Погибель на закате

Гастонский горный хребет, Марбэлия 28-е апреля, 521 год эры смешения Гнетущий мрак спальни сближал и растягивал момент, и будь Каэтан столь же болен, как она, в его душе не было бы ревущей бури. Впрочем, этот разговор все равно требовалось провести, хотелось ему того или нет. — Тише, тише, милая, эта мелочь не стоит твоих слез. — Влекомая незыблемыми, мягкими объятиями, Эста прижалась к нему. Ткнулась лицом в лацканы черной рубашки, судорожно выдохнула в шею, обхватывая тонкими руками его тело, словно он был единственным, кто мог удержать ее от провала в пучину. — Эста, я никуда не денусь. Каэтану она не ответила, вместо этого зарыдала сильнее, будто его утешение ранило ее лишь больнее. Вздохнув, он обнял супругу крепче от бесконечного чувства безысходности. Сколько бы Каэтан не старался, бороться с этим было бесполезно, точно так же как и пытаться возвести стену между ее чувствами и своими. Слезы Эсты все также, как и тридцать лет назад, отдавались на языке горечью и сухостью пепелища. Эмоции, бурные, ею же самой запертые в клетку — великолепная почва для произрастающего безумства, вертели в его груди раскаленную кочергу. Каждую унцию испытываемого ею, Каэтан переживал вместе с ней. Ненавидел себя, корил, но не мог оставить супругу изливаться жалостью к себе в одиночестве, чтобы самому не потонуть в ее слезах. — Скажи мне, я когда-нибудь нарушал данные тебе обещания? — Гадо не умел забирать себе чьи-то чувства, внушать их, управлять ими, однако когда Эста устраивала подобное, наверняка знала, что для него это сущая пытка. В такие моменты от нее исходило настоящее зловоние, сравнимое лишь с трупным. Забивая его дыхательные пути, оно впитывалось в кровь, давило на тело изнутри. Обхватив ее лицо ладонями, Каэтан ссутулился, чтобы заглянуть в широко распахнутые глаза. Лед в них то плавился, то вновь застывал в нерушимую глыбу — Эста и сама не знала, что ей думать. Однако натура ее, сломанная, фанатичная, взяла свое. — Да. — дрожащим голосом вымолвила она, пока на трепещущих серых ресницах сохла влага. — Под алтарем ты клялся любить меня, пока смерть не разлучит нас… — словно что-то припоминая и вмиг успокоившись, проговорила его супруга. Каэтан устало опустил взгляд в пол, отступая от нее. Сколько же раз он слышал этот глупый довод, будто он был следствием потери памяти. Не зря в такие моменты супруга напоминала ему глуповатого ребенка. Он бездумно принялся поправлять манжеты черной рубашки под кремового цвета пиджаком, только бы не видеть как Эсту вновь передергивало от правды — давнего соглашения, ею же втоптанного в грязь. Когда же все-таки он упустил в ней эту перемену, подступающее сумасшествие? Почему не сумел отвратить приближение злого рока? Ответом ему стала звонкая, яростная пощечина. Черт, уже не в первый раз. Следует запомнить, что выпускать ее из поля зрения чревато. — После этой грязной лжи, ты думаешь я буду тебе верить? — Эста стремительно перешла на истошный крик. Сжала руки в кулаки, комкая в ладонях складки шелкового белого платья, струящегося пышной многослойной тканью — уж больно оно походило на ее свадебное. Смазав пальцем кровь на разбитой губе, Каэтан поморщился и не сдержал усмешки. Насколько же много раз они проходили это, что непомерная злоба в его адрес начала вызывать лишь смех. Он понимал, что отвечать, пытаться что-то ей доказать — бесполезно. Эста убеждена в его пороке, когда ей это удобно, при этом жаться и ластиться к нему в любое другое время ей он совершенно не мешал. Винить ее в этом было столь же бесцельно, посему Каэтан, как и всегда, принялся слушать заученные наизусть упрёки. Правда, в этот раз Эста превзошла саму себя. — Вот уж нет! Твои слова не стоят и гроша! — завизжала она, вновь замахиваясь. На этот раз Каэтан невозмутимо выгнул брови, ожидая продолжения тирады и без усилий перехватил ее запястья. Эста заколебалась, пытаясь его оттолкнуть, но он ей не позволил. — Мерзкий, грязный… — Давай же, кажется, ты не закончила. — склонившись над ней, Каэтан ухмыльнулся шире. Можно было подумать, что оскорбления ему льстят. — Ублюдок! Ты был никем! Всего лишь уличным отродьем, пока я не нашла тебя. — легко поддавшись на провокацию, завопила Эста, брызгая слюной. Тонкие черты ее лица изуродовал непомерный беспричинный гнев. — Служил, но в свет бы без меня, никогда в жизни не пробился! Сгнил бы от венерического на помойке! — Поддавшись вперёд, она попыталась вырваться из хватки, но глядя на его лицемерную улыбку — ничуть не смущенный Каэтан, смотрел на нее с неподдельным интересом, — Эста прошипела. — Безымянная мразь! Никто! Пустышка, которой не брезгуют пользоваться все вокруг. — Больно льстишь мне, жёнушка. — проворковал Гадо, ни чуть не задетый. — Горькой правды это не меняет! Ты — всего лишь подстилка, Каэтан! Готов лечь под любого, только бы сделать свою жизнь чуточку лучше! — С горящими глазами, Эста упивалась злостной речью, не обращая внимания на жестокость от правдивости в своих словах. Не то чтобы названного эта жестокость тронула. — Глупое, грязное ничтожество. — Святые звезды, какой же всё-таки ужасный у тебя спутник жизни! Ах, Эста, сердце за тебя болело бы. Будь у меня добродетель. — Каэтан согнулся от искреннего, практически истеричного смеха и прижал руку к груди. Уже второй раз за последние недели женщина из в его близкого окружения пыталась задеть его очевидными вещами, обернутыми в грубость и бурные эмоции. Ему полагалось оскорбится? На факт, благодаря которому он выжил? На утверждение той малой жертвы, какую Каэтан принес ради того, чтобы обрести то, чего был всегда лишен? Глупость какая, ведь среди обретенного была элементарная свобода. Оттого и пробрало на хохот. Этот абсурд его смешил, учитывая, что вокруг него всегда были недалекие, несмышленые люди. Никому не удавалось разгадать его до конца, Каэтан не мог этого позволить. — Скажи на милость, что же говорит о твоих умственных способностях такой выбор мужа? — не удержался он от издевки, когда развернулся и вышел из спальни Эсты. Надо было бы остаться послушать разворачивающийся комедийно-драматический спектакль, однако тот уже успел ему наскучить. Как и супруга, под вечер повторяющаяся уже в третий раз. Эста, чей гнев стремительно сошел на нет, от досады шумно выдохнула и на ходу поправляя потекший макияж, ринулась за ним. Выходя на свет в гостиную, она окликнула его и схватила за рукав. — Ну… ну, погоди. — в мольбе пролепетала его супруга. Каэтан, остановившийся в гостинной напротив новой картины в посеребренной раме, отдернул руку и вместо этого подхватил близстоящий бокал недопитого бренди. Искушенным взглядом осматривая изображенный маслом зимний пейзаж с крохотной девичьей фигуркой на краю обрыва, он отпил крепкий и терпкий напиток. Взгляд оказался прикован к размашистым серым крыльям за спиной девушки, чье лицо в профиль было сокрыто тенью ночной мглы, но освещалось мерцанием луны. На перьях таяли еле-видимые снежинки, а девичьи ноги были опасно близки к краю скалистого выступа. Будто недра внутреннего тепла неумолимо подталкивали ее взлететь. Или разбиться. — Каэтан, я… Ты же знаешь, я не имела этого в виду. Это все не имеет значения. — жужжание Эсты над ухом все не прекращалось. Она обошла супруга, дабы встать перед ним и заслонить собой картину, приобняла за талию, однако Каэтан не откликнулся. Несомненно, это ее ранило. — Чего ты хочешь? Я же все сделаю. — На это заявление он все же отреагировал и Эста просияла, купаясь в его разноцветном взгляде. — Хочешь знать чего хочу я? Чтобы ты привела себя в порядок, отказалась от спиртного на этот вечер, без напоминаний приняла таблетки и ушла в номер не позже двенадцати. — смягчившись, Каэтан вымолил в строгом тоне. Следом, продолжил, наконец, подбираясь к тому, что его интересовало больше всего. — И задумайся о том, чего желаешь от этой жизни. Я не верю в то, что ты, Эста, хочешь сгнить на этих землях вместе с кланом. А он падет. Быстрее, чем ты думаешь. Даже система, строившаяся годами, может быть разрушена за считанные дни. — Гадо бы соврал, сказав, что столь редкая правдивость собственных слов не приносила ему удовольствия. Пришлось приложить усилия, чтобы не выдать себя усмешкой. Он слишком долго этого ждал. — Вместо того, чтобы отправиться со мной и оставить все худшее позади. — Но как же… Я… Мы столько сделали для… — Эста взирала на него одновременно со скорбью и надеждой. Каэтан не впервые говорил об этом, однако только сейчас, казалось, ему удалось донести свою мысль об их шатком положении. Конечно, Гадо позаботился о своем будущем, но вряд-ли супруга задумывалась о своем, отдавая всю себя марбэлийскому детищу. — Я знаю, милая, я знаю. Но есть ситуации, которые изменить мы не в силах. Все рано или поздно заканчивается. Также подходит к своему концу история нашей Марбэлии. — Эста глядела на него с таким глубоким доверием, что становилось не по себе, однако Каэтан лишь погладил ее по волосам. Может, он и пытался внушить ей свою волю, но делал это исключительно ради нее. Иначе она осталась бы наблюдать за медленном крахом, распадом и сожжением того, чему посвятила свою жизнь и Гадо знал — для супруги это закончится плачевно. — Однако ты можешь воссоздать все, что захочешь. На новом месте, с моей поддержкой, рядом со мной. — Каэтан трепетно коснулся губами ее холодного лба и Эста сокрушенно, блаженно выдохнула, прижимаясь к нему ближе. — Мы уедем в конце мая, и начнем все заново. — Выходит, сбежим? — Супруга смиренно прикрыла глаза на его груди, но Каэтан отставил свой бокал и приподнял ее подбородок свободной рукой. — Вовремя уйдем. — спокойно исправил он, избавляя ее от лишних тревог. — Но куда? — шепотом выдохнула Эста, расслабившись окончательно. — Оставь это мне. — Каэтан вглядывался в картину и в тот миг точно понял — изображенная на ней девушка воспарит, во чтобы то ни стало, избежит падения в пропасть. Выиграет борьбу с гравитацией, превозможет собственные страхи, исполнит свою заветную мечту. — И, Эста, никому ни слова. Мы доиграем до конца. — Отстраняясь от супруги, он завязал на затылке ленты наполовину черной, на половину белой маски и хитро улыбнулся Эсте, подавая ей локоть.

***

Кружащееся в воздухе веселье Каэтана не пронимало. Шествуя по залу он то и дело видел счастливо улыбающихся людей, но ото всех веяло лишь чем-то неестественным, искусственным. Благодаря дару, он быстро понял, что дело было в напитках — как и всегда, Файза не справлялась с тем, чтобы развлечь гостей торжеством и прибегала к всякого рода добавкам, дабы оживить приглашенных. «Как же низко она пала в этот раз.»— презрительно дернув губой, подумал Гадо, пока лавировал между танцующими. Удивительно, но Эста покинула его достаточно скоро — кажется, с юга страны к ней приехала давняя подруга детства. Он был рад, что у нее еще остался скудный круг общения, и удостоверившись в том, что супруга неплохо проводит время за беседой, стремительно направился по направлению к открытым дверям. Легкая на помине, Советница Дридстан выскользнула из ниоткуда и мягко преградила ему путь. Усмехаясь так надменно, будто могла читать его мысли, Файза изогнула бровь: — О, Каэтан. Какое неприятное совпадение. Жаль, моя рука все же дрогнула и ты оказался в списке приглашенных. — Она ведь не могла пройти мимо, верно? В этом и была вся Советница — мелочная, бестактная собственница. Он ненавидел этот тип людей, столь же сильно как и влюбленных — каждый был подвержен глупым пылким чувствам, которые разрушали их изнутри. Сама Файза служила хорошим примером, ведь так и не сумела смириться с его отказом. Будь это другой вечер, не отличающийся вытягиванием из него всех жизненных соков, Каэтан быть может, никак бы и не отреагировал на откровенно глупые замашки стоящей перед ним женщины. Будь это другой вечер, Гадо был бы куда более сдержан, ограничившись лаконичным ответом, доказывающим, что ему донельзя плевать на Файзу и ее обиды, однако… Именно сегодня наступил момент, когда Каэтан готов был расставить все точки над «и». Глядя на нее с нотками глумления, он поманил ее за собой в сад. Вопреки недоумению, Файза фыркнула, но все же проследовала за ним. Вечерний холодный воздух наполнил легкие и Каэтан нашел взглядом полумесяц на ночном небе, прежде чем заговорить. — Знаешь, я уже давно хотел выразить… Хмм, вернее просить прощения за те свои слова. Ты сама понимаешь какие. — начал он, склонив голову и задумчиво свел вместе брови. Поправляя подол мерцающего серебристого платья, которое едва ли не слепило глаза претенциозностью, Файза молча его слушала. Каэтан чувствовал терпкий аромат, исходящего от нее подозрения, но продолжил. — По сей день мне кажется, что это было опрометчиво и, наверняка, оскорбительно… — К чему это? — почти перебив его, строго поинтересовалась Дридстан и он обернулся к ней, снедаемый мнимым желанием. — Меня порядком утомили наши детские игры в ненависть, Файза. Возможно, по началу я и питал к тебе неприязнь, но в какой-то момент это сменилось другим чувством. — внимательно вслушиваясь в его признание, Советница завороженно вглядывалась в его глаза — черный взгляд наполнялся осознанием и горькой надеждой. Каэтан медлил, сокращая между ними расстояние и приоткрыв губы, очертил в воздухе контур ее лица. Файза не воспротивилась, наверняка сбитая с толку, однако отказываться от предложенного не спешила. — Открыть тебе секрет каким? — О, как же она любила секреты, и в этот раз это сыграло с ней злую шутку. Ожидаемо Советница прошептала заветное: — Да. Сглотнув, изображая нервозность, Каэтан склонился к самому ее уху и тем же сокровенным шепотом произнес: — Глубоким, пылким… презрением. — Звезды, он надеялся, что Файза сумеет справится с этим унижением, потому что заливистый смех сорвался с его губ сам собой. Советница ни минуту оставалась спокойна, однако ее лицо стремительно исказилось от ярости, а губы поджались от сдерживаемых чувств. Новая пощечина обожгла щеку и Каэтан расхохотался пуще, даже не пытаясь уклониться. Кажется, этим вечером он собирался побить свой рекорд в количестве оскорблений в свой адрес. — Ха, и я должна была в это поверить? Не дождешься, социопат сучий! — Файза передернула плечами, строя из себя неуязвимую, коей не являлась и зашагала обратно в зал, злостно покрикивая. — Пошел ты, клоун долбанный! — Взаимно, дорогая! Лучше найди своего доктора и хорошенько трахни его! Уверяю, поможет твоей неудовлетворенности! — с лучезарной улыбкой, растянувшей губы, Каэтан подбадривающе махнул ей вслед и глубоко выдохнул, стараясь побороть мальчишеское веселье. До чего он, должно быть, был смешон, если чувствовал облегчение от того, что мог быть кому-то так ненавистен. До дрожи приятное чувство, с учетом, что Гадо сам не был к кому-либо привязан. Порой это раздражало, и если забыть причину этой глупой ненависти, Каэтан практически освобождался от всех мыслей и воспоминаний, непрестанно терзающих разум. Почти что казался самому себе обычным человеком, способным как нравится, так и нет. Ступая глубже в сад, он лелейно касался цветов кончиками пальцев, ощущая как иней на весенних растениях холодит кожу. Если его супруга заботилась о клане, порой даже больше чем о себе, то в любую свободную минуту, Каэтан навещал именно это место, заботился о нем, облагораживал. На это у него было много глубинных причин, но природа и отсутствие каких-либо человеческих запахов — ароматов бесконечных чувств, эмоций и переживаний, были небесной благодатью. Обширная клумба алиссум белым покрывалом устилала землю, разнося по округе медовую сладость. Глядя на то, как благоустроили нанятые им, садовники, ночное растение, Каэтан отчего-то не сдержал кроткой улыбки и на его вытянутую ладонь приземлилась синекрылая бабочка. На привлекательный аромат пыльцы слетались все опылители, отчего над цветами то и дело порхали насекомые. Рядом же за их внимание боролась цефалофора, похожая цветками на летние солнечные одуванчики, а запахом на землянику. Потому храброе крылатое существо, щекоча его кожу крохотными лапками, довольно скоро покинуло его, отдав предпочтение цветочной пыльце. Неподалеку по каменным плитам тропы застучали чьи-то каблуки, и если бы прохожая не остановилась в нескольких метрах от него, Каэтан бы не придал этому значения. Однако тихой тенью на фоне буйства садовых красок оказалась никто иная, как Ринда. Стоило ему попасть в зал, тихий голос навязчиво и беспричинно шептал о желании ее увидеть. И, по всей видимости, звезды, никогда доселе к нему не прислушивавшиеся, смилостивились над его грешной душой. Облаченная в кружево, черное, словно вдовье, Ринда тоже изучала его бесстыдным взглядом, откинув от лица вуаль, прикрепленную к началу пышной белоснежной косы, которая ниспадала вплоть до узкой талии. Традиционное, и при этом вызывающе откровенное, ее платье облегало ее тело, не оставляя места для фантазии. Паучьи кружева от шеи до плеч и выреза на груди, скрывали декольте, так удачно подчеркнутое мрачным цветом, а русалочья юбка обтягивала округлые бедра, разливаясь черным морем рюш вокруг длинных стройных ног. — Какой диковинный подарок решила преподнести мне судьба. — вымолвила Ринда, медленно приближаясь. Благодаря форме платья, казалось, будто она плыла по земле. — А мне, похоже, уготовила приятнейшее грехопадение. — Каэтан усмехнулся, не скрывая восхищения, потому что Хансон умела производить впечатление, но все же отвел вожделенный взгляд. Дожидаясь ее ответа, он повторил за ней и снял с лица раздражающую маску. Скрываться и притворяться не было резона, этого хватало в их жизнях и без маскарадной атрибутики. — Да что ты, неужели оно произойдет только сейчас? — Ринда ухмыльнулась и лениво закатила глаза, покачивая бокалом в руке. В лунном свете, овеянная ночной мглой, она словно мерцала изнутри. Возможно, в том была повинна белоснежная кожа на контрасте с чернотой роскошных тканей, но посланница, сверкая алым взглядом, олицетворяла грех сама по себе. Каэтан не мог понять как ей это удавалось, но когда она оказывалась рядом, все заботы и мысли отступали на второй план. Будто находясь вблизи, Хансон могла контролировать фокус его внимания, который неизменно притягивался к ней. Осознавать это было раздражающе интересно, но Гадо не мог не почуять в этом опасность. К счастью или к сожалению, она лишь раззадоривала узнать, что за ней кроется. — В этом ты бесспорно права. С тобой в этом платье я еще долго не смогу заслужить милость звезд обратно. — Позднее время, как и выпитый у Эсты алкоголь, развязывали ему язык и Каэтан лихо усмехнулся своей глупости, засовывая руки в карманы. Самое забавное то, что он, по сути то, и не врал. Пусть Гадо не был пленником вечной похоти, не уподоблялся тем, что окружали и угнетали его всю жизнь, однако посланнице удавалось пробуждать в нем скрытое. То, чего его давным давно лишили, что спрятали и унесли с собой в могилу, вырытую руками Каэтана персонально для каждого — в отместку за отобранное. — Будто его отсутствие этому поспособствует. — неожиданно поддержав грязный подтекст диалога, Ринда с вызовом наклонила голову. — Неужто прячешься здесь? Женщины совсем наскучили? — Естественно, разбитая губа, не успевшая зажить, от нее не укрылась. Вследствии недолгого анализа было не трудно догадаться, что дерись Гадо с мужчиной — побоев было бы больше, и только разъяренная представительница женского пола могла оставить такой маленький след. Сегодня ему посчастливилось встретить таких целых две. — Скорее, доконали. — признался Каэтан, делая шаг ей на встречу и со смеющимся взглядом, немо пригласил ее прогуляться кивком. Хансон изогнула бровь, но обжечь ехидным комментарием не успела. — Встречный вопрос. Почти уверен, что твой коварный план заключался в том, чтобы добрая часть наших доблестных Советников захлебнулась слюной при виде тебя. Чего же ты не воплотишь его в реальность? Я все же склонен считать себя более стойким, когда дело касается твоих чар. Чем больше он говорил, тем сильнее Каэтан хотел замолчать. Ждать от нее ответа было непосильной мукой, даже в тишине воздух казался обжигающим, а от сухости во рту хотелось утолить жажду — жаль, далеко не обыденную. Он не знал в чем причина его недомогания, но когда Ринда задумчиво прикусила губу, понял — апогей влечения между ними достигнут. Возможно, именно поэтому они притянулись друг к другу, даже не планируя этой встречи. Не могли ждать дольше. — Может, я и не хочу твоей смерти. — играючись, заметила она, встречаясь с ним взглядом. «Захочешь.»— подумал Каэтан про себя, отчего-то не испытывая самодовольства. Отгоняя непрошенные мысли, он вглядывался в ее глаза с неподдельным интересом. — Боюсь, свое любопытство касательно того, чего ты хочешь, я приберегу на потом. — Зная, что если спросит о ее желаниях, то не удержится, Гадо решил тянуть интригу. Ринда не смутилась его желанию повременить, но его слуха донесся едва слышимый раздосадованный вздох. Это подтверждало, что она тоже была на пределе. Тропа заводила все глубже в сад, где за поворотом их окружили розовые кустарники. Пестрые алые, багряные, белые и даже бархатные черные — розы, витиеватыми лозами опутывали бордюр и видневшуюся арку. Хансон рядом с ним встрепенулась, будто розарий пробудил в ней какие-то воспоминания. По глазам Каэтан быстро понял о чем будет ее следующий вопрос. — Кто создатель этого сада? — поинтересовалась она и в женском голосе закралось подозрение. — А ты как считаешь? — хитро промолвил он. — Что-то мне подсказывает, что ответ кроется в твоем недавнем вопросе об увлечениях, считающихся постыдными в нашем обществе. — Каэтан изогнул бровь на столь точную формулировку и усмехнулся ее догадливости. — В роли садовника я тебя плохо представляю, но… Как тебе удалось? — Иногда я забываю почему именно тебя выбрали на роль посланницы. — признался Гадо, на что Ринда не сдержала ухмылки. Следом он снизошёл до рассказа. — На этом месте, еще до моего вступления в Марбэлийский клан, существовал какой-то сад. К сожалению, в упадок из-за военный действий пришла не только политика, но и все многочисленное имущество местной буржуазии. Эта территория не стала исключением. До нее никому не было дела, а я из своих личных побуждений, решил восстановить былую красоту. — Наблюдая за тем, как Ринда с увеличившимся интересом оглядывалась, но между тем увлеченно его слушала, Каэтан поддался порыву и продолжил свое откровение. — Я часто путешествую и много где успел побывать, поэтому когда ступаю на новую землю, считаю своим долгом привезти домой сувенир в виде нового растения. Кажется, такими темпами я разорюсь на содержании этого сада. — Он усмехнулся собственным словам, ведь и правда, его территория разрасталась с каждым годом все больше.«Кто же будет заботиться о нем по моему отъезду?» –промелькнуло в мыслях. — Поверь, это будет того стоить. — Ринда не восторгалась вслух, однако по блестящим глазам было видно, что его небольшая история ее впечатлила. — Сад великолепен. — Благодарю. Придется показать тебе насколько. — с искренним энтузиазмом вымолвил Каэтан и проходя мимо его любимого сорта роз, поймал ее за руку и потянул за собой. Хансон не успела опомниться, как уже стояла перед ним и клумбой завораживающих, но колючих цветов. — Позволишь, я добавлю свой штрих? — спросил он и Ринда, не до конца понимающая о чем именно ее спрашивают, все же кивнула. Гадо удовлетворился ее ответом и придирчиво окинул взглядом высокий розовый куст под рукой. Набравшиеся сил, тяжелые бутоны вынудили розы «понурить голову», ведь хрупкие и тонкие стебли не могли удержать вес расцветшего великолепия насыщенно красных лепестков. Этот удивительный сорт отличался особо стойким и богатым ароматом, что освежал и пьянил одновременно, разливаясь в воздухе серенадой. Выбрав самый привлекательный цветок, Каэтан сорвал его, не обращая внимания на то, как острые шипы, которыми роза пыталась противостоять миру, пронзили его ладонь. В своей привычной манере, Ринда деланно свысока наблюдала за его действиями. Чинно сложила перед собой руки, сокрытые длинными кружевными рукавами так, что виднелись только пальцы и сжатый в них бокал. С идеальной осанкой и властной аурой, в этом наряде, будь он проклят за мысли, что вызывал, и в этой атмосфере тишины, интимности… Вегосаду и рядом сегоцветами, она смотрелась совершенно изумительно. Держа в исцарапанной руке розу, уже окропившуяся его кровью, Каэтан затаил дыхание. Вмиг момент показался роковым, будто был способен предрешить всю его дальнейшую судьбу. Словно зачарованный, он медленно потянулся к ее лицу и избегая прикосновения, откинул мятежную прядь волос от женского лица. Ринда, не отрывала от него странного: и призывного, и оробелого взгляда. Следом же сделала шаг вперед и этим заставила его пальцы едва-ощутимо пройтись по своей скуле. Холодная и тонкая, ее кожа была на ощупь словно лепесток той самой розы, что он держал в руках. Будто получив разрешение для большего, Каэтан тоже ступил вперёд, сокращая между ними расстояние. В таком положении, она ощущала его спокойное дыхание и Ринде отчаянно захотелось сделать его сбитым, учащенным. Но разрушить идиллию крамольным порывом было слишком жестоко, тем более, когда Гадо приподнял ее подбородок указательным пальцем и до боли осторожным движением вставил цветок в ее волосы. Так нежно, не спеша, словно по его ладони не стекала кровь и касался он не женщины, а драгоценной фарфоровой чаши. — Теперь, сердцецвет, ты идеальна. — благоговейно вымолвил Каэтан и Ринда почувствовала трепет, поднимающийся от самого сердца до горла. Неконтролируемый, а значит несущий угрозу. Тем, как подчинял себе ее волю и вынуждал желать продолжения. От этой мысли, она спешно отвела взгляд — испугалась того, что ощутила. Новое чувство, диковинное и настырное Хансон сдерживать не могла, однако убедить себя в том, что может ему противостоять не удавалось. В мыслях тотчас же возник вопрос:«Неужели вся моя защита оказалась свергнута таким дешёвым жестом?», хотя от собственной формулировки Ринде хотелось скрипеть зубами. Правда была в том, что сердце действительно пропустило удар. Каэтан не стал стеснять ее и вытирая кровь платком из нагрудного кармана, сдвинулся с места. Ринда последовала за ним, пытаясь отыскать то, что отвело бы тему разговора от… Впрочем, возможно, ей следовало просто уйти. Однако Хансон упорно не хотела признавать поражение. Пусть судьба, звезды, да кто угодно, уже всё предопределили — она перекроит и переиначит свой путь. Сделает так, как желает сама Ринда. А желала она стоящего рядом с ней мужчину. — Почему каждый раз именно розы? — нашлась с вопросом, который занимал ее уже давно. В размеренном темпе прогуливаясь по извилистым тропам сада, они все больше углублялись во владения природы и ночной тени. Ринда и не заметила как перестала улавливать отдаленно звучащую музыку. Смех гостей тоже сошел на нет, подчёркивая то, что они остались в тишине и… совершенно одни. Каэтан, чей взгляд безмятежно блуждал по окрестностям, лукаво улыбнулся своим мыслям. Специально завел их подальше?«Вне сомнений.» — Они тебе идут. — просто ответил он, будто это было что-то столь очевидное. — Это классика. — глумливо заметила Ринда, хотя ей было искренне любопытно: совпадение ли? Однако Каэтан счел ее слова настоящим возражением и остановился, вынимая руки из карманов. Нахмурился, будто не понимал в чем смысл ее замечания. — В том то и дело. Если классике, будь то одежда или цветок, удаетсякраситьчеловека, значит человек вовсе не обычный. — Гадо усмехнулся своим словам, глядя на нее с деланным удивлением, словно этот вопрос не требовал объяснений. Словно ее безоговорочная красота не требовала обсуждения. Ринда никак не выказала польщения, но заскользив взглядом поклассическомуодеянию Каэтана с черной рубашкой и нежно-белым брючным костюмом в тон галстуку озвучила согласие: — Не могу поспорить. — От него не укрылся ее оценивающий взгляд и Гадо закатил глаза, усмехнувшись тому как лихо она перевела стрелки. В разноцветном взгляде пустились в пляс искорки азарта, гипнотизируя, увлекая за собой в истоки его эмоций. Смотреть друг на друга в этом положении они могли вечно, но Каэтан, до этого сам отсрочивший неизбежное, судорожно сглотнул. Ринда почувствовала, как ее пальцы предательски дрогнули, а взгляд неумолимо опустился к его губам. Внезапное осознание финишной прямой, к которой они подошли заставляло кусать губы от жгучего нетерпения, дышать короткими вдохами, что жалили легкие ядом и стремиться к тому, что с гарантией разрушит их обоих. В этом их молчании было что-то обоюдно отчаянное, животное. Необратимому препятствовала вовсе не нерешительность, а нечто более глубокое, гордое и своевольное. Ринда не могла отрицать, что никогда не испытывала таких чувств в своей жизни, когда желание касаться, владеть и отдаваться затмевало всю ее суть. До такой степени, что сдерживаться ей позволяла лишь сила воли и дистанция, которую Каэтан, прожигая ее ответным взглядом, все еще сохранял. Происходящее было сравнимо только лишь с огнем, столь маняще разгоревшимся, шепчущим подойти и обжечься, дать поглотить себя безжалостным языкам пламени. И казалось бы, в этом не было ни крохи здравомыслия, однако Ринда ровно так же знала, что не сможет отступить. Это казалось невозможным, словно путь назад был уже давно сожжен. Не ею ли самой? — Это уже больше, чем очередная игра. — вымолвила она с придыханием, не в силах больше оставаться на месте и сделала медленный шаг вперед. Пожалуй, подобной битвы внутри себя Хансон не испытывала никогда. С кем она сражалась? С дурманом похоти, с Каэтаном, сама с собой? — Тебя это пугает? — так же хрипло спросил он, пока его взгляд метался между ее губами и глазами. Искренность. Ринда чувствовала ее привкус на языке и приоткрыла рот, уже представляя как испивает ее из его уст. Он не отрицал, а значит ощущал тоже самое. Желание. Оно сушило горло, припекало голову, будто палящее дневное солнце, хотя на дворе стояла ночь и купались они в холодном лунном свете. — Я ничего не боюсь. А ты, насколько я помню, никогда не испытываешь сожалений. — едва успела промолвить Ринда, выдыхая последнее слово в его рот, когда Каэтан сдался ее чарам и в один широкий шаг притянул к себе за талию. Жаждуще впился в губы, вовсе не так как в прошлый раз, и обхватил ладонью затылок, не позволяя отстранится, будто она своими словами еще не предалась самосожжению. Они не могли насытиться. Поцелуи, словно самовластная феерия в нескольких актах, кружили голову. Ринда не смела больше сдерживаться и застонала, позволяя звукам утонуть в яростных движениях их губ. Как и хотела, она касалась его — зарывалась пальцами в волосы; владела им — крепко держала за галстук, словно за поводок, и ненасытно поглощала; отдавалась ему — позволяла прижимать к себе, изучать холодным рукам все ее изгибы и выгибалась навстречу. Было ощущение, что они сорвались с цепи. Каэтан не уступал ей в жадности, с которой притягивал к себе. До того отчаянно и горячно, что Ринда поразилась бы, не испытывай она того же. Тот спектакль, что имел место быть несколько дней назад ни шел ни в какое сравнение с происходящим. Жгучая страсть, что обуяла их, не могла проявиться, подняться из глубин грешных сердец при свидетелях. Она привыкла сжигать до тла в глубокой ночи, в уединении, дабы окончательно упиться ею до наслаждения. Возможно именно поэтому им пришлось прерваться. Забывшись от приятности, когда Каэтан заскользил ладонью по ее бедру, Ринда выпустила из рук бокал. Сделанный из хрусталя, он разбился с громким звоном и багряная жидкость разлилась по асфальту. В полумраке сада, освещаемого лишь фонарями, вино казалось пролитой кровью. Звук разбитого стекла отвлёк их друг от друга и Хансон была вынуждена отстранится от вожделенных губ. Собственная разгоряченность, жар, обволакивающий тело, показались бы смешными, если бы не мешали сконцентрироваться. — Оно и к лучшему. — подал вдруг голос чуть рассеянный Каэтан, явно возобладавший контролем над собой быстрее, чем она. Хотя хрипотца и выпуклость ниже пояса брюк выдавала его с головой. — Хозяйка вечера большая любительница дурманить своих гостей. Надеюсь, ранее ты не успела выпить достаточно, чтобы наркотик затуманил твой рассудок. «Хотела бы я, что бы это было так.»— едва не озвучила Ринда, ведь нашедшее на нее помутнение ей, не сказать, что понравилось. Было бы легче, если бы его можно было списать на подмешанное в алкоголь. То пугающе сильное желание затмевало все вокруг и это нешуточно сбивало с толку, являлось не позволительным. А дальнейшая мысль, пугающая своим сценарием уже закрадывалась на окраине сознания. — Нет, я почти не пила. — медленно протянула Хансон и ее озарило.«Элодия.»Подавляя ужас, она оглянулась на замок, сокрытый невдалеке деревьями. Наверняка, ее сестра не побрезговала предложенным выбором напитков и попалась в ловушку маскарадного веселья. — Прошу меня простить, но я должна покинуть тебя прямо сейчас. Заслышав ее слова, Каэтан, довольно мило выглядящий со взъерошенными прядями волос, торчащими во все стороны, и ее помадой на губах, поднял на нее взгляд. Глаза, серьезные как никогда, уже выражали безмолвный вопрос, но Ринда не могла приоткрыть завес тайны своего беспокойства. — Моя помада идёт тебе даже больше, чем мне. — приблизившись к нему, глумливо шепнула она ему на ухо. Каэтан ухмыльнулся, не потрудившись стереть размазанный отпечаток и когда Хансон уже собиралась ретироваться, взял ее за руку и вложил в нее что-то неприметное. Плоский и мягкий, предмет оказался согнутым пополам клочком бумаги. — Будет желание закончить начатое, ты знаешь где меня искать. — напоследок вымолвил Каэтан и Ринда, не глядя на бумажку, уже знала что там было.«Предусмотрительный же черт.» Одарив его томной улыбкой взамен, она развернулась и насколько позволяло платье быстро, пошла в направлении к залу. Провожаемая знакомым взглядом, Ринда чувствовала себя удивительно спокойно и уверенно. Почему-то, ее преследовало отчетливое знание, что в ближайшем будущем ей это пригодится.

***

Утро, начавшееся вовсе не с того разговора, который Ринде хотелось бы провести, омрачило весь последующий день, отчего шум зала и, как она теперь уже знала, наркотическое разгулье местного контингента действовали ей на нервы. Хансон испытывала стойкое желание отталкивать каждого, кто касался ее хоть пальцем, хотя в столпотворении гостей это было неизбежно. И с чего бы? Ведь считанные секунды назад она столь отчаянно жаждала прикосновений и бредила о том, чего не должно существовать — о чувствах. Пожалуй, именно это и выводило ее из себя больше всего. Собственная недальновидность, несобранность, безответственность по отношению к Элодии и работе в Марбэлии. Своя же пылкая глупость. Как Ринда только позволила произойти этому дурацкому сближению? Голосок в разуме, неперебиваемый даже истошным писком скрипки, все шептал о том, что она не в состоянии это контролировать и не должна даже пытаться. Но Хансон не была бы собой, если бы не пресекла на корню мысли о подобном. Ей подвластно все, и уж подавно собственный разум, как и принятие здравых, взвешенных решений. Она не станет, как дура, купаться в фантазиях, которые обрекут ее на безволие перед мечтами, а что самое главное — перед их главным героем,мужчиной. Она возьмет то, чего хочет, и сохранит за собой способность закончить эти странные отношения в любой момент. Каэтан не мог быть безупречным. Он обязательно оступиться, солжет, предаст, нарушит слово. И Ринда схватится за это, не спустит на тормозах, не даст желанию романтизировать его образ, пока использует его для своих личных целей. В тот же самый миг она прекратит зарождающеесянечто, и тут же забудет о произошедшем недоразумении. Всего-то, минутной слабости, именуемой ее к немуинтересу. Утвердив эти негласные правила, Хансон с облегчением выдохнула и приподняв подбородок, подавила в себе раздражение. Магия сумрачного сада рассеялась, оставляя ее наедине с мыслями и поисками непутевой сестры. Хотя сколько бы Ринда не вглядывалась в гостей, окруживших ее со всех сторон, рыжей макушки или пестрых проблесков зелено-желтых тканей она не замечала. Может, Элодии хватило ума не пить и уйти в номер? Или уже под градусом ей подумалось удалиться? Лелея эту надежду, Ринда силилась подавить тревогу, которая все больше охватывала душу. Однако от поисков ее стремительно отвлекли. Совсем рядом она увидела хозяйку вечера в компании незнакомых людей и трижды прокляла этот день, ведь разворачиваться было поздно. Советница Дридстан, словно почувствовала взгляд и обернулась к ней, потеряв интерес к оживленной беседе. Ее черные глаза, обрамленные серебристой краской расширились. И выражение голодного, словно животного восторга Ринде не понравилось. Однако она искусно это скрыла, натягивая на уста легкую приветственную улыбку и для вида подхватила бокал с подноса у проходящего официанта. Как нельзя некстати, Хансон узнала в неприметно и строго одетом парне, Флавио. Более того в глаза бросилось желтое перышко, зацепившееся за его рукав с внутренней стороны. Он точно разговаривал с Элодией. И раз уж на таком ответственном мероприятии до сих пор не поправил свой внешний вид, то разговаривал совсем недавно. Встретившись с ним взглядом, Ринда, как и он, не подала виду. Она силой отвела от него взгляд и сиюминутно возненавидела себя за то, что предпочла переговорить с ненавистной Советницей, дабы не вызвать подозрений, а не помчалась за Флавио, чтобы узнать что стряслось с сестрой. — Ах, Ринда. Не описать словами как я рада вас видеть. — Файза лучилась обаятельной улыбкой, однако Хансон это не обмануло. Оценивающим взглядом пройдясь по ее одеянию, Дридстан изогнула бровь. — Как всегда обворожительны, но не мрачновато ли для такого яркого вечера? Единственная причина, по которой Ринда радовалась такому стечению обстоятельств, а именно их случайному пересечению с Советницей, заключалась в том, чтобы лицезреть ее лицо, когда до нее дойдет иносказательность ее образа. — В самый раз. — без намека на наглость, однако все же именно так, вымолвила Ринда, приподнимая бокал в воображаемом тосте. Любому смышленному человеку при взгляде на нее становилась сразу ясно, что Хансон, пусть не показывала этого внешне, однако всем своим видом демонстрировала непокорность, своеволие и преданность родным традициям. Файза сама лично объявила ей тему маскарада — краски, цвета, а Ринда явилась в трауре, к тому же еще и с фасоном традиционного картринского платья. Возможно, это было ровно противоположным тому, чего хотел от нее отец, а именно — сойти за свою, однако с каждым днем этот план казался все более провальным и преданность себе была ей дороже. Рин ни от кого не стала бы терпеть плевки и насмешки, а значит стоило напомнить чьи интересы она представляла. Интересы клана, который при желании мог стереть марбэлийцев в порошок, тем более в их плачевном положении. Файзе не потребовалось много времени, чтобы осознать ее акт неповиновения, практически неуважения, однако беззвучно скрипнув зубами, она изогнула губы в фальшивой усмешке. Дридстан дернула подбородком, поправляя кудрявые завитки темно-каштановых волос, собранные в косички и дреды, закрепленные в небрежный пучок, из которого торчали заколки с маленькими сверкающими звездами на концах. — У меня практически дежавю. Вашу мать трудно забыть и вы чертовски мне ее напоминаете. — Холодный взор Советницы потеплел, когда она резко перевела тему. Ринда едва не опешила, не особо осведомленная об этой части жизни матери. Она знала краткую историю о том, как Фауста некоторое время пребывала с братом в Марбэлии, когда ему не было и одиннадцати, прежде чем двинуться дальше в Картринию. Это все еще оставалось окутано покровом тайны, и даже когда Ринда напрямую спрашивала, ответа от матери добиться оставалось трудно. Чудо, что пару дней назад, когда они говорили по телефону, Фауста зацепилась за ее слова о том, что она познакомилась с мужем Эсты, и хотя об их свиданиях она благоразумно умолчала, мать снизошла до того, чтобы поделится с ней информацией о том, какие ходили слухи в тот период, когда она жила здесь — и то в качестве предупреждения. Впрочем, Ринда все еще понятия не имела как приезжую северянку без гроша в кармане, да еще и с ребенком занесло в Гастон, на базу преступного клана. — Вижу для вас это открытие. — Файза добродушно улыбнулась, хотя чем чаще Хансон видела эту улыбку, тем отчетливее ей казалось, что она до фантомной боли походила на капкан. Не углядишь, и через миг лишишься ноги. — Мы с Фаустой были очень дружны. Конечно, до того, как она вышла за человека, которого должна была убить. — Советница прекрасно знала что делала, когда произнесла эти колкие слова, однако упустила момент, когда у Ринды земля ушла из-под ног от услышанного — откуда же ей было знать, что оно подействует как бомба замедленного действия. Шум крови загрохотал в ушах, заглушая болтовню Дридстан, а всю Рин бросило в холодный пот. Кто бы мог подумать… Все те многочисленные размолвки родителей, постоянные скандалы, расставания и сложная любовь, как и ее называл дядя Арман — отец Элодии, их запутанные отношения… Всему виной было предательство ее матери. Ринда, до такой степени шокированная, что потеряла дар речи и застыла на месте, вновь почувствовала себя той тринадцатилетней девочкой, которой приходилось выслушивать как родители бранили друг друга как в последний раз. И как из раза в раз, вновь и вновь, отец вспоминал о том, что было тринадцать лет назад. Все это время, Рин была уверена, что Андрэ имел в виду ее рождение. Ни мать, ни отца, Ринда не винила, доподлинно не зная что же тогда произошло. И понимала, что вряд-ли когда-нибудь узнает. Но с прискорбием ее накрыло осознание, что переломным скорее всего стало ее рождение, пусть и не про него всегда шла речь. Именно оно и объединило Фаусту и Андрэ, но также и разрознило. Почему-то любая мысль об этом отзывалась тупой болью в груди, хотя в последние пять лет Ринда бывала дома редко. А до этого шесть лет и вовсе не ступала на отчую землю, потому что пряталась от уродливой смеси собственных страхов и стыда. Силой затолкав бушующие мысли о родителях и собственных переживаниях, Хансон выпрямилась, испытывая жгучее желание плеснуть содержимым бокала в лицо Советнице. — История, на самом деле, запутанная, но какие же все-таки жизнь иногда преподносит сюрпризы, не так ли? — Не то, предавшись ностальгии, Файза не заметила ее потерянного вида, не то упивалась им втихаря, но когда Ринда пришла в себя, ее рассуждения уже подошли к своему концу. — Взять к примеру, вас. Ребенок, объединивший в себе кровь двух совершенно разных народов. По сей день прилагающий усилия для объединения двух кланов. Это ли не чудо? — восхищалась она, однако в словах то и дело мелькали странные нотки нетерпения. Стоило Советнице взять ее под локоть, будто они были давними подругами, Ринда напряглась пуще прежнего. Но худшее было впереди. — К чему это я… — Файза театрально коснулась своего лба и неспешно повела Хансон сквозь толпу гостей в неизвестном направлении. — Ах да. Фауста, когда еще разделяла мои идеи, помогала мне кое с чем. Так уж вышло, Ринда, что я хочу предложить вам тоже самое сотрудничество. — И на ваше сумбурное предложение никак не повлияли здешние напитки? — не скрывая настороженности, без колебаний вымолвила она. Вероятно, Советница чего-то точно перебрала, если с таким спокойным лицом предлагала ей нарушить клятву, данную клану. Ринда, стараясь сдерживать простой вопрос«Вы в своем уме?», выбрала иную формулировку. — Раз уж вы отметили мое сходство с матерью, вы не могли не знать о ее принципах. Не сложно предположить, что она передала их собственной дочери. Тогда, с чего, Советница, вы взяли, что я вообще стану вас слушать? Нервы оголились до предела. Слишком много откровения, слишком много изгаления, слишком много притворства. В жизни Ринды этого всегда было хоть отбавляй. Выдержка, выработанная опытом позволяла с этим справляться. Но в Марбэлии это вышло на новый уровень, ведь ей не позволялось с достоинством противостоять и вечно приходилось сглатывать каждый раз, когда очередной Советник возникал и перечил ей. А так было на каждом шагу. Именно поэтому Ринда затряслась от беззвучной ярости, услышав ответ Файзы. — Хмм, голубонька моя, а кто сказал, что у вас есть выбор? — словно являя свое истинное лицо, Советница мягко, но неестественное широко растянула губы в притворной улыбке. Прежде чем Хансон успела ответить, Файза отступила от нее в сторону и покачала головой, шепча успокаивающее «шшш», будто обращалась к маленькому ребенку. — До меня, дошел слух, интересная история о том, как вы травмировали ногу. Вернее о том, каким чудесным образом она исцелилась. О, как же занимательно мне было слушать ее от одного моего знакомого… Ринда побледнела, заторможено складывая пазл в своей голове. Тот чертов доктор, прерванный посреди любовных утех с некойзмеёй, как ее обозвал Каэтан, приходился Файзе любовником. А самой змеей, соответственно, являлась Советница, она же и покровительствовала ему. «Легче было пристрелить докторишку, чем полагаться на то, что он удержит язык за зубами.»— сокрушенно подумала Ринда, но сделав глубокий вдох, удержала безразличное выражение лица. Черт с ним, жизнь решила подшутить — в прошлом то, она всегда была в роли шантажистки. А теперь, Советница планировала шантажировать ее. — Думаю, не стоит вдаваться в подробности. — Файза покосилась на людный зал, где за цветастыми масками могли скрываться совершенно неожиданные личности. Одна лишь хозяйка пренебрегла традициями и держала блестящую маску в руке. — Однако вы же меня поняли, верно, Ринда? — Дридстан изогнула бровь с заговорщическим выражением лица, словно они имели общую тайну, хотя по сути так оно и было. — Было бы очень прискорбно распускать язык о том, что умертвить нашу прекрасную посланницу не так просто. К тому же, вы сами понимаете, что до логического завершения переговоров, приведут они нас к мирному договору, или нет, вы не сумеете беспрепятственно уехать. А до того мне не хотелось бы, чтобы наши отношения портились. — Глядя на безэмоциональную Ринду, чей взгляд выражал ничего кроме стали и холода, Советница поджала губы — скорее издевательски, чем с искренней досадой. — Ох, Ринда, я не прошу от вас чего-то выше ваших сил. Всего-то использовать ваше природное обаяние. Советник Ольв и так уже положил на вас глаз. Вам не составит труда с ним немногопообщаться, а я буду очень благосклонна и благодарна вам за содействие. — Файза улыбнулась, однако Хансон не ответила ей тем же и когда Советница, не дожидаясь ее согласия, приподняла свой бокал в немом тосте, Ринда стиснула зубы. От невозможности воспротивиться, потому что раскрытый секрет о собственной магии действительно мог стоить ей жизни, она исступленно прожигала Дридстан взглядом. Сочтя, что терять ей уже нечего, ведь условия Советницы ей в любом случае придется выполнить — хочет она того или нет, Ринда вытянула руку со своим бокалом вперед и преспокойно его уронила. Еще на лету темная жидкость расплескалась, окрашивая все вокруг в красный, однако платью Рин не нанесла ущерба — на черной, к тому же узорчатой ткани пятна вина были незаметны. Зато наряд Файзы был непоправимо испорчен, ведь подол тонкой серебристой материи молниеносно впитал в себя брызги темной жидкости. Уже второй за сегодняшний вечер, бокал разбился вдребезги. Жаль, осколки не задели хозяйку вечера, но захрустели под каблуками Ринды, когда она стремительно развернулась и не обращая ни малейшего внимания на тихо шипящую от гнева Советницу, гордо направилась к выходу из зала.«Действительно змея.»— хмыкнула себе под нос Хансон, согласившись с Каэтаном, подобравшим такое удачное прозвище. Конечно же, она осознавала, что за эту выходку ей придется заплатить, но и поджав голову на сие нахальство, уйти не могла. Несгибаемый характер не позволил. Раз уж сухой из воды ей было не выйти, Ринда мысленно пообещала самой себе и Советнице сделать их сотрудничество незабываемым. В самом каверзном из смыслов. И по пути в свои покои, где обнаружила мирно спящую Элодию, она развернула оставленное ей послание. На нем значилось все, что ей необходимо было знать, чтобы наплевать на все и пустится во все тяжкие, ведь вытерпев этот вечер, она определенно этого заслуживала.

Номер 236. Третий этаж правого крыла.

Буду невыразимо счастлив, если ты нарушишь мой покой.

Твой на эту (и другие) ночи, Каэтан