Не влюбляйся в снежного лиса, Цэань

С той же скоростью, с коей Сяо Чие привык выпускать стрелы, он оказался рядом с Ланьчжоу, протягивающим ему тарелку с кашей. Сяо Цэань почти заполучил ее, но протянутая к ароматному завтраку, источавшему легкий дымок, рука замерла на полпути. Потому что Сяо Чие кое-что осознал. Минувшей пылкой ночью они с Ланьчжоу так увлеклись, что к рассвету силы едва-едва оставались у обоих. У засыпавшего Сяо Чие мелькнула мысль о том, что он не помог лису привести себя в порядок, но она истаяла подобно утреннему туману. Сяо Чие лишь прижал к себе демонического любовника, чтобы провалиться в сон под звук ровного биения его сердца. Речи не могло идти о том, чтобы омыть его украшенное свидетельствами состоявшего сражения тело. Лис же не только остался. Он проснулся гораздо раньше и озаботился тем, чтобы Сяо Чие по пробуждении было, чем насытиться и укрепить силы. Сяо Цэань почувствовал себя неуютно. В первые за прожитые годы этот знаменитый бесстыдник готов был покрыться румянцем. Заодно умереть от смущения на месте. Во многом еще и потому, что Сяо Чие был полностью обнажен — в то время как Ланьчжоу успел облачиться в невесть откуда взявшиеся нижние одежды. Рука Сяо Цэаня вернулась на место, и он с неловкостью сказал: — Давай отложим. Сейчас правильнее будет нагреть для тебя воды. Ланьчжоу недоуменно нахмурился, но быстро понял, что имеет в виду Сяо Чие. Лис запрокинул голову и громко, заливисто расхохотался. Его смех окружил Сяо Цэаня подобному перезвону тысячи серебряных колокольчиков. Глаза Лиса напоминали полумесяцы, а за растянутыми в смехе алыми губами стали еще сильнее видны белоснежные клычки. Сяо Чие не осознавал, чем именно ему удалось развеселить демона, но готов был провернуть этот трюк множество раз: смех и улыбка Ланьчжоу стали казаться ему чем-то бесценным. Тем, что не купишь за все богатства мира — но тем, что досталось Сяо Цэаню. Когда лис успокоился, он склонил голову набок и ответил: — Молодой господин крайне внимателен к этому демону. За это я открою секрет: хули-цзин не имеют нужды в подобных ритуалах. Достаточно взмаха рукой, чтобы не осталось ни одной улики. Однако, мне приятна забота Цэяня. Поэтому я с честью воспользуюсь твоим гостеприимством, А-Е. Но сможешь ли ты удовлетворить одну бесцеремонную лисью просьбу? Сяо Чие игриво поклонился. — Этому молодому господину многое по силам и не составит труда совершить для тебя героический поступок. Проси все, что угодно. Ланьчжоу медленно приблизился к Сяо Цэаню, ущипнул его за подбородок и скользнул рукой вниз. Он очертил изящными пальцами каждый мускул крепкого живота, нарисовал пару кругов в опасной близости от рвущегося уже в бой естества и, посмотрев в упор на Сяо Чие, шепнул: — Помой меня. Только сначала накинь что-нибудь и позавтракай. Веди себя послушно. Сяо Чие, подвергшийся опаснейшей атаке открытого соблазнения, не мог решить, что именно ему стоит делать в первую очередь: нагреть воды, все-таки поесть или отринуть любое послушание и перейти в бой на месте. Отчаянные душевные метания длились добрых пару минут, и были остановлены предательским урчанием живота. Сяо Чие обреченно вздохнул, накинул халат и занялся водой. Спустя несколько палочек благовоний, проявляя чудеса выдержки, он разобрался с двумя не самыми привлекательными задачами и, наполнив бочку для купания, позвал Ланьчжоу: — Демоненок, готово. Лис неспешно проследовал за ширму и потрогал воду. — Идеально, ты даже не пытаешься меня сварить. Молодой господин, позволь поинтересоваться, какие мыльные корни у тебя есть? Я желаю, чтобы ты помыл мне волосы. Сяо Чие указал на аккуратную корзинку, а Ланьчжоу поморщился: ни один из запахов его не устраивал. Он щелкнул пальцами и спустя вдох кинул изумленному Сяо Цэаню корень с ароматом орхидеи. Тем самым, что Сяо Чие шумно вдыхал, желая окружить себя им от макушки до пят. Как сейчас, когда Ланьчжоу изящно скинул с себя одеяния, погрузился в воду и лениво откинулся назад, словно император, позволяющий служить ему. Сяо Чие в полной мере оценил развернувшуюся перед ним сцену, его дыхание неизбежно перехватило. Тело снежного лиса окутало водяным паром, превратив его стройный силуэт в облик, достойный древнего божества любви. Бледная кожа окрасилась персиковым румянцем, но лис не выказал никакого недовольства температурой воды, породившей непривычный цвет. Зато Сяо Чие получил очередную возможность осознать, что ранее видел не так уж много поистине прекрасного. Он пропустил сквозь пальцы нити длинных волос Ланьчжоу и замер, наблюдая, как они растекаются во воде, образуя замысловатые узоры. С трудом он вновь сосредоточился на основном занятии. Бережно массировал голову — Ланьчжоу даже закусил губу от удовольствия, — медленно вел влажным полотенцем вдоль тонких рук, не забывая оставить поцелуй на запястьях. Занятие оказалось настолько чувственным, что привело к предсказуемому финалу: Ланьчжоу, чья голова кружилась вовсе не от жара воды, уверенно потянул Сяо Чие на себя — и вскоре пол уже был залит водой. Подобные забавы заняли почетное место утренней — да и не только, — традиции. А вместе с ними полные тепла вечера при уютном свете масляной лампы и за чаркой вина. Беседы о трактатах, популярных в двух мирах. Шутливые перепалки о том, чья природа более привлекательна: людская или демоническая. Сяо Чие готовил для Ланьчжоу любимые либэйские блюда, то и дело подтрунивая, что слишком уж он худой для потустороннего существа. Что не мешало ему любоваться, как ловко демон управляется с рыбой, сваренной на пару специально для него. Ланьчжоу, в свой черед, регулярно советовал Сяо Чие наведаться к какому-нибудь даосу и проверить наличие внутренней демонической сущности. Чаще всего это можно было услышать, когда лис прятал лицо в подушках, просил оставить его в покое и жаловался на зудящие от бесконечных укусов бедра. Особенно любимой лаской для них стали игры с хвостами снежного лиса. Сяо Чие проявлял небывалую настойчивость, упрашивая Ланьчжоу выпустить их, пока любовники нежно обнимались в постели. Демон обычно отнекивался и высказывал недовольство такими забавами, но делал это недолго и больше для виду. Ему слишком нравилось, с каким трепетом Сяо Чие зарывается носом в снежный мех, пока Ланьчжоу со всех сторон поглаживает его кончиками хвостов. О том, что в маленьком домике в самом укромном уголке горы произошли какие-то перемены, шептались даже в деревне. Особенно богатую пищу для любопытных разговоров получили молоденькие девушки. От их любопытных и острых взглядов не ускользали алые пятна на шее Сяо Чие, которые невозможно было спрятать даже под меховым воротом. Ланьчжоу никогда не оставался в долгу за нахальное обращение со своей шеей и с наслаждением одаривал Сяо Чие следами зубов в ответ. Пока деревенские по-доброму шушукались, старик Лю поглаживал бороду и хитро улыбался. Но полноправная весна, готовая вот-вот уничтожить снег даже на холодной горе, все приближалась. Стоило Сяо Чие вспомнить об этом — и у него неприятно щемило сердце. Он уже осознал, что за чувства пробудил в нем Ланьчжоу, но не осмелился сказать о них. Спросить, испытывает ли демон нечто похожее. Сяо Чие посещала безумная мысль позвать Ланьчжоу с собой в Либэй. В конце концов, там можно отыскать холод, укромные уголки и места, где Сяо Цэань и Ланьчжоу могли бы встречаться. С горькой усмешкой он отбросил ее. Сяо Чие понимал, что коротких моментов с Ланьчжоу ему больше никогда не окажется достаточно. Ему нужна проведенная с ним вечность. Самым правильным забыть его навсегда. Пусть душе и придется кровоточить. В один из дней, опадавших последними песчинками в часах их совместной жизни, Сяо Чие огорошил Ланьчжоу вопросом. Они расслабленно лежали на подушках, играясь с волосами друг друга, когда Сяо Чие спросил: — Ты когда-нибудь танцевал? Ланьчжоу приподнял голову с его широкой груди. — Кажется, в этот раз я принес слишком крепкое вино. Цэань, что за фантазии после него родились в твоей сумасбродной голове? — Просто… Отчего-то ты порождаешь такие сравнения. Так и вижу тебя в костюме танцовщика. Цепочках, органзе и шелке. Если бы ты умел, то я бы умолял тебя станцевать. Ланьчжоу прищурился. Он вспомнил произошедшую совсем недавно странную ситуацию. Лис выходил на прогулку в лес и вернулся в момент, когда Сяо Чие воровато прятал какой-то сверток. Демон полюбопытствовал, что такого необычного там прячет Сяо Цэань. Но, получив в ответ что-то вроде «Это для путешествия домой», отмахнулся и позабыл об этом. Сейчас у него появилось одно безумное предположение, и он не преминул сразу уточнить: — А-Е. Только не говори, что купил такой костюм. Сяо Чие не ответил, лишь опустил веки. Напрашивался очевидный вывод, и Ланьчжоу оставалось лишь обреченно вздохнуть. Услышав этот вздох, Сяо Чие с волнением и какой-то особой горячностью в голосе воскликнул: — Сделай это прощальным подарком! Ланьчжоу разом проглотил слова, что вертелись у него на языке. Он по-настоящему наслаждался днями, проведенными бок о бок с Сяо Чие. Но ни секунды не забывал о том, что им суждено разойтись разными дорогами. Ланьчжоу привязался к этому человеку, но изо всех сил старался не утонуть в пробуждающихся чувствах, не погрузиться в них с головой. Эмоции, испытанные рядом с Сяо Чие, были для Ланьчжоу в новинку, он их опасался — а просьба Сяо Чие отозвалась ноющей болью в груди. Говоря откровенно, Ланьчжоу было не так уж сложно станцевать. Он никогда в жизни этого не делал, но наблюдал за чужими выступлениями, сможет вспомнить, как это происходит. Подарить напоследок танец — разве желание Сяо Чие было столь уж невыполнимо? И Ланьчжоу тихо произнес: — Хорошо. Сяо Чие только того и ждал. Ланьчжоу моргнуть не успел, как загадочный сверток оказался в его руках. Он медленно развернул бумагу, изучил содержимое и обомлел, задаваясь вопросом, где Сяо Чие мог все это достать. Налобное украшение из золота и рубиновых вставок. Полупрозрачную вуаль, покрытую подобными подвесками. Золотые браслеты для плеч, запястий, бедер и лодыжек. Несколько колец, цепями с ними соединенных. И ничего не скрывающие то ли штаны на экзотический манер, то ли попросту два кусках органзы, сшитых между собой. Ланьчжоу перебрал все это богатство и уставился на Сяо Чие сложным, нечитаемым взглядом. Сяо Чие же смотрел на него выжидающе, умоляюще — и Ланьчжоу не оставалось ничего, как надеть свое новое облачение. И больше Сяо Чие не отвел от него взора. С первого неуверенного шага робкого танца и до его завершения, случившегося уже на простынях. Сначала Ланьчжоу двигался наугад, прислушиваясь к ощущениям, вспоминая когда-то услышанные мелодии. А затем в его душе пробудилась незнакомая, неповторимая музыка, на которую откликнулись и тело, и сердце. Его движения стали по-особенному плавными и гибкими. Ланьчжоу превратился в ледяной огонь, покачивающийся в известном лишь ему ритме. По велению интуиции он подхватил со стола сделанный для него Сяо Цэанем веер, и танец стал лишь притягательнее. Щелчок, взмах, шаг: Сяо Чие отчаянно желал навсегда запечатлеть в разуме каждую деталь. Свой танец Ланьчжоу закончил тем, что изящно сел к Сяо Чие на колени — и он сорвал вуаль, чтобы впиться в губы лиса, изнемогая от желания. Минуло семь дней. Наступила пора прощания. Вдвоем они вышли из дома, чтобы расстаться в том же месте, где впервые беседовали. Сяо Чие не мог перестать целовать Ланьчжоу, и в этих поцелуях было столько тоски и жадности, что разорвать их можно было лишь огромным усилием. Это сделал Ланьчжоу. Мягко, но напористо он оттолкнул Сяо Чие и произнес с ласковой улыбкой: — Мне пора, Цэань. Так будет лучше для нас обоих. Но кто знает, что нам предопределено. Возможно, мы еще встретимся. Напоследок он с нежностью огладил щеку Сяо Чие и растворился в воздухе. Сяо Цэань в отчаянии закричал и попытался ухватить своего лиса, но ему остался только снег да лепестки сливы, печально летевшие сверху. Две слезы скатились по его лицу, и Сяо Чие с силой ударил себя, чтобы прийти в чувство. Тем же вечером он покинул гору, ставшую для него временным домом. Местом, где он познал самое сладкое и самое горькое чувство. Пока он быстро, твердо уходил прочь, ему показалось, что он слышит пронзительную мелодию флейты. Сяо Чие смог убедить себя, что ему лишь чудится и ускорил шаги. С каждым из них песня играла все тише, а сердце Сяо Цэаня бесповоротно разбивалось. Пока в самой глубине леса в полном одиночестве сидел девятихвостый лис, играя прощальную песню. Он закончил, и в уголке его глаза появилась маленькая капля, упавшая ледяным, похожим на хрусталь, осколком.