Рассеивая сумрак

      Ночью Нуску лихорадило. Он подсказал Оанну, какие настойки и как использовать, чтобы вылечить ожоги, сбить жар. Не смыкая глаз, обеспокоенный мальчишка всю ночь менял холодные повязки на лице и шее Нуски, а также проверял его пульс и состояние каждые десять секунд. Когда самое страшное оказалось позади, Оанн сжал ладонь Нуски и, уставившись в посветлевшее окно, хрипло заговорил:       — Господин Нуска, вы много раз говорили, что Син бессмысленно страдает, что он — конченый мазохист, что он не может прожить и дня, не наказав себя. Однако я могу понять, за что наказывает себя эрд. Но я не могу понять, за что себя наказываете вы. Почему вы не можете жить счастливо? Зачем вы терпите эту боль? Почему бы, как раньше, вам ни пойти в таверну, ни напиться, ни выкурить трубку в кругу друзей и ни устроить пару-тройку шалостей?       Нуска плохо соображал, а слышал голос Оанна как через толщу воды. Однако он улыбнулся и просипел:       — Сила не даётся легко. Путь на вершину идёт через обрывы, крутые спуски и ледяной ветер. А сейчас я как никогда нуждаюсь в силе.       Оанн сжал руку своего господина, склонил голову и зажмурился. К его глазам подкатили слёзы. Он невнятно забормотал:       — Я прошёл такой же тяжёлый путь, что и вы, но не понимаю. Какую силу вы получите, страдая вот так, от ожогов?       — Знание и веру в себя.       На этих словах Нуска отвернулся, дав понять, что не в силах продолжать диалог. Плечи Оанна дрожали, а про себя он в сердцах проклинал тот день, когда Нуска встретил эрда и пошёл по этому полному боли, отчаяния и невзгод пути.       Хоть Нуска и был против вмешательства других хаванцев, Оанну было всё равно: он относил снадобья местным лекарям и просил наполнить бутылочки светлой дэ. Только тогда Нуска пошёл на поправку. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы Оанн слепо повиновался всем прихотям своего господина.       Нуска поправился. Не осталось даже следов от ожогов на нежной коже хаванца. Вероятно, и сам Нуска подозревал неладное, но решил промолчать, чтобы не выслушивать причитания Оанна на протяжении нескольких недель.       Вскоре на покаяние явились и сами виновники происшествия: на этот раз Нуска как следует рассмотрел повзрослевшую Ванери. Волосы струились по плечам молодой красавицы, а красное платье подчёркивало, что она уже не девочка, а молодая девушка. Однако её глаза завораживали, вызывали лёгкую дрожь в теле, будто ты — неудачливый охотник, которому удалось встретиться взглядом с диким голодным тигром. Сердце тут же пропускало удар, но не от красоты госпожи Герье, а от страха за свою жизнь.       Когда в дом вновь вломились Гирру, его дочь и Энки, Нуска со вздохом замахал рукой, пытаясь выпроводить их прочь.       — Мы хотим извиниться! — тут же встряла Ванери. Её лицо выглядело несчастным, будто бы она в самом деле сожалела о содеянном. — Пожалуйста, позвольте отвести вас в таверну и как следует накормить…       Нуска покачал головой, но, что удивительно, согласился.       Когда хаванец покинул комнату, чтобы переодеться, трое устроились за столом и, склонив головы, зашептали:       — Ни для кого ведь не секрет, что дочь Тиамы обладает навыком, способным запечатать чужие способности? Вы ведь понимаете, что это значит? — начал Энки.       — Только безмозглый не поймёт, сурии Энки. Однако мы не можем разглашать подобную информацию. Хоть власть эрда и ограничена, но в военное время он может прибегнуть к заключению под стражу, если важная информация покинет пределы дворца и военных заседаний, — ответил Гирру.       Ванери нахмурилась, а затем предложила:       — Тогда нам следует направить Нуску. Сделать так, чтобы он сам нашёл ответы.       — Каким образом? — уточнил Гирру.       — Хм… Если я правильно помню, то вся эта ерунда началась с предсказания какого-то хаванца? — припомнил Энки.       — Верно, — подтвердил Гирру и поднялся. — Мы должны посоветовать Нуске обратиться к тому медиуму. Есть вероятность, что Нуска сам докопается до истины. Он не глуп.       Когда Нуска выглянул из своей комнаты, то увидел, как три сурии о чём-то подозрительно шепчутся. Хмыкнув, он подал голос:       — Пользуетесь тем, что я не могу подслушать? Хороши ваши извинения.       — Простите, господин Нуска, — виновато стала раскланиваться Ванери.       — Не суть. Пойдёмте. Я знаю одно местечко, — махнув рукой, ответил Нуска и направился к выходу.       Оанн этим вечером был занят закапыванием трупов, поэтому четверо сурии отправились прямиком в трактир, не дожидаясь подопечного Нуски.       В заведении было оживлённо. Хаванцы могли пить днями напролёт, но никогда не мучились от похмелья, поэтому в местных трактирах подавали поистине крепкое варево. Тёмный неочищенный эль хоть и имел терпкий вкус, но сладость перебивала горечь. Напиток был отменным. После пары пинт сурии как следует напились, лишь Ванери пригубила эль, ведь у юных арцентов алкоголь был под строгим запретом.       — Хех, Нуска. Мы всё хотели тебе сказать… не думаешь ли ты, что предсказание и твоя болезнь каким-то образом связаны? — спросил Энки.       Нуска пожал плечами. Суть предсказания ни для кого в Скидане не была секретом уже несколько недель. Лишь имя хаванца, которому суждено уничтожить страну, умалчивалось. Однако Нуске и чёткое указание не потребовалось — сейчас для него было очевидно, что в Хаване он оказался не случайно.       — Конечно знаю. Я здесь в ссылке, — пожал плечами Нуска. Нахмурившись, он влил в себя пинту разом, а затем утёр рот рукавом. Опустив взгляд, он уставился в покрывшуюся слоем жира столешницу.       — Гм, тогда… — подал голос Гирру. — Ты хотел бы вернуться с нами в столицу?       — Нет, — отмахнулся Нуска, а затем закусил местным деликатесом — копчёной крольчатиной.       — Почему же? Если всё произошедшее с тобой — это чей-то дурной замысел, то ты мог бы вывести виновников на чистую воду и потребовать некий антидот.       Нуска облокотился на стол и стал тереть лицо. Он выглядел на редкость уставшим, а его взгляд — тяжелым и пустым.       — Даже если каким-то образом я смогу найти виновника, то никто не вернёт мне способности, пока война не закончится. Все напуганы предсказанием и боятся за собственные reh`zal шкуры.       — Если окружающие думают о своих шкурах, то почему бы тебе не задуматься о своей? — легкомысленно предложил Энки, высоко воздев руку с элем над столом. Сурии тут же чокнулись — и залпом выпили пинты. — Я всегда так делаю!       — Мы в тебе не сомневались, — закатив глаза, отозвался Нуска. Изнутри его мучили самые настоящие отродья бездны — он не мог принять решение, сколько бы ни раздумывал над возникшими проблемами.       И тут голос подала Ванери:       — Ты чего-то боишься?       Она попала в точку. Нуска криво улыбнулся и провёл пальцами по розовым отметинам ожогов, которые хоть и с трудом, но всё ещё можно было заметить на его коже.       — Я боюсь именно этого, сурии Ванери. Больше всего на свете я боюсь самого себя, а точнее — своей беспомощности. Именно этот страх заставлял меня несколько лет жить в трущобах и не мечтать о лучшей жизни. Я боюсь, что…       Нуска снова уставился в стол, а его голос сорвался. Он не смог это произнести. И так слишком много было сказано под влиянием алкоголя.       Но Ванери мягко накрыла ладонь Нуски своей, а затем улыбнулась. В её глазах горели решительность и участие — очень странное сочетание, которое сделало своё дело.       Набрав в лёгкие побольше воздуха, Нуска выпалил:       — Я боюсь, что в критический момент… буду бесполезен. Что на моих руках, как в детстве, десятками будут умирать люди, которым я не смогу помочь. По этой причине я вскрываю трупы и продолжаю изучать лекарское дело.       Рука Нуски дрогнула, он отдёрнул её и еле слышно добавил, низко свесив голову:       — Да и одной смерти будет достаточно, чтобы я не знал, как мне дальше жить. А это предсказание всё усугубляет. Если исходить из него, то я не только не принесу никакой пользы, а наоборот уничтожу всё собственными руками.       Некоторое время все молчали, обдумывая слова Нуски. И первым голос подал Гирру:       — Ты ведь знаешь, что мы — не обычные сурии? В наших руках судьба Скидана. Что бы не предсказал медиум, ты способен менять судьбу.       — Так было до того, как я потерял свои способности. Не ты ли говорил, что для того, чтобы изменить судьбу, недостаточно иметь одну возможность это сделать. Нужно иметь силы для того, чтобы совершить подобный трюк. У каждого сурии была возможность стать эрдом, но им стал Син. И все мы знаем почему.       Кривая улыбка не сходила с лица Нуски. Сейчас он чувствовал себя большим отбросом, чем когда врачевал половые болезни в трущобах.       — И ты совсем не хочешь копнуть глубже и найти ответы на вопросы? Не хочешь вернуть способности обратно? — изогнув бровь, уточнил Энки, а затем рассмеялся: — Не отсутствие сил делает тебя слабаком — ты сам делаешь себя таковым, когда несёшь всё это blatchien!       Нуска тут же вскочил и выплеснул остатки эля прямо в лицо наглому фасидцу — тот на секунду застыл, словно произошедшее сломало всё его представление о мироздании и сотворении континента.       — Не тебе, кусок blatchien, рассуждать о моих проблемах. С самого детства с тебя сдували пылинки — не дай духи этот божественный Энки испачкается! Что бы ты знал о моих проблемах? Ты даже пальцем не пошевелил, чтобы спасти членов команды! Все они оказались мертвы по твоей вине. И ты ещё пытаешься меня поучать?       Энки усмехнулся и, сощурившись, злобно уставился на Нуску.       — А много ли ты смог сделать, чтобы спасти нашу команду? Не ты ли был единственным лекарем на корабле? А что, в итоге, ты делал? Валялся в моей кровати и…       Нуска замахнулся и вмазал Энки кулаком по лицу. Фасидец долго не мог прийти в себя и ответить, потому что ему в жизни не приходилось драться на кулаках; он даже не осознавал, что происходит, когда Нуска накинулся на него и стал удар за ударом разукрашивать его физиономию.       Закончилось всё тем, что Гирру оттащил Энки, а Ванери — Нуску. Но лекарь ещё долго размахивал кулаками в воздухе. Казалось, отпусти его — и он ещё сутки напролёт будет избивать Энки.       Гирру вздохнул и сказал:       — Я уведу Энки, а вы поговорите. Вроде, у вас неплохо складывается разговор. К тому же, я хотел, чтобы ты обсудила с ним свои проблемы.       Ванери с улыбкой кивнула отцу, а затем стала усаживать Нуску на стул, бережно и мягко, будто тот был маленьким несмышлёным ребёнком.       Нуска пришёл в себя лишь когда из его поля зрения пропало лицо Энки. Поморщившись, лекарь от подступившей к горлу желчи не сдержался и сплюнул на пол. Казалось, если бы он чуть дольше лицезрел самодовольную улыбочку божественного Энки, то его вывернуло бы на пол от злости.       — Сурии Нуска… — мягко начала Ванери. — Всё же попробуйте сделать то, что вам под силу. Сходите к тому самому медиуму, который предсказал будущее. Вдруг он ошибся или узнал что-то ещё? Попытайтесь.       Нуска тяжело дышал и тёр раскрасневшиеся после крепких ударов руки о бёдра. Пытаясь вернуть себе самообладание, он коротко кивнул.       — И… отец хочет, чтобы я посоветовалась с вами по поводу своей проблемы. Однако я хочу обсудить и проблемы самого Гирру…       Нуска попытался сфокусировать взгляд на Ванери, а затем снова кивнул, показывая, что он слушает.       — Гирру… снова пристрастился к каким-то снадобьям. Вся его жизнь — это… зависимость. Либо от людей, либо от каких-то веществ. Я не знаю, что мне делать. Как только я выросла, он почувствовал, что больше не несёт за меня ответственность, а потому может позволить себе подобное. Только по этой причине я периодически становлюсь участницей скандалов. Чтобы Гирру иногда вспоминал, что он ещё и отец.       Нуска моргнул и вздохнул. Постучав по столу пальцами, он сказал:       — Ты была для него спасением. Но ты не способна изменить его — только сам Гирру может стать причиной своих внутренних изменений. Он никогда не был полноценной личностью, он не знает, каково это, иметь вкусы или желания. Он хороший, но… слабый человек. И я боюсь, что именно тебе придётся стать его силой. Ты не должна устраивать потасовки, тебе следует прямо сказать Гирру о том, что ты нуждаешься в опоре и в отце. И вам следует нанять придворного лекаря, чтобы постоянно следить за состоянием Гирру и не допускать перегрузки дэ в каналах и помутнение рассудка.       Ванери часто закивала, а затем со вздохом откинулась на спинку стула. Её скучающий взгляд скользнул по заведению, потонувшему в полутьме, по расплывшимся и пьяным лицам завсегдатаев трактира.       — Знаете, Нуска. Я всё ещё помню тот день, когда встретила вас. Как же долго я раздумывала о том, какую смелость нужно иметь, чтобы взобраться в дом сумасшедшего аристократа среди ночи. Вы говорите про свои утраченные способности, но… я считаю, что ваша сила не в дэ. Ведь не дэ заставила вас найти тайный ход, перелезть через ограду и запрыгнуть прямиком в окно одного из сильнейших арцентов на континенте. А затем ещё и убедить его оказать вам помощь. Вы слишком недооцениваете себя.       Глаза Нуски на секунду зажглись, но затем вновь потухли. Слабовольная улыбка вновь заиграла на лице этого несгибаемого хаванца, когда он заговорил:       — Ты не пережила то, что пережил я. На моих глазах близкие люди умирали один за другим. Их кровь текла по моим рукам. Я чувствовал, как замирает их дыхание, а глаза становятся стеклянными. Я — хаванец и лекарь, я должен был их спасти.       — А теперь подумайте, как много людей лежало бы сейчас в земле без вашей помощи. То, что вы ничего не будете делать, не снимает с вас ответственность. Возможно, даже руками, знаниями и ножом вы прямо сейчас можете кого-то спасти. Но вместо этого сидите в таверне, жалеете себя, напиваетесь и избиваете каких-то дураков. Вам не кажется, что Энки в чём-то да был прав? Поэтому вы и разозлились, не так ли?       Нуска хотел громко выругаться, закричать, начать спорить, но, спрятав лицо в руках, тяжело вздохнул и кивнул.       — Я знаю. Так не может продолжаться, Ванери. Но я так устал противостоять судьбе. Моя семья была убита. Эрду предначертано умереть, а мне — уничтожить Скидан. Тиама хочет истребить человечество. Я был заброшен в другую страну, где несколько лет жил как раб. Но стоило мне вернуться, как я был лишён последнего, за что держался, — своих сил. Больше всего я боюсь, что…       Нуска не закончил и скрючился на столе, закрыв голову руками. Запах эля бил в нос, шум голосов за соседними столами перебивал мысли, решительный взгляд молодой арцентки обжигал голову.       «Больше всего я боюсь, что Син умрёт на моих руках, а я ничего не смогу сделать».