Точка возврата

День за днем — бумага за бумагой, ударные дозы кофе и раздражающие слух сигналы машин. Глаза слезились от непрерывного изучения юридических документов. В висках звучал отбойный молоток, а от головной боли хотелось превратиться в воздух. Но, несмотря на повторяющийся недельный сценарий, омега не воспринимал свою жизнь как нечто, состоящее из банальной городской рутины, скорее, необходимым этапом, благодаря которому в будущем сможет улучшить качество своей жизни. Да, Тэ мечтал о многом: маленький домик в тихом частном секторе Адрума — города, который должен был стать для него вторым домом; собственная машина, позволяющая в любое время преодолевать расстояние в двести километров, чтобы добраться до своей семьи, состоящей из одного единственного человека; и, конечно же, средства, столь бьющие сейчас по карману — постылая ежемесячная сумма, дающая шанс поддерживать цвет волос, который уже слез, обнажив презрительный от рождения оттенок. А пока лишь тяжелый вздох, очередной глоток осточертевшего эспрессо и вывеска перед глазами:

Генеральный Директор Адвокатского Бюро «LHH»

Пак Джэ-Сон

— Честность, закон и помощь — всего лишь набор букв, ничего не значащих в этом обществе, — с досадной усмешкой пробубнил себе Тэ, поморщившись от внезапно раздавшихся криков из глубины ненавистного кабинета. — Ким Тэхен, где мой чай?! «Боже, когда этот день закончится?» — проносится ветром в голове омеги. Он прикрывает глаза и, опуская тяжелую голову на кипу неразобранных документов, представляет близкий сердцу маленький мир. Фармхорс — его спасение. Малонаселенная фермерская деревушка, ставшая для Тэхена незаменимым пристанищем, когда ежедневная усталость от работы в гудящем мегаполисе безотчетно начала перерастать в моральную обреченность. Именно это место всплывает сейчас в голове Кима, позволяя на ничтожные доли секунды ощутить себя свободным и отдохнувшим. Омега буквально слышит успокаивающую мелодию утреннего рассвета, за которым спросонья любил наблюдать с деревянных ступеней родного дома, укутавшись в плед. Призрачно ощущает свежесть ускользающего с полей тумана. Тэхен любил это время, любил наслаждаться палитрой цветов, открывающейся его взгляду. И, безусловно, ей — мягкостью вороной гривы, в синеватых отливах которой всегда с любовью утопали его пальцы. — Ты не «черное золото» Голландии, — целуя в нос своего любимца, печально смеялся всегда Тэ. — Ты мое золото. Бесценная драгоценность, которая почему-то досталась именно мне — ничего не стоящему в этом мире человеку. Ромул бьет копытом по земле, отбивая ритм, известный лишь им двоим. И Тэхен знает, что именно пытается донести до него взрослый фризский скакун. Слова, произнесенные на грани шепота, больно ранят сердце волевого животного. Ромул не понимает человеческой речи, но ментально чувствует необъятную тяжесть, что из года в год беспощадно продолжает надламывать его хрупкого хозяина. Омега добр, терпелив и стоек перед суровостью окружающего социума. Но так, черт возьми, уязвим перед ненавистью к самому себе. Глаза по-прежнему закрыты. Разъяренный голос начальства проносится бесполезным малозначимым эхом, а под веками все те же воспоминания, невольно перешедшие в необходимый организму сон. В реальности: четыре стены и психологическое давление. В сознании: обширная, обволакивающая своим плодородием местность и множащиеся на глазах овечьи стада. Он со слабой улыбкой ступает босыми ногами по свежескошенной траве, щекочущей пятки. Наблюдает за резвящимся вдалеке Ромулом. И нет, Тэхену не хочется, оседлав благородное животное, ветром пронестись по окраинам Фармхорса. Свобода для омеги — нечто важное, бережно хранившееся в глубине под ребрами. И если он сам никогда не сможет дотронуться до этой мечты, то хотя бы подарит ее тому, кто действительно ее достоин. Потому на Ромуле не увидеть седла, что непременно приносило бы жеребцу неудобства. Как и не увидеть в нем самого Тэхена. Свобода — это полет, не сковывающая в движениях и не тянущая за жесткие веревки стихия. И Тэ искренне желает, чтобы его «драгоценность» всецело ощущала себя в этой жизни по-настоящему свободной. В то время, пока омега будет стараться выживать в Адруме на скромную зарплату секретаря, бороться со счетами и ограничивать себя в самых простых вещах, его «черное золото» стремительно будет мчаться по цветущим лугам и вдыхать ароматы спасительной свободы за них двоих. Тэхен думал о многом, когда выгуливал своего гордого скакуна. В такие моменты казалось, словно утекающие сквозь пальцы годы благосклонно для него замедляются. Словно впереди еще столько жизней, которые можно переписать и успеть прожить иначе. Реальность в мгновение теряла свою одномерность, приобретая при этом тысячи граней, каждая из которых имела неповторимую сюжетную линию. Фантазии разрастались несбыточными картинами, где Ким распадается на тысячи личных клонов, воплощающих в пространстве ранее закрытые под замок грезы. Тэхену мерещилось, будто пока он наслаждается привычным пейзажем и сияющей на солнце кудрявой гривой Ромула, где-то там, в другой жизни, у него есть все то, чего несправедливо он был лишен в нынешней. В восемь лет Тэ всепоглощающе мечтал стать талантливым модельером. Детская краткосрочная мечта, сложившаяся из кирпичиков первого, но отнюдь обманчивого впечатления. — Бабуля-я, эти омеги такие красивые. Наверное, они очень счастливые! — громогласно восхищался в то время мальчик, наблюдая за эстетичной походкой известных моделей, что по его мнению, словно парили над подиумом. — И те, кто одевает их в такие наряды, тоже очень счастливые! — Почему ты так думаешь? — тихо посмеивался Хё Рин, умиляясь мыслям, которые то и дело приходили в голову этому взбалмошному ребенку. — Потому что те, кто шьет для них эти вещи, обладают волшебными руками. У них есть возможность творить нечто прекрасное. Получается, это волшебство всегда с ними рядышком. Греет их, наполняет радостными чувствами и делает их счастливыми. А вот они, — с искрящейся улыбкой на лице тычет маленьким пальчиком в экран Тэ, — надевают на себя это волшебство, касаются его, чувствуют кожей. И все радостные чувства начинают передаваться и им. Ну знаешь, м-м… — пытается вспомнить зудящее на языке слово, — вот! Впитывают! Впитывают их в себя, как губка, которой ты сейчас посуду моешь. Тэхен закусывает губу и мельком концентрирует внимание на своем отражении в экране, чтобы сразу же опустить взгляд. — Бабуль… Рин чувствует, как резко изменилось настроение мальчика. Как голос стал тише, а детские пальцы, с вдохновением ранее оставляющие отпечатки на экране старенького телевизора, неуверенно коснулись мягких огненно-алых локонов. Старший омега сразу же все понимает — Тэхен вновь комплексует. Вновь отрицает свой необычный по яркости оттенок волос. — Я тоже хочу быть счастливым, как они. Хочу быть… хочу быть красивым! — внезапный всхлип, донесшийся до слуха Рина, заставляет в мгновение бросить несчастную посуду и сесть рядом с мальчиком, крепко того заключив в свои подбадривающие объятия. — Они дразнят меня, они, они… — спазм в горле от рвущихся изнутри эмоций не дает маленькому омежке связно выразить свою мысль. Он пытался — правда пытался не заплакать, но детская психика еще не столь окрепла, чтобы суметь принять в себе то, что стало причиной жестоких издевок в школе. — Они все дразнят меня и больно дергают за волосы из-за того… из-за того, что я такой! — со злобой указывает пальцем себе на голову Тэхен. — Сегодня я проходил мимо старшекурсников, и один альфа, больно схватив меня за волосы, прижал щекой к стене. Мне было так больно, ба-а. Я просил меня отпустить, а он только сильнее вжимал меня в стену и говорил, чтобы я не попадался ему на глаза. Почему он так поступил со мной? — детские глаза, наполненные душащей, задавливаемой через силу обидой, пробивали насквозь сердце старшего омеги. — Почему они «все» так поступают? И Рин знал: почему. Но объяснить маленькому ребенку причину неоправданной детской жестокости просто не мог. Не знал, как. Все непривычное в большинстве случаев вызывает в людях неосознанное чувство страха. Принуждает разум кричать об опасности и искать способы защитить себя. Кто-то тихо забивается в угол и пережидает, а кто-то выбирает путь разрушительной агрессии, как эти дети. Быть необычным, значит, быть одиноким. И Тэхен был одиноким. Не имея друзей и должного общения со сверстниками, сильная, знающая себе цену личность в нем погибала, не успев даже толком родиться на свет. Однажды со всеми чувствами человеку волей-неволей приходится столкнуться лицом к лицу. Посмотреть на каждую из масок, столь различных по силе эмоций, и вынужденно примерить их на себя. Прожить с ними бок о бок какое-то время, чтобы после оставить лишь ту, с которой по итогу духовно получилось сродниться. Отчаяние, тревога, обида, непонимание — маленький Тэ был знаком с каждой. Упорно и терпеливо носил их внутри, пока все в мгновение не закончилось. В пятнадцать лет все маски с покорным треском под ноги мальчишки пылью рассыпались, уважительно уступая место лишь одной. Маска громом пронеслась над жизнью Тэхена, пролившись на хрупкие плечи теплым поощрительным ливнем. Окутала трещавшее уже по швам сознание подростка, шепотом пообещав защиту от чужих издевательств. Одиночество пришло без разрешения. Ступило на дорогу чужой судьбы и терпеливо ждало своего часа. Оно было столь громким, что хотелось закрыть ладонями уши и не слышать. Продолжать отрицать его присутствие, всеми силами доказывая самому себе, что впускать в свою жизнь подобную обреченность — большая безвозвратная ошибка. Но чем дольше сверстники продолжали брезгливо плевать ему в спину, тем сильнее закреплялось в голове понимание: «Один — не значит покинутый. Один — значит жить без потерь» Нет, багряно-алые локоны не считались для детского общества чем-то презрительным. Янтарный цвет глаз не вызывал приступов несдержанной тошноты. Подростков тошнило от самих себя. Их выворачивало от самого факта существования Тэхена. От его общего неповторимого никем образа, заставляющего омег зубами скрипеть от едкой досады, а альф сдерживать рядом с ним вырывающиеся на волю клыки. Они, тайно сжимая кулаки, с ненавистью им восхищались. Задавливали потребность по-животному зажать в туалете и сомкнуть на нежной коже болезненно зудящие от вожделения челюсти. А Тэ был всего лишь дитя: невинное, нуждающееся в крепкой дружбе и вместе с тем невольно вскрывающее в окружающих все их омерзительные пороки, которые никто в себе видеть не желал. На ухо ему обжигающее звучало: — Не смей попадаться мне на глаза, уродец. Я не могу терпеть твое омерзительное присутствие. В голове же: «Я не могу смириться с собственной ничтожностью рядом с тобой» В спину ранящее вгрызалось: — Ты смердящее убожество, Ким! Вали из этой школы уже! Исчезни! Сдохни! В мыслях же: «Потому что на фоне тебя мне хочется исчезнуть самому» Его потрясающая внешность уже в столь раннем возрасте и раскрывающийся год за годом аромат дикой розы безжалостно сносили альфам крышу. И если бы только Тэ знал, какую власть над людьми он держит в руках. Если бы только видел эти пылающие за своей спиной взгляды, он сразу бы все понял. Осознал бы свою непревзойденную среди омег уникальность. Но его топили. Бессовестно и жестоко погружали под толщу своей ненависти и зависти, отчего детская психика просто не справилась. Корабль жизни тонул, а Тэхен с насильно навязанной ему верой в свою собственную ничтожность погружался на дно вместе с ним. Люди могут кричать, кидаться камнями, пытаться проломить, втоптать в грязь, навязать свои шаблонные правила. Но будут ли эти несчастные попытки значить хоть что-то для того, кто в одночасье решил удалить всех недругов из личной реальности? Стереть в порошок всю их гнилую значимость, а себя настоящего бережно утаить в объятиях так долго ожидающего его одиночества. Да, снаружи Тэхен выглядел одиноким, но внутри более ни в ком не нуждался. Не оставил ни единого шанса чужим когтям изранить свое заново срастающееся сердце. Оно жило и мечтало. Отныне оно трепетно продолжало биться лишь для себя самого. — Кхм-кхм… — звонкая вибрация от постукивания чьих-то пальцев прошлась по всей поверхности стола. — Извините, у нас на сегодня назначена встреча. Омега разлепляет тяжелые веки и пытается сквозь сонную пелену на глазах рассмотреть черты склонившегося над ним человека. Незнакомец насмешливо приподнимает одну бровь, наблюдая за тем, как пухлые губы приходящего в себя секретаря забавно складываются буквой «о». — Хотя знаете, не вставайте, — ладонью останавливают подскочившего со стула Тэхена. — Вы, наверное, заработались. Мы сами справимся. Только сделайте нам три кофе, — шкодливым шепотом произносит альфа, слегка опуская подбородок, — пожалуйста. А улыбка настолько искренняя, добрая, что омега на секунду даже теряется. — Мы? Три? А-а вы кто? То есть… — глубокий выдох. — Простите, — устало мотает головой Тэ, потирая пальцами переносицу. Мозги упорно отказываются настраиваться на работу, а язык своевольно выдает несвязные по смыслу фразы. — Я просто… — Ничего страшного, я все понимаю. Мое имя Ким Намджун. Господин, с которым я прибыл, не так давно зашел в кабинет вашего начальства, и они сейчас ждут только меня. — То есть, как… зашел? В голове у Тэхена никак не укладывается. Пока он образно пускал слюни на стопку официальных бумаг, важный по статусу клиент бесшумно прошел мимо него и даже не счел нужным хоть чем-то заявить о своем присутствии? «Позорище…» — Ким Тэхен, верно? — взгляд альфы мимолетно падает на визитную карточку, а после вновь возвращается к янтарным глазам, которые ему вряд ли удастся забыть сегодня. И дело вовсе не в ошеломительности осенних красок, которые подобно солнцу, застилали кристально чистую радужку омеги. Дело было в другом — в ноющих ранах из далекого прошлого, спустя столько лет не желающих заживать. «Как же он похож на него» — проносится в голове Нама. — Прошу тебя, поешь, — отчаянный голос переходит на хрип. — Ты обещал мне, помнишь? Обещал, что будешь уделять себе время и нормально питаться. — Братик, я уже поел, правда. — Ты истощаешь свой организм, Соён! — восемнадцатилетний Намджун, не выдерживая очередного вранья, срывается на бешеный крик. — Ты губишь себя своими гребаными диетами. Посмотри, во что ты превращаешь свое тело. Это они?! В модельном агентстве тебя заставляют сбрасывать вес столь нездоровым способом? Для чего? Скажи мне, Соён! Для чего? Чтобы ты смог пройти финальный отбор? Ответь, черт возьми! — Нам-и… — Нет! Не хочу больше слушать твои оправдания. Хочешь посвятить себя подиуму? Хорошо. Я скажу отцу, и он найдет тебе квалифицированного тренера и наиболее достойное агентство. А с этой конторой, пытающейся выехать на таких наивных идиотах, как ты, будет покончено. — Не лезь! Хватит лезть в мою жизнь! Мне там нравится. Я никуда не уйду. И да! Я хочу пройти в тройку лучших! Хочу победить и стать популярной моделью. И ты не сможешь мне этого запретить! И финальный отбор, конечно же, наступил. Ровно в тот самый день, когда не стало маленького Соёна. Намджун смаргивает раздирающие душу воспоминания и замечает чужую растерянность. По лицу, мерно покрывающемуся стыдливым румянцем, осознает, что вызвал у омеги чувство внутреннего дискомфорта. От скомканной ситуации самому становится как-то не по себе. Не в его правилах унижать тех, кто морально слабее. Не в его принципах указывать оступившимся на их глупые ошибки. Уснул и уснул: катастрофичности никакой он в этом не видит. Ким Намджун рассудителен и в силу своей образованности психологически зрел, потому дает время потерянному Тэхену слегка успокоиться. — Позволите обращаться к вам просто по имени? — омега заторможенно и безмолвно кивает. — Тэхен, не взваливайте на себя такие малозначимые мелочи жизни. Каждый имеет право на то, чтобы уставать. А вы устали — по вам это видно. Не жертвуйте своим здоровьем и силами ради того, чтобы заработать кучу денег. Иначе по итогу все их придется потратить на свое собственное восстановление. — Нет, я… — И прошу вас, не нужно спорить с тем, у кого взгляд сейчас яснее вашего, — убирая руки в карманы, спокойно произносит Джун. — Возьмите себя в руки и, господи, перестаньте так зажиматься, словно я сейчас на вас голос повысил. Тэхен не понимал: почему вместо того, чтобы поспешить на важную в его представлении встречу, этот высокий, с элегантной строгостью во внешнем виде альфа тратил время на него — забитое жизнью пустое место. Потому смог выдавить из себя лишь короткое: — Вас ожидают, господин Нам. Намджун уязвленно поджал губы. Его слова снова остались проигнорированными — он вновь кем-то не был услышан. Тэхен спасительно опускает взгляд на собственные скрещенные пальцы и томительно ждет, когда дверь кабинета ожидаемо откроется. Ему не нужны чужие нравоучения, а выбивающая из колеи жалость — подавно. — Знаете, есть фраза: всех денег в этой жизни не заработаешь, — опустив холодную ручку двери, через плечо кидает взрослый альфа. — Всех, нет, — не отрывая взгляда от стола, тихо произносит Ким. — Лишь те, что мне необходимы. Намджун хочет уже что-то ответить, но резко донесшийся из глубины кабинета голос директора вынуждает вовремя себя остановить и полностью распахнуть дверь. Тэхен машинально поднимает глаза на звук и в ту же секунду застывает. Силуэт сидящего в гостевом кресле незнакомца выглядит для Тэ слишком величественно. Такие люди никогда омеге не нравились. Громкое имя и завышенное самомнение — единственное, чем могли похвастаться подобные личности. Такие альфы, как этот, что даже голову в его сторону не повернул, Ким уверен: при любом удобном случае будут втаптывать в грязь каждого, кто не выкажет им должного уважения. «Он видел, как я сплю на рабочем месте. Но почему не разбудил? Не кинул в меня критику за мое некомпетентное отношение? А что, если он расскажет? Что, если уже рассказал? Меня уволят — уволят из-за него. Выкинут за шкирку, как ненужную вещь» — беспокойство за собственное должностное положение медленно, но верно накрывало встревоженного омегу. — Возьмите себе отпуск. Кажется, сейчас именно он вам необходим, — доносится до ушей последняя фраза мужчины. — Съездите туда, где давно уже не были. — Да, — беззвучно шепчет Тэ, безотрывно рассматривая профиль черноволосого незнакомца в кабинете начальства. — Вернуться в Фармхорс сейчас самое время.