Время власти

      Утро встретило Геральта ленивой вялостью, несколько спертым воздухом и ярким солнечным светом, бьющим сквозь помутневшие от времени стекла. А еще — осознанием, что он завелся. Вот так просто, от тепла, от близости, от того, как свет вычерчивал контуры крепких плеч Вернона, который всё еще преспокойно спал, лежа на боку и подложив руку под подушку. Какое-то время Геральт еще пытался бороться с собой. Как-никак, будить спящего — себе дороже, с Вернона станется, не просыпаясь, заехать Геральту локтем в солнечное сплетение. Поэтому Геральт попытался снова уснуть, так же ложась на бок, грудью прижимаясь к спине Вернона, сосредотачиваясь на тепле и пытаясь подстроиться под ритм дыхания, но лишь распалил себя пуще прежнего. Внизу живота сладко заныло, и Геральт подумал, что никто ведь не пострадает, если он просто положит руку на бедро Вернона, просто чуть погладит, сожмет и, коротко прижавшись губами к родинке на загривке, скользнет ладонью к паху, оглаживая член самыми кончиками пальцев. Вернон спал слишком уж крепко, чтобы у него могло толком стоять, но с другой стороны, он не воспротивился, и Геральт посчитал себя вправе продолжать. Ведь он по сути ничего такого и не делает: просто касается, просто прижимается ближе, то и дело склоняясь к плечу и оставляя осторожный, невесомый поцелуй… пока Вернон не вздрогнул слегка, чуть потягиваясь, насколько ему позволяли объятия.       - Я думал, мне снится, - промямлил он сипло, безуспешно попытавшись перевернуться на спину. Геральт без труда остановил его.       - Хороший сон, правда?.. - выдохнул Геральт, чуть сжимая в горсти яйца. Ведь Вернон не принялся отбиваться и ругаться, а значит он не против, можно продолжать.       - Неплохой… - подняв руку, Вернон запустил пальцы во всклокоченные волосы Геральта. - Только кто-то слишком много болтает.       И это звучало уже не как разрешение, а как требование, подчиниться которому было невероятно легко. Усмехнувшись, Геральт улегся удобнее, чтобы прижаться уже чуть скользким от проступившей смазки членом промеж его бедер. Вместо новой колкости Вернон чуть подался назад, крепче сжимая ноги, и это было практически слишком много. А заканчивать так рано совсем не хотелось, хотелось задержаться в этом моменте, не доводя до пика, но растягивая удовольствие, утопая в нем с головой — и Геральт в отместку за спешку сжал зубы на шее Вернона. Услышав короткий блаженный полустон, он чуть сразу же и не кончил. Геральт не видел лица Вернона, но кожей почувствовал, что тот самодовольно оскалился. Вот же стервец!       Не прекращая толкаться между восхитительно крепких бедер, Геральт умудрился вывернуть руку так, чтобы схватить Вернона за волосы: сгрести в горсть и потянуть, сначала совсем слегка, на пробу, затем - сильнее. По телу Вернона прокатилась волна напряжения, заходясь в беззвучном стоне, он изогнулся, словно не в силах определиться, чего больше желает сейчас — теснее прижаться к Геральту или снова толкнуться в ласкавшую руку — и замер. Чертов железный темерский ублюдок в одно мгновение растерял все желание прекословить, по сути сдался, и, боги, это было слишком горячо. Геральт сглотнул и снова впился укусом в шею Вернона, зажмуриваясь до цветных пятен перед глазами, понимая, что совсем чуть-чуть, совсем немного…       Оргазм выбил из него дух. Хватая ртом воздух Геральт еще уловил краем сознания, как Вернон судорожно вздрогнул в его руках, а потом силы резко покинули его. Разжимая руки, он перекатился на спину и уставился на узорчатый полог. Вернон последовал его примеру.       - Вот это я понимаю — отличное начало дня! - провозгласил он, тяжело дыша, на шее пульсировала артерия. - Теперь — поесть. Урок фехтования. И сучьи совещания, пока солнце не рухнет за далекий океан, да помогут мне титьки Мелитэле их пережить!              ***              К началу заседания Большого совета Роше, выглядевший пугающе довольным, щеголял припухшей скулой — увернулся в последний момент, иначе не миновать бы ему синяка. В то время как Геральт подушечкой пальца то и дело трогал разбитую нижнюю губу. Заживет в два счета, конечно, но, паскуда, так неприятно покалывает!       Его предложение помериться силами на кулаках после того, как Анаис вдоволь намахалась мечом, было чистой воды благотворительностью. Этакой целебной припаркой, способом спустить пар, прежде чем напряжение наполненного политической суетой дня начнет действовать Роше на нервы.       Заключив, что на сегодня хватит финтов и выпадов, Роше напомнил Анаис об уроке Старшей Речи, на что та скорчила рожицу, но послушалась и вприпрыжку вернулась в замок в сопровождении стайки фрейлин и стражи. Вернон же обернулся к Геральту.       - Чего тебе? Смотрел, как будто дырку в спине прожечь пытался.       - Да вот наблюдал, как ты Её Величество поучаешь, и переживал за тебя. - Роше прищурился. - Как бы совещания совсем тебе удар не испортили, а то случись чего — за себя не постоишь.       Звучало как чистой воды провокация. Ей и являлось. Во взгляде Вернона зажегся такой знакомый азарт и желание хорошенько подраться, которые точно в зеркале отразились в Геральте и руки сами сжались в кулаки.              Обсуждения того, где на этот раз всё пошло наперекосяк, не очень занимали Геральта. Он уже понял, что времена относительного благополучия для Темерии прошли, но подите, найдите сейчас страну, где всё прекрасно! Притулившись в закутке, где на него особенно не обращали внимания, Геральт рассматривал созвездие новой темерской знати. Против ожидания, здесь уже не все были из армии. На вершине умудрились удержаться даже представители старой аристократии.       Кого здесь только ни было! И городской голова — вставший на сторону регента барон Орвалл Ла Валетт, которому королева приходилась внучатой племянницей — и представители крупнейших гильдий, и, страшно сказать, церемониймейстер. Тут уже не оставалось места для шуток и фамильярности: Талер в новой ипостаси модника предпочел не показываться на глаза широкой публике, а представитель Нильфгаарда почтительно молчал, хотя в уме, возможно, дотошно конспектировал нравы диких северян, чтобы затем потешаться над ними в стенах посольства.       Роше распекал кого-то из городских чиновников, и его голос не гремел на всю залу, нет, просто остальные боялись шуметь, чтобы не вызвать недовольства. Да уж, сейчас перед Геральтом снова предстал господин регент, а никак не Вернон, однако Геральт принял эту перемену спокойно и разве что с легким любопытством наблюдал за ним.       - …Меня не интересует причина, мне нужен результат… - холодно говорил Роше.       Геральт прослушал, в чем именно провинился бедолага-чиновник — его слишком занимало то, как Роше пытался подражать интонациям то Фольтеста, то Эмгыра. Он как раз рассуждал, является ли это подражание осознанным или всё же нет, когда к нему подошел камергер и шепнул, что самое время звать «тех особ», за которых ведьмак просил.       - Обсуждение закончат в течение часа, после чего регент будет готов выслушать их.              ***              Илма, разумеется, посчитала себя обязанной самым подробным образом рассказать о своих открытиях. Не прошло и минуты, как она, воодушевившись, уже поминала по матушке «ортодоксальных стариков» и «замшелых теоретиков». Роше же становился все мрачнее, пока наконец товарищ медички не ткнул её в бок, заставляя замолчать.       - Я хочу услышать от тебя только одно, - произнес Роше, - зачем мне пускать тебя в Вызиму и разрешать тебе здесь лечить людей? - Илма набрала воздуху в грудь.       - От чего, значится, чаще всего умирают солдаты? Кишки можно зашить, на переломы - наложить шину, боли микстурой поправить, понос тоже целительной настойкой излечивается. Большинство мрет от заразы в ранах. А я знаю, как всё это лечить. Как раз на такой случай у меня плесень целебная заготовлена. Гангрену останавливает, ей-ей не вру! А еще мрут от кровопотери. И впрямь, что же делать, если у человека в венах мало крови осталось? Ведь в ней-то самая главная жизненная сила.       - К чему ты ведешь? - Спросил Роше, чуть прищуриваясь, и по его лицу, Геральт понял, что, кажется, медичка всё-таки нашла верные слова.       - Сначала, значится, в научных кругах думали, что на замену молоко сгодится - оно ж пользительное для слабых здоровьем. Ан нет, не вышло. Потом решили, что соленую воду можно влить. Кровь соленая, воду подсолить - и сгодится. И все равно что-то не то. Только тогда стало ясно, что кровь можно заместить только кровью. Главное, чтоб человечьей. А то мы, вон, пробовали, от кобылы кровь брать — она ж здоровенная, - да не вышло ни черта.       Вернон покосился на Геральта, безмолвно спрашивая, каких таких сельских юродивых тот привел к нему на аудиенцию, однако затем снова перевел взгляд на медичку. Геральт пожал плечами - нет, Илма решительно не умеет себя преподносить!       - Ты хочешь отбирать кровь у одних и отдавать другим, чтобы тех вылечить? И просишь у меня людей, чтобы высасывать из них кровь?       - Пфуй! Да нет же! То есть, да, но не сейчас. Для начала мне, вон, Мелкий поможет доказать, чтобы вы, господин, значится, убедились, что у нас все не выдумка, а самая что ни на есть наука. С его кровью почти всегда срабатывает. Он мне поднимал на ноги ребят, которые друг друга ножами истыкали до неприличия. Кто другой их бы уже на погост тащил - а мы раз-раз, и готово! Животы у них как лоскутное одеяло стали, но ничего, живехоньки.       - «Почти всегда» - медленно и очень отчетливо произнес Роше. - Что ж, лучше, чем «редко». Будь посему — разрешаю вам заниматься вашим ремеслом в Вызиме. Лукаш, записывай.       Писарь, одутловатый, простецкого вида мужик, согнулся над своей конторкой, под диктовку выводя разрешение открыть лечебницу в Вызиме и придерживая лист пергамента до странного неподвижной левой рукой в перчатке. От усердия у него шевелились губы и кончик носа. Геральт не помнил, чтобы раньше лекарям требовались подобные бумаги. Умеешь врачевать — вперед. Если у тебя получается плохо, тебе прозрачно намекнут на это, кинув в окно бутылку масла, заткнутую горящей тряпкой, или избив тебя в подворотне. Но Роше, похоже, начал наводить свои порядки.       Получив на грамоте подпись регента, Лукаш передал её медичке, и Илма осторожно подула на чернила, чтобы скорее просохли. А у секретаря-то руки нет, - неожиданно сообразил Геральт — перчатка на деревянную кисть натянута.       - И запомни: за вами присмотрят, - напоследок произнес Вернон, - если у вас будут умирать чаще, чем у обычных лекарей — оба сядете на кол. Разговор окончен.       Мелкий глубоко и размашисто поклонился, как кметы обычно кланяются святыням, чуть ли не ударив лбом об пол, и попятился, преисполненный такого почтения, что не смел и глаза поднять. Камергер принялся подталкивать и медичку к дверям, а та, отступая маленькими шажками и отвешивая короткие, частые поклоны, всё тараторила:       - Не извольте беспокоиться, господин, всё сделаем как следует и по-научному! Помяните мое слово, однажды я изобрету и такое снадобье, что вообще никому не придется кровь для излечения проливать. И плесень, господин регент, про плесень не забывайте! - напоследок крикнула Илма из холла, когда за ней уже закрывали двери. - Сила научного знания обратит плесень на пользу людям!       Роше со вздохом потер висок.       - Да уж, Геральт, ты умеешь собирать вокруг себя интересных личностей с необычными взглядами на жизнь! От королевских советниц до местных сумасшедших.       - Считаешь, Илма из последних?       - Ну уж точно не королевская советница! - фыркнув, Вернон безучастно пожал плечами. - С другой стороны, что я теряю? Если её плесень и вливания крови хоть на что-то сгодятся — она спасет жизни. Если нет — умрут те, кто умер бы и без лечения.              ***              Новокрещенная Плотва — каурая кобыла с белой звездочкой во лбу — отличалась завидным спокойствием. Армейская лошадь, очевидно, Вернон в таком тоже разбирается. Не пугаясь ни воя одичавших псов, ни далекого хрипа утопцев, Плотва шла и шла вперед. Покачиваясь в седле, Геральт думал о том, что письмо для самозванца и верительные грамоты, конечно, легче легкого, однако он все равно чувствует тяжесть за пазухой.              Лагерь «спасителя Темерии» оказался не просто лагерем — а практически городом. Нет, Геральту рассказали, что за Жана выступил не один и не два знатных дома, но слухи против обыкновения преуменьшили количество войск. Над рядами палаток вздымался целый лес копий и флагштоков со знаменами. Ну конечно, как же без них. Всё в гербах самопровозглашенного Спасителя, а то вдруг кто часом забудет, в чьем лагере находится! Три руки окружили цветок лилии на черном фоне, не то держат, не то защищают.       Сам Жан, впрочем, не то, чтобы с благоговением относился к культу и его последователям. Пока Геральт читал послание самозванцу, Вернон объяснил, что, заявляя, будто он ниспослан Мелитэле, Жан не забывал добавить, что богиня дозволила ему взять из её земного дома всё, что понадобится, чтобы «сокрушить врага человеческого». В сущности, Жан сочинил индульгенцию на воровство из храмов. Неудивительно, что ему есть на что снаряжать войско!       В сам лагерь Геральта пустили без вопросов. Проблемы начались, когда он подъехал к частоколу, отделявшему внешний лагерь от ставки командования, и немолодой стражник в шлеме, похожем на перевернутую глубокую миску, перегородил ему дорогу алебардой.       - А ну погодь! - прикрикнул он. - Куда это ты прешь, ась?       - У меня послание для Жана Спасителя от регента. - То, что сработало как волшебное заклинание для охраны внешнего лагеря, тут не помогло. Стражник посмотрел на Геральта выпуклыми, блеклыми глазами и сплюнул ему под ноги.       - Ага. Как же. Конечно. Ты мне зубы-то не заговаривай. По глазам твоим бесстыжим вижу, что ты — ведьмак ебаный, - второй стражник согласно закивал, поддерживая товарища. - А я, сколько живу, не слыхивал о том, чтобы ведьмаки гонцами работали.       - Тогда почему же у меня письмо от господина регента? - достав письмо, Геральт показал на печать.       - А откуда ж я знаю, письмо это от регента или не от регента. Будто я понимаю, что вы там пишете. А мне командиром сказано: не пускать сюда всякий сброд. Я и не пускаю. Так что пшел вон, приблуда.       - В таком случае, может ты мне расскажешь, зачем же мне под видом гонца пытаться проникнуть в ставку к вашему командованию?       - И так ясно, зачем: переебать всех баб, выжрать всё бухло, обыграть всех в гвинт, а потом какой-нибудь ебливый бард расскажет, что ты всех спас.              Это означало если не поражение, то необходимость серьезно подумать о том, как Геральт собирается выполнять поручение. Не может же он в самом деле возвратиться в Вызиму ни с чем. Роше не поймет и оправданий не послушает. Да и что за глупость - какой-то мужик послал его нахер, а он взял и пошел? В самом деле?       Прикидывая, как еще он сможет пробраться в ставку самопровозглашенного Спасителя, если не с боем, рискуя схлопотать стрелы во все места, Геральт рассеянно читал объявления на доске. Кузнец родом из Марибора ручается починить «любыя даспехи незадораго». Каждый второй день проводятся кулачные бои - «спросить хорунжего Калину». Некая Марыська предупреждает о воре-«пёсокраде». «Недюжинною грамотностью отличающийся писарь, служивший еще при Фольтесте Железном», предлагает написать родным письмо. Всё как обычно. Ночами на окраины лагеря приходит «дух богомерзкий, ликом уродливый житель потемков», которого приманивают звуки веселья и тостов. А вот это уже похоже на возможность. Вся эта знатная братия любит подвиги, о которых можно сочинять песни, а если Геральт принесет им голову твари, что угрожает лагерю, это как минимум покажет, что он не желает зла.              ***              Комендант внешнего лагеря удивился и обрадовался появлению ведьмака, даже денег сверх объявленной суммы накинул. Видать, бестия сильно допекала!       - Пойдет, значится, компания охламонов выпить тайком от офицеров - рассказывал комендант, потирая мозолистые, широкие руки бывалого мечника, - а поутру находим месиво, в котором и человеков-то едва опознать можно. Ты, ведьмак, представить не можешь, что от бедолаг осталось. Что уж я ни повидал при Бренне или когда наших у горы Карбон перемололи за три дня, но это… - мужчина выразительно содрогнулся. - Нет, дисциплину хулиганить — это, конечно, дурно, но кто ж, особливо по молодости, не бегал тайком побухать, да баб лишний раз пощупать? За такое можно батогами или палками по пяткам — но никак не кишки выпускать.              От застывшей в безветрии поверхности воды отрывались разрозненные клочья тумана. Далеко позади погружался в сон обширный лагерь. Из-за порции «Кошки» все вокруг выцвело до мешанины серого, однако благодаря зелью Геральт прекрасно видел даже при скудном свете молодой луны. Усевшись на ковер упругой зелени, он щедро хлебнул темерской ржаной и сотворил защитный знак, чтобы первый удар не застал его врасплох. Если бестии по нраву пьянчуги, иное, возможно, её из воды и не выманит. Не впервой Геральт сталкивался с чудовищами-выпивохами.       Все, с кем он ни заговаривал о бестии, указывали на неподвижное озеро на южной окраине лагеря. Оно только выглядело жалкой лужицей, а под ним на самом деле - бездонные пещеры, которые твари и приглянулись. Живет там, жирует на мясе человечьем, богопротивное создание, — это все знали наверняка. Описания чудовища никто Геральту предоставить, конечно, не смог, - кто видел вблизи, тот не выжил, чтобы рассказать - однако предположений о том, откуда монстр пришел, оказалось хоть отбавляй. Может, маги отомстили за то, как на них охотились. Может, тварь пробудила сотрясающая страну братоубийственная война. Может, сучьи краснолюды выкопали его из-под корней гор. Может, не менее сучьи эльфы притащили выродка из глубины леса. Особенно смелые и вовсе шепотом добавляли, что бестия — кара Мелитэле, которой на самом-то деле совсем не по нраву, что войска ее «ставленника» хозяйничают в монастырях…              Хорошо знакомое каждому достаточно опытному ведьмаку предчувствие сражения, от которого волосы на загривке вставали дыбом, подало голос за мгновение до того, как задрожал медальон. Плеснула потревоженная вода, поверхность пошла рябью и крохотные волны коснулись илистого берега. Геральт поднялся и крепко сжал рукоять серебряного меча.              ***              - Это похоже на разрешение пройти? Ваш «богомерзкий, ликом уродливый житель потемков», который не выносит попоек и нарушений дисциплины, больше никого не потревожит.       Геральт повыше поднял отрубленную голову чудовища за жидкие длинные волосы на макушке. На оскаленных клыках к утру уже засохла вонючая слизь. Он так и не понял, кого же убил. Возможно, это реликт, возможно — трупоед, залегший в спячку много веков назад, чьих сородичей истребили еще первые ведьмаки. Не все ли равно, если монстр теперь мертв?..       - Эка дрянь! - крякнул стражник и боязливо ткнул голову алебардой. - Вот это разрешение как разрешение! А то пихал какую-то бумажку ссаную. Милости просим, сударь возьмак. Сейчас командира кликну и вас, сударь возьмак, сопроводят. А то негоже — гонцу и одному шляться. Только, пожалуйста, совсем всю водку-то не выжирайте.              Направляясь в сторону главного штаба Спасителя, Геральт услышал, как стражник шепнул товарищу:       - Предупреди наших, пусть прячут баб.              ***              Хмурые стражники в латных доспехах и их такой же хмурый, неразговорчивый командир чинно сопроводили Геральта до палатки Спасителя. Чем глубже заходили они во внутренний лагерь, тем больше людей замечали их и присоединялись к шествию, и от этого настороженного внимания в затылке все сильнее ныло от тревоги. К тому моменту, как процессия подошла к палатке, которую занимал Спаситель и его свита, за Геральтом шла, кажется, половина главного лагеря.       Глашатай громко назвал его имя и Геральт ступил в алый полумрак полога.              Претендент на корону оказался и в самом деле похож на того, кого называл своим отцом: стройный, рыжеволосый, миловидный до смазливости и прекрасно осведомленный о том, что он хорош собой. Всё это до жути напоминало молодого Фольтеста. Даже интересно, что подумал бы Вернон, увидев, насколько Спаситель похож на покойного короля… впрочем, Геральт уловил душок зелья, которым некоторые чародейки красили волосы, когда не желали прибегать для подобного к чарам. Очевидно, приближенный к «монаршей особе» маг не зря ест свой хлеб. Ведь куда король без мага — чуть позади резного легкого «трона» Спасителя замер мужчина лет сорока в одежде, изукрашенной рунами и лентами с магическими формулами. Даже на шляпу прикрепил свиток, иди ты!              Какой бы просторной ни была палатка, в ней стало до неприятного тесно, когда вся толпа, сопровождавшая Геральта, присоединилась к и без того немалому сборищу советников и высокородных союзников. Геральт узнавал и тех, кто бок-о-бок с Фольтестом брал замок Ла Валетт, и тех, кто помогал защитникам крепости выстоять против атак, возглавляемых Фольтестом же. Можно сказать, что Роше умеет объединять людей — против него сплотились даже враги.       - Прислал своего ручного мутанта, - зашипели в задних рядах. - Грязь к грязи липнет.       - А ты пырни-ка его, проверим, насколько он ловкий.       - Это же мясник из Блавикена. Он всех нас перережет, глазом не моргнув!       - Да что он нам сделает? Нас много, а он один.       - Господа, что я слышу? - воскликнул Жан, порывисто вставая. - Вы затеяли недоброе? Господа! Господа, будьте же разумны! Перед вам посол, на которого распространяется дипломатический иммунитет. Звание требует уважения. Не говорю уже о том, что он совершил подвиг, убив бестию, и достоин места за столом как настоящий герой. В конце-концов, мы с вами — люди, воспитанные в духе благородства и доблести, мы не можем при первом же разговоре с гостем продемонстрировать, что мы варвары и скоты не хуже чем те, что пошли на сговор с врагом, прикрывая свою низменную жажду власти мнимыми великими целями! Вы же видите, узурпатор послал не своего солдата, а ведьмака. Ведьмаки, как всем известно, не вмешиваются в политику. Так не казните гонца, принесшего вести, что вам могут прийтись не по нраву!       Убедившись, что его слова возымели должный эффект, Жан лучезарно улыбнулся и снова опустился на «трон».       - Так зачем же ты прибыл, ведьмак? - поинтересовался он, подпирая голову узкой рукой. - Что нам хочет сообщить предатель Темерии?              ***              Как Вернон и обещал, он позволил Геральту прочитать послание, прежде чем запечатать, чтобы тот ознакомился с требованиями, которые собирался доставить. Начиналось патетически, как и полагается всем официальным письмам: «Отступнику от чести и верности короне, примкнувшего к врагам Темерии, разорившему храмы Мелитэле, Жану, пожелавшему занять трон, - да будет ведомо, что никто в здравом уме не признает тебя правителем.»       Продолжалось в таком же духе: «Зачем же ты, Жан, если мнишь себя благочестивым, лжешь доброму народу Темерии? Зачем ты дозволил разорять храмы и сеять смерть? Зачем отказался от верноподданничества? Ради мнимой власти? Ради преходящей славы и себялюбия? Ведь ты не сын покойного монарха, сколько бы ни убеждали тебя твои бесами наученные друзья и советчики»       Геральт вопросительно поднял брови. Он в жизни не помнил такую религиозность у Вернона, вспоминавшего Мелитэле только вместе с её сиськами. Письмо же пестрило воззваниями к совести «богоотступника».       - Политика, - раздраженно отмахнулся Вернон на немой вопрос. - По-твоему я должен был написать «пошел нахуй, ублюдок, вместе с подонками, что встали под твои знамена; я всех детей Фольтеста наперечет знаю, и ты, сучий потрох, уж точно не из них»?       - Вернон, а Талер тебе часом не помогал сочинить сей опус?..       - И вовсе я ему, ять, не помогал! - сразу же воскликнул Талер. - Ты читай-читай дальше, там я ему еще сильнее не помог.              «Темерия повинуется монарху, а не вельможам и дворянам. Кто же противится власти короны — противится воле Мелитэле. Кто же противится богам - тот именуется отступником, а это наихудшее из согрешений. Что же ты, сын собаки, восстав против монарха, совершив такое злодейство, рассказываешь, что ты — воплощение благочестия?»              - Про сына собаки хорошо вышло, да? - ухмыльнулся Талер. Геральт же читал дальше.              «Твои союзники губят простой люд и разоряют храмы — ты же за эти злодеяния раздаешь им многие награды Темерской землей и казной. Ты заблуждаешься, считая их верными слугами. Ведь именно наполнившись от лжецов бесовских слухов, ты поднялся против Темерии. Твои союзники, чьи помыслы смердят как помойная яма, мнят, что смогут разделить власть на всех, чтобы каждому достался щедрый кусок золота и земель. Чтобы каждый был себе хозяином. А ты — никем не будешь править, лишь царствовать. Потому мнимые вассалы твои и провозгласили тебя их государем — который хуже последнего раба: послушен каждой их воле, а сам никем не повелевает. Понимаешь ли ты, что это означает гибель страны? В самом ли деле ты желаешь Темерии сгореть в кострах раздора?»              И так далее, и так далее. Несколько страниц, изукрашенных размашистым почерком писаря Лукаша, который от усердия то и дело расцарапывал пергамент пером.              - Ну как тебе? - поинтересовался Роше, когда Геральт, тряхнув головой, вернул ему письмо.       - Я удивлен, что ты не добавил, что оторвешь ему яйца и посадишь на кол, если он тебя не послушается. Ты же это и сделаешь, если он только попадет к тебе в руки, да?       - Необязательно. Но возможно.              ***              Жану стоило лишь слегка кивнуть, как чародей уже засеменил навстречу Геральту, чтобы взять верительные грамоты и письмо. Не дожидаясь приказа, он сломал печать и быстро пробежался по тексту.       - И что же пишет предатель? - поинтересовался Жан, не сводя взгляда с ведьмака.       - В сущности, именно то, что мы и ожидали от него услышать, - склонив голову, резюмировал маг.       - Злобный лай безродной псины?       - Я бы лучше не выразился, Ваше Величество.       - Чего еще ожидать от ублюдка и подонка? Всемилостивая Мелитэле, знал бы только отец, какую гадюку пригрел! Никакой благодарности! А ведь если бы не мой отец — он бы сгнил в канаве.       - Сердце Его Величества порой было слишком уж мягким, - негромко поддакнул маг. Геральт с трудом сдержал смех. Мягкое сердце Фольтеста как же! Ведь прозвища «Железный Владыка» и «Завоеватель» раздают за милосердие и избыток сострадания! - Позволите ли мне составить в должной мере остроумный ответ?       - Да-да, будь любезен. Но обязательно зачитаешь мне его, прежде чем я подпишу. – «Безграмотный?.. — безучастно подумал Геральт, - неудивительно, если уж в самом деле из крестьян, как твердит молва.» - А ты, ведьмак, пока мой советник готовит ответное послание, задержись в нашем лагере. Сможешь увидеть своими глазами, кого на самом деле поддерживает народ Темерии. К тому же, нельзя ведь обделить заслуженными почестями того, кто спас нас от бестии!              К закату в палатке, которую занимал самопровозглашенный Спаситель, накрыли длинный стол. Сновали слуги, разнося еду и питье, негромко играли музыканты, среди которых выделялась девушка с тамбурином, одетая так, как на Севере обычно представляют зерриканок. Она плавно вышагивала перед разместившимися в углу флейтистом и лютнистом. Серебряные колокольчики на щиколотках и запястьях мелодично звенели в такт легким шагам. Геральт не сомневался, что она пользуется высочайшим покровительством кого-то из командования.        Голову твари поставили на видное место. Геральта же к его удивлению посадили по правую руку от Жана, сидевшего во главе стола, и чествовали как героя. Жан явно старался оставить у Геральта лучшее впечатление о себе и о своих союзниках, и Геральт никак не мог взять в толк, почему. Почему человеку, провозгласившему себя королем, не наплевать на мнение приблуды-ведьмака, которого когда-то обвинили в убийстве монарха? Что, он теперь живое послание, которое расскажет Роше, как дворяне стоят горой за Спасителя, щедрого, великодушного и точь-в-точь похожего на Фольтеста? Что в его армии полно простого люда, в самом деле падающего ниц перед тем, кто обещал им спокойствие? Что войска хорошо обмундированы и едят досыта (ограбив храмы Мелитэле и окрестные села)?       Конечно, безошибочно чувствовалось, кто на самом деле заказывает музыку — группа старых, надутых как индюки аристократов, воевавших еще в Первой Северной. Однако Жан распоряжался как полноправный монарх, словно уже надел корону, а сопротивление регента и его войск — это ничтожная малость, маленькая шутливая война, победа в которой уже предрешена. Видя, насколько хорошо снаряжены войска «сына Фольтеста», Геральт понимал, что породило эту уверенность. У них даже маг есть! Геральту он был не знаком, поэтому он не мог сказать наверняка, насколько это мощная карта, но чародеев всегда следовало остерегаться. Необязательно обрушивать на врага огненный дождь, иногда достаточно вовремя наложенного слабенького проклятья, чтобы повернуть удачу в свою сторону и смять наступающие ряды.       Сейчас маг развлекал присутствовавших на пиру простенькими чарами, создавая из воздуха сверкающих бабочек, что с едва уловимым звоном крыльев разлетались по палатке, а Геральт думал, достаточно ли в Вызиме двимерита, чтобы защитить хотя бы самых важных лиц от возможных заклятий.       - Ферн очень хорош в иллюзиях, - заметив, куда смотрит ведьмак, произнес Жан. - Но пусть тебя это не обманывает. Он знает свое ремесло.       - Я и не утверждал, что он бездарь, ваше… - Геральт замялся, не совсем понимая, как полагается обращаться к претенденту на трон. «Ваше величество» - все равно, что признать королем. «Ваше благородие» - можно и кнута схлопотать за недостаточное уважение.       - Можешь обращаться ко мне и без полного титула, - заметив его смятение, улыбнулся Жан. - Я вовсе не заносчив, ведь по матери я из простого люда.       - Неужели?       - Да-да… рос недалеко от Горс Велена. - Расторопно подошедший по первому знаку слуга снова наполнил их бокалы. Пригубив, Жан откинулся на резную спинку кресла, перебирая в воздухе пальцами и рассматривая блики света на камнях своих колец. Очень знакомый жест. Фольтест часто делал так в минуту задумчивости. - Боги, подумай только, ведьмак, сколько лет я провел в неведении! Не зная, что станет с моей жизнью, не зная, зачем вообще существую, пока Мелитэле не направила меня на путь истинный.       - Прямо самолично Мелитэле? - Жан оторвал взгляд от перелива самоцветов и обернулся к ведьмаку.       - Впервые я услышал её голос вскоре после того, как закончилась Третья Северная. К моему стыду должен признать, что это меня испугало, а отнюдь не вдохновило на свершения. Я думал, это морок, что у меня мутится разум от голода. На время голос исчез, однако год спустя Мелитэле явилась мне в видимом обличье. Я видел три её облика, сотканные из света, так же явственно, как вижу сейчас тебя, ведьмак. Эти фигуры протянули мне лилию, их руки и цветок я позже изобразил на гербе.       Нисколько не впечатленный, Геральт пожал плечами. Да, история красивая, особенно если рассказывать её с таким придыханием и блеском в глазах. В самом деле боговдохновенная или тщательно отрепетированная? Верит ли Жан в то, что видел, или красочно лжет? С этими политиками хер поймешь.       - Тогда же Мелитэле открыла, что именно мне суждено вернуть спокойствие на просторы Темерии, избавить родину от господства чужаков, скинуть иго предателя и занять трон, принадлежащий мне по праву старшинства. Я обратился к сюзерену земель, где я жил тогда, и он в своей великой проницательности встал на мою сторону. Так мы и начали нашу кампанию, втайне собирая союзников, таких же патриотов отечества, которым осточертело, что нильфы чувствуют себя здесь как у себя дома, а узурпатор им потворствует. Поверь, ведьмак, мое сердце и сердца моих дорогих вассалов обливаются кровью от мысли, что нашу родину раздирают на части склоки и ссоры — и все из-за ублюдка, возомнившего, что он вправе говорить от лица страны, вправе решать её судьбу.       Геральт не стал говорить, что остальные тут ничем не лучше — просто Роше первым из всей этой кодлы решился изменить будущее Темерии, пойдя на сделку с захватчиками. Возможно, он согласился на это как раз потому что ему нечего было терять. Что бы потерял дворянин, склонившийся перед врагом? Гордость? Честь? Самоуважение? А Вернон сам говорил, что у него нет ни первого, ни второго, тогда как все его дела доказывали, что он наступит на горло самому себе если это нужно Темерии.       «Зерриканка» с тамбурином проплыла мимо длинного стола. Жан проводил её взглядом.       - Но должен сказать, что испытываю искреннюю досаду от того, что узурпатор не пожелал лично участвовать в переговорах, прислав тебя с письмом.       - Возможно, потому что вы зовете его узурпатором и если бы он явился вместо меня, вы бы истыкали его стрелами еще на подступах к лагерю?.. - Жан звонко рассмеялся.       - Конечно это было бы разумно. Однако признаюсь тебе, ведьмак, мне было бы интересно посмотреть в глаза человеку, который настолько хорошо знал моего отца. К тому же я не исключаю, что, увидев меня, он бы перестал сомневаться в моем праве на трон.       Геральт неопределенно покачал головой, втайне удивленный подобной наивности. Вернон давно выбрал сторону. Приказал построить для нее деревянную крепость, учил осаждать, штурмовать и фехтовать и, если верить Талеру, порой даже рассказывал сказки на ночь. Какого-то внешнего сходства недостаточно, чтобы оправдать начатую войну. А даже если окажется, что Жан и в самом деле кровь от крови покойного короля, с Роше станется закрыть глаза на факты и притвориться, что он ничего не знает.       - Я понимаю, что ты неспроста согласился доставить послание регента. Вас многое связывает еще со времен осады замка Ла Валетт…       Геральт и бровью не повел, хотя интонация ему совсем не понравилась. Что, интересно, Жан вкладывает в это «много» и кто ему напел об этом «многом»? Или всё-таки блефует? Но с чего бы ему? Для чего? Чертовы династические игрища чертовых монархов! Прав Вернон: в авангарде и то больше шансов выжить, чем при дворе! Однако Жан еще не закончил свои маневры, и Геральт откуда-то понял, что прозвучит дальше, еще прежде чем претендент на корону снова открыл рот.       - …Но человек твоих лет, переживший столько войн и испытаний — ты не можешь не видеть, на чьей стороне правда. - Шумно опустив обе ладони на стол, Жан подался вперед. - Служи мне, ведьмак, как ты служил моему отцу.       Геральт щедро отхлебнул вина и отставил кубок. Не ему привередничать, конечно, но от такой концентрации политики вокруг даже сладкое вино из Каррераса приобретало привкус уксуса.       - Ну уж нет, человек моих лет, переживший все эти войны и испытания, считает, что хватит с него монархов. Я — посланник, не более.       Жан прищурился, улыбаясь уже совсем недобро, и в глаза Геральту снова бросилось изумительное сходство, вплоть до жестов и привычек. Результат репетиций — или зов крови?..       - Что ж, значит со времен, когда ты готов был защищать короля, ты все-таки вернулся к тому, что называют ведьмачьим нейтралитетом. Похвально. В наше бурное время перемен непросто оставаться верным себе.       Во рту стало кисло. Геральт подавил желание досадливо сплюнуть. Подобные фразы набили оскомину еще лет двадцать назад. Кого ни спроси — время обязательно бурное и полное перемен и, конечно, непросто оставаться верным себе. Однако помимо этого слова Жана оставили неприятное чувство, будто этот сопляк пытался его проверить. А вдобавок в разуме поселилась скребущая мысль, что сам Геральт нисколько не нейтрален, и что это более, чем очевидно всем.