по ту сторону камер

На балкон с грохотом распахнулась дверь, и Аделина обернулась, услышав знакомые тяжелые шаги. Это был отец, лицо которого было искажено гневом. Она не успела ничего сказать, как его рука с силой опустилась на её щеку. Удар был такой, что она не удержалась на ногах и упала на холодный каменный пол. На секунду мир словно замер. Она подняла руку к лицу, чувствуя, как её кожа горит, а в ушах гудит. — Ты совсем с ума сошла?! — рявкнул он, подхватив её за ворот платья. Его сила была непреодолимой, и он поднял её, будто она весила меньше пера. — Кто этот парень, с которым ты только что, чёрт возьми, сосалась?! Её глаза расширились от шока, но она тут же нахмурилась, встречаясь с его взглядом. Она ненавидела, когда он разговаривал с ней так. Она ненавидела, что он позволял себе это. — Это не твоё дело, — прошипела девушка сквозь стиснутые зубы, пытаясь вырваться из его железной хватки. Его лицо покраснело ещё сильнее. — Не моё дело? Ты позоришь меня, нашу фамилию, здесь, на глазах у всех! Ты хоть понимаешь, что ты только что сделала?! Она вскинула голову, несмотря на страх, который, как она ненавидела признавать, всё же поселился где-то глубоко внутри. — Я сделала то, что хотела, — бросила она с вызовом. — Ты всегда хотел контролировать мою жизнь, но не получится, папа. Его пальцы крепче сжали ворот её платья, и она услышала, как ткань трещит. — Ты будешь делать, что я скажу, Аделина, — его голос был холодным, почти угрожающим. — Или я сделаю так, что ты пожалеешь, что родилась. Канаева встретила его взгляд, полный гнева, но в её глазах больше не было страха. Только холодная решимость. — Делай, что хочешь. Но ты никогда не заставишь меня быть той, кем я не хочу быть. Игорь на мгновение замер, будто не ожидая такого ответа, но затем резко отпустил её. Она пошатнулась, но устояла на ногах, поправляя порванное платье. — Ты ещё пожалеешь об этом, — бросил он, разворачиваясь. Перед тем как выйти, он остановился в дверях и обернулся, бросив на неё ледяной взгляд, от которого по коже пробежали мурашки. — И знаешь что, Аделина? — его голос прозвучал тихо, но в этой тишине скрывалась угроза. — Я уничтожу этого парня. Где бы он ни был, кем бы он ни был. Он пожалеет, что когда-либо приблизился к тебе. Её сердце сжалось, но она не позволила страху проявиться на лице. Она смотрела ему прямо в глаза, сжимая зубы, чтобы не показать, как сильно её слова ранили. — Попробуй, — ответила она с вызовом, хотя внутри всё дрожало. Его губы скривились в холодной усмешке, и, не сказав больше ни слова, он исчез за дверью. Она осталась стоять одна, тяжело дыша, чувствуя, как мир вокруг неё рушится. Аделина опёрлась на холодные перила балкона, пытаясь успокоить дрожь в руках и унять бушующий внутри шторм. Щека горела от пощёчины, а в ушах всё ещё звучал голос отца с его ледяной угрозой. Она стиснула зубы, вытащила телефон и, нажав на знакомый номер, поднесла трубку к уху. — Михаил, — голос прозвучал чуть хрипло, но она быстро взяла себя в руки, сделав тон более уверенным. — Подъедь к чёрному входу. Срочно. — Всё в порядке? — голос водителя был обеспокоенным, но она перебила его. — Просто сделай, как я сказала, — отрезала она и нажала отбой. Канаева знала, что если останется здесь ещё хоть минуту, то либо сорвётся, либо даст отцу ещё одну причину для нападок. Её голова кружилась от эмоций, но решение уже было принято. Она быстро огляделась, убедившись, что никто её не видит, и направилась к выходу, стараясь не встречаться с лишними взглядами. Её шаги были быстрыми и уверенными, но внутри бушевала паника. Она должна уехать. Сейчас же. И плевать, что отец подумает или скажет. Как только Аделина села на заднее сиденье машины, её выдержка рухнула. Она захлопнула за собой дверь, и тихий щелчок замка стал последней каплей. Её руки дрожали, она сжала пальцы в кулаки, а потом внезапно разжала их, закрыв лицо ладонями. Слёзы хлынули внезапно, как будто прорвалась плотина. Горячие, обжигающие, они катились по щекам, пока она пыталась заглушить свои рыдания, чтобы водитель не услышал. Но сдерживаться было невозможно. Девушка склонилась вперёд, прижимая ладони к лицу, её плечи сотрясались от всхлипов. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой сломанной, такой униженной. Удар отца, его слова, это обещание уничтожить Ваню — всё это навалилось на неё с невыносимой тяжестью. «Почему я позволила этому дойти до такого?» — пронеслось в её голове. Она смотрела на свои руки, которые до сих пор дрожали, и горько усмехнулась сквозь слёзы. Она всегда была сильной, всегда доказывала всем, что ей никто не нужен. Но сейчас, в этой машине, ночью, она чувствовала себя совсем одной. Водитель бросил взгляд в зеркало, заметив её состояние, но не сказал ни слова. Он знал, что ей нужно это время, чтобы прийти в себя. — Куда ехать? — наконец тихо спросил он. Аделина подняла голову, вытирая слёзы тыльной стороной ладони, и тихо ответила: — Домой…просто домой…

***

Утро было мрачным и тихим, но внутри студии кипела работа. Крид сидел у пульта, проверяя треки, когда услышал звук шагов за дверью. Он поднял голову и посмотрел, как Аделина вошла в студию. На ней был серый спортивный костюм, капюшон натянут на голову, а лицо скрывали огромные тёмные очки. Она молча кивнула в его сторону и прошла к дивану, скидывая на него сумку. — Доброе утро, — бросил он, скептически оглядывая её. — Угу, — коротко ответила она, явно не в настроении для разговоров. Когда она сняла очки и стянула капюшон, Егор замер. На её щеке, слегка прикрытой тональным кремом, всё равно просматривался пунцовый след — слабый, но заметный. — Чего это с тобой? — спросил он, прищурившись. Девушка бросила на него быстрый взгляд, но тут же отвернулась, делая вид, что занята чем-то в телефоне. — Просто не выспалась. Егор встал и подошёл ближе, рассматривая её лицо. Он скрестил руки на груди и нахмурился. —Ты че? С Ваньком дралась что ли? Она бросила на него холодный взгляд, полный раздражения. — Егор, давай без лишних вопросов, ладно? У нас тут вроде как работа. Егор хотел что-то сказать, но в этот момент в студию вошёл Ваня Дмитриенко. Он широко улыбнулся, но как только его взгляд упал на Аделину, улыбка слегка померкла. — Привет всем, — бросил парень, кивая Егору и осторожно глядя на Аделину. — Ну что, начинаем? Егор ещё раз посмотрел на Аделину, но решил оставить свои вопросы на потом. — Да, начинаем, — сказал он, кивнув в сторону микрофона. — У вас сегодня фит. Аделина молча встала, поправила капюшон и направилась в кабину, не взглянув ни на одного из них. Ваня проследил за ней взглядом, а потом тихо обратился к Егору: — С ней всё нормально? — Спроси что нибудь полегче, — коротко ответил Егор усмехнувшись и снова усаживаясь за пульт. Начался день, который обещал быть долгим и напряжённым. Дмитриенко с самого начала заметил, что с Аделиной что-то не так. Её холодный взгляд, закрытые жесты, странная осторожность в движениях — всё это говорило о том, что внутри у неё буря. Но именно это и притягивало его, как магнит. После первой записи он нашёл её в коридоре студии. Аделина стояла у окна, глядя куда-то вдаль, и курила. — Курение убивает, ты в курсе? — сказал Ваня, подходя к ней. Она бросила на него взгляд, полный раздражения, и затушила сигарету в пепельнице. — Ты сюда лекцию читать пришёл или работать? Он ухмыльнулся, сложив руки на груди. — Просто решил узнать, как ты. — Как видишь, прекрасно, — отрезала она, разворачиваясь к нему спиной. Но парень не отступал. Он почувствовал, что её колючесть — это только защитная оболочка. — Знаешь, ты можешь не притворяться железной леди. В этом нет ничего страшного. Она обернулась, прищурившись. — Ты мне кого-то напоминаешь. Одного наглого парня, который тоже считал, что меня раскусил. — И как там этот парень? — с улыбкой спросил он. — Можешь спросить у него лично, когда встретишь, — парировала она и, поправив капюшон, направилась к выходу.

***

Ваня не сдавался. Следующие несколько недель он, как мог, пытался подойти к ней. То приносил ей кофе в студию, то оставлял у её места цветы с записками вроде: «Это чтобы твой день стал хоть чуточку лучше». Канаева каждый раз только закатывала глаза, но внутри её что-то ёкало. Она не была привыкшей к такой простой, искренней заботе. Однажды он дождался её у машины после записи. — Аделина, подвезти? — предложил он с улыбкой. — У меня есть водитель, — коротко ответила она, открывая дверь. — Водитель, конечно, круто, — сказал он, засовывая руки в карманы. — Но я вожу лучше. Она усмехнулась, с трудом удерживая улыбку. — Ты слишком самоуверен, Дмитриенко. — Зато честен, — подмигнул он. — Ну, до завтра. Она села в машину, но не могла перестать думать о его широкой улыбке. И хотя она не подавала вида, её ледяная броня начинала давать трещины.

***

Сидя в своём просторном, но пустом пентхаусе в центре столицы, девушка лениво пролистывала ленту в телефоне, пытаясь отвлечься от странной путаницы в голове. Её взгляд остановился на сообщении от Вани Дмитриенко: он прислал ей фото цветочного букета, который хотел ей подарить, и короткое: «Завтра тебя жду в студии. Ты же придёшь, да?» Она тихо усмехнулась, но улыбка быстро исчезла. Внутри всё было странно. Что с ней творилось? Почему её так тянуло на этих "вань"? Дмитриенко, этот добродушный парень, который, кажется, действительно хотел быть рядом с ней, и... Тут её мысли внезапно метнулись к другому. К тому Ване. Тому, чьё имя она уже давно старалась не произносить вслух. Бессмертных. Девушка резко положила телефон на стол и провела руками по лицу. Почему именно сейчас её сознание снова вернулось к нему? К тому моменту, когда она впервые почувствовала, что кто-то способен её сломать. Её бросило в жар от воспоминаний. Те съёмки, его холодный взгляд, его голос, наполненный сарказмом, его прикосновения, которые будто оставили на её коже следы, даже спустя месяцы. Он был другим. Непохожим на Дмитриенко. Непохожим на всех, кого она знала. Её будто тянуло к нему, как к запретному огню, но этот огонь обжигал. Он не ухаживал за ней, не пытался понравиться. Скорее, он испытывал её на прочность, проверял, насколько далеко она готова зайти. Аделина резко поднялась, будто хотела избавиться от этих мыслей. Но чем больше она пыталась забыть, тем сильнее они возвращались. Она задумалась: «Почему меня так тянет к таким, как он?» Она подошла к огромным окнам, из которых открывался вид на ночной город, и облокотилась на холодное стекло. Её сердце вдруг бешено заколотилось. "Дипинс..." — ник всплыл в её сознании, как гром среди ночи. И с этим воспоминанием она поняла: игра, начатая тогда, ещё не закончилась. Всматриваясь в огни ночного города, но перед глазами всплывали не огни, а его лицо. Чёрт возьми, она ненавидела, как он заставлял её чувствовать. Сколько времени прошло? Полгода? Больше? А эти чёртовы моменты всё равно всплывали в памяти, как вчерашние. Она вспомнила, как тогда, на тех съёмках, он смотрел на неё — холодно, жёстко, почти с вызовом. Как будто видел её насквозь. А потом его взгляд резко менялся, становился горячим, почти обжигающим. Он делал это намеренно, играя с ней, и она не могла вырваться из этой игры. Она оттолкнулась от стекла и вернулась к столу, где стоял бокал вина. Сделав глоток, Аделина поймала себя на том, что её пальцы дрожат. Она злилась. На него. На себя. На всё. С Ваней Дмитриенко всё было по-другому. Он был тёплым, заботливым, слишком добрым. Он нравился ей, но не так. Его улыбка вызывала симпатию, но не сжигала её изнутри. Он был безопасным. Но Бессмертных... Он был опасностью в чистом виде. От одного воспоминания о том, как он тогда стоял близко, как смотрел, как касался её... Её кожа снова покрылась мурашками. Она выдохнула и провела рукой по волосам. Почему она снова и снова возвращается к нему в мыслях? Это ведь просто обида. Или нет? В этот момент её телефон завибрировал. Она взглянула на экран: сообщение от Дмитриенко. «Как ты? Всё нормально?» Она выдохнула, убирая телефон в сторону. Ей нужно было отвлечься. Но в голове уже созревал план. Если её тянет к огню, значит, она должна сама решить, когда снова подойти к нему. «Надо выяснить, где он сейчас», — подумала она и впервые за долгое время позволила себе тонкую, хищную улыбку.

***

На следующий день, когда Аделина вошла в студию, её взгляд сразу остановился на Дмитриенко. Она даже на мгновение застыла, не понимая, что перед ней тот же парень, с которым она работала последние месяцы. Исчезли привычные белые кудряшки, которые так весело торчали во все стороны. Теперь волосы были томно-русого оттенка, уложены аккуратно. Вместо его разноцветных толстовок и ярких штанов — чёрная майка-алкоголичка, подчёркивающая его худощавую, но рельефную фигуру, и строгие чёрные брюки. — Ваня? — она прищурилась, стараясь скрыть лёгкое удивление. — Ты это... что, в новую роль вживаешься? Он обернулся к ней, и в его взгляде было что-то новое. Уверенность. Даже лёгкий вызов. Он улыбнулся, но это была не та привычная, добродушная улыбка, а что-то более хитрое. — Решил, что пора немного меняться, — ответил он, поправляя волосы. — Как тебе? Аделина сделала вид, что рассматривает его с головы до ног, а потом усмехнулась, качая головой. — Ну, на взрослого ты теперь похож. — Рад, что одобрила, — с сарказмом сказал он, усаживаясь на диван. Она взяла свой кофе и села напротив, скрестив ноги. — А это ради чего всё? Чтобы мне угодить? Он посмотрел на неё чуть дольше, чем нужно, и с лёгкой улыбкой ответил: — Может, и ради тебя. А может, чтобы напомнить тебе, что я не просто «милый мальчик». Аделина слегка напряглась, но тут же вернула себе невозмутимый вид. Она сделала глоток кофе, скрывая внезапный интерес. — Посмотрим, что из этого выйдет, Дмитриенко. — О, ты увидишь, — бросил он, вставая. Его взгляд скользнул по ней с той же лёгкой дерзостью, с которой она обычно смотрела на других. — Ну что, записываем? Она посмотрела ему вслед, чувствуя, как в груди разгорается нечто странное. Он не просто изменился внешне — изменился его настрой, манера разговора. И эта новая сторона его, чёрт побери, заставляла её задуматься. «Интересно», — подумала она, делая очередной глоток кофе. И впервые за долгое время почувствовала, что не всё в этом треугольнике будет так просто, как она думала.

***

На съёмочной площадке всё было идеально подготовлено. Просторная комната с грубыми каменными стенами и мрачным, почти готическим освещением создавала атмосферу напряжённости. Аделина стояла посреди сцены, одетая в платье с глубоким вырезом, которое будто обнажало её уязвимость. Дмитриенко находился напротив, одетый в строгий чёрный костюм, который подчёркивал его новую, более зрелую внешность. Режиссёр объяснял задачу сцены, но девушка слышала только обрывки. Слишком многое крутилось у неё в голове. — Действие максимально интимное, но не переходите черту. Всё должно быть на грани, — говорил он, направляя камеру. Парень подошёл ближе, его шаги эхом отдавались в комнате. Аделина подняла взгляд, и их глаза встретились. Она почувствовала, как её дыхание участилось, хотя сама не понимала почему. — Ты готова? — тихо спросил он, не отводя взгляда. — Всегда, — ответила она, стараясь казаться уверенной, но в её голосе послышалась лёгкая дрожь. Сцена началась. Дмитриенко медленно подошёл к ней, сокращая расстояние до минимума. Его рука, осторожно и почти бережно, коснулась её шеи. Пальцы скользнули вниз, следуя линии её кожи, и остановились у ключицы. Канаева затаила дыхание, чувствуя, как от его прикосновения по всему телу разливается тепло. Он наклонился ближе, так, что его губы остановились всего в нескольких сантиметрах от её. Она могла почувствовать его дыхание, его запах. И тут перед её глазами вспыхнул другой образ. Бессмертных. Тот самый взгляд, который прожигал её насквозь. Тот же холодный и обжигающий одновременно. Его прикосновения, которые оставляли следы на её душе. Аделина невольно закрыла глаза, пытаясь избавиться от воспоминаний, но это лишь сделало момент с Дмитриенко ещё более напряжённым. — Смотри на меня, — тихо сказал Ваня, будто почувствовав её внутреннюю борьбу. Она открыла глаза и посмотрела на него. Его взгляд был совершенно другим. Не таким, как у Дипинса. В нём не было ни злости, ни вызова, только тепло и желание понять её. Но это не помогало. В её голове уже началась война между прошлым и настоящим. Камера продолжала снимать, но для неё всё словно застыло. Когда сцена закончилась, она отступила назад, резко выдохнув, будто всё это время сдерживала дыхание. Дмитриенко смотрел на неё внимательно, пытаясь понять, что она чувствует, но не задавал вопросов. — Отлично! Просто шикарно, — крикнул режиссёр. — Берём этот дубль. Аделина быстро отвернулась, пытаясь скрыть накатившие эмоции. Она чувствовала, что теряет контроль над собой. Девушка выскочила за пределы съёмочной площадки, будто бы воздух в той каменной комнате стал слишком тяжёлым. Её сердце стучало как бешеное, а ладони дрожали. Она встала у стены и закрыла глаза, пытаясь успокоиться. «Почему я опять думаю о нём?» — спросила она себя. Дмитриенко ничего плохого не сделал. Напротив, он был так мягок, его прикосновения были почти нежными. Но именно это раздражало её. Она ненавидела это чувство — чувство, что кто-то другой занимает её мысли, что в этих прикосновениях она пытается найти не того, кто стоит перед ней. Она почувствовала, как кто-то подошёл. Не поднимая головы, она сразу поняла, кто это. — Ты в порядке? — голос Вани был тихим, почти обеспокоенным. Она выдохнула, подняв голову и встретив его взгляд. — Да, просто... устала, — ответила она, стараясь звучать уверенно. Он нахмурился, будто не поверил, но решил не настаивать. — Если что, я здесь, — коротко сказал он. И этот простой жест вдруг задел её. Она знала, что ему не всё равно. Что он, возможно, искренне к ней привязан. Но всё внутри неё сопротивлялось этому. — Спасибо, — коротко бросила она и направилась к своему месту, оставив его позади.

***

Весь оставшийся день прошёл как в тумане. Сцены сменяли друг друга, камеры крутились вокруг них, а напряжение между ними только нарастало. Когда съёмки закончились, она села в свою машину, но не уехала сразу. Сидя за рулём, она смотрела прямо перед собой, прокручивая всё, что произошло за день. Образ Дипинса, как тень, мелькал в её голове снова и снова. «Зачем я всё ещё о нём думаю? Почему не могу оставить это в прошлом?» В этот момент телефон завибрировал. Сообщение от Вани Дмитриенко: «Я надеюсь, ты в порядке. Завтра утром студия. Пожалуйста, не опаздывай». Она закрыла глаза, почувствовав смешанные эмоции. Одновременно благодарность за его заботу и раздражение на саму себя за то, что её тянет в совершенно другую сторону. Девушка бросила телефон на пассажирское сиденье, завела машину и уехала домой. В её голове уже крутился план, как выбросить из своей жизни всех «вань». Аделина не могла игнорировать свои чувства к Дмитриенко. Её раздражала его забота, его доброта, его внимание — раздражала, потому что нравилась. Он не давал ей того, к чему она привыкла, той игры, тех вспышек злости и страсти. Вместо этого он был… тёплым, настоящим, искренним. И именно это её пугало. Дипинс был другим. Он заставлял её кипеть от ярости и желания одновременно. С ним всё было хаотично, дерзко, опасно. Она не могла понять, что больше: ненависть или притяжение. Но это не имело значения. Он просто был в её голове. А Дмитриенко… тот искренне ей нравился. Её тянуло к нему по-другому. Когда он смотрел на неё, она чувствовала себя особенной, как будто он видел не только её образ, но и то, что скрыто под маской. Но всякий раз, когда она начинала думать об этом парне, перед её глазами вставал Бессмертных. Её чувства путались, сталкивались друг с другом, словно две стихии. Ей хотелось быть ближе к Дмитриенко, но каждый раз, когда он смотрел на неё с этой своей мягкой улыбкой, она чувствовала вину за то, что думает о другом. В его прикосновениях она искала ту вспышку, которую оставил Дипинс, и от этого ей становилось тошно. «Что со мной не так? Почему я не могу просто принять это?» — думала она, глядя на своё отражение в зеркале. С Дмитриенко было легко и сложно одновременно. Он был настоящим, а ей это казалось чем-то совершенно чуждым. Он был хорош для неё, но, чёрт возьми, она всё ещё хотела того, кто был плох. Аделина вздрогнула от неожиданного звонка. Глядя на экран, она почувствовала, как внутри всё напряглось. Отец. После их последней встречи на новогоднем приёме она старалась избегать с ним общения, но игнорировать его звонки было слишком рискованно. Она нажала на зелёную кнопку и прижала телефон к уху. — Да, папа? — её голос был ровным, но в нём ощущалась холодная напряжённость. — Где ты? — голос отца звучал жёстко, но без угрозы. — Дома, отдыхаю. Съёмки закончились несколько часов назад, — ответила она коротко. — Хорошо. Ты должна приехать ко мне завтра утром. У нас разговор. — О чём? — она прищурилась, зная, что разговоры с ним редко предвещали что-то приятное. — Не по телефону, — отрезал он. — Будь здесь к десяти. Он не дал ей возможности ответить, просто бросил трубку, как обычно. Аделина посмотрела на экран, чувствуя, как внутри закипает злость. Она ненавидела, как он разговаривает с ней, словно она его подчинённая, а не дочь. Она отбросила телефон на кровать и прикрыла глаза, пытаясь справиться с гневом. Завтра ей предстояло встретиться с человеком, который, как она знала, никогда не забудет про её "позор" на приёме. Но ещё сильнее её злило то, что он, скорее всего, собирался обсудить Ваню. Или Дмитриенко. Или обоих.

***

Утро наступило слишком быстро. Аделина с трудом встала с кровати, чувствуя, как тревога сжимает её грудь. Она знала, что разговор с отцом будет тяжёлым, но у неё не было выбора. Надев строгий серый костюм, который казался ей почти бронёй, она села в машину и направилась к его особняку. Как только она вошла в дом, обстановка сразу давила на неё: мраморные полы, величественные колонны, тишина, нарушаемая только эхом её шагов. Она знала, что её отец специально создавал этот холодный и монументальный интерьер, чтобы доминировать даже в мелочах. Он ждал её в кабинете. Войдя, Аделина сразу заметила его напряжённый взгляд. — Садись, — коротко бросил он, указав на стул перед его массивным столом. Она села, скрестив руки на коленях, стараясь выглядеть спокойно, хотя внутри всё бурлило. — Я решил, что нужно кое-что обсудить, — начал он, откидываясь в кресле. — Ты слишком увлеклась своими "играми". — Какими ещё играми? — холодно спросила она, встречая его взгляд. — Не притворяйся, Аделина. Твои выходки на приёме и вся эта история с тем парнем... — он махнул рукой, будто отталкивая ненужные детали. — Это недопустимо. — Ты говоришь о Дипинсе? — она специально произнесла его имя с вызовом, наблюдая, как лицо отца слегка напряглось. — Этот Дипинс — никто. И он не имеет права приближаться к тебе, — резко ответил он. — Я уже позаботился, чтобы он не смог больше вмешиваться в твою жизнь. Дочь почувствовала, как её сердце замерло. — Что ты сделал? — её голос стал ниже, но в нём слышалась угроза. — Ничего, что могло бы тебя волновать. Я лишь напомнил ему его место, — спокойно сказал он. Она поняла, что спорить с ним бесполезно. Её отец всегда достигал своего. Но что-то в её внутреннем мире сломалось в этот момент. Он не просто контролировал её жизнь — он уничтожал всё, что могло сделать её по-настоящему свободной. — Ты можешь ненавидеть меня сколько угодно, Аделина, — продолжил он, заметив её молчание. — Но я не позволю тебе разрушить то, что я строил десятилетиями. Она сжала руки в кулаки, сдерживая рвущийся наружу гнев. — Ты можешь пытаться контролировать всё, что хочешь, папа. Но я тебе не принадлежу, — сказала она, вставая. — И если ты ещё раз вмешаешься в мою жизнь, я найду способ разрушить твою. Она развернулась и вышла из кабинета, даже не дав ему ответить. Впервые за долгое время она чувствовала себя сильной. Но внутри бушевал шторм.

***

Ночь перед концертом обещала быть напряжённой. После разговора с отцом Аделина не смогла найти себе места. Её злость, обида и страх смешались в один невыносимый коктейль, который мешал ей сосредоточиться. Она поехала в студию, чтобы отвлечься. Там было тихо, никто её не ждал. Она села за пульт, провела пальцами по кнопкам, искажая ритмы и подбирая случайные биты. Музыка всегда помогала ей заглушить внутренний шум. Но сегодня было иначе. Каждый звук будто отзывался эхом её разбитых эмоций. Её пальцы нервно нажимали на клавиши, создавая хаотичные мелодии. Вспышки воспоминаний о разговоре с отцом, о Ване Дмитриенко, о Дипинсе мелькали перед глазами. Она закрыла глаза, откинувшись в кресле. Руки сжали подлокотники, а в голове закрутилась одна мысль: «Я устала быть марионеткой. Устала притворяться, что контролирую хоть что-то в своей жизни». Вдруг она услышала звук открывающейся двери. Она резко обернулась и увидела Дмитриенко. Он стоял в дверях, слегка нахмурившись, но с привычной мягкой улыбкой. — Ты что тут делаешь одна? — спросил он, закрывая за собой дверь. Она вздохнула и отвела взгляд. — Пытаюсь сбежать от всего этого, — призналась она, неожиданно честно. Он подошёл ближе, сел рядом с ней и посмотрел на пульт. — Судя по звукам, ты почти создала саундтрек к триллеру, — пошутил он. Она фыркнула, но её улыбка быстро исчезла. — Ты уверен, что хочешь выступать со мной завтра? — спросила она. Он удивлённо поднял брови. — Почему нет? — Потому что я… я просто не такая, как ты. Ты хороший. А я — разрушительная. Всё, чего я касаюсь, рано или поздно превращается в хаос. Он внимательно посмотрел на неё, но не перебивал. — Может, ты прав, и мне не место рядом с людьми вроде тебя, — добавила она, опустив взгляд. Парень наклонился вперёд, его голос стал тихим, но твёрдым: — Это твои слова, а не мои. Если бы я думал, что ты не справишься, я бы не был здесь. Она подняла на него глаза, чувствуя что-то между благодарностью и виной. — Ты видишь во мне то, чего я сама не вижу, — прошептала она. — Это потому, что ты всё ещё боишься смотреть, — ответил он. — Но завтра, когда мы выйдем на сцену, я хочу, чтобы ты показала им ту Аделину Канаеву, которая сидит сейчас передо мной. Девушка посмотрела на него и впервые за долгое время почувствовала, что кто-то действительно верит в неё. Аделина вздохнула и, глядя на парня, вдруг почувствовала странное желание открыть ему то, что она прятала глубоко внутри. Его доброта сбивала её с толку. Она привыкла к маскам, к играм, к вечной борьбе за контроль. Но с ним всё было иначе. — Ваня, ты вообще понимаешь, во что ты ввязался, когда согласился работать со мной? — спросила она, откинувшись в кресле и глядя на потолок. — Ты имеешь в виду все эти скандалы, слухи и твой невероятный талант драматизировать? — он усмехнулся, но в его голосе не было злости. Она закатила глаза, но не удержалась от лёгкой улыбки. — Я серьёзно. Тебе это зачем? У тебя есть всё, чтобы стать успешным самостоятельно. Почему ты так упорно стараешься помочь мне? Он на мгновение замолчал, как будто искал правильные слова. — Может, потому что я вижу в тебе больше, чем видишь ты сама, — наконец сказал он. — Опять эта фраза, — пробормотала девушка, пожав плечами. — Я серьёзно, Аделина, — его голос стал мягче. — Ты играешь роль, но я знаю, что внутри ты другая. Ты хочешь доказать всему миру, что можешь быть сильной, но при этом боишься, что никто не примет тебя настоящей. Её глаза расширились, и она почувствовала, как что-то в её груди сжалось. — Это слишком глубоко для позднего вечера, Дмитриенко, — пробормотала она, пытаясь отвести взгляд. — Но ведь правда же, — он чуть приблизился, глядя ей прямо в глаза. Она смотрела в его голубые глаза, пытаясь найти сарказм или фальшь, но нашла только искренность. Это было слишком. — Ты слишком хороший, Вань, — прошептала она, чувствуя, как горло сжимает от эмоций. — И я… я боюсь, что разрушу тебя, как всех остальных. Он немного помедлил, а затем наклонился ближе. — Ты не разрушишь меня, — его голос был твёрдым. — Если я что-то и понял, работая с тобой, так это то, что ты способна на большее, чем сама думаешь. Их лица оказались так близко, что она почувствовала его дыхание на своей коже. Его слова пронизали её как электрический разряд, а его взгляд завораживал. — Ты странный, знаешь? — сказала она, вставая, чтобы скрыть нахлынувшие эмоции. Он тихо засмеялся встав следом. — Возможно, — признался он. Аделина посмотрела на его губы и ощутила внезапное желание стереть границы между ними. Но вместо того чтобы действовать, она позволила ему первым нарушить тишину. (Егор Крид- Голос) Ваня медленно поднял руку и провёл пальцами по её щеке, будто изучая каждую её эмоцию. Затем его рука опустилась к линии её шеи, как будто он пытался понять её сердце. — Ты можешь бежать от себя сколько угодно, — прошептал он. — Но я всё равно останусь здесь. Эти слова разорвали её изнутри. Она резко подтянула его за ворот свитера, стирая расстояние между ними, и впилась в его губы поцелуем, полным страсти и отчаяния. Это был не мягкий, нежный поцелуй, которого она ожидала от парня. Это было взрывом эмоций, которые она сдерживала слишком долго. Его руки крепко обвили её, а она, к своему удивлению, не сопротивлялась. — Ты всё ещё хочешь остаться? — прошептала она, отрываясь от него и тяжело дыша. — Даже больше, чем раньше, — ответил он, притягивая её ближе. Ваня не дал ей шанса отступить. Его взгляд был обжигающим, а дыхание тяжёлым, как у человека, который слишком долго держал всё внутри. Он резко подтянул её ближе и, прижав к стене, наклонился так близко, что между ними почти не осталось пространства. Она чувствовала холод стены за спиной и жар его тела перед собой. Это противоречие сводило её с ума. Она привыкла к играм, к контролю, но сейчас она теряла его полностью. Ваня медленно провёл губами по линии её шеи, останавливаясь у самого основания. Его дыхание горячими волнами обжигало её кожу, а его рука прижалась к её бедру, создавая ощущение, что она буквально тает под его прикосновениями. — Ты думаешь, я боюсь тебя, Аделина? — прошептал он ей на ухо, слегка касаясь его губами. Её голова запрокинулась назад, а пальцы невольно сжались на его плечах. Она хотела что-то ответить, но слова просто застряли в горле. Его другая рука мягко провела по её спине, обрисовывая контуры её силуэта, затем скользнула вверх и обхватила её лицо. Его пальцы чуть приподняли её подбородок, заставляя снова смотреть ему в глаза. — Скажи, чтобы я остановился, — он замер, давая ей шанс. Но она молчала. Вместо ответа её руки потянулись к его свитеру, хватая ткань, как будто это был единственный способ оставаться на месте в вихре эмоций. Парень медленно наклонился и накрыл её губы своими. Поцелуй был горячим, глубоким, пропитанным всем тем напряжением, которое накапливалось между ними последние недели. Его движения были одновременно уверенными и чувственными, а её тело невольно отвечало на каждый его импульс. Когда он прижался к ней сильнее, она почувствовала, как её ноги почти подкашиваются. Казалось, что воздух стал гуще, что этот момент длился бесконечно. — Ты всё ещё хочешь играть, Аделина? — прошептал он, отрываясь от её губ на секунду, чтобы посмотреть ей в глаза. Она тяжело дышала, чувствуя, как её сердце бешено колотится. Её взгляд горел, и в нём не осталось ни сомнений, ни страха. — Нет, — ответила она, подтягивая его обратно.