Твои восемь причин

Солнце въедалось в сетчатку глаза. Дазай отвернулся от окна в гостиной, наблюдая, как по стене стекал дневной свет, окрашенный в яркий оранжевый из-за тонких занавесок. Он почти не раздвигал их в попытках хотя бы немного отгородиться от солнца. Оно его раздражало. Из-за него болела голова, слезились глаза, за много лет привыкшие к темноте. Из-за него пальцы правой руки начинали дёргаться куда чаще обычного. Дазай роняет взгляд к своему запястью – кожа прячется под бинтами, но ему не составляет труда видеть сквозь них. Он привык смотреть насквозь. Уснуть после прихода Чуи так и не удалось. Тот, в общем-то, как скрылся в спальне, так больше признаков жизни и не подавал. Обед уже прошёл, так что Дазай отправился за очередной порцией самого говённого растворимого кофе в своей жизни. Он сам не знал, почему попросил Чую купить его. Он мог хоть кофемашину на вырученные деньги заказать, но продолжал давиться этим пойлом. Закинув ложку растворимых зёрен, он вспомнил, как Мори постоянно талдычил ему, что от кофе он так легко не умрёт, зато наверняка заработает тахикардию. Дазай фыркнул и добавил ещё ложку. Столько же сахара. И ещё ложку кофе, будто хотел разозлить Мори ещё больше, хотя его здесь не было. В этот раз первый глоток получился особенно дерьмовым, отчего на губах застыла улыбка. Что-то определённо в этом было. Дурацкие жалюзи на кухне оставляли мелкие зазоры, через которые солнце сюда проникало острыми полосками. Каждый раз Дазай машинально уклонялся, как в видеоигре, и каждый раз солнце продолжало его ранить. Горько-солёный привкус дешёвого кофеина захотелось чем-то перебить, потому что сахар не справился со своей задачей сделать его более сносным. В холодильнике он обнаружил купленные вчера Накахарой пирожные. От одной сладкой пропажи от Чуи не убудет. Сливочно-шоколадный крем приятно обволакивал обожжённый язык, растворялся и оставлял после себя хрустящую вафельную крошку. Дазай сел на пол у холодильника, достав своё недоеденное вчера мороженое с карамельной глазурью. Кажется, он может спокойно питаться только сладостями, пока его рот и задница не склеятся, или он не умрёт от рака кишечника. Звучало куда менее привлекательно, чем смерть от кофеина, честно говоря. Ложка застывает во рту, когда из коридора на всю квартиру раздаётся раскатистый звонок. Уже второй раз за сутки Дазай хочет вскрыть себе череп от этого звука. Он был далёк от смертельного звука выстрела, но своей резкостью и громкостью не так уж и отдалённо напоминал его. После второго звонка дверь спальни Чуи распахнулась, ударившись о стену, а по коридору пронёсся нестройный топот чужих ног. Накахара, видимо, побежал к входной двери. Почти сразу Дазай услышал хриплые покашливания с целью прочистить горло, потом поворот дверного замка и краткий разговор с курьером, которого сам Дазай и вызвал. Он поднялся с пола как раз в тот момент, когда Чуя вошёл в кухню. — Это чё? — Скорее проскрипел, нежели сказал. Дазай подавил издёвки и смешки, позволив лишь уголку губ приподняться, как обычно он это делал при виде Накахары. Тот был похож на рыжее чудовище из какой-нибудь английской сказки про лесных монстров, выбирающихся к людям в особые фазы луны, чтобы сожрать как можно больше их душ. Так что Дазай был в явной опасности. Рыжие волосы застыли спутанным комом с одной стороны, с другой прилипли к щеке и шее. Опухшее лицо застыло в попытках выразить возмущение, полу-нависшие веки придавали комичности, как и чёткий след на подбородке от браслета на левой руке. Стоящий в одной чёрной майке и боксерах, с явным налётом похмелья, Чуя держал в руке коробку с новеньким телефоном, агрессивно ею тряся перед лицом Дазая. — Оглох? — Скорее ослеп. — Ой, блять, — Чуя сдаётся, небрежно бросая коробку на стол и криво присаживаясь на край стула. — Башка раскалывается от тебя… — Я, конечно, понимаю, что весь такой опьяняющий и дурманящий, — Дазай протягивает ему стакан воды, — но, кажется, дело в другом. Возможно, ему было отчасти жалко Чую – выглядел тот и правда болезненно, даже пот на лице выступил, крупными каплями съезжая до шеи. Дазай подавил резкое желание эти капли стереть. — Какой день недели? — Воскресенье. — Фух, — Чуя облокотился о стену, туманно переводя взгляд со стола на Дазая. — Так что это? Решил поскорей избавиться от ворованных денег? — Ну, если ты хочешь перейти на голубиную почту, мог сразу сказать, — перед лицом Чуи взмахивают непонятно откуда взявшимся мобильником. Его мобильником, разбитым вдребезги. — Что? — Не помнишь? — Дазай положил ему в протянутую ладонь мёртвое устройство и порадовался, что он забыл об этом. — Я вчера наступил на него. Чуя сводит светлые брови, силясь припомнить услышанное. По-видимому, даётся ему это с трудом, так как Дазай остаётся не уличённым в своей лжи. Оно и к лучшему – он уверен, что такую дорогую подачку Чуя если бы и принял, то растерял бы остатки своей гордости, а это, как уже успел заметить Дазай, было сродни для него невыносимой физической боли. На самом деле Чуя всё прекрасно помнил. И про то, как неряшливо топтался у двери квартиры в поисках ключей, и как телефон выронил, позже наступив на него. Он был уверен в этом, пока Дазай не сказал обратное – ведь у него не было причин врать о таком и… Брать на себя вину? Как будто это не в его стиле. Как будто. Чуя, признаться, понятия не имел, что в стиле Дазая. Помимо бардака – как физического, так и морального. Временами он казался Чуе неудачной пародией на человека, но сам Чуя – сам он Человек? Всего пара фраз Дазая, брошенных ему накануне утром, возродили ранее утопленные сомнения, о которых он уже успел забыть. Разбитый телефон в его ладони вдруг начал тяжелеть с каждой секундой, отчего руку неумолимо потянуло вниз. Отлежал. Просто отлежал. Просто устал, просто напился, просто переборщил. Просто Дазай зачем-то соврал. Просто Чуя зачем-то сделал вид, что так и было. Всё просто. Завтра в семь утра он снова будет бегать с Дайтаном и, возможно, пересечётся с Реном. Согласится на его предложение выпить кофе перед работой, ответит на его ухаживания. Или сам сделает первый шаг, потому что топтаться на одном месте неожиданно надоело. Голову пронзила новая волна колющей боли. Он никогда больше не будет пить с русскими. — Стой здесь, — он указал Дазаю пальцем на точку под его ногами, услышав очередной звонок. По другую сторону двери через глазок на него недоверчиво взирал сосед-сыч, и Чуя, забив на свой не особо пристойный вид, отворил дверь. — Утречко. Акутагава побродил беглым взглядом по нему с нечитаемым выражением лица. — Уже четыре. —  У меня есть часы, Акутагава, — Чуя отпускает ручку двери, позволяя ей распахнуться до конца, и облокачивается плечом о стену. Его всё ещё атаковали вертолёты, и он не был уверен, что способен стоять самостоятельно. — Так что-то случилось? — Одежда, — Чуя только сейчас замечает в его руках стопку своего барахла. — Ты заходишь за ней слишком рано перед работой, так что я сам принёс. — Вот оно что. Спасибо, — Чуя кивает и принимает вещи, от которых прямо-таки благоухало кондиционером. Он потупил ещё пару секунд и потянулся уже закрывать дверь. — Ам, Чуя. — М? — А кто стоит сзади тебя? Чуя ощутил холод со спины, будто там полтергейст пронёсся – настолько не по себе ему стало от этой фразы. Он развернулся на пятках, о чём почти сразу пожалел – голова угрожающе закружилась. Ухватился взглядом за карие глаза на другом конце узкой прихожей – изучающие. Чуя посчитал про себя от десяти до нуля, чтобы его не прибить. — Приветик, — Дазай расплылся в мягкой улыбке, взмахнув Акугатаве пятернёй. — Я… — Придурок, — Чуя кинул в надоевшую рожу чистыми вещами и, наскоро попрощавшись с соседом, захлопнул дверь. — Зачем ты вышел?! — Ой-ой-ой, а он так старался, — Дазай присел, взяв на руки один из накахаровских топов с открытыми плечами, тряся его в воздухе. — Всё погладил… — Ты мёртвый, забыл? — Чуя выхватил вещь, собирая всё остальное в одну безобразную кучу. — Или ты уже решил прекратить ломать свою комедию, калека несчастный? — Акутагава Рюноске, — Дазай хмыкнул каким-то своим мыслям, даже ему, возможно, не понятным до конца. Чуя застыл. — Откуда ты знаешь его имя? — Акутагава учится в Канагавском университете, почти не выходит из дома в свободное время, предпочитая социуму одиночество. Иногда ходит в «Мафию», когда, кажется, смены у Ацуши. С финансами помогает семья, он же в свою очередь прилежно старается учиться… — Дазай… — Правда, я не знал, что он помогает тебе со стиркой, — Дазай приложил палец левой руки к подбородку, силясь вспомнить что-то ещё. — Вроде его родители… — Хренов Дазай Осаму, заткнись сейчас же! — Чуя увеличивал громкость с каждым словом, даже не пытаясь разобраться, какая из эмоций в кипящем бульоне его чувств преобладает сейчас: страх, отчаяние, гнев или желание пробить человеку перед собой череп молотком для отбивания мяса. — Какого чёрта? Дазай склонил голову, смотря на него снизу-вверх глазами, полными удивления, немой, как мёртвая рыба. — Я спрашиваю тебя: какого чёрта это было? — Ты определись, мне говорить или молчать, — Дазай не уклоняется от пары чистых носков, прилетевших в лицо. — Я как никогда близок к совершению убийства, Дазай. — Ну не мог же я, скрываясь, не разузнать немного о том, какие люди будут окружать меня по соседству. — Скрываясь? Ты говорил, что хочешь просто потрепать нервы своей жене. — А ты говорил, что не веришь мне, — лисья улыбка, слишком сладкая, чтобы не повестись, и слишком опасная, чтобы не умереть. — Так что, мне продолжать врать, или ты примешь чайную ложку правды с моей руки? — Какой же ты псих, — Чуя выдыхает, съезжая по стене на пол от усталости. Смотрит на Дазая – тот не отрывает взгляда в ответ. — Ты преступник? Убийца? Серийник? — Как много вопросов! — Дазай хлопнул в ладоши – сердце Чуи на секунду остановилось. — Я уже говорил тебе – полиция меня не разыскивает. — Тогда кто? Чуя не был уверен, что хочет знать правду. Может, ему действительно спалось бы легче со сладкой ложью под подушкой? — Мёртвых никто не ищет, Чуя. Так что успокойся и живи свою обычную жизнь дальше, будто ничего не знаешь, — он направился в комнату, добавив уже тише, — и приведи себя уже в порядок, замарашка. — И это говоришь мне ты? — Чуе снова пришлось говорить на повышенном тоне – с Дазаем по-другому пока не получается. — Я буквально с улицы тебя подобрал!

***

Дожди со временем истощались, становясь скудными и непродолжительными. Августовская жара была щадящей, мягкими облаками спускаясь на головы йокогамцев и уносясь портовым ветром в сторону Токийского залива. Летняя неспешность продолжала витать в воздухе, но по утрам солнце уже становилось ленивым и не грело так, как месяц назад. От металлической застёжки на чокере Чуи по стенам кофейни то и дело прыгал солнечный зайчик, порой задевая лица немногочисленных посетителей. Неделя пронеслась незаметно, и субботняя неторопливая смена с Куникидой возвращала ощущение времени, которое Чуя теперь посматривал на новеньких часах на своём запястье – подарок от Рена. Чуе сложно было чётко обозначить то, что между ними происходило на данный момент – какой-то немного неловкий конфетно-букетный период с откровенными переписками, которые, впрочем, Накахару забавляли и расслабляли, помогая забыть хотя бы на полчаса о таракане-вторженце за стеной. Чуя не строил из себя человека, коим не являлся, обозначив своё шаткое положение, на что Рен отреагировал совершенно спокойно, скорее всего догадавшись об этом уже давно по рассказам Чуи о своих подработках. С ним было интересно разговаривать, комфортно находиться, и ещё он неплохо целовался, что Чуя недавно подметил. Рен казался ему надёжным, уверенным человеком, и Чуе казалось, что так правильно, даже если он боялся всё испортить. — Можешь уйти сегодня пораньше. Куникида подошёл незаметно, взяв из руки Накахары шейкер, в котором он уже почти протёр дыру от задумчивости. Старший бариста указал взглядом на новый мобильник подчинённого, который разрывало от входящих сообщений последнюю минуту. — Кто-то очень хочет тебя видеть, судя по всему. — Ничего такого, — Чуя одним движением прячет телефон в карман и принимается за следующий заказ. — Ты выглядишь уставшим сегодня, так что я настаиваю. Тем более, в прошлом месяце ты отработал три дополнительных смены. Чуя вливал вспененное молоко, скрупулёзно прорабатывая узор. Он делал так всё чаще, когда о чём-то задумывался, и выходило из раза в раз достаточно неплохо, что вызывало у посетителей улыбки. Вот и сейчас девушка, ожидающая свой латте со стопкой папок подмышкой и телефоном в левой руке, явно загруженная работой или учёбой, расплылась в благодарной улыбке и вышла из кофейни куда более радостной, чем вошла в неё. — Я не устал. Просто плохо сплю в последние дни. Всю прошедшую неделю он просыпался то с затёкшей шеей, то с отлёжанной вусмерть рукой, будто кто-то по ночам прыгал по его конечностям. Из внимания не ускользнуло и то, что коробка с так и неразобранными вещами у кровати каждую ночь была сдвинута. На пару сантиметров, на десять или развёрнута по диагонали, но Чуя замечал это каждую прошедшую ночь. Один раз он решился оставить поверх закрытой коробки пару своих волос, плотно закрыв на ночь окно, чтобы их не сдуло. Наутро он не обнаружил волосы на месте. На ум пришла только одна мысль. — Ты рыскаешь по ночам в моей комнате? Он вошёл без стука в гостиную и смерял сердитым взглядом Дазая, уткнувшегося в книгу. — Что, прости? — Он резко оторвался от страниц, отчего круглые очки на его носу слегка съехали вниз. Чуя раньше не видел, чтобы Дазай носил очки, но с этой моделью оправы, взъерошенными волосами, в домашней выцветшей футболке с потёртым рисунком и глупых шортах с крабами он выглядел так мягко и уютно, что на секунду Накахара забыл, зачем пришёл. — Коробка. Зачем ты её трогаешь? — Я её не трогаю. — Хочешь сказать, помимо тебя кто-то ещё мог зайти в мою комнату, порыться в вещах и всё убрать за собой? — Чуя, — Дазай захлопнул книгу одним движением, даже не заложив страницу. Чуя успел прочитать на обложке «Космос». — Даже если бы мне что-то было интересно в твоей комнате настолько, чтобы копаться в твоих вещах, поверь, ты бы никогда в жизни не узнал, что я там находился. Чуя так и не смог поверить ему, но и продолжать бессмысленный разговор не стал. Дазай мог звучать убедительно и основательно, но поверить ему до конца у Чуи не получилось бы, даже если он сказал бы, что Земля круглая. Из мыслей его вырвало похлопывание чужой ладони по плечу. После недолгих уговоров Куникиды и его же недвусмысленных намёков на появившуюся вторую половинку Чуя с порозовевшим лицом всё же покинул рабочее место. Уворачиваться от скейтеров на тротуаре под закатным солнцем, попутно отвечая на сообщения Рена, улыбаться от глупых стикеров с животными, отправляя такие же – всё это казалось нормальным. Здоровым. Потрясающим. В погасшем экране мобильного он увидел своё отражение с выступающими всё чётче с каждым днём веснушками. В детстве мама на его причитания из-за обзывательств других детей говорила, что это поцелуи солнца, а дети просто завидуют, ведь на их коже солнце не оставляет отпечатков своих губ. Чуя с детства был поцелованным солнцем, а сейчас был зацелованным ещё и прекрасным мужчиной, чьи руки с явным подтекстом сжимали его бёдра всё сильнее. Сознание начинало вести кругом, и, ловя накатывающую волну возбуждения, Чуя потянул за светлые волосы на затылке Рена, спускаясь губами к его шее. Чокер на собственной от такого движения надавил на кадык, отчего Накахара сильнее заёрзал на месте, но неожиданно руки с его бёдер поднялись к лопаткам. — Подожди, — дыхание Рена, как и у Чуи, сбилось. — У меня через пару часов поезд в Токио. — Ох, — Чуя улыбнулся и закатил со смешком глаза, отодвинувшись чуть дальше и закинув руку на спинку дивана. За непринуждённой позой он старался скрыть разочарование. — Надо было сказать об этом чуть раньше. — Я не ожидал, что ты так набросишься, — Рен ласково провёл пальцем по его подбородку, пока Чуя не отрывал глаз от его лица. Может быть, ему казалось, но смотрели на него с явным обожанием и нежностью. От своих пошлых намерений отчего-то стало неловко. — Обычно ты спокойнее. Что-то случилось? Да. Мой сосед, инсценировавший смерть и спиздивший сорок миллионов йен, скрывающийся от каких-то неизвестных типов в моей квартире, зачем-то шарится по ночам в моей комнате. Возможно, он извращенец. Возможно, он кого-то убил, и я его следующая цель. Но он выглядит порой так мило, что кажется сбежавшим из дома подростком, так что моя жалостливая душонка не позволяет его выгнать. — Всё в порядке, — выдаёт он с улыбкой. Возможно, мой сосед кажется мне привлекательным, потому что у меня слишком давно никого не было. — Как тебе ужин? Ужин, к которому Чуя проявил интерес только после этих слов, и правда был хорош. Они расположились в зале на первом этаже в доме Рена, устроившись на явно недешёвом диване, обитом светлой эко-кожей. Вообще весь этаж, как Чуя успел углядеть, был в светлых тонах и казался ещё просторнее, чем был. Камин у стены напротив не работал, но легко можно было представить, как здесь было уютно зимой из-за жара огня и потрескивания дерева. — Сам готовил? — Чуя достаточно быстро умял свою порцию спагетти, наблюдая за появившейся улыбкой на лице напротив. До этого он и не замечал, насколько проголодался. — Если я скажу, что просто сделал заказ из любимого европейского ресторана, у меня спишутся баллы за обаяние? — М, — Чуя откинулся на спинку, загибая пальцы на правой руке, — ты встретил меня после работы со стаканом фруктового сока, привёз к себе в дом, чтобы накормить дичайше вкусной едой, не обращая внимания на моё вымотанное состояние, и даже не рассчитывал на секс. Думаю, то, что ты не готовишь, можно тебе простить. Рен рассмеялся, придвинувшись к Чуе и сжав его ладонь. Он, как Накахара и предполагал, был галантен. Слишком хорош, чтобы Чуя мог сразу поверить, что всё серьёзно. Потому что так не бывает. С Чуей бывает грязно, обидно, жестоко, порой безэмоционально. На голову Чуи не падают с неба ангелы с именем Рен. Куда вероятнее – Чуя наступает в болото, где много Дазаев Осаму, не дающих выбраться из трясины. Почему он о нём сейчас думает? — Чиби проснулся, — Рен не заметил чужого смущения, заслышав топот лап по лестнице. — Иди сюда! Звонко тявкнув, белое облако со всех своих коротких ног рвануло к хозяину. Чуя отметил, что щенок уже успел подрасти и с лёгкостью запрыгивает на диван. Самоед, повертевшись на коленях хозяина, ловко перебрался к чужим ногам и улёгся между бёдер Чуи, пока тот принялся трепать его за уши. — Я хотел попросить тебя присмотреть за ним пару дней, но… — Да, работа, — Чуя не без грусти кивнул, ведь он бы с совершенно детским восторгом принял бы такое предложение. — Отдашь на передержку? — У меня есть помощница по дому, так что не страшно, — Рен приобнял его за плечи и прижался носом к виску, отчего у Чуи до боли сжалось сердце. Вторая рука мужчины легла на макушку Чиби, пальцы нежно перебирали белую шерсть. Чуя спит, иначе как описать сцену, которую он только в несмелых мечтах мог представлять перед сном, стараясь скорее забыться дрёмой? Учтиво довезя Чую до дома, Рен торопливо попрощался, чтобы не опоздать на поезд. Уже который раз после встречи с ним Накахара чувствовал кружившее по всему его телу эмоциональное возбуждение, до такой степени будоражащее, что хотелось замереть на одном месте, лишь бы это не заканчивалось. Ответив на просьбу одного из коллег-официантов подменить его в конце следующей недели, Чуя проверил своё расписание смен, чтобы в следующий раз можно было спокойно остаться у Рена. Если, конечно, тот позволит. Но Чуя в этом уже не сомневался. Квартира встречает его непривычным светом из кухни и тихим шипением музыки, видимо, с дазаевского телефона. Таких закидонов от соседа он ещё не заставал, так что закрывает дверь как можно тише, снимая кеды в два отработанных движения. В три неслышных шага прокрадясь по прихожей Чуя ловит носом странный запах. Что-то тяжёлое, отдалённо напоминающее гриль… О, нет. Он застывает в арочном проёме как раз в тот момент, когда Дазай открывает духовку, одёргивая руку и сразу прикладывая палец к губам. — Ёбаный свет… Чуе приходится положить руку на сердце, потому что оно грозило вот-вот остановиться, и, чтобы вовремя успеть вызвать себе скорую, сосредоточиться на своём пульсе. Юный долбаёб-поварёнок на его фразу сразу отзывается, повернув голову. — О, ты пришёл. Дазай наконец поборолся с противнем с помощью полотенца и вытащил из духовки нечто. Нечто тёмно-коричневое в клубах дыма, который не прекращал валить изнутри. Чуя испугался даже не того, что могло разойтись настоящее пламя, потому что, если бы квартира загорелась сейчас, это было бы лучшим возможным исходом. Потому что это было не что иное, как полный и всеобъемлющий пиздец. — Я хотел сделать пирог, но, — Дазай чуть скривился, качнув головой, будто хоть что-то могло объяснить это, — похоже, я совсем не умею готовить. Чуя всё ещё стоял в начале кухне, боясь ступить дальше. Уровень его ахуя достиг предела, когда даже если и хочется выразить свои чувства, рот не в состоянии функционировать и преобразовывать нечленораздельные звуки в слова. По всему полу вдоль кухонного гарнитура была рассыпана мука, в каких-то местах собранная в кучки в виде отпечатков ног – Дазай, судя по всему, вообще о чистоте не парился. На его синих носках с ананасами также была мука, а ещё они были мокрые, ведь на полу позади него была лужа воды, пролитой из разбитой позади чашки. На столе грудой свалены все имеющиеся хозяйские сковородки, которые Чуя хранил в духовке, крышки от них валялись тут и там. В раковину смотреть дольше двух секунд было опасно для зрения: гора очистков овощей, грязная тёрка, миски в какой-то непонятной жиже, и апофеозом была отломанная ручка крана, аккуратно сложенная у измазанной в тесте губки. Чуя до этого даже не знал, что в этой квартире так много посуды. — Я всё уберу, — Дазай, всё ещё держа дымящуюся форму, шагнул к столу. — Нет! Стой! — Чуя расставил руки, делая широкий шаг к раковине и сразу вляпываясь в ещё одну лужу. Он сжимает и разжимает кулаки, дыша так учащённо, что мог потерять сознание. — Если ты шевельнёшься, я тебе так врежу, Дазай, ты вспомнить не сможешь, как тебе хорошо жилось со всеми зубами. Чуя не без труда присобачивает отвалившийся вентиль крана, который, слава всем услыхавшим его богам, кое-как держится. Прокручивает его – вода идёт. Проделав ещё одно дыхательное упражнение и выкинув из раковины все обрезки овощей, Чуя убедился, что слив не засорён, и выключил воду. Стоя спиной к Дазаю, он слышал его копошение, но молчал. Когда со стола со звоняще-громовым звуком навернулась сковородка, Чуя не выдержал. — О, ками-сама, я тебя прошу, просто стой на месте! — Он разворачивается и делает широкий шаг к Дазаю, но его нога скользит по мокрому полу. Дазай успевает схватить его под локоть, но скользит на том же месте, и они падают вслед за сковородкой. — Ай-ай-ай, твою мать, — Дазай трёт ушибленное об угол открытой дверцы духовки плечо, щуря заслезившиеся глаза. Вдруг ему по макушке прилетает той самой упавшей сковородкой, и он во весь голос взвизгивает. — Сука, больно же! — Я подумал, что могу вправить тебе мозги таким образом, — Чуя внимательно наблюдает за сморщившимся от боли Дазаем, потирающим голову. Он вдруг испугался, что сделает из Дазая таким образом настоящего инвалида, но, с другой стороны, он уже давно мечтал его чем-то треснуть. С тёмных волнистых волос горками высыпалась мука. — Где ты вообще муку у меня нашёл? — На верхних полках, — Дазай захлопывает печь, послав ей злой взгляд, будто это она всё это устроила, — я не знал, что пакет был открыт, так что почти всё вывалилось, когда я потянул. Он отрешённо посмотрел на сгоревший пирог, начинённый уже безвозвратно испорченными овощами. Дазай был похож на смерч, уносящий за собой дома и целые поселения, оставляющий в живых только избранных. Кухня же выглядела так, будто ей уцелеть сегодня не посчастливилось. — Плевать, — Чуя поднимается, вновь скользя. Затем снимает носки и кидает их на пол, понимая, что разлито ещё и масло, — я наелся у Рена. Дазай закатил глаза в спину ушедшего с кухни Чуи, через секунду хлопнувшего дверью ванной.