Не оставь меня, Дибелла

      Монастырь спал. В кельях, отдавшись спасительному неведению, отдыхали после тяжелого трудового дня и плотских утех жрицы. Счастливые и сытые бандиты дремали в занятых комнатах, забыв временно о разбое и насилии. Изредка пролетала птица, хлопая крыльями; шуршали листья, покачиваемые тёплым сухим воздухом. Большинство свечей давно затухли, двери крепко закрыты. Единственными, кто не спал, были часовые, бесшумно ступающие по каменным дорожкам некогда безмятежной обители Дибеллы. Вооружённые мужчины сменяли друг друга каждые четыре часа, следя за посторонними.       Но в эту ночь не спали ещё двое, спустившись в купальни. Свечи, расположенные вдоль края мраморной купальни, отчаянно отгоняли сгущающиеся тени. Их треск мог бы стать единственным источником, если бы не шум выжимаемой губки.       Нинет сидела по локти в воде, обняв себя за колени. Волосы намокли и сползли на глаза, но она даже не пыталась их убрать. Молчала и смотрела вниз, пока заботливые руки омывали тонкое, гладкое тело. Губка прошлась от лопаток до плеч, коснулась шеи. Затем осторожно, словно ожидая согласия, опустилась ниже, омывая перед.       — Милая, можно мне посмотреть? — раздался ласковый голос Эзир.       Осторожный, внимательный и успокаивающий. Нинет развернулась, опустила плечи, подставляя маленькую грудь. Когда губка коснулась ярёмной ямки, она вздрогнула. Губы разомкнулись, тихий скулёж прошёлся негромким эхом вдоль тёплых стен. Солёная слеза потекла по щеке.       — Тише, любимая, тише. Всё хорошо. Я с тобой.       Эзир потянулась через каменный край и прижала к себе подругу. Одетая лишь в широкие свободные штаны, аргонианка ощутила грудями дрожь. Нинет не плакала, не кричала, не рассказывала о произошедшем. Только попросила её вымыть. В полутьме аргонианка увидела отпечатки грубых рук, жадных засосов и следы ненасытных зубов, уродующие гибкое тело. Нинет пережила то, чего Эзир сама боялась. Сколько их было? Четверо? Пятеро? Как часто они сменяли друг друга? Давали ли они ей отдых? Она сама не хотела знать ответы на свои вопросы.       И, самое главное, кто посмел нарушить договор?       — Теперь я с тобой, — шептала аргонианка, убирая мокрые волосы от лица подруги.       Взгляд Нинет метался от безразличного до безумного. Затем от печального к истеричному. Но затем маска уныния и подавленности занимала своё место. Если бы она только смогла расплакаться, разрыдаться и выплеснуть всё из себя прочь. Сердце Эзир сжимали стальные тиски, когда она обнимала подругу. Ох, Дибелла, неужели они её били?       — Ещё, — шептала Нинет. — Отмой меня ещё. Я грязная. Я очень грязная. Их пальцы на мне. Повсюду. Мне не нравится эта грязь. Отмой, прошу.       Эзир отмывала. Снова и снова, раз за разом. Вода остыла, силы оставляли их обеих. Босмерка просила дальше, но ящерка решила, что с них достаточно на сегодня. Вытерев подругу и завернув в полотенце, она отвела Нинет обратно к себе. Та покорно шла рядом, безразлично смотря себе под ноги.       — Всё ещё грязная. Нечистая, — шептала она, вздрагивая. Тихо и слабо, покорно и спокойно. — Я и тебя испачкаю.       — Глупости. Я грязнее тебя, дорогая, — отвечала Эзир, целуя подругу в висок. — Нам надо поспать. Не волнуйся, я буду с тобой.       Закрыв за собой двери, аргонианка подвела подругу к кровати. Трясясь от волнения, Нинет залезла на кровать животом вверх, уставилась в потолок и схватилась за простыни. Эзир заметила, как она медленно раздвигает ноги, пока по щекам стекали слёзы.       — Нет-нет, милая. Не надо так. Я здесь, чтобы ты отдыхала. Посмотри на меня.       Хризолитовая ладонь коснулась щеки эльфийки, заставив подскочить на месте. Нинет повернула голову, громко шмыгнула и резко села. Пальцы обеих рук обхватили чешуйчатую ладонь; губы бешено и хаотично целовали руку; дрожь усилилась, следом пошло рыдание.       — Прости! Прости, пожалуйста! Я убежала, потому что испугалась! Я хотела спрятаться, чтобы меня никто не нашёл! Бросила тебя, бросила всех остальных. Думала, что убегу, но они поймали меня. Держали в старой комнате, словно зверушку в клетке. Это было больно, ужасно больно! Унизительно!       Эзир села на кровать и обняла подругу. Маленький носик тут же вжался в большую, чешуйчатую грудь, оросив слезами. Аргонианка гладила тёплую спину одной рукой, каштановые волосы — другой. Ей самой хотелось плакать, но нельзя. Нужно быть сильной, показать Нинет, что теперь всё будет хорошо. Они снова вместе.       — Это я сама виновата, — всхлипнула Нинет.       — Нет, дорогая. Не ты.              — Я бросила вас. Оставила. Я трусиха.       — Это не так.       — Я заслужила это. Меня следовало наказать самым мерзким и унизительным способом.       — Богиня, нет! — разозлилась аргонианка, схватив девушку за плечи. Янтарные глаза с чёрными зрачками полыхали праведным гневом. — Никто этого не заслуживает! Ни ты, ни я! Ты просто испуганное дитя, а не предательница. Не смей так о себе говорить!       Щёки Нинет залились краской, слёзы потекли с новой силой. Плечи поднимались — рыдание словно застряло в горле. Она задыхалась и слабо крутила головой. Эзир крепче прижала к себе подругу, одаривая её лоб поцелуями.       — Но теперь всё хорошо. Завтра мы узнаем, кто это сделал. Я заставлю его заплатить, Нинет. Клянусь. У меня был уговор с Ассурмуром. Что бы ни случилось…       — Нет. Не надо, — шептала она. — Они плохие.       — Что бы ни случилось, я добьюсь справедливости, — решительно ответила аргонианка. — Таковы условия сделки.       — Не надо, Эзир. Прошу, — тихо плакала босмерка. — Не ходи к ним. Не разговаривай. Они сделают тебе больно. Они не любят, когда кусают. Они говорят лежать на спине и раздвинуть ноги шире. Так больно и грязно.       Девушки лежали вместе, прикрывшись одеялом. Нинет продолжала плакать и тараторить, вдыхая аромат свежей лаванды. Дрожащие пальцы удерживали круглые бёдра Эзир, не желая отпускать. Даже уснув, эльфийка прижималась к подруге всё крепче, боясь потеряться снова и остаться одной. Аргонианка гладила щёки спящей подруги, разрываясь между гневом и печалью. Какой толк от всех её стараний, когда самое близкое существо страдало днями напролёт? Нинет выглядела такой худенькой и истощённой, что будь на то воля Леди, Эзир бы уже накормила своим грудным молоком. Куда больше ей хотелось взглянуть на обидчиков и заставить Ассурмура наказать их.       — Обещаю, милая, — прошептала ящерка, касаясь змеиными губами переносицы. — Я это так не оставлю.

***

      Влажное касание на сосках пробудило приятные воспоминания. Нинет отличалась особым отношением к Эзир и чаще остальных имела доступ к её груди. Иногда аргонианка просыпалась от приятного массажа, порой это были щекочущие пальцы. Тогда всё было так безмятежно и приятно. Беззаботная жизнь, немного пошлая, но такая честная. Нинет снова рядом и её маленький рот изучает аргонианские выдающиеся груди. Слизывает, словно голодный котёнок.       — Если ты голодна, то так ничего не получится, — прошептала ящерка, не открывая глаз. — Но ты пробуй дальше.       Смесь блаженного забвения и воспоминаний тянулась недолго. Невыносимо жаркое дыхание и сухой язык не могли принадлежать Нинет. Не те ощущения, совсем другие. Соски аргонианки могли отличить язык босмерки от любого другого. К тому же, прикосновение было со стороны края, а не стены, где должна была лежать подруга.       Эзир медленно раскрыла глаза, постепенно осознавая, что происходит. Нинет сидела на кровати, вжавшись в стену грудью, словно испуганный зверёк. И пока та испуганно тряслась по правую руку, по левую стоял Ожог. Изуродованное лицо, напоминающее сырое мясо, вплотную приблизилось к хризолитовой груди. Сухой язык с жалким подобием слюны касался полутвёрдого тёмного соска. Глаза, маленькие и красные, не моргали, придавая уродливому лицу ещё большее сходство с черепом. Плохо перебинтованные пальцы сжимали деревянный край кровати, оставляя обугленный след.       В голове раздался крик отчаяния и отвращения, однако Эзир не могла выдавить из себя ни звука. Ротик приоткрылся, губы задрожали, маленькие клыки застучали друг о друга. Сосок предательски затвердел, несмотря на холод, покрывший всё тело. Девушка лежала в уязвимой позе, и лишь тонкое одеяло прикрывало бёдра. Она отчаянно пыталась сообразить, что ей делать. Чудовище перед ней нельзя провоцировать — любое противодействие приведёт к боли, к невыносимой духоте и уродству. В глазах бандита был вызов, ожидание и терпение. Он ждал дальнейших действий красавицы, словно уродливый кот, следящей за мышью. Язык остановился на ареоле, уродливый морщинистый лоб задвигался.       Зубки прекратили стучать друг о друга; слабый выдох заставил груди Эзир опуститься. Она медленно отвернулась от обгоревшего оскала и заставила мышцы расслабиться. По плечам продолжала пробегать дрожь, ровный животик тревожно поднимался. Аргонианка выглядела ещё более уязвимой и бессильной. Она была готова дать ему то, что он хочет, лишь бы монстр не трогал их.              Язык свалился с круглой груди. Ожог поднялся, сгорбился и пошёл к выходу в абсолютной тишине. Эзир распахнула глаза, прикрылась одеялом и посмотрела на дверь. Казалось, что поджигатель вернётся, ведя за собой пламя и разрушение. Но была лишь немилосердная и всепоглощающая тишина.       — Соски Дибеллы, я чуть с ума не сошла, — выдохнула ящерка, прикрыв щёки руками. Коленки продолжали трястись от ужаса и шока, хвост обвил ступни.       Нинет прекратила жаться к стенке и подсела к подруге, хватая её за плечо. Губы бесшумно двигались, ногти впились в чешую до боли. Она всхлипнула и обняла Эзир, громко шмыгая носом.       — Я боялась, что он убьёт тебя! Какой ужасный мужчина! Чудовище! Я проснулась, а он стоит над тобой и смотрит. Я хотела разбудить, но не смогла. Так страшно! Очень страшно!       — Всё хорошо. Тише, милая, тише, — шептала аргонианка, пытаясь унять собственную дрожь. Как она ни старалась выглядеть сильной и ни успокаивала Нинет, пережитый ужас не давал ей успокоиться. — Он ушёл, всё хорошо.       — Но потом он вернётся, — простонала эльфийка. — Они всегда возвращаются. Чудовища, насильники. Им ведь всегда мало.       Гнев обуял Эзир. Дрожь от ужаса сменил праведный гнев. Решительный взгляд впился в испуганное личико девушки. В голос чувствовалась ярость.       — Это был он, Нинет? Это он сделал тебе больно?       Она отрицательно качнула головой, а сердце аргонианки опустилось. Слава Леди, что проклятый поджигатель не принимал участие. Эзир не знала, что бы сделала в таком случае, но с целой шкурой она бы не вышла.       — Мы разберёмся и накажем виновных. Идём, милая, пора вставать.       Эзир пришлось посуетиться, чтобы достать чистую одежду для Нинет. Роба с капюшоном и открытым руками была впору маленькой жрице, потерявшей невинность и покой. Аргонианка помогала ей умыться, одеться и привести себя в порядок, ведь босмерку постоянно трясло. Сама мысль, что придётся вернуться в монастырь, в обитель собственного позора и боли, приводила её в ужас. Наверняка, бандиты знают, что Нинет больше не девственница и будут требовать её для своих утех. Эзир не имеет права им отказывать, но пусть договор летит в Обливион. «Срыватели кожи» начали первыми.       Вот только оказалось, что бандитам сегодня не до веселья и женщин. Они суетились, бегали, подгоняемые Кьяром и его приятелями. Кое-кто даже отправился на кухню, следить за поварихами и бандитами, чтобы последние не отвлекали первых. Недовольство Эзир росло вместе с любопытством: что заставило бандитов так суетиться?       — Они ведь говорили, что кого-то ждут, — обеспокоенно вздохнула ящерка, прижимая к себе Нинет.       Босмерка то жалась к ней, то пыталась вырваться и убежать. Как бы не хотелось аргонианке оставить подругу в безопасном месте, она понимала, что лучше всего Нинет будет рядом. Глаза Инбаридита всегда нацелены на её хвост, а теперь ещё и Ожог зачистил ходить за ними. Лучше всего будет держать её подле себя. Так надёжнее.       — Всё будет хорошо, — шептала она, сжимая ладонь. — Я со всем разберусь, а потом мы отправимся отдыхать.       От бандитов Эзир узнала, что Ассурмур сейчас в часовне. Туда же таскали еду и выпивку, вносили лучшую мебель, которую могли найти. Как только девушки оказались на пороге, часовые бросили недовольный взгляд и перегородили путь.       — Он сейчас занят. Приходи потом, хвостатая, — нахмурился смуглый мужчина с катарактой в левом глазу. — Придётся потерпеть без своего данмерского любовника.       — Срочные дела! Пропустите, у меня соглашение с Ассурмуром. Я должна его видеть сейчас же.       Твёрдый и непоколебимый голос аргонианки прозвучал достаточно убедительно, чтобы часовые заколебались. Эзир гордо выпятила спину и решительно посмотрела, словно не сомневаясь в дальнейшем. Но сердце её громко застучало от волнения. Что она сделает, если бандиты просто прогонят её? Они сильнее, их двое и они вооружены. А если она их только разозлит, или им захочется воспользоваться слабыми девушками?       — Ну ладно. Ты же вроде как главная среди шлюх, — решил второй караульный, норд с тёмными патлами. — Но малютку оставь тут. Мы, если что, приглядим за ней.       Едва коварная улыбка заиграла на жутком лице, Нинет пискнула и вжалась в плечо Эзир, дрожа от страха. Лицо уткнулось в мягкую чешую, коленки застучали друг о друга. Часовые недоверчиво переглянулись.       — Она идёт со мной и точка. В сторону!       Гордо вскинув голову, она прошла вперёд, грозно и вызывающе покачивая бёдрами. Ладонь коснулась двери и толкнула в сторону. Никто не пытался её остановить или воспрепятствовать, а Нинет послушно шагала рядом.       Внутреннее убранство часовни не сильно изменилось, если не считать деревянного столика и двух стульев. Но воздух здесь ощущался иначе, и зажжённые благовония не смогли заглушить затхлость осквернения. Кровь аббатисы, попавшей на белую статую, стала чернее, покрыв большую часть изваяния. У Эзир защемило сердце, когда она увидела свой дом без любви и нежности. Кровавый, жестокий мир мужчин добрался и до сюда, оставив порочный и глубокий след.       Сам осквернитель тоже был здесь. Ассурмур двигал столики, нюхал вино и проверял закуски. Мужественное лицо выглядело раздражённым, глаза тревожно метались. Даже приметив девушек, он не поздоровался и никак не отреагировал на их появление. В руках он держал дневник, быстро перечитывал, затем тянулся к столу за пером и чернилами. Эзир заметила необычную обложку журнала. Жёсткую и морщинистую, тёмного цвета.       — Ассурмур, нужно поговорить, — сказала аргонианка, подходя ближе.       — Занят, — ответил он, не отрываясь. — Поговорим потом.       — Сейчас! — возмущённо заявила аргонианка, подходя к данмеру вплотную. — У нас был уговор!       — Да не знаю я, какую ему подать девчонку. Может быть, ему вообще мужики нравятся. Или никто. Рога дреморы, я же говорил Норсену, что разберусь с этим сам. Если думаешь, что знаешь лучше, то давай какую хочешь.       Удивлённо проморгав, аргонианка растерялась. Лидер не только игнорировал серьёзный разговор, но и уводил его в сторону. Неужели одна из девочек должна послужить украшением для неизвестного гостя? Это неведение ещё больше разозлило девушку.       — Я ничего о таком не слышала, и вообще, я пришла не за этим. Кто-то из твоих людей нарушил условия договора, — она указала на Нинет. — Мою подругу держали несколько дней и насиловали. Мы так не договаривались!       Бросив удивлённый взгляд на босмерку, лидер приподнял правую бровь. Затем нахмурился и отвернулся.       — Мне сейчас не до этого, женщина. Займи себя чем-то стоящим и выбери мне самую дорогую и воспитанную шлюху, если хочешь помочь. У меня гость прибывает с минуты на минуту.              Ярость закипела в крови девушки; состриженные когти зачесались. Она отпустила Нинет, обошла Ассурмура со спины и встала перед ним, угрожающе качнув грудью.       — Прекрати вести себя так, будто меня тут нет! Твои люди без твоего спроса изнасиловали девушку, и ты собираешься это проигнорировать? Ты же лидер бандитов, ты должен…       Цепкие пепельные пальцы схватили змеиную мордашку, грубо сжав щёки. Аргонианка болезненно хмыкнула и схватила бандита за руку. Глаза, полные ужаса и ярости, заблестели в свете канделябров. Нинет издала отчаянный вскрик и спряталась за стул. Ассурмур подвёл ящерку к стене и прижал к холодному камню. В холодном голосе блестела сталь ярости и власти.       — Слушай меня сюда, маленькая дрянь. Если я говорю, что я занят, значит ты будешь сидеть на заднице ровно и ждать меня, как послушная никс-гончая. Мне всё равно, кто трахнул твою подругу и где. Мои дела куда важнее целостности дырок твоих потаскух!       Эзир издала гневное шипение, схватила его за руку и попыталась убрать со своей мордочки. Она временно забыла про страх и ответственность, испытывая не меньшую ненависть к своему насильнику. Если бы не испуганная Нинет, обязательно бы полоснула наглое, красивое лицо.       — Ты не следуешь своему слову, — сдавленным и пыхтящим голосом прошипела аргонианка. — Чем вы лучше эшлендерок, мучивших вас с Инбаридитом?       Удивлённый и растерянный Ассурмур убрал руку, наконец-то отпустив бедняжку. Эзир потрогала чешуйки на щеках, злобно сверля данмера взглядом.       — Я думала, что хотя бы в тебе есть честь. Считала, что ты лучше остальных. Они же слушаются тебя и боятся. Ты ведь не позволишь им творить за твоей спиной всё, что они захотят?       Бандит закусил нижнюю губу и гневно посмотрел на Эзир. Она увидела сомнения и колебание в красных глазах, испуг и гнев. Ей удалось затронуть его самолюбие и отыскать в нём что-то достойное. По крайней мере, ей так показалось.       — Это мелочь по сравнению с тем, что я делаю сейчас. Ты не представляешь, насколько это важно.       Его голос внезапно задрожал; глаза испуганно забегали по комнате. Данмер пригнулся и мучительно вздохнул, смотря на девушку исподлобья.       — Убери отсюда свои чешуйчатые сиськи. В последний раз говорю — не мешай мне!       Напряжение между ними становилось слишком явным, практически осязаемым. Грудастая жрица и опасный бандит испепеляли друг друга взглядами, медленно задыхаясь от гнева. Нинет, видя противостояние личностей, испуганно спряталась за статую и тихонько сопела.       — Нет, — ответила Эзир, покачав головой. — Я не собираюсь быть трусихой и оставить всё, как есть. Я хочу, чтобы преступники понесли наказание и предстали перед законом, хоть божественным, хоть бандитским. Если ты не можешь этого сделать, то лидер из тебя…       Ассурмур схватил девушку за плечи и уронил на стол. Бутылка вина задребезжала, кубки упали, тарелка с сыром опрокинулась. Нинет истерично вскрикнула и упала на колени, хватаясь за волосы.       — Нет-нет! Не надо, пожалуйста! Нет! Помогите! — закричала девушка.       Упав на стол, Эзир не растеряла ни гнева, ни яростного взгляда. Ассурмур сопел и смотрел ей в глаза. Пальцы схватили за край ткани и потянули вверх, обнажая наливную зелёную грудь. Аргонианка не издала ни звука, продолжив испепелять глазами.       — Ты боишься, — прошипела она, ощущая странное возбуждение. — Ты не только слабак, но ещё и трус.       — Нет! — взвизгнула Нинет и бросилась к ногам Ассурмура. — Пожалуйста, не делай ей больно! Пожалуйста-пожалуйста! Не надо! Хватит! Я всё сделаю, я раздвину ноги и не буду кусаться! Пожалуйста, не трогай мою Эзир!       Громкий рёв изменил атмосферу. Эзир в ужасе открыла рот, боясь, что гнев бандита перейдёт на бедняжку-босмерку. Он ведь запросто сломает её, окончательно вгонит в отчаяние и безумие. Ассурмур удивлённо посмотрел на Нинет, отстранился от аргонианки и выпрямился. Ладонь опустилась на каштановую головку и осторожно погладил по волосам.       — Не обижай её, — вздрагивала эльфийка. — Прошу, не делай ей больно. Она хорошая! Она очень хорошая и добрая! Не надо!       Стук сердца практически оглушал ящерку; смотреть на Нинет и Ассурмура было физически больно. Ей хотелось броситься на них, прижать к себе девушку и закрыть от жестоких кулаков. Куда больше пугала реакция самого данмера. Успокаивающие поглаживания по голове — последнее, чего она ожидала.       — Не бойся. Не обижу.       Пальцы тёмно-синего цвета с татуировками нежно касались гладкого лба. Ни следа похоти, ни капли жестокости. Он гладил её осторожно, перебирая мягкие, мытые волосы. Заботливый, нежный, понимающий, словно старший брат.       — Прямо как Инбаридит несколько лет назад, — вздохнул Ассурмур. — До того, как ведьмы превратили его в маленькое, жестокое чудовище. Он смотрел на них так же, как на меня смотришь ты.       Присев на колено, он посмотрел в испуганные глаза девушки и положил руки на щёки. Они коснулись лбами друг друга, не моргали, словно общались мыслями. Обнажённая грудь Эзир вздымалась всё сильнее; истеричный стон едва не вырвался наружу.       — Не мучай её, — тихим надрывным голосом попросила она. — Можешь уродовать меня. Только не её.       — И не собираюсь. С женщинами надо погрубее, с животной страстью, но не жестокостью. Встань, дитя. Поднимайся.       Данмер коснулся локтей Нинет и помог подняться. После развернул её к Эзир и мягко отпустил. Босмерка рванула к ящерке, обхватила руками и прижалась щекой к обнажённой левой груди, будто бы закрывая от Ассурмура. Ответом была болезненная усмешка бандита.       — Ты ведь любишь брата, так? — спросила аргонианка, прижимая к себе подругу. — Тебе было больно смотреть, как его мучают и заставляют плакать? Наверное, ненавидел мучителей.       — Я хотел убить их всех. Вырезать их сердца. Но куда больше меня раздражали остальные женщины в племени. Меня выбешивала их безучастность к происходящему. Равнодушие было хуже яда змей, за которыми они охотились.       Лицо данмера исказил гнев и отвращение, затем печаль и боль. Он слишком поздно осознал к какому выводу его подводит Эзир. И хуже всего, что она была права.       — И ты хочешь сказать, что я веду себя так же, да? Оказываю безучастность, подобно своим соплеменницам?       Тяжесть в сердце стала опускаться. Луч надежды задребезжал тусклым мерцанием в липком царстве отчаяния.       — Ты ведь их лидер. Ты знаешь, что такое несправедливость. Инбаридит знает и Норсен. Уверена, что Кьяр и Габрук, да и все в вашей банде тут не просто так. Но ведь не мы сделали вам больно. Мы такие же жертвы, как и вы.       Болезненно усмехнувшись, Ассурмур присел на кресло, скрестил пальцы и посмотрел на девушек. Костяшки коснулись подбородка, кровавые глаза с любопытством смотрели на полуголую ящерку и эльфийку.       — Не веди себя так, будто понимаешь меня. Я тебе не несчастный мальчик, плохиш, которого можно исправить силой любви. Вас этому бреду учила ваша аббатиса?       Эзир нахмурилась, когда бандит достал свой дневник и бросил к краю стола. К золотистому горлу поступил комок, лопатки задрожали. Теперь она понимала, что смотрит на обложку из человеческой кожи.       — А ты думала почему мы так называем себя? Предыдущий лидер был ещё тем садистом. Настоящим художником плоти и скульптором страданий. Все в банде боялись и ненавидели его. Прибыль для него была делом вторичным, а вот мучить и увечить ему нравилось куда больше.       Нинет засопела и прижалась плотнее, пряча личико в чешуйчатой груди. Эзир не смогла заставить себя коснуться уродливого журнала. Ей, как жрице любви и красоты, такие изделия были противны до глубины души. Ассурмур потянулся к книжке, забирая назад.       — Я убил его ночью, устав от бесчинства и жестокости. Мне известно, что чем больше внимание вызывает банда, тем сильнее её ищут. Жестокость всегда должна быть в меру. Но как это объяснить людям, привыкшим выпускать кишки у женщин и детей?       Крепкие плечи опустились, губы задрожали, пальцы болезненно впились друг в друга. Ему было нелегко вспоминать о тех пережитых ужасах.       — Он как белый лист, пропитанный грязной кровью. Мой брат был взращён равнодушием и болью. Не знает ничего другого, думает, что так — правильно. Монстр, и всё ещё мой брат. Все они, Эзир, монстры. Думаешь, что я этого не знаю?       — Ты ведёшь их за собой. Они слушаются тебя, — тихо ответила ящерка, подходя ближе. — Я уверена, что им можно помочь. Хотя бы Инбаридиту. В нём есть доброе и нежность. Я видела.       Ассурмур отпустил голову и вздохнул.       — Ты стала его первой женщиной. Может быть, у тебя бы получилось, ублажай ты его дальше и подальше от всего этого. Но есть другие, кто не приемлет такого отношения. И либо они видят во мне сильного и жестоко лидера, боятся и уважают, либо убьют сначала меня, а потом вас всех. Ты себе не представляешь, как тяжело соблюдать этот гнусный, кровавый баланс.       В голосе прозвучало отчаяние. Эзир была готова прикоснуться к данмеру и прижать к себе. Забыть, что он подлый бандит и насильник, отыскать его нежность и наполнить ею чресла.       — Но я пытаюсь! — выпалил он, ударив по столу. — Честно, пытаюсь! У меня в кои-то веки выпал шанс и я не могу сейчас искать виноватых, чтобы…       Двери собора открылись, прервав беседу. Эзир испуганно обернулась, Ассурмур поднялся. Норсен, Кьяр, Габрук и Ожог уверенно шагали к столику, с интересом поглядывая на троицу.       — Наш гость уже прибыл, Ассурмур, — сказал Норсен, довольно улыбаясь. Брезгливо смерив взглядом Эзир и Нинет, мужчина криво усмехнулся. — Милый, ты не мог подождать окончания встречи? Понимаю, у тебя большое либидо, но может ты…       Тихое завывание Нинет заставило его замолчать. Девушка указывала пальцем на статного красавца в женском платье и задыхалась. Кьяр и Габрук переглянулись, Ожог оставался безучастным, словно обгоревший труп.       — Ч-чего тебе? — отшатнулся бретонец, разглядывая подол платья. — Что такое? У меня помада лежит криво?       — Он! Это был он! — разрыдалась Нинет, не опуская руку. — Он сделал мне больно! Очень-очень больно!       Ассурмур вскинул голову, яростно впившись взглядом в Норсена. Эзир зашипела и сжала кулаки, сдерживаясь, чтобы не кинуться на насильника. И тогда бы никакая косметика не скрыла уродливые шрамы.       — Подлый ублюдок! Как ты мог?! — аргонианка шагнула к Норсену, качнув обнажёнными грудями. Тот выставил перед собой руку, словно защищаясь от удара. — Ассурмур ведь дал обещание, а ты, его преданный человек, нарушил! Так ты чтишь своего лидера?       — Норсен и девушка? — Габрук почесал щёку. — Что… взаправду?       — Это же невозможно! Он по парням! — хлопнул себя по лбу Кьяр. — Вы нас что, разыграть решили?       — Это правда? Ты это сделал, Норсен? Ты изнасиловал девственницу, зная, что я дал обещание? — спросил Ассурмур ледяным голосом.       Правильное и мужественное лицо исказила гримаса ярости и ужаса. Губы растянулись в нервной улыбке, раздался истеричный смешок.       — Ну, хех, со спины она была почти как мальчик, — кокетливо паническим голосом выдавил бретонец. — Она пряталась под столом, а я с ребятами занимался делом. Всё произошло как-то внезапно и…       — Я не давал разрешения, — Ассурмур поднялся с кресла и подошёл к мужчине, чуть задрав голову вверх. Норсен был почти на голову выше лидера, шире в плечах, но при этом трясся от ужаса. — И я крайне расстроен, что мой самый преданный человек действовал за моей спиной.       — Нет-нет-нет, Ассурмур! Я ничего такого не замышлял! Клянусь тебе своей жизнью! Я бы никогда не стал плести интриги против тебя! — расстроенным и напуганным голосом залепетал Норсен. Колени ударились о пол, руки взметнулись вверх, словно в молитвенной позе. — Я твой самый преданный из твоих людей! У меня не было и не будет в мыслях навредить тебе, мой лидер! Я так виноват! Ужасно виноват перед тобой!       Отвращение и неприязнь потекли по плечам Эзир липкой слизью. Самобичевание и драматическое унижение мужчины в платье не приносило никакого удовольствия. Брезгливость, недоверие и чувство опасности. Нинет тряслась под боком, однако без рыданий — Жан-Люка тут хватало с лихвой. Сам Ассурмур смотрел на него растерянным и неуверенным взглядом. Мужчина в женском платье тёрся о его колени, обнимал и хныкал.       — Ты можешь наказать меня, хозяин! Сделать со мной что угодно, унизить или избить перед всеми. Но сейчас мы не можем заниматься этими мелочами, — причитал бретон, шмыгая носом. — Вспомни, как долго мы к этому готовились, через что мы прошли! Час нашего триумфа так близок, и мы не можем всё испортить из-за какой-то глупости.       Красивое лицо исказило гневом и яростью. Он указал пальцем на девушек и закричал:       — Эти шлюхи не должны ничего испортить!       Эзир в замешательстве посмотрела на бандита и прижала к себе подругу. Глаза Норсена сверкнули зловещими звёздами, голос стал тихим, почти ласковым.       — Это правда! Коварная змея выбрала самый ответственный момент, чтобы сбить тебя с пути. Что важнее, мой дорогой Ассурмур: встретить важного гостя и навсегда покончить с этой проклятой жизнью или разбираться, кто трахнул жрицу богини проституток?       — Ассурмур, я не пыталась! — аргонианка возмущённо задышала. — Он пытается сбить тебя с мыслей. Я бы никогда…       — Видишь, как она оправдывается перед тобой? Дразнит своей большой грудью, чтобы развалить твой блестящий план, — продолжал шептать бретонец. — Но ты ведь не поддашься на её провокации, да? Ты не подведёшь своих людей?       Данмер нахмурился и посмотрел на Эзир. Взгляд менялся от яростного к печальному. Пальцы сжались в кулаки, губы слабо двигались.       — Он прав, Ассурмур, — сказал Габрук, почесав щетинистую щёку. — Нам сейчас совсем не до этого.       — И я соглашусь, — вздохнул Кьяр, глядя на девушек с ощутимой болью. — Может быть перенести всё на потом? То есть, обсудим, когда всё закончится и…       — Глупцы! — рыкнул Норсен, указывая на жриц. — Вы что, не понимаете зачем они здесь? С самого начала эта коварная змея плела против нас заговор! Договор, чтобы никто не насиловал девственниц? Ха! И это в монастыре Дибеллы? Что нам мешает заставить их и трахаться, и готовить? Она попросту пытается ослабить бдительность.       — Ложь. Он всё лжёт! — затряслась ящерка, ощущая растущий ужас. Надежда угасла быстро, сея скользкое чувство страха в животе. — Я поступила так, чтобы спасти девушек от отчаянных поступков, а вас не оставить голодными!       — Тогда зачем ты пришла именно сейчас? Не лги нам, блудница хвостатая! Хотела нам всё испортить? Ничего у тебя не вышло! — возликовал бандит.       — Ложь! Я здесь только ради Нинет! Ассурмур, ты же…       — Она тянет время, чтобы всё испортить! — зашипел Жан-Люк, кладя руки на плечи Ассурмура. Накрашенные губы шептали у самого уха данмера. — Красивенькой глупышке нужно лишь сиять, а не болтать. Дай мне увести её и думай только о деле. Я же позабочусь о нашей маленькой нарушительнице.       Чёрные зрачки сузились в тонкие линии, дрожащие от предстоящего ужаса. Улыбка переодетого бандита предвещала худший исход, если Ассурмур согласится. Красные глаза посмотрели на Эзир сначала с печалью, а потом с решимостью. Красивое лицо стало пепельной маской, за которой прятался настоящий Ишилабби-старший: напуганный, сомневающийся и притворяющийся.       — Уведи её.       Слова прозвучали приговором. Зелёные глаза Норсена загорелись зловещим пламенем. Аргонианка даже не успела осознать, когда её схватили за руку и оттолкнули Нинет прочь от мягкой груди. Пальцы больно сдавили чешуйки и потянули девушку прочь.       — Пошли!       — Нет! — вскрикнула Эзир, сопротивляясь изо всех сил. Сандалии скользили по гладкому полу, хвост яростно дёргался, грудь болталась. — Отпусти меня, мне больно! Ассурмур, скажи ему прекратить!       — Двигай задницей, ящерица, — бретонец тащил девушку без особых усилий, приближаясь к двери. — Мужчинам надо заниматься важными делами.       — Эзир! Вернись, Эзир! Отдай её! — взревела Нинет и кинулась к подруге. Маленькие ручки схватили за кисть и потянули аргонианку. — Не забирай её! Не забирай, пожалуйста!       Эзир прижала босмерку к себе и снова попыталась вырваться из грубой хватки. Норсен поджал губы и оттолкнул эльфийку грубым толчком. Бедняжка ударилась бедром о стол и сжалась на полу. Схватив аргонианку за плечи и поставив перед собой, бандит принялся выталкивать её из часовни.       — Не стойте, как истуканы, — фыркнул он Кьяру и Габруку. — Уберите отсюда мелкую и заприте её, чтобы не орала. А с тобой, дорогая, мы ещё не закончили.       — Не трогайте её! — закричала Эзир, извиваясь в крепких руках. Ноги упирались в пол, но всё усилия были тщетными. Чем сильнее она вырывалась, тем больнее Норсен сжимал её. — Ассурмур, не позволяй делать ей больно! Прошу тебя! Не делайте ей больно!       Она слышала крики Нинет. Громкие вопли и рыдание прошлись острым ножом по сердцу. Её собственный крик вырвался, как только закрылись двери — проклятый трансвестит давил пальцами до боли.       — Отпусти меня! Проклятый извращенец, мне больно! — зашипела аргонианка, упираясь ногами всё меньше. — Если её хотя бы пальцем тронут…       Грубый толчок уронил её на пыльную землю. Она больно ударилась локтем, пискнула и попыталась встать. Грубая хватка подхватила её за подмышку и потащила через весь монастырь.       — Похотливая девка, тебе стоит больше беспокоиться за себя, — хихикающим голосом произнёс Норсен, ведя её в ризницу. — Наконец-то ты дала мне повод угомонить тебя, словно скотину.       Эзир испуганно посмотрела на ухмыляющееся лицо бретонца. Ещё никогда она не видела такую зловещую и довольную ухмылку, источающую чистое зло. Когда её втолкнули в ризницу, ноги затряслись от ужаса.       — Верни меня назад. Я нужна ей! — дрожащим полушёпотом прохрипела аргонианка.       — О, обязательно! Знаешь, я всё думал: кого же мне отправить обслуживать гостей? — хохотнул он, подталкивая её к крюку с наручами. — Сначала подумал, что наивная дурочка Ивонна подойдёт, но она такая неуклюжая. Аббатиса самая опытная, но красавчик Инбаридит отделал её как следует. Уллен слишком грубая, а остальные выглядят так, будто их били, а не трахали.       Кандалы щёлкнули на тонких кистях, не позволяя Эзир освободиться, когда ступни едва доставали до земли. Аргонианка пыталась устоять на месте, чтобы хоть как-то ослабить боль, и в ужасе смотрела на Норсена. Беззащитная, полуголая, абсолютно уязвимая, наедине с жестоким садистом и женоненавистником. А где-то там её Нинет плачет в руках этих животных. И всё из-за трусости и нерешительности Ассурмура.       — И тут меня осенило! Да грудастая ящерица идеальный кандидат на такую роль! — посмеялся бандит, подходя к столику с острыми, сверкающими инструментами. — Воспитана, умна, коварна, красива. Такие штучки, как ты прекрасно подходят для того, чтобы трясти своими прелестями и подавать вино гостям. Правда воспитание у тебя совсем не как у леди, но не беда.       Он обернулся, держа в руках длинную, тонкую иглу, сиявшую холодным, жестоким светом. Один только вид на острие вызвал холод в животе у девушки. Цепи слабо загремели.       — Нет, — она покачала головой.       — И мы это исправим. У меня есть волшебная палочка.       — Нет! — со слезами закричала Эзир. — Пожалуйста, не делай этого!       — Воспитанные девочки не мешают мальчикам заниматься важными делами, — хмыкнул Норсен, подходя к трясущей от страха девушке. — Ты вела себя очень и очень плохо, маленькая дрянь. Тебе повезло, что я добрый и умный мужчина. Я знаю, как одновременно и наказать тебя, и приукрасить.       Наконечник, тонкий и обжигающий, словно сосулька, коснулся мягкого соска. Осторожно надавил, заставив ящерку часто дышать и дрожать. Сердце грозилось выскочить из груди, ноги поджались друг к другу.       — Не надо. Умоляю, — пискнула Эзир. — Не делай мне больно. Только не так. Только не так!       — Ох, да брось, — бретонец прекратил тыкать иглой и подошёл к столику с мазями. — Ты постоянно трясёшь и тычешь ими. Теперь вот уже ходишь полуголой. Мальчикам нравится, я знаю. Особенно моему дорогому Ассурмуру. Он же тебе нравится, так? И мне нравится. Давай же сделаем ему приятный сюрприз и украсим твои развратные, пухлые соски.       Сандалии затопали по полу; кисти нервно задёргались в кандалах; прерывистое дыхание вырывалось из змеиной мордочки. Эзир пыталась освободиться, подтянуться и сброситься с крюка, убежать прочь, забиться, исчезнуть. Лишь бы этого не произошло. Только бы избежать этой страшной и унизительной боли. Только она может управлять своим телом. Лишь она одна должна решать, что ей делать.       — Нет, — плачущим голосом простонала она, покачав головой. — Прошу!       — Будешь самой красивой в своём гадюшнике, — спокойно рассуждал Норсен, поднося маленькую чашу с густой зеленоватой мазью к грудям. Большой, указательный и средний пальцы коснулись густой жидкости. Щекочуще-сладкий аромат ударил по ноздрям аргонианке. — Украсим твои вульгарные грудища цепями и кольцами.       — Пожалуйста! — взревела Эзир, глядя на пальцы. Те нагло гуляли по её ареолам, размазывая мазь по соску. Тот предательски затвердевал. — Пожалуйста, пожалуйста! Не делай мне больно! Я больше не буду так делать! Клянусь тебе, я больше не помешаю! Я не знала, что это был ты!       Улыбка Норсена стала темной. Зловещая ухмылка заставила бедняжку пустить слёзы. Его прикосновения к соскам были практически нежными, вызывая ещё больше отвращения и ужаса.       — Там был не только я. Должен сказать, что я почти что-то почувствовал, — гнусно хихикнул он. — Но всё же пронзать девушек сталью, а не плотью, куда приятнее. Хочу проверить это снова.              Дверь открылась, заставив Норсена в ужасе обернуться. Эзир дёрнулась и попыталась взглянуть через плечо. Неужели Ассурмур одумался? Или Инбаридит пришёл к ней? Неужели её ждёт прекрасное спасение? Пусть временное, пусть придётся ублажать хоть трёх, хоть пятёрых. Что угодно, лишь бы не эти пытки.       — Ох, это ты, — вздохнул бретонец. — Как всегда, умеешь нанести жути. Ну проходи, проходи. Знаю, ты любишь на такое смотреть!       Тихий топот рос позади широкой спины мучителя. Горькие слёзы полились по мордочке ящерки, когда она увидела не запутавшегося Ассурмура и не отчаянного Инбаридита. Изуродованное огнём лицо безразлично смотрело на неё.       — Дибелла, помоги мне, — отчаянно прошептала аргонианка, отворачиваясь. — За что… За что со мной так?       — Где твои манеры? — нарочито по-снобски возмутился Норсен и потянул несмазанный сосок Эзир. — Перед тобой сын герцога Стормхэйвенского, солдат и герой. Славный защитник Хай Рока и самый обворожительный из бастардов. Ну или был им.       Жан-Люк нарочито поклонился перед Ожогом и провёл рукой вдоль тонкого животика, задевая край юбки. Боль в соске и частично обнажённый лобок выставлял страдающую аргонианку в красивом и трагичном свете. Обгоревший бандит медленно поднимал и опускал голову, изучая полуголую и беспомощную девушку.       — Когда-то его звали Хартардт Мабарель. Ну знаешь, как в той детской песенке: «В морндас родился» и всё такое, — объяснял бандит, покручивая сосок пальцами. — Ох, твоё тело готово, верно?       — Нет, — пискнула Эзир и покачала головой.       — Готова заблестеть новыми красками?       — Нет-нет!       — Хочешь почувствовать на себе тончайшее острие моего прокалывателя из лунной руды?       — Пожалуйста, не делай этого! — закричала аргонианка, дёргаясь. — Помогите мне! Я не хочу! Не делай мне больно!       Пальцы подхватили левую грудь, оскал стал шире. Тончайшее лезвие коснулось тёмного, чувствительного и нежного бугорка. Эзир вскрикнула и уставилась перед собой.       — Не переживай. Ты почувствуешь каждое движение. Оно зачарованно по-особому, — промурчал Жан-Люк Норсен и направил лезвие внутрь.       Безмолвный рёв вырвался из Эзир — лезвие проткнуло сосок и медленно двигалось внутри. Она жадно ловила воздух, роняя слёзы. Грудь пылала огнём, ощущая растущую боль. Тонкая игла вышла наружу, завершая ужасно болезненную процедуру. Вот только Норсен не спешил вытаскивать, любуясь слёзами и страданиями девушки.       Она закричала и затрясла плечами. Рыдала и вопила, дёргала хвостом и скулила. Игла выходила медленно и не спеша, обжигая сосок самым холодным и жестоким пламенем.       — Не надо, прошу! Как больно! — кричала Эзир, глядя на маленькие струйки крови, стекающие по хризолитовой чешуе. — Как же больно!       — Половину ты уже преодолела, девочка, — улыбнулся бретонец, неспешно пронзая второй сосок. — Не переживай, в этот раз я буду ещё медленнее.       В этот раз крик был громче и протяжнее. Цепь гремела, ноги болтались в воздухе и стучали по полу. Игла останавливалась на середине, шла назад, затем снова вперёд. Норсен улыбался, как дитя. Игла очень медленно выходила из соска.       Ожог улыбался обгоревшими губами, наблюдая за пытками красавицы. Пальцы подёргивались в воздухе, пуская маленькие искры. Уродливое лицо мучительно выдавило из себя ухмылку.       — Хартадрт Мабарель. В сандас зачали, в морндас рожали, в тирдас крепчал, в миддас сбежал, в турдас занемог, в фредас слёг, в лордас закопали. Будто жизнь за неделю рассказали.       Капли крови падали на пол, болезненный крик стихал. Норсен вытащил иглу и слизал кровь, довольно прищурившись. Сладостно выдохнув, он взял со стола два маленьких кольца для пирсинга, соединённых между собой тонкой золотой цепью. Эзир тихо плакала, устав от боли и унижения. Казалось, что силы оставили её, пока украшения не появились перед глазами.       — С-стой! Не над…       Щелчок принёс с собой острую боль, превратив каждый нерв в натянутую струну. Второй щелчок завершил симфонию агонии, вытащив из аргонианки болезненный вопль. Она обмякла, не в силах больше кричать и вырываться. Соски пульсировали от боли, маленькие алые капли падали на пол. Огонь свечей отражался на золотой цепи.       — Ну вот! Так ты стала выглядеть даже лучше! — похлопал в ладоши Норсен, доставая ключ. — И манерам научишься и красотой блеснёшь. Золото подходит девушкам, должен я заметить.       Механизм щёлкнул: Эзир упала на пол, сворачиваясь комочком. Руки медленно тянулись к груди, пытаясь унять болезненный жар. Коготки нащупали кольца, пальцы дёрнулись. Больно. Очень больно. Пока девушка плакала и щупала свои ужасные украшения, бретонец присел рядом и зашептал.       — А если ты ещё раз попробуешь нам помешать, я поставлю тебе ещё одно колечко на твой бугорок между ног. О, и не думай снимать ничего. Или я тебе дырки зашью, — дружелюбным тоном сообщил тот. — Так, дружеское напоминание. А теперь поднимайся. Ты мне пол мараешь.       Измученная, уставшая и дрожащая Эзир зажмурилась и кивнула Норсену. Она готова была согласиться со всем, что он скажет, лишь бы эта пытка прекратилась. Пульсация в сосках была единственной мыслью Эзир. Ей казалось, что игла всё ещё внутри, посылает волны боли, хватается за нервы и тянет, словно за нити. Дрожащей рукой девушка опёрлась о пол и заставила себя подняться. Всхлипывая и шмыгая носом, аргонианка взглянула на свои большие груди и заскулила. Золотая цепь вяло двигалась под дрожью девушки.       — Вот и молодец. Давай-ка, двигай-двигай. У тебя ещё масса дел.       Прерывистое дыхание сопровождало её по всему длинному коридору из ризницы. Боль постепенно утихала, а вот мир перед глазами словно плыл и кружился. Она слышала, как Норсен идёт за её спиной и что-то весело напевает под нос. Свет больше не проходил сквозь яркие, разноцветные витражи, погружая залы в жуткую полутьму. Эзир шла пригнувшись, прикрыв груди руками; боялась, что свидетельство её позора и слабости могут увидеть сёстры.       — Ну чего это ты? — Жан-Люк подхватил чешуйчатое плечико и потянул за собой бедняжку. — Не прячь свои украшения. Ты же женщина — хвастайся. Например, своим подругам!       Взгляд множества глаз заставил Эзир вскрикнуть. Они смотрели на неё, стоя под начинающимся дождём. Уставшие, напуганные и шокированные. Теннереса прикрыла губы руками, Зуку опустила уши. Ивонна склонила голову, шепча слова молитвы, Уллен нахмурилась. Множество женщин запечатлели её позор: сломленная, плачущая и разбитая. Та, которая заняла пост аббатисы, та, что повела их за собой. Полуголая, беспомощная и плачущая в жестоких руках бандита в юбке.       — Пусть это будет уроком для вас всех! — крикнул Норсен толпе.       Ладонь схватила золотую цепь и потянула к себе большие груди Эзир. Девушка отчаянно вскрикнула, вцепившись когтями в кожу мучителя. Удивлённые и испуганные вздохи пронеслись вокруг; заморосил дождь. Бретонец держал жрицу, словно трофей, — живой, чувствующий боль и унижение, мечтающий провалиться под землю.              — Пожалуйста, не так грубо! Умоляю! — хныкала ящерка, пытаясь прикрыть наготу.       — Если я увижу, что кто-нибудь из вас, религиозных потаскух, замыслил побег, будет дерзить «Срывателям плоти» или просто косо посмотрит, то вас ждёт это!       Бретонец поводил рукой в стороны, заставляя Эзир нехотя двигаться вслед за рукой. Рыдания срывались со змеиных уст, приглушая шум падающих капель. Жрицы и послушницы в замешательстве и с болью смотрели на молодую аббатису, впитывая её страдания и страх. Ивонна отвернулась, Уллен закусила губу. Норсен отпустил цепь и несильно толкнул аргонианку в плечо.       Рыдания не прекращались; янтарные глаза метались, видя на себе эмоции отвращения и боли, досады и отчаяния. Они расступались перед ней, не стесняясь ужаса, царящего внутри. Эзир не знала, как сможет их вести дальше, как вызвать их доверие? Кому нужна слабая и помеченная жрица? Всего лишь жалкая, бандитская подстилка, решившая, что сможет прыгнуть выше головы.       Клуатр остался позади, дождь усиливался, стекая по хризолитовым плечам. Дверь монастыря выросла перед ящеркой, заставив испытать ещё больший стыд. Ей придётся войти в святая из святых, будучи такой грязной. Место, где она училась, впитывала мудрость о любви и принятии, будет осквернено не только присутствием чужаков и мужчин. Её присутствие — богохульство.       — А теперь иди и обслужи нашего гостя. Покажи всем, какой милой и покладистой ты стала.       Шлёпок по заду заставил Эзир подскочить и взвыть от неожиданности. Будь она хоть чуть сильнее, то ответила бы дерзко и нагло. Сейчас пришлось подчиниться: войти внутрь, низко склонив голову, и подойти к столу переговоров, где она застала двоих. Ассурмура и неизвестного гостя в тёмной, плотной мантии, сидящего спиной к ней.       — Мы достали его из пещеры, где раскопки полностью… — довольное лицо данмера сменилось на удивлённое, а затем на испуганное. Появление аргонианки явно было неожиданностью для лидера бандитов.       Гость медленно повернул голову, частично обнажив волевой подбородок с тёмно-каштановой бородкой. Золотистого цвета кожа, казалось упругой и гладкой. Глаза прятались за тенью капюшона. Одежда, созданная для скрытия личности, была вышита из дорогой и плотной ткани. Руки прятались за перчатками.       — Кажется, нас не представили, — спокойным, мужественным и проникновенным голосом произнёс неизвестный. — Я думал, что это конфиденциальный разговор.       — Я тоже, — растерянно произнёс Ассурмур.       Испуганный и болезненный вид Эзир вызвал неподдельную печаль в глазах. Когда они встретились взглядами, девушка была готова поклясться, что почувствовала его боль и возмущение. Ему потребовалось вложить волю в кулак, чтобы продолжить разговор.       — Но раз уж ты здесь, подлей нам вина. Мы приготовили для вас самое лучшее вино из рук лучшей жрицы.       Губы растянулись в трясущейся нервной улыбке данмера; последние слёзы скатились по хризолитовым щекам. Дрожащие чешуйчатые пальцы взяли кувшин и подлили в кубок сначала гостю, затем Ассурмуру. Неизвестный сохранял молчание, взял кубок и поднял в молчаливом тосте. Данмер, спохватившись, схватил свой и отпил первым, демонстрируя отсутствие яда. Таинственный мужчина кивнул и пригубил немного.       — Вино Братьев Сурили триста девяносто девятого года. Хороший сорт и настоящая редкость. Я слышал, что монастырь Дибеллы хранит в себе некоторые тайны, но чтобы такой раритет? Приятная неожиданность. Благодарю, сестра любви.       Она ощутила в его словах осторожность, учтивость и внимание. Кто бы ни сидел перед ней, Эзир знала, что это не какой-то вычурный бандит. Слишком дорого одет, хорошо разбирается в винах и обладает манерами. Что такой господин забыл с такими бандитами?       — Так, что касается жемчужины, — хриплым голосом начал Ассурмур. — Мы достали её из недр того мерзкого городка. Она в идеальном состоянии, ни царапинки, как вы и хотели! Вы… вы точно дадите то, что обещали?       Таинственный господин вздохнул, когда данмер начал говорить слишком откровенно при полуголой девушке. Аргонианка увидела, как напрягается лицо гостя, а лицо бандита неестественно бледнеет. Свою ошибку он понял только сейчас и осознавал, что его ждут последствия.       — Для начала, я бы хотел увидеть товар, — незнакомец сложил пальцы домиком. — Предосторожности необходимы в нашей ситуации.       — Конечно, — тяжело сказал Ассурмур, резко поднимаясь с места. — Сейчас же, мутсэра, пару минут!       Бандит выскочил из-за стола, чуть ли не опрокинув свой кубок. Дверь монастыря захлопнулась, глубокая тишина нависла в зале. Эзир осталась наедине с неизвестным мужчиной, ощущая растущее волнение в животе. Не бандит, не негодяй, даже не пялится на неё. Терпеливо ждёт, когда молодой подельник принесёт некую жемчужину. Сердце забилось сильнее, частое дыхание вырвалось из мордочки. Гость молчал и не смотрел в её сторону. Такой спокойный, такой невозмутимый.       — Пожалуйста, помогите!       Коленки рухнули на пол, пальчики впились в ручку кресла. Эзир смотрела на незнакомца снизу вверх, вглядываясь в темноту капюшона. Золотые глаза, похожие на соколиные, устремились на ящерку.       — Спасите нас. Господин, они удерживают нас, как рабынь! Мучают нас, избивают! Прошу вас, умоляю! — коготки вжались в толстую складку ткани. — Освободите нас. Расскажите властям, приведите стражников, вытащите нас!       Шёпот, полный отчаяния и надежды не тронул красивого лица. Глаза остались холодны к девичьей мольбе, очищенной болью и страданиями. Перчатка коснулась маленького чешуйчатого подбородка с утомлённой нежностью и чёрствой скорбью.       — Сожалею, бедняжка. Не могу.       Аргонианка всхлипнула и покачала головой, тихо шепча:       — Ну почему? Пожалуйста. Вы единственный, кто может помочь. Неужели вы такой же жестокий, как и они?       Указательный и средний палец стёрли чистую слезу со щеки. Рука отстранилась от хризолитового личика. Голос был похож на дуновение холодного зимнего ветра в засыпающем саду.       — Дитя моё, я куда страшнее их всех. А теперь встань, пока твой мучитель не наказал тебя ещё сильнее. Прими свою судьбу с достоинством.       Закрытые веки с трудом удерживали слёзы отчаяния. Тихий всхлип всё же раздался в часовне. Плечи содрогались от отчаяния и злобы, кулачок сжался до боли в костяшках. От горького чувства несправедливости захватило дыхание. Ну почему? Почему все так слепы к их просьбам? Почему всем так безразлична их судьба? Почему мужчины такие жестокие и холодные?       Она поднялась на ноги, когда двери раскрылись. Ассурмур подбежал к ним, держа в руках большой светлый коралловый сундук. Диковинный ящик рухнул на стол; данмер развернул крышкой к гостю и пододвинул.       — Вот он, мутсэра. Взгляните сами! — тараторил данмер, восстанавливая дыхание. Его довольный взгляд упал на девушку, тут же растеряв всякую радость. Он замахал руками, дав знак Эзир отойти.       Аргонианка отвернулась в тот момент, когда раздался щелчок сундука. Она повернула голову, увидев яркое бело-синее сияние с частым красноватым мерцанием. Лидер бандитов внимательно следил за реакцией самого артефакта и нанимателя, нервно покусывая губу. Яркие блики осветили часовню, двигаясь по стенам разноцветными пузырями. Крышка захлопнулась. Эзир отошла за статую, села на подушке и обняла себя за колени.       — Превосходно, друг мой. Вы выполнили свою часть сделки, — раздался голос гостя. — А это — ваше.       — Благодарю вас, мутсэра! Я ждал этого так давно! Но… Это же половина того, что вы обещали.       — Половина и документы, мой юный друг. Часть награды за часть сделки. Не забывайте, что вот это, — раздался стук по сундуку, — половина. Остальное вам ещё предстоит достать.       — Но, мутсэра, — голос бандита снова прозвучал озадаченно. — Не понимаю, как мы сможем помочь вам, если…       — Всё в бумагах, мой мальчик. Прочти их внимательно. Там инструкции для тебя и твоих людей. А ещё, взгляни повнимательнее.       Эзир слышала шелест пергаментов, восхищённый вдох и лепетание. Чтобы там не увидел Ассурмур, это поразило его до глубины души.       — Не может быть! Вы… вы достали их! Не могу поверить в то, что… Это и вправду они?!       — Можешь ущипнуть себя, если не веришь. Я же обещал тебе, так? Значит это подлинные бумаги. Остальное, когда доделаешь работу и мы разойдёмся друзьями. Правда, это будет нескоро.       — Понимаю. Но до Строс М’кая путь не близкий и…       Гость прочистил горло, призывая данмера к молчанию. На радостях, тот взболтнул лишнего и Эзир услышала это. Бандиты уйдут и оставят их? Нет, этого не случится. Вернее произойдёт, но совсем не так, как хочется.       — Молчание, друг мой. И терпение. Как видишь, оно себя окупает. Теперь я вынужден оставить тебя и поспешить прочь. Не могу сказать, что одобряю место переговоров, хотя определённый вкус у вас имеется.       Торопливые шаги послышались за статуей. Мужчины подошли к двери, отворили её, впуская свежий дождь. Гость не простился с Эзир, оставив её одну с болью, горем, сомнением и страхом. Капли дождя барабанили по крыше, боль в сосках снова дала о себе знать. Девушка тихо плакала, прислонившись спиной к статуе и смотрела на витражное окно.       — Почему ты оставила меня? Почему позволила этому случится? — устало произнесла ящерка, прикрывая глаза. — Неужели мы прогневали тебя? Мы всего лишь беззащитные женщины. Что мы можем?       Яркая молния была ответом. Отчаяние колючей лозой оплетало сердце все сильнее и сильнее. Когда открылись двери, аргонианка даже не подняла головы. Ассурмур стоял рядом с ней, мокрый от дождя, возбуждённый после переговоров.       — Прости, что не остановил его. Нинет в безопасности. Я велел Кьяру отвести её к остальным, а он не тронет, я знаю, — он присел на корточки, вглядываясь в расстроенное лицо Эзир. — Мне жаль, что так вышло, красавица.       Хваткие пальцы коснулись тяжёлых грудей снизу. Аргонианка пискнула и отвернулась, прикрывшись руками. Хвостик обвил ноги, спина задрожала. Меньше всего ей хотелось, чтобы её кто-то сейчас трогал.       — Всё изменится, — совсем тихо сказал Ассурмур, подсаживаясь ближе. — Слушай, теперь всё станет по-другому. Я получил, что хотел! Ты даже не представляешь, как это важно для меня. С этим я могу начать новую жизнь. Мои беды закончатся!       Эзир почувствовала тёплое прикосновение к плечу и повернула голову. Данмер улыбался ей, как никогда раньше. Такая чистая и светлая улыбка.       — Я добился своего, понимаешь? Смогу увести отсюда Инбаридита и начать всё заново. Подальше от всего этого безумия. Ты же понимаешь, что это значит, да? Конечно, ты единственная понимаешь!       Ладони легли на её щёки и развернули к себе. Обнажённая грудь болезненно впилась в мокрую одежду, цепь зазвенела. Аргонианка тихо проскулила, стараясь не плакать. Она снова видела Ассурмура настоящим, без напускной грозности. Эльф чуть ли не смеялся.       — С самого начала я знал, что ты меня поймёшь. Такая красивая, такая смелая! Наши беды кончатся, да? Кончатся же?       Эзир зажмурилась, выдохнула через нос и коснулась пепельных ладоней. Из закрытых век капали слёзы, тяжёлая грудь высоко поднималась. Она не могла заставить себя взглянуть в лицо данмера.       — Не плачь! — прошептал Ассурмур, вытирая слёзы девушки. — Я же сделал это. У меня получилось. Я смог! Не плачь, служительница Дибеллы. Ты должна радоваться за меня, а не плакать. Посмотри на меня, ну же. Открой глаза.       Змеиная мордочка дёрнулась в сторону, не желая подчиняться требованиям трусливого бандита. Сил на борьбу не оставалось, подыгрывать тоже. Пальцы, вытирающие слёзы, казались противными и грязными.       — Посмотри же на меня! — потребовал данмер, опуская девушку спиной на подушку. — Я смог, у меня получилось! Я так долго шёл к этому, делал ужасные вещи. Ты плачешь из-за себя? Из-за этого?       Ладонь ухватила левую грудь сбоку и сдавила. Эзир распахнула глаза и вскрикнула, впившись когтями в подушку. Она увидела лицо бандита, испуганное и потерянное, возбуждённое и недовольное. Маленькие ладони слабо упёрлись в широкую грудь, а потом отдёрнулись.       — Да, Норсен немного разошёлся, но… Но ты ведь сама виновата, правда? Просто выбрала плохое время и попалась под горячую руку. Не надо так плакать, тебе идёт! Ты стала только красивее. Давай же, прекращай реветь. Это начинает действовать на нервы. Думаешь, что я не захочу тебя после этого? Это не так.       Горячие губы целовали тонкую шею, скользя от хризолитовых чешуек к золотым на горле аргонианки. Рука мяла грудь, распространяя поток агонии по телу, другая пыталась снять штаны. Эзир никак не помогала, не участвовала и не мешала. Просто тихо хныкала и ждала. Бандит прекратил поцелуи, взвыл и навис над ней, уперевшись ладонями по обе стороны от шеи.       — Прекрати уже делать это лицо! Я стараюсь и ты должна быть мне благодарна! Ты думаешь, что я стану добрее, если ты узнала меня получше? Стану тебе другом и отпущу на все четыре стороны?       Сердце Эзир ушло в пятки, зрачки сузились от ужаса. Сверкнула молния, озарив озлобленный оскал тёмного эльфа. Всё закончится сейчас, здесь, в часовне Дибеллы. Там где и началось. В обители её учений, первого опыта любви и ужаса. Теперь и её кровь украсит статую Леди.       — Не смотри так на меня. Прекрати! Прекрати, ты проклятая шлюха! — зарычал Ассурмур, выгнувшись в спине. — Не пялься этим затравленным взглядом. Ты не похожа на него! Совсем не похожа! Ты… Ты…       Вскрикнув, он занёс кулак и резко опустил вниз. Аргонианка замерла от ужаса и задрожала, готовясь к новой волне боли и скорой смерти. Но кулак опустился рядом с ней, не задев личика. Бандит ударил мимо. Обнажённые зубы стиснулись, глаза дрожали. Кулак с покрасневшими костяшками поднялся над её лицом.       — Ты всего лишь жалкая потаскуха. Жрица секса. Шлюха. Ты ни капли не похожа на него и жалеть тебя не стоит. Ты не такая, как Инбаридит. Ты не достойна моей милости и внимания. Ты вообще меня не достойна.       Поспешно поднявшись, Ассурмур смахнул мокрые волосы с лица и поправил штаны. Громко цокнув, он направился к выходу, толкнув по пути курильницу. Пихнув дверь, он последний раз посмотрел на девушку, болезненно отвернулся и вышел в дождь.       Оставшись одна, Эзир пролежала ещё несколько минут, а затем поднялась. Она ощущала холод, и не понимала дождь ли это или страх. Девушка хотела покинуть часовню, но следы крови на статуе остановили её. Наставления аббатисы мягким голосом прозвучали в голове: «Когда разум мечется в раздумьях, займи тело благими делами». Отыскать тряпку и ведёрко не составило труда, а вот вывести пятна от статуи уже тяжелее. Но девушка так упорно работала, отдавшись делам, что не заметила, как в часовне появился кто-то ещё.       — Не возражаешь, если я присоединюсь?       Эзир вскрикнула и выронила тряпку. Голос не был грубым или резким. Совсем напротив, был полон нежности и доброты. Бирюзовые глаза тепло смотрели на одинокую аргонианку.       — Прости, что напугала тебя. Просто хотела проверить, как у тебя дела, — Эсладес присела на колени, печально улыбаясь аргонианке. Платиновые волосы намокли и спутались, светлая роба отяжелела после дождя.       — Как… у меня? — тихо прошептала ящерка, прикрывая мордочку рукой. За все эти дни она ни разу не подошла к высокой эльфийке, не спросила за здоровье. Последний раз они виделись здесь, в весьма плачевном положении.       — А у кого же ещё, милая? — печально усмехнулась та. — Ты ведь столько всего пережила. Взвалила на свои плечи такой груз ответственности и тянешь нас за собой. Я восхищаюсь тобой, девочка. Лучше кандидата на роль аббатисы и быть не могло.       Счастливый стон частично вырвался из змеиных уст. Комплименты от главной соперницы были, что исцеляющий бальзам для души. Слёзы снова потекли, но уже не от боли и горя. Красивая, аккуратная с нежным и добрым лицом, само совершенство. Эсладес взяла её кисть и поцеловала костяшки.       — Но… Но как же так? — аргонианка провела рукой вдоль тела. — А как же эти украшения? Как же то, что сотворил со мной Норсен? Разве это не отвращает вас? Я подвела вас всех. Вы так надеялись, а теперь…       Девушка покачала головой и улыбнулась подруге.       — Дорогая, я не настолько отчаялась, чтобы слушаться безумца в платье. Я вижу, что тебе тяжело и знаю, как тебе нужна поддержка. Я всё собиралась сказать, но не успевала. Не могла же я придти к тебе, пропахшей орочьим потом?       Она кисло улыбнулась, вскинула голову и подсела ещё ближе. В ярких диковиных глазах Эзир увидела красоту, которой никогда не замечала раньше. Заметила тепло, которое было спрятано за зелёно-голубыми стенами. Искреннюю благодарность.       — Мы живы только благодаря тебе, Эзир. Ты — её благодать, ниспосланная нам. Спасибо тебе, милая.       Эсладес крепко обняла подругу, прижав к тонкому идеальному телу. Изящные пальцы гуляли по чешуйчатой спине, успокаивая плачущую аргонианку. Она не говорила ни слова, позволяя всем пережитым горестям, всей боли и унижению выйти прочь. Ящерка громко рыдала, больше не сдерживая себя. Но плакала она недолго, не больше, чем нужно.       К ночи, Эзир спала без памяти. Единственным утешением было осознание, что в часовне снова чисто. Статуя богини больше не осквернена кровью.