Твои восемь причин

— Давайте сверим блюда, — Чуя убрал карандаш в нагрудный карман униформы ресторана, где он подрабатывал в дни выходных в кофейне. На блокноте перед ним были записаны три позиции, и ему совершенно не нужно было смотреть в него, чтобы озвучить их, но хотелось устроить для важного посетителя сцену, — сукияки с жареной говядиной, картофельный салат и облепиховый чай. Всё верно, уважаемый гость? — К чему этот концерт? — Тихо спросил Акутагава, но под ожидающим непреклонным взглядом официанта всё же кивнул, — да, всё верно, уважаемый официант. — Никто так не говорит, — Чуя усмехнулся и отправился на кухню, после чего принёс столовые приборы, раскладывая их на столике для одного. Обычно за этим столом никто не сидел, но сегодня настал его час, когда Акутагава неожиданно выказал желание здесь пообедать. — А сколько будет всё готовиться? — Поглядывая по сторонам, поинтересовался он. — Что, уже жалеешь, что выбрался из дома? — Немного. — В течение пятнадцати минут будет готов салат. Чай желаете позже? — Можно как-то выключить эту функцию притворной вежливости? — Никак нельзя, — Чуя улыбнулся. Видеть знакомое лицо в такие дни было необычайно приятно, даже если оно было хмурым и недовольным. — Мне платят за то, чтобы я вылизывал задницы нашим гостям. — Мою можешь не вылизывать. Доплачу за это сверху. — У меня достаточно проворный язык. — Мне нравится другой язык. — Ацуши уже успел раскрыть свой талант? Акутагава бросил настолько озлобленный вид, будто Чуя проклял его род на несколько поколений вперёд. Официант, напоследок улыбнувшись, убежал к другому столу, который бронировали накануне. По виду состоятельная пара должна была остаться здесь надолго, так что он пустил в ход всё своё вытренированное очарование, не забывая сделать комплимент укладке женщины. Он говорил это почти каждый раз, практически одно и то же, но работало это безотказно, прибавляя количество постояльцев их ресторана. Чуя также успел заобщаться с одним из поваров немногим старше него самого, так что теперь ему на обед доставалась порция слегка больше, чем остальным официантам. В целом эта подработка моментами была даже приятнее, чем в кофейне, но не дотягивала из-за моментов, когда попадались особенные гости, как официанты называли их между собой. Чуя же ограничивался простым «уебан». — Ваш картофельный салат, — он ставит перед Акутагавой глубокую тарелку, настолько белую, что был шанс потерять зрение. Акутагава вытянул шею, осматривая блюдо, не сразу сообразив, что он может приступить к еде. — Ты нечасто бываешь в таких местах, да? Показать тебе, как пользоваться приборами? — Очень остроумно, мистер официант. Чуя был рад, что Акутагава нашёл в себе силы попробовать поменять образ жизни и вылезти из своего панциря. Пролетела ненавязчивая мысль, что этому поспособствовал один милый белобрысый паренёк – Чуя был уверен на все сто, что это было именно так. Его личные отношения с Рюноске тоже немного окрепли, отчего он и позволял себе подшучивать над приятелем, видя, что того это не обижает. Вернувшись к одиночному столику через некоторое время с порцией супа, Чуя всё же не смог сдержать свой интерес. — Так у вас что-то было? — Спроси у Ацуши. — Ой, да брось, — он остаётся стоять рядом, так как садиться за столик ему было не разрешено, да и второго стула тут не было. — Не вредничай. — Ну, — Акутагава попробовал сукияки, на мгновение прикрыв глаза от вкуса – Чуя знал, что супы в этом месте одни из лучших в городе, — мы очень мило погуляли. — И-и? — И много о чём поговорили. — Ты мёртвого заебёшь со своим партизанством. — Ладно. И целовались. — Ох, и как оно, Акутагава? — Чуя нагнулся чуть ниже, чтобы гости за соседним столиком точно не услышали его следующую фразу. — Ты же полапал его? Хоть чуть-чуть? — Ты отвратительный. — Он тебя полапал? — Я расскажу Ацуши, что ты за человек, и он больше не будет брать с тобой смены. — Я на сто процентов уверен, что Ацуши не такой ангелок, за которого ты его принимаешь, — Чуя забрал пустую тарелку из-под салата и скомканную салфетку, — запасись презервативами, дружочек. Акутагава ответил ему уничижительным взглядом в спину. Смена закончилась незаметно – Чуя почти всё время витал в своих мыслях из-за откровенного диалога с Дазаем в начале этой недели. Близились выходные, и вроде как Рен обещал даже встретить его сегодня после работы, что поселило в душе Чуи приятное предвкушение, но вместе с тем ему было немного стрёмно. Они были два взрослых человека, заинтересованные друг в друге, имеющие каждый свой опыт за плечами, однако Накахара ощущал себя последние дни каким-то несмышлёным ребёнком, постоянно перекатывая на языке сказанные Дазаем фразы. Иногда он даже жалел, что вообще об этом заговорил, и сомнения в его голове только укреплялись. Но стоило выйти после смены на улицу, омываемую свежим южным ветром, увидеть в нескольких шагах от входа знакомый автомобиль и прислонившегося к нему Рена в простом спортивном костюме, как эти мысли быстро улетучились. Чуя, словно ребёнок, ускорил шаг и впечатался в своего парня, крепко обнимая его. — Я соскучился. И это было правдой – они не виделись всю эту неделю, и Чую обнимали только его собственные тоскливые мысли. Он быстро привык к физическому теплу и близости, которые ему дарил Рен и больше никто другой, и стал нехило зависим от чужих касаний, чувствуя себя от этого слабо. — Чуя, — Рен обнимает его в ответ, утыкаясь носом куда-то в макушку, — от тебя вкусно пахнет. Я тоже скучал. Иногда было жизненно необходимо почувствовать себя слабым. — Хочешь куда-то съездить? — Разомкнув объятия, поинтересовался Рен, но вместо ответа получил тягучий поцелуй. Его руки переместились со спины на талию Чуи, ощутимо её сжимая. Дазай всё же иногда ошибается. Почему он опять об этом думает? — Ммм, — Рен горячо выдохнул в губы, глянув на мимо проходящих девушек, которые то и дело оборачивались на них, — ты действительно очень соскучился. — Давай просто пройдёмся? Я давно не был на набережной. — Всё, что тебе угодно. Токийский залив начинался где-то под ногами и тянулся далеко к горизонту, сливаясь с тёмным небом так, будто вода утекала прямо в бесконечный космос. Или наоборот, то и дело пульсирующими движениями вливалась откуда-то из глубин Вселенной и разбивалась волнами о побережье, мягко укрывая влажный песок. Чуя слушал Рена, вдохновлённого новым предложением по работе от европейских партнёров, и тихо улыбался, неторопливо вышагивая рядом. Украдкой его рука касалась чужой кожи на запястье, пока Рен не переплёл их пальцы вместе. Ему не хватало таких вечеров, когда он мог на время забыть о бесконечных делах, счёте денег и спутанных мыслях. Солёный ветер беспорядочно игрался с отросшими волосами, которые он наконец распустил после долгого дня в ресторане, где разрешался на такую длину только пучок. — Не хочешь полететь со мной? — Что? — Чуя остановился, и Рен последовал его примеру, встав напротив. — Ты серьёзно? — Конечно. Или тебе не интересна Франция? Чуе было очень интересно. Чёрт, он мечтал вырваться хотя бы на Хоккайдо, куда уж говорить о другой стране – это было что-то в очень далёких мечтах. Но он попросту не мог себе этого позволить. — Я бы с удовольствием. Но у меня нет таких финансов, ты же знаешь. И работа. — Я бы и не позволил тебе самому платить. Это ведь моё приглашение, — светлая чёлка Рена немного лезла ему в глаза, отчего он постоянно пытался заправить её за уши, — а работа… Я давно хотел предложить тебе уволиться хотя бы с одной. — Рен, это очень обременяющее предложение… — Я лишь хочу чаще тебя видеть, — он подошёл ближе, спрятав ладони Чуи в своих. — И ты выглядишь почти всегда таким уставшим. Иногда мне кажется, что ты делаешь сверх своих возможностей, и я чувствую себя жалко из-за того, что ты не принимаешь мою помощь. Что-то, а жалким себя чувствовал именно Чуя. Но он вполне понимал то, о чём говорит Рен. Он не может вечно так жить. — Я подумаю, хорошо? Это… сложно, — Чуя сглотнул и озвучил мысль, которая порой била о стенки его черепа особо сильно, — я не хочу сидеть на твоей шее и пользоваться твоими возможностями. — Это задевает твою гордость? — Это кажется мне не совсем правильным. — Ты не доверяешь мне? Чуя никак не думал, что разговор скатится в эту тему. Чуя не доверял скорее себе, но что касается Рена – тот, наоборот, вызывал у него чувство стабильности и являлся моральной опорой. — Нет. Просто я к такому не привык. — Хорошо. Я буду работать над этим, — Рен улыбнулся и притянул его к себе, приподняв пальцами подбородок. — Ты мне очень нравишься, Чуя. По-серьёзному нравишься, понимаешь? Дыхание Чуи на миг стало тяжёлым, осев каким-то грузом на рёбрах. Но стоило почувствовать чужие губы, мазнувшие по скуле вниз, переходящие на шею и оставляющие там тёплый успокаивающий поцелуй, как дышать стало легче. Он ответно прижимался к Рену, стоя на набережной, где не было никого, кроме них, и понимал, что его собственное тело посылает ему вполне красноречивые реакции на чужие действия. От рук, спустившихся на его ягодицы, и поцелуя в губы, заставившего его желудок перевернуться, закружилась голова, так что он ухватился двумя руками за чужую шею, податливо выгибаясь. — Кажется, если мы продолжим, будем проводить твою командировку в обезьяннике, — между поцелуями с тяжёлым придыханием сказал Чуя. Им потребовалось пару минут, чтобы успокоиться и вернуться в более фунционирующий режим сознания, после чего они тем же путём вернулись к машине, и Рен подвёз Чую до дома. — Я заеду за тобой завтра вечером? — М, ага, — Чуя старался скрыть своё возбуждение после очередной порции поцелуев в машине. Ему срочно требовалось если не подрочить, то хотя бы провести под холодным душем ближайшие полчаса, так что он надеялся, что Дазай не решил устроить себе вечер СПА-процедур. — До завтра. Только закрыв за собой дверь квартиры, он сразу же прислонился к ней затылком и заскулил, сжимая собственный стояк через джинсы. — Сука-сука-сука, — он ущипнул себя за тыльную сторону ладони до острой боли и кое-как добрался до ванной. С холодным душем идея отпала сразу же, стоило вспомнить чужой горячий язык у себя во рту, так что следующие несколько минут он провёл за самой увлекательной мастурбацией в своей жизни, молясь, чтобы Дазай не услышал его несдержанный скулёж. Перед самым оргазмом, стоило об этом подумать, картинки с руками Рена сменились на более худые, с длинными пальцами, перебинтованными запястьями, а воображаемые губы на шее растянулись в знакомой острой усмешке, вызвавшей мурашки. Чуя кончил в свою руку, с ужасом осознавая, о чём только что думал. — Пиздец. Просто пиздец, — растерянно прошептал он. Он вышел из ванны как раз в тот момент, когда Дазай заваривал на кухне свой отвратительный кофе. И чашку чая для Чуи. — Могу поздравить с удачной дрочкой? — Он однобоко улыбнулся, размешивая ложкой сахар. Чуя хотел провалиться под землю. В самое ядро Земли, и сгореть там заживо. — Судя по звукам, было очень интересно. — Блять, заткнись. Можно подумать, ты никогда не дрочишь, пока меня нет дома. — О, один раз я делал это в твоей спальне, — Дазай похабно закатил глаза, приоткрыв рот, — и даже здесь… Прямо на столе. — Закройся, швабра. Дазай рассмеялся, протянув Чуе чай, пока тот старался избавиться от развратных картинок, безостановочно проносящихся теперь перед глазами. Дазай и раньше шутил подобным образом, но никогда Чуя не позволял себе это представлять. Он сделал большой глоток ещё не успевшего остыть чая, обжигая язык, чтобы перестать думать о своём соседе, сидящем раздетым на кухонном столе с разведёнными ногами и водящим рукой по набухшему члену. Чуя тряхнул головой, понимая, что всё это время Дазай не сводил с него глаз. — Если честно, я не понимаю, почему Рен оставил тебя… в таком положении. — Можем закрыть тему? — резко сказал Чуя, ощущая поднимающуюся агрессию. — Это не твоё дело, Дазай. Спасибо тебе, конечно, за тот разговор в понедельник, но мы не в таких отношениях, чтобы тебя заботило, что и почему сделал мой парень, окей? Уязвлённый таким острым заявлением Дазай не нашёлся, что ответить, и молча покинул кухню, закрывшись в гостиной. Он не знал, что такое обида и ревность, но колюще-скребящее изнутри ощущение, похожее на подкожных паразитов, разъедающих плоть, видимо, и было этими чувствами. Он сдвинул брови, а его губы вдруг начали дрожать, и он резко накрыл их ладонью. Это было омерзительно – представлять, как Чуя возбуждался от мыслей о ком-то. И Дазаю становилось тошно от того, что он не мог нажать на внутренний выключатель эмоций, как делал всю жизнь. Он хотел бы и дальше поддерживать Чую, хотел бы, чтобы у него получилось что-то действительно стоящее в его нынешних отношениях. Но Дазай был всего лишь человеком. Безответно влюблённым и жалким из-за этого человеком. — Эй, — Чуя стучит в дверь, порываясь её открыть, но Дазай прижимается спиной, не давая ему этого сделать. — Извини меня. Я вспылил, — он ждёт ещё минуту, стучит в дверь, пока Дазай пытается сделать со своим лицом хоть что-то, но по итогу просто возит по нему правой рукой, надавливая поочерёдно на глаза и щёки. — Блять, только не надо обижаться, Дазай. — Я хочу спать. Чуя ударил по двери кулаком и ушёл в спальню, усаживаясь с тёплой чашкой чая между ладоней. Эту неделю Дазай и правда непривычно рано ложился, видимо, из-за лекарств чувствуя постоянную сонливость. Хотя он вроде как чувствовал себя гораздо лучше, всё ещё шмурыгал носом, и его голос не вернулся в норму. Чуя сжал чашку крепче и сделал пару глотков. Зелёный с ромашкой. Он часто пил его перед сном, и от мысли, что Дазай это заметил, хотелось выть. Спал он очень тревожно, постоянно ворочаясь. Ближе к рассвету он проснулся от неприятного холода, обнаружив, что лежит на полу под окном. Хоть благодаря Дазаю Чуя и знал, что лунатит, ни разу до этого он не просыпался не в своей кровати, и это начинало пугать. Он немного почитал про причины сомнамбулизма, прекрасно и до этого понимая, что всему виной стресс и его расшатанные к чертям нервы. Однако только проснувшись замёрзшим на полу, он задумался над тем, что это вызывает в нём липкое чувство тревоги. Впервые утренняя прогулка с Дайтаном не приносила того успокоения, которое обычно приходило при виде питомца. Чуя присел на парковую скамейку. Пёс, видимо, улавливал тревожные человеческие нотки, и мирно сидел у его ног, положив морду на колени. Чуя почёсывал его за ухом, думая о том, что сегодня суббота, а значит самое время пополнить запасы холодильника. — Какой же ты хороший, Дайтан, — ласково произнёс Чуя, отчего пёс пошевелил болтающимися ушами. — Слушаешь меня, да? Вот скажи, что со мной не так? Почему, — Чуя прерывисто вздохнул, смаргивая влагу, и сразу же отмахиваясь, — блять, я просто не могу нормально жить. Чувствую себя каким-то ущербным. Дайтан не мог ничего ответить, и от этого стало настолько паршиво, что Чуя почти заплакал. — Пойдём. Сегодня ты весь день проведёшь со своей семьёй. Они тебя очень ждут. Дайтан облизал его пальцы и вскочил следом, неторопливо вышагивая рядом с повисшим хвостом.

***

— Я пойду в магазин, тебе чего-нибудь взять? — Чуя загремел ключами, крича в сторону кухни, где Дазай играл в телефоне в новую мобилку, то и дело бешено стуча по экрану большими пальцами. — Крабов. И сладкого. — Мороженого? — Да. Того с фисташками, мне зашло. Сегодня на лице Дазая и следа не осталось от вчерашней неожиданной обиды, так что к обеду состояние Чуи выровнялось. Ему не особо нравилось, что последние дни его настроение швыряло туда-сюда по шкале от абсолютной дыры до радуги в желудке, но поделать он ничего не мог. Такое частенько случалось последние годы, и он спасался лишь работой, зная, что со временем это пройдёт. Тем более, что этой ночью он наконец-то заснёт не в одиночестве, и, может быть, долгожданный секс в его жизни немного подустаканит его состояние. Проходя в торговом центре магазины одежды, Чуя остановился в одном из них, где цены не были такими кусающимися, и впервые за долгое время посвятил себя шоппингу. Скопленные деньги вкупе со всё ещё оставшейся платой Дазая за помощь позволили ему разгуляться, так что на обратном пути он шёл с двумя пакетами обновок и одним, достаточно увесистым, с продуктами, держа подмышкой завёрнутые в бумажный пакет банки с консервированными крабами. Свалив всё это на кухне, Чуя проверил чек и поджал губы, уже начиная жалеть, что пробазарил за раз столько денег. — Купил? — В проходе показалась тёмная макушка, а затем и сам Дазай вальяжно выплыл в растянутой футболке и неуклюжих штанах с пингвинами, всё ещё зависая в телефоне. — Ага, — протянул Чуя, сминая чек и кидая его в мусорку. — Ого, вот это ты затарился, — Дазай сначала пошуршал пакетом из супермаркета, доставая своё мороженое, а затем оглядел пакеты с одеждой. — Вау, новые шмотки. — Я уже понял, что переборщил. Мой кошелёк гол. — Покажешь? Чуя развернулся, наблюдая, как Дазай открыл мороженое и сел на стул, будто ожидая представления. — Мне что тебе, дефиле устроить? — А что? Разве не все подружки так делают? — Там ничего интересного. — Да ладно, не верю, чтобы ты купил столько «ничего интересного». Даже никаких бдсм-штучек? — Если кожаные брюки считаются бдсм-штучками, то ты угадал. Чуя не знал, как и почему подписался на эту нелепость, но спустя несколько минут он и правда вертелся перед Дазаем в новой чёрной рубашке с серебристым отливом и v-образным вырезом и чёрных кожаных скинни с разрезом на правом бедре, отлично подчёркивающими мышцы его ног и задницу. К ним он докупил широкий ремень с цепью на половину его длины, которая при движении немного позвякивала. — Ахуеть. Чуя улыбнулся такой реакции – Дазай забрался на стул с ногами, его губы были перепачканы зелёным мороженым и сейчас забавно застыли, сложившись в почти идеальную букву «о». Что ж, Чуя всегда умел подбирать себе одежду. — Я долго выбирал между корсетом и ремнём, но подумал, что в первом случае не смогу нормально сидеть. — А сегодня какое-то событие? — Дазай продолжил уминать мороженое, не отрывая взгляд от своего соседа. Он старался занять свой рот хоть чем-то и создать видимость занятости, потому что ещё секунду назад был уверен, что у него потекут слюни. Чуя точно знал, насколько он был сексуален, и умело это подчёркивал. Крепкие бёдра плавно перетекали в достаточно узкую для его спортивной формы талию, а из-под открытого ворота выступали грудные мышцы. Дазай был готов захлебнуться в собственной сперме. — Я буду у Рена. Так что квартира в твоём распоряжении, — Чуя перехватил у него ложку, пробуя мороженое. Действительно было ничего так. — Только чур без дрочки в моей спальне. Дазай был готов захлебнуться хоть в чём-то, лишь бы не жить эту ночь. К вечеру температура уже привычно спала, так что Чуя накинул кожанку, чувствуя себя как никогда уверенным. Какие чудеса творила трата денег на самого себя – утром хотелось повеситься, но вот у тебя на руках пару пакетов нового шмотья, и верёвка уже не кажется такой привлекательной. Рен подъехал ровно к тому времени, как обещал – Чуя запрыгнул на пассажирское сидение спереди, кутаясь в приятное тепло салона. — Привет, — он целует Рена в щёку, пока тот слегка заторможено его разглядывал. На запястье Чуи красовались часы, подаренные им. — Знаю, что не можешь оторваться, но сзади, кажется, машина. — Выглядишь восхитительно. Всю дорогу Чуя ловил на себе мимолётные взгляды, отдавая Рену должное за то, что вёл он при этом аккуратно и они всё ещё не попали в аварию. Его свободная рука лежала на бедре Чуе, а кончики пальцев кружили над голым участком кожи, задевая края ткани. Чуя попереключал радио, оставив ненавязчивую мелодию на фоне и смотря в окно. — Я хотел показать тебе одно место, откуда открывается красивый вид на горы, но… — Но ты можешь сделать это завтра, — Чуя со смешком ловит его пальцы, переплетая со своими и рассматривая его профиль. Рен всегда выглядел очень презентабельно, но сегодня он тоже, видимо, немного прихорошился, по-новому уложив волосы на бок. — Тебе идёт. Мне нравится. — Не знаю, был ли смысл вообще заморачиваться с тем, как я выгляжу, если ты выглядишь так, — на светофоре Рен затормозил, постукивая пальцами по рулю. — Я восхищён. Правда. Чуя приподнялся на сидении, утягивая его в поцелуй, который вышел слегка агрессивным. Немного столкнувшись зубами с чужими, он промычал, и укусил Рена за губу, чувствуя, как его дыхание сразу участилось. — Я хочу тебя, — прошептал Чуя в момент, когда свет сменился на зелёный, освещая лицо напротив. Плечи Рена напряглись, но он всё же повёл машину дальше на уже более высокой скорости. Чуе нравилось, что он с ним делал, и он самодовольно положил ладонь на чужое бедро на опасном расстоянии от ширинки. — Чуя. — М? Мы ведь уже почти приехали? Он похлопал Рена по ноге, дразняще улыбаясь, но всё же убрал ладонь, беспокоясь за пешеходов. Они едва успели включить свет, как Чуя оказался прижатым к деревянному покрытию стены в прихожей. Поцелуи выходили рваными, острыми мазками ложась на губы, линию челюсти, переходя на шею и оставляя влажные следы. Чуя ударился затылком, но ему было откровенно похуй, когда руки Рена дорвались до его задницы, немного приподнимая ягодицы, отчего парень встал на мыски. В такие моменты он обожал свой рост. — Трахнешь меня прямо в коридоре? — Он опалил громким дыханием покрасневшее ухо Рена, чувствуя, как от этих слов усилилась хватка чужих рук. — Я близок к этому, — он вернулся к губам Чуи, и тот перехватил инициативу, выстраивая свой темп. Рен подхватил под бёдрами, поднимая, и теперь, сплетя ноги на его пояснице, Чуя отчётливо ощущал чужой стояк, прижимающийся к его собственному. — Но всё же предпочту втрахивать тебя лицом в матрас, а не в стену. Чуя прыснул, выцеловывая уголок его губы, пока Рен нёс его мимо гостиной, неожиданно замерев в проходе. — Что такое? — Нетерпеливо подтянувшись выше, Чуя уставился туда же, куда и его парень. — Оу. Чиби тут. — Я забыл его покормить, — Рен простонал, опустив Чую на широкий диван и оставив поцелуй на его виске. — Извини, подождёшь пару минут? — Только если пару. — Я мигом. Чиби, к миске. Чуя закусил губу, глядя, как Рен удаляется на кухню, а за ним по пятам, подпрыгивая от радости, понёсся белый ураган. Почувствовав едкое одиночество, Чуя сморщился, и скинул ботинки прямо на ковёр, подминая под себя ноги. Подумав пару секунд, расстегнул рубашку и скинул было на пол, но потом вспомнил, сколько она стоит, и куда более бережно оставил её на спинке дивана. Его соски затвердели от накрывшего возбуждения, но вслед за ним подкрался холод. Грудь неприятно сдавливало и хотелось, чтобы Рен поскорее вернулся. С кухни послышался треск сухого корма, и Чуя выдохнул. В груди рос непонятный каменный ком. — Прошу прощения, совсем вылетело из головы, — Рен замер напротив, когда Чуя, улыбаясь, ждал, пока тот насмотрится на оголённое тело. — Вау. — Так и будешь там стоять? Я начинаю остывать, — Чуя пересел на самый край, разведя ноги, и подошедший Рен, наклоняясь к нему, устроился между ними. — Прости, — его руки легли на голые плечи, и Чуя прикрыл глаза, млея от приятных касаний, спускающихся на грудь и торс, — как я могу загладить свою вину? — Хорошим минетом. — А ты не любишь ходить вокруг да около, — Рен хмыкнул, надавливая на его грудь, и навис сверху, разглядывая лицо Чуи. — Красивый… Дорожка поцелуев началась от кадыка – каждый был выверен с точностью, отчего Чуе стало снова по-непонятному тяжело. Он старался отпустить себя, и это легко удавалось в моменты, когда ладонь Рена сжимала его член через брюки, но как только она исчезала, возбуждение перекрывалось поганым ощущением на душе. Он зажмурился, пытаясь сконцентрироваться на теле сверху себя, забылся и перестал двигаться совсем, что конечно же не укрылось от внимания. — Чуя? Что-то не так? ­— Чёрт, извини, — он приподнялся на локтях, ловя очередной поцелуй и выдыхая в него весь воздух, — просто волнуюсь. Не бери в голову. Он вновь перехватил инициативу, разобравшись сначала с рубашкой Рена, а затем расстегивая его ремень, пока тот покрывал поцелуями его плечо. Руки немного дрожали, и Чуя спихивал всё это на то, что у него давно не было секса, так что такое волнение вполне естественно. Когда его пальцы застряли на чужой ширинке, Рен снова уложил его на спину, перехватив его запястья и зафиксировав их. — Расслабься, — поцелуй в щёку, успокаивающий. Чуя закрыл глаза, подставляясь под ласку. — Я вполне самостоятельный, чтобы снять брюки. Тело Чуи отвечало на касания чужих пальцев и губ достаточно ярко, но эти вспышки угасали так быстро, что он начал нервничать только сильнее. Выгибаясь навстречу, он зажмурился, прислушиваясь к себе. Ему было хорошо. Его тело ласкал человек, который ему нравился, и который открыто заявил о своих чувствах. Его движения не были напористыми, но были уверенными, точными, и Чуя уже знал, что секс будет хорошим. «…не думаю, что секс может решить хотя бы одну проблему в голове». Чуя замер, почувствовав резкую скованность. Он одёрнул себя и поднялся, толкнув Рена в грудь и сев на его бёдра, практически пожирая его рот своим. Темп переменился и стал агрессивным – Чую потянули за волосы, выгнав мысли из головы. Какое-то время они двигались в одном ритме, но, стоило Чуе ощутить на своём члене ладонь, как он окончательно понял, что было не так. «Он тебе симпатичен ровно настолько, насколько может быть симпатичен абсолютно любой человек». Их секс был бы достаточно хорош для кого угодно. Потому что они оба знали, что и как нужно сделать, чтобы партнёру было приятно. Но в своём состоянии Чуя настолько углубился в себя, что не мог вынырнуть из своих мыслей и просто вздохнуть. Потому что он не был влюблён в Рена. Это Рен был влюблён в него. А Чуе он просто нравился. Как нравилась Аканэ, как нравится Акутагава или Ацуши. Но не как человек, с которым бы Чуя мог себя полностью отпустить. — Чуя? — Рен растерянно замер, когда Чуя неожиданно слез с него и переместился к другому концу дивана. — Что не так? — Я не могу, — Чуя сглотнул давящий ком, поднявшийся из груди прямо к глотке. Он обхватил свои колени, желая уменьшиться до одной точки пространства. — Я, — он выдохнул порцию воздуха, отчего на нижних веках появилась влага, — мне жаль… — Я принесу воды. Стоило Рену уйти, Чуя ощутил пространство. Он жадно задышал, желая выгнать застоявшийся в его теле ком толчками воздуха. Всё в нём кричало о том, чтобы сейчас же собраться и уехать отсюда настолько далеко, насколько возможно. Из префектуры. Из страны. С этой ёбанной планеты, на которой Чуя только снова и снова чувствует себя размазанным по полу. Обрушившаяся тишина сдавливала его череп, в котором разбуянились громкие мысли. Стало настолько жарко, что на лбу выступил пот – Чуя смахнул капли ладонью, неуклюже бросив её рядом с щиколоткой. Его не покидало чувство, что он вконец испоганил всё хорошее, что только у него было. Ему не стоило заходить так далеко, не стоило высовываться из своей ямы на поверхность и загрязнять атмосферу своим существованием. С такими размышлениями он кусал губы, желая съесть самого себя прежде, чем вернётся Рен. — Держи, — Рен протянул ему стакан, и Чуя выпил его залпом, сразу же уткнувшись лбом в сложенные на коленях руки. — Тебе плохо? — Рен, я соврал тебе, — Чуя набрался смелости и поднял лицо. Потому что Рен заслуживал хотя бы видеть его глаза перед собой. — Я запутался. И из-за этого я запутал тебя. — Тихо, я не понимаю, о чём ты, — он присел рядом, порываясь обнять Чую, но тот мотнул головой. — Я не могу спать с тобой, вот о чём я. — Всё нормально, я понимаю, — Рен вздохнул, откинувшись на спинку дивана. — Тревожно из-за первого секса в отношениях, у меня тоже такое бывало. — Нет, Рен, — Чуя обернулся к нему, оперевшись на руку. — Я вообще не могу спать с тобой. Потому что я не… Не чувствую того же, что ты. — Тебе надо отдохнуть. — Я хочу домой. — Боже, Чуя… — Рен, давай расстанемся. Чуя вновь не мог укрыться от этого выражения, которое, казалось, будет преследовать его всю его жизнь, перебегая с одного лица на другое, проявляясь сквозь все остальные эмоции. Отражаясь в зеркальной глади зрачков, оно пожирало его с каждым разом всё сильнее. Разочарование. Чуе стало больно от того, как Рен на него смотрел, но не из-за жалости к себе, а из-за того, что он ранил его. Рен отвернул лицо, прикрыв рукой глаза. Чуя не позволял себе плакать. Он не имел права делать это при нём. — Мне правда... Мне очень жаль, — он сжал кулаки, вонзая ногти в ладони. — Рен, я не играл с тобой. Я просто… — Всё в порядке, — он обернулся обратно, накрыв кулак Чуи своей ладонью. Его вымученная улыбка поразила Чую до глубины души – со слезами, скатившимися вниз и упавшими с подбородка, он улыбался Чуе, сжимая его руку. — Все могут ошибаться. Я никогда не думал, что ты со мной играл. — Рен… — Ты точно уверен, что хочешь домой? — Чуя кивнул, поджав губы. — Я отвезу тебя. — Нет, — он вскочил, повернувшись к Рену спиной и надевая рубашку. — Я не хочу мозолить тебе глаза. — Такого никогда не будет. Чуть погодя, Чуя молча снял с запястья часы и с самой выверенной аккуратностью, на которую он был способен, положил их на стеклянный столик. Он сидел в прихожей, нервно тряся ногой и ожидая такси. Рен настоял, чтобы он не шёл пешком, хотя больше всего на свете ему хотелось просто бежать до самой квартиры, до самой двери, влететь в неё на полной скорости и расшибиться в лепёшку. Он поднялся, как только пришло уведомление. Рен появился в проходе, услышав его копошение. — Прости, — Чуя ненавидел, когда перед ним извинялись, и сам редко это делал. Эти слова никогда не стоили столько, за что их говорили. Но ему хотелось сказать тысячи «прости» Рену за ту боль, которую он ему принёс. И он ненавидел себя за это. — Я так виноват перед тобой и… Мне жаль, что мы всё это начали. Что я вообще оказался в твоей жизни. Чуя замер в лёгких объятиях, от которых болезненно заныло сердце. — А мне не жаль. Не стоит придавать так много значения своим ошибкам, Чуя. Иначе всю жизнь будешь винить себя за то, о чём другие уже давно забыли. Чуя слышал, как он борется с собственными слезами, но до конца старался утешить его самого. Лучше бы он просто выставил его за дверь.

***

Дазай с наполовину откусанным куском краба во рту лежал на узком диване головой вниз, наклоняя телефон из стороны в сторону. Всё прошедшее время он усиленно занимал свою голову новой игрушкой, что действовало достаточно сносно в купе с постоянным жеванием крабов, от которых у него завтра разболится желудок. Его убивали снова и снова, и это не давало ему никакого права остановиться и завершить игру, потому что, пока он не пройдёт её полностью, он не оторвётся. — Сука, опять на том же месте! — Позабыв о еде во рту, Дазай закричал, кинув телефон рядом с собой. Он перевернулся на диване, подняв с пола консервированное мясо, — пять секунд не прошло, так что чисто, — хмыкнул он сам себе и слопал кусочек, который микробы ещё якобы не успели захватить. Услышав звук ключа в двери, Дазай тут же кувыркнулся на пол, бесшумными шагами добравшись до стены коридора и глядя на открывающуюся дверь из-за неё. Он уже успел напрячься, как увидел всего лишь вернувшегося Чую. Чую, который должен был вернуться только на следующий день. Дазай замер, наблюдая, как Чуя прижался спиной к двери с зажмуренными глазами, на которые давил пальцами. Его волосы растрепались, рубашка была заправлена в брюки очень небрежно, а часы с запястья пропали. Дазай было подумал, что на него кто-то напал, но такого быть не могло – ни следов драки, ни какой-либо грязи видно не было. Тем более, что он был не один. Услышав первый всхлип, Дазай почувствовал мурашки на своём затылке, как всегда случалось, когда он был слишком насторожен. Чуя сполз по двери вниз, всё ещё не убирая от лица руки, коротко вздыхая и поджимая к себе ноги. И вдруг зарыдал так, как Дазай вообще не слышал, чтобы кто-либо плакал. И никогда не видел, чтобы кому-то было настолько больно, чтобы приходилось так рыдать. Он не был уверен, как отреагирует Чуя на его присутствие рядом, так что просто притаился за стеной, так же сев на полу. От каждого услышанного всхлипа его сердце на миг останавливалось, будто переставая разносить по телу кровь, даря ему смерть снова и снова. Он внимательно слушал, не смея нарушить своим присутствием чужие переживания, и не успел уличить момент, когда Чуя поднялся и вышел из-за угла, всё также рыдая. Он не сразу заметил сидящего на полу Дазая и поплёлся прямо в обуви в гостиную, но остановился в дверях, не увидев его. — Я здесь, — Дазай подал голос, и Чуя повернулся. Он никогда не видел кого-то настолько опечаленным. — Дазай, — Чуя шмыгнул носом и сел напротив него. — Я п-полный п-придурок, — он вдруг уткнулся макушкой в согнутые колени Дазая, и тот впервые в жизни не понимал, что хочет человек перед ним. — Я-я всё, б-блять, испортил... Чуя продолжал заходиться в рыданиях в таком положении, содрогаясь от особо громких всхлипов. Дазай потянулся к его голове и боязливо положил на рыжую макушку ладонь. Чуя на секунду стих, а потом снова начал повторять одно и то же, пока Дазай, еле-еле его касаясь, гладил по голове. — Ками-сама, я такой к-конченый ублюдок, — Чую начало трясти больше, но всхлипы стали реже, и Дазай понял, что тот пытается успокоить дыхание, — я ненавижу. Себя. Пока Чуя не видел, Дазай позволил себе жмуриться. Он не представлял, что мог бы сделать Накахара, чтобы Дазай начал испытывать к нему хотя бы что-то приближённое к ненависти. Дрожь чужого тела, кажущегося таким ничтожно маленьким сейчас, начала передаваться и ему. — Сможешь рассказать, что произошло? Чуя наконец отпрянул от его колен, смотря опухшими и расфокусированным от слёз глазами. — Ты был прав. — Насчёт вас с Реном? Чуя не нашёл в себе сил ответить, так что просто кивнул. Подумав секунду и сжавшись, глядя в пол, он тихо спросил: — Можно тебя обнять? — О… Да? — Дазай не понимал абсолютно ничего, кроме того, что Чуе было слишком плохо, настолько, что он был готов обнять даже такого человека, как Дазай. — Можно. Чуя подполз сбоку и привалился к его груди, обнимая поперёк талии, сначала слабо, а потом настолько сильно, будто хотел сдавить его органы, и снова заплакал. Почувствовав безопасность, Дазай приобнял его одной рукой, пальцами второй убирая с лица влажную чёлку. — Он даже… даже не злился, — Чуя со временем успокаивался, а его объятия становились слабее, — и старался меня успокоить. Он должен был… сделать что-то другое. — Тебе пора прекращать думать за других людей, как им надо себя чувствовать, Чуя. — Тебе разбивали сердце, Дазай? Это происходило буквально сейчас. Хотя до этого Дазай частенько делал это сам. — Наверное, нет. — А я д-делаю это уже в который раз. И мне не хочется, чтобы я б-был таким. Т-такой тварью. Но снова и снова я огорчаю всех вокруг. — Ты не тварь, — Дазай был куда большей тварью, чем Чуя может себе представить. — И ты не огорчаешь всех вокруг. Меня, например, веселишь. — Ну супер, — Чуя всхлипнул, выдавив что-то отдалённо похожее на смешок. — Правда. И вообще, без тебя бы я скитался не пойми где. — Врёшь. Ты такая змея, что где угодно бы нашёл выгоду. Тут Чуя был прав. Но Дазай не мог сказать, по какой именно причине напросился к нему жить. — От тебя крабами воняет, — пробурчал Чуя, но отстраняться не стал. — Это моё личное наказание. Да, ты моя ноша, мой крест, который я несу за боль, что причинил другим. — У тебя что, в натальной карте написано, что твоя судьба быть страдальцем? — Я не верю в эту херню. — Однако ты веришь в ещё более абсолютную херню, — Дазай вздохнул. — Почему-то ты стойко уверен, что твоя жизнь должна быть такой, как у всех. Что ты должен окончить какой-то ВУЗ, найти работу, которая будет твоим любимым делом. Должен найти человека, с которым обязательно выстроишь крепкие здоровые отношения. Должен хорошо зарабатывать, чтобы хорошо жить. Должен быть хорошим для других, чтобы не расстраивать их. Чтобы не расстраивать маму. Своего парня. Своих друзей. Клиентов в кофейне. Даже собаку, с которой гуляешь по утрам – когда еле просыпаешься полуживым, чтобы его выгулять. Но ты не делаешь абсолютно ничего, чтобы не расстраивать самого себя. Вот это полная херня, Чуя, а не натальные карты. — Слишком красивые слова для человека, который находится в бегах. — Я нахожусь здесь, потому что я сам так захотел. Меня не устраивало то, что было вокруг меня. То, чем я занимался. Да, я пожертвовал своей свободой, своим общением, всей своей сложившейся жизнью. Но мне настолько это не нравилось, что сейчас в этих стенах я чувствую себя в сто раз свободнее, чем прежде. — Но я даже не знаю, чего я сам хочу, — признался Чуя, опустив голову. — Без понятия, ради чего я мог бы просыпаться каждый день. — А мороженое хочешь? Чуя завис, смотря на абсолютно серьёзное лицо Дазая, с которым он сказал такую глупость. Чуя говорит ему о бессмысленности своей жизни, а он о сраном мороженом. — Я вот к чему, — продолжил Дазай. — Просыпаться каждый день хотя бы ради фисташкового мороженого уже имеет смысл. Так они оказались на кровати Чуи, смотря с его телефона какое-то тупое шоу про людей с лишними половыми органами и поедая запасы мороженого Дазая. В какой-то момент Чуя понял, что объелся так, как делал в школьные годы, когда мамы долго не было дома, и можно было есть всякую химозную гадость и фастфуд. Он облокотился о плечо Дазая, не понимая, как тот может смотреть такую дичь, и почувствовал нагнавшую его усталость. Тепло чужого тела защищало от прохлады из раскрытого окна, и Чуя сам не понял, как отрубился. Дазай выключил телефон, сидя в почти полной темноте и смотря на бледную полоску на стене от света с улицы. Чуя очень быстро уснул, оно и понятно: его истерика длилась почти час, и стоило поесть, как его неминуемо накрыл сон. Дазай прокручивал снова и снова в голове, почему Чуя так открыто себя с ним повел в такой момент. Сам Дазай никого и близко не смел подпускать или показывать такие разрушительные эмоции кому-либо, оттого и не знал, что именно нужно было Чуе. Кажется, во сне ему было вполне спокойно, так что Дазай отставил на пол опустевший контейнер из-под мороженого и попытался вылезти из-под Чуи, не разбудив его. — М, — Дазай замер на полпути, когда Чуя перевернулся и коснулся его бинтов на запястье. Немного поковырял пальцем край, а затем накрыл своей рукой его. — Мне немного тревожно. — Я думал, ты спишь. — Почти. Заснул под твоих многочленов. Дазай лёг напротив, разглядывая в недоступной близости чужое лицо, почти растворяющееся в темноте. Он был рядом, но в то же время Дазай не мог позволить сделать себе абсолютно ничего, находясь от Чуи на огромном расстоянии. — Так ты просыпаешься по утрам ради мороженного? — Не открывая глаз, сонно и медленно спросил Чуя. От его губ Дазай ощущал слабый запах фисташек. — Это одна из причин. — А ещё одна? — Консервированные крабы. Чуя фыркнул, улёгшись поудобнее – его голое колено коснулось дазаевского. — Я бы хотел услышать весь список. — Я достаточно долго составлял его, чтобы вот так легко кому-то рассказать. — Тогда, — Чуя вдруг приоткрыл один глаз, — моя причина просыпаться будет узнать твой список причин просыпаться. — Но если ты его узнаешь, тебе будет незачем просыпаться. — Поэтому ты можешь бесконечно играть в свою любимую игру – водить меня за нос. Дазай наблюдал, как тело Чуи снова погружается в сон. Сам он так и не смог заснуть в ту ночь.