Режиссёр смерти: Последний дебют

В столовую спустился смертельно бледный Максим Убаюкин, закрывавший левый глаз дрожащей от волнения ладонью. Все удивлённо уставились на него, словно к ним явился самый настоящий призрак; кто-то даже приподнялся с места и с беспокойством глядел на прибывшего, и почему-то никакие слова не могли сорваться с языка. Убравший до этого пакеты с уликами в комнату, Стюарт и тяжело дышащая Элла опустили взоры в стол, прекрасно понимая, о чём пойдёт разговор, а по губам Илоны зазмеилась страшная улыбка; в мандариновых глазах сверкнуло любопытство, во рту чувствовался сладкий вкус предвкушения. – Что-то случилось? – первой подала голос Ева Вита. Она вспорхнула с места, подошла к приятелю и положила ладонь на его плечо. Максим глубоко вдохнул воздуха в лёгкие и выпалил: – Мне надо вам признаться. – В чём, Макси? – Пожалуйста, дослушайте меня до конца, – он убрал ладонь с глаза, явив на свет серую механизированную глазницу. Губы его дрожали, лицо бледнело сильнее, хотя казалось куда сильнее? – Я... Актёр Борис Феодов тотчас вскочил с места и громогласно закричал: – Убийца! – Подождите! Ну я же попросил вас послушать меня! – с отчаянием в дрожащем голосе нахмурился Максим. – Ну уж нет, убийце я слова не дам! – Борис стал торопливо ощупывать свои карманы, но вскоре остановился и разразился безумным хохотом. Никто не понимал, что происходит. – Будь ты проклят, наёмник! Я в отпуске, не взял с собой оружия, но даю тебе слово, что после этой белиберды с убийствами я приду по твою душу! – На кой чёг’т вы мне угг’ожаете?! Я же даже слова не сказал! – А что тут говорить? Слушайте все! – Борис вскочил на стул, привлекая всеобщее внимание. – Этот человек перед нами – наёмный убийца, который умудрился потерять свой глаз! И знаете, что это может значить? Что он мог его обронить на месте преступления! Эй, чёрный, – обратился он к Стюарту. – Вы находили глаз в комнате госпожи Грацозиной? – Да! – воскликнула Илона. – Так и знала, что этот странный человек убийца! По одному его взгляду было видно, что он – не чистый человек! – Что значит обронил глаз? – вопросил почему-то побледневший Пётр Радов. Он нервно крутил в руках свою последнюю сигарету. – Если кто не знает, – начал Борис, – то наёмные убийцы меняют свой левый глаз на протез, который может видеть в темноте и по которому можно определить, в какой группировке состоит наёмник и какой у него ранг! И этот убийца, – он указал на гневно сверлящего его взором Максима, – этот злодей потерял свой протез! – Замолчите и слезьте со стула! – тут же гневно вскричала Ева Вита. – Как вы смеете обвинять ни в чём неповинного человека и клеветать его убийцей?! – Да потому что он не невинен, дамочка! Внезапно правый глаз Бориса прокрутился вокруг оси, – теперь вместо зрачка у него был кроваво-красный опасливо сверкающий ромб на чёрно-синем четырёх-клетчатом фоне. В одном из квадратов виднелся кодовый номер: «363». – Охотник на глаза (Охотник на глаза – военный, охотящийся за наёмными убийцами и ликвидирующий их. Как правило, трофеем забирает глазной протез наёмника)?! – разом вскричали несколько человек, в том числе и белый от гнева и ужаса Максим Убаюкин. – Верно! И твой глаз я потом заберу себе в коллекцию... – Я могу всё объяснить... – Что убийца может объяснить? И вообще ты мне с самого нашего знакомства не понравился. – Я... Погоди-ка! Так ты же сам убийца! – Ёмаё... Это другое! Я ликвидирую опасность, в отличие от вас, наёмников, тьфу! Сатаны на тебе нет! – Это на тебе нет, иг’од сумасшедший! – Я – ирод?! Так ты знаешь, кто я вообще такой а?! Да я!.. Все присутствующие удивлённо наблюдали за рьяной словесной дуэлью и отмалчивались, совершенно позабыв про еду, пока Гюль Ворожейкин не встал. Он спустил замолкнувшего Бориса на пол и спокойным голосом сказал: – Пусть Максим расскажет то, что хотел рассказать. Хватит бросаться пустыми оскорблениями и бранью, это ни к чему не приведёт. – Спасибо, господин Вог’ожейкин, – Максим легко поклонился ему и с позволения сел за стол возле Евы, что с лаской гладила его по руке. – Я хотел г’ассказать вам немного о своей г’аботе и жизни, так сказать, исповедоваться вам всем. – Ёкарный бабай... – вздохнул Борис, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула. Все пропустили его фразу мимо ушей. Максим приложил ладонь к груди, где находилось его бешено стучащее от волнения сердце, и начал рассказ: – Да, как и сказал Бог’ис, я – наёмный убийца, но! пг’ошу заметить, бывший наёмный убийца. Я состоял в гг’уппиг’овке, котог’ой ныне нет, – эта уже давно г’аспавшийся «Циг’кус». Занимался я, как понятно, заказными убийствами и весьма неплохо заг’абатывал, ибо «Циг’кус» состояла в семёг’ке сильнейших и кг’упнейших наёмных ог’ганизаций, – с его губ сорвался рваный вздох. – Я никогда не хотел заниматься убийствами, клянусь вам, но жизнь г’ешила иначе. С самого своего детства я не знал любви, не знал поддег’жки и добг’а. Казалось, я должен был г’одиться злым и чёг’ствым, но нет, я не стал таким даже после того, как г’одители пг’одали меня какому-то стаг’ому гг’язному педофилу. Он не успел меня тронуть, так как меня спас человек из «Циркуса» и стал воспитывать, как своего сына. Но и он меня не любил, бил постоянно и кг’ичал за любую мелкую оплошность, но зато я любил его, потому что мне не к кому было пг’имкнуть. Поймите меня, пг’ошу вас, я никогда не желал никому зла, я совег’шал убийства пг’отив своей воли и уже давно никому не г’ежу глотки! Я никогда не хотел этим заниматься и даже сейчас я в ужасе от того, что пг’оисходит, так как давно не видел мёг’твых тел и давно жизнь не связывала меня с кг’иминалом! Я не убийца, повег’ьте мне, умоляю вас! Я готов на колени встать, лишь бы вы повег’или мне и пг’остили меня за пг’ошлое! Г’азве настоящий убийца пг’изнался бы в своём кг’иминальном пг’ошлом, когда все улики навег’няка указывают на меня? Вряд ли! И я честно пг’изнаюсь вам в своих гг’ехах, и отдаю себя на ваш пг’аведный суд. Судите меня жестоко и беспощадно, я готов ко всему! Максим не сдержал слёз и горько заплакал, закрыв лицо ладонями. Молчание и тиканье часов сплелись в томном танце, – никто не мог ничего сказать. Все пытались осознать услышанное; кто-то с сожалением смотрел на Максима и искренне жалел его, кто-то не мог понять, что ему думать и чувствовать, ведь Максим действительно никому не желал зла и был ко всем добр и мягок, защищал слабых и мог постоять за своих друзей и добрых знакомых. Один Борис гневно сверкал страшными бирюзовыми глазами и безжалостно грыз зубочистку. Всю исповедь он просидел в одной позе, опустив голову и скрестив руки на груди, а как все замолкли, усмехнулся и приподнялся. – Ха-ха-ха! – громко рассмеялся он, содрогаясь всем телом. – Да вы посмотрите! Этот жалкий, убогий нытик разрыдался, как дрянная девчонка, и ему ни капельки не стыдно за себя! Эй, ты! – он приковал свой холодный взор к смотрящему на него в ужасе Максиму. – Ты не достоин жить. Тебе ни исповедь, ни прощение не нужны, – тебе нужно самоубийство! Такой швали, как ты, жить запрещено законом, понимаешь? Понимаешь, раз смотришь на меня так испуганно. Снова слёзки текут? Ну ной, ной! Ты ведь только и можешь, что плакать! – Борис! – строго одёрнул его Гюль, схватив за руку. Борис отпрянул от друга и сжал кулаки. – Жаль, что твои родители не пользовались защитой! Будь они хоть на толику умнее, не допустили бы такой ошибки, как твоя жалкая ничтожная жизнь. Мы с тобой одногодки, но ты ведёшь себя как букашка, которая только и хочет, чтобы её пожалели и погладили по головке, но это жизнь, Максим! Жизнь несправедлива и жестока. – Борис! – Плачь, плачь! Ты боишься смерти, да? – Борис! – Так знай, что я тебя в живых не оставлю! – Борис! Гюль резко опустил каску приятеля ему на лицо, заставив замолчать, и грубо встряхнул его за плечи. Все в ужасе переводили взгляды от рыдающего Максима на Бориса и взбешённого Гюля. – Борис! Что на тебя нашло?! Почему из твоих уст льётся такая поганая речь и брань к человеку, кого жизнь обделила любовью и заботой?! Человеку, который заслуживает жалости, а не жестокости! – Да потому что это тварь, а не человек! – вскричал Борис, поправив каску и отпрянув от приятеля. Внезапно раздался громкий шлепок, – Ева Вита, в гневе сжимающая кулак, дала Борису сильную пощёчину. Мужчина замолк на некоторое время, пока не захохотал в лицо рассерженной женщине. – Да вы все с ума сошли жалеть эту ошибку жизни! Этого абортыша, оборванца без семьи и мозгов, без жалости и сочувствия к людям! Это психопат, который... – на свету сверкнуло лезвие охотничьего ножа. – ...должен умереть! Одно движение, – и Максим мог быть убит, однако Лев Бездомник вовремя спохватился и заломил руки Бориса за спину, отчего тот выронил нож. – Да вы сумасшедшие! – вопил Борис, хохоча. – Его убить надо, убить! Он – убийца! – У кого-нибудь есть верёвка? – вопросил Бездомник. – Я могу дать ремень, – предложил Стюарт. – Давай! – Что вы делаете?! Эй, Гюль, друг мой, помоги! – Борис, ты обезумел, – хмуро сказал Ворожейкин. – Тебе надо остыть. Мужчины связали руки обезумевшему ремнём, а ноги – верёвкой, которую нашли на кухне. Гюль со Львом отнесли брыкающегося Бориса в его комнату, дабы тот успокоился. Конечно, его не оставили в одиночестве: Ворожейкин остался с другом, чтобы спокойно поговорить с ним и привести его в чувство. Остальные завершили завтрак, вымыли посуду и отправились на второй этаж за стол допросов. – Ну и что на этот раз у нас из улик? – вопрос Пётр, жуя незажжённую сигарету. – В этот раз у нас мало улик, – покачал головой Стюарт. – Это ваш глаз, господин Убаюкин, который лежал на полу у кровати, и перочинный нож, – он поднял окровавленный нож в пакете, дабы все его увидели. – Чей он? – Мой, – со вздохом сказал Максим. – Я же говог’ил, все улики будут пг’отив меня. Я ещё с пег’вого убийства понял план убийцы. – И каков этот план? – Думаю, следователь, вы уже догадались, что убийца пытается нас нагло запутать, подставляя всех, кроме себя (ског’ее всего). Подставили Еву с кольцом, Сэмюеля и меня, значит, остальные находятся в зоне подозг’ения. А ещё: можете вег’нуть мне глаз, пожалуйста? Стюарт подошёл к Максиму и вернул глаз; тот сразу же вставил его в глазницу и активно поморгал. – Скажите, господин Убаюкин, ваш глаз крепко сидит в глазнице? – Конечно! Я бы попг’осту не сумел бы его выг’онить во вг’емя убийства, плюс у меня нет мотивов убивать госпожу Гг’ацозину и Ванзета! – А тут и вовсе нет мотива, – вмешалась в разговор Илона Штуарно. – Нас прирежут всех, если не отыщем убийцу как можно скорее! И режут всех. – Hmm, si vous y réfléchissez (фр.: Хм, если задуматься...), – хмыкнул актёр Пётр Радов, – то первое, что нам стоило бы сделать, это понять, кто может стать следующей жертвой. И не так, как гадает на кубиках господин Ворожейкин, нет, надо логически понять, кто может быть следующим убиенным. – И как ты это поймёшь? – спросил, нахмурившись, доктор Табиб Такута. – Как-нибудь да пойму! Нам первым делом надо предотвратить следующее убийство или застать убийцу в момент убийства! – О! – воскликнула Элла Окаолла. – Я знаю! Нам нужно не расходиться по комнатам ночью. – То есть ты предлагаешь эту ночь провести здесь, в коридоре? – вопросила её Марьям Черисская. – Да. Все взглянули друг на друга и закивали: – Хм, интересный план! – Может, это действительно поможет... – Oui, attrapons le tueur! (фр.: Да, поймаем убийцу!) – Да, нам надо держаться вместе, не смотря ни на что! – Кто из нас чутко спит? – Главное, чтобы Борис ночью Максима не прирезал... Разговор сорвал пришедший с верхних этажей запыхавшийся Гюль Ворожейкин. Поправив ворот свитера, он остановился и медленно осмотрел лица всех присутствующих. – Что случилось, господин Ворожейкин? – Из кармана Бориса вывалились ключи от комнаты Лебедины! – он протянул ключ Стюарту. – У Бориса? Но что они там делали? – Мы без понятия. Борис даже в комнату к ней не заходил, не считая этого утра. – Хм... Спасибо, господин Ворожейкин. – Я вернусь к Борису, чтобы проследить за ним. Но я сомневаюсь, что он – убийца. Гюль откланялся и скрылся на лестнице. Максим Убаюкин нахмурился и зло осклабился: – Так значит, что этот сумасшедший – убийца!? Он специально обвинял меня, дабы отвести от себя подозг’ения! – Погодите разбрасываться обвинениями, господин Убаюкин! Надо сперва выяснить кое-что...

Кто заходил в комнату к госпоже Грацозиной вчера, помимо господина Ворожейкина?

Ева Вита:Я вместе с Эллой наблюдала за её состоянием здоровья. Но позже мне стало немного дурно, и я оставила Эллу одну. Время не вспомню. Сэмюель Лонеро:Я проведал её один раз, но зашёл не более чем на пару минут. Элла и Ева сидели вместе. Это был вечер. Табиб Такута:Я проверял её состояние, как доктор, заходил пару раз к ней в комнату и вечером, и ночью. Всё время я просидел в курительной комнате. Примерно в два ночи я зашёл к себе в комнату и сразу же уснул. Утром я первым обнаружил труп, когда заходил ещё раз проведать больную. Элла Окаолла:Я вместе с Евой следила за ней, пока Ева не отлучилась. Сама я оставила госпожу Грацозину одну лишь два раза, когда выходила в туалет и когда шла за тобой. После нашего разговора с ней мы разошлись по комнатам. – Доктор, а что вы делали с пациенткой ночью одни? – с подозрением покосилась на него Марьям Черисская. – Один? Я не был один; со мной была Ева. – А почему Ева не упомянула это? – Я забыла... – стыдливо опустила голову Вита. – Я долго не могла уснуть и от скуки бродила по гостинице, пока не встретила господина Такуту. Мы вместе проверили состояние госпожи Грацозиной; она ещё не спала. Позже она слёзно попросила оставить её одну, и мы ушли. Я легла спать. – Я тоже лёг спать, – добавил Табиб. Стюарт хмурился и внимательно смотрел на всех, останавливаясь на каждом лице и с подозрением вглядываясь в чужие лица и глаза, будто они могли рассказать ему истину и выдать настоящего убийцу. Подозрения его, почему-то, падали на Еву Виту, которая казалась ему совсем непростой, и Эллу, как бы сильно он её ни любил... «Может, я ошибаюсь?.. Да, я ошибаюсь! Это точно не Элла, не может же быть она такой хладнокровной лгуньей! Но ведь она так долго оставалась наедине с Лебединой и могла выкрасть ключ... Нет! Лебедину ночью проверяли Такута и Вита, значит, она была ещё жива. Вита и Такута... А может ли быть два убийцы, просто про второго нам не сказали?.. Тогда Такута и Ева вполне могли быть союзниками, которые прикрывают друг друга! Или кто-то из них таким образом составил себе алиби, мол, он был с кем-то в момент, пока Лебедина была жива... Стоп, стоп! Нельзя, нельзя спешить с выводами! Да, этой ночью...» – Этой ночью мы все спим в коридоре, напоминаю! – внезапно для всех воскликнул сердитый Пётр Радов. – Я очень чутко сплю, так что убийца, – слышишь? – убийца, ты не отвертишься! Мы отомстим за бедного господина Сидиропуло и госпожу Грацозину! Все поддержали его и даже взбодрились.