Точки соприкосновения

Над рекой постепенно зарождается рассвет. Розовые блики плещутся на мирной волной глади. Издалека слышно крик чаек, города медленно оживают после бессонной ночи. Затишье перед бурей, предрассветное время уже давно стало маленьким отрывком тишины. Нерушимый оплот спокойствия на несколько часов, чтобы найти момент перевести дыхание. Отдых уже непозволительная роскошь, когда каждый день — это борьба за то, чтобы иметь возможность проснуться на следующий. Скар поднимает голову, смотрит на лениво выглядывающее из-за горизонта солнце. Приятно для разнообразия посмотреть наверх и увидеть бесконечное небо, настоящее, не стальное, покрытое смрадной плёнкой от тумана нечистот и застоявшегося воздуха. Он видит, как постепенно тухнут прожектора, слепящие усталые глаза. Один, второй… Сейчас мост практически пуст. Лишь пара-тройка военных в синей форме расхаживают вдалеке, на другой стороне. Их головы видно из-за баррикад, которые медленно раздвигают. Очень скоро этот мост заполнят миротворцы, гражданские польются потоком прямиком из Зауна. Там, наверху, сказали, что важна любая жизнь, что это 'эвакуация населения', так они выразились. Скар в жизни не слышал столько пафосной болтовни, сколько вчера изрыгнул из себя Советник Талис. Пилтошки любят разбрасываться героическими словами, о чести, доблести, бескорыстности. А Скар лишь видит перед собой, как толпы беззащитных людей в акте доверия вываливаются на этот мост, и как взводят оружие миротворцы. Стрельба, крики. Перед глазами мелькают мешками падающие тела. Скар смотрит под ноги, на кровавое пятно у стены, на крошку разбросанных гильз по камням. Он видит тело. В синей форме, из-под кислородной маски раздаётся хриплое дыхание. Зловоние сожжённой плоти заполняет ноздри, кислота, которая обжигает зелёным цветом, разливается по обессиленному телу. Скар видит, в языке тела, в молчаливом осознании. Безысходность. Он видит, и первым желанием вспыхивает не возможность протянуть руку и помочь встать, а возможностью сжать кулак, нанести удар. Животном намерении добить. Он помнит гнев, который, как плотный пузырь, разрастался прямо в груди, увеличивался, вот-вот и лопнул бы, захлестнув с головой. Скар разжимает кулаки, отводя взгляд от кровавого пятна. Ладонь рефлекторно обхватывает собственное предплечье, увязанное бинтами, впивается когтями. Третий прожектор выключается, позволяя дневному свету мягко зализывать раны каменной кладки моста, соединяющего два города, погрязших в цикле бесконечного насилия. Солнечный свет достигает границы моста, Скар делает шаг вперёд, чувствует, как теплом плещет на лицо. Он закрывает глаза. Тепло приятное, будто солнце положило ладонь ему на щёку. Маленькую ладошку на огрубевшую кожу, покрытую шрамами. Самая приятная ассоциация, самые светлые воспоминания. — Ты ведь понимаешь, что это нечестно, — говорит женский голос в толпе. Напротив, скрестив руки, стоит Крик, одна из Поджигателей и верных друзей. Она смотрит на него, изогнув брови. Будто понимает и не понимает одновременно. — По крайней мере, по отношению к ней. Крик кивает на свёрток в его руках. Скар опускает взгляд, смотрит в огромные детские глаза. Малявка улыбается ему, совершенно не подозревая о том, что он собирается сделать. Морщит приплюснутый нос. Теплая ладошка бьёт его по щеке, царапает маленькими коготками. Но его голос последний, решающий. Потому что все эти люди ему доверяют. — Когда-нибудь она вырастет, и я бы не хотел, чтобы всё, что она будет знать об этом мире — это постоянная борьба за выживание. Я желаю ей лучшей жизни. И должен сделать хоть что-то. Сначала план о соглашении с Талисом привёл его в бешенство. Помощь пилтошкам? У вас совсем мозги потекли, что ли? Стоило ему вернуться к Древу, увидеть смятение на лицах людей, которых он знает всю свою жизнь. То, как они собирают пожитки, с любовью закрывая двери домов, запирая их, обыденно, будто бы возможность вернуться сюда в скором времени — это не зыбкая, расплывчатая вероятность. В последние годы вся их жизнь является лишь чередой сплошных вероятностей. — Думаю, что лучше времени не будет, — говорит он, крепче сжимая малявку в руках. Он смотрит на своих людей, на Экко, который кивает ему с благодарностью. — Я устал бороться за выживание. Надо бы уже побороться за жизнь, как думаешь? Крик лишь качает головой, но замолкает. Она, может, понимает не до конца, но все они устали. Последнй прожектор тухнет. Плотный шар в груди сдувается, скукоживается и лопается, оставляя после себя лишь странное ощущение предострежения и свербящую щекотку под кожей. Людей все больше, они заполняют улицу, и поток начинает идти по мосту. Крик подходит к нему, у неё на руках малявка сразу же извивается, стоит ей увидеть Скара. Его заполняет теплотой изнутри. Миротворцы стоят на постах. Спину Скару холодит лезвие клинка под одеждой. Никто не поднимает оружия. Их спокойно пропускают по городу к Хэкс-Вратам. Они живут в бесконечном цикле насилия. Пришло время его прервать. У Хэкс-Врат патрулирует вооружённый отряд. Они контролируют посадку беженцев. Когда очередь доходит до Скара и Крик, он смотрит на девочку в своих руках. Не знает, как выглядит со стороны, но судя по взгляду Крик, зрелище жалкое. — Только не говори мне, что ты сейчас расплачешься, — говорит она с дружеской издёвкой в тоне. — Какой стыд, Скар, ты большой мальчик, смотри, даже малявка держится. Это вызывает добрую усмешку. Скар отдаёт маленький свёрток в чужие руки и легонько пихает кулаком женское плечо. На одеяле поблёскивает украшение. Маленькая брошка в виде механической бабочки. От украшения разит верхним городом. Скар не знает, откуда оно, всегда было, с момента, как он нашёл свою девочку. И сейчас он очень надеется, что делает правильный выбор во имя неё и всех жителей нижнего города. Крик скрывается в дверях корабля, оглядываясь. Скар машет ей, сжимая бабочку в ладони. Когда он отворачивается, чтобы пойти назад, кто-то увесисто пихает его плечом. — Чёртов Заунит, если самому не надо, дай пройти другим! Вытянутый хлыщ в одеждах верхнего города проходит мимо него. Скар оскаливается, чтобы ответить, но резко останавливается, затылок стреляет холодом. В руке пусто. Он осматривается под ногами, но не видит, куда мог обронить маленькую брошку. Не может найти. Чёрт, он должен найти. Должен! — Эй, кхм, с-сэр? — окликают его, обращение звучит, будто бы, с сомнением. Что, пилтошкам настолько тяжело считать их такими же, равными себе? Раздражение вспенивается под кожей само собой. — Чего тебе? — басит Скар, оборачиваясь. Перед ним стоит миротворец. Вастайец, в полном обмундировании, даже этот глуповатый цилиндрический шлем на месте. Он смотрит с сомнением, протягивая руку. — Это ваше? В ладони у него блестит бабочка. Одно крыло у нее немного погнулось. Скар забирает украшение, вздыхает, прикрыв глаза, подумав, крепит его на одежде. А когда поднимает глаза, то миротворец всё ещё стоит напротив. Он смотрит на него, нахмурившись. Неожиданно, всего на короткое мгновение, голубые глаза скрываются за тонкой белёсой плёнкой. Она горизонтально пересекает весь глаз, открывая обратно взгляду резко сузившиеся зрачки. Скар понимает, что пилтошка только что, будто… моргнул, хотя верхнее веко осталось совершенно неподвижным. Под изучающим взглядом становится неуютно. Вдруг, на худом лице мелькает эмоция, неуловимая, непонятная. Пилтошка будто… Испугался, странно выдохнул. Как привидение увидел. Скару начинает надоедать молчанка и переглядки, он поджимает губы, с презрением выдаёт: — Ждёшь благодарностей? Их не будет. Иди, выполняй свою работу сторожевой псины. Это единственное, что у вас хорошо получается. Взгляд напротив резко холоднеет, острые мочки ушей дёргаются в раздражении. Скар не ждёт, что ему ответят, и просто уходит. Сейвика обсуждает план нападения с верхними почти весь день. И когда она возвращается, у Скара ощущение, будто она пришла не с переговоров, а с поля боя. Она устало садится в кресло и говорит, что бить морды намного легче, чем пытаться вести дипломатичный разговор с советником Талисом и шавкой Кираманн. Они договорились на том, что их часть — атака с воздуха. И только в случае, если что-то пойдёт не так. И только, когда Экко даст им отмашку, что можно. Разумеется, не так идёт абсолютно всё. Ноксианцы вызывают подкрепление, используют поглащающую магию и чертова бомба не срабатывает. Когда последний фланг постепенно отлавливают, ведут на расстрел, Скар понимает, что дело дрянь. Джинкс всегда любила эффектные проявления, этот раз ничем не отличается от всех предыдущих. Вступать в драку под музыку довольно странно, но задаёт нужный настрой. У девчонки определённо есть стиль, это Скар может понять. Когда с ноксианцами на площади они разбираются, он спускается на землю. Ховерборд издаёт протяжный скрип и отключается. Скар вздыхает, с этого момента придётся на своих двоих. Слева бликом мелькает фигура, он узнаёт в ней зеленокожего пилтошку. Тот самый, вполне себе живой и даже невредимый. Он протягивает Скару вторую винтовку, вызывая смех. Хотя похоже больше на презрительное фырчание. — Я как-нибудь справлюсь, — он кивает на копьё в своей руке, — без ваших шальных наворотов. Оставь себе. Он видит, как поджимаются губы на узком, вытянутом лице. Пилтошка отворачивается, отдавая винтовку стоящему рядом напарнику. Надевает перчатки, перезаряжает оружие привычным, отработанным движением. Голос у него, неожиданно, очень низкий. В первый раз Скар даже не обратил внимания. — На бульваре их больше, нам нужно продвигаться вниз по улицам, до пристани, там их корабли. Перекроем им кислород на подходе, нужно выиграть время для Кейтлин и Вай, пока они разбираются с Вестником. Скар оскаливается, будет ещё какая-то кость болотная указывать ему, что делать. — Наши уже этим занимаются. — Ваши, — выделяет засранец, оборачиваясь на Скара, делает пару шагов вперед. — И десяти минут не протянут, если мы не вмешаемся в ближайшее время. Вы бьёте в лоб, если дело доходит до прямой конфронтации. Это нецелесообразно без поддержки. — Поэтому решил, что у нас нет плана? И что тебе отдавать приказы? Ты вообще кто такой? — Офицер Стэб, третье гвардейское разведывательно-ударное подразделение. Хотя такому недалёкому зауниту, как ты, будет трудно понять все тонкости тактических операций. Скар усмехается, качает головой, поводя плечом. Простреливает болью, успел где-то потянуть мышцу. — Что, у мелкорослого пилтошки всё-таки есть зубки? Пытаешься меня оскорбить? — Вроде еще недавно я был, как ты там сказал, 'сторожевой псиной'? И я не пытался, а просто озвучил очевидный факт. Надеюсь, что у тебя проблемы только с проницательностью, и ты хорошо выполняешь приказы. А приказ, — басит пилтошка, задрав подбородок. — Я только что отдал. Несмотря на то, что он ниже, ему удаётся смотреть твёрдо, исподлобья, со сталью. У Верхних всегда была тяга к какому-то неоправданному желанию самоутвердиться, показать своё главенство, первенство во всём, что они делают. Профессор Хеймер называл жителей Пилтовера, вроде как, «неисправимыми идеалистами». Скар всегда переводил это, как «лицемерные твари». У него бурлит изнутри продолжить огрызаться, но он вспоминает то, чему сам же учил Экко — умению вовремя остановиться. Поэтому просто злобно отфыркивается себе под нос и проходит вперёд. Не может отказать себе в желании низко рыкнуть: — Ишак высокомерный. Взгляд пилтошки остаётся прежним — пронзающим, преследующим. Это хищный взгляд. Он равняется с ним по шагу, перехватывает винтовку. Скар видел, как каждая пуля, выпущенная из неё, достигала своего адресата. Подобную хладнокровную сосредоточенность редко увидишь, даже среди заунитов. Они проигрывают. Это ощущается в глубине сознания, где-то на подкорке, несмотря на то, что линия обороны все ещё достаточно сильна, Скара не покидает ощущение той самой безысходности. Без средства передвижения ему трудно в бою, он ощущает себя слишком тяжёлым, грузным, каждый взмах рукой даётся будто с трудом. Возсожно, он просто устал. Может быть, даже не сегодня, и не сейчас. Он устал уже очень давно. Рядом мелькает фигура ноксианца он зажимает фигурку девушки к стене. В офицерской форме. Она пытается сражаться, но слишком быстро теряет равновесие. Скар кричит, поднимает руку, чтобы метнуть копьё, слышит громкий окрик: — Сзади! Времени хватает только чтобы увидеть бегущего к нему пилтошку. Следом идёт увесистый удар по голове. Скар припадает на одно колено, старается увернуться, кольнуть остриём копья, но на кисть опускается нога. Руку выворачивает, он не слышит хруста, но боль пронзает до самого плеча. Закричать не удаётся, так как его берут в захват. Чужое копьё давит на шею, так сильно, что от напора его приподнимают. Скар видит напротив пилтошку со взведённой винтовкой. Понимает, что им самим прикрываются, как живым щитом. Его душат, он пытается вдохнуть, но без толку, правой рукой всё ещё не двинуть, он в западне. На предплечьях у ноксианца руны, поглащающие магию, ружье тут бесполезно. Скар чувствует, как плывёт перед глазами, фигура напротив постепенно размывается в пятно, глаза застилает пелена. — Слабак не выстрелит, — слышит он голос ноксианца через шум крови в ушах, она толчками пульсирует, бьёт по барабанным перепонкам. — Ни один воин не стал бы сомневаться, когда стоит спустить курок. Скар цепляется ослабевшей рукой за чужое копьё, старается вырваться, он больше ничего не видит. Умирать — просто, неизбежно, без единой мысли в голове, слишком тяжело. Он заставляет себя подумать о доме, других детях в их приюте, о близких и друзьях. Раздирающая тоска заполняет всё тело, когда он понимает, что даже не увидит, как подрастёт его малявка. Умирать с сожалениями на душе оказывается ещё тяжелее. Но в этот момент, почему-то, воздух резко заполняет лёгкие, а ещё ногу пронзает болью. Прямо над ухом раздаётся оглушающий свист. Скар падает на колени, а туша ноксианца валится позади. Картинка перед глазами проясняется тяжело, он поднимает голову. Раздирающий кашель не позволяет дышать полной грудью. Пилтошка подходит к нему, проходит мимо, вытаскивает нож у ноксианца из окровавленного бедра и добивает чётким ударом в шею, смотря прямо в глаза: — Войны любят биться лбом о стены, — он вытыкает нож, убирая его за пояс, поднимается с колена. — Тактик найдёт способ её обойти. Ноксианец больше не двигается. Скар чувствует, как больную руку приподнимают, чтобы удобно его подхватить, пилтошка уводит его за дом, в проулок. Скар оглядывается туда, где девушку зажимал ноксианец. Окровавленное тело, проткнутое копьём насквозь, смотрит на него бездушными мёртвыми глазами. — Что ты,.. — боль заставляет прерваться, его садят на землю, спина упирается в холодную стену. Пилтошка осматривает его, сведя брови к переносице. — Там же и твои тоже, надо им помочь! — У тебя вывих, нужно вправить, положи руку мне на колено. Он достаёт что-то из поясной сумки, будто жгутик, крепкий, похожий на верёвку, и плотный бинт. Им он перематывает Скару бедро, там, где сам же задел, метнув кинжал в ногу ноксианца. Малая плата за сохранённую жизнь, если спросить Скара. — Херня, там же царапина, потом с этим разберусь. — У тебя кровь не останавливается, нужно закрыть рану, или можешь подхватить заражение. Слышал про гнойный абсцесс? Скар закатывает глаза. — Нет, не слышал. — Их развитию способствуют высокий уровень контаминации и избыточная вирулентность попавшей в рану микрофлоры, наличие в ране инородных тел, некрозов, скоплений жидкости… — Всё, что я слышу в последнее время — это твой постоянный гундёж, зануда ты поверхностная. Пилтошка, — Стэб, так вроде его зовут, — усмехается, перевязывая жгут над раной, чуть выше по бедру. Все движения слаженные. — Можешь шутить? Значит точно выживешь. — Как не выжить, если у меня резко появилась полевая медсестра. Тебе только халатика не хватает. Пилтошка ощупывает его предплечье, уводит руку вверх по плечу, нащупывает больное место. Скар морщится, глубоко дышит, бегает глазами по сосредоточенному лицу напротив. Он теперь надышаться на жизнь вперёд будто не может. Зачем-то он рассматривает чужое лицо. У этого… У него что, жабры на лице? — Почему ты, — еще один глубокий вдох. — Там же была твоя, да? Зачем ты меня?.. Слова перетекают в короткий вой от неожиданной боли, когда его резко тянут за плечо. Стэб аккуратно опускает его руку, а потом смотрит в глаза, уже не с той уверенностью, что раньше. — Не знаю, понравится ли тебе мой ответ. — Что-то о доблести и бескорыстном желании помочь? Тогда сразу поцелуй меня в зад. Стэб опускает глаза чуть вниз, смотрит на воротник, на чёртову бабочку, понимает вдруг Скар. — У меня были свои причины. Эта фраза не даёт ему покоя всё время, что они возвращаются к площади. И когда конец близок, когда все кругом заполняет белый свет от вспышки у хэкс-врат, Скар был уже готов принять свой конец. Вот только он не знал, что конец — это только начало. Лишь секунды он видит перед собой бесконечное звёздное небо, поток, по которому невесомо плывёт, в сознании мелькают кадры из историй, они ему не принадлежат. Они чужие, это тысячи чужих жизней, которые стрелами впиваются, проходят сквозь него, через него. А потом всё заканчивается. Он стоит на площади, десятки опустошенных металлических оболочек падают на землю, кругом, перестают функционировать. Марионетки Вестника умирают. Смерть приводит к продолжению жизни. Вот только оказалось, что для этого потребуется не его смерть, а лишь одна конкретная. Остатки ноксианцев забирают тело своего предводителя и покидают Пилтовер. В верхнем городе слишком тихо. Люди улыбаются друг другу с осторожностью, перешёптываются, будто не верят, что они выжили. Что победили. Скар видит, как Стэб помогает Экко с рукой, как медики Пилтовера, не побоявшиеся остаться, уносят тела Поджигателей, которым требуется срочная медицинская помощь. Впервые за долгое время Заун и Пилтовер действуют вместе, не обращая внимания на предрассудки, нанесённые друг другу раны. Скар видит издалека, как кто-то из его людей кладёт руку Стэбу на плечо, говорит, что такие ребята пригодились бы в нижнем городе. Что удивительно, Стэб не стряхивает чужую руку, лишь чуть улыбается. Через несколько дней возвращаются корабли с беженцами. Мирная картина города идёт трещинами. Скар это видит. Недоверие людей, не увидевших ужасов, что здесь происходили, помнящих другие обиды, все ещё слишком свежие. Скар знает, что эти обиды будут напоминать о себе ещё долгое время. Поминальный процесс проходит на мосту. Все приходят, чтобы проститься с близкими, которых они потеряли. Не только в бойне, но и до этого. Весь этот акт сожжения сотен бумажек с именами… Сначала ему кажется абсурдным, будто люди таким образом пытаются выжечь из своей памяти кого-то родного и близкого. Но потом он понимает. Это способ отпустить, во имя того, чтобы жить дальше. И в пепле, улетающем в небо, рассечённое красными всполохами заката, есть что-то до странного… Красивое. В толпе все смешались между собой. Миротворцы возводят оружие в небо. Скар замечает среди них Стэба, когда тишину прорезает три громких залпа. Пахнет жженой бумагой, порохом и скорбью. Малявка на руках немного встрепенулась. Скар успокаивающе покачивает её, разглаживает хмурый лоб пальцем. Детские глаза закрываются в умиротворении. Когда он поднимает взгляд, чтобы найти глазами Стэба, то видит, как тот смотрит в ответ. Но почти сразу отворачивается. Скар думает секунду, прикрыв глаза. А потом вздыхает, отдаёт малышку стоящей рядом Крик и идёт. На лице пилтошки проскальзывает очевидное удивление, которое он тут же скрывает, будто опомнившись. Немного мнётся на месте, отставляет винтовку, обклокачивая её на скамью. Они стоят друг напротив друга в молчании. Скар вообще не особо умеет в благодарности, поэтому просто протягивает руку. Стэб приподнимает брови, смотрит на него, распахнув глаза. Это выражение делает его до странного беззащитным. Будто скидывает несколько лет. Сколько ему, вообще? Рукопожатие у него такое же твёрдое, как и взгляд. После он неловко убирает руки, сжимает их за спиной, осанка выпрямляется, превращаясь в военную выправку. Будто защитный жест. А потом он уводит взгляд за спину Скара, моргает пару раз в пространство, будто старается присмотреться, снова видно, как белёсая плёнка мелькает горизонтально в светлых глазах. — Как её зовут? Скар оборачивается больше по инерции, он знает, о ком спрашивают. Малявка мирно спит на руках у Крик. — Джун, — отвечает он. Вспоминает, как нашёл девочку под телом её мёртвой матери в жилом заунском квартале. Как не смог её бросить там, совсем одну, плачущую в темноте. И как долго думал над именем. Джун — в честь месяца, в который маленькая заноза появилась в его жизни. Придумать имя было самым сложным во всём, что её касается. А вот решение забрать её с собой — самым лёгким и правильным в его жизни. Стэб приподнимает уголок губ, смотря на него. Скар решается. — Когда ты сказал, что у тебя были свои причины, — начинает он, видя, как каменеет чужой взгляд. — Что ты имел ввиду? Стэб глубоко вздыхает, кивает головой. Они отходят от толпы, в которой один из Советников начинает зачитывать речь. Без пьедестала, без микрофонов и мишуры, вроде оркестра на фоне. Наравне со всеми, в толпе людей. Стэб облокачивается локтями на перила. Следующие слова он говорит одним потоком, холодно, будто отстранённо. — Почти три года назад, наш отряд был назначен на операцию в Зауне, вышли на банду, которая торговала мерцанием. Они как-то узнали, что мы устраиваем засаду. Нас было пятеро, пара ударников, и трое почти без опыта в полевой работе. Мы были не готовы столкнуться с десятком вооруженных бандитов с кислотными бомбами. Они начали прямой обстрел. Один из них кинул гранату в моего товарища. Я бросился помочь, оттолкнул его. Разумеется, я не думал о том, что делал, движение было автоматическим. После не помню ничего, кроме писка в ушах и боли. Стэб закатывает рукав и Скар видит. Обезображенный шрам, похожий на химический ожог. Он как перчатка опоясывает всю кисть, лижет вверх по зеленоватому предплечью. Стэб поправляет рукав обратно и продолжает: — В ту ночь Поджигатели спасли от смерти пятерых миротворцев, включая меня. Я очнулся позже, меня посадили на землю. Нас принесли сюда, к патрульному мосту. Не бросили гнить, не выкинули в заводь. Когда я открыл глаза, попытался хоть что-то рассмотреть, то увидел перед собой тебя. Стэб поднимает взгляд и смотрит Скару прямо в глаза. — Тогда меня спас именно ты. Скар застывает. Перед глазами снова тот день. И фигура миротворца в синей форме. Его лицо скрывает кислородная маска. Зловоние сожжённой плоти заполняет ноздри, кислота, которая обжигает зеленым цветом, разливается по обессиленному телу. По телу Стэба. Уходя на грудь, к самой шее. Скар помнит, что всего секунду, небольшое мгновение, он действительно думал выкинуть полуживое тело в заунскую заводь. Всего мгновение, он будто жалел о том, что помог кому-то выжить. Помог миротворцу выжить. К горлу подкатывает ком тошноты. — Тогда я понял, что моральные принципы и кодекс — это далеко не всё, чем должен обладать миротворец, — заканчивает Стэб и его взгляд неуловимо меняется, будто смягчаются острые линии челюсти, разглаживается тонкая линия губ. Они виделись много раз, но сейчас будто впервые видят друг друга. Ошеломлённые неожиданным моментом откровения с обоих сторон. — Так что мы квиты, — заключает Стэб, но приоткрывает губы, будто хочет сказать что-то ещё. Скар вдруг понимает, что так и не представился. — Скар. Стэб кивает, один уголок губ немного ползёт вверх. — Скар, — произносит он, имя звучит странно, экзотично в резонирующем тоне низкого голоса. — Я помог тебе не потому что был тебе должен. Хотя, отчасти, это так. Я помог тебе потому что мой долг — защищать людей, вне зависимости от того, откуда они родом. И этот урок я усвоил благодаря тебе. Скар выдыхает, бегает глазами по чужому лицу. Он отворачивается, упирается ладонями в перила. — Твой отряд, — начинает он. — Кто-нибудь выжил… После недавнего? Он скашивает взгляд в бок, видит, как Стэб дёргает за застёжку на перчатке. — Все, кроме… Девушка у пристани. Мертвый взгляд, копьё в груди. Скар жмурится, опуская голову. — Твою ж мать. — Её звали Лора. Она каждый день надирала мне задницу в наших спаррингах, — говорит Стэб, повернувшись к нему. Тень улыбки не скрывает чуть сверкающих радужек глаз. Стэб не позволяет себе большего. — Всем приходится делать тяжёлые выборы. Все, что мы можем дальше — это постараться принять их последствия. Они стоят молча какое-то время. Скар осознаёт, вдруг, что бездумно поглаживает заколку-бабочку у себя на куртке. Он снимает её, вертит в руках. А потом протягивает Стэбу. Тот хмурится, задумчиво смотря на украшение, но принимает. Оглаживает крылья со странной осторожностью. В этот раз Скар видит ломанный изгиб бровей, дрожащую нижнюю губу и рваной вздох, обрывающий эмоцию. — Наверное, настало время научиться еще одному уроку, — говорит Скар. — Он заключается в том, чтобы давать друг другу второй шанс. Стэб прячет заколку в нагрудном кармане своей синей формы, застегивает пуговицу, приглаживает сверху. Он отворачивается, чтобы уйти, и прощается. — Эй, Стэб? Поворот головы, прямая осанка. Лишь тень бури эмоций, которую Скар видел только что. — Да? Скар понимает, что сегодня ему тоже был преподнесён неплохой жизненный урок. — Уверен, Лора была отличным бойцом. И хорошим человеком. Осанка ломается, Стэб чуть горбится, будто на плечи ему накинули мешки с камнями, но кивает с благодарностью. Чтобы закончить насилие, цикл нужно прервать. И похоже, что обе стороны, наконец, делают шаг в правильном направлении.