Точка возврата

— Омегу с красными волосами не видел? Красивого омегу, — сделал акцент Чон, громко обращаясь к бармену. Альфа, протирающий бокал тряпкой, медленно поднял взгляд на Чона. Его глаза сузились, будто пытаясь вспомнить что-то важное. — Красноволосый омега? — переспросил он, наклоняясь ближе к стойке. — Да, был тут. Сидел со своим другом, выпивал, а потом куда-то ушли. — Ты не видел, куда именно? Бармен пожал плечами, снова вернувшись к своему бокалу. Как всегда слеп, нем и глух к проблемам гостей, чтобы своих не прибавилось. — Не видел, — бесстыдно соврал и, для пущей убедительности, добавил: — Но, если он тебя ждал, может, оставил что-то для тебя. Проверь у входа, там обычно оставляют записки. Чон поджал губы и в благодарность кивнул, отворачиваясь к танцполу. Никакой записки ему не оставили — он был в этом уверен. Вдохнуть бы полной грудью с гигантским облегчением, да глаза уставшие к небу поднять, но нерешенная проблема все еще давит на плечи — она существует, а над головой только мигающий потолок со стробоскопами и невесомые перья кальянного дыма, не дающие никаких ответов. Мужчина вновь протискивался сквозь толпу, его взгляд метался между лицами, освещёнными разноцветными огнями. Оглушающая музыка просачивалась сквозь извилины разума, но альфа едва ли замечал её. Его мысли были поглощены лишь одним — Тэхеном. Он был уверен, что омега в этом клубе, среди этого моря людей. Но, оглядываясь вокруг, он не мог найти ни следа его присутствия. Каждый шаг вперёд казался бесконечным, каждый взгляд на незнакомые улыбки только усиливал тревогу, делая дыхание чаще и прерывистее. Чон звал омегу, но его голос терялся в шуме. «Тэхен!» — снова и снова, но ответа не было. Чонгук заглядывает в туалет для альф: мало ли… Но Кима там нет. Решается зайти в уборную для омег, мечется настороженными глазами по углам серого помещения. Воздух пропитан запахом хлорки и алкоголя, звуки шлепков кожи об кожу и стонов людей, сношающихся в кабинках, смешиваются с битовой музыкой из зала. Чон прикрывает нос, пытаясь подавить омерзение от вони смешавшихся ароматов тел, и решает проверить последнюю кабинку. Дверь со скрипом поддаётся, и перед ним открывается пустое пространство с разбросанными по полу салфетками, напоминающими о том, что здесь кто-то был. Может, и Тэхен, но факт один: здесь его тоже нет. Чонгук глубоко дышит, прикрыв глаза, и со всей силы от досады ударив кулаком в дверь кабинки, быстрым шагом снова выходит в зал. Чонгук изо дня в день продолжал вытаскивать омегу из дерьма, натянув на себя шкуру бесконечного спасателя. Словно это была какая-то важная миссия, возложенная на него судьбой в наказание за жизнь человека, которого ему в прошлом уберечь не удалось, а не его личный выбор — спасать Тэхена. Чувство вины перед Юбином никуда не исчезло, продолжая царапать под ребрами. Быть может, именно поэтому Чон не может Кима отпустить со всеми навалившимися на омегу проблемами, при этом четко осознавая: план с Тэхеном давно провален и особой нужды из соображений выгоды в нем больше нет — он больше не сможет участвовать в азартной игре против Ким Вана и его семейки, не сможет в статусе официальной пары Чона прийти на будущий прием, проникнуть в кабинет Вана и украсть информацию с компьютера — ведь эта семейка на самого омегу ведет теперь охоту. Так почему же Чонгук все еще держит его рядом с собой? Надеется, что еще не всё потеряно и план по-прежнему в силе? Или… верит, что, потеряв Тэхена, утратит нечто важное в своей жизни: что-то по-важнее мести и горького прошлого. Смотря на Кима, ему казалось, будто тот всегда находился на грани — его уставшие глаза, потухшие искры и едва заметная дрожь в голосе выдавали внутреннюю борьбу, которая разгрызала его изнутри. Чонгук видел в нем не только источник проблем, но и человека, которому он, как ни странно, хотел помочь… безвозмездно. Это было больше, чем просто желание искупить вину перед Юбином и больше, чем желание овладеть красивым телом — это было нечто личное и глубокое, чего мужчина ещё сам не мог понять до конца. А возможно, истинная причина заключалась в том, что Тэхен стал для Чонгука символом надежды, веры в перемены, символом мечты, в которой особняк Чон наполнен смехом и детьми, играющими в догонялки в саду, а над ними кристально-безоблачное небо. Чимин правильно сказал: забота альфы — не просто выгода, это что-то большее. Помогая Киму, Чонгук, сам того не понимая, помогал не только ему, но и находил в этом утешение для собственной израненной души. Ведь когда ты вытаскиваешь кого-то из темноты, ты понемногу согреваешь и собственный мир. Остановившись у барной стойки, Чон пытался перевести дух. Бармен бросил на него равнодушный взгляд, но Чонгук больше не обращал на него внимания. Его глаза продолжали сканировать зал, ища знакомый силуэт, знакомую улыбку. В ореоле неона лица теряли свои очертания, превращаясь в неразборчивые тени. Чонгук был напряжён и сосредоточен, его сердце отбивало ритм быстрее, чем пульсировал бас-трек. Пробираясь глазами сквозь серпантин из людей, мужчину душило беспокойство. В памяти всплывали их часы, проведенные вместе, и огни, которые загорались в глазах Тэхена, когда альфа его целовал. Чону не терпелось снова услышать его голос, чтобы все тревоги рассеялись, как туман под лучами утреннего солнца. Правой рукой Чонгук машинально провел по волосам, пытаясь совладать с нервами. — Где ты?.. — прошептал он так же, как когда искал съемную квартиру омеги — устало, почти безнадёжно, где последний процент надежды был обращён к высшим силам. Бао усмехнулся: — Когда ты шел в этот клуб, ты хотел именно этого, не так ли? Хотел, чтобы кто-то взял тебя силой, чтобы ты мог оправдать себя, — его пальцы мягко провели по щеке Тэхена, словно желая стереть слезы, которые на самом деле игнорировал. — Признай, ты хотел снять с себя ответственность за свою распущенность, за свое желание побыть шлюхой в чьих-то руках. Ким хотел кричать, хотел, чтобы его крик выключил музыку, разорвал ее на куски, чтобы хоть кто-нибудь услышал его. Но вместо этого из его горла вырвался лишь тихий всхлип, который он тут же попытался заглушить, прикусив губу до крови. Он не хотел давать Бао удовольствия, не хотел, чтобы тот чувствовал свою победу. Но мужчина, казалось, уже знал, что победа его. Чужие руки двигались уверенно, словно знали каждую линию тела Тэхена, каждую его слабость. Ким не хотел чувствовать, как его мир сужается до этого момента, до этого человека, до этих прикосновений, которые он не мог остановить. Он знал, что это не сон. Это реальность, которую он больше не мог контролировать. И в этот момент он понял, что свобода, о которой он так мечтал, была лишь иллюзией. Потому что настоящая свобода — это не только право на выбор, но и сила, чтобы защитить себя от тех, кто хочет отнять у тебя всё. А у него этой силы не было. — Хочешь, чтобы я взял тебя? Взял, как шлюху, — ласковый голос продолжает убивать, а Ким пытается сосредоточиться на том, что приносило ему утешение, вспоминая луга Фармхорса, теплый ветер, свободно гуляющий по его коже, Ромула и… Чонгука, ставшего частью этих воспоминаний. Но эти кадры были как тонкая смесь, которую безжалостно размывал обжигающий и парализующий тембр альфы. — Хочу тебя сзади, — облизнулся Бао и прикусил кожу с родинкой на ребрах, не оставляя всхлипнувшему Киму ни малейшего шанса восстановить свое внутреннее равновесие. Тэхену казалось, что вся его и без того бессмысленная жизнь сжалась до крошечной точки, тесной и беззащитной, как горошина, затерянная в трещинах базальтовой скалы. Чонгук вновь протиснулся к танцполу, надеясь, что следующий поворот, следующий взгляд принесёт ему ответ. Но помещение казалось бесконечным лабиринтом, а Тэхён — неуловимым призраком, который всегда был на шаг впереди. Чон инстинктивно отталкивал тех, кто оказывался на пути, но едва замечал их возмущённые взгляды. Неожиданно замелькал силуэт, который показался ему знакомым. Сердце Чонгука заколотилось сильнее, и он бросился вперёд, расталкивая людей. Но когда он подошёл ближе и положил руку на чужое плечо, поворачивая к себе, то понял, что ошибся. Омега, такой же высокий, стройный, с алыми волосами, но… крашеными. Разочарование сжало грудь холодной рукой. Он зажмурился, пытаясь собраться с мыслями, но вокруг было слишком шумно, слишком ярко, слишком много всего. Чон достал телефон: геолокация продолжала мигать, показывая, что омега на территории клуба. Сотая попытка дозвониться и сотое: «Абонент не может ответить на ваш звонок». Его пальцы сжали телефон так сильно, что костяшки побелели. Он не мог просто стоять здесь, он должен был продолжать искать. Мужчина двинулся к выходу, надеясь, что Тэхен, возможно, вышел на улицу: может, успели разминуться. Но даже когда он вышел на прохладный воздух, его взгляд не нашёл того, кого он так отчаянно искал. Чонгук замер на мгновение, пытаясь успокоить учащённое дыхание. Рассвет был холодным, но он почти не чувствовал его, тело горело от напряжения и тревоги. Он огляделся, пытаясь уловить хоть какой-то намёк, хоть малейший след, который мог бы привести его к омеге. Но вокруг были только чужие лица, смех, крики, музыка, доносящаяся из клуба. Чон снова посмотрел на телефон, надеясь, что геолокация обновится, что появится хоть какая-то зацепка. Но экран продолжал показывать одно и то же: Тэхен был где-то здесь, но где именно — оставалось загадкой. Бао под рваное: «Хв-ватит…» сорвавшееся с дрогнувших губ омеги, одним движением перевернул Тэхена на живот и пристроился сзади. — Ты только притворялся, что можешь сопротивляться, — резинка боксеров пугающе медленно поползла вниз, оголяя ягодицы омеги. — Но в глубине души ты знал, что сдашься сразу. Потому что ты именно такой: слабый и покорный, — блестящий от слюны палец мужчины скользнул меж сжавшихся половинок Кима, заставляя его вздрогнуть и распахнуть от ужаса заплаканные глаза. — Ты создан для этого, — надавливает на гладкое, запретное, никем еще нетронутое. — Создан, чтобы подчиняться. Палец резко проникает внутрь: грубо, наполовину. Омега дернулся, вскрикнул, но протяжный крик, срывающий голосовые связки, исчез в матрасе, когда его, схватив за волосы на затылке, силой впечатали лицом в постель. Тэхен сквозь собственные стоны отчаянья, переходящие во влажный скулёж, готов был простынь ногтями разорвать от неприятных ощущений внутри, которые ему испытывать никогда не доводилось. Бао держал слишком крепко, а последние силы омеги таяли с каждой секундой. Палец мужчины двигался в теплом тесном пространстве с нарастающей уверенностью, растягивая, подготавливая, заставляя Кима зубами кусать простынь от боли и стыда. Каждое поступательное движение, то грубое, то бережное, было словно удар, от которого невозможно было увернуться. — Кого-то потерял? — послышалось Чонгуку со стороны. Омега в откровенной одежде и закутанный в тонкий дым сигареты, который, казалось, был частью его образа, насмешливо улыбался Чону, отпивая пиво. В уголке губ запекшаяся кровь, на скулах ссадины от побоев: клиент с ним в эту ночь не церемонился. Черты лица — острые, почти хищные, подчеркнуты легким макияжем, который делал его еще более загадочным. Волосы, выкрашенные в нежно-голубой, падали на лоб, создавая иллюзию небрежности. Его одежда — обтягивающая, подчеркивающая каждую линию тела, говорила сама за себя: он был товаром, и он знал, как себя подать. В каждом движении чувствовалась уверенность, словно он бросал обществу вызов, играя по своим правилам. Но за этой маской скрывалась усталость, которую он тщательно прятал, ведь в его мире слабость — это роскошь, которую он не мог себе позволить. Чонгук шагнул к незнакомцу. — Ты видел его? — голос звучал низко и пренебрежительно, словно рычание. — Омегу. Высокий, красноволосый. Он должен был быть здесь. Незнакомец лишь усмехнулся, подняв бутылку в знак безразличия. — Подобных омег тут много, красавчик, — он сделал глоток, явно наслаждаясь ситуацией. Лица мужчины видно не было из-за маски, но зелёные глаза омегу манили. Чонгук сжал зубы, чувствуя, как гнев подступает к горлу. Он не мог тратить время на пустые разговоры, но что-то в этом парне заставило его остановиться. Может, он действительно что-то знал? Или просто хотел поиграть с ним? — Если ты видел его, скажи. Сейчас же, — Чонгук наклонился, его лицо оказалось в сантиметрах от незнакомца. Тот на мгновение замер, но затем снова рассмеялся. — Ну, если ты так настаиваешь… — отбрасывает бутылку на асфальт. — Может, я и видел твоего омегу. Но зачем мне тебе помогать? Чонгук почувствовал, как его терпение подходит к концу. Он уже готов был схватить этого наглеца за воротник, но тот сам приблизился к нему, к самому уху и тихо произнес: — В лиловом коридоре. Третья дверь, — и протянул ладонь в открытом намеке. — За информацию. Чонгук напрягся, не сводя глаз с лица напротив. Было ли это ловушкой или реальной подсказкой? Он ненавидел такие моменты неопределенности. Недолго думая, альфа вытащил из кармана несколько купюр и вложил их в протянутую ладонь. Незнакомец, лукаво усмехнувшись, отвесил легкий поклон, будто какой-то унизительный в своей значительности и, Чон, больше не мешкая, бросился снова к входным дверям клуба. Омега, посмотрев на деньги, ухмыльнулся и, засунув их в карман, вновь закурил, протяжно выдыхая серый пар в воздух. На электронных часах пропиликало 04:30. Наконец-то его рабочий день окончен. Чон шел быстрым шагом, почти бежал, не замечая, как сбивается дыхание. Лиловый коридор — это место, о котором он слышал только вскользь, в разговорах с Хосоком. Место, где омег ломали, где их превращали в послушных марионеток, лишая воли и достоинства. Его сердце сжималось от ужаса при мысли, что Тэхен мог оказаться там. Его ноги сами несли его вперед, он толкал людей, не обращая внимания на их возмущенные возгласы. Сам хотел омегу проучить, оттягивал время с поездкой в клуб — давал возможность Киму натворить ошибок, а теперь как ненормальный его ищет, молясь, чтобы ничего страшного не произошло. Альфа сам виноват, слишком долго тянул, слишком много позволял себе думать, что парня нужно поставить на место, чтобы он понял свою ошибку, посмотрел на свое поведение под другим углом и осознал, что вовсе не над пропастью висит, как в машине Чону в лицо заявил, а пока стоит лишь возле ее края. Мужчина думал омегу быстро найдет и личными методами мозги ему вправит, но облажался… Облажался похлеще, чем сам Тэхен. Лиловый коридор оказался полутемным, освещенным лишь тусклыми неоновыми лампами. Звуки музыки здесь превращались в осколки из другого мира. Это место казалось оторванным от реальности, как будто Чонгук сделал шаг в параллельное измерение, не похожее на то, что оставил за плечами. Альфа остановился у нужной двери, она казалась живой, пульсирующей, как будто дышала. Сердце колотилось так громко, что Чон едва ли слышал собственные мысли. Рука дрожала, когда он схватился за ручку, но, попытавшись опустить ее, та заведомо не поддалась. — Соблазнительный… Такая чистота, такая невинность. И скоро она будет принадлежать мне. Берёг себя для меня? — потратив от силы несколько минут на подготовку — несколько бесконечных минут для Тэхена, Бао вытащил палец, и омега едва успел перевести дыхание, как что-то крупное, горячее и твердое уперлось в его вход. — Нет! — попытавшись вырваться, но сильные руки удержали на месте. Ким колотил ногами по матрасу, визжал, сквозь слезы, сопли, слюни просил… умолял. — Пожалуйста, нет! Бао, нет! Чонгук замер, его сердце сжалось от знакомого голоса, полного отчаяния. Он знал этот крик, знал, что за ним последует. За стеной раздался глухой стон, смешанный с рыданиями. — Тэхен! — Чон дернул ручку. — Тэхен! — с силой ударил плечом в дверь, но она не поддалась. Его дыхание участилось. Он снова крикнул, голос сорвался, став почти хриплым: — Я иду, Тэхен! За стеной рыдания стали громче, перемежаясь с приглушенными стонами. Чонгук почувствовал, как его ладони стали влажными, а в горле застрял ком. Он не мог просто стоять и слушать это. Чон сжал зубы, чувствуя, как адреналин пульсирует в его жилах. Омега был где-то за этой дверью, и каждый потерянный момент мог стоить ему слишком дорого. Альфа оглянулся, ища что-то, что могло бы помочь ему взломать замок. Его взгляд упал на тяжелый металлический стул, стоящий в углу коридора. Не раздумывая, он схватил его и с силой ударил по ручке двери. Звук удара эхом разнесся по коридору, но дверь лишь слегка поддалась. — Не прикасайся ко мне! — голос Тэхена прозвучал за дверью с новой силой, но теперь в нем был не только страх, но и боль. — Сейчас! — Чонгук снова ударил стулом по двери, на этот раз с еще большей силой. Дерево затрещало, и замок начал поддаваться. Его сердце неистово колотилось, каждый удар по двери отдавался в его висках. — Я сейчас, Тэ… Омега слышал Чона. Его голос, полный отчаяния и решимости, доносился сквозь толщу дерева, словно эхо из другого мира. Чонгук не сдавался. Он бил снова и снова, и каждый удар был словно ударом по его собственному сердцу. — Это твой новый хахаль? — потираясь членом между половинок, усмехнулся Бао и, не удержавшись, шлепнул омегу по ягодице. Тэ сжался, протяжно завыв в матрас. Розовый обжигающий след расплылся по коже. — Интересно, почему он все еще не поимел тебя? — сжав волосы на затылке и чуть приподняв голову рыдающего Кима, Бао склонился над его ухом, прошипев с издевкой. — Наверное, ему трахать тебя нечем, я угадал? И именно в этот момент дверь поддалась с громким треском. Чонгук ворвался в комнату, выбив ее уже ногой, заставив Бао вздрогнуть и обернуться. Взгляд Чона мгновенно нашел омегу, прижатого к матрасу: такого хрупкого, беззащитного, дрожащего, напуганного, в голос плачущего и… полностью обнаженного. Чонгук шагнул вперед, его глаза горели яростью, призрачно сжигающей всё, чего касалась. Воздух сгустился, наполнившись напряжением, которое вот-вот должно было взорваться. Бао, почувствовав опасность, резко отпустил Тэ, слетел с кровати, находу заталкивая член обратно в трусы и, забыв застегнуть ширинку, попятился к стене за своей спиной. Чон двинулся с такой скоростью, что альфа едва успел поднять руки в защиту: — Он сам хотел! — Убью суку, — удар пришелся в челюсть, заставив Бао отлететь к стене с глухим стуком. Ответный удар был мощным и точным, заставившим Чонгука упасть на прикроватный столик и удариться поясницей. Тэхен, отползший к изголовью и прижавший колени к груди, задыхался от страха и стыда. Его пальцы дрожали, но он не позволял себе вмешиваться. Он был наблюдателем, зрителем, и в этом было его проклятие. Звуки ударов, мат и стоны боли заполняли комнату, выворачивая каждую его мысль наизнанку. Глаза с полопавшими капиллярами от слез не могли оторваться от развернувшейся сцены. Каждое движение альф казалось замедленным, как в затянувшейся сцене из фильма ужаса, а реальность становилась все более иллюзорной. Губы Кима шевелились, но сколько он ни старался, слова, которыми он хотел бы остановить этот кошмар, так и не сорвались с них. Чонгук, с яростью, которую Тэхен никогда раньше не видел, двигался быстро, каждый удар его кулаков был точным и сокрушительным, а Бао явно терял контроль, его движения становились все более хаотичными, лицо искажалось от боли и злости. Ким чувствовал, как внутри все трясется от страха за Чона и непонимания. Он не знал, как оказался в этой страшной ситуации. Хотя нет… знал — это был его личный выбор, ставший ошибкой, за которую теперь расплачивается не только он, но и Чонгук, сплевывающий сгустки темной крови на пол. В голове омеги проносились обрывки воспоминаний: шум толпы, смех Чимина, музыка, а потом… шепот Бао, коридор, слезы, грохот, и вот он здесь, голый и беспомощный, наблюдающий за тем, как двое альф уничтожают друг друга… из-за него. Ким закрыл глаза, словно малейшая возможность избежать зрелища могла вернуть его к прежнему существованию, но звуки драки постоянно врывались в его сознание. Разум так хотел ошибиться в своих предположениях, но вся ситуация напоминала жестокую постановку, где его роль была предопределена — безмолвного свидетеля, чья немощь была ключом ко всей трагедии. Мысли метались, ища ответ, но все гадания приводили к потаенной истине — иногда ошибки нельзя исправить. Осознание этого словно цеплялось когтями за сознание, принося с собой тяжесть, под которой хотелось согнуться вдвое. Это была не просто случайная непреднамеренная ошибка — это был произведенный выбор, к которому Тэхен шел вслепую, ведомый своими желаниями и глупостью, и теперь этот выбор оборачивался самым жестоким образом не только против него, но и человека, все это время пытающегося его оберегать. Никто из мужчин не хотел уступать, каждый был готов идти до конца. Их дыхание было тяжелым, уставшим, но глаза по-прежнему горели решимостью. — У тебя дорогая шлюха, — сквозь отдышку, хищно ухмыльнулся Бао исподлобья, стирая кровь с подбородка, будто ему было мало беспредельного гнева в хризолите напротив. — Жаль, не успел вставить ей. Это было табу. Честь и тело Тэхена — табу. Зеленые глаза сузились, словно змея перед броском. Чонгук не ответил на оскорбление, позволив злости внутри себя накапливаться, словно бурлящая лава в кратере вулкана, а после, пригнувшись, с разбегу налетел на мужчину, перехватив его за пояс и со всей силы впечатал в стену. Бао ощутил резкую боль в позвоночнике, отчего колени подкосились, а воздух в груди пережало. Он, с трудом, сквозь зубы, заплывшие кровью, попытался что-то сказать, но Чонгук не позволил: мощный удар в печень заставил Бао снова со стоном согнуться от боли. Воздух с хрипом вырвался из легких, и альфа рухнул на колени, схватившись за живот. — Его девственную дырку все равно когда-нибудь выебут, — прохрипел Бао сквозь густую нить кровавой слюны, свисающей с губ. — И это будешь не ты. Язвительный смех, только возникший, мгновенно перешел в утробный хрип, когда Чонгук, ослеплённый яростью, ударил ублюдка локтем по хребту, а затем вновь, и вновь, желая обратить чужой позвоночник в мелкую пыль. Удары по спине звучали в тишине, словно предвестие надвигающегося шторма. Альфа не оставлял мерзавцу шансов на милосердие, его эмоции бурлили, как волны в бушующем море, и каждый удар становился криком его души, стремящейся навсегда заткнуть тварь, допустившую мысль, что омега, все ещё никем незапятнанный, Чонгуку никогда не достанется, не будет ему принадлежать. Его мысли об омеге стали якорем всеобъемлющей тьмы, которая поглотила его целиком. Сегодня Тэхен впервые увидел тёмную сторону Чона — настоящую, скрытую за маской воспитанности и деловитости. Тэхён замер, словно во сне, наблюдая за хаосом, который сотворил сам — сотворил с Чонгуком. По спине пробежали колючие мурашки. В голове у омеги промелькнула мысль: что, если черная, необузданная частица Чонгука однажды обратится против него самого? Ким понимал, что своей глупостью — ошибкой разбудил в мужчине нечто мощное и незримое, то, что долгое время дремало под поверхностью. Казалось, что сама тьма, исходящая от Чонгука, разливается по комнате, заполняя каждый угол, каждую трещину. Однако, несмотря на страх, была в этом открытии и странная притягательность. Тэхён не мог отвести глаз от мышц на спине альфы, ходивших ходуном под футболкой, его сила завораживала, как огонь, манивший своей неспокойной красотой и обжигающим шепотом: «Рядом с ним ты всегда будешь в безопасности». Ким осознал, насколько противоположными могут быть чувства. С одной стороны, Чон вызывал у него восхищение своей силой и уверенностью, с другой стороны, пугал до немеющих рук, ног и языка. Насилие, избиение — это страшно… ужасно. И сейчас Чонгук был ужасен в своей роли — абсолютно новой для омеги. В потоке ярости, где разум уступал место инстинкту защитить, отомстить, Чон схватил Бао, лишённого сил, за волосы и, с неумолимой жестокостью прижав затылком к стене, сквозь тяжёлое рваное дыхание впился в него змеиным взглядом, полным ненависти: — Тебе конец. Последовала череда бешеных ударов, превращающих лицо Бао в уродливую массу. Захрустели кости: челюсть, зубы, нос. От красивой внешности мужчины, чье лицо принимало вид окровавленного куска мяса, не оставалось ничего прежнего. Как и от Тэхена.