Рассеивая сумрак

      Тоска. Вот что испытывал Нуска, когда покидал Эрьяру. Для подобного настроения было много причин. Нуска не просто так вёл себя как полный дурак и желал проникнуть в Дарвель; он боялся, что Вьен на самом деле мёртв. Брат, который всегда был сильнее и умнее; который убивал так же просто, как дышал; который живой выбирался из всех передряг… почему? И почему именно виселица?       «На моей памяти Вьен уже несколько раз оказывался под судом и должен был быть повешен. Однако каждый раз… его спасал я. Неужели это… неотвратимость судьбы? Неужели судьба — это зверь, который идёт попятам за раненым и ждёт, пока он ослабнет, чтобы напасть? Неужели… в этом отличие наречённых от других людей?»       Нуска тосковал. Он хотел задать так много вопросов Вьену, когда вернётся, но теперь это было невозможно. Поэтому лекарь, растерявший всё своё веселье и боевой дух, в тишине собирался; в полном молчании пытался обуздать пазузу; не издав ни звука, падал на shjee, даже не ругнувшись, а затем вновь забирался на спину зверя. Возможно, эта задумчивость и тупое упрямство дали неудачливому наезднику фору — зверь устал и позволил себя оседлать. Однако Нуска не испытывал никакой радости перед предстоящей поездкой.       Вторая причина его плохого настроения — Хавана. Нуска надеялся, что больше никогда не вернётся туда. Он даже не опасался, а знал, что воспоминания захлестнут его волнами. И сейчас он боялся собственного страха — он боялся, что контроль вновь его покинет, что сердце вновь займётся в беззвучных конвульсиях, что глотку вновь перекроет невидимая преграда, не позволяющая вздохнуть. Страх перед страхом.       Была и третья причина. И эта причина восседала во главе маленького отряда, который сейчас направлялся к южным воротам. Син раздражал одним своим присутствием. Его настроение было не лучше и не хуже, чем у Нуски. Люди, что шли по делам, разбегались, стоило им завидеть своего эрда.       Никто больше не восхвалял его, никто не приветствовал. Все думали, что Син бросил Эрьяру в самый тяжёлый момент, но ни один из них не решался сказать это вслух. Ведь Син — страшная безднова тварь. Hain`ha. И теперь каждый скиданец знал об этом.       Тёплая накидка, которую Нуска прикупил, пригодилась. Снова пошёл снег. Пускай он сразу таял, коснувшись путников или земли, но воздух был морозным, а лес отпугивал своим мёртвым затишьем.       Пазузу был упрямым, но хорошим зверем. Нуска впервые самостоятельно ехал верхом. Пускай плохое настроение и не дало ему как следует прочувствовать этот момент, но он всё равно ощущал себя равным другим наездникам. Он больше не был среди отстающих, среди бесполезных. У него было оружие дэ, он мог сам управлять каким-никаким, но зверем. Тем более, пазузу внушал страх одним своим видом. А ещё мог разжечь огонь, особенно если его мучила изжога…       Возможно, будь Нуска чуть более тщеславным, он бы понял, как гармонично и внушительно смотрится хаванец в белоснежных одеждах на огромном золотом льве. Но ему были чужды эти чувства. Он был рад, что не отстаёт от других.       Стоянка в лесу была настоящим благословением. Нуска справил нужду, а затем отправился рассматривать лагерь. Пазузу кинули несколько куропаток, но с ворчанием — всё-таки скиры, которые питались травой и соломой, были менее требовательны с точки зрения стражников.       Нуска оглядел своего зверя с головы до ног: красавец, что тут сказать! Золотая грива и шкура, крупные лапы, длинный, хоть и лысый до кончика, хвост. Пазузу были невероятно красивыми созданиями, и Нуска жалел, что когда-то убил одного из них.       Смеркалось. Все собрались вокруг одного костра, естественно, кроме Сина. В отряде, что сопровождал эрда, была Вильна. Она свысока взяглянула на Нуску, но затем сказала:       — Не забудь заглянуть к Сину.       Нуска встретил и старых знакомых: Отэн и Хаз сразу же подошли к Нуске, окружили его, хлопнув по плечам, а затем воскликнули:       — Мы знали, что ты не бросишь Скидан!       — Что?.. — неуверенно отвечал Нуска, придавленный весом двух вояк.       — Ты остался с нами. Сильнейший хаванец на континенте. Немногие верят в победу Скидана, но мы-то знаем, что ты сыграешь не последнюю роль в этой войне! — говорил Отэн, генерал, у которого в подчинении был отряд Нуски три года назад. Арцент, чьи волосы и борода уже поседели, еще несколько раз помял плечи Нуски, а затем усадил его у костра; Отэн, не замолкая, заваливал Нуску информацией и вопросами. — Ты был очень хорош в тех схватках! Еще и вересковая пустошь! Как вспомню, так вздрогну, там ведь и я мог погибнуть, но твоё чутьё нас спасло!       — Вы преувеличиваете… — кашлянув, отвечал Нуска. Чтобы отвлечься от переизбытка похвалы, он наполнил чашу алкоголем, но, только втянув его запах, поморщился. Ром.       — О-о! Я слышал, что ты был в мореплавании! Рассказывай: там правда пьют ром заместо воды?!       — Не совсем… — отвечал Нуска, крутя в руках чашу. — Обычно его добавляют в воду, чтобы она дольше сохраняла свою свежесть. Наш командир решил сэкономить: он не взял металлические бочки, потому что рассчитывал, что наше путешествие не займёт и двух недель. Но посреди Глухого моря нас настиг штиль. Вода в деревянных бочках начала тухнуть, последним выжившим действительно пришлось пить ром.       — Последним выжившим?! — охнув и хлопнув себя по бёдрам, воскликнул Отэн. — Невероятно! Вы голодали?!       Нуска коротко кивнул. Тут же подсуетился Хаз — он принёс миску, полную вареного мяса, но Нуска отмахнулся от еды как от огня.       — Сурии Нуска… вы не будете есть? — удивился Хаз.       — Есть что-то… без мяса?       Хаз удивился ещё больше.       — Вы же любили мясо?       — Не хочу говорить об этом, дайте мне просто лепёшек, — усмехнувшись, отвечал Нуска.       Хаз ушёл за лепёшками, а Отэн долго смотрел на лекаря, прежде чем спросить:       — Я видывал такое. Деревня, в которой я родился, находилась на самом юге Скидана. Там не почва, а песок. В один год весь скот помер от какой-то болезни. Конечно, столица подсуетилась, отправила запасы провизии, но пока они доехали… После этого моя мать тоже отказывалась от мяса, её воротило от одного вида крови. Позже я узнал, что мои погибшие братья помогли нам с матерью выжить.       Нуска выронил чашу и обнял самого себя за предплечья. Мурашки бегали от головы до пят. Сердце застучало сильнее.       — В конце нас осталось трое. Я, командир и Кок. Он был единственным скиданцем на корабле помимо меня. Я поддерживал его жизнь с помощью дэ. А затем командир принёс мне суп…       Нуска выдохнул, мотнув головой. Страшные воспоминания вспыхивали перед глазами, перекрывая собой настоящее.       — Нуска, это лишь означает, что ты должен продолжать жить. И твоя жизнь должна быть настолько великой и славной, чтобы ни один из погибших не смог упрекнуть тебя. Конечно, это накладывает невиданную ответственность на нас, живых. Но не позволяй прошлому влиять на настоящее и будущее. Жить в страхе — значит, признать его своим господином.       Сзади подошёл Хаз и с улыбкой пихнул лепёшку в руки Нуски.       — Давай ешь, не мори себя голодом. Нас ждёт ещё несколько дней пути.       Нуска поблагодарил товарищей, даже улыбнулся. Они не жалели его, а молча сочувствовали. И это было именно то, что было ему нужно.       Ночи были поистине холодными. В воздухе вновь закружился снег, Нуска задрал голову и вгляделся в кроны деревьев. Почти вся листва облетела.       Мимо их костра проскользнула тень Вильны. Она успела рявкнуть:       — Прежде чем напьёшься и завалишься дрыхнуть, зайди к эрду!       — Повинуюсь, моя госпожа! — закатив глаза, ответил Нуска.       Хаз, Отэн и даже несколько стражников не сдержались и хохотнули вслух. Тогда Вильна нагавкала и на них, отправив доделывать палатки и готовиться ко сну.       Нуска отодрал себя от бревна и, шаркая, поплёлся к палатке эрда. Возле неё суетился волчак. Лекарь улыбнулся, подошёл и погладил зверя. Волчак долго смотрел на Нуску, а затем лизнул в руку.       — Кажется, в последнее время я начал ладить с животными лучше, чем с людьми. Скоро превращусь в эрда, Волчи.       Погладив зверя за ухом, Нуска тяжко вздохнул и приподнял шерстяной полог. Палатка представляла собой конструкцию из веток, укрытую шкурами.       — Высший сурии, вторая помощница Вильна попросила меня осмотреть вас, — пробурчал Нуска, пробираясь внутрь и устраиваясь на корточках рядом с подстилкой эрда.       Син в это время читал какие-то донесения, склонившись над бумагой и свечой. Его взгляд на секунду оторвался от текста, он посмотрел на Нуску, кивнул и продолжил заниматься своими делами.       Нуска от этого стал ещё раздражительнее. Он присел ближе и стал грубо ощупывать ноги эрда. Однако, изучив всего одну часть тела Сина, он вскинул голову и уставился на него.       Син некоторое время молчал, но затем не выдержал и отложил бумаги, отозвавшись:       — Что?       — Вы… ходите?       — Разве незаметно?       — Но… — Нуска склонил голову, вновь ощупывая икры и бёдра. Под своими пальцами он не ощутил ни одного здорового сосуда. — Это невозможно. Даже если вы каким-то образом передвигаетесь, это должно быть невероятно больно.       Син некоторое время смотрел на Нуску молча, но затем тихо ответил:       — С момента пробуждения я не испытываю ни холода, ни боли.       — А?! Что?!       — Я могу отрезать себе палец и ничего не почувствую.       Нуска смотрел на эрда с ужасом. Он подсел ближе и коснулся руками его головы. Син не сопротивлялся, лишь хмурился.       — Влияние светлой дэ чувствуете?       Син, продолжая хмуриться, схватился за ладонь Нуски и приложил её к своей щеке, отвечая:       — Это единственное, что я чувствую.       — Ваши… сосуды в голове… — подбирая слова, говорил Нуска. — Я… Я честно не знаю, почему вы всё ещё живы. Возможно, тёмная дэ поддерживает ваше тело и гонит кровь по поражённым сосудам, но… Это вопрос времени, когда один из них перестанет гнать кровь к вашему мозгу. В любой момент вы можете…       Син просто кивнул.       — Я постараюсь очистить сосуды. Это очень длительный и болезненный процесс. Вы ложитесь, а я начну.       Удивительно, но Син действительно послушно лёг, предоставив Нуске возможность делать что угодно. И тогда лекарь начал со ступней очищать сосуд за сосудом, вену за веной; как музыкант, он перебирал струны внутри чужого тела, представляя каждую клеточку изнутри.       — Пока я вас лечу, давайте поговорим о чём-то отвлечённом. Я бы хотел узнать чуть больше о Тиаме. Она — наш главный враг, но лично я не знаю о ней ничего, кроме старинной легенды.       Син долго молчал. Его пальцы, побелев, впивались в подстилку. Кажется, сейчас ему всё-таки было больно. И это было хорошо! Очень хорошо!       — Мы познакомились с ней в лесах у Риры.       — Что вы там делали?       — Неважно.       — Ладно, продолжайте.       — Я встретил её в лесу. Мне было около четырнадцати лет. Никогда в жизни я не видел таких красивых женщин. Она помогла мне, отогрела, накормила.       — Вы с ней…?       — Нет. Она никогда не подпускала меня. Иногда она целовала меня, но мне целовать её было недозволенно.       Нуска хмыкнул и сказал:       — Ближе к сути. Вы знаете, какие у неё цели?       — Полагаю, она жаждет истребления человечества. Я лишь через несколько лет узнал, кто она на самом деле. Тогда многие её поступки стали мне понятнее. Больше всего на свете она желает отомстить Энлилю.       — Энлиль же великий дух… — удивился Нуска.       — Когда-то он был человеком. Именно он основал Скидан. Поэтому она мечтает уничтожить страну, которую он создал.       Нуска нахмурился и надавил на колени эрда, воскликнув:       — Вы недоговариваете!       — Я бы вообще не хотел об этом говорить. Связь с ней — самая большая ошибка в моей жизни.       — Мы не поймём, как победить её, имея столь скудную информацию! — взмахнув руками и повысив голос, возразил Нуска.       Син поморщился и отвернулся.       — Нуска, это не имеет значения. Я убью Тиаму. А более точное предсказание мы получим в Хаване. Ты — не единственный хаванец, способный видеть будущее. Старейшины Хаваны веками учились призывать видения. Они подскажут, как нам быть.       — Нельзя рассчитывать на других! Тем более, вы знаете, мы можем изменить судьбу!       Син выдохнул. Повернулся. Его глаза, полные тоски, сузились, когда он сказал:       — Можешь ли ты быть уверен в том, что твоё вмешательство в судьбу обернётся чем-то хорошим?       Нуска сглотнул, но тут же возразил:       — А если предсказание будет состоять в том, что нам всем суждено умереть? Что тогда? Выйдем на площадь и совершим массовое самоубийство?!       — Нуска…       — Нет, Син! Чем бы ни обернулись мои поступки, я сделаю всё, что в моих силах! А вы надоели мне! Вечно боитесь, вечно отступаете, вечно грустите! Неудивительно, что болезнь так быстро захватила ваше тело — вы ведь даже не боретесь с ней! Как такой человек, как вы, может называть себя правителем Скидана?!       Тёмная дэ сгустилась. Син резко приподнялся и протянул руку, готовый схватить Нуску за грудки, но лекарь был быстрее — он резко повалил Сина, придавил его к подстилке и, склонившись, широко распахнув горящие красным глаза, сказал:       — Вы не имеете права отступать, когда за вашей спиной Скидан! Вы не имеете права падать духом. Если у вас не осталось сил на то, чтобы бороться, передайте свои полномочия другому.       Син вдруг усмехнулся и спросил:       — Хочешь стать следующим эрдом, Нуска?       Лекарь аж подавился и закашлялся. Ну уж нет! Такая судьба подойдёт, например, Нариду или Гирру Герье, Маре Сивьере, на худой конец — Хайе, но точно не Нуске!       — Что за ерунду вы городите! Мерзкий знатный hvee!       Син улыбнулся, услышав знакомое ругательство, а Нуска вскипел.       — Если не хотите говорить мне правду, то я сам узнаю всё, что мне нужно!       На секунду на лице Сина отразился страх. Он попытался отпихнуть Нуску, но вновь проиграл — лекарь склонился и поцеловал эрда. Внутри всё взволновалось, кожа, казалось, задымилась. Прокусив губу Сина, Нуска слизнул кровь и, хохотнув, рывком отстранился, а затем со смехом выбежал из палатки.       — Сам узнаю! Так и знай! Не хочешь говорить — не надо! Тупой, тупой знатный hvee!