Твои восемь причин

— С вами точно всё в порядке? — Всё хорошо. — Может, вам сделать кофе?.. Чуя сжимает челюсти и яростно мотает головой из стороны в сторону, сдерживая злость. Он точно был не совсем в порядке: одежда вымокла под жестоким августовским дождём, потемневшая чёлка сосульками прилипла к вискам, а работающие в Йокогамском банке кондиционеры пускали по телу волны озноба, которые скрывались за длинными рукавами чёрной рубашки. Чуя их незаметно натягивает чуть сильнее и уже думает, что зря он отказался от кофе, но засиживаться ему тут не хотелось. — Хорошо, — сотрудница банка посылает ему вежливую улыбку, которая разбивается о стекло между ними. — Дождь передавали на целый день, вам стоило взять зонт, — она снова улыбается, но Чуя чувствует какой-то упрёк в свою сторону и лишь сильнее насупливается. Девушка поворачивается к монитору, отчего с затылка выглядывает её пучок, идеальный, как и её одежда, и она вся: лёгкий румянец на лице выглядит очень естественно, даже если она наложила ни один слой косметики, чтобы придать лицу такой свежий вид; светлая кожа шеи утопает в чёрном укороченном пиджаке, на котором ни одной пылинки даже под микроскопом было не разглядеть. Чуе удаётся рассмотреть свежий маникюр, когда он протягивает паспорт. — Накахара Чуя, ваша задолженность на сегодняшний день составляет девяносто четыре тысячи йен. Вы бы хотели внести половину, как я поняла? — Он снова молча кивает и протягивает ей конверт, с досадой отмечая, что тот немного промок. — Подождите минуту. Она удаляется, после чего Чуя начинает ощущать на своём стуле иголки, которые проникают с каждой секундой под кожу всё глубже, раня мышцы и разгоняя пульсирующую боль по всему телу. Он сжимает пальцами влажную ткань единственных классических брюк, что у него имелись, и смотрит в сторону. Сейчас его точно схватит охрана после того, как ни одна банкнота не пройдёт детектор валют, ведь Дазай не мог дать ему такую сумму настоящими деньгами. Проходит уже больше двух минут, липкий холодный пот скатывается за воротник, смешиваясь с дождевой водой, а перед глазами у Чуи появляется тюремная камера, которую они будут делить с Дазаем пополам. Его от этой мысли особенно передёргивает – ну уж нет, он лучше с серийниками и насильниками в одной камере будет торчать, чем с этим сумасшедшим. Дазай был странный. До всего самого странного странный, насколько только странными бывают люди. Он был самим словом «странность». Он не спал по ночам, Чуя был в этом уверен даже при том, что сам отрубался напрочь: утром новоявленный соседушка всегда его приветствовал с довольной рожей и каким-то новым всратым фактом из интернета. — Доброе утро, Накахара-кун! Сразу после сна ты кажешься немного выше, — он показывает двумя пальцами, как видит Чую со своей дылденской высоты, на что Чуя лишь сонно и рассеяно смотрит на него. — Кстати, ты знал, что пингвины могут прыгать на высоту двух метров? Это же на две головы выше тебя, только представь! Чуя обычно просто проходит мимо в ванную. С утра ему настолько похуй на всё вокруг себя, что хоть скачи Дазай полностью голым перед ним с бубнами в обеих руках и орущим песни Blackpink попугаем на макушке, он бы не удивился. Единственное, что в первые пару дней резало ему ухо, это обращение по фамилии. — Я профил зфать меня фо имени, — говорит он с полным ртом зубной пасты, пока Дазай в наглую открыл дверь ванной и приложился о косяк, наблюдая за ним. — Тебе не кажется, что Чуя звучит так… Миленько? Похоже на девчачье имя. Это точно не уменьшительно-ласкательное? — Я сейчас, — Чуя сплёвывает воду в раковину, смотря на Дазая в зеркале, — уменьшительно-ласкательно напомню тебе, как хорошо бью с правой. — Говорят, только узколобые прибегают к физическому насилию. У них не хватает извилин достойно ответить. — Я всё ещё могу сделать узколобым тебя, приложив достаточно силы. Однако как бы он Дазаю не угрожал, он его не трогал. Дазай казался назойливой жужжащей мухой, к которой Чуя на удивление достаточно быстро привык. Тем более, что муха оказалась с набитым рюкзаком деньгами. Утром Чуя стоически выдерживал его доёбы, а вечером был настолько уставшим, что одним взглядом Дазая лишал желания клоунадничать. Странным в Дазае казалось всё: от бинтов на шее и запястьях до полного на вид спокойствия в сложившейся ситуации. Хотя Чуя понятия не имел, как должен чувствовать и вести себя человек, инсценировавший смерть и укравший нехилую сумму денег, но уж точно не скулить по вечерам от проигрыша в дурацкой мобильной игре и не разгадывать с умным видом японские сканворды, которые Чуя купил ему по его же просьбе, лишь бы рта не раскрывал лишний раз. Дазай был полным чудаком, способным сутками ничего не есть и не пить, а потом в одно утро умолять Чую принести ему вечером килограмм клубничного мороженого и совать ему при этом денег в карман больше нужного, отчего Чуя не набирался принципиальности отказать. Иногда, приходя домой, Чуя наблюдал полнейший срач в комнате, где обитало это псевдо-мёртвое зверьё. Срач мог достигать и кухни, отчего Чуя выходил из себя мгновенно, а иногда чисто было так, что Чуя мог подумать, будто Дазай по-тихому свалил, не валяйся он на диване. Дазай был бардаком, а у Чуи не было сил и желания его убирать. — Извините за ожидание, — сотрудница банка наконец возвращается, отлучившись на подозрительно долгое время, отчего успевший расслабиться Чуя тут же выпрямляется. — Всё хорошо, — она возвращает его документы, и Чуя с недоверием убирает их в тканевую сумку. — Постойте, — она успевает ухватить его за край рукава через отверстие в стекле, — вас просили подождать у входа. — Кто? — Совладелец банка. Он очень редко к нам заглядывает, но вам повезло. Чуя не понял ни слова, но кивнул и, повесив на плечо почтальонку, отошёл к диванам. В нём опять зародился тревожный червячок, начинающий разрастаться и щекотать изнутри органы. Ещё немного и он снова подсядет на успокоительные. В телефоне ничего интересного не оказывается, за окном на улице продолжает капризничать дождь и быстро перемещаются туда-сюда разноцветные зонты на человеческих ногах. Чуя как-то интуитивно поворачивает голову к лестнице, с которой как раз спускается Рен. — Привет, — у Чуи как-то сразу отлегло, что никто не собирается вызывать полицию из-за его подозрительно крупного взноса. Наверное. — Так ты и есть совладелец банка? — Так получилось, — Рен приветливо кивает. — Заглянул сюда впервые за пару месяцев. Редко кто погашает такие суммы кредитов, поэтому стало интересно, а тут знакомое имя. На нём была белая футболка-поло, которая смотрелась будто несерьёзно в таком месте, но сам Чуя, промокший как бродячий кот, выглядел максимально непрезентабельно, так что не ему судить. Черный зонт в руке Рена выглядел внушительно и был наверняка брендовым, стоящим чуть меньше одной из почек Чуи. — С моим кредитом есть какие-то вопросы?.. — О, нет, — он открывает дверь, пропуская Чую. Тот старается не придавать слишком много значения тому, что знакомый несёт над ним зонт, возвышающийся словно купол, отчего Чуя чувствует себя крошечным, но в то же время не отталкивает мысль, что ему, несомненно, приятно такое внимание. — Наверное, ты неправильно понял: моя сотрудница очень болтлива, и я не мог позволить «промокшему до нитки красавчику с плохим настроением из-за дождя» промокнуть ещё больше. — Она правда назвала меня красавчиком, или ты от себя добавил? Рен смеётся в ответ, а Чуя позволяет себе немного пофлиртовать с ним. Всё же после тревожно-нервной рабочей недели и общения с сумасшедшим соседом общество Рена было глотком свежего воздуха. Когда они затормозили у остановки автобуса, Чуя почти расстроился, пока за ними не подъехала машина. Личный водитель, ну конечно. — Это немного неловко, — признаётся он. На непонятливый взгляд Рена Чуя улыбается и кивает в сторону остановки, — все девушки наверняка хотят меня сожрать, чтобы я не занимал место рядом. — Думаю, они хотят сожрать тебя с другой целью. Чуя прекрасно знает, что хорош собой, а незначительные минусы легко прячет за харизмой и улыбкой, когда ему нужно, так что такой намёк понимает легко. В салоне достаточно тепло, но водитель учтиво включает подогрев сидения Чуи и тёплый обдув ног. За тонированным стеклом Чуя разглядывает редких одиноких прохожих без зонта, прячущихся под навесами и на остановках, которые так же, как и он, никогда не смотрят прогноз погоды. Сейчас он даже рад, что вымок до нитки, придя в банк, и теперь в полной мере наслаждается теплом автомобильного салона в тишине, прерываемой спокойным голосом Рена. Они останавливаются у кофейни, у Чуи слишком лёгкое настроение, чтобы возражать, так что чуть позже он сидит с горячим капучино и смакует горьковатую пенку, пока Рен показывает ему новые снимки Чиби, с которых становится по-детски весело. — Здесь остановить? — Подаёт голос водитель. — А, да, — Чуя оглядывает уже родную 12-этажку и невольно цепляется взглядом за окно своей кухни, выходящее на эту сторону. Он чувствует внимательный взгляд Рена на себе. Он бы с удовольствием пригласил его и плевать, что сам Чуя уж точно не из привычного ему круга общения, не является совладельцем банка, потому что Рену явно на это всё равно, иначе бы он просто не был рядом. В такие моменты Чуя очень доверяет своему чутью. — Спасибо, не знаю даже, как благодарить. Но он не может позвать к себе этого прекрасного, заинтересованного в нём мужчину, потому что в его гостиной обитает поселившийся таракан человеческих размеров, который наверняка в эту минуту дрых. — Просто в следующий раз не отказывайся от кофе, — Рен ему улыбается и треплет по плечу почти невесомо, но тепло его руки всё равно ощущается. — Не откажусь. Увидимся. Что ж, может, всё не так обречённо, как Чуя думал. По крайней мере сейчас он чувствует у себя крылья за спиной, отчего кажется даже лифт быстрее поднимается на нужный этаж. Чуя выпархивает в незастеклённый коридор, по которому гуляет ветер, но перья на его крыльях даже не колышутся. Он задерживается у одного из проёмов, через который видно улицу – машина Рена всё ещё стоит у подъезда, а сам он через приоткрытое окно машет ему, дожидаясь, пока тот дойдёт до квартиры. Мило. Вымокшие кроссовки отправляются к неработающей сушилке на кухню, рубашка остаётся небрежно висеть на спинке стула, потому что нормальные вешалки заняты другой одеждой. Из сумки Чуя достаёт продукты, не замечая, как мычит себе под нос какую-то незамысловатую песню, услышанную в машине. Он снова лыбится, снимая с влажных волос резинку, чтобы они подсохли. На глаза попадается пачка сушёных крабов, и Чуя резко приземляется. Дазая он находит лежащим на диване с закрытыми глазами. Вроде бы спит. Чуя с прищуром наблюдает, как мерно поднимается от дыхания чужая грудь под пледом, зачем-то тихо подходит и кладёт крабов на подлокотник дивана прямо поверх белой рубашки. — Давно у тебя появились богатые друзья? Голос у Дазая совсем не сонный – Чуя отрывается от непонятно почему привлёкшей его внимание рубашки и выпрямляется. Значит, Дазай наблюдал в окно. Чуя фыркает. — Меня просто подвезли. И мы не друзья с ним. — С кем с ним? Чуя ухмыляется, кидая крабов Дазаю на грудь и проходит к окну, чтобы закрыть его – косые капли залетали через щель, отчего подоконник залило водой. — Парень мой. — Твой парень? — Дазай аж приподнимается на локтях, изучая взглядом голый торс Чуи. Накахара с каким-то вызовом к нему поворачивается, положив руку на бедро. — В этом есть что-то удивительное? — Ммм, — когда Дазай щурится, создаётся ощущение, что его глаза полностью чёрные. В них не видно ни белка, ни карей радужки, что на солнце подсвечивается и горит изнутри. С таким выражением лица Дазай не выглядит странным чудаком – он, скорее, похож на хирурга, который внимательно оглядывает тело на операционном столе перед тем, как вскрыть его и вырезать раковую опухоль. Чую снова пробирает озноб. — Либо ты врёшь, либо это самый худший парень на планете. — Чего? — Будь я богат, — он небрежно падает обратно лицом в подушку, отчего слова звучат неразборчиво, — я бы не позволил своему парню убиваться на четырёх подработках. — Откуда ты знаешь, сколько у меня подработок? Дазай поднимает голову, смотря ему в глаза расфокусированным взглядом. — Ну ты, наверное, говорил. — Я не говорил тебе это. — Ну не следил же я за тобой, откуда мне ещё знать это, а? — Он звучит раздражённо, отчего Чуя решает его оставить отсыпаться, а сам пытается вспомнить, когда успел Дазаю проболтаться. Видимо, его усталость стала отражаться и на его памяти. В свой почти-выходной, не считая предстоящих нескольких часов ночной смены в баре, Чуя собирает грязную одежду, чтобы заглянуть к Акутагаве. Возможно, в компании недопитой в прошлой раз бутылки саке, в поисках которой Чуя снова возвращается на кухню с пакетом вещей в руке. Полупустые полки выглядят настолько уныло, что ни одна уважающая себя мышь не решилась бы здесь повеситься. Алкоголь отыскивается быстро, так же быстро Чуя ретируется из своей квартиры в соседнюю. — Я скоро ухожу, Чуя, — с такими словами Акутагава пропускает его внутрь, уже привычно забирая пакет с одеждой. — Да ладно, — у Чуи опускаются руки от такого заявления: напиваться в одиночестве ему не хотелось. От досады он открывает саке по дороге на кухню, делая пару глотков и морщась не столько от градуса алкоголя, сколько просто от вкуса, который никогда ему не нравился. — И на кого ты меня променял? Рюноске проходит к стиралке, засыпая порошок и закидывая все чёрные вещи в барабан, не торопясь отвечать. Чуя разглядывает уложенные на затылке волосы, выглаженный чёрный лонгслив и такие же чёрные карго с цепями – переводя с акутагавского, это означает «принарядился». Чуе вообще-то импонировал его стиль в одежде, хотя сам он давно не покупал ничего нового. Когда парень повернулся к нему с задумчивым видом, Чуя уже всё понял. — Точно, у Ацуши смена. — Я просто хочу прогуляться. — До кофейни? — До кофейни. — Тогда я с тобой, — очередной глоток приветливо обжигает горло, Чуя поднимается и по-дружески закидывает Акутагаве руку на плечо. Он точно не уверен, что Рюноске уж прямо-таки горит общением с ним, но по крайней мере Накахара не чувствует никакого сопротивления от него. Вообще-то этот хмурый студентишка выглядит не менее одиноким человеком, чем сам Чуя, так что Накахара невольно цепляется за него. — Я старше, а значит опытнее в любовных делах, так что… — Что-то не припомню у тебя ни одной девушки. — Тренеры не играют, или как там? — Я не нанимал тебя в тренеры. Я просто хочу кофе. — Ага. Как скажешь. Они безмолвно шли под одним зонтом по дождливой Йокогаме. Вышки на горизонте терялись из-за частых капель, отчего город стал казаться свободнее, чем он есть. С другого конца пешеходного перехода им подмигивал красный человечек, рядом с которым одинокой фигурой возвышался мужчина без зонта. Чёрные волосы закрывали лоб и скулы, тонкий мокрый плащ облепил тело, однако жалко этот человек не выглядел. Чуя шумно вдохнул запах сырости, морщась от промокшей из-за попавшейся лужи кроссовки. Саке всё ещё грело его изнутри, позволяя хотя бы на пару часов отпустить всё дерьмо в его жизни, концентрирующееся в последнее время всё больше. Наконец замигавший зелёный позволил им двинуться дальше, и когда они поравнялись с идущим навстречу мужчиной, Чуя убедился, что он не выглядел жалким. Бледное как смерть лицо с острым подбородком имело странное выражение, будто прямо сейчас произойдёт что-то страшное, и чьё-то сердце отобьёт свой последний удар, затихнув насовсем. Он выглядел угрожающе. Чуя подумал, что ему стоит перестать употреблять алкоголь вовсе. — Чуя-кун! — Ацуши, как всегда, встречает его улыбкой. Она согревает, но не как алкоголь: мягко, тонко, невесомо. Такое тепло не покидает грудь так внезапно и быстро, как жар от выпивки. Такое тепло хочется спрятать в банку, закрыть плотно-плотно и хранить на полке с любимыми книгами и старыми игрушками. — Здорово, что ты зашёл – из-за дождя никого нет, умираю от скуки. — А Куникида? Снова забурился в каморке? — Ага. После того… Происшествия он совсем раскис. Чуя молниеносно ощутил укол вины. По сути он делает то же самое, за что сам на Дазая с кулаками накинулся: врёт всем в лицо, утаивая факт ложной смерти, купившись на деньги. Сжав челюсти, он пообещал себе если не добиться от Дазая прилюдного покаяния в своём обмане, то хотя бы по-настоящему убить его, чтобы переживания коллег были оправданы. — А с тобой?.. — А, это Акутагава, — Чуя подтаскивает Рюноске ближе, тот смотрит Ацуши в лицо пару секунд и тупо кивает. Он безнадёжен. — Я вас помню. Вы так часто заходите в мою смену. Чуе требуется собрать все силы, чтобы сдержать смех. — Правда? — Рюноске прочищает горло. — Да-да. Так вы друзья? — Мы вместе живём, — выдаёт Акутагава. Его глаза округляются, когда он понимает, что сказал. — То есть, э.. — Живём на одном этаже, он имеет в виду, — Чуя всё же не сдерживается, отворачиваясь и беззвучно смеясь. Он отходит к окну с маленьким столиком, опираясь о него локтями – дождь всё ещё моросил, окрашивая город в серый. Он слушал неловкий разговор за своей спиной вполуха, иначе рисковал бы зайтись настоящим смехом: по Акутагаве действительно было понятно абсолютно всё, однако Ацуши либо делал вид, либо не допускал лишней мысли о том, что может кому-то настолько понравиться. Возможно, ему не хватало уверенности в себе так же, как и Рюноске. — Ну и беда с вами, — прошептал себе Чуя под нос и улыбнулся. На горизонте между далёкими офисными зданиями показался мягкий луч света, пробивая собой летящие капли. На лице ощутимо осело пока ещё слабое тепло, отличное и от алкоголя, и от улыбки Ацуши, такое, которое через некоторое время грозит перерасти в привычную летнюю японскую жару.

***

Наверное, бар был самым неожиданным местом работы для Чуи – он попал сюда по случайности. Как-то у него совсем было худо с арендной платой, а разрушать более-менее неплохо выстроенные отношения с хозяйкой квартиры просьбами о переносе оплаты не хотелось. Тогда на глаза попалось объявление об открытии нового бара с иностранной тематикой, где требовались помощники в зале. У Чуи был опыт работы официантом, поэтому он не раздумывая устроился, как тогда он планировал, на пару смен. Пару смен растянулись уже на четыре, но отчего-то уходить не хотелось – а с деньгами и щедростью Дазая (если, конечно, хорошенько на него надавить) он спокойно мог это сделать. Сегодня он требовался как помощник бармена на вторую часть ночи, ближе к закрытию – разобрать склад и расставить новую поставку. По какой-то причине это место днём не функционировало, так что Чуя уже третий раз занимается чем-то подобным, ему и не сложно, главное – с пьяными посетителями почти не контактирует. — Сегодня людей мало, думаю, закроемся раньше, — уведомил его бармен, натирая бокал и косо глядя в его сторону – Чуя возился с нижним рядом выпивки, которая была не в чести. — Если честно, я думал, ты тут не задержишься. — Всё ещё не всегда понимаю, агрессируешь ты или просто так разговариваешь, — со смешком ответил Чуя, поднимаясь и разминая плечи, осматривая хмурое лицо напротив. — Я шучу, Фёдор. Фёдор был русским, с кричащим акцентом, но говорил он так мало и редко, что Чуе это слух не резало. В первую свою смену Накахара сторонился непонятного для него иностранца, который подобно хищной птице оглядывал битком набитый зал. К удивлению, посетителям он нравился – видимо многих привлекала его отличная от других внешность и грубый акцент. Чуя так и не смог найти с ним общего языка в первые две смены, однако на третью Фёдор впервые к нему обратился. — Ты что, боишься меня? Чуя не ожидал такого прямого вопроса, потому ответил не сразу, поправляя рукава рубашки. — Мне показалось, что я тебе не нравлюсь. — Когда кажется – креститься надо. — Что? — Он не совсем уловил смысл, видимо, это было что-то чисто русское. Фёдор бросил на него взгляд исподлобья и выдавил что-то вроде улыбки, хотя было больше похоже на оскал. — В общем, тебе показалось. — Вот оно что, — не сказать, что Чуя сразу смог расслабиться рядом с ним, но, по крайней мере, он больше не думал, что Фёдор хочет сделать из него отбивные. — Ты тоже иностранец? — Не совсем. Мама японка, а отец – да, из Европы. — Здорово у них вышло. Чуя тогда рассмеялся от такой неожиданной и кривой шутки, после чего работать с Фёдором стало легче. Он даже показал ему несколько русских коктейлей из меню, пробовать которые Чуя в тот день не решился, но рецепт запомнил и даже смог сварганить что-то сносное для некоторых гостей, которым пропорции уже не особо были важны. Заканчивая уборку на складе, Чуя поймал лицом рассветные лучи. В зале осталось пару человек, которым позже поможет вывалиться наружу охрана – такое частенько бывает с теми, кто впервые пробует «ерша» или «перестройку». Накахара наблюдает это каждый раз и становится всё меньше уверен в том, что эти коктейли были придуманы не с целью устранения того, кто их употребляет. С уборкой в зале ему помогает ещё пара таких же бедолаг без постоянной работы, так что остаётся на автомате протереть столы. Неоновое тусклое освещение заменяют на основное, вся романтика пьяной какофонии растворяется, и Чуя снова без сил плюхается за стойку, наблюдая, как Фёдор с хмурым лицом что-то разглядывает в телефоне. — Что, проблемы какие-то? — Чуе не особо интересно, скорее, он борется с желанием заснуть прямо здесь. — Хм, да, — он убирает телефон со смешком в карман, — вы, японцы, умеете создавать проблемы. — Ну а вы, русские, умеете их решать. Фёдор ловит его смешок, думает пару секунд, а затем ставит перед Чуей бутылку водки. — Ты выпьешь со мной. — О, даже не спросишь? — По тебе тоже видно, что у тебя проблемы. Чуя не стал отрицать и кивнул. Он понимал, что лучше от алкоголя ему не станет, однако по Фёдору казалось, что ему жизненно необходимо было поговорить с кем-то. Чуя любил и ненавидел в своём характере эту черту жертвенности, когда чужие проблемы он мог поставить выше своих и хотя бы так отвлечься от постоянной бесполезной рефлексии. Первые две стопки показались ему самым ужасным, что когда-либо он пил: вспомнилось дневное родное саке, кажущееся теперь сказкой. Но чем больше они выпивали, тем больше развязывались языки, и вот уже Фёдор не казался устрашающим холодным русским. Чую рассмешила его сложная фамилия, которую он так и не смог выговорить, и он сократил её до Дост. — И что, твой этот… Коля? — Ничего. Достал меня. — Понимаю, — Чуя устроил подбородок на согнутых коленях – бар уже закрылся, и они сидели на ступенях у служебного входа. — Меня тоже достал. — Кто? — Придурок этот, — Чуя зевает, пытаясь ввести верный адрес в приложении такси. — Живёт в моей гостиной, жрёт мою еду... Безмозглая псина. — О, так у тебя есть собака. Чуя смеётся, не в силах разъяснить всё нормально, но его и так всё устраивает. Чем Дазай не собака? Утром встречает, правда, без тапок в зубах, ходит хвостом и заёбывает, требуя внимания. Вечером Чуя приносит ему еду, правда, оплачивает эта собака всё сама. Они расходятся, когда солнце уже полностью взошло – Чуя клюёт носом в такси, отчего его начинает укачивать. Кажется, водитель не совсем в восторге от такой ноши – что-то бурчит о безответственной молодёжи и о том, что каждое утро приходится развозить таких по домам. Чуе плевать – ему бы просто добраться до кровати и упасть в подушку в синей наволочке с белыми бутонами орхидей. Упасть получается куда раньше – двери лифта предательски разошлись в самый неподходящий момент, так что теперь Чуя прямо сидя дотягивается до нужной кнопки и так же сидя доезжает. Где-то на подкорке сознания он радуется, что все спят, и его пьяные похождения никто из соседей не увидит. По дороге в коридоре, который вдруг стал слишком длинным, он начинает проклинать Фёдора и его водку. Голова начинает болеть, так что он прикладывается лбом к холодному металлу двери своей квартиры. Разгорячённые пальцы рук кажутся ватными, когда он пытается найти ключи в набедренной сумке. — Бляяяяять, ну где вы, — он прижимается к двери спиной и смотрит прямо перед собой, ощущая себя придурком. — Точно. С разворота ладонь врезается в звонок, трель которого слышна даже отсюда. Он делает шаг назад, спотыкаясь о свою же ногу – расставив руки в стороны, он удерживает равновесие. И в следующую секунду слышит сочный треск разбитого стекла, понимая, что наступил на выпавший из сумки мобильник. — Нет, — он садится на корточки, разглядывая покромсанный экран без единого живого места. — Нет, блять, только не это, — он садится на задницу и агрессивно жмёт на кнопку блокировки, но, ожидаемо, такой удар его старичок выдержать не смог. — Сука… — Чуя? Накахара отрывается от своей потери, смотря сначала в район коленей, а затем поднимает глаза выше. Дазай кажется каким-то мыльным. Чуя с досадой вытирает кулаком глаза. — Что тебе надо? — Он старается звучать не пьяно, но понимает, что это звучит куда больше, чем просто пьяно. — Мне? Ты сам позвонил, — Дазай усмехается и со вздохом садится на корточки перед ним. — Жесть, ну ты и в зюзю, — Чуя отворачивается, когда из ладони забирают телефон. Дазай присвистывает. — Ну нихуя себе. — Отдай, — Чуя тянется, второй рукой хватая Дазая за воротник футболки. Будь он трезв, у Дазая бы и шанса не было, но сейчас рука хватает лишь воздух, что начинает злить сильнее. — Слышь, я тебе сейчас так вмажу… — Ты уже вмазал, — заливистый смех расходится по всему коридору, вырываясь через незастеклённые проёмы на улицу, сливаясь с ветром и уносясь куда-то к горизонту. У Чуи в голове звенит от этого смеха, сердце бьётся то ли от давления, то ли от злости, как его вдруг одним рывком ставят на ноги, от чего он жмурится. — Напился как школьник. — Отьебись… — Что за повод хоть был? — М.. Сошлись в интересах с одним товарищем по несчастью. Дазаю будто никакого труда не составляет запихнуть его в квартиру и усадить в гэнкане. Чуя как под гипнозом закрывает глаза – знакомый запах квартиры дарит ощущение безопасности – но стоит остаться без зрения, как снова подкатывает тошнота. — Ты чё… делаешь, Дазай? Чуя трясёт ногой, на которой Дазай принялся развязывать кроссовку. Чуе становится смешно, как тот пыжится – его правая рука снова почему-то дёргается, отчего шнурки не поддаются сразу. — Если ты не перестанешь, я кину тебя здесь до утра. — Уууу, страшно. Шучу, — он кладёт свободную ногу Дазаю на плечо, задевая ухо. Наверняка больно, но Чуе плевать. — Я терплю тебя… Так что будь добр, прими своё положение раба и разуй меня. Уфф, — он облокачивается затылком о стену, когда одна нога оказывается на свободе. Дазай всё же совладал со своей рукой – возможно, он был левшой, а Чуя просто не замечал? — Всё, вставай. — Что у тебя под бинтами? Дазай вскидывает брови, вглядываясь в его лицо. Затем улыбается – Чую снова ранит лезвием. Скоро у него на теле не останется живого места из-за Дазая. — Татуировки, что же ещё? — Ммм… Пиздабол. Как обычно. — А что у тебя под кожей, Чуя? Ты так часто обвиняешь меня в том, что я лжец и законченный лицемер, но чем ты лучше? — Ты… — у Чуи в миг весь смех испаряется – настолько неожиданно меняется Дазай. Его лицо снова приобретает это пугающее выражение, будто он к нему между рёбер залез, ухватился за сердце и стоит только дёрнуть – Чуе конец. — Не сравнивай нас. Я совсем… не такой как ты. Дазай прикрывает глаза и также рывком поднимает его, отчего предплечье отзывается болью, однако почти сразу его отпускает. Накахара смотрит в чужую спину, слегка сгорбленную, кажущуюся худой и немного хрупкой в обычной белой майке. Дазай без слов удалился в комнату и прежде, чем закрыл дверь, как-то отчуждённо посмотрел на него, отчего Накахаре стало вдруг стыдно. Боль в голове раскалялась сильнее, досада от разбитого телефона подступила к горлу, но дурацкая одинокая слеза скатилась именно от того, что Дазай посмотрел на него так. Со смесью обиды, злости и чего-то ещё, что Чуя не мог понять из-за пьяного тумана.