Тишина расскажет больше

      Смертельный укус достиг апогея. Жгучий яд мчится по венам, заставляет корчиться в судорогах. Горло заливает кровь и каждый вдох даётся всё труднее. Темнота окутывает взор, сердце конвульсивно сжимается, разнося по телу дополнительные импульсы боли, давая знать мозгу, что скоро настанет конец.       — Профессор…       Голос знаком, но придать обладателю облик нет сил и возможности. Чёрная тень нависает, её видно сквозь приспущенные веки. За руку больно хватают и утягивают в глубокий чёрный колодец. Смерть пришла за мной. Смерть утягивает меня на суд божий. И мне ничего не остаётся, как смиренно принять её.       — Потерпи, Северус, — слышится голос друга.       Больно сжимают щёки, гладкий холодный камень касается языка.       Чувство невесомости охватывает тело, и я понимаю, что в этот миг душа отправляется в путь. Но заглушённые голоса продолжают преследовать меня, и до меня доходит, что моё тело просто направляют.       Темнота окутывает так же неожиданно, как и отступает.       Голос Поппи почему-то узнаётся сразу:       — Всё хорошо, Северус… ты жив…       Боль приходит вслед за светом и сознанием. Заставляет сжимать пальцы в кулаки и выгибать спину от адского ожога, который лижет внутренности.       — Одним безоаром не отделаться, нужно ещё противоядие… сердце может не выдержать…       И снова темнота, которая топит во мраке, заполняет лёгкие чёрным дымом и не даёт вдохнуть. Она дарит секундный отдых телу. Но мозг вопит от осознания, что это конец.       Тишина.       Разве много для счастья надо умершему? Тишина да покой. И я бы поверил, что вот он, настал мой конец, если бы не тихие всхлипы рядом.       С осознанием звуков вокруг вновь ощущается тело. Но лучше бы я оставался на той стороне…       Боль пронзает острой стрелой. Заставляет сжать зубы и выгнуться, сгорая заживо в пожаре, что охватывает меня.       — Тише, тише… — звучит тонкий голосок.       Прохладные пальцы касаются виска, и смоченная в пряном растворе тряпка ложится на лоб. Облегчение накатывает разом, жар прогоняется прикосновением и заботой.       Веки приподнять так же сложно, как и дышать полной грудью. Нос улавливает тонкий цветочный аромат. В кромешной тьме виднеется силуэт, склонённый надо мной. Щёку щекочет прядь чужих волос. Хочется поморщиться, но тьма тянет к себе вновь.

***

      — Да, Минерва. Вы вовремя подоспели с Поттером. Состояние стабилизировалось. Уже не критическое, но хотелось бы лучше. Могу сказать, что вернули с того света. Если бы задержались ещё на пару минут… — Поппи замолкает.       — Всё обошлось, — в голосе Минервы слышится облегчение.       — Северус!       Женщины склоняются надо мной, и я морщусь от яркого дневного света, открыв глаза.       Пытаюсь что-то сказать, но изо рта вырывается хрип. Сжимаю повязку на шее — она хуже змеиных пут стискивает горло. Нечто, похожее на панику, охватывает сознание, но властный голос заставляет успокоиться.       — Отставить панику! — Минерва хватает меня за руку, не давая стянуть повязку. — Всё хорошо, так надо. Голос вернётся, всё целое. Даже змеиный укус почти зажил. Лишь яд вывести полностью не удалось. Нейтрализовали большую часть чем могли, но…       Я киваю, расслабляя пальцы.       Поппи подходит ко мне с пузырьком зелья, и вязкая, приторно-сладкая настойка обжигает язык. Хочется запить водой, но сон заставляет веки сомкнуться.

***

      Жар снова владеет телом, и острая боль пронзает позвоночник, словно Круцио… Может, это и есть Круцио. Кто-то вернулся за моей душой, но для начала решил поиздеваться над телом. Открываю глаза и замечаю в темноте больничной палаты чёрный силуэт.       Вдох делается с хрипом, и я с ужасом ощущаю, как сжимается сердце, когда тёмный силуэт поднимается с кресла и нависает надо мной.       — Тише, — снова звучит шёпот.       Прохладные женские пальцы касаются лба и виска. Влажная тряпка опускается на голову.       Это не смерть пришла за мной. Это просто кто-то…       Облегчённо выдыхаю, язык шелестит, прикасаясь к пересохшему нёбу.       Силуэт замирает, словно раздумывая, и через миг вновь склоняется, обдавая цветочным ароматом.       Она прислушивается к моему шёпоту, но его нет. Лишь хрипы. И глубоко в душе бьётся отчаяние, что меня не смогут понять.       Силуэт выравнивается. Прохладный пальчик робко касается моих губ. Лёгкий кивок, и через минуту ко рту подносят тоненькую трубочку. Жадные глотки невероятно вкусной обычной воды наконец прогоняют приторный вкус.       Трубочка барахтается в стакане, оповещая, что он пуст.       — Ещё? — Голос кажется знакомым, но голова всё ещё слишком ватная.       Кивок. И из графина в стакан наливают воду.       Жадные глотки, и я благодарно киваю, выпустив пластиковую трубочку.       Тряпка со лба смачивается, выжимается и вновь дарит горящему телу успокоение. Киваю в благодарность и вижу кивок в ответ.       Силуэт двигает кресло поближе к кровати и садится. Прохладные пальцы сжимают мою руку, что лежит поверх одеяла. Я удивлённо смотрю на мою ночную сиделку или как правильно сказать. Но я не могу спросить, кто это. Не то что узнать, что это, чёрт возьми, значит?       Незнакомка опускает голову на свои вытянутые руки и тихо вздыхает.       Потихоньку жар покидает голову и тело, а нежные пальцы в моей руке согреваются.

***

      Утром Поппи даёт настойку для голоса. Снимает повязку с горла и радостно повествует, что раны зажили, хоть и остались две полоски шрамов.       «Кому они нужны?» — мелькает мысль.       «Кому я нужен?» — догоняет вторая.       Восстанавливающее зелье улучшает состояние, и я делаю успешные попытки сесть. Куриный бульон удаётся выпить самостоятельно.       Пополудни в гости наведывается Поттер с друзьями. Сидеть перед гриффиндорцами в больничной пижаме до жути отвратно. Но выбора нет.       Поттер, поправив надтреснутые после битвы очки, шагает вперёд. Уизли с Грейнджер молча переминаются с ноги на ногу в сторонке.       — Сэр, профессор, кхм, те воспоминания, что вы мне дали… я частично поделился ими с несколькими волшебниками. Это было необходимо, чтобы вас не заключили под стражу в Мунго до вашего выздоровления.       Киваю, стараясь не смотреть на гостей.       — Я всеми силами добьюсь очищения вашего имени и репута… — Поттер осекается, прочистив горло, заметив, как я закатываю глаза и вздыхаю. — А ещё буду настаивать на Ордене Мерлина, — выпаливает он и отступает на шаг, когда я злобно смотрю на него. — Вы герой, и мир должен знать это! — уверенно заявляет неубиваемый гриффиндорец.       Я сжимаю плотно губы и пытаюсь заавадить его взглядом.       Они специально пришли, когда мой голос ещё не вернулся и я не могу им подсказать, куда засунуть им их орден?       Поттер протяжно выдыхает. Я сощуриваюсь, ожидая очередную ересь.       — Ну, мы рады, что вы живы.       Грейнджер и Уизли синхронно кивают.       — Если вам что-то нужно, вы говорите, ну, или, когда сможете говорить, скажете, — бормочет Поттер, и я улавливаю хитрый блеск в его глазах, широкая улыбка растягивает губы. И во взгляде я вижу тепло и радость.       Все трое исчезают, не проронив больше ни слова. Я облегчённо выдыхаю и вновь ощущаю цветочный аромат.       Вспоминаю о ночи. О женщине, которая смотрит на меня, когда остальные спят. Это не Поппи и не Минерва. Закрываю глаза, ощущая некую беспомощность. Хочется узнать, кто это. Нужно просто подождать. Пытаюсь расслабиться. Всё скоро придёт в норму. Скоро приду в себя, надену привычный сюртук и исчезну в подземельях.

***

      Вечерний обход Поппи; я слышу её удаляющиеся тихие шаги. Сегодня выписали троих школьников, скоро будет и моя очередь. Приняв лечебную настойку, я смог вымолвить тихое спасибо. Поппи улыбнулась, забрав пустую бутылочку.       Я облегчённо откидываюсь на кровать, подумывая, что завтра можно попробовать переехать в подземелья. Особого лечения мне не назначают. Лишь настойку. Её я могу и в своих покоях принимать.       Темнота окутывает моё временное пристанище; сегодня безоблачно и полная луна заглядывает в окно, подсвечивая скромную палату.       Сон накрывает рывками, снова поднимается температура, и я просыпаюсь, ворочаясь в кровати, ощущая, как с огнём по крови гоняются и остатки яда.       Тихие шаги. Краем глаза я замечаю, как через шторку проходит силуэт. Спазм в ногах заставляет напрячься и глухо простонать сквозь стиснутые зубы.       Тень подбегает ко мне, и в свете луны я успеваю увидеть лицо.       — Грейнджер, — удивлённо шепчу я, но вырывается лишь противный хрип.       Неужели в те ночи она была рядом со мной? Нет. Что ей здесь делать? Она же не медсестра и тяги к колдомедицине я не замечал за ней.       Прохладные пальчики касаются лба, скользят к виску и пускают мурашки по разгорячённому от жара телу.       Манипуляции возле столика, и влажная тряпка ложится на лоб, даря блаженство.       — Воды? — тихо спрашивает она, склонившись так низко, что я губами чувствую её выдох.       Мотаю головой из стороны в сторону и удивляюсь её уверенным действиям: тому, как она касалась лба, губ и держала за руку, засыпая. Хочется спросить, почему она здесь. Записалась в медсёстры, пока больничные палаты заполнены ранеными?       Тогда так сжимать мою кисть не обязательно.       Хмурюсь и кошусь на наши переплетённые пальцы. Грейнджер вновь опускает голову на свои вытянутые руки. И я почему-то прогоняю желание вырваться из её хватки — лишь сильнее сжимаю, пытаясь согреть холодные пальцы.       Она протяжно и довольно выдыхает. Расслабляюсь и я, погружаясь в успокаивающий сон, ощутив, как мучающий жар и судороги прошли…       Движение рядом, и я чувствую, как что-то вырвали из рук.       Открыв глаза, вижу, что ещё глубокая ночь. Грейнджер сидит ровно, трёт, по-видимому, затёкшие плечи и обнимает себя. Луна немного сдвинулась по небосводу, и в комнате царит серый полумрак.       Минута раздумий, и Грейнджер льнёт ко мне. Убирает тряпку со лба, касается кожи, проверяя температуру. Облегчённо выдохнув, приподнимает мою руку и ложится под неё, спиной ко мне, опустив голову мне на плечо и сжав моё запястье, словно боясь, что я куда-то исчезну.       Хочется возмутиться такой наглости. Но я чувствую, как хрупкое тело под моим боком дрожит. Замёрзла. В одном свитере и джинсах. А майские ночи не такие жаркие, как летние.       Сам не понимаю, почему так делаю, но не могу спокойно спать, ощущая мелкую дрожь наглой девчонки, — тяну плед, что под ней, в сторону; она тут же приподнимается, позволяя вытянуть его, и сама ныряет под.       Прижимается телом, опускает голову на плечо, руку на грудь и глубоко и спокойно вдыхает и выдыхает, словно я не Северус Снейп, декан Слизерина, бывший Пожиратель смерти, а… мысли запинаются, теряясь в догадках.       Может, Грейнджер не в себе? Может, она перепутала палаты и больного? И сейчас, прижимаясь ко мне, она, возможно, думает, что это… кто там за ней бегал? Маклагген? Уизли? Но Уизли вроде не был ранен. Вспомнилась и Грейнджер, когда она приходила с Поттером днём. Она выглядела как обычно, не выражала никакого постороннего интереса.       Значит, возможно, сейчас просто устала от ночных дежурств, замёрзла и ищет человеческого тепла и спокойствия.       Грейнджер словно чувствует, что я думаю о ней. Приподнимается на локте и осознанно смотрит на меня. В полумраке хорошо видны черты её лица, и у меня нет сомнений, что она прекрасно осознаёт, кто перед ней.       Подняв руку, она касается моего лба, проверяя, есть ли жар. Довольно выдыхает и пальцами скользит ниже по виску и скуле, очерчивает подбородок и невесомо касается губ, вызывая у меня шквал эмоций: от смятения до злости. Что, чёрт побери, эта девчонка себе позволяет?       Сжимаю запястье, и она улыбается. Улыбается? Сощуриваюсь, пытаюсь понять, что за розыгрыш она устроила, но она лишь вздыхает, порождая во мне волну странных состояний, и вновь утыкается носом в шею, опустив голову на плечо.       Отпускаю её руку, и она кладёт её мне на грудь и, кажется, уходит в глубокий сон. А у меня сна ни в одном глазу. В голове мечутся мысли, меня терзают разрозненные ощущения от размеренных вдохов и выдохов рядом. Всё дело в близости.       Да. Я не могу припомнить, когда с кем-то так засыпал. Чёрт побери, да наверное никогда!       С юных лет живя жизнью двойного шпиона, я не мог себе позволить роскошь нормальных отношений. Лишь короткие связи для удовлетворения физических потребностей, но с последним воскрешением Тёмного Лорда и на это не было ни времени, ни желания.       Мерлин, о чём я думаю? Это же Грейнджер! И она просто спит. А я зарылся в себя, ушёл в самоанализ.       Это просто Грейнджер.       Завтра я скроюсь в подземельях, и ей больше не нужно будет нянчиться со мной.       Это просто Грейнджер.