Рассеивая сумрак

      Очевидно, что Нуска сбежал. Быстро, трусливо, как крыса с тонущего корабля. Побег всегда давался ему легко, однако он позабыл, что единственным человеком, который раз за разом его ловил, был именно Син.       Он словно выслеживал добычу. Эрд знал, куда Нуска свернёт и по какой тропинке отправится дальше. В этой части леса деревья были выше, шире, свет не пробивался сквозь частую листву, поэтому продираться приходилось в полутьме, освещенной одним светлым огоньком.       Стоило Нуске подумать о том, что его больше не преследуют, и остановиться, облокотившись о ствол дерева, его догнали. И это был не Син, а Риннэ.       В другой ситуации лекарь был бы рад встретить старого друга, но только не сейчас. Тело пылало. Касания чужих рук ощущались так явно, словно его все еще трогали.       Простонав, Нуска сполз на землю и коснулся себя несмотря на присутствие Риннэ. Ну а что? Он же меч.       Риннэ долго смотрел на Нуску, чьи щеки приняли багровый оттенок, а затем наклонился и потрогал его лоб.       — У вас лихорадка. Отправляйтесь в город и отдохните. Не стоит делать что-то вызывающее передо мной — Син об этом узнает…       — Ну и пусть. Будто я делаю что-то постыдное! Стыдно должно быть тому, кто подглядывает за другими! Я же не посреди его кабинета снял штаны!       Нуска не понимал, что с ним происходит. Конечно, было приятно почувствовать чужие касания и тепло, а тёмная дэ придавала этому особую перчинку, как в послевкусии выдержанного рома. Однако то, что происходило с Нуской, объяснить было невозможно.       Ноги отказывались шевелиться. Тело обмякло. Нижняя часть была готова взорваться от возбуждения. Кровь сначала прилила к лицу, а затем ниже, делая ситуацию ещё плачевнее.       Оценив свое состояние, Нуске пришлось согласиться с Риннэ — у него действительно лихорадка. Но чем она вызвана?       «Я давно не был в Скидане. Здесь каждый уголок пропитан светлой дэ. Сейчас я много времени провел в лесу, а ещё выпил странный алкоголь. Ещё… я давно не применял свои способности. Неужели у меня… переизбыток дэ в каналах.? Но как же так! Я не читал об этом ни в одной vevih'al книге! Мне и спросить не у кого! Единственный хаванец, которого я хорошо знал, — это Минхэ, но он бы ни за что не обмолвился и словом о таких постыдных вещах. Неужели у светлых сурии… избыток дэ… проявляется таким reh'zal образом?!»       Накатила волна злости. Воспользовавшись гневом, Нуска заставил себя встать, однако тут же повалился на четвереньки. Что с ним? Почему это происходит именно сейчас? Что он должен сделать, чтобы это закончилось?       Очень вовремя вмешался Риннэ:       — Господин Нуска, у вас переизбыток дэ в каналах. Чтобы не допустить начала болезни и перегрузки дэ в каналах, следует послушаться своего тела. Син послал меня, чтобы я вам помог. Давайте я доведу вас до таверны, а там вы…       — Я не могу.       — Что, простите?       — Я не могу сказал! Я даже встать не могу! Я сейчас просто сдохну! Ещё минута в этом состоянии и я klaam дупло!!!       Риннэ прикрыл пальцами губы.       «Улыбается, тупой hve. Вы все — тупые hve! Ненавижу hˋaidgehl знатных hve!!!»       — Я… могу помочь, но вы же понимаете, что Син узнает обо всем, что здесь происходит…       — Да мне насрать! Что я должен сделать?!       — Э… А я должен рассказывать об этом лекарю по половым болезням? Может, вам нужна методичка? Книжка с картинками?       Нуска еще несколько раз грязно выругался. Казалось, все птицы разлетелись и замолкли, а листья на деревьях свернулись в трубочки, услышав настолько грязную брань.       Лекарь заставил себя приподняться, а затем навалился спиной на дерево. Руки дрожали. Он не мог даже справиться с завязками на собственных штанах.       — Так мне… помочь?       — Thaˋre!!! Haitee и помоги уже!!! Откуда у такого унылого эрда меч с таким острым языком!       Риннэ присел рядом. Его холодные как лезкие руки прикоснулись к штанам и стянули их ниже. И он тихо напел Нуске на ухо:       — Почему же? В этом теле мой язык совсем не острый.       Нуска задрожал. Горячий шёпот, коснувшись раковины уха, вызвал волну мурашек. Захотелось умереть со стыда, когда Нуска понял подтекст, но и остановиться он был не в силах. Рука Риннэ уже была под бельем. Нуска вздрагивал и что-то неразборчиво мычал, пока холодные пальцы прикасались к его члену, гладили, надавливали играюче на головку. Нуска зажмурился и выдохнул, ударился затылком о дерево. Это обстоятельство на секунду привело его в чувства — лекарь открыл глаза и увидел, как Риннэ уже стащил с Нуски штаны и пристроился между ног.       — Э! Подожди! Ты же не всерьез!..       Хоть Риннэ и был мечом, но, как он и говорил, его язык совсем не был острым. Однако странное ощущение холода, прикосновения металла не отпускало.       Нуска вытянулся. Его руки сжались на волосах Риннэ, когда тот, приоткрыв рот, позволил члену Нуски скользнуть в свой рот. Ноги дрожали. Жар сбегал по телу вниз.       — Риннэ, подожди, может, просто рукой, это слишком…       Однако неразборчивый шёпот прервался, сменившись то ли на полустоны, то ли на поскуливание. Риннэ сглотнул, сжав член гортанью, позволил ему проникнуть прямо в глотку. Горячее горло обхватывало самую чувствительную часть тела, мокрый язык скользил вдоль ствола, а когда Риннэ сжал губы и позволил органу входить и выходить из своего рта, Нуска закрыл лицо руками и со слезами застонал. Его ноги дёрнулись вверх, а Риннэ помог Нуске закинуть икры к себе на плечи.       Все тело сгорало от желания, лекарь и сам не заметил, как начал двигать бедрами. Тёмная дэ, что окутывала меч, теперь обнимала и самого Нуску. Но и сам не отставал — лекарь буквально светился от переполнявшей его светлой дэ, которая рассеивалась в воздухе вместе с нарастающим возбуждением.       Но чего-то не хватало. Бездново не хватало. Тогда Нуска приоткрыл глаза и огляделся. Увидев меж кустов два горящих голубым глаза, он усмехнулся и уставился в ответ.       «Знает он, что происходит. Еще и посмотреть пришел. Извращенец. Я всему Скидану расскажу. Объявления развешу».       Нуска протянул руку к эрду, а тот, помявшись, вышел из-за деревьев. Стоило ему подойти и сказать что-то вроде: «Тебе нужна помощь? Я могу помочь дойти до таверны», — как Нуска схватил Сина за одежду, рывком подтащил к себе и поцеловал.       Темной дэ в теле стало так много, что Нуска закатил глаза от наслаждения. Риннэ не останавливался. Его рука гладила ствол, а губы, смыкаясь, ласкали текущую головку члена. А Нуска, забывшись, жадно целовал Сина, прокусывая его губы и язык; хватаясь за его одежду, он расстёгивал пуговицы и царапал плечи и ключицу эрда, в забытье впиваясь в чужую кожу ногтями.       Не прошло и нескольких секунд, как Нуска кончил. Его глухой стон утонул в жадном поцелуе. Тело размякло. Лекарю даже показалось, что он на несколько секунд потерял сознание, потому что, когда пришел в себя, Риннэ уже исчез, а Син поправлял его одежды.       — Я ведь сказал, что не притронусь к тебе, — со вздохом отвечал Син.       — Поэтому ко мне притронулся ваш меч? — с усмешкой отвечал Нуска.       — Я не разрешал ему.       — Вот это непослушый меч. Такой плохой. Давай его накажем?       Син хмыкнул. Он помог Нуске подняться и дойти до жилой части города. Там за Нуску заплатили в таверне, а затем довели его до кровати и бережно уложили. Перед уходом Син вдруг спросил:       — Ты ведь не отдал сердце дракона?       — Пф, я на дурака похож? Тот камень, что я отдал стражнику, наверняка уже продали с молотка за хорошую цену.       Син кивнул, а затем вышел, не сказав ни слова.       А Нуска прикрыл глаза, зарылся в перьевое одеяло и расплакался.       «Почему это произошло так невовремя?! Почему?! Зачем я позвал Сина?! Почему я… только когда он…»       Для Нуски это стало потрясением. За годы, проведенные в Сонии, он ни разу не испытывал страсти к человеку. Было несколько неприятных ситуаций, вызванных простым желанием тела, но даже тогда Нуска не терял голову.       Почему сейчас? Почему именно с ним? Кто он мне?       Ответа у Нуски не было, поэтому еще сильнее хотелось плакать.       Несмотря на эти происшествия, с утра Нуска чувствовал себя настолько посвежевшим и полным сил, что это даже раздражало. Позавтракав обычным пирогом с капустой, Нуска остался в восторге — столичная еда была связана со множеством воспоминаний.       Когда довольный и счастливый Нуска вышел из таверны, громко хлопнув дверью и втянув носом прохладный утренний воздух, он вдруг столкнулся с полными бешеной злости глазами. Пестрые голубо-карие глаза пригвоздили Нуску к земле. Он кашлянул и уставился в небо. Непонятно откуда взявшийся стыд накрыл с головой.       — Эм… Оанн, привет.       — От вас воняет.       Нуска удивился — придирка была до боли странной. Склонив голову, лекарь нюхнул собственную подмышку.       — Да, вроде бы, нет…       — От вас разит темной дэ! На всю улицу! Воняет! Что нужно было делать вместе с риром, чтобы вся одежда пропиталась тёмной дэ?!       Нуска смущенно кашлянул в кулак. Он-то, конечно, знал, что нужно было делать, но говорить об этом совсем не хотелось…       — Вчера… мне стало дурно. Син помог добраться до таверны.       — Я не верю вам.       — Не верь. Почему я должен перед тобой оправдываться?       — Потому что все эти годы в рабстве и изгнании с вами был я, а не Син! Он испортил вам жизнь! Он уничтожил вашу семью! Он лишил вас прошлого, настоящего и будущего!       Оанн кричал, а Нуска поморщился и ответил:       — Сбавь тон. Отойдем и поговорим.       Нуска побрёл в сторону трущоб. Там не осталось и камня на камне — даже халупу Нуски разобрали на доски. Кое-где валялся мусор, щепки, погнутые гвозди и разбитые кирпичи. Меж ними проросла трава.       Воздух был ледяным, казалось, с каждой секундой становилось все холоднее. Над Эрьярой собрались тучи — и Нуска нахмурился, вглядываясь в небо. Ведь всего полчаса назад погода была отличной…       — Мы ушли достаточно далеко. Объяснитесь.       Нуска вздохнул, остановился и повернулся к Оанну лицом. Мальчишка за последние полгода сильно вырос — уже догонял по росту Нуску. Его золотистые волосы касались плеч, его лицо стало мужественнее. Сейчас бы никто и не подумал пристать к Оанну неприглядным предложением — он был почти мужчиной.       «Оанн вырос. Я должен быть честен с ним».       — Почему вы никак не можете оставить Сина в прошлом?! Что есть такого в нём, чего нет в других?!       Нуска отвёл взгляд. Со вздохом, смотря в пол, он шёпотом сказал то, в чём боялся признаться даже самому себе:       — Тонкая незримая связь.       — О чём вы? Не придумывайте, что за нелепица! Вы не верите в такое! Это похоть — не больше! — закричал Оанн.       — Оанн, послушай. Не знаю, как объяснить, но… Это еле уловимое чувство я пронёс через всю жизнь. Я видел эту связь между лесными, между матерью и Мишрой. Я всегда искал что-то подобное. Когда, кажется, каждое слово, обращённое к тебе, наполнено смыслом. Каждый взгляд и каждое действие. Когда человек, просто стоя рядом, говорит с тобой.       — Нуска, не приукрашивайте. Эта ваша фантазия, вызванная недостатком опыта в любовных отношениях.       — Оанн, а ты-то больно опытен! Я ищу не отношений. Я ищу человека, который будет слышать и видеть меня, когда я молчу, а его глаза завязаны. Это чувство, будто ты не одинок… Это чувство, словно рядом с тобой всегда кто-то есть и он всегда говорит с тобой. Я боюсь его потерять. В этом мире нет второго такого человека. Никто другой не сможет заделать эту дыру в моей груди. Я был одинок всю жизнь, но я не хочу умереть одиноким.       — Вы… и ради этого вы готовы простить ему смерть своих отца и матери? Убийства? Жестокость? Простить его за всё, что с вами произошло?       Нуска прикрыл глаза и опустил голову. Распущенные волосы прикрыли лицо, вновь залитое слезами. Говорить не хотелось — хотелось выть. Они не могли быть вместе. Но если не Син, то кто? Есть ли хоть кто-то, кто поймет всю боль Нуски? Тот, кто заставит смеяться и плакать? Тот, кто все слезы и смех разделит вместе с ним?       «Даже если такой человек есть… я не хочу, чтобы это был кто-то другой».       Однако Нуска не смел это признать. Ни вслух, ни про себя. Он был готов умереть, чтобы не дать этим чувствам выйти наружу. Поэтому он сказал:       — Не думай об этом. Лучше постарайся выполнить мое поручение.       — Какой в этом смысл, Нуска? Вьен отправился на виселицу, чтобы спасти вас, но если бы не Син — вас бы не пришлось спасать. Вы даже наплевали на последнюю волю своего брата. Для вас не осталось ничего святого. А во мне не осталось ни капли уважения к вам.       Нуска вздрогнул и рывком развернулся, но зря. В этот момент Оанн сплюнул на землю, развернулся и быстрым шагом отправился к выходу из города. А Нуска стоял посреди пустой разрушенной площади, разбитых дорог и мечтал о том, чтобы навсегда провалиться в бездну.       Ненависть и любовь. Боль и наслаждение. Отчанияние и надежда. В нём перемешалось все.       Несмотря на то что была только середина холодающего сезона, вместо дождя с неба сорвался снег. Лёгкие ледяные снежинки ложились хаванцу на плечи пока он, как дурак, продолжал стоять и смотреть вслед ушедшему другу.       Вскоре душевные терзания Нуски прервали. Один стражник хлопнул Нуску по плечу воскликнул:       — Сурии Нуска! Меня попросили отвести вас к конюшням. Необходимо подобрать вам зверя для путешествия.       — Куда?       — В Хавану. Разве вам не сообщали?       Нуска только сейчас припомнил, что Син говорил об этой поездке. Но после всего произошедшего лекарь не желал ни видеть эрда, ни ехать с ним куда-то.       — Не поеду! Так и передайте эрду, что я направляюсь в Дарвель! — закричал Нуска.       — Но… вы не сможете туда попасть. Сейчас вся граница в крови. От Кнона до Ансоля идут боевые действия. Да и кто пропустит скиданца в Дарвель…       — Вас это не касается! Передайте мои слова!       Нуска бегом отправился на торговую площадь. Купил тёплую накидку, лепёшек, бутыль для воды. На оружие денег не осталось, все мечи и кинжалы стоили слишком дорого, а Нуска был на мели.       Пока лекарь разглядывал прилавок с оружием, он спиной почувствовал дуновение тёмной дэ. Рывком развернувшись, Нуска столкнулся нос к носу с Сином. Сглотнув комок в горле, лекарь замер, потому что даже погода и снег казались теплее, чем эти глаза.       — Лекарь Нуска.       — Да…?       — Ты направляешься в Дарвель?       — Так точно, — по-армейски отчеканил Нуска. Живот болезненно скрутило.       — Позволь отдать твои вещи перед путешествием. Я сохранил твои меч, пояс, камни, тиару.       Нуска закивал. Отказать Сину, от которого буквально валил дым, было невозможно.       Волосы эрда были собраны в тугой хвост. Черная рубаха и штаны для верховой езды сидели безукоризненно. Весь его облик веял знатностью и холодом.       Нуска плелся за Сином, уставившись себе под ноги, однако очень быстро стал узнавать местность. Оглядевшись, лекарь с изумлением отметил, что домик, когда-то подаренный ему, уцелел.       Син, не медля, распахнул с грохотом дверь и вошёл внутрь, а Нуска, которого захлестнули воспоминания, мышкой скользнул следом.       Маленький нежилой дом. Вся мебель и пол были покрыты белым слоем пыли. Син куда-то пропал, поэтому Нуска стал расхаживать по первому этажу, припоминая, как провёл здесь несколько недель своей жизни.       «Тогда я верил, что будущее будет тяжелым, но счастливым».       Со вздохом Нуска коснулся котелка. В нём готовил только Син и готовил только для него, для Нуски.       Но не успел лекарь как следует отдаться воспоминаниям, как атмосфера резко переменилась. Воздух потемнел. Стало тяжело дышать. Нуска развернулся и увидел, как Син встал посреди комнаты. Махнув рукой, он притянул к себе стул; деревянные ножки и спинку окутало тёмной энергией, отчего простой стул… стал напоминать горящий чёрным пламенем трон.       Син медленно сел, а Нуска попятился назад.       Во тьме, сгустившейся в этом доме, светились лишь два неизменных синих глаза. И они смотрели так, будто хотели разорвать и сожрать плоть Нуски.       — Ты хотел сбежать в Дарвель, — не спрашивая, а утверждая сказал Син.       — Это… так. Я хочу найти останки своего брата. Хочу удостовериться, что он мёртв. Хочу узнать, что случилось.       — За помощью в этом деле ты обратился не ко мне, а к Оанну.       — Верно. У вас своих дел достаточно. Зачем бы мне обращаться к вам?       — Ты рассказал об этом даже простому стражнику, но решил не ставить в известность меня лично.       — Вы ведь эрд. Какое вам дело до простого лекаря…?       — Ты обещал отправиться со мной в три поездки: в Эрьяру, в Фасид и в Хавану.       На этот раз Нуске было нечего возразить, он мог только вздохнуть и склонить голову.       — Но перед конечным пунктом ты решился бросить меня, своего эрда. Бросить, не оценив моё состояние, бросить меня одного на пути в Хавану, где каждый желает моей смерти и действительно может меня убить. Вместо этого ты решил в одиночку отправиться в страну, где тебя убьют на границе, ради того, чтобы найти, возможно, несуществующие останки уже мёртвого человека.       — Я…!       — На колени.       Нуска в удивлении распахнул глаза. Он никогда не слышал таких слов от эрда, не верил, что Син хотя бы раз в жизни обратиться к Нуске так. Ноги предательски подкосились, слыша знакомую команду, за невыполнение которой всегда следовало наказание.       Страх на секунду помутил сознание. И в море мыслей хлынули совсем другие воспоминания: бич, кнут, сонийская брань, запах камеры и крови. Боль, боль, боль. Раны заживали на Нуске как на собаке, поэтому тюремщик с явным удовольствием истязал лекаря ежедневно. Как хорошо, когда заключенный не умирает от побоев!       Однако Нуска, собравшись с силами, выпрямился и съязвил:       — Не хочу! И что вы сделаете? Ударите меня? Накажете? Отправите в тюрьму? Разве осталось то, что я ещё не пережил в этой жизни?!       Лицо Сина вытянулось. Откинувшись на спинку стула, он вынул из груди клинок. И тот самый меч, что вчера так сладко ласкал Нуску, стал цепью, что ледяным холодом обвила шею Нуски.       Син превратил свой меч… в длинную цепь. И посадил на неё Нуску. Возможно, лекарь успел бы найти слова, чтобы выразить свое возмущение, но не успел — Син дернул за цепь, а Нуска сначала бегом, а затем ползком подскочил к эрду, оказавшись у его ног.       Эрд склонился. Его лицо было холодно и не выражало ни одной эмоции, словно было маской, ледяной, неприступной. Син заглянул Нуске в глаза, коснулся пальцами его подбородка и заставил задрать голову. Проговаривая каждое слово, он сказал:       — Я не позволю тебе покинуть Эрьяру в одиночестве. Пока жива Тиама, в любом уголке Скидана ты — мишень. Она охотится на тебя, она желает твоей смерти и желает забрать сердце. Запомни раз и навсегда — я запрещаю тебе умирать. Я убью всех, кто тебе дорог, если ты умрёшь. Я уничтожу Хавану и лесные племена во второй раз. Я спущусь в бездну и найду тебя там, чтобы убить во второй раз. Поэтому, куда бы я ни направился, ты будешь меня сопровождать. Если ты откажешься, то останешься в Эрьяре под куполом на цепи, в единственном месте, куда Тиама не может пробраться. Я не позволю, чтобы тебя вновь пытали, чтобы вновь продали в рабство. Однако если это то, чего ты желаешь, то я брошу тебя здесь на цепи как собаку, чтобы ты не смог навредить самому себе своими тупыми выходками.       Син натянул цепь. Кольцо на шее сжалось. Нуска закашлялся и не смог вздохнуть. Син дышал ему в лицо, а Нуска, распахнув глаза, смотрел на эрда. Сердце то бешено билось, то замирало.       — Я не жду твоего ответа. Это приказ, Нуска. Я — твой эрд, хочешь ты того или нет. То, что я говорю, — закон. Если ты не желаешь повиноваться мне, то тебя ждёт только одно — заключение. Ты закончишь свою жизнь, сидя на моей цепи.       Нуска ожидал от эрда чего угодно, но не этого. Он был так напуган и растерян, что смог только кивнуть. Будь это не эрд, а другой человек, Нуска бы давно рассмеялся и плюнул неприятелю в лицо. Но… глубоко в душе лекарь понимал, что единственный правитель, которому он согласен повиноваться, которому он никогда не посмеет плюнуть в лицо, — это Син. Нуска — сын Скидана, а Син — правитель Скидана. Плюнуть эрду в лицо — это то же самое, что плюнуть в лицо всем скиданцам.       Син взмахнул рукой. Цепь исчезла. Он быстро поднялся и бросил на ходу:       — Твои вещи на втором этаже. Забери и собирайся в поездку. Тебя ждут на конюшнях.       Эрд вышел так быстро, что Нуска не успел ничего ответить. Он сидел на полу, пытался прийти в себя и привести в порядок дыхание.       «Он… разозлился? Он… ТАК СИЛЬНО разозлился, что посадил меня на цепь и угрожал мне…? Почему?»       Единственным человеком, который раз за разом ставил лекаря в тупик… тоже был Син.       Не оставалось ничего другого, как послушно подобрать себя с пола, найти свои вещи и собраться в путь. Нуска с искренней любовью погладил ножны меча, выкованного Минхэ. Это было первое оружие Нуски, с него начался путь Нуски как бойца.       Уже темнело, когда лекарь кое-как нашёл дорогу к конюшням. После произошедшего он плохо соображал и глуповато кивал или качал головой на вопросы стражников.       — Вы умеете ездить верхом?       — Нет.       — У вас проблемы с управлением скирами?       — Да.       — У вас выходило управлять другим зверем?       — Да.       — Вы когда-нибудь сталкивались с пазузу?       — Да.       Стражник нахмурился, почесал затылок и отвёл Нуску к одной из клеток. Там был заперт лохматый пятнистый зверь — тот самый, которого лекарю когда-то удалось победить на арене. Тот самый, за убийство которого он был однажды проклят.       Кажется, пазузу почувствовал это, поэтому зашипел, стоило Нуске приблизиться.       — Ого! Обычно он куда дружелюбнее. Посмотрим других зверей?       — Нет. Оставьте нас.       Стражник пожал плечами и направился по своим делам, а Нуска присел рядом с клеткой, прямо на солому, и стал болтать с пазузу.       — Эй, я однажды прикончил твоего сородича. Я понимаю, что это не лучшая тема для знакомства, но мне стоит сразу объясниться. Мне пришлось это сделать. Я бы умер, если бы не убил его. Я даже был проклят. Эй, понимаешь?       Но огромный зверь, напоминавший чудовищно огромного кота, лишь скалился, шипел и дыбил шерсть. Нуска вздохнул. Неужели в этой жизни ему не суждено обзавестись хотя бы одним зверем, который его поймет?       «Син когда-то рассказывал, что мог разговаривать с волчаками с помощью дэ. Однако пазузу — зверь огненный. Он меня не послушает. А на сирьках или светочах никто не летает».       Нуска хмыкнул, задумался, несколько раз прошёлся по конюшне, а затем кое-что придумал. Он отрезал локон своих волос, взял свечу и, вновь оказавшись у клетки, сжёг волосы прямо у пазузу на глазах.       Зверь принюхался. Подполз ближе к прутьям, вглядываясь в пляшущий огонёк. Его огромные ноздри раздулись, втянув запах дыма. А затем пазузу поднял взгляд и посмотрел на Нуску.       — Значит, с тобой действительно можно общаться с помощью огня… Не повезло тебе, я не арцент.       Нуска решился просунуть руку меж прутьев и коснуться косматой морды. Золотые глаза зверя сузились, но он не кинулся и не стал шипеть. Победа?       — Через огонь ты смог узнать мою историю, да? Я где-то читал об этом, наверное, в Сонии… Один из бойцов арены сбил со стены факел, ему поджарило ступню. И когда пазузу учуял запах жареной плоти бойца, то не стал нападать. Конечно, того пазузу потом забили копьями, а бойца вновь выгнали на арену, где его загрызли насмерть, но история занимательная.       Зверь молчал. Прикрыв глаза, он стал засыпать, а Нуска продолжал гладить тёплую шелковую шерсть.       — Даже с тобой поладить проще, чем с людьми. Я не понимаю их. Ни Оанна, ни Сина… никого. Вероятно, я просто не хочу понимать.       Нуска облокотился спиной на клетку, прикрыл глаза и тоже прикорнул. Сны его мучили до боли странные, но знакомые. Вновь вернувшись в Скидан, он начал видеть кошмары.       Весь сон его преследовали два голубых глаза. То горящие лютой ненавистью, то налитые кровавыми слезами.