Точка возврата

Суета пыталась застигнуть Кима врасплох еще в половине шестого утра, когда Чимин, сонно потирая глаза, зашел в его комнату и пробубнил: «Тэхе-ен, господин Чон велел тебя разбудить». Но Тэхен благополучно перевернулся на другой бок, мысленно послав приказ альфы к черту, и продолжил сопеть дальше, совсем позабыв о причине столь раннего подъема. Пак поежился от утренней прохлады, которой веяло в комнате, и, лениво похлопав ресницами, шатаясь как пингвинчик, молча прошлепал к чужой кровати. Присел на краешек постели, лениво зевнул и, чуть подумав, беззаботно плюхнулся на подушку рядом с омегой, подложив под щеку ладошки. Все ждали омег к раннему завтраку, но ни один из них не соизволил спуститься. Шин тогда взбеленился не на шутку. Раздраженно сделал глоток зеленого чая и, громко опустив бокал на твердую поверхность, уже поднялся на ноги, чтобы самолично разбудить задерживающихся, но Чонгук одним взмахом руки остановил его: «Не надо, я сам разбужу их» — альфа многозначительно взглянул наверх и, спокойно поднявшись из-за стола, направился в сторону лестницы, улыбаясь тихим ругательствам Шина, что обещал себе обязательно выкинуть за шкирку несносного лентяя по имени Пак Чимин. Когда мужчина осторожно приоткрыл дверь в чужую спальню и зашел внутрь, первой его эмоцией было — умиление. Пак спал на спине, свободно распластав свои конечности звездочкой, а Тэхен щекой лежал на сгибе локтя розововолосого омеги и слабо шевелил губами, шепча что-то неразборчивое. Подушка давно валялась где-то в ногах. Альфа удовлетворенно осмотрел комнату, подмечая, что с появлением гостя в ней стало гораздо теплее и уютнее. А после беззвучно присел в кресло напротив спящих, задумавшись о чем-то своем. Он, расставив ноги и уперевшись локтями в колени, исподлобья наблюдал за омегами в полной тишине. Вслушивался в их сопение, вдыхал тонкие, но по-прежнему неприступные шипы роз и пытался выявить для себя второй запах, но… ничего. Пак Чимин в силу неизвестных альфе причин ароматом не обладал. Пара пуговиц на пижамной рубашке Пака оказались расстегнутыми, вероятно выпрыгнули из петелек во время сна, и Чон, покусывая внутреннюю часть щеки, благоразумно отвел глаза от выделяющегося соска, так неосторожно обнажившегося перед его взглядом. Тело Чимина не приводило Чонгука в восторг, как и сама личность омеги, но инстинкты разуму не подвластны, потому мужчина, не желая себя провоцировать еще больше, со вздохом поднялся на ноги, устало потер глаза подушечками пальцев и приблизился к кровати с намерением разбудить Пака. Он слегка потряс того за плечо, следя за тем, чтобы Тэхен не проснулся, и стоило Чимину в непонимании приоткрыть один глаз, как ладонь мужчины плотно прижалась к его пухлым губам. Тот издал глухой писк, испуганным взглядом пробежав по равнодушному лицу Чона, что приложив указательный палец к собственному рту, безмолвно приказывал не издавать ни звука. Чонгук кивнул в сторону двери, намекая на то, чтобы омега немедленно удалился, и Пак, качнув головой, осторожно вытащил свою затекшую руку из-под щеки Тэхена. После неловко слез с кровати, стыдливо застегнул рубашку и бесшумно устремился к выходу, невольно вдыхая аромат слегка возбудившегося мужчины. Чимин был уверен: в силу отсутствия запаха все альфы воспринимали его как низкосортное мясо — некий пресный кусочек, которым временно можно утолить нестерпимый, физический голод. И Пак искренне был благодарен Чону за то, что тот ни взглядом, ни словом не проявил сейчас к нему подобного неуважения. Дверь закрылась с той стороны, а Чонгук, помедлив еще пару секунд, осторожно прилег на спину рядом с крепко спящим омегой, стараясь не касаться того даже плечом. Прошло минут двадцать, но мужчина по-прежнему лежал неподвижно и задумчиво смотрел в потолок, подложив одну руку себе под голову. В теле ощущалась безмерная усталость, как будто на шею альфы рухнули все скалы мира, заставляя позвоночник продавливаться под их тяжестью. Время шло, а он ни на шаг не продвинулся к своей цели. Ким выстраивал вокруг себя непреодолимые стены, не давая Чону ни шанса на создание даже дружеского взаимопонимания между ними. Изначально Чонгук ухватился за этого омегу, как за человека, который может усыпить бдительность врага своей потрясающей внешностью и незаурядным умом; белой пешкой проникнуть в логово противника, став по итогу сокрушительным ферзем, что получит приятный бонус от выигрыша. У каждого есть уязвимое место и чаще всего — это деньги. И Тэхен не был исключением. Вот только, чем глубже альфа узнавал Кима, тем больше убеждался в том, что омега не обладал никакими амбициями. Он скорее мечтатель, боящийся делать смелые шаги. А как можно открыто уговорить человека стать частью рискованной игры, если он не стремится к победам даже в собственной жизни? У них не было общих интересов, все еще не было общей цели, способной сплотить их. Был только Чон, и его замыслы, и где-то рядышком бледной тенью существовал Ким. Мужчина понимал: Тэхен — не Юбин, и никогда им не станет. Он скорее сбежит от Чонгука, чем добровольно примет его сторону. Сбоку послышалось копошение, и альфа выплыл из своих раздумий. Повернул голову в сторону просыпающегося омеги, что сонно пытался сморгнуть видение в образе господина Чона, и принял сидячее положение. На чужое: «Что вы здесь делаете?» альфа лишь уголком губ улыбнулся и, неторопливо встав с кровати, бросил короткое через плечо: «Собирайся, если все еще хочешь попасть домой». С момента, как они выехали из особняка, никто из находящихся в машине не проронил ни слова: Чон сонно зевал, неторопливо выкуривая сигарету; нервно постукивал пальцами по рулю, ярко представляя, как таранит медленно соображающих водителей в пробке и периодически поглядывал в сторону задумчивого омеги, что скучающе прислонившись виском к стеклу, отрешенно смотрел на пролетающие мимо них многоэтажки, суетящихся прохожих на тротуарах, а позже, когда они выехали за пределы города, на ровный асфальт и однообразные лесополосы, протяженностью в несколько долгих часов. Лишь один раз мужчина, заметив, как омега разминает шею, предложил сделать кратковременную остановку, чтобы тот отдохнул. Но получив в ответ равнодушное: «В этом нет необходимости», Чонгук лишь удрученно покачал головой и вернул внимание к дороге. Так и ехали — в угрюмом, сонливом молчании, пока вдалеке наконец не промелькнул знакомый деревянный указатель, изрядно потрепанный временем. Тэхен, увидев очертания надписи своей деревни, рвано выдохнул и все же отлипнув от стекла, мягко откинулся головой на сидение. Спина действительно затекла из-за долгого пребывания в одном положении, а работающий кондиционер не избавлял от ощущения чрезмерной духоты. Потому Ким, забывшись, начал неосознанно ослаблять хлопковый шарфик на своей шее, больше напоминающий сейчас ему удавку, но случайно задев пальцем одну из гематом, болезненно поморщился, безвольно возвращая руки на свои колени. Узелок так и остался не развязанным. — Рин не должен увидеть эти синяки, ты согласен со мной? — проговорил Чон, возвышаясь над только-только проснувшимся омегой и под сонный непонимающий взгляд протянул Киму прохладную ткань с цветочным принтом. — Не стоит его вовлекать в эту историю, ему так будет спокойнее. Тэхен, на автомате принимая шарф, растерянно посмотрел в чужие глаза напротив, спросонья не сразу понимая, о каких синяках говорит альфа. А после, кинув намеренный взгляд на зеркало, стоявшее на прикроватной тумбе, лишь досадно поджал губы, коснувшись своей кожи пальцами. В отражении на него смотрел уставший, подавленный человек, с россыпью болезненных тошнотворных воспоминаний по всей шее; маленький изгой во взрослом теле, не имеющий никакого веса в доминирующем, но давно прогнившем обществе. Рыжая букашка под чужой подошвой. «Жизнь так изменчива и вероломна» — вскользь подумалось тогда Тэхену. Вчера ты был никем — одиноким путником, спотыкающимся о камни. А сегодня, преодолев тысячи пустынных дорог, ты уже не такой уж и одинокий скиталец, и вроде бы колени больше не болят от падений. Но, по правде говоря, все это не имеет никакого смысла, когда каждый раз, обращая взор внутрь себя, ты продолжаешь видеть в своем расплывчатом силуэте лишь посредственную, безликую ячейку общества. Какая разница, живешь ты в огромном особняке или нет? Какая разница, что сейчас кто-то упорно старается поддерживать тебя под руку? Какая разница, оборачиваешься ты назад или смотришь вперед, если в голове по-прежнему все остается неизменным: вчера, сегодня и даже завтра. Ты просто всегда «никто» сам для себя. — Тебе жарко? — нарушил длительное молчание альфа, взглядом указывая на тонкую итальянскую ткань. — Если колется или натирает, ты можешь снять его. Мы придумаем, что сказать Рину. — Все в порядке, — отстраненный, тихий ответ, не влекущий за собой никакого продолжения. Чон на это только губы поджал, искренне не понимая чужой упертости. В салоне не было жарко, и мужчина понимал, что Киму душно по большей части из-за его, Чонгука, присутствия. Альфа взглянул на навигатор, отмечая для себя, что они уже совсем близко и, выключив кондиционер, приспустил стекла. Они вновь двигались в полной тишине, только уже по проселочным дорогам. Поток свежего воздуха из приоткрытого окна создавал легкий беспорядок на голове Тэхена, разносил нежный аромат роз, забивающийся в нос альфы, любопытно осматривающего местность. Мужчина дышал полной грудью, чувствуя легкое головокружение, то ли от пьянящего запаха омеги, то ли от резкого перенасыщения кислородом, которого так не хватало в Адруме. Чон слышал об этой деревушке от Шина: тот часто заказывал мясо и молочные продукты у здешних фермеров, но сам альфа никогда в Фармхорсе не бывал. Небольшие домики в прованском стиле и дома в стиле ранчо, с прилежащими к ним участками для разведения скота, окружали их буквально со всех сторон. Вокруг царила атмосфера, не похожая на ту, в которой существовал Чонгук. Если в частном секторе города глаза мужчины натыкались на холодный модернизм, то здесь пахло жизнью. Фармхорс будто бы закрыл собственные границы, не впуская суету внешнего мира. И пока альфа открывал для себя новое понимание «покоя», Тэхен скромно вдыхал ароматы знакомых окрестностей, постепенно заполняющих салон. Разделял запахи на отдельные составные, с печальной ностальгией вычленяя теплые оттенки сена, мягкое благоухание полевых цветов и молочные ароматы, исходящие от соседних ферм. Ким все глубже погружался в присущую ему меланхолию, не до конца осознавая, что вот-вот окажется на пороге родного дома. Почему-то не было внутри предвкушающей радости или легкости, напротив, тревожное тянущее под ребрами чувство и необъяснимая скованность во всех мышцах, словно его везли в тяжелых кандалах. Сколько раз Тэхен приезжал сюда на междугороднем автобусе в шкуре неудачника? Сколько раз укладывал голову на колени Рина, беззвучно крича о своей усталости? Сколько раз делился с Ромулом о своих несбыточных мечтах? А что теперь? Кто он теперь? Марионетка? Часть жестокой игры на шахматной доске, где омега всего лишь пешка? Или Тэхен просто маленький, беззащитный человечек, по ошибке ставший разменной монетой на чужом кровавом побоище? — Здесь очень красиво, — Чонгук вальяжно управлялся с рулем, объезжая глубокие ямки и кочки, краем глаза поглядывая на омегу, у которого по виску пробежали капельки пота. Тэ, услышав чужой голос, лениво сморгнул вереницу мыслей. Тыльной стороной ладони промокнул выступившую влагу и под вопросительный взгляд мужчины безразлично отстегнул ремень безопасности, чтобы дотянуться до бутылочки с водой, лежащей на заднем сиденье. Рубашка слегка задралась, и Чонгук закусил губу, стоило небольшому участку кожи на животе омеги скромно обнажиться. — Сядь, пожалуйста, — прокашлялся альфа, силком отводя взгляд от манящего животика. — И пристегнись. Но Ким, проигнорировав чужую просьбу, упорно продолжил тянуться рукой к бутылке, откатившейся, как назло, на повороте к дальней двери. И уже почти коснувшись ее пальцами, тихо ойкнул, резко подавшись корпусом вперед, когда мужчина с лукавым смешком, неожиданно сбавил скорость. — Вы специально?! — возмутился Тэхен, возвращаясь на место с заветной бутылочкой и сдувая упавшую на глаза прядку. — Я же просил пристегнуться, — Чонгук самодовольно улыбался, пока омега с хмурым видом откручивал крышку, делая следом несколько жадных глотков. Тэхен, когда пил, всегда прикрывал глаза, и альфа не смог отказать себе в том, чтобы еще пару мгновений тайно понаблюдать за омегой. Чон, засмотревшись на волосы, переливающиеся в лучах подобно огненно-красному шелку, задумался: почему Тэхен так стыдился себя? Что такого произошло в его жизни, от чего омега до сих пор не может оправиться? И неудобный вопрос сам невольно сорвался с губ: — Почему ты решил сменить цвет волос? Я просто заметил небольшие остатки прошлой краски. В тоне мужчины не было никакого укора, лишь искренний интерес, не подразумевающий под собой оскорбления. Но Ким этого не понял. Уязвленные люди, долго подвергающиеся буллингу со стороны сверстников, всегда слышат только издевку в той теме, которая ранила их когда-то в самое сердце. Они начинают злиться, не отдавая отчета своим мыслям, и выпускают острые иголки, в намерении себя защитить. Пусть даже если эта опасность оказывается всего лишь плодом их затравленного воображения. Именно это сейчас происходило с Тэхеном. Он, медленно убирая бутылку от губ, опускает глаза на свою обувь. Закусывает нижнюю губу с внутренней стороны, тут же слегка сморщившись от излишнего прикуса, и после недолгих раздумий выдавливает из себя грубое: — В глазах тех, кто родился с золотой ложкой во рту, я всегда был уродцем. Вам не понять, — надменно хмыкнул омега, скрестив руки на груди. — Потому что вы как раз из их числа. Я не удивлюсь, если вы, как большинство моих одноклассников, издевались над каким-нибудь слабым омегой или альфой, — Тэхен говорил торопливо, расходясь все больше от несправедливости, с которой ему довелось повстречаться. А Чон лишь хмурил брови и молчал, позволяя омеге выплевывать всю накопившуюся боль. — Для вас все, кто ниже по статусу — грязные отщепенцы, достойные лишь избиения. Ким резко замолк, давая себе возможность нормализовать взвинченное дыхание и прислушаться к спокойному голосу, доносившемуся со стороны задумчиво-прищуренного мужчины. — Ты прав: я родился в состоятельной семье. Но у меня не было времени на травлю, не было времени на игры или каникулы. Я никогда не был ребенком, Тэхен, — печаль, проскочившая в горле альфы, не ушла от слуха омеги. — Мой отец однажды сказал мне: «Я не буду тем родителем, который на блюде подаст к твоим ногам пока еще незаслуженную тобой славу. Но я буду тем, кто наглядно тебе покажет, как этой славы достичь и на ней удержаться». И тогда я понял: чтобы почувствовать вкус золотой ложки, мне придется самому положить ее себе в рот, — Чонгук говорил непринужденно, высунув локоть в окно и продолжая расслабленно рулить одной рукой. В размышлении поглаживал подбородок указательным пальцем, засматриваясь на небольшие пастбища коров. — Все что ты видишь вокруг меня, не имеет к моему наследству никакого отношения. Мой особняк, моя квартира в Адруме, мой бизнес — все это не связано с моей семьей. Ким с осторожным любопытством взглянул на мужчину, и в правду не припоминая никаких разговоров о родителях Чона между жителями особняка. И, чуть подумав, произнес с таким тоном, будто ему совсем не интересно: — А где ваша семья? — Сейчас уже не знаю. Папа умер, а отец… мы с ним не общаемся. Он связался в свое время с не очень хорошим человеком и вынужденно отписал ему все имущество, которое, вроде бы как, было моим наследством, — альфа иронично усмехнулся, отметив скромное удивление в глазах Кима, что смотрел сейчас на его профиль. — Мы с ним никогда не были близки. Моей семьей всегда был только Шин, а потом в мою жизнь вошли Юнги, Нам, Хосок и Юб… — Чон осекся, не закончив фразу и, облизав губы, как ни в чем не бывало улыбнулся. — Не важно. Послушай, давай уже на «ты», я старше тебя всего на четыре… — Осторожно! — Ох, черт! Нога ударила по тормозам, и продукты, лежащие в багажнике, посыпались из пакетов на пол. В паре метрах от резко остановившегося автомобиля, неторопливо переходили дорогу корова с теленком. Маленький бычок задорно пытался забодать хвост своей матери, звеня колокольчиком на шее, а мама лениво отгоняла от себя назойливых мух, подергивая ушами. — Ты посмотри на эти наглые морды! — прошипел Чон, провожая возмущенным взглядом кормилицу, что напоследок высокомерно, альфа был в этом уверен, промычала в его сторону явно что-то нелестное. — У вас здесь все парнокопытные как у себя дома ходят? — Это тебе не город, — язвительно пробубнил омега, специально сделав акцент на теперь уже неформальном обращении. — Вы, городские, такие неженки. — Что за стереотипное мышление? — покачав головой, Чонгук издал смешок и, дождавшись, когда животные отойдут на обочину, возобновил движение. — Дело не в изнеженности, а в ощущении комфорта. Мало кто его понимает, но все им продолжают интересоваться. Ким зацепился взглядом за визжавшего мальчишку, уносящего ноги от соседского петуха, и еле заметно улыбнулся, понимая, что суета Адрума на короткое время осталась за его плечами. Она обязательно в будущем протянет свои тощие руки и развернет омегу к себе лицом, но не сейчас. Не сейчас. — Комфорт — это субъективное понятие, — скучно произнес Ким, убрав с глаза прядку, запутавшуюся в ресницах. — Возможно. Для меня, например, удобнее, чтобы животные не бросались под колеса. В городе многие собаки и кошки уже давно приспособились к уличному движению и не лезут на дорогу, когда едет машина. — Ну извини, парочку светофоров я не успел с собой прихватить, — язвительно скривил лицо Тэхен, раздраженно всплеснув руками. — Чего ты бычишься? — Я не бычусь. — Ты едешь домой, а всю дорогу выражение лица такое, словно я везу тебя на ненавистную работу, — в наигранном недовольстве попытался пошутить альфа. Его настроение было приподнятым, а в груди впервые за несколько дней не ощущалось тяжести. Омега с ним поддерживал беседу, и Чона не могло это не радовать, но… в его жизни не может быть все хорошо слишком долго. — А разве это не так? Альфе показалось, что он неправильно расслышал, потому с его губ невольно сорвался растерянный смешок: — Что? — Разве это не так? — Тэхен по слогам повторил свой вопрос, с неожиданно приобретенным равнодушием посмотрев на профиль мужчины, чья и без того уже скомканная улыбка окончательно затрещала по швам. — Разве я не еду играть роль, которую ты мне прописал? «Роль» — Ты же понимаешь: Ким — не тот омега, что добровольно согласится на это. Все, что ты планируешь относительно него — невозможно. Альфа отмахнулся от слов, однажды сказанных ему Хосоком, мельком перевел внимание на навигатор, убеждаясь в том, что они едут в правильном направлении, и, хрустнув шеей, продолжил разговор с фальшивой ровностью: — Открою тебе секрет, Тэ: в этой жизни ты сам прописываешь свою роль, но если она оказывается слишком слабой, за тебя это начинают делать другие, — альфа подкурил сигарету, быстро выдохнув клуб дыма в окно. — И если уж ты оказался в таком положении — важно сразу понять, кто именно решил взять руководство над твоей жизнью: человек, желающий поработить твою волю, или тот, кто, напротив, стремится тебя научить этой волей пользоваться правильно. Омега скептично посмеялся над услышанным утверждением. Покачал головой, поражаясь тому, сколько в сидящем рядом с ним человеке спесивой уверенности и, сделав короткий глоток воды, издевательски произнес, желая того окунуть лицом в его же зазнайство: — Интересно, что за человек однажды поработил твою волю, несгибаемый Чон Чонгук. Как ты там мне сказал? — в наигранной задумчивости произнес Ким. — «Я заключенный». Так скажи мне, заключенный: как ты, потерявший свою волю, можешь поучать остальных в том, в чем сам давно потерпел крах? Альфа озадаченно посмотрел в янтарные глаза напротив. Что в них было? Жалость, уловка, укор? Нет. В этих чистых, солнечных зрачках открыто в голос смеялась ирония, заслоняя собой всю светлую сторону омеги. Подлая, глумливая усмешка, от которой Чонгуку стало не по себе. Мужчина только сейчас все осознал: омега будет рад понаблюдать за его падением — просто так, ради собственного удовольствия. Ким Тэхен — не марионетка и вовсе не маленькая белая пешка. Он, скрывающийся в тени черный ферзь, играющий всегда лишь за себя одного. Чонгук заиграл скулами, ощутив неприятный укол в центре горла. Между ними вновь воцарилось холодное молчание, где омега, все еще находящийся в неведении касаемо своего пребывания рядом с Чоном, мысленно скалил зубы в его сторону, а мужчина уже с сомнением в сотый раз пролистывал план в своей голове. Пока все шло не так, как альфа задумывал. Омега оказался слишком упертым, слишком принципиальным в своей напускной гордости. И еще с довольно остреньким язычком. Все шло не так. В салоне внезапно заиграла негромкая мелодия, и Чонгук, оставив без ответа колкость омеги, переключил звонок с громкой связи на наушник, на удивление ответив бодрым голосом. — Говори, друг мой. — Чужой тяжелый выдох в трубке, заставивший Чона насторожиться. — Что-то произошло? — Произошло, Гук. Я не знаю, как так получилось, но твои ребята, которых ты просил найти… они исчезли, клянусь тебе. Как сквозь землю провалились. А квартира, которую ты приказал им зачистить, черт! — А что с квартирой? — альфа нахмурил брови, крепче сжав руль пальцами и приготовившись услышать все что угодно, но только не: — Это квартира находится в собственности Ким Вана, Чонгук! Ты слышишь меня? Ким Вана! И тот парень с пробитой башкой — это его младший сын, мать вашу. Это Сун Хи, Чонгук. Машина резко затормозила, поднимая клубы пыли из-под резины. Тэхен, не успев издать даже звука, по инерции всем телом полетел вперед, тут же впечатавшись спиной обратно в сиденье, благодаря ремню безопасности. Чонгук сжимал руль до побеления костяшек, грудь мужчины ходила ходуном, норовя ребрами разорвать футболку, пока оцепеневший омега, крепко вцепившись в ручку двери, не мигая, смотрел куда-то сквозь воздух, ощущая рваное дребезжание собственного сердца. У него вся жизнь перед глазами пролетела уже во второй раз за сегодняшний день, а Чон просто дышал с ультразвуком в ушах, не разбирая чужих слов, отрывочным эхом звучавших в наушнике. Когда мужчина хладнокровно отдавал приказ стереть с лица планеты валяющегося на полу альфу, он и предположить не мог, что этим ничтожеством, этим жалким подобием мужчины окажется уже знакомая ему безликая тварь, все эти годы скрывающая свое лицо и прячущаяся в тени своего заботливого отца. Он вновь тайной крысой пробрался в жизнь Чона и вновь безнаказанно ускользнул из его рук. Он был так близко… Так близко. Хладное дыхание из прошлого пробежало вдоль затылка Чонгука, царапая каждый участок памяти своими острыми льдинами. — Юбин, скажи, кто? Кто из них с тобой это сделал? — Чонгук, сидя на кровати, нежно поглаживал загипсованные пальцы нереагирующего ни на кого омеги и сжимал до рези влажные глаза, слыша в ответ все то же неизменно-мертвое молчание. — Юбин?.. — Посмотри на него, — прозвучало бесцветное за спиной, и Чонгук знал, из чьих уст доносится эта фраза. — Посмотри, что осталось от человека, доверившегося тебе. Ты ведь знал об этом приеме. Знал, что он слишком упрямый и не послушает меня. Знал и все равно покинул особняк, переложив на его плечи непосильную задачу, которую должен был выполнять вместе с ним. — А на что здесь был ты? — тихо прошипел Чон, не оборачиваясь на Юнги, чьи синяки под глазами уже сливались с цветом темно-фиолетовой простыни. — Кто должен был охранять его в мое отсутствие? Кто отвечал за его безопасность? — Мы оба, Чонгук, — еле слышимо прохрипел Мин, сжимая кулаки до хруста. — Мы оба обещали ему безопасность, и оба не смогли сдержать свое слово. — Это еще не конец, — уверенно процедил Чон, все еще не до конца осознавая случившегося. — Не конец. Я узнаю и доберусь до того, кто именно это сделал с ним. Эта семья — смердящая чума, поглотившая наш город. И я не успокоюсь, пока не стану их кровавым концом. — Ты еще не понял? Они тебе не по силам. Если ты не остановишься, то будешь наблюдать уже конец своей собственной семьи! И именно ты станешь нашим концом, ты и твое неуемное желание оказаться в дамках! Первой твоей жертвой стал Юбин, и мне интересно, кто будет следующим? — Юнги ненавистно прожигал взглядом спину сгорбившегося альфы, разнося по комнате горький аромат жженых листьев. — Я не остановлюсь. Мин в ответ на чужое уверенное утверждение лишь безнадежно помотал головой. С болью взглянул на изувеченного омегу и, шаркая обессиленными ногами, направился к выходу. Он больше не оборачивался на Чонгука, устало шел вперед, не видя вокруг себя ничего, и, когда достиг проема двери, напоследок выдавил из себя еле слышимое: — Надеюсь, ты смертельно полюбишь того человека, которого следующим выберешь на эту роль, Гук. Потому что с его потерей, а она неизбежна, ты каждой клеточкой своего тела прочувствуешь все, что чувствую сейчас я. Только тогда ты действительно поймешь: насколько это страшно. Только тогда. Громкий голос в наушнике насильно вырывает Чонгука из воспоминаний, что по-прежнему еще были живы настолько, словно все произошло только вчера. — Чон, ты слышишь меня? Ким Ван намерен тебя раздавить, он подключил уже всех своих крыс. Он нашел прекрасный повод задушить тебя, и сейчас его первая цель — заморозить все твои счета, оставить тебя ни с чем. «Мой отец связался в свое время с не очень хорошим человеком и вынужденно отписал ему все имущество, которое, вроде бы как, было моим наследством» — А вторая? — Что? — Намджун не расслышал голоса друга, из-за сигналивших в пробке машин. — Не слышу тебя, повтори. — Какова его вторая цель? — смотря в одну точку, вновь еле слышимо произнес Чонгук, не замечая омеги, что, приложив трясущуюся ладонь к животу, морщился от неприятной боли в пережатых ремнем ребрах. — Я не знаю… Куда ты лезешь, дибила кусок?! — выругался Нам на тупоголового водителя, пытающегося вклиниться в его полосу. — Я не знаю, Гук. Пока Хосок раздобыл только эту информацию. Я выделил твоей охране своих людей, лишним не будет, но твое присутствие здесь все равно необходимо. Постарайся не задерживаться. — Я услышал тебя, — прикрыв глаза, напряженно проговорил альфа. — Спасибо, Джун. — Пока не за что, и… мы справимся, Гук, — Намджун поджал губы и более спокойно выдохнул. — Выйдем из этой игры с минимальными потерями, вот увидишь. — Минимальные потери тоже считаются потерями, Нам, — безрадостно усмехнулся Чон. — Согласен, но здесь все зависит от того, какой уровень ценности ты присваиваешь расходному материалу. Кстати, о ценностях… — как бы между делом проговорил Джун, подкуривая сигарету. — Вылез интересный факт, касаемо Тэхена. Думаю, тебе будет это только на руку. — Что именно? Намджун, направляясь в особняк друга, преодолел ворота частного сектора и, отсалютовав здешней охране в будке, на выдохе приступил к изложению всех последних сведений об омеге, переданных Хосоком буквально этим утром. И по мере того как альфа углублялся в рассказ, у Чонгука все сильнее загорался интерес в глазах, позвоночник вытягивался в струнку, а легкие на время прекращали свое движение. — Ты расскажешь Тэхену? — завершив свой отчет, задал последний вопрос Джун. Стены холодной тюрьмы запустили свое движение и готовились схлопнуться в будущем в один миг, оставив от Чона лишь мокрое, кровавое пятнышко. Омега вряд ли ему это простит, но: — Не сейчас. Узнает, когда для меня это будет удобным. После чего звонок завершился, а Чонгук так и продолжил сидеть, смотря в одну точку и переваривая обрушившуюся на его голову со всех сторон неожиданную информацию. — Я никуда с тобой, психом, больше не поеду, — послышался приглушенный голос откуда-то справа, и альфа словно по звонкому щелчку над ухом вернулся в реальность. — Тэ-э, черт… — Чон растерянно потянулся к омеге, проклиная себя за непредусмотрительность. — Прости меня, я просто… — Да не трогай ты меня! — неожиданно рявкнул Ким, дернув рукой, которой осторожно коснулись пальцы мужчины. Кровь кипела, пожирая вены. Гнев взорвался так неожиданно, что омега сам за собой не успел этого отследить. У всего есть предел, особенно у терпения. — Все твои слова о тяжелом детстве — пыль! Ты научился зарабатывать деньги, но не научился думать о других. Обращаешься с людьми, что ниже тебя, как с дешевыми вещами! Если не по нраву, то в белый конвертик с черной ленточкой и в мусорку! За ненадобностью! — Тэхен сорвался с цепи, и яд полился рекой. Все смешалось в одно. За него говорили испуг от внезапного торможения, тревога и обида, которую омега вынашивал в себе все это время. На самом деле, ему не было жаль своего бывшего руководителя, которого раздавили, как таракана — кем он по факту и являлся. Ему было жаль потерянной работы, внушающей ему какое никакое, но чувство независимости. Было жаль самого себя, которому даже не предоставили выбора, как тем же бывшим коллегам — просто посадили в золотую коробочку, заклеили рот и накрыли сверху плотной, беспросветной крышкой. — Алчный, зазнавшийся, подлый мажор! Без моего согласия удерживаешь меня возле себя, как какую-то игрушку. Заставляешь врать Рину в глаза, выдумывать историю, от которой меня тошнит! Мужчина в удивлении подвис, не ожидая столь бурного потока слов от весьма неразговорчивого человека. — Всегда только ты, ты и твои хотелки! — Лучше замолчи, — уже опасным шепотом цедит Чон, ощущая медленно подступающий к лицу жар от чужих нападок. — Ты думаешь только о себе и своих хищных целях! — Тэхен, предупреждаю тебя… Альфа не успевает договорить, уворачиваясь от бутылки, что прилетает ему прямо в правую скулу. — Ты озверел?! — ошарашенно взревел Чонгук, больше не пытаясь сдерживаться в эмоциях. — В зверином логове любой озвереет! Слишком много. Слишком много презрения за столь короткий срок. — Выходи из машины. — Что, игрушка так быстро разонравилась?! Альфа не отвечает. С него на сегодня достаточно. Хватает бутылку и вихрем вылетает из машины. Распахивает пассажирскую дверь и грубо вытаскивает озлобленного омегу из салона, до красных следов сжимая его запястье. Тот успевает лишь яро выкрикнуть: «Пусти, животное!», прежде чем оказывается плотно вжат в капот нагревшегося под солнцем авто. — Ты чего добиваешься, омега?! Глаза альфы горят так, словно лава вот-вот хлынет на побагровевшее от злости лицо Тэхена. Ким беспомощно прижат сильным телом к горячему металлу, неприятно обжигающему сквозь ткань. Позвонками больно проезжается по раскаленной поверхности, когда Чон, сцепив зубы, ближе подтягивает его трепыхающегося к себе и с язвительным: «Свои настоящие клыки мне решил наконец-то показать?», вклинивается меж пинающихся ног. Потасовка между ними достигает своего апогея. Тэхен мечется, выкрикивает грязные слова, которые никогда не позволял себе произносить в слух, делает еще одну попытку оттолкнуть от себя не менее разъяренного мужчину, но под напором чужого веса ударяется затылком о капот, ощущая вторую удавку в виде плотно сомкнутых мужских пальцев на своей шее. А после — холодную струю воды, беспощадно заливающуюся в глаза, нос и приоткрытый рот. — Почему?! — порывисто откидывая опустошенную бутылку в сторону, рычит в чужие губы альфа, кривясь от досады, разворачивающейся в груди. — Почему ты продолжаешь разговаривать со мной, как с какой-то мразью, будто это я виноват во всех твоих проблемах? Что конкретно я плохого тебе сделал, за что ты так ненавидишь меня?! — Отцепись от меня! — сквозь зубы шипит Тэхен, не узнавая самого себя. Пытается прокашляться от попавшей в нос воды, не сдаваясь ни на секунду. — Отцепись, я сказал! — дергает шеей под бешеное дыхание склонившегося над его лицом мужчины. Эта черная злость — откуда она? А быть может, она росла в каждом из них с самого детства? — Ты вообще знаешь, что с тобой было бы, не заинтересуйся я тобой? — Чонгук сжимает пальцами челюсть омеги, не обращая внимания на людей, обеспокоенно наблюдающих со своих двориков за развернувшейся картиной. — Тебя бы сейчас драли, как последнюю шлюху на каком-нибудь складе, потому что ты пробил башку сыну очень влиятельного человека. И поверь, они не один раз бы пустили тебя по кругу, наслаждаясь твоими криками! А потом взбешенный отец своего сыночка-психа посадил бы тебя за решетку к отмороженным омегам, где ты просто-напросто не дожил бы до суда! — жестко, без какой-либо жалости выплевывает Чон на одном дыхании, не справляясь с агрессией, невольно вышедшей из-под контроля. — Может быть, я и не до конца честен с тобой, но не забывай: я вытащил тебя с места твоего преступления. Я предоставил тебе свой дом, где ты мог переждать бурю, пока все не закончится. Пошел тебе на уступки, предложив навестить близкого тебе человека, а ты мне в отместку презрение и бутылку в лицо?! — Ты держишь меня словно в тюрьме! Чего ты ждешь от меня? Благодарности?! Тэхен имел право злиться на него, но до сегодняшнего дня Чонгук ни одним своим действием не причинил тому вреда, чтобы терпеть подобное презрение. Напротив, делал все, чтобы обезопасить Кима от внешней угрозы. У мужчины не было времени на долгие, обольстительные ухаживания, на совместные прогулки по парку или походы в кино, потому что обстоятельства повернулись к омеге худшей стороной. И целью альфы стало как можно скорее подготовить Тэхена к будущим сложностям, безопасно ввести в курс дела, правильно расставив в чужой голове приоритеты. Но омега не слушал и не хотел иметь ничего общего ни с жителями особняка, ни с самим Чоном. — Я не прошу от тебя благодарности, потому что помогать тебе — всецело моя инициатива, но будь добр: прояви хотя бы долю уважения к человеку, который не ставит своей задачей причинять тебе боль. — А что тогда ты сейчас делаешь? — уже еле слышимо срывается с губ омеги, что больше не в силах терпеть жар металла под своей спиной. Голос сорвался, и сил на сопротивление практически не осталось. Чонгук, ощущая собственной ладонью, насколько раскалена поверхность автомобиля, будто после обжигающей пощечины приходит в себя. Как они за столь короткое время знакомства смогли дойти до такого безумия? Не успев даже ничего толком построить, заранее рушили все у самого основания. Мужчина в неверии смотрит на свои пальцы, продолжающие сжимать хрупкое, пульсирующее горло и, смаргивая красную пелену, в отвращении к самому себе одергивает руку. Делает несколько шагов назад от машины, не находя глазами устойчивую точку, на которой можно было бы сконцентрироваться. Чем он сейчас отличался от безумца по имени Сун Хи?.. В голове — разговор с Намджуном. В груди — непонятный трепещущийся сгусток, которому не может быть места в финальной партии. — Твоя цель и пробуждающиеся к Тэхену чувства — несовместимы. Ким, не сразу понимая, что его отпустили, продолжал лежать на машине еще какое-то время, скрестив запястья в защитном жесте и отчужденным взглядом смотря в ясное небо с высоко резвящимися птицами. Вот бы и его жизнь была такой же безоблачной… —… за что ты так ненавидишь меня?! «За твое лицемерие» — думается Тэхену. У Кима не было никакого предвзятого отношения к этому мужчине, ему было просто обидно. Обидно, что, преследуя свои корыстные цели, альфа упорно продолжал прикрываться фальшивыми чувствами и подавал свою ложь в красивой обертке, украшенной драгоценностями. Перед отъездом, лежа в постели ночью, омега задумался — что бы было, познакомься они при иных обстоятельствах? Например, столкнувшись где-то на улице? Они бы выпили по чашечке кофе, рассказали бы друг другу немного о себе и, проведя приятный вечер, условились бы на новую встречу. Разве в таком случае Тэхен позволил бы себе мысль о ненависти? Конечно, нет. Но в реальности… В его жестокой реальности он находится под неустанным контролем альфы и живет в чужом доме с незнакомыми ему людьми. Омега, шмыгнув носом, медленно сползает с капота, намеренно не смотря на альфу, что сидел на корточках, низко опустив голову. В горле страшно саднит. Он пошатываясь, безразлично проходит мимо мужчины, вознамерившись дойти до своего дома пешком, но, сделав несколько шагов, замирает как вкопанный. — Куда собрался? Предостерегающий, словно из-под толщи воды голос, раздавшийся за спиной, принуждает Кима против собственной воли остановиться. Он как будто бы звучал внутри его черепной коробки, завладевая всеми электрическими импульсами мозга, отвечающими за движение. Альфа, безотрывно смотря на чужой затылок, медленно приближался со спины к омеге, внезапно почувствовавшему легкое головокружение. Мужчина загадочно улыбался уголком губ, пока Ким в непонимании смаргивал белые мушки перед глазами. «Может, голову напекло?» — проносится в мыслях Тэ. — Я же просил тебя: не убегать от меня, разве нет? Чонгук, подойдя к омеге в плотную, под непонимающее: «Что со мной происходит?» устало утыкается носом в заднюю часть ароматной шеи поверх шарфика и позволяет себе по-собственнически прижаться к ватному телу, ощущая, как сильно все еще потряхивает парня внутри. — Как бы ты ни противился, мы с тобой уже в одной лодке, — Чонгук нежной змеей шептал на ухо, а Тэхен остатками осознанности старался вникнуть в смысл расплывающихся слов. — Мы давно оказались связаны одной черной лентой, Тэ, и белый конверт теперь адресован нам всем. Тэ держал много идей в своей голове, по большей части, как он сам думал — несбыточных. И Чон даст ему возможность их осуществить. Не положит реализованные мечты в руки, знает, что тот никогда их не примет. Но даст тот самый толчок, ту самую цель, что выведет омегу в нужное русло. Подарит силы, чтобы подняться с колен. Чонгук позволит Тэхену создать себя самому, прежде заставив пройти через острые тернии. — Либо он его заказал, либо сам пустил пулю в лоб. Ван давно метил на ферму Ким. И думал, что убрав отца Тэхена, сможет с легкостью ее заполучить. — А там есть, на что метить? — растерянно поинтересовался Чон, внимательно слушая доклад Намджуна. — Ох, друг… ты своими глазами все увидишь, — загадочно усмехнулся Нам, заставив бровь Чона приподняться вверх. — Тогда почему они все еще живут там? — Чонгук уже ничего не понимал. — А это известно только Хё Рину — опекуну Тэхена, — пожав плечами, проговорил Намджун, увеличивая громкость на телефоне. — Думаешь, Ван провернул схему, как с моим отцом? — Нет, Гук, думаю… там что-то посерьезнее. Ты расскажешь Тэхену? — Не сейчас. Узнает, когда для меня это будет удобным. Тэхен туго сглатывает, не понимая своего состояния. На плечи призрачно будто давит нечто тяжелое, и дыхание замедляется. А в следующую минуту, перестав чувствовать собственные стопы, омега, подобно тряпичной кукле, подкашивается на ногах, тут же оказываясь на руках у мужчины. Альфа умело смазывал чужой разум своим ароматом, подобно анестетику. Намеренно выпускал успокаивающие феромоны, желая остудить нестабильный, эмоциональный фон младшего. — Зачем ты делаешь это со мной? — сжимая глаза, на выдохе произносит Ким, скручивая в кулачке ткань чужой футболки от сильного головокружения. — Прекрати это. — Тебе нужно успокоиться, — Чон ласково прислоняется щекой к макушке омеги, неся того на руках к пассажирскому сиденью, словно самое ценное сокровище в его жизни. — Ты сопротивляешься мне, поэтому твой организм воспринимает меня как опасность. Просто расслабься. Тебе пора научиться слушаться меня. И если ты сам этому не научишься, то я каждый раз буду делать это за тебя. — Ты теперь даже моим телом решил управлять, — не в силах бороться с аурой Чона, Ким тихо всхлипывает. Он бы сейчас ему лицо в кровь исполосовал от досады, если бы мог. — Ты лишаешь меня даже тех крох свободы, которые у меня остались. — Я лишаю тебя возможности совершить ошибку. Тошнота подступила к горлу. Стены золотой клетки с оглушающим громом схлопнулись, посмеявшись над хрустнувшим, последним крылом омеги.

***

Намджун, поднимаясь по уличным ступеням, на ходу осматривается по сторонам в поисках Юнги, чтобы обсудить с ним условия пребывания своих людей, которых выделил Чону для усиления безопасности дома. Ослабляет галстук, чувствуя, как рубашка уже прилипла к спине и, не находя взглядом нужного человека, в благодарности кивает охране, открывшей ему двери дома. Внутри все неизменно: прислуга снует, а Шин громко раздает указания, сетуя на их безалаберность. Альфа сдержанно улыбается уже давно привычной для него картине и уверенно проходит в глубь, ощущая спасительную прохладу в воздухе. В этом доме он всегда желанный гость, потому расслабленной походкой направляется к управляющему, в намерении поздороваться, но не достигает своей цели, замирая на месте. В ушах — острый звук, ударяющегося об пол чего-то металлического. В воздухе — испуганное: «Простите, простите!». На рубашке — расплывающееся желто-оранжевое пятно. — Я вытру! Все вытру! Чимин с обезумевшими глазами пытается оттереть пролитый им сок с чужой одежды собственным концом футболки, а Намджун не знает, куда смотреть: то ли на розовую макушку, то ли на Шина, что с испанским стыдом прикрыл глаза ладонью, то ли на обнажившиеся животик и ребра омеги, когда тот приподнял свою футболку. Альфа резко сглатывает, ловя себя на мысли, куда сейчас устремлен его подвисший взгляд, и, растерянно уводя внимание к «интересному» потолку, с выдохом мягко укладывает ладони на чужие запястья. — Не надо, ткань тканью не отстирывается, — нервно посмеивается мужчина, удерживая на месте непутевые ручки, что продолжают рваться к его рубашке. — Ничего страшного. — Я постираю, снимайте! Кажется, от уверенно прозвучавшего заявления поперхнулись все, включая Намджуна, что опешив, наблюдал за тем, как настырные маленькие пальчики торопливо расстегивают пуговицы на прилипшей к его натренированному телу одежде, в присутствии удивленных лиц прислуги. У мужчины ноги вросли в пол, а язык свернулся в трубочку, позабыв о том, что может выполнять функцию адекватной речи. — Ты… ты что творишь, омега? — Джун прочистил горло, ощущая онемение в собственных руках. Чужие прохладные пальцы неосознанно дотрагивались до разгоряченной кожи мужчины, вызывая у того необъяснимый легион мурашек вдоль позвоночника, а Намджун только и мог, что стоять столбом, не в силах пошевелиться от ступора. Но помощь не заставила себя долго ждать: — Прекрати сейчас же! Глупое ты создание! — подлетевший Шин схватил Чимина за предплечье и грубо оттащил в сторону от облегченно выдохнувшего альфы. — Ты совсем не знаком с приличиями?! — управляющий смотрел звериным взглядом в бегающие глаза Чимина, слегка потрясывая того в такт своим ругательствам, а Пак медленно начинал осознавать, что только что пытался сделать. — Простите, я… я растерялся, — на уровне шепота заговорил омега. Он извиняющимся взглядом посмотрел в сторону незнакомого ему мужчины и, рассеянно разгладив дрожащими пальцами испачкавшийся конец своей футболки, засеменил в сторону лестницы, пряча стыд, засиявший яркими красками на лице. Чимин бежал в сторону своей комнаты и, глубоко прокручивая в голове всю последовательность своих глупых действий, не заметил идущего ему навстречу Юнги. Пронесся мимо него, задевая плечом, и в который раз за сегодняшний день пожалел о том, что оказался в этом доме, когда его вновь больно схватили за предплечье и спиной неожиданно прижали к стене. — За тобой кто-то гонится что ли? Летишь, не видя дороги, — Мин поигрывал скулами, буравя обеспокоенно сглатывающего омегу недобрым взглядом. — Ты чего носишься по дому без дела? Работать когда будешь? — Дай мне пройти, — дрогнувшим голосом произнес Пак, дернувшись всем телом вперед. Но у Юнги в глазах ни капли снисходительности. Под болезненный, рваный вдох сильнее впечатал омегу в стену, просунув колено меж его ног и крепко сковав запястья над головой. Чимин зажмурил глаза, не понимая, что именно пытается сделать сейчас с ним мужчина, а затем ощутил дрожь в собственных коленях и учащенное дыхание, блуждающее вдоль его вытянутой шеи. — Мало того, что ничего не умеешь в этой жизни, так еще и с дефектом, — альфа шептал, посмеиваясь сквозь зубы. Водил носом по чужой, вспотевшей коже, усиливая свою хватку каждый раз, стоило только Паку слегка пошелохнуться. Воздух накалился, как в разгорающейся печке, и капелька пота побежала вдоль позвоночника под рубашкой мужчины. Кожа альфы болела, словно ее жгут на костре, а в горле наступила небывалая засуха. — Бесполезная, ни на что негодная, дешевая подстилка. Чимину уже приходилось сталкиваться с подобным оскорбительным тоном. Каждый клиент в стенах Ареса, перед которыми он танцевал, не упускал возможности бросить в обнаженную спину пару колких, унизительных фраз. После которых омега, переступая порог своего дома, отрешенно залезал в душ и, тихо всхлипывая себе под нос, мочалкой пытался оттереть со своей кожи все кошмарные воспоминания. Будто это чем-то могло помочь. И сейчас, испытывая неприятную боль в том месте, где альфа с силой сжимал его пальцами, Паку захотелось снова укрыться под шепотом воды, устало попросив небеса: дать ему возможность случайно подскользнуться на мокром кафеле и, издав последний короткий вздох, коснуться выступа шейными позвонками, чтобы увидеть перед глазами обволакивающую темноту, а после в лучах яркого солнца утраченный родной дом и бесконечно любимого папу. Он не подстилка и уж тем более не дешевая. Не подстилка. Что-то поднялось из недр памяти, впитало саднящую до рези обиду со стенок рассудка и, пробравшись в центр солнечного сплетения, ослепительной вспышкой взорвалось. Стены особняка Чон услышали яростный крик, останавливающий время. Намджун, все это время любезно беседующий с Шином, взметнул обеспокоенный взгляд в сторону неразборчивых, громких возгласов, а управляющий прикрыл глаза, тяжело вздохнув. Эфемерный звериный взгляд сквозняком гулял по узким коридорам. Проклятие вновь скалилось жителям дома своей привычной, кровавой улыбкой. — Что происходит? — Джун сделал резкий шаг к лестнице. — Что за ругань у вас там? — А что происходит? — Шин безразлично пожал плечами, словно ничего и не слышал. — Это просто особняк Чон, Намджун-а. — Да что ты знаешь обо мне?! Что ты знаешь о моей прошлой жизни, чтобы так уверенно кидаться в меня подобной грязью? Хватит нападать на меня без причины! Я не тебе подчиняюсь и не на тебя работаю! — Чимин и так был взвинчен и не собирался больше выслушивать унижения от человека, который вероятно выбрал его в качестве сливной ямы, куда намеревался спускать всю свою неуемную злость. — Убери от меня свои руки, мудак! Пак с красным лицом вырвал запястья, когда хватка внезапно ослабла. Что есть силы оттолкнул от себя растерявшегося мужчину и, не оборачиваясь, быстрым шагом направился к своей первоначальной цели, чувствуя отбойный молоток в висках и вибрацию в пальцах. Зашел в комнату, громко хлопнув дверью, а после стек спиной по деревянной поверхности на пол, слушая бешеное сердцебиение. — Все хорошо, Чимин, — поглаживая грудную клетку, омега шептал самому себе, делая медленные, успокаивающие вдохи и выдохи. — Ты пробудешь здесь недолго, а потом уйдешь и никогда больше этого идиота не встретишь. Да не стучи, ты, проклятое! — с рычанием ударил кулаком себя в грудь, зажмурив глаза. — Из-за кого угодно, только не из-за него. «Не из-за него» Юнги стоял неподвижно и смотрел сквозь стену, в которую вжимал Пака пару минут назад своим телом. Каждый раз… каждый чертов раз, оказываясь рядом с этим омегой, внутри разгоралось непомерное желание вцепиться клыками тому в шею, запустить их под кожу так глубоко, чтобы Пак взвизгнул от обжигающей боли — испытал страх, граничащий с удовольствием, позволяющим омеге на инстинктах раскрыть свой глубоко затаившийся аромат. Навязчивая мысль хоть немного услышать несуществующий запах — крупицу самого Чимина, не оставляла альфу в покое. Эта мысль дергала его за веревочки, подстёгивала мужчину вставать среди ночи и, подобно лунатику, брести к чужой двери, что, к их общему счастью, оказывалась закрытой с внутренней стороны. С первого дня, как омега переступил порог особняка, Юнги не находил себе места. Занимал себя любыми подвернувшимися делами, избегал любых столкновений с Чимином, но тот, как назло, попадался ему под ноги. Мин не понимал своих желаний: он хотел просто по-животному овладеть телом Пака или жаждал поскорее избавиться от него, тем самым уничтожая свои запретно зарождающиеся чувства ещё в зародыше? — Юнги, я искал тебя, — послышался знакомый голос с лестницы, и Мин перенаправил свое внимание на приближающегося к нему Намджуна. — Что у вас за крики в доме? — Не обращай внимание, повздорил с прислугой, — отмахнулся Мин, не желая развивать тему. — Это такой новый стиль? — насмешливым взглядом указал на рубашку. — Не смотри на мой внешний вид: мне сегодня посчастливилось столкнуться с одним очень забавным омегой, — Намджун широко улыбнулся, заметив скептично приподнятую бровь на лице друга и крепко пожал тому руку в приветствии. — Судя по твоему настроению, этот омега ударил тебя в самое сердце, — Мин усмехнулся уголком губ, намекая взглядом на желтое пятно, и спрятал руки в карманы. — Пробил твой заледеневший мешок с кровью насквозь. — Все может быть, друг мой, — Намджун вдохновленно похлопал Юнги по плечу, вспоминая подкупающий, светлый оттенок глаз, смотрящих на него с нервным смущением и, чуть склонившись вперед, добавил с неким цинизмом в голосе. — Уж больно пальчики мне его понравились. Но он так быстро упорхнул, что я не успел с ним толком поговорить. Убежал куда-то сюда, наверх. Мин с подозрением посмотрел на друга, воспроизводя недавние события в своей голове и, незаметно сглотнув, сдержанно спросил: — А у этого упорхнувшего омеги случайно не розовые волосы? — Ро-озовые, — довольно качнул головой Нам и добавил с мечтательной задумчивостью. — Как лепестки цветущей сакуры. На чужой последней фразе кулаки Мина неосознанно сжались в карманах, взгляд устремился в пол, а к лицу мгновенно прилила кровь. Он не знает, почему его так взбесили слова Намджуна, но «беспричинную», жгучую ревность никак не удавалось потушить. Одна из давно заржавевших пружин в Юнги медленно заскрипела, неприятно царапая стянувшиеся внутренности.

Жизнь так изменчива и вероломна.

***

Колеса медленно завернули на дорожку, ведущую к длинному деревянному забору. Камешки глухо заскрипели под шинами, возвещая двух жителей фермы о долгожданном прибытии. Тэхен, находясь в искусственном полусонном состоянии, задержал дыхание, прислушиваясь к биению собственного сердца, но, как ни пытался, не мог услышать практически ничего. Слишком тихо… Внутри неестественно пусто и как-то ко всему безразлично. Голос Чонгука, оглядывающего неподвижного омегу, доносился словно из глубокой засыпанной ямы. — Мы на месте. Тэхен ощущал себя овощем. Руки и ноги не желали шевелиться, а глаза лениво моргали, не до конца понимая, на что конкретно они смотрят. — Скоро отпустит. Вновь где-то вдали прозвучал тот же голос, а затем омега почувствовал нежные, медленные поглаживания на своей щеке и еле ощутимое прикосновение чужих губ к пульсирующему виску. Тэхен, испытывающий слабость, вяло повел плечом, уклоняясь от нежеланного внимания. И когда чужое дыхание остановилось возле уголка его губ, омега лишь успел дрогнувшими связками прошептать: «Не надо…», прежде чем глаза прикрылись, а пальцы сжались в мертвый узел. Чонгук, надавливая на затылок Тэхена, припал к нижней губе омеги, громко выдыхая через нос. Пальцы мужчины впились в заднюю часть шеи, не давая, будто парализованному Киму, отстраниться не на дюйм. А в следующую секунду, под еле слышимый всхлип, край тонкой рубашки пополз вверх, позволяя пальцам альфы своевольно пробраться под ткань и грубо пройтись по горячей коже на талии. Омега болезненно сморщился, вздрогнув всем телом, а мужчина языком продолжал смаковать дрожащие губы, гулять пальцами по втянувшемуся животу и слизывать свободолюбивый аромат, приносящий ему несравнимое удовольствие. Чонгук дорвался до своего безумия и растягивал свое наслаждение, не давая внутреннему зверю взять полную власть над своим рассудком. Чон знал, что прямо сейчас, спасительно вжимающийся в сидение Ким распадался на части подобно треснувшей фарфоровой кукле, знал, но не прерывался в демонстрации своей власти над омегой. Высасывал своим влажным, неторопливым поцелуем остатки кричащей души, рассказывая касаниями, что именно бывает в случае, когда его не хотят слушаться. Тэхен в мыслях вопил, сжимая кулаки. Его волей сейчас так самоуверенно и унизительно пользовались, а он совершенно не мог ничего сделать, находясь все еще под остатками чужого подавляющего контроля. — Ты же будешь меня сам слушаться, да? — томно прошептал Чон, наконец отрываясь от поблескивающих от его слюны губ и наслаждаясь собственноручно взломанной недосягаемостью. — Не будешь кидаться в меня всем чем попало, не будешь огрызаться, — Чон смотрел, не мигая, в мерцающие глаза напротив, поглаживая подбородок омеги пальцем. — И когда придет время: добровольно, без всяких истерик вернешься со мной в Адрум, верно? Прямые намеки о возможном повторении подавления воли Тэхен прочитал в словах альфы слишком отчетливо. Страх зародился в каждом участке еле заметно вздымающейся груди и сжал шею золотыми решетками. Его первый поцелуй неосознанно будет потерян в памяти, и Чонгук в этом прекрасно осведомлен. Поцелуй, который омега по прошествии времени будет вспоминать как бледное, несуществующее видение. Как нечеткий сон, никогда не случающийся в его жизни. Ким однажды спросит себя, а был ли этот поцелуй вовсе? Ощущал ли на языке чужой аромат? И, с сомнением проведя по губам пальцами, отмахнется от странных, вероятно выдуманных картинок, но не от послевкусия. В нем продолжить жить тот самый неприятный осадок, не имеющий первопричины, но ясно предупреждающий инстинкты никогда не ослушиваться этого альфу. А сейчас… Сейчас просто вялый, не соображающий кивок на заданные мужчиной вопросы, и довольная улыбка Чонгука, что, получив согласие, тут же отпрянул от оцепеневшего Тэхена и, облизав собственные губы, заглушил мотор. Альфа перевел взгляд на лобовое стекло, и брови сами от удивления поползли вверх. Когда они подъезжали к воротам, Чон был сосредоточен на состоянии омеги и не сразу обратил внимание на чужой участок. — Кажется… я понял, Нам, о чем ты говорил, — пораженно усмехнулся мужчина сам себе, зацепившись восхищенным взглядом за двухэтажный красивый особняк, одиноко раскинувшийся вдалеке на фоне густого леса. Альфа даже не обратил внимания на маленький гостевой домик на переднем плане, из дверей которого в синем фартуке выбежал улыбающийся пожилой омега. — Он прекрасен. «Подобно солнцу» — с тоскливой улыбкой мысленно дополнил Тэхен, думая о нечто другом. К воротам в сопровождении клубов пыли счастливо неслось его черное золото, издавая громкий лошадиный клич. Впервые за долгое время в груди Кима что-то искренне затрепетало — что-то живое и действительно настоящее. Хрупкая слеза сорвалась с медленно моргнувших ресниц, покатившись скромной дорожкой радости по щеке омеги. — Ромул.