Protect me from what I want

      Закат медленно опускался на смертные земли, и Метатрон в который раз поразился тому, как быстро текло время на материальном плане. В высоких божественных чертогах оно не имело никакого смысла, но здесь, на земле, оно убегало, утекало словно песок сквозь пальцы. Неудивительно, что смертные были так суетливы и вечно куда-то спешили — даже у самых долгожителей времени было так преступно мало.       Метатрон устало потёр веки. Второй Конклав обновлённого мира прошёл несколько сезонов назад, а работы было по-прежнему много. Казалось, словно её в принципе не становится меньше, хотя и сам Метатрон, и другие сияния, и смертные, и даже Дети Ночи трудились, не покладая рук, восстанавливая разрушения и пытаясь построить новые системы связи друг с другом. Фатальные, губительные последствия девятой войны вскрыли всю несостоятельность и прогнившие структуры былого порядка, и если они не хотели повторения катастрофы, то должны были хорошо научиться на своих ошибках.       В первую очередь это касалось Метатрона. Ведь он был лидером, начальником — а сколько всего тёмного, гнилого и мерзкого он пропустил прямо у себя под носом. Начиная от бесчинств Инквизиции и заканчивая возведением в ранг сияний таких порочных и испорченных смертных как Фульгур. И хотя с Викторией они в том числе разбирали и этот вопрос, избавиться от чувства вины Метатрон до сих пор не мог. Ведь он должен был позаботиться об этом и что-то сделать — и неважно, что на своих плечах он и без того нёс слишком много обязательств и ответственности и просто не мог разорваться на части.       Поэтому трудоголизм теперь был не только искренним желанием сделать лучше, чем раньше и не допустить таких вопиющих провалов, но и деструктивной попыткой загладить несуществующую вину в первую очередь перед самим собой — до такого вывода они тоже пришли вместе с Викторией. Но работать правда было нужно, а разделять непосредственные рабочие обязанности и погоню за внутренним искуплением всё ещё удавалось через раз. И этот прекрасный, яркий и тёплый закат, точно был не тем разом, когда Метатрон выбирал заботу о себе — ох, знали бы вы, как сложно было не считать подобное странностью и не чувствовать себя одновременно глупцом и виноватым дитём, которое просто не заслужило чего-то подобного!       Подперев кулаком щёку, Метатрон без энтузиазма перекладывал многочисленные отчёты о проделанной работе, письменные прошения об аудиенции, такие же письменные запросы о помощи, советах в спорных ситуациях и приглашениях оценить на месте проделанную работу. Всё в итоге сводилось к тому, что он снова был главным бюрократом, начальником, без которого подопечные сами шагу ступнуть не могли. И ему снова нужно было контролировать всё и везде, и желательно одновременно, отчего впору было серьёзно задуматься о том, как научиться разрываться на части, чтобы всё успевать.       Тихий шорох и тёмная прохладная аура отвлекли Метатрона от тяжёлых размышлений. Так нагло врываться к нему смелости набиралось лишь одно существо, поэтому сияние всё-таки тяжело вздохнул, без энтузиазма подняв взгляд ровно в тот момент, как тени приобрели очертания гуманоидной фигуры, парящей над полом. Тёмная кожа, покрытая сеткой шрамов разной длины и толщины, клубящиеся хвосты теней, расслабленно струящиеся вдоль пола, белая маска с огромной трещиной по всей её длине, развивающиеся чёрные волосы, теряющиеся где-то во мраке — ну да, Эреб заявился собственной персоной как гигантский любопытный кот, ничего не знающий ни о каких приличиях, и Метатрон дёрнул плечом. Только тёмной хтони сейчас ему не хватало для полного счастья.       Как он в принципе вляпался во всю эту историю, избранник Лучезарного честно пытался понять до сих пор. По-хорошему, всё началось с верховной жрицы Неотвратимого, этой специфичной, прямолинейной и очень решительной женщины, которая почти буквально закинула его себе на плечо и притащила к Виктории со словами «твой клиент». Ни сияние, ни жница не особо в тот момент знали, что друг с другом делать, но слово за слово, и как-то разговорились. Это уже потом Метатрон узнал, что более тысячелетия Виктория была главным психологическим консультантом Детей Ночи, и Алана, не слишком разбираясь, просто решила свалить на неё ещё одно сверхъестественное существо.       Виктория не отказала, а Метатрон решил попробовать хотя бы в рамках лучшего понимания и познания смертных. Никто ему, правда, тогда не сказал, что это понимание придёт только после того, как он познает и поймёт самого себя, что оказалось гораздо большей проблемой, чем казалось изначально. Поэтому рядом с Викторией пришлось задержаться гораздо на дольше, и присутствие рядом с немёртвой подругой светлого духа, конечно, не могло не насторожить Детей Ночи. Ведь так просто вражда и настороженность сторон друг к другу не исчезнут, а своё создания Линидара всегда оберегали тщательно и довольно ревниво, особенно от сияний.       Так что более чем закономерным исходом было то, что в один прекрасный момент на светлого гостя Виктории вылез посмотреть первый из их числа. И с того самого момента он больше не захотел оставлять Метатрона без своего внимания, в конце концов доводя их обоих до той точки, в которой они пребывали теперь. — Привет, — шелестящий, шипящий голос Эреба растёкся по помещению приятным урчанием. — Мы почувс-ствовали твою ус-сталос-сть и приш-шли пос-смотреть, чем ты с-санят. — Всё тем же, — без энтузиазма откликнулся Метатрон. Это тёмное создание всё ещё удивляло и слегка настораживало его, но, о чудо, прогресс в отношениях был хотя бы в том, что он начал ощущать себя спокойно в компании Эреба. — Культ Света разгромлен, наша репутация загублена, так что приходится хвататься за всё и сразу, чтобы спасти хоть что-то. Впрочем… к чему мне всё это тебе говорить… — сияние вяло махнул рукой, а затем провёл ею по лицу, ощущая так явно тяжёлый груз усталости, давящий на плечи.       Эреб не сдвинулся с места, продолжая парить над полом, внимательно всматриваясь в разбитую фигуру Метатрона и считывая его эмоциональный фон. В конце концов он осторожно подплыл ближе, и не церемонясь, ненавязчиво отодвинул стул от стола, освобождая себе место. Поймал слабыми серебряными огоньками в глубинах прорезей маски удивление в золотых глазах сияниях, застыв верхней частью тела напротив него, заслоняя рабочее место. Щупальца теней, меж тем, окружили Метатрона со всех сторон, и Эреб постарался удержать их на приемлемом расстоянии и в расслабленном положении так, чтобы не вызывать тревоги и инстинктивного желания схватиться за оружие. — Тебе нуш-шно отдохнуть, — прямолинейно, в своей неповторимой манере в лоб выдал он. — Мы чувс-ствуем твою ус-сталос-сть. Мы хотим помочь тебе. С-сделать приятно. Рас-слабить. С-симпатия. Блес-стяш-шка много работает — не хотим, чтобы блес-стяш-шка с-сгорела, — манера выражаться у Эреба была такая же специфичная, как и он сам. Метатрону до сих пор сложно было свыкнуться с мыслью, что этот огромный ребёнок и жестокий мастер-ассасин, державший в ужасе большинство сияний во время Войны Сумерек, был одним и тем же существом. Об этом, впрочем, Виктория тоже говорила, и Метатрон пытался принять новую действительность.       Меж тем, Эреб понизил голос до успокаивающего урчания. Осторожно прильнул ближе, и Метатрон ощутил прохладные прикосновения теней к своим рукам, спине и груди сквозь повседневную тунику, в которую он трансформировал доспехи, а также к голеням, от которых они плавно струились вверх. Когтистые жилистые руки Сына Ночи легли на напряжённые ноющие плечи, не сильно сжав их, и Эреб качнулся, коснувшись обнажённой грудью груди сияния. Метатрон вздохнул от неожиданности, не заметив, как Сын Ночи трансформировал маску в полумаску, и жёсткие губы мазнули по скуле, коснувшись, как оказалось, чувствительного места за ухом, а оттуда выше к виску, приблизившись в опасной близости к галу.       Тьма плотнее, но не агрессивно, а очень мягко и заботливо окутывала светящееся белым светом тело сияния, приглушая его. Как будто вытягивала усталость и уныние, смягчая суровое внутреннее давление, требующее работать без устали, чтобы исправить все ошибки и искупить вину. Позволяющее допустить мысль об отдыхе и размягчающее напряжённую сущность. Руки с плеч скользнули выше, аккуратно обхватывая волевое лицо, а губы коснулись сверкающего, яркого и горячего ободка, слегка его прикусив — что поделать, ещё с самой первой встречи, как ребёнка, Эреба привлекло светящееся гало, и наконец-то он умудрился добраться до него. И как ребёнок — первым же делом решил попробовать яркий свет на вкус.       Впрочем, на самом деле, одним любопытством всё не ограничивалось. Как любить сияний, никто из сиблингов не знал, так что Эребу пришлось выяснять детали на практике. Благо, он был для этого совершенно без комплексов и предрассудков, а потому активно исследовал чужое тело, пытаясь найти чувствительные места — брат Трикстер подсказывал, что воздействие на такие точки всегда несло особое удовольствие. Ну, по крайней мере смертным. Поэтому хвосты теней скользили по ногам к животу, оглаживали грудь и спину — пока что через одежду, а пальцы гладили гладкие щёки, пока губы с упоением исследовали гало, отмечая, как оно приятно покалывает и жжётся. — Э-Эреб, — Метатрон с трудом вытолкнул из груди воздух при том условии, что дышать ему не требовалось. Обилие физических ощущений, всех новых и ранее не познаваемых, обрушилось вместе с нарастающей внутренней расслабленностью, вызывая диссонанс и лёгкую тревогу от ускользающего контроля. И он не знал, куда деть собственные руки, поэтому беспомощно упёрся ими в твёрдый живот Сына Ночи. — Эреб, ты что делаешь?! — не очень убедительно надавил на пресс, как будто пытаясь отстранить тёмное создание от себя. — Хватит кусать гало, оно несъедобное и вообще покалечит тебя! — удивительно, но вялый аргумент подействовал лучше всего, и Сын Ночи послушно отстранился, заглядывая глаза в глаза. — Ес-сли ты не хочеш-шь, мы не будем кус-сать с-свет. Нас-с научили гранитс-сам, — серьёзно произнёс Эреб, внимательно всматриваясь в обескураженное лицо сияния.       Он слегка нависал сверху, отпустив лицо (вспомнил, что блестяшке не нравилось, когда он тыкал его лицо) и уперевшись руками в подлокотники стула. Метатрон незаметно для себя слегка сполз вниз, глядя на Сына Ночи снизу-вверх. Растерянность читалась во всём его выражении, в округлившихся глазах и приподнятых бровях, и Эреб чувствовал смешанные эмоции, исходящие от него. Вроде бы приятные ощущения, но неожиданные, необычные, обрушивающиеся обилием, поднимающим обескураживающее смущение. И Сын Ночи заметил, как ровный белый свет сияния приобрёл лёгкий персиковый оттенок, как будто небеса на рассвете, а сам он глубоко и тяжело дышал, хотя светлым духам, как и Детям Ночи, в этом не было никакой необходимости. — Мы чувс-ствуем с-смятение, — будь у Эреба гуманоидное лицо, он бы непонимающе свёл брови на переносице. — Мы делаем что-то не так? Тебе не хорош-шо? Мы хотели с-сделать хорош-шо. С-сначит ли это, что мы с-сделали плохо? — расстроенные ноты послышались в его голосе, и он отстранился сильнее, и тени отпустили Метатрона, растёкшись по стулу и полу.       Сияние обалдело смотрел на Сына Ночи, пытаясь собрать в кучу собственные ощущения и происходящее как таковое. Он был ошарашен, впервые сталкиваясь с подобным опытом, и ему потребовалось несколько длинных мгновений, чтобы прийти в себя. Распознать печаль в чужом голосе и ощутить порыв как-то сгладить возникшую неловкость. — Это было очень неожиданно, — с трудом выдавив из себя слова, растерянно признался Метатрон. — Очень необычные ощущения. Но, хм, кажется, это было приятно, — он откровенно смутился, и гало вспыхнуло чуть ярче, демонстрируя эмоции. — Просто не кусай гало и будь осторожнее, ладно? — неловко потянулся, поймав одну руку Сына Ночи, и точно также неловко сжал её. — Ладно, — помедлив, словно сверяя слова и ощущения, Эреб кивнул. — Мы пос-стараемс-са быть внимательнее. Мы мош-шем тс-селовать литс-со? — Метатрон неуверенно кивнул, и Сын Ночи прильнул к нему обратно.       Тени осторожнее и медленнее снова обвились вокруг голеней и коснулись живота и спины. Эреб прижался грудью к груди, чувствуя и разделяя тепло и жар сияния. Аккуратно обхватил его лицо руками, и губы коснулись скулы, прежде чем, мягко качнувшись, правильно и легко накрыли тёплые губы Метатрона именно так, как учил брат Трикстер. От него же Эреб и узнал, что поцелуи — отдельный вид ласки, а от сестры Эфир и брата Мориона — что они также одно из выражений симпатии. Поэтому целоваться, должно быть, было приятно, и Эреб был бы не собой, если бы не решил попробовать.       Горячие руки Метатрона, которыми он всё ещё упирался в твёрдый живот Сына Ночи, замерли, а сам он на мгновение напрягся, почувствовав прикосновение поцелуя. Но прежде чем Эреб успел отстраниться, чтобы проверить, всё ли делает правильно, робко и неуверенно он попытался ответить, целуя в ответ. Ладони съехали к бокам, зацепившись за твёрдый пояс на том месте, где у смертных были бёдра, и пальцами сияние обхватил его, как будто пытаясь удержаться. Пока Эреб целовал глубоко и неспешно, мягко держа в прохладных ладонях лицо, хвостами теней поглаживая светящееся тело светлого духа.       Целоваться и вправду оказалось приятно, и постепенно Метатрон доверчиво расслабился, прикрыв веки. Сейчас, когда Эреб сбавил напор, ощущения больше не сносили лавиной, но мягко нарастали внутри, качая, словно тёплые волны. Прохладные прикосновения его рук и хвостов теней на контрасте с горячим телом сияния лишь подпитывали и усиливали приятные покалывающие чувства, и когда Сын Ночи оторвался от губ, снова целуя чувствительное место за ухом, Метатрон подставился, тихо вздохнув, бездумно поглаживая пальцами его поясницу.       Хвосты теней, меж тем, начали действовать увереннее, оплетая и обхватывая Метатрона крепче и ощутимее. Ловко скользнули под одежду, которая хоть и была частью сущности сияния, всё-таки была верхним слоем, оболочкой, менее чувствительной, чем тело, скрытое под ней — по крайней мере, Метатрон ощутил это именно так, ведь стоило прохладной тьме коснуться его в районе груди, как он снова тихо вздохнул. Гало вспыхнуло ярче, и Эреб ощутил прилив смущения, за которым прятались тёплые приятные ощущения. — Мы чувс-ствуем, что тебе приятно, — довольно проурчал он, игриво целуя линию челюсти. — Мы рады, что блес-стяш-шке приятно, — Метатрон снова тяжело вздохнул, бездумно скользя ладонями по твёрдой спине Сына Ночи, пока он обвивался вокруг всей светлой фигуры, запустив хвосты щупалец в золотое пламя волос, перебирая их и поглаживая затылок и макушку.       Поцелуи с упоением исследовали каждый сантиметр лица, то и дело возвращаясь к губам — целоваться оказалось действительно особенно приятно, тепло и вкусно, и Эреб с удовольствием упивался мягким восторгом. Аккуратно гладил виски, пальцами тоже зарываясь в волосы, поглаживая загривок и заднюю часть шеи. Затем прохладные ладони опускались к плечам и касались груди поверх туники и мягко ласкающих её теней. Гладили сильное, твёрдое, тёплое тело, расслабляя ещё больше, одаривая вниманием. Затем спустились к животу, и здесь оказалось ещё одно чувствительное место Метатрона.       Смущение заполняло его и сковывало изнутри, но постепенно приятные ощущения нарастали всё больше и больше. Пульсировали теплом, распаляющимся пламенем где-то внутри, как раз в животе там, где гладил и касался Эреб. И он как будто дотрагивался до этого комка своей прохладной тьмой, окутывал его и сливался с ним, усиливая ощущения, и крепким нитям смущения было уже не удержать того, насколько приятно было всё происходящее. И медленно, постепенно он отпускал себя, расслабляясь всё больше, и тихие мягкие стоны плавной рекой сорвались с губ, приводя Эреба в чистый восторг.       Метатрон был похож на бутон, раскрывался словно цветок всё больше и больше. Смущение растворилось в тёплом потоке вместе с первыми стонами, изливающими вовне переизбыток ощущений, уменьшающими внутреннее давление. Мягко качающими, словно умиротворяющие волны, и постепенно он растворялся в них, позволяя окутать себя всего. Откинулся на крепко и надёжно держащие его хвосты теней, даже не замечая, как Эреб приподнял его, прижимая к себе, обволакивая своим вниманием, чувственно и заботливо лаская тело в тех местах, где было приятнее всего. И цветок распускался всё ярче, являя свою прекрасную сердцевину. — Как ш-ше ты прекрас-сен, — Эреб мягко прошептал, целуя за ухом. — Светиш-шь так ярко, но не больно. Крас-сиво, — поцелуи спустились по шее к ключице, и он обвил горячее тело руками, прижимая к себе. Метатрон чувственно ахнул, когда под одеждой тени обвились вокруг пылающих чувствительных мест. Сам обвил руками шею Сына Ночи и запрокинул голову, подставляясь поцелуям и обилию приятных ощущений.       Где-то на задворках сознания он удивлялся и смущался собственным реакциям, но ему было так хорошо и тепло. Испытывал ли он когда-нибудь что-нибудь хоть сколь-нибудь похожее? Чистое, непорочное удовольствие, несущее покой и расслабленность, позволяющее отдохнуть не только сущностью, но и духом, отпускающим все заботы и печали. И когда губы Эреба снова касаются его губ, а прохладные пальцы мягко вырисовывают неизвестные узоры на лопатках, Метатрон растворяется в чистом блаженстве, и на несколько тягучих мгновений как будто вообще перестаёт существовать. Вспыхивает ярко, но не обжигая, и растекается безвольно в хвостах теней Эреба, пока в голове царит абсолютная пустота. — Теперь мы с-снаем, как делать приятно, — когда Метатрон немного пришёл в себя, довольно проурчал Сын Ночи, игриво поцеловав за ухом. — Когда блес-стяш-шка будет много работать, мы будем делать приятно. — Лучше не злоупотреблять, — нехотя протянул сияние — сознание всё ещё было пустым, и язык ворочался с трудом. — Чтобы не пресытиться, — тёплые пальцы бездумно перебирали чёрные пряди чужих волос. — Мы с-сапомним, — Эреб кивнул, снова прижав к себе Метатрона, который только сейчас заметил, что Сын Ночи по-прежнему удерживал его на весу и беззастенчиво обнимал. Впрочем, это тоже было приятно, и сияние не спешил прерывать контакт и отказывать себе в этой близости.       Они так и продолжили обниматься, будто бы вливаясь друг в друга, и спешить было некуда и незачем. Так до конца не разобранные бумаги продолжали сиротливо лежать на столе, но до утра никуда они не денутся. Ведь Метатрону тоже нужно отдыхать, и если не он сам, то другие с удовольствием позаботятся об этом.