Разница

Раньше Фрэнк много думал о том, как тяжело жилось в столице. На окраинах его всегда ждал физический труд, едва солнце касалось горизонта: ветер пронизывал до костей, зимой приходилось греться о те крохи одеял, что едва ли грели. Там было голодно; на всех не хватало еды и люди часто вставали на дыбы, лишь бы ухватить ещё одну порцию хлеба. Тогда он играл с друзьями, согреваясь песней и беседой, потому что это было единственной вещью, держащей на плаву. И парень думал, что вся сентиментальность осталась там, на полях ферм, где клеймили за провинности. Однако здесь, на мягкой простыне в покоях главнокомандующего, его распирало от нежности. В предрассветных бликах Джерард казался невероятно красивым. Тело оставалось липким от пота, хотелось улыбаться. Как тут сомкнёшь глаза, когда улыбка мистера Уэя заставляла чувствовать себя самым счастливым человеком на земле. Смуглые пальцы играли с завитками на концах прядей мужчины у лица, Фрэнка легко поглаживали по голове, сжимая в объятиях. Все кошмары окраин были вдалеке, как и беды. И обязанности. Рядом с ним был Джерард — сердце спокойно билось в его грудной клетке, Айеро сам это слышал, прижимаясь к ней щекой. — Хотел бы я встретить тебя раньше, — прошептал господин, и его глаза блестели лаской. Парень не сдержал улыбки. — Я был слишком робким, вам бы это не понравилось, — усмехнулся он в ответ. — О, ты так уверен? — Я был наивнее. Раньше он был юнее и моложе. Друзья казались спасением, пока реальность не преподала урок. Прошлое сделало Фрэнка таким, какой он был сейчас, с этим ничего не поделать. Все оставленные шрамы, клеймо на груди, что он перебил у какого-то парня за пару сэкономленных порций ужина, все испытания — это оставалось позади, но не забывалось никогда. Если бы придурки с кухни знали, каково было впахивать на полях, то наверняка не обронили ни слова в адрес Айеро. Окраина не щадила никого. — Расскажи о своём прошлом, — внезапно попросил Джерард. И прислужник бы рад уйти от этой темы, но прямо здесь и сейчас этого не хотелось. Хотелось открыться и высказаться. Между ними даже нет одежды, нет смысла продолжать что-то таить. — Я родился на окраинах. Там красиво. Мне нравились закаты, вам бы наверняка захотелось их нарисовать. Мистер Уэй улыбнулся, парень почувствовал это, хоть и не видел. — Солнце светило ярче, чем здесь, в центре. У мамы лицо всегда высыпало веснушками, а отец ворчал весь день. Он научил меня как-то играть на гитаре, это было… моим хобби, вы же так говорите о рисовании? — Фрэнк ощутил кивок. В детстве у него было столько свободного времени, что музыка становилась всем миром. — Только за гитарой отец переставал ворчать и становился молчаливым и терпеливым. Воспоминания оставляли тепло в груди, вызывали улыбку. Возможно, только они и давали ему силы терпеть все удары плетью. Может, без них Айеро не стал бы набивать Надежду у себя над сердцем. — Я не знал, что ты умеешь играть на музыкальных инструментах, — удивлённо произнёс мужчина. Казалось, на него это произвело впечатление. — Сыграешь мне? — А где вы сейчас гитару найдёте? — усмехнулись в ответ, едва пихнув плечом. Господин поджал губы в грустной улыбке, но ничего не ответил на это. Сейчас найти инструменты было довольно трудно, они едва ли не стоили состояние. — Я играл раньше. До того, как попал сюда. — Правда? — Да. Парни нашли их в развалинах домов и починили, как могли. — А потом? Сглотнув, парень сморгнул наваждение. Он помнил эти вечера: они собирались после тяжёлого дня и пели, высвобождаясь от оков. Будто бы уносились туда, где не было ни господ, ни армии, ни жестокости. Место, откуда Фрэнк не хотел бы уходить никогда, их маленькое убежище. Их свобода. Песни лились в гармонии, а очаг их сплочённости не гас никогда. Это место становилось их настоящим домом, крепостью, где ужасы и смерть ни за что не тронул ни одну душу. — А потом кто-то сказал верхам, что среди нас был предатель. — И так ты оказался здесь? — Да. Фрэнк, может, и хотел бы родиться кем-то другим, кого военное положение не коснулось бы. Не быть сыном фермера, не иметь такое хрупкое здоровье. Быть может, в каком-то другом мире был такой же Фрэнк Айеро, что мог позволить проходиться пальцами по струнам днями напролёт. Быть может даже делать это смыслом жизни, если очень повезёт. Но пока что ему оставалось только продолжать выполнять свою роль в этом мраке и любить человека рядом так, как не смог бы никто. — Спой мне, Фрэнки. Голос Джерарда звучал тихо, едва слышно. Он огладил загривок, поцеловав парня в висок. Давным-давно, он пел в унисон с товарищами, это ощущалось сокровенным. Слишком личным, даже несмотря на то, что секретов от мистера Уэя у него не было. Его песни оставались глубоко в сердце, рифма сама шла на ум, когда он не мог заснуть. Под завывание ветров, Фрэнк нашёптывал себе под нос всё, что взбредалось. Почему-то именно этим хотелось поделиться. — So many stars in the sky and I don't know why they always have to fall on me, — строки сами шли из головы. Именно в холодные зимние ночи ему казалось, что весь мир ненавидел его одного. — Maybe I'm blind to all of the signs that the world never wanted me. Господин прервал его, повернув голову к лицу Айеро. Глаза напротив блестели в бликах просыпающегося солнца, и Фрэнк подумал отчего-то, что прекраснее них ничего в этом мире он не видел. И не увидит, как бы не старался. Мужчина слегка поджал губы и произнёс: — Это грустная песня, Фрэнки. — Я не знаю других, мне жаль, — ответил прислужник. Грусть делала Джерарда хрупким, заставляла лучи морщинок у глаз расходиться паутиной. Парень поднял ладонь к бледной щеке и огладил их, пытаясь расправить мягкую кожу. Мистер Уэй отвёл взгляд, улыбнувшись уголками губ. — Ложись спать. Тебе рано вставать. И мне тоже. Вот бы был мир, где никто никогда не побеспокоил их — место, где не будет правил и обязанностей, ролей и господ. Не будет приказов и долга, заставляющего господина терпеть кошмары последствий его слов. Там они могли бы провести целую вечность; вдвоём состариться, пережить все невзгоды окружающего мира в безопасности. Там, где Фрэнк играл бы на гитаре, а мистер Уэй рисовал. Мир, полный грёз — там, где никто не погибал бесцельно, не жертвовал собой. Где все их близкие были живы и здоровы. И радостные песни не прекращались бы никогда. — Когда-нибудь я спою тебе, — сказал Джерард, а затем укрыл их обоих одеялом. Видимо, сегодня Фрэнк ночевал в покоях господина и это не обсуждалось. Услышать пение господина было бы замечательно, такой голос наверняка лился мёдом в любой песни. — Вы не говорили, что умеете петь, — отметил Айеро, насупившись, но сам прижался сильнее к мужчине. Тот усмехнулся, чмокнув в лоб. — Я и не говорил, что умею. — Нечестно. — Спи, любовь моя. Впервые за долгое время Фрэнк погрузился в глубокий сон: в теплоте объятий и прикосновений, на мягкой перине и приятной усталости. Пускай лишь на несколько часов, но это станет его маленьким безопасным миром.

***

Правила их игры оставались простыми и доступными: оставляя свои мысли за дверями покоев господина, Фрэнк чувствовал себя превосходно. Возможно, это слишком привязывало. За долгое время научиться доверять не так уж просто, как бы не казалось. Но Джерарду удалось найти к его сердцу ключ, вызволяя наружу всё, что копилось годами. Может, Айеро слишком верил мистеру Уэю. В жизни парня появилось место для нежности и преданности хрустальному диктатору, пускай таковым в мыслях Фрэнк его не считал. Джерард не такой: он гораздо мягче и чувственнее, просто окружающим знать об этом нельзя. Запрещено, если они хотели выжить в жестокости вокруг. Айеро, несмотря на отрицание господином, всё ещё задумывался о побеге. Такому, как мистер Уэй, не место в этом месте. В этом положении, с этой абсолютно ненужной ему властью. В мире, полном несправедливости — ведь вся ненависть будет направлена лишь на Джерарда — и этого Фрэнк в глубине души боялся больше всего. Ненавидели главнокомандующего так много людей, что Айеро было страшно за его жизнь. Парень и сам был в рядах ненавидящих, так что кому как не ему знать о всех последствиях накопленной годами злобы. Господину повезло, что прислужник из него оказался лучше, чем убийца. В ином случае больше никто и никогда бы не увидел этих прекрасных зелёных глаз. Добровольно отдавшись полностью во власть другого человека, более невозможно ему не доверять. День за днём Фрэнк погружался в свои чувства, стараясь не показывать этого на людях. Наверное, получалось дурно — парень слишком честный, тем более в своей переполняющей любви. Джерарда нельзя не любить — у Айеро, в любом случае, не получалось. Теперь, когда все улыбки и взгляды полнились эмоциями и чувствами, когда ему подарили свободу настолько, насколько могли позволить — сейчас он просто не мог видеть в мистере Уэе опасность. Раньше его навещали мысли о сбавившем обороты инстинкте самосохранения, но спустя всё произошедшее между ними это стало иным. Особенным. Джерард был и есть особенный для прислужника. Изучать любимого человека можно бесконечно: все привычки, особенности мимики, предпочтения, жесты. Это всё в совокупности разбавлялось внимательностью, требуемой к прислуге, однако такие мелочи почти не имели смысла. Фрэнк и без того знал, что господин предпочитал большие объёмы кофейных напитков и алкоголя, никогда не докуривал сигареты до фильтра и постоянно разговаривал с самим с собой, особенно за работой. В трапезах он любил оставлять самое вкусное напоследок, съедая края в первую очередь. Ему не нужно напоминать количество ложек сахара или любимое ароматическое масло для ванных процедур. Зато он познакомился с другой стороной мистера Уэя, что долгое время таилась ото всех. Прислужник знал практически о всех взглядах и смыслах, кроившихся за улыбками и ухмылками. Он знал о прикосновениях, в которых временами очень нуждался мужчина — о тактильности, которую нельзя показывать, иначе сочтут слабостью. О вздохах и стонах, звучащих только в покоях, о степени боли, которая прекрасно выстраивалась в лесенку в голове парня, когда его сжимали тонкие пальцы. О бледности кожи Джерарда, что приходилось прятать за формой и воротниками. Что ж, Фрэнк знал это и без своего статуса личной прислуги господина. Доза кофеина в руках Айеро слегка отдавала в пальцы, он спокойно шёл в сторону кабинета главнокомандующего. Это его обязанность и праздный повод увидеть вновь господина, находясь обычно днём за рабочим бытом. И хотя ему было сказано, что для этого особых причин не должно быть — Фрэнку всегда рады, неважно, будь это беседа или выхваченный украдкой поцелуй — он знал, что необходимо соблюдать осторожность. Их безопасность — это самая хрупкая вещь в отношениях, как ни крути. Фрэнк зашёл тихо, прикрыв за собой дверь. Мистер Уэй сидел за столом, однако его отсюда не разглядеть; фигура какого-то мужчины, состоящего в совете, преграждала вид. Фрэнк поджал губы и сдержанно произнёс, подходя к господину: — Ваш кофе, сэр. Джерард не дёрнулся, не произнёс ни слова. Его взгляд полон возмущения, так что прислужника наверняка и вовсе не заметили. — Это необходимо для государства, вы же сами понимаете, — проскрипел голос седого мужчины. Айеро уже глушил возникающее раздражение, молчаливо отходя за спину главнокомандующего. В тени можно оставаться незаметным и слышать практически все разговоры, о которых ему знать не обязательно. — Не понимаю. Любимый голос звучал сухо и хрипло. От взгляда Фрэнка не утаилось, как сильно мистер Уэй стиснул ручку в своих пальцах, как побелели его костяшки. Советник едва заметно вздохнул, продолжая свои вкрадчивые речи: — Это устаканит отношения между противниками и нами. И поможет избежать войны, — сердце дёрнулось, трепыхалось. Если это могло решить конфликт между государствами, то их жизнь могла оставаться спокойной и дальше. Мужчина продолжал, жестикулируя одной рукой. — Ох, госпожа Баллато хороша собой, если вы об этом. — Нет. Я не об этом. — В любом случае, политический брак будет нам на руку. Парень замер, смысл сказанного ускользал от него. Решение конфликта и главной нависшей над ними проблемы было предложено так легко, проходило вдоль их отношений с мистером Уэем и ставило на них крест. Перед глазами мутнело, однако Фрэнк заставлял себя стоически не подавать вида, насколько это выводило его из себя. Джерард тоже был явно не в своей тарелке; его наверное тоже подкосило это предложение. Политический брак перечёркивал всё, что искрилось между ними. Нет, конечно, всё могло быть более благосклонно, однако далеко не факт, что эта женщина пойдёт на такие уступки. Возможно, в этом был и подтекст будущего приемника должности главнокомандующего. Фрэнк, казалось, побледнел, стискивая зубы от переполняющих эмоций. — Оставьте меня, мне нужно подумать, — сказал мистер Уэй в напускной занятости, возвращаясь к бумагам. Советник продолжал смотреть на него, разглядывая реакцию, а затем кивнул, развернувшись на пятках. Он забрал свой портфель со стула. — Я оставлю вас, но не забывайте, что времени у нас не так много. Стоило двери тихо закрыться, как Айеро вновь почувствовал свои пальцы, что сжимал в ладонях за спиной. Дыхание учащалось, весь мир рушился. Всё рассыпалось в труху, все счастливые моменты с Джерардом таяли под жаром недовольств толпы. Это оказалось лишь сказкой в стенах сурового штаба, выдумкой, уносящей их обоих как можно дальше от ужасов мира. Политический брак слишком важная вещь, от которой зависели жизни многих людей. Фрэн отмер, ссутулившись. Ком подступал к горлу. Мистер Уэй отложил ручку и уткнулся в ладони лицом, громко вздыхая. Мужчина тоже был в отчаянии, не понимал, как же ему ответить на столь провокационное предложение. Фрэнк понимал, как много это могло значить для страны, но так же понимал, как много терял сам Джерард, отдавая свободу в жертву голодной пасти правительства. Для них это всего лишь брак, для Джерарда это было началом конца. Айеро подошёл ближе, положил руку на плечо — господин вздрогнул, ничего не произнеся. Но с другой стороны, не знак ли это свыше, что в самую пору действовать? Бежать как можно дальше и не оглядываться на сожжённые мосты. Начать всё с начала на равных, без господств и приказов. Без кошмаров, заставляющих пить алкоголь и давиться от дыма. Без клейма и власти над другими. Вдвоём, как и желалось с самого начала. Слишком долго откладывалась эта мысль. Фрэнк ужасно устал, пускай и никогда бы не показал этого. Если был хоть малейший шанс отпустить этот мир несправедливости, то он точно бы это сделал. Не смерть, не жестокость, душащая невинных на поле боя. А просто спокойствие, обнимающее в мечтах и зацеловывающее загорелое лицо. Их спасение, дарующее удалённость от мерзостей в штабе, звало и манило. И если это очередной повод спасовать перед опасностью, то Айеро уже ничего не понимал. Парень сглотнул, а после спросил: — Ты согласишься? Джерард молчал долго, подбирая слова. Для прислужника это значило слишком многое, чтобы оставлять ответ невысказанным перед лицом лизоблюдов. — У меня нет выбора, — произнёс мужчина вымученно, и разочарование заполонило лёгкие. — Ты же понимаешь. Парень понимал — лишь то, что Джерард продолжал трусить перед очевидным шансом избежать нежеланной жизни с нелюбимым человеком. Это сложно; слишком сложно для простого и честного Фрэнка, который открыто высказывал едкие комментарии в лицо диктатору, за что могли вообще-то повесить. Но он всё ещё выбирал оставаться рядом, несмотря ни на что. Соглашался с долгом, осознавая, что блаженная жизнь без страха их ждала разве что в побеге, уж точно не в этих стенах. И Фрэнка теперь злил не тот советник, а трусость любимого человека перед драгоценным долгом и ненавидящими его людьми. — Всегда есть выбор, — возразил Айеро, хмурясь. — Мы можем сбежать, страдания окончатся. Война нас не коснётся, мы сбежим далеко от границы, где никто не найдёт. Ты пока ещё можешь выбирать, но что будет потом? Джерард молчал, обдумывая сказанное. Был же шанс его переубедить, вернуть его к благоразумию! Проклятые советники вставляли палки в колёса, заставляя думать совсем не в ту сторону. Фрэнк тихо произнёс, будучи уверенным в своих словах: — Ты же знаешь, что будешь жалеть об этом решении. — Знаю! — воскликнул мужчина, убрал руки от лица. Его пальцы дрожали, глаза остекленело смотрели на прислугу. — Но я не могу поступить иначе. Даже если очень хочу, просто не могу. Я не могу подвести людей, потому что это закончит конфликт! — И твою жизнь, Джерард. Нашу жизнь. В зелёных глазах плескалось отчаяние и непонимание. До этого Фрэнк мог сойти с темы, принять уклонение от ответа, понять неопределённость — но не сейчас, когда это вопрос жизни и смерти. Это означало бы конец отношений, и они оба понимали, что после брака их ждала лишь агония и ещё большее отчаяние. — К моему несчастью, я действительно понимаю одну вещь. Понимаю, что ты трус, который предпочтет остаться в стенах штаба вместо свободы. — Какая к чертям свобода?! Я здесь навсегда, нравится мне это или нет, — голос господина сочился ядом, и Фрэнк невольно вздрогнул. Его мечту отвергал сам Джерард, будто бы издевался над Надеждой, набитой у его сердца. — У них нет других людей, кто мог бы это сделать за меня. Есть только мой зад, который выполнит свой долг, иначе они начнут войну. И нас с тобой убьют, Фрэнк. В словах мужчины была правда, однако Айеро отрицал её, не принимая всей своей душой. Это противоречило всему, что уже успел напридумывать себе парень. Это реальность, поджидающая за углом вне штаба, это то, что могло убить их обоих. Ловушка, из которой не выбраться никому. — Я не могу рисковать тобой! Фрэнка и самого разрывало от противоречий, однако лучшим решением было бы спастись как можно дальше от этого проклятого государства. Совет пускал корни в жизнь господина, и Фрэнк ощущал съедающую нутро безысходность. Джерард выбирал жизнь в клетке, нежели любовь вдалеке. И это разочаровывало больше всего. Бледные ладони под кожей перчаток взяли руку парня, сжали её пальцами. Айеро чувствовал удушающую обиду, нависая над главнокомандующим тенью. У него не хватало смелости сказать даже это открыто, какая жалость. Возвысившись некогда до небес в нежности, прислужник чувствовал, как терял землю под ногами. Его отвергали, твердили про долг, не желая даже выслушать альтернативы, не то что принять её как за ещё один вариант. — Риски есть всегда, — сухо ответил Фрэнк, вытаскивая ладонь из объятий холодных перчаток. — Фрэнк, прошу, пойми, это правда вынуждает быть осторожным. Если они узнают про нас, то я не смогу тебя защитить, — тихо произнёс мистер Уэй, пытаясь что-то разглядеть в отрешённом лице парня напротив. — Не держи на меня обиды, любовь моя. Чуткость трепеталась в хриплом любимом голосе, но Айеро оставался непоколебимым. Не после того, как над его предложением иронизировали. Не воспринимали всерьёз. Быть может, не принимали всерьёз и его самого? Сомнения паутиной окутывали рассудок, пальцы дрожали, а ладони потели. Возможно, Джерард из последних сил пытался что-то ему внушить, но не сейчас. Ему тоже нужно время подумать обо всём, принять своё собственное решение, как относиться к этому. К тому же, у прислужника так много обязанностей, пойди угляди за ними. Не время бессмысленно топтаться в кабинете без дела. Что-то забившееся в груди разразилось жаром, все опущенные стены воздвигались заново. — Я не в обиде, — ответил Фрэнк, стараясь не смотреть в глаза мужчине. Айеро сдержанно улыбнулся уголками губ. — Что вы, сэр, разве простой прислужник может обижаться на господина главнокомандующего? Джерард изменился в лице, попытался взять его вновь за руку, однако прислужник поспешно отвернулся. — Фрэнк. — Время обеда. Пойду позову прислугу, чтобы вам подали еду, — сказали ему, удаляясь из помещения. — Фрэнк! — кричал мистер Уэй в закрытые за спиной парня двери, не находя ответа. Кофе оставался стынуть, пока господин нервно окидывал взором коридор штаба. Такова была цена принятых им решений. Теперь между ними вновь огромное расстояние, прямо как в роскошном зале меж колонн и столами пьяниц.

***

Злость расходилась волнами по телу, стоило увидеть пронзительный взгляд зелёных глаз. Это было уже перебором, и единственное, что получалось у Фрэнка лучше всего — защищаться и ограждаться своим молчаливым ранее ртом. С ним пытались разговаривать: господин взывал к беседе, к обсуждению их ситуации, но пока Айеро мог только пожимать плечами и отвечать, что это не имело необходимости. На деле же он просто не знал, что отвечать на вопросы Джерарда. Откуда находить новую уверенность в их странных отношениях. Как вообще вести об этом речь, если мистер Уэй самовольно ответил, что он заточён в чёртовом штабе навсегда. Для свободолюбивого Фрэнка это стало отправной точкой сомнений. Он не хотел даже представлять другого человека рядом с Джерардом; это сбивало дыхание и затмевало разум. Слишком сильно он поверил его мурлыкающему голосу. Быть может, будь в парне чуть меньше скептицизма, он поверил в насмешку небес над ним. Ни удача, ни ирония — ничто не сравниться с тем, как вдребезги его разбивали мысли о возможной женщине подле господина. Всё, чем дорожил прислужник, утекало в руки другой женщины, равной Джерарду. Нет, такой простолюдин, как Фрэнк, не мог и претендовать на кого-то вроде мистера Уэя. Его роль лишь прислуживать, но не быть рядом. Помогать, подсказывать, но никогда не быть рядом, на одном уровне. В жизни Айеро было много несправедливости: смерть родителей и друзей, следы неповиновения, проклятая столица с её вшивым лицемерием. Но даже это не равнялось с тем, как побитый испытаниями Фрэнк пытался цепляться за единственную дарящую ему каплю тепла и счастья. И наверное, он уже смирялся с мыслью, что это будет главная несправедливость в его жизни. Выполнять свою работу становилось невыносимо, пускай в быте парень находил хоть какой-то выход эмоциям. Сухо следовать графику гораздо легче, чем вести тешащие надежду разговоры с господином главнокомандующим. Джерард, между тем, вновь тух и бледнел: синяки пролегли под веками, мужчина плохо спал и много курил. Фрэнк часто заставал мистера Уэя с утра бодрствующим до прихода прислуги. Айеро осознавал, что своим поведением лишь давил на него, однако, пока мужчина не возжелает чётко выразить свой ответ без красивых фраз про долг хотя бы своему личному прислужнику, говорить смысла не было. Ему не нужны отмазки. Фрэнк сам, признаться честно, неплохо справлялся с этим, пускай господин об этом и не знал. Тихо щёлкнула дверь за спиной и парень зашёл в личные покои мистера Уэя. Шли вторые сутки их сухого молчания, близился момент торжественных ужинов, на которых будет обсуждаться судьба хрустального диктатора и его будущей леди. Мужчина пытался собственноручно застегнуть свою форму, поворачиваясь к зеркалу то боком, то передом. Его отросшие волосы спадали на глаза и спасали от разглядывания друг друга через отражение. Прислужник медленно подошёл и, как и полагалось обязанностям, принялся поправлять ткань и неровно застёгнутые пуговицы. Джерард поднял взгляд и тут же его отвёл. Смуглые пальцы размеренно зачёсывали вьющиеся пряди за ушли, гребень зализывал волосы назад, открывая прекрасное бледное лицо. Фрэнк давно не видел господина в парадной форме. — Выглядите превосходно, сэр, — сказал он, отойдя назад, за фигуру мистера Уэя, чтобы он взглянул на себя в полный рост. Губы тронула робкая улыбка. — Благодарю, — произнёс мужчина, потеплев во взгляде. Айеро терзали надоедливые мысли, пробегали усатыми тараканами, из-за чего рот не сдержал ехидства. — Я думаю, леди Баллато будет в восторге. Джерард нахмурился и резко обернулся, поджимая губы. Парень не мог с собой ничего поделать, эти домыслы съедали всю зажигавшуюся в нём надежду, выедали терпение и заставляли говорить всё, что было на уме. — Фрэнк. — Простите, господин главнокомандующий, — прислужник сжал ладонь в кулак за спиной, очень уж не хотелось показать, что он был на иголках. Хватало и едкого сарказма. — Моя дерзость непозволительна. Надеюсь, вы не отрежете мне язык. — Не отрежу. Я уже говорил об этом, — Джерард звучал твёрдо, пытался высмотреть в нём что-то, однако парень возвёл чересчур высокие стены, чтоб разглядеть за ними чуткость. — Вдруг вы передумали, — не унимался Фрэнк, хотя корил себя за чёртов язык, который не мог держать за зубами. — Я не давал ответа, — напомнил мужчина, сделав шаг в сторону Айеро. Прищурившись, он протянул ладонь к смуглому лицу, но Фрэнк одернулся, хмурясь. — И я не говорил, что отказываюсь от тебя, принимая предложение. — Мне хватило вашего замешательства. — А ты бы не был в замешательстве? Они практически не дают выбора, потому что думают, что мне терять нечего. Но это не так. — Мне тоже нужно многое обдумать, — возразил Фрэнк, сбавляя обороты. Холодные пальцы в перчатках всё же прошлись по скорпиону лёгким касанием, зарылись в загривок. — Для меня это тоже нелегко. — Что бы не произошло, я не стану любить тебя меньше. Сердце заскулило, вдруг у самых век запекло ненужными сантиментами, вызывая абсолютно не те эмоции, которые парень ждал от себя. Ему казалось, что всё это лишь труха, вся их игра в любовь была выдумкой, которую он себе навыдумывал. Он начинал считать себя развлечением вроде редкого табака или зёрен кофе, чем-то экзотичным, к чему изнеженный главнокомандующий просто привык. Но мягкие прикосновения и лёгкий поцелуй в лоб выбил все засевшие глубоко мысли из головы. Стены рушились так же быстро, как и воздвигались — господин Уэй возвращал теплоту одним своим шёпотом. — Не забывай это, пожалуйста. Почему всё так несправедливо? Отчего эта идиотская насмешка над его жизнью, за что им обоим это? Фрэнк поджал губы, ничего не отвечая Джерарду. Ему и вправду давали время разобраться в своих чувствах, не оставляли одного, несмотря на происходящее. Мужчина в последний раз сжал ладонь парня в своей и развернулся в сторону двери, а затем вышел, оставляя прислужника одного.

***

Нависшая проблема то отдаляла, то сближала их. Назойливые сомнения путали, мешали обдумать всё здраво. В Фрэнке слишком много всего, голова шла кругом: даже если Джерард оставался с ним, даже если эта женщина разлучит их, безысходность от этого никуда не уйдёт. Она уже засела глубоко и пустила корни в душу, смеялась и издевалась, стоило Айеро позволить себе слабость и прижаться к мужчине, когда их никто не видел. Ни одни объятия не ровня мягким прикосновениям мистера Уэя. Тот, глядя на нервность и раздражение, имел огромное терпение, раз продолжал понимать и прощать. Парень то подолгу держал его за руку, то отстранённо увиливал с приёмов пищи, чтобы не пересекаться взглядами. Так далеко и так близко — если захочешь, можешь поцеловать тонкие губы, скользнуть по ним языком. Провести большим пальцем по выступающей скуле. Фрэнк хотел, но не мог. Больше не мог. Решение не такое уж простое, как казалось раньше — Айеро наблюдал за Джерардом на рабочих совещаниях, видел, как эти уроды навешивали на него ответственности. Мистер Уэй даже не отвечал за разработки этих законов, это даже не в их хреновой договорённости, о которой рассказывал главнокомандующий. Прислужник смотрел и чувствовал разрастающийся ком ненависти под кожей, волны злости и гнева, сплетающиеся воедино в порыве закончить их страдания. Нужно всего лишь убить совет, верно? Лишь это смогло бы окончить их дилемму, долг можно исполнить и другим способом. Хотя кто он такой, чтобы рассуждать о таких вещах? Уж явно не ровня статному мужчине, держащему меж пальцев сигарету. Мистер Уэй держал осанку так естественно, что привыкшему горбатиться на полях парню становилось неловко за себя. Он пил кофе, обожал запах бергамота и писал красивым каллиграфическим подчерком. Его бледной кожи не касалось солнце — хотя Фрэнк задумывался, как замечательно выцветали бы волосы Джерарда, если б они оказались где-то на юге. Айеро на фоне с ним совсем неказистый; он широко и просто улыбался, не следил за своим языком. Его спина не выпрямлялась так просто, плечи осунулись ещё на работе на кухне. Смуглое лицо и руки навсегда закрепляли его происхождение, низкий рост совсем не вязался для парня его возраста. Волосы стекали на лицо при любой возможности вспотеть, а дурацкое здоровье делало без пяти минут калекой. Фрэнку далеко до аристократии, он ненавидел горечь кофейных зёрен. Деликатесы вызывали лишь скорченное лицо и тошноту. Айеро слишком прост, чтобы быть на равных со статным Джерардом. Господи, да он и читать то научился поздно, куда ему до всего этого! Стоило выйти за стены душного кабинета для собраний, как мистер Уэй сразу же выдохнул от облегчения. Сегодня вопросов о помолвке не назревало, что давало ему ещё время на обдумывание. Прислужник протянул платок, поглядывая боковым зрением за мужчинами вокруг — того советника не было видно, спасибо на этом. Шли четвёртые сутки, как решение оставалось непринятым. Уже вечером, почти перед сном, Джерард остановил его перед тем, как парень выключал свет после задёргивания штор. — Фрэнк, я больше так не могу, — сказал он вымученно, присаживаясь на кровати. — Не можете что? — спросил Айеро, поджимая губы. Понятно, к чему шёл разговор. — Нам нужно поговорить. Им просто необходимо поговорить, если уж на чистоту, иначе Фрэнк сам себя сожрёт от мучающих мыслей, из-за которых голова зудела и кипела. Он не знал, что сказать Джерарду в любом случае — отвернуться или принять ответ, убежать или остаться, всё не имело смысла. Слишком много всего накатывало, чтоб склоняться к чему-то одному. — Не знаю, что вам сказать, — признался Фрэнк и устало присел на диван. Мужчина похлопал по одеялу рядом с собой и парень послушно пересел поближе, не возникая. — Какое бы вы не приняли решение, я без понятия, как на него реагировать. — Я ничего не ответил им до сих пор, — произнёс мистер Уэй, глядя на прислужника. — Если не отвечу положительно, то они начнут подозревать нас с тобой. Ну, или как минимум будут более внимательно следить за мной. Если соглашусь, то потеряю тебя. Раньше, когда всё воспринималось в штыки, Фрэнк даже разозлился бы на Джерарда. Сейчас всё подутихло, Айеро просто не мог принять происходящее. — Мы всё ещё можем сбежать, — предложение звучало так вымученно, что даже сам Фрэнк себе не поверил бы. Да и куда бежать? — Тогда тебе не придётся ничего решать. — Ты же знаешь, что я не могу. Да, вот с чем приходилось мириться. С осознанным отступлением, которое, к сожалению, никак не переспорить даже самому прислужнику. Сколько бы аргументов и причин он не приводил ранее, Джерард всегда отвечал одинаково. Для него не было другого выхода из их ситуации, и в конце концов он начал смиряться — вот что понял Фрэнк, не силясь поднять глаза. — Меня задело, что ты отвергал этот вариант, не желая даже слушать, — прошептал обречённо парень, ссутулившись. Руки опускались, всё казалось безвыходным. Но мистер Уэй на это мягко приобнял, не злился и не ругался. Понимал, что горячую кровь это сводило с ума, ведь Айеро и без того много времени провёл в темноте и одиночестве, раз боялся подпускать к себе кого-то. Или, быть может, это он сам пробормотал одной ночью, положив голову на тёплое плечо. — Дело не в том, что побег это плохая идея, — произнёс главнокомандующий, сжав пальцами бок парня. — Побег в никуда, будучи правителем страны — вот это действительно плохая идея. Тем более, если меня найдут вместе с тобой, то ты попадёшь под удар. Да и я не знаю, куда нам бежать. Самое безопасное решение — всё ещё остаться здесь. Словно маленькому ребёнку объясняли основы мироздания, ему говорили об истинных замыслах и мыслях, кружащих вокруг да около. Всё же мужчина размышлял о побеге, пускай никогда и не говорил об этом. Что ж, приятно, что надежда таилась огоньком в душе не только у прислужника, но и у господина. — Я правда много думал об этом, — добавил он со вздохом. Слишком печально для того, кто говорил о свободе даже вскользь. — Ты бы сбежал, если б была возможность? — Конечно. Конечно, он не мог не думать об этом. Это казалось странным, однако имело смысл: Джерард не мог позволить рассуждать о побеге вслух, это ставило его под удар в случае шпионов или случайного свидетеля. Он открылся Фрэнку сейчас лишь потому, что они оба знали, что это крайняя точка. Возможно, в том самом другом мире, где-то далеко-далеко, где Айеро днями напролёт играл на гитаре, он мог позволить себе идти на риски и терять близкого человека. Быть может, там никогда не было войн и ненависти — прекрасный, дивный мир, где они могли быть счастливы, не рискуя быть повешенными. Но здесь это непозволительная роскошь. — Я останусь с тобой. Не важно где, я буду с тобой, — голос казался таким чужим и хриплым, слова давались тяжело. — Но мысли о том, что рядом с тобой может быть кто-то ещё, делают мне больно. Джерард не спрашивал о ревности и не ёрничал. Не восклицал. Он грустно улыбнулся, едва коснувшись губами смуглой щеки. — Это вынужденная мера, Фрэнки. Я бы ни за что не выбрал кого-то кроме тебя. Я люблю тебя и буду любить. Глупые сантименты снова щипали у глаз, губы просились задрожать. Никто никогда не выбирал Фрэнка; такова уж была его судьба, с этим можно мириться. Он всё ещё жив и цел, находился рядом с любимым человеком. Его руки не теряли чувствительности, а ноги ходили по земле. В нём до сих пор билось сердце. И это с лихвой перекрывало все чувства отрешённости, топящие его с одинокой юности — к этому привыкаешь. Однако, мистер Уэй и его нежные слова заставляли чувствовать робость в коленях, падать перед ним и нуждаться в ласке и внимании. Джерард действительно всегда выбирал его, любил его. Это поражало до невозможности. — Можно я останусь сегодня у тебя? — голос дрогнул, пальцы нашли хрупкую бледную ладонь и сжали её. — Конечно. Эта ночь могла подождать. Ради их маленького секрета на двоих, она могла подождать.