Твои восемь причин

Это случилось, когда Чуе было семнадцать. Тогда он обучался в старшей школе в своей родной префектуре Гунма. Они с мамой жили в посёлке Оидзуми, где он и провёл своё детство и подростковые годы. Даже летом он не покидал этих краёв – семья мамы, её родители и старший брат, жили всего через пару улиц от их дома, а немногочисленные школьные друзья, которые не сказать, что были Чуе близки, тоже находились поблизости. Маленькие дома высотой максимум в два этажа, тесноватые, но уютные, всегда вызывали у него тихую любовь, затаившуюся в уголке сердца. Летом солнце скакало по скатным черепичным крышам, бликуя на металлических водоотводах, а зимой, особенно по вечерам, когда Чуя возвращался с тренировок, всё казалось излишне скромным и тихим. Такая тишина обволакивала и согревала, держа его за замёрзшую руку, шепча на ухо строки песни, засевшей в голове, и список домашки, которую надо было сделать на завтра. Ему нравилось это спокойствие, приземляющееся на пальцы и шапку мелкими снежинками. До определённого момента он не собирался покидать Оидзуми. — Накахара идёт! Чуя привык к тому, что его стали побаиваться. На крыльце школы он лишь бросил отрешённый взгляд на ребят из параллели, которые сразу отвернулись в другую сторону. Ещё на первом году обучения здесь над ним пытались посмеиваться из-за низкого роста и рыжих волос, которые делали его истинной мишенью среди чистокровных японских учеников, но, стоило дружелюбно поприветствовать обидчиков кулаками, как в лицо перестали прилетать разнообразные изощрённые ругательства, направленные на его внешность. Теперь он мог лишь слышать шёпот за спиной, почти всегда улавливая краем уха «касу» или «кицигай». Хотя один его злой взгляд был способен остановить уничижительные разговоры, он всё равно чувствовал себя не подходящим ни этому месту, ни этому обществу, ни этой стране. Но всё это было терпимо благодаря паре товарищей, что у него имелись. И благодаря ей. — Чуя-кун, как твоя домашка по алгебре? Аканэ Оцука была самым приближённым человеком к значению слова «друг». Она первая из его окружения начала звать Чую по имени, что с тех пор казалось ему самым правильным из всевозможных форм обращений. Тогда как «Накахара» чаще всего прилетало ему в спину в не самых лицеприятных выражениях, «Чуя» звучало так, будто его принимали таким, какой он есть. — Держи, — он приземляется на соседний стул за их партой, отдавая подруге тетрадь с домашкой. Такое у них было негласное правило: алгебра – на Чуе, химия – на Аканэ. — Спасибо-спасибо, — она сразу же принимается переписывать задание в свою собственную тетрадь, попутно прося объяснить теоремы и умудряясь болтать о новой дораме с любимым актёром. С ней Чуя чувствовал себя нормальным. Таким, как все остальные. Аканэ была самой обычной японкой, никогда не задавала глупых вопросов про его волосы и рост, хотя была немногим выше него. Из-за неё Чуя думал, что его жизнь такая же полноценная, как у всех вокруг. Даже когда они не понимали друг друга в силу отличающегося мировоззрения, у него и мысли не возникало, что однажды они окажутся по разные стороны. Близились мартовские экзамены, потому они частенько засиживались в свободных кружковых помещениях до вечера, чтобы подготовиться. Аканэ всегда была достаточно общительной, благодаря чему Чуя помимо неё смог выстроить дружеские отношения с её приятелями, далеко не сразу, но почувствовав комфорт в их компании. Так они и дружили небольшой компанией из пяти человек, и Чуе хватало этого с головой. Сидя над логарифмическими функциями, с которыми он справлялся лучше остальных, чувствуя тепло рядом сидящей Аканэ и нервные разговоры остальных о предстоящем тесте по математике, он ощущал себя наконец принятым. — Чуя, а у тебя есть девушка? Он оторвался от конспекта, обратившись к Шину, который задал ему этот вопрос. Видимо, он упустил момент, когда ребята переключились на эту тему — все с интересом смотрели на него. Чуя знал, что Шину нравилась третьегодка из их школы, но тому никак не удавалось заполучить её расположение. Из всей их компании пара была только у Юки, которая в этот момент нетерпеливо ждала его ответа, подглядывая на Аканэ. — Нет. А должна быть? — Вообще-то, несмотря на школьных придурков, которые шепчут про тебя всякое дерьмо, я был уверен, что девчонок привлекает твоя внешность, — ответ Шина немного смутил Чую, но тот просто пожал плечами. Особого интереса он к себе от девушек не замечал. — А тебе кто-то нравится? — Юка нагнулась к столу, чтобы оказаться чуть ближе к лицу Чуе. — Симпатичен кто-то? — Ммм… — Давайте без неудобных вопросов, — Аканэ понимающе улыбнулась ему, и Чуя почувствовал, что спасён. После вечерних занятий он всегда провожал подругу – она жила дальше от центра и ходила пешком. В избегании общественного транспорта Чуя полностью её понимал. Они шли молча, изредка перекидываясь фразами о том, что следует ещё повторить к тесту. Мозги Чуи понемногу начинали плыть от постоянных занятий учёбой, ещё и тренировки в конце триместра как обычно пришлось отменить, хотя на областные соревнования он должен был поехать сразу после экзаменов. Дом Аканэ был похож на его – обычная одноэтажная постройка в традиционном стиле, обнесённая аккуратной изгородью, по которой летом струились листья кустарников. Чуя остановился у голых ветвей, припавших к земле, и выдохнул в небо пучок пара, который медленно растворялся в жёлтом свете из фонаря. — Не хочешь зайти? — Аканэ стояла рядом. Её слова казались мягким покрывалом, тепло которого особенно ценно в холодные мартовские ночи. — Я обещал маме встретить её с суток. — О, — девушка улыбнулась, подтянув на плечах рюкзак. — Моя мама приготовила кацу, может, захватишь для своей? Она вроде их очень любит. Чуя медленно моргнул и повернулся к ней, чувствуя, как губы сами собой расплывались в улыбке. Сам факт того, что кто-то мог запомнить такую незначительную деталь, как любимое блюдо его мамы, грел его изнутри, рассеивая меланхоличные волнения. Он не знал, как описать свою благодарность Аканэ просто за то, что она сказала эти слова, что была рядом, что дружила с ним, потому лишь улыбался ей, зная, что она и так понимает его. Но он никак не думал, что она понимает его не так. Чуя никогда не представлял себе своей первый поцелуй, не фантазировал о нём, как это делают многие люди в его возрасте. Не выстраивал романтических сцен в голове, хотя всё же пробовал целоваться с персиками и своей рукой в детстве после просмотров популярных фильмов, но так и не понял, почему людям нравятся поцелуи. Не понимал он этого и сейчас, когда Аканэ, шагнув к нему ещё ближе, прижалась губами к его собственным и неумело пыталась целовать его, застывшего на месте. Девушка чуть отпрянула, заглянув ему в глаза, и на её щёки бросилась краска, как и на лицо Чуи. Его недоразумение она вновь растолковала ошибочно, на этот раз обхватив его запястье и целуя куда увереннее. Она всё время понимала его неправильно. Или это Чуя был неправильным, потому что ему совсем не нравилось? Он одним движением руки перехватил её предплечье, отнимая от себя, и отступил на шаг, подавляя эмоции. Он не хотел на неё кричать, но вышло всё равно громче, чем хотелось. — Аканэ, какого чёрта ты делаешь? — Я… Мне показалось, что это взаимно. — Что «это»? — Ты мне нравишься… И я думала, что раз у тебя нет девушки, я могу… Дальше Чуя слышал всё так, будто его огородили от внешнего мира огромным прозрачным пузырём. Аканэ рассказывала, как долго таила свою симпатию, что именно ей нравилось в Чуе, и ему бы радоваться этому, но он чувствовал лишь опустошение, будто его мир рушился. Будто всё уже не будет так, как прежде. — Аканэ, — он вдохнул, ослабив хватку на её руке, надеясь, что там не будет синяка. — Извини меня… — Нет, это ты извини, я просто думала… — Аканэ, послушай, — он перебил её, чувствуя, как уменьшается под внимательным взглядом. Он боялся, что она больше никогда так открыто, так близко и так понимающе, как ему казалось, на него не посмотрит. — Мне, кажется, не нравятся девушки… Совсем. — То есть? — То есть, я гей. Выражение её лица в тот момент Чуя запомнил куда отчётливее родных улиц Оидзуми, ранящих слов одноклассников, текстов своих любимых в то время исполнителей и даже яркого вкуса победы на последовавших соревнованиях. Он не верил, что когда-либо его подруга будет смотреть на него так. Она пыталась скрыть своё разочарование, но Чуя всё равно увидел это. Это было далеко от взглядов, с которыми на него поглядывали в школе, но Чуя успел узнать её слишком хорошо. С таким недовольством и омерзением она обычно смотрела на его обидчиков. — М… Вот как... — Она опустила взгляд вниз, разглядывая уличную грязь на своих ботинках. — Я никому не скажу. Обещаю. Аканэ Оцука действительно сдержала своё обещание, сохранив признание Чуи в секрете. Однако порой ему казалось, лучше бы она заявила об этом во всеуслышание. Лучше бы за его спиной помимо привычных ругательств добавилось пару новых, лучше бы его сторонились ещё сильнее, чем то, как медленно, но больно внутри него разрастался чёрный клубок пустоты, когда Аканэ начала от него отдаляться. После экзаменов на каникулах они почти не общались. Последний год старшей школы Чуя провёл в полной тишине. Аканэ пересела от него на заднюю парту, а их переписка завершалась последним сообщением от него «как у тебя дела?» и её ответом «всё в порядке». Это была одна из самых болезненных утрат, произошедших в его жизни. Они больше не собирались вместе, не обедали в столовой, и друзья Аканэ, иногда кидая в сторону Чуи косые взгляды, так же не поддерживали с ним контакт. Выпускался из школы он с ощущением маленькой смерти, которое не отпускало его до сих пор. Чуя не знал, почему вдруг вспомнил об этом моменте своей жизни: из-за того, что проспал всего пару часов перед сменой, был в глубине своей души конченным меланхоликом или просто из-за посетительницы за стойкой кофейни, которая слишком сильно напомнила ему бывшую подругу. Но она никак не могла оказаться Аканэ. Аканэ после всего не улыбалась бы ему широкой улыбкой, благодаря за кофе и покидая их заведение, напевая заезженный мотив под нос. — Ну и запара у вас сегодня, — Акутагава, помешивая очередной приготовленный для него Накаджимой кофе, в котором на этот раз плавали тающие зефирки, тихо бурчал недовольства из-за отсутствия свободных столиков. Чуя только молча наблюдал за их с Ацуши взаимодействием, иногда из-за спины коллеги жестами подбадривая Акутагаву, который всё же допросился чужого номера и теперь перелистывал аватарки Накаджимы в мессенджере, пока тот обслуживал очередного посетителя. — Будет готово через пару минут, — раздался бодрый голос Ацуши, пробивающего заказ. — Не желаете десерт? — Если бы желал, я бы сказал, — грузный мужчина, нахмурившись, отошёл от кассы к концу стойки, остановившись рядом с Акутагавой. Чуя закатил глаза, забирая из рук Ацуши бумажку с заказом – этот посетитель уже успел его раздраконить одной своей фразой. Чуя прекрасно на собственной шкуре понимал, как тяжело порой взаимодействовать с людьми и быть банально вежливым, однако рамки его работы не позволяли грубить клиентам, хотя в данный момент очень хотелось высказать пару ласковых, уже ожидающих своего выхода. Акутагава же, дождавшись конца очереди, отошёл к кассе, чтобы снова пощебетать с белобрысым бариста. Чуя всё ждал момента, когда у Рюноске хватит сообразительности прийти под конец смены и проводить Ацуши до дома, но сыч, видимо, ещё не обладал такими навыками социума и набирался опыта по чуть-чуть. Да и с другой стороны, Чуя точно не знал, нравились ли Ацуши парни, хотя тот пару раз вскользь касался этой темы. — Ваш раф, — Чуя, давя улыбку, которая больше походила на оскал, ставит заказ мужчины перед ним и уже разворачивается, как слышит недовольное шипение. — Я заказывал флэт уайт, а не эту помойку. Чуя, вздёрнув брови, крутанулся на месте. Уперев одну руку в бок, он чересчур нагло, чем было ему можно, принялся махать чеком. — В чеке пробит раф, уважаемый посетитель. Он ядовито выделил последние два слова, достаточно громко, чтобы привлечь внимание не только Ацуши и Акутагавы, но и посетителей за столиками. — Значит, ваш помощник глухой, — с этими словами он неаккуратно отодвигает стакан к краю стойки со стороны Чуи, — переделайте. Стаканчик с громким стуком и последующим «бульк» приземляется на пол, заливая содержимым пол и мыски накахаровских кроссовок. К лицу Чуи неминуемо подступает жар, его руки начинает охватывать дрожь, но Ацуши, подошедший как раз вовремя, вытягивает руку поперёк его груди и делает небольшой поклон посетителю с виноватой искренней улыбкой. — Я прошу прощения. Видимо, я действительно не расслышал. Я сам всё переделаю за наш счёт. Чуя выдохнул и отвернулся, отправляясь на склад за шваброй. Ацуши стоило поставить памятник. Кофейная лужа к его возвращению растеклась почти на всю зону бара, так что он старался убрать её как можно быстрее, пока Ацуши стоял за кофемашиной. Проходясь по полу шваброй уже во второй раз, Чуя, как можно тише, шепнул Ацуши на ухо: — Он ведь и правда заказал раф, да? — Ага, — Накаджима накрыл стаканчик крышкой, обернувшись к Чуе, — но ничего страшного. Поворчит и уйдёт. Протирая липкость у основания стойки, Чуя старался не смотреть на этого посетителя, чтобы ненароком не затолкать ему швабру прямо в глотку. Тот открыл только что поставленный перед ним стаканчик, придирчиво оглядывая содержимое и сделал глоток с громким звуком. — Вас всё устраивает? — С несходящей с лица доброжелательной улыбкой спросил Ацуши, участливо склонившись к гостю. — Ага. Только что-то я не чувствую фундучного сиропа. Чуя прикрыл глаза, отсчитывая от десяти до нуля. Этот приём порекомендовал ему ещё школьный психолог после одной из драк, и Чуя использовал его до сих пор, с каждым разом всё больше убеждаясь, какая это бесполезная херня. — Извините, давайте я добавлю… — В уже опробованный напиток? — Гость вновь повторяет небрежное движение руки, и стаканчик летит на ещё не успевший высохнуть пол на то же место. — Сделай новый. Чуя с громким стуком отшвыривает швабру. — Извините, блять, дорогой посетитель… — Что? — Прошу прощения, — Ацуши встаёт перед Чуей, незаметно для гостя хватая край его фартука и дёргая вниз, призывая к его сдержанности, — я сейчас же всё переделаю. — Нет, Ацуши, ты не будешь этого делать, — Чуя сопит ему в затылок, локтем стараясь отодвинуть от себя так, что было похоже, будто они сейчас вот-вот подерутся. — Сделайте, иначе я напишу на вас жалобу. — Кхм. Оба бариста, услышав покашливание, посмотрели в сторону уже красного от злости мужчины, рядом с которым вдруг воцарился Акутагава, прикладывая кулак ко рту. Как только ему удалось привлечь чужое внимание, он, смотря прямо в глаза неадекватному посетителю, сказал спокойным тоном: — Кажется, вам лучше уйти. Даже Чуя, чья кровь уже кипела и варила его собственные кости, на миг забыл о своей агрессии. — Что ты сказал? — Мужчина сразу же обернулся к нему, подходя так близко, что его немалых размеров округлённый живот практически касался Акутагавы, но тот и не думал сдвигаться с места. — Не помню, чтобы мы переходили с вами на «ты», — всё так же ровно ответил он, хотя Чуя видел, как подскочил его кадык. — Не помню, чтобы ты являлся кем-то, кто мог мне указывать, когда и откуда мне лучше уйти. — Вы мешаете работе сотрудников, — Акутагава на секунду глянул в сторону Чуи и Ацуши, так и застывших в комичной позе, держась друг за друга и немо глядя на происходящее. — И мешаете посетителям, — парень кивнул головой в сторону трёх столиков, откуда люди, оставив свои разговоры, смотрели на них. — Вам не стыдно? — Стыдно должно быть неумелым разгильдяям за стойкой, которые с двух раз не могут сделать верный заказ. Тебе так не кажется? — Мне так не кажется. Мне лишь кажется, что вы ведёте себя как болван. — Я сейчас как… — Что, ударите меня? — Акутагава вытянул в сторону руку с телефоном, на экране которого была видна горящая кнопка записи видео. — Ну попробуйте. Я сразу пойду в местное отделение и с удовольствием во всех красках расскажу о произошедшем тут и предоставлю это видео. В этот момент мужчина уже держал Акутагаву за предплечье, где чёрный лонгслив того натянулся из-за силы хватки. Однако спустя пару секунд, всё же одумавшись, наглец отпустил его и, громко выругавшись, покинул заведение, нарочито сильно толкнув дверь так, что она ударилась о стену снаружи. Акутагава выдохнул, потирая свою руку, и покраснел, услышав несколько хлопков со стороны столиков. К ним присоединился громкий свист Чуи и аплодисменты от Ацуши, который перегнулся через стойку и ободряюще похлопал Акутагаву по плечу. — Это было так круто! — Громко заявил он под возобновившиеся разговоры о только что увиденном. Атмосфера в кофейне резко переменилась, отчего Чуя не сдержал смешок. — Рюноске, тебе не тяжело ходить по земле? — Спросил он, подойдя ближе. — Что? — С такими-то железными яйцами. Ацуши залился смехом от услышанного, а Акутагава лишь скривил лицо, но Чуя видел, как тому приятно было получить похвалу и от него, и от Накаджимы, который прямо-таки начал сиять. — Даже не знаю, как тебя благодарить, — куда тише добавил Ацуши, всё ещё не убирая руку с чужого плеча. Чуя молился на то, чтобы сердце Рюноске не остановилось. — Ну… — немного смущённо начал он, но увидев, как Чуя ему кивает и показывает два пальца вверх, добавил уже смелее, — можешь сходить со мной после работы в рамённую? В знак благодарности. — С удовольствием. Чуя отвернулся к полкам с сиропами, сжал правый кулак и беззвучно произнёс «йес», сам не понимая, почему так сильно радуется. Ему вдруг показалось, будто цветные бутылки перед ним повторили его движение своими невидимыми руками, отчего привычная тяжесть на душе стала немного легче. Дорога домой вернула привычное одиночество на своё место, где не так долго, как хотелось, поселилось глупое веселье. Закрыв кофейню вместе с Ацуши, которого неподалеку ожидал Акутагава, Чуя было пошёл в сторону остановки, но ненадолго остановился, чтобы посмотреть им вслед. Даже на таком расстоянии он мог слышать хохотки Ацуши, который с широкими жестами что-то рассказывал, возможно, вспоминал сегодняшнюю ситуацию, пока Акутагава то и дело кивал головой, наверняка с тупой улыбкой. Чуя был искренне за него рад. Они здорово смотрелись вместе, хотя кто бы мог подумать – порой излишне вежливый, слишком добросердечный Ацуши и едва вылезающий из своей берлоги вечно угрюмый и недовольный Рюноске шли по тротуару в сторону набережной. У Чуи возникло ощущение, что так было всегда – он, стоящий у закрытой кофейни, и эти двое, отдаляющиеся от него по вечерней Йокогаме. Возможно, он хотел ненароком сообщить Рену своё место работы, чтобы так же вместе возвращаться домой. Но что-то его останавливало, поэтому он просто пожелал тому хорошего вечера в сообщении и устало побрёл домой. — Как же душно, — скинув обувь и обронив рюкзак на кухне, Чуя открыл окно, впуская воздух. — Дазай, — он прошёл в гостиную, где, свернувшись калачиком под пледом, без движений лежал окликаемый, — ты зачем всё позакрывал? — Парень открыл окно и в этой комнате, раздвинув занавески. — Боже, ну и запах… Ты что, сдох? — Хотелось бы, — гнусаво ответил Дазай, высунув красный нос наружу. Чуя оглядел его, одетого в серый вязаный свитер, который был, наверное, ровесником его матери, и вскинул брови. — Что с тобой? — Я просто замёрз, — он вдруг зашёлся в сухом кашле и, перевернувшись на другой бок, снова скрылся под пледом. — Фу, закрой окно. — О, — Чуя проигнорировал его просьбу и подошёл к спинке дивана, перегнулся через неё и, откинув плед, положил ладонь на чужой потный и ужасно горячий лоб. — Да ты слёг. — Ничего я не слёг, — вопреки словам его голос звучал так противно из-за забитого носа, что Чуя фыркнул. — Это карма за твою прогулку под дождём. Дазай закатил глаза, после чего закрыл их, не желая разговаривать. Если говорить по правде, чувствовал он себя наихеровейшим образом весь этот день. Болел он слишком редко, чтобы его мог свалить с ног какой-то летний ливень, но, видимо, из-за всего произошедшего в последнее время он немного ослаб, так что теперь наслаждался всеми прелестями ОРЗ. Последние пару часов, когда ему стало лень сморкаться и переводить туалетную бумагу, он просто дышал через рот, так что его глотка была высушена, и он действительно предпочёл бы умереть. Не то чтобы он был избалованным ребёнком (так и было), но Мори обычно ставил его на ноги за пару дней, так что ему самому не приходилось делать практически ничего. — Держи, — Чуя, по-видимому уже успевший куда-то отойти, всучил ему градусник, на который Дазай с сомнением покосился. — Это зачем? — Прохрипел он. — Из какой пещеры ты вылез? —Чуя усмехнулся и через горло свитера сам сунул ему градусник подмышку, поморщившись от очередной порции раздавшегося кашля. — Не вытаскивай пока я не приду. — А ты куда? — Сдавать тебя полиции, — Накахара закатил глаза. Дазай походил на пятилетку, который впервые жизни наелся снега на улице и подхватил простуду, ожидая теперь свою мамочку без малейшего понятия, что делать. — В аптеку, куда ещё? — А… Ладно. Мутное из-за больной головы сознание немного прояснилось, когда хлопнула входная дверь. Дазай снова погрузился в тишину, сопровождающую его теперь целыми днями и нарушаемую лишь звуками машин из открытого окна. Растянутая горловина серого свитера была сдвинута в сторону, и Дазай коснулся горячими пальцами того места, где ещё пару минут была рука Чуи. Из-за забитого носа он не ощущал запахов, но до сих пор отчётливо слышал дезодорант Накахары. Сглотнув сухой ком, он всё же поднялся и поплёлся за водой на кухню, прижимая градусник, чтобы тот не выпал. После первого стакана прохладной воды боль в горле из-за глотков немного поутихла, так что Дазай, наполнив стакан снова, присел на кухонный стул и привалился к стене, закрыв глаза. От температуры тело казалось валяной игрушкой, бесформенной и бесхребетной. Собственное громкое дыхание начинало раздражать, и, кажется, его уши были сильно заложены, особенно правое, на котором он весь день провалялся. К моменту, когда вернулся Чуя, на улице уже совсем стемнело и появились первые звёзды. Накахара вошёл с двумя пакетами, набитыми до отвала, и поставил их на стол. — Овощные лавки уже закрыты, пришлось топать в круглосуточный, — пояснил он, начиная суетиться на кухне. Дазай наблюдал за ним с пеленой перед глазами – Чуя казался каким-то резким, быстрым, излишне энергичным. С сомнением Дазай вспомнил, что последние дни он спал меньше обычного, хотя его сомнамбулизм всё ещё проявлялся. — Что сидишь? В том пакете лекарства. — Мне? Чуя остановился, разглядывая его. Затем усмехнулся под нос и кивнул головой на пакет из аптеки. — Пей давай, глупый. «Глупый». Не «придурок», «долбоёб» или «конченый». Это «глупый» было как ножом по сердцу, хотя Дазай был уверен, что у такого существа, как он, этот орган был атрофирован. Он молча развернул пакет и принялся читать инструкции к каждому препарату, деля на те, что надо было принять утром, и те, что перед сном. Закинув пару леденцов от кашля в рот и почувствовав через минуту приятный холодок в горле, он вспомнил про градусник. — Тридцать восемь и три. — У, — Чуя, нарезающий овощи, и проверяющий уже закинутое в воду мясо, глянул на него через плечо, — ну ты и отморозок, конечно, Дазай. — Что с тобой? — Дазай, поведя носом, поднялся и встал по левую руку от Чуи. — Что ты вообще делаешь? — Готовлю зелье, чтобы ты не мучился и побыстрее скончался, — отшутился он. Дазай закатил глаза. — Я не об этом. Почему ты такой… заведённый? — Что? — Чуя не понял, к чему был этот вопрос, и раскрыл контейнер с кимчи, пробуя его палочками. — Я всегда такой. — Нет, — Дазай мотнул головой, глядя, как Чуя активно уминал капусту, отчего его подбородок был перемазан в соусе. — У тебя будто маниакальная фаза. Чуя свёл брови, с трудом проглотив еду в своём рту. Дазай был полным дураком, являясь при этом слишком проницательным. — Всё в порядке со мной. Это ты… больной, — он подцепил палочками новую порцию кимчи и понёс их к чужому рту. — Попробуй. Прищурившись, Дазай открыл рот и нагнулся, но тут Чуя отнял палочки, и Дазай укусил лишь воздух под чужой смех. Хоть Чуя не был агрессивным, как обычно, такая резкая весёлость настораживала. — Злобный карлик… — Не дав Дазаю договорить, Чуя всё же сунул огромную порцию кимчи ему в рот, поглубже засовывая палочки, отчего парень начал кашлять. — Ешь, несносная каланча. Через пару часов температура от лекарств немного спала, и Дазай уже с появившимся удовольствием уплетал острый говяжий бульон. Мясо ему есть не особо хотелось, но горячая жидкость приятно согревала, ещё и была удивительно вкусной, отчего даже перестала болеть голова. Чуя сидел напротив, поджав к себе одну ногу, и так же с аппетитом ел приготовленный им суп. Посмотрев на чужую пустую тарелку, Чуя улыбнулся, зачерпнув ещё одну ложку. — Вкусно, — Дазай, шмыгнув носом, из которого из-за остроты теперь текли сопли, которые он постоянно утирал рукой, пил разведённый порошок от простуды. — Спасибо. Я не особо часто болею. — По тебе видно, — на вопросительный взгляд Чуя махнул ложкой, — ты такой беспомощный. — А тебе доставляет удовольствие за кем-то постоянно ухаживать, да? — Не угадал. Я просто давно ждал повод приготовить этот суп. — И сходить в аптеку за презервативами? Чуя поперхнулся и выплюнул бульон, испачкав стол и собственный нос. Вытирая лицо салфеткой, он с прищуром смотрел на Дазая. — Не твоё дело. — Я так понимаю, дела с Реном идут хорошо? Чую не то чтобы смущала эта тема. Просто Дазай, как уже успел он понять, находил удовольствие докапываться до самой сути и делал это слишком хорошо. — М, всё нормально. Просто… — Чуя вздохнул, положив руки на стол и глядя на скрещенные пальцы перед собой. Смотреть на Дазая было неловко, потому что причиной сомнительных мыслей Чуи отчасти являлся и он сам. — Я немного сомневаюсь. Но это нормально, особенно в начале. Так ведь? — Ого, сам Чуя Накахара, сам господин-я-не-беспомощный, просит у меня совета? — Дазай усмехнулся и принялся играть палочками, имитируя, будто они идут по столу к рукам Чуи. Тот нашёл этот жест весьма располагающим и чуть расслабился, вырвав одну и палочек из чужих рук и изображая, будто сражается ей, как мечом. — Не совета. Ещё я буду у беглеца совета просить. Мне просто не с кем это обсудить. — Что именно тебя настораживает? — Ничего особенного. Рен… он классный. Умный, галантный, вежливый. Смешной. Мне с ним весело, но я как будто не могу до конца расслабиться, пока не… — Пока не переспишь с ним? — Ага. Чуя поджал губы, замечая, что Дазай всерьёз об этом думает. С красным влажным носом, с лопнувшим сосудом в левом глазу, с бинтами, которые сегодня не менял, и оттого они выглядели неопрятно, со снова дрожащими пальцами на правой руке он действительно слушал Чую. Возможно, Накахаре просто всё это чудилось из-за сегодняшних воспоминаний об Аканэ, да и их отношения с Дазаем всё ещё далеки от дружеских, но это был первый их разговор, который Чуе был очень нужен. — Я не думаю, что секс с кем-либо может быть большой ошибкой, — он заговорил медленнее обычного, крутя между пальцев палочку, — так же, как и не думаю, что секс может решить хотя бы одну проблему в голове. Я понимаю, иногда можно подумать, если перед кем-то… обнажиться, — он слегка сморщился от произнесённого слова, отведя взгляд, — будет легче обнажить и свою душу. Но я так не считаю. — А как ты считаешь? Что бы ты делал? — Я? — Он потупил взгляд, смотря Чуе в глаза. Тот действительно интересовался его мнением, даже если их взгляды различались, и Дазай не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то настолько нуждался в его словах. Словах из его уст, которые обычно большинство людей всерьёз не воспринимали, а то и вовсе старались побыстрее его заткнуть, после чего он решил, что его настоящие мысли никому не нужны. — Я бы с ним не спал. Мне такие не нравятся. — Что? — Чуя засмеялся, заёрзав на стуле из-за затёкшей задницы. — Ты даже его, блять, не знаешь. — Он обычный, — Дазай пожал плечами. — То есть то, как ты его описал. Он тебе симпатичен ровно настолько, насколько может быть симпатичен абсолютно любой человек. Любой прохожий, если будет вести себя так же обходительно. Я не услышал в твоём описании ничего особенного, поэтому я бы с ним не переспал. — Думаешь, я встречаюсь просто с первым попавшимся мне под руку человеком? — Чуе перестало быть смешно. Ответ Дазая ему не понравился. Может, потому что он был прав. — Я не так сказал, эй. Я сказал, как бы поступил я. Это не значит, что это правильно. Я… Не знаю, как правильно. Но как неправильно – я могу предположить. Чуя поник, бездумно гоняя концом палочки кусок говядины по дну тарелки. Он не знал, что именно хотел услышать от Дазая, но уж точно не ждал его благословения на секс с кем-либо. В таких делах он всегда был самостоятельным и особо не заморачивался над смыслом происходящего, но почему-то сейчас его это волновало. — Слушай, если ты будешь так много об этом думать, то у тебя член не встанет в нужный момент. Чуя прыснул, против воли улыбаясь. — Что, есть опыт? — С усмешкой ответил он. — Где ты научился готовить? — Чуя уловил желание Дазая сменить тему и не стал продолжать её разгонять. — Я не особо умею готовить что-то изощрённое. Просто этот суп мама всегда делала, когда я болел, вот и научился. Правда она всё равно всегда стояла над душой и рвалась помочь, даже когда я мог сделать что-либо с закрытыми глазами, — он с улыбкой поднялся, собирая тарелки, но Дазай его остановил. — Я уже лучше себя чувствую. Сам уберу. — Да ты действительно болен. — Твоя мама классная, да? Судя по тому, как ты о ней говоришь. — Иногда я думаю, что я её не заслуживаю, — под шум воды Чуя отошёл к окну, достав вечно измятую пачку сигарет, и закурил. — Думаю, она бы сильно разочаровалась, узнай, как я живу. — Она не знает? — Она думает, что я учусь в университете, — Чуя тяжело выдохнул дым. Никотин долгое время успокаивал его, пока не появилась зависимость, так что Чуя старался курить редко. — Но я попал на банковских мошенников по переезду в Йокогаму, так и не нашёл то, чем я хочу заниматься, у меня нет никаких целей, кроме как не расстраивать её, так что да. Она ничего не знает. И о том, что мне нравятся парни, тоже. — И долго ты будешь стараться не расстраивать её? — Так долго, как только смогу. — Не думаешь, что это глупо? Пытаться не расстраивать кого-то? Она же твоя мама. У нее не то чтобы есть выбор принимать тебя или нет, даже если ей не понравится, как ты живёшь. Чуя закусил губу, оттягивая засохшую корочку и чувствуя выступившую кровь. Во вновь возникшей тишине он слышал, как Дазай за его спиной вытирал тарелки и воду вокруг раковины. — А твой отец? — Я общался с ним последний раз в детстве по скайпу. Кажется, у него уже давно новая семья и он не горит желанием увидеться со мной. Да и я не особо, — его монолог прервался чередой чиханий Дазая. Чуя затушил сигарету и закрыл окно, разминая плечи, — пойду спать. Спасибо за… разговор, наверное. Оказывается, ты не такой уж бесполезный. Дазай улыбнулся магнитику с йокогамским мостом на холодильнике и посмотрел вслед Чуе, скрывшемуся в ванной. Его ещё никогда не благодарили за слова, которые он говорил.