Твои восемь причин

Солнечный свет разгорался всё сильнее, пока лучи не начали попадать в окно под прямым углом, слепя глаза. Чуя не задвигал шторы с вечера, и сейчас делать этого ему не хотелось. Ему не хотелось абсолютно ничего. Сложным казалось даже просто держать глаза закрытыми – веки то и дело стремились почему-то подняться, а кожа на них ужасно натягивалась. Болела переносица, виски и затёкшая правая рука. Окно было закрыто ещё со вчерашнего дня – футболка прилипла к влажной спине, и Чуя слышал запах собственного пота, заполонившего комнату. Он перевернулся на другой бок, боясь разлепить веки, будто если он это сделает, он будет вынужден жить дальше. Так он лежал уже пару дней. Или три, сказать точно он был не в состоянии. Может, прошёл всего лишь один ужасно длинный день, а может, целых десять. Теперь солнце атаковало его спину, хотя оно не должно было быть таким жарким в ранний час. Возможно просто Чуе требовался душ, в котором он последний раз был перед встречей с Реном. От воспоминаний его грудь сжимается, рёбра, поломавшиеся напополам, впиваются в сердце и желудок. Он почти может почувствовать, как из дыр в его теле вытекает кровь. Медленно, капля за каплей, не оставляя ничего взамен себя. Чуя пустел с каждой минутой, проведённой в этом положении. Его телефон вчера весь вечер вибрировал от звонков и сообщений, так что Чуя просто его выключил. Он не знал, писал ли ему Рен, или заваливали сообщениями с подработок – не имело значения. Он хотел оставаться в своей комнате как можно дольше, давая своей крови окончательно вылиться, затопив соседей снизу. Когда бы они попытались вломиться в его квартиру, то обнаружили бы просто бездыханное тело. Но время текло, а его кровь нет. Он не мог умереть, но понимал, что он и не жил. Голова казалась залитой цементом, который медленно густел, заставляя череп тяжелеть. Чуя проглотил горький ком удушья и открыл глаза. Дверь его комнаты была закрыта, хотя за прошедшие дни он слышал, как Дазай несколько раз открывал её и проверял, что делает Чуя. Может, он боялся, что Чуя был способен вскрыть себе вены или наглотаться таблеток, а может, просто делал это от скуки. В любом случае, ни одно из произнесённых им слов не смогло пробиться через вакуум, окружающий Чую. Он думал о рыбах в аквариуме, которым сливали воду, и они были абсолютно беспомощны, даже не понимая, что скоро умрут. Он не думал ни о чём. И думал обо всём сразу. Медленно моргая, Чуя осознал, как сильно хочет в туалет. Член ужасно ныл, отдавая пульсациями вниз живота, но больно было даже пошевелить ногой, не то что дойти до ванной. Во рту при этом было сухо, на лбу выступило пару капель пота, которые Чуя смахнул рукой. Если бы можно было умереть от полного мочевого пузыря, он бы согласился, но ему казалось, что он скорее напрудит в постель. Чуя ходил в туалет пару раз за это время, но, когда был последний, он не помнит. Судя по ощущениям, достаточно давно. Втянув неприятный удушливый воздух, Чуя приподнялся на руках. Дышать в полной мере давалось с трудом, когда он спустил ноги на пол. Голова кружилась, грудь начало колотить. В мышцах была слабость, клонившая его обратно к кровати, но он всё же собрался и добрёл до туалета, даже не потрудившись прикрыть за собой дверь. Чуя смыл за собой и нагнулся к раковине, включая воду. Стоять вертикально больше не получалось, так что он, облокотившись локтями о холодную керамику, умыл лицо и выпил воды из своих ладоней. Можно было бы сказать, что проточная вода была ужасной, но он не особо почувствовал какой-то вкус. Боясь взбодриться, Чуя поспешил обратно в постель, чтобы снова забыться больным сном. — Ты встал на работу? Он проигнорировал вопрос и упал лицом в подушку, всё ещё немного влажную от его пота. Потоки свежего воздуха, доносившегося с кухни и из гостиной, вдыхать было немного легче. — Будешь чай? Я вскипятил воду. Слова летали над ним беспорядочной стаей, как птицы-падальщики, заприметившие труп. Чуя никак не мог уснуть, но шевелиться и разговаривать было так тяжело, что он лишь громко выпустил воздух из лёгких, надеясь, что Дазай его поймёт. Я не хочу ничего. Может быть, Дазай его и понял, но, как часто он это делал, проигнорировал. Кровать под чужим весом просела сбоку от Чуи, но он продолжал не реагировать. Ему не было дела ни до себя, ни до кого-либо ещё. — С ромашкой кончился. Это обычный чёрный. Подушка начала нагреваться от тепла Чуи, что становилось противным. — Я добавил сахар. Воздух опять казался обжигающим, грязным, склизким. Собственное тело ощущалось ненужным и бесполезным приобретением, грузом придавливающим его к кровати. Темнота перед глазами дарила мимолётное ощущение покоя, которое, впрочем, долго не задерживалось, снова сменяясь тревогой. Дазай открыл окно, и по голым ногам Чуи заструился приятный ветерок. Он перевернулся набок, подставляя лицо свежести, отчего на мгновение стало почти хорошо. — Ты уже три дня так лежишь, Чуя, — Дазай снова присел рядом, но не касался его. Хотя Чуе было плевать, будут его трогать или нет, всё же сохраняемая дистанция между ними была более желанной. — Выпей хотя бы немного. Подумав о пересушенном горле, Чуя всё же приподнялся. Чашка казалось неимоверно тяжёлой, так что он держал её обеими руками. Расфокусировано смотря Дазаю куда-то в район груди, он сделал пару глотков, впервые за долгое время ощутив вкус хотя бы чего-то. Сладкая горячая жидкость с ощутимыми нотками чабреца приятно обволакивала пустой желудок, и Чуя забеспокоился, что она может вытечь через дыры в его теле, оставленные сломанными рёбрами. Но тепло внутри сохранялось, никуда не исчезая. — Тебе стоит написать своим работодателям, что ты болеешь, иначе тебя уволят. — Мне без разницы, — он продолжал делать глоток за глотком, пока не осушил всю чашку, после чего уронил руки на колени. — Тогда я напишу. Чуя наблюдал, как Дазай включил его телефон, но тот был разряжен внулину, так что парень сбегал за зарядкой и принёс ещё одну чашку чая. Чуя потянулся к ней, рефлекторно похлёбывая и немного проливая на себя. — Я не хочу лазить по твоим перепискам, — Дазай на самом деле частенько так поступал с другими людьми, никогда не чувствуя и капли вины за это, но с Чуей делать так не хотелось. — Скажешь, кому написать? Чуя поставил пустые чашки на пол и лёг на подушку. После горячего чая его тело приятно размякало. Вернулась долгожданная сонливость, так что он, приоткрыв рот, устроился поудобнее в небольшой яме матраса, которая появилась не так давно. — Скажи хотя бы пароль. Чуя молча вытянул указательный палец. Дазай взял его руку, прикладывая подушечку пальца к сканеру отпечатка, и чуть задержался. Кончики пальцев Чуи, хоть он и держал тёплую чашку всего минуту назад, были ледяными. Потратив немалое время на поиск нужных переписок и контактов, Дазай отписался от лица Чуи его начальникам, извиняясь и добавляя, что он резко свалился с отравлением. Видимо, репутация Накахары была весьма неплохой, что сыграло ему на руку – ответы пришли незамедлительно один за другим с пожеланиями выздоровления. В колонке диалогов висели так же непрочитанные сообщения от контактов «Рюноске», «Ацуши», «Кёка» и «Рен». Поразмышляв и посмотрев на вновь уснувшего Чую, Дазай открыл последний диалог. «Привет. Как себя чувствуешь?» «Ты оставил свою куртку у меня. Могу привезти её в любое время.» «Напиши, как будешь в порядке. Я переживаю, хотя знаю, что тебе это не нравится.» «Думаю завтра заглянуть к тебе в кофейню. Ты упоминал улицу, а там не так много заведений.» «Доброе утро, Чуя. С тобой всё хорошо? В кофейне человек по имени Куникида сказал, что ты не вышел на работу.» «Уже три дня прошло. Напиши хотя бы, что ты это читаешь в уведомлениях.» Дазай сжал чужой телефон так сильно, что начала отходить плёнка на стекле, так что он сразу поправил её и положил мобильный на колени. Как бы субъективно он не относился к Рену, его сообщения показывали, что он действительно волнуется, и Чуя для него не просто очередной прохожий в жизни. Полистав их переписку, чтобы понять, как Чуя общается с ним, Дазай начал кусать ноготь на большом пальце левой руки и печатать ответ. «Привет. Извини, мне было нехорошо эти дни, поэтому не притрагивался к телефону. Только что проснулся. Я наберу тебе чуть позже на днях, как приду в норму. Надеюсь, ты будешь в порядке.» Перечитав несколько раз написанное, Дазай, не в силах подавить начинающего расти внутри себя ревнивого червячка, добавил: «Обо мне есть, кому позаботиться.» Он заблокировал телефон, оставив его на зарядке, и задвинул шторы в комнате Чуи. Он мог бы чувствовать себя паршиво из-за последней фразы, если бы не был собой. Возможно, позже Чуя разозлится на него из-за этого, но сейчас он был вполне удовлетворён. Осталось понять, что делать с Чуей. Всё воскресенье Дазай был спокоен, потому что так отходить после расставания вполне естественно, как он мог слышать от других людей. Однако в понедельник, когда Чуя не встал на работу, Дазай начал глубже анализировать произошедшее. Чуя был человеком, справляющимся со своими проблемами в потоке дел, безостановочно текущим изо дня в день. Физическая усталость никогда не была причиной, по которой он мог бы так серьёзно увязнуть в своём сознании, запершись в собственноручно сделанной клетке. Тогда Дазай расширил временной промежуток своего анализа. Чуя лунатил, много работал, не успевал отдыхать. Немногим ранее он стал спать меньше обычного, ведя себя при этом так энергично, будто подсел на наркотики. Его вспышки агрессии точно были за гранью приемлемых реакций организма на происходящее, а произошедшая в субботу истерика показала, как была истощена его нервная система. Он питался урывками, наверняка ему не доставало многих витаминов. Он не мог найти для себя хотя бы одну достойную причину, чтобы просыпаться, постоянно гонясь за чем-то, что можно было бы назвать «спокойствием». Наконец, он стал настолько апатичным, что перестал следить за своими базовыми потребностями. У Чуи развилась депрессия. И, судя по всему, уже давно. Это было настолько прозрачно, и должно было быть понятно Дазаю с первого взгляда, но он почему-то уверял себя, что с Чуей такого случиться просто не могло. Хотелось бы иметь под рукой карманного Мори Огая, чтобы он посоветовал, как ему разобраться с этим, но Дазай должен был помочь Чуе сам.

***

Вечером загруженный Йокогамский порт пестрил звуками, разносящимися до самого неба. Дазай увлёкся одним из своих любимых дел: поднял голову так, что полотно неба было почти плоским, и соединял глазами звёзды, дорисовывая их там, где они ещё не показались. Маска на его лице согревалась от влажного дыхания, так что он иногда оттягивал её, давая ткани охладиться. То и дело вылезающие из-под кепки пряди волос Дазай заталкивал пальцами обратно, стараясь не нарушать теневое спокойствие, натренированное за годы. Сигма подошёл со стороны набережной, безмолвно вставая рядом и поднимая глаза к небу. Его длинные волосы были спрятаны под толстовкой, на голове красовалась белая шапка бини. — Зачем тебе понадобился флувоксамин? Дазай не смел злиться на него за такой вопрос, так как сам достаточно безжалостным образом поставил Сигму перед фактом, что он должен ему помочь. — Плохо себя чувствую. — Снова? Может, всё же стоит сказать боссу? — Я в порядке, как видишь. — Кто тебя знает, Дазай. Ты всегда в порядке, даже когда вскрываешь вены. — Брось, это было всего раз. Все порой совершают ошибки. Сигма промолчал, доставая из кармана две упаковки препарата и протягивая их Дазаю, но одёрнул обратно, стоило тому вытянуть руку. — Что? — Тебе не стоит появляться тут в ближайшее время. Дазай редко испытывал ярость, но стоило Сигме сделать лишь небольшой намёк, как она грянула на него ярким потоком. Снаружи это никак не выражалось, зато изнутри его обдавало таким пламенем, что йокогамский порт находился под угрозой взрыва. — Жёнушка что-то накопала? — Угу. И, возможно, за мной могут следить. Но сегодня чисто. — Ты молодец. Сигма глянул на него исподлобья, сразу же отвернувшись. Дазай всегда любил его реакции на похвалу, делая это порой чаще нужного. — Честно говоря, я всё ещё жду, что ты вернёшься. — Знаю. — Всё ты знаешь. — Мне пора. Возвращайся другим путём. Когда Дазай говорил Чуе, что чувствует себя куда свободнее в стенах его квартиры, чем в своей прошлой жизни, он всё же немного лукавил. Ему совсем немного, но не хватало вечерних улиц, устилающих покрывало тротуара под подошвой кроссовок, незнакомцев, чьи разговоры порой веселили его до смешинок в уголках глаз, небоскрёбов, взмывающих один выше другого. Он не хочет признаваться самому себе, что ему не хватало и ощущения опасности, наступающей ему на пятки. Чую он обнаружил в прежнем положении, лежащим в своей постели. Ему бы стоило сходить в душ, сменить постельное бельё и немного убраться, но Дазай решил начать с самого малого. Из съедобного он сносно умел готовить только омлет. Покопавшись в интернете, он нашёл самый простой рецепт оладьев с шоколадом, после чего отыскал надкусанную плитку и поломал её на маленькие кусочки. Стоя у плиты и стараясь разливать тесто на сковородке одинаковыми порциями, он подумал о том, что управляться с пистолетом было куда проще. Первую порцию подгоревших оладьев он всё же выкинул в мусорное ведро, но вторая оказалась вполне съедобной. На третьей порции он подумал, что шеф-повара не такие уж и крутые. Пока кривая горка оладьев остывала, он, жуя один из них, готовил омлет. Заворачивать тамагояки казалось ему излишним, так что он просто добавил сыра и остался вполне довольным собой. — Время завтрака-обеда-ужина, — толкнув дверь бедром, Дазай вошёл к Чуе с двумя тарелками в руках. На удивление, Чуя сразу открыл глаза и лениво перевернулся, потягиваясь, отчего его футболка задралась, оголяя живот и полоску волос, уходящую под боксеры. — Я не голоден. — Ты не ел почти три дня. Ты не можешь быть не голоден, — Дазай уселся на пол, поставив тарелки на кровать и протянув Чуе палочки. Когда тот всё же взял их в руку и склонился над омлетом, шевеля ноздрями, Дазай почувствовал маленькую победу. — Как подозрительно. — Да, я сам это сделал, и да, это совершенно безвозмездно. Когда Чуя сделал первый укус, неторопливо пережёвывая без особого удовольствия, Дазай боялся, что тот может на этом остановиться. Но по мере того, как Чуя съедал маленькие порции омлета одну за другой, щёки Дазая начинало сводить от той силы, с которой он сдерживал улыбку. В мире не было ничего прекрасней Чуи, поедающего то, что приготовил Дазай. Пусть он ограничился половиной омлета и одним блином, это уже было неплохим результатом. Под его пустым взглядом Дазай протянул ему стакан воды и половину таблетки. — Что это? — Ты когда-нибудь пил антидепрессанты? Дазай прекрасно знал, как это неприятно, когда кто-то указывает тебе на твою слабость. Даже если это было из лучших намерений. Даже если это выражалось в обычных таблетках от депрессии. Будто бы выпив первую, ты признаешь, что у тебя нет сил справиться с этим в одиночку. — Я не хочу их пить. — Через несколько недель ты будешь счастлив от того, что начал. — Через несколько недель я бы предпочёл лежать на глубине трёх метров под землёй. Дазаю хорошо было это знакомо, однако он всё равно недовольно выгнул бровь, когда Чуя улёгся на бок к нему спиной. — Чуя. — Я не собираюсь пить это. — Звёзды. Это подействовало, и Чуя вяло развернулся к нему лицом, немного нахмурясь. — Звёзды? — Моя третья причина просыпаться – это звёзды, — Дазай следил за чужими глазами, медленно перемещающихся по его лицу в поиске ответов. — Они потрясающие. — Почему? — Думаю, что бессмысленно рассказывать об этом человеку, который собрался умирать. Чуя ощутил неприятный укол обиды. Это была первая чистая эмоция за последние несколько суток, так что он просмаковал её от и до. Ему на самом деле не хотелось умирать. Ему просто хотелось не испытывать этого. Он молча забрал с ладони Дазая половину таблетки и запил её водой, требовательно смотря в чужие глаза. — Хороший мальчик. Пропустив сквозь себя эту пошлую похвалу, Чуя обнял подушку и принялся слушать рассказы Дазая о звёздах. Ему не хватало сил улавливать абсолютно всё, что говорил Дазай – а говорил он много – но за особенно интригующие факты мозг Чуи цеплялся с живым интересом. Он и не подозревал, что, живя с кем-то в одной квартире, мог по нему соскучиться. Он соскучился по голосу Дазая, по его лицу, мимике, безобразно уложенным волосам и по теплу, которое он излучал, хотя ещё пару недель назад это казалось ему невозможным. От и до Дазай был удивительным – странно удивительным – сочетающим в себе вещи, которые просто не могут, казалось, уживаться вместе в одном человеке. Его глаза могли одновременно выражать злость, обиду и неподдельное любопытство в чистом его виде. Он был большим ребёнком, осмысленным, порой задумчивым больше нужного, ужасно язвительным и при этом заставляющим хотеть его слушать. Чуя редко встречал людей, которых слушать хотел искренне, а не просто из уважения и хорошего отношения. Дазай был ярким коктейлем из всевозможных качеств, которые Накахара так старался найти в людях, и качеств, которые были для него красным флагом. — …и хотя скорость света безумно высока, космические расстояние настолько большие, что даже свету требуется немалое время, чтобы их преодолеть. Поэтому мы видим звёзды не в настоящем времени, а в прошлом. — Как это? — Ну, смотри, — Дазай придвинулся по полу, взяв прохладную ладонь Чуи и свернув её в кулак. Его собственные руки были тёплыми и сухими. — Например, твой кулак – это звезда. А где-то здесь, — он поставил своим пальцем невидимую точку на одеяле, — наша планета. И свет от звезды, — он вновь коснулся кулака Чуи, медленно ведя пальцем по одеялу к невидимой «планете», — распространяется вот такими волнами. Они могут дойти до нас и через час, и через несколько лет. От Солнца, например, свет доходит до нас чуть больше, чем за восемь минут. Так что даже когда звезда погаснет, — на этих словах он накрыл накахровский кулак своей ладонью, полностью его спрятав, — свет от неё мы всё еще будем видеть какое-то время. Чуя уставился на их руки, воображая, что они сами сейчас подобны звёздам, излучающим свет. Даже когда Дазай убрал свою ладонь, тепло от неё никуда не делось. Он говорил с таким интересом, непривычно ярко для себя выражая эмоции, что Чуя невольно залюбовался им, боясь перебить. Такой Дазай казался ему человеком, с которым они знали друг друга всю жизнь. — Не хочешь сходить в душ? — Вырвал он Чую из мыслей, которые уплыли куда-то на расстояние нескольких тысяч световых лет. — Намекаешь, что от меня воняет? — Я могу и прямо сказать, что от тебя пиздец как воняет, но не буду. А, — он сделал вид, будто задумался, прижимая палец к подбородку, — я уже это сказал. Чуя только выдавил слабый смешок, укрываясь одеялом. — Завтра схожу. Хочу спать. Но завтра наступило, и состояние Чуи отмоталось во времени назад. Он снова перестал слышать Дазая, различая только его возбуждённую интонацию, которая со временем катилась по наклонной, пока не стала слишком сдержанной. Он приносил ему завтрак и обед, но Чуя смог заставить себя сделать только пробный укус яичницы, после чего лёг обратно. В голове зародились новые мысли, все как одна имеющие лишь тоскливый серый окрас. Стоило немного взбодриться, как его сознание тут же начинало разыгрывать одни и те же сцены, неразрывно связанные с Реном и людьми, которых он подвёл. И продолжает это делать. Чуя не мог найти в себе сил, чтобы просто проверить телефон. Он боялся этого, боялся вступить в диалог с кем-либо – разговоры казались ему ношей, поэтому он продолжал игнорировать сам факт существования телефона. Он чувствовал себя достаточно безопасно в своей комнате, но не в своей голове. Моментами ему становилось по-детски страшно, что и Дазай вскоре его оставит. Чуя сглотнул, представляя, как останется один. Какой давяще-мёртвой будет тишина, душащая его толстыми пальцами. Тогда, возможно, он бы начал думать о смерти всерьёз. Но пока Дазай несколько раз в день заглядывал к нему, скача вокруг кровати в попытках заставить его что-то съесть и выпить, Чуя держался хотя бы на том полуразваленном плоту, что у него имелся. Ещё через день он всё же добрёл до ванной, просидев на бортике почти полчаса, в которые он вёл мысленную борьбу с собой, всё же сдавшись и встав под воду. После душа он почувствовал свежесть и нежелание возвращаться на грязную постель. Он стоял в проходе кухни с полотенцем на плечах и просто дышал. Свет был выключен, так что темнота коридора успокаивающе давила на глаза. Было приятно наконец не слышать застоявшийся запах пота, который всё время утяжелял пространство. В чистой домашней футболке и шортах Чуя босыми ногами прошлёпал к гостиной, пару раз постучав. Дазай отжимался. Чуя с удивлением смотрел, как он, пыхтя, выполнял очередной подход. Волосы прилипли к затылку и щекам, его руки уже дрожали, но он сделал около двадцати отжиманий от пола, прежде чем свалился и вытянул руки вдоль туловища. — А я думал, ты совсем хиляк. — Мне просто нечем заняться. — Я это… — М? — Хочу пиццу. С халапеньо и острой колбаской. Дазай сел на колени, разглядывая влажные рыжие волосы, потемневшие от воды. Чуя жался к косяку и казался совсем крошечным в старой оверсайзной футболке, хотя Дазай даже сквозь ткань отчётливо видел его мышцы и форму. — Так заказывай. Пока они ждали курьера, Чуя попросил помощи с уборкой в комнате. Ему настолько не хотелось разбираться с этим в одиночку, что накатывала тошнота от одной мысли, так что он подумал, что стесняться помощи Дазая глупо. Особенно учитывая, что тот и так уже понял, в каком он состоянии. Но Чуя практически сразу пожалел о своей просьбе, потому что Дазай был полным бытовым инвалидом, неспособным даже поменять наволочку на подушке, не говоря уже о пододеяльнике. — Я же сказал – держи эти два угла. — Ты сказал держать один. — Ну ты сам не понимаешь, что тогда всё нахер скатается? — Чуя сдул прядь чёлки с глаз и встряхнул одеяло, которое раздражающим комом начало сворачиваться внутри пододеяльника. Провозившись некоторое время, они всё же выиграли эту тяжёлую схватку, свалившись вдвоём на приятно пахнущую чистотой и порошком кровать. Дазай повернул голову в сторону, незаметно разглядывая чужое лицо с закрытыми глазами. Чуя почти всегда лежал на правом боку, в то время как Дазай любил спать на спине. Он с затаившимся дыханием скакал глазами от одной бледной веснушки к другой, соединяя их в линии, но почему-то выстроить что-то полноценное не получалось. Он начинал снова и снова, сбиваясь каждый раз, стоило задержаться на одной из них дольше необходимого. Чуя вдруг открыл глаза, порываясь что-то сказать, но встретился взглядом с чужим. У Дазая сжалось всё, начиная от сердца и заканчивая пальцами на ногах. Он уже был пойман, так что бежать никакого смысла не было. Раздавшийся звонок заставил Чую дёрнуться. — Пиццу привезли. Он поднялся и пошёл открывать дверь, а Дазай подумал о том, что теперь ненавидит пиццу.

***

— Чуя? Дазай как обычно постучал по двери костяшкой пальца три раза прежде, чем открыть её. За прошедшие два дня состояние Чуи снова было стабильно хуёвым, так что сосед заглядывал к нему в комнату немного чаще, одновременно с этим боясь стать слишком навязчивым. — Настало время принять волшебную таблетку. Он по обычаю присел на кровать, подмяв под себя ногу. Чуя лежал к нему спиной, размеренно дыша, и могло показаться, что он спит. Но Дазай научился отличать его действительно глубокий сон от того, когда он просто притворялся, желая побыть один. — Как себя чувствуешь? — Никак. Его голос был непривычно слабым и осевшим, так что нетрудно было догадаться, что он плакал. Дазай посмотрел на окно, где на тёмном фоне улицы было хорошо видно их отражение. Хоть он не мог разглядеть чужих слёз, они фантомами текли по щекам Чуи, оставляя за собой мерцающие дорожки на коже. Дазай сильнее сжал стакан с водой, начиная чувствовать себя бесполезным. Бороться с депрессией никогда не бывает легко. Но почти никто не говорит о том, как трудно приходится тому, кто наблюдает за чужой борьбой, чувствуя себя абсолютно бессильным и ничего не значащим. Дазаю казалось, что для Чуи он был способен хоть Луну притянуть ближе к Земле, но для самого Чуи это не имело никакого значения. — Ты хорошо справляешься, Чуя. Чужой прерывистый вздох заставил Дазая почувствовать неимоверную тяжесть, будто он был букашкой, попавшей под ботинок. Он аккуратно опустил ладонь с таблеткой перед лицом Чуи, перегибаясь через его плечо и невольно обнимая, совсем невесомо. Двумя пальцами Чуя подтянул таблетку и проглотил, даже не притрагиваясь к воде. За сегодня он снова не смог впихнуть себя ни один полноценный приём пищи. Дазай заметил, как ярко стали выделяться его скулы, а под глазами появились серо-зелёные круги. — Эй, — он сдался, всё же нарушая личное пространство Чуи и его покой, требовательно поворачивая к себе за плечо. Стакан с водой был оставлен на полу. — Могу я что-то для тебя сделать? Теперь, когда Чуя не прятал своё лицо, его слёзы не укрывались от чужого внимания. Дазай почти с настоящим страхом заглянул в его глаза, наполненные болью, тоской и одновременно с этим полной и мрачной пустотой. Такие же глаза он видел когда-то в зеркале. — Я не знаю, — его кадык подпрыгнул от глотка. Чуя положил голову на чужую ладонь, и Дазай ощутил, как горячая капля упала на его кожу. — Я не чувствую, что я справляюсь. — Скоро почувствуешь. Обещаю. Чуя едва заметно кивнул и закрыл глаза, удобнее устроив голову на руке Дазая и засыпая, пока тот старательно думал, что он ещё не попробовал. Голова привычно включилась в работу, перед глазами появилась пелена, помогающая сосредоточиться. Дыхание Чуи мягко приземлялось на его запястье и было ощутимо даже через слой бинтов. Оно было куда отчётливее собственного пульса. Было родным. Как семья. Укрыв одеялом погружённого в сон Чую, Дазай взял его телефон, воспользовавшись чужим пальцем для разблокировки, и ушёл на кухню. Он был настолько возбуждён, что не мог стоять на месте и мерил небольшую комнату шагами, отыскивая нужный контакт. Остановившись у холодильника и ковыряя ногтем отломившийся угол магнитика с мостом, он считал про себя гудки. — Да, Чуя? Нежность, с которой была произнесена эта фраза, вселила в Дазая хрупкую надежду. — Здравствуйте, Накахара-сан.