного Чую с немного вспотевшим из-за волнения лбом. Его пальцы мягко коснулись запястья, находя узел, развязывая далеко не сразу – Дазай научился затягивать их даже с закрытыми глазами так крепко, чтобы они оставались на месте при любых движениях. Когда концы завязок всё же поддались, Чуя снова вопросительно посмотрел на Дазая, держа его руку в своих. Очаровательный. Дазай кивнул ему с усмешкой, не в силах оторваться от его детского любопытства, перемешанного с нажитой осторожностью. — Ебать… — Увидев первый чёрный завиток у самой точки пульса, Чуя начал разматывать бинт активней, — ёбаный свет… — Держи язык за зубами, Чуя, — Дазай сел поудобнее, не без наслаждения смотря за тем, как Чуя разглядывает его исписанную чернилами руку, — это буддистская символика. — Ты буддист? — Время от времени. Это помогает. Но моя карма засорена похуже мирового океана, так что считай, что это просто для красоты. — Но они не просто для красоты, верно? — Чуя держал его за ладонь, неловко прокручивая его руку вокруг оси, рассматривая тату. Он придвинулся ближе, опускаясь с пяток на колени, и положил руку Дазая на свои бёдра, проводя пальцем по одному из рисунков. — Это очень красиво… — Это колесо дхармы, — Дазай, не дыша, следил за его движениями, чувствуя прохладу чужой кожи, от которой на собственной оставались обжигающие следы. — Что оно значит? — Что я на пути к просветлению, — Дазай грозно свёл брови, — не смейся. Это всё очень серьёзно. — Верю, — Чуя добрался до сгиба локтя, который огибали несколько поясов незнакомых ему знаков. — А это? — Мантры. Их здесь много. Здесь и здесь, — Дазай согнулся, почти соприкасаясь лбом с носом Чуи, указывая на отдельные знаки, — всё об исцелении души. — Кажется, боги тебя не слышат, — Чуя провёл большим пальцем по выступившей вене Дазая, удивляясь нежности его кожи даже в тех местах, где она была покрыта чернилами. — Почему ты носишь бинты? Вроде бы в нашей стране уже давно стали устаревать предрассудки из-за тату. — Ты совсем в этом не разбираешься, да? — Как никогда мягко и тихо спросил Дазай. Как бы он не шутил, тема его татуировок была для него очень важной. — Мантры не принято показывать на всеобщее обозрение. Это что-то вроде сокровенного и личного. Интимного. — Ого, — пальцы Чуи дрогнули. — А ничего что я… — Ничего. Чуя ещё немного полюбовался чернильными символами, а затем обратил внимание на правую руку Дазая, покоящуюся между его ног. — Хорошо, — Дазай вздохнул, забрал руку из чужих ладоней и сам развязал узел на правой, отточенными движениями разматывая бинт. Плевать, если Чуя только сильнее убедится в своём желании держаться подальше. Дазай будет помнить, что старался. Он очень редко это делал даже для себя самого, что уж говорить о посторонних. Чуя не притронулся к протянутой правой руке, сразу же замечая грубый шрам от самой ладони до середины предплечья. Кожа в этом месте заметно отличалась рельефом и цветом, хотя было видно, что шрам зажил давненько. Чуя цеплялся взглядом за дрожащие пальцы, начиная понимать. Вдоль шрама тянулась всего одна татуировка – тонкая и невесомая по сравнению с теми, что были на левой руке. У начала запястья она начиналась с трёх одинаково ровных точек, после чего следовала прямая линия, где-то пересекающая кривые рубцы от бывших швов, после чего она превращалась в зигзаг, размах которого расширялся с каждым завитком. Заканчивалась линия плавной спиралью с мягкими изгибами, немного напоминающей скрипичный ключ или лотос. Чуе этот знак показался крайне знакомым. — Это уналоме. Грубо говоря, этот символ означает жизненный путь: спирали и повороты – это трудности, через которые мы проходим. А прямая линия… — Я понял, — Чуя резко перебил его, чего не хотел. Открывшаяся сторона Дазая поражала его, не оставляя даже шанса не погрузиться в пережитые им чувства и мысли, отражающиеся на его коже. Чуе было страшно от предположения, насколько глубокими могут оказаться чужие страдания, которые он раньше не замечал. Точнее, ему не давали шанса этого увидеть. — Ты… сам сделал это? — Он бережно коснулся середины шрама. — Ну ещё бы я позволил кому-то вскрыть себе вены. — Дазай… — Эй, не надо делать вид, будто это трагедия, — Дазай подбадривающе улыбнулся ему и осмелился взять чужой подбородок двумя пальцами, изо всех сил контролируя их дрожь. — Это было давно. Я справился с этим. — Ты помогал мне все эти дни, хотя мог давно свалить… Потому что сам проходил через это, да? Дазай погладил большим пальцем его кожу, стараясь не думать о том, как близко были его губы. У Чуи была пухлая нижняя губа, красивым полукругом контрастирующая с его острыми скулами. — Совсем не из-за этого. Я просто не хотел потерять такого щедрого арендодателя. — Да пошёл ты, — Чуя засмеялся и увёл голову в сторону, схватив Дазая за руку прежде, чем тот снова успел потянуться к его лицу. — Почему твои пальцы всё время дрожат? — Чёрт, я не знал, что быть откровенным так выматывает, — он состроил мину со своими щенячьими глазами и свёл брови, двигаясь ближе. Чуя закатил глаза и сел к нему бок о бок, закинув руку на его плечи, когда Дазай прижался к его боку. — Я не понимаю, как можно быть таким раздражающим, Дазай. У тебя явно талант. Дазай закрыл глаза, слушая запах Чуи так близко. Он мог услышать, как спокойно бьётся сердце под слоем ткани, кожи и грудных мышц, на которых лежала его голова. Дазай мог бы сидеть так вечно, пока в атмосфере не закончится кислород, и он больше не сможет почувствовать, как ярко пахнет кожа Чуи, перебивающая даже дезодорант и одеколон. — Я проник под кожу слишком глубоко, — начал он, не раскрывая глаза и погружаясь в потайные воспоминания. — И я был один, так что меня не сразу обнаружили. Мой дядя, как я упоминал, работает врачом, его специальность – общая хирургия. И, хотя он очень крут, он не смог лично меня зашить. Видимо, он слишком переживал. Иногда я думаю, что оставил ему шрам гораздо серьёзнее, чем самому себе. Чуя поджал губы, представляя себя на чужом месте и реакцию своей мамы. По сравнению с Дазаем, его собственные переживания и жизненные проёбы показались ему теперь ничтожно малыми. — Он тебя нашёл? — Нет, — Дазай ощутил, как Чуя, видимо, рефлекторно прижал его к себе немного сильнее, — это был мой друг. Точнее, на тот момент он ещё был всего лишь на побегушках моего дяди, так что ему пришлось сделать что-то, чтобы не расстроить своего босса. — Любой человек бы помог тебе, Осаму. Просто так. — Что? — Имею в виду, что… О, — Чуя понял, что оговорился, и посмотрел на него сверху-вниз, — я случайно. Дазай слишком отвык от такого близкого обращения. Или никогда и не привыкал. Так что он не стал акцентировать на этом особое внимание рвущимся наружу сарказмом, боясь спугнуть Чую. Они были друг к другу так близко во всех смыслах, будто занимались любовью, и он боялся, что мог выблевать от распирающих его эмоций собственное сердце. — В общем, всё происходило в огромной спешке, так что мои сухожилия не удалось сшить должным образом. Мне стало сложно писать от руки, появились проблемы с мелкой моторикой… — Ага, но замки ты взламываешь всё же хорошо, — со слышимым упрёком возразил Чуя. — Ну у меня же есть вторая рука, — Дазай вытянул пальцы здоровой руки перед лицом Чуи, пошевелив ими со смешком, — пришлось переучиваться творить волшебство с её помощью. И нормально дрочить. Чуя разразился громким смехом, запрокинув голову назад и трясясь, отчего голова Дазая начала подпрыгивать на нём. Его голос хриплыми волнами окутывал пространство и растворялся за границами крыши, такой звонкий, что наверняка его слышали даже прохожие снизу. — И всё же, — успокоившись, начал он, — я не могу даже представить, как ты нашёл в себе силы, чтобы начать двигаться и оказаться сейчас здесь. Я… всё ещё стараюсь цепляться за что-то, но всё кажется… — Лишённым всякого смысла и ценности. — Точно. Они просидели так до самой ночи, не проронив больше ни слова, пока Дазай не напомнил о приёме антидепрессантов, о которых Чуя и думать забыл. Сегодня впервые он принял препарат с долей странного энтузиазма, вселяющего мимолётную уверенность в завтрашнем дне.