Погибель на закате

Гастонский горный хребет, Марбэлия. 30-е мая, 521 год эры смешения. В воздухе витал аромат неоправданной жестокости. Не то она только приближалась, не то уже дышала Леоне в затылок. Она склонялась ко второму. Эта затея изначально была навеяна ей фанатичной идеей мести, идеального преступления. Отец в свое время искренне верил, что такое можно провернуть, впрочем он утверждал, что месть — удел слабаков. И в этом решении Леона разрывалась между его суждениями, которые в силу глубокого уважения и привязанности к прародителю, незаметно переняла. Сейчас же эта идея обернулась для нее ловушкой. Выяснилось, что не она одна желала кровопролития. Только если Леона точно знала кого она собиралась лишить жизни этой ночью, то от стоящей позади нее, восставшей из мертвых, посланницы Картринского клана можно было ожидать чего угодно. У нее были веские причины прирезать половину живущих в Башне забвения, а вторую половину покалечить на досуге. И Леона отчетливо понимала, что находится в числе первых, даже если не проживает в Башне. Стараясь скрыть дрожь в ладонях, потому что тремор был подобен тонкому хрусталю надежды, который успел сплавится в сосуд у нее в душе и ныне раскалывался на глазах, Леона выдохнула. Не желая проверять терпение Ринды, которая непоколебимо упирала ствол пистолета ей в лопатки, она медленным движением вынула нож, который хранила много лет. Подобная сентиментальность саму Стенвалль порядком раздражала, но отказаться от вещи отца она попросту не смогла, пусть даже при одном лишь взгляде на раскладной серебряный прибор и щемило в груди. — Ха-ха, жалкое однако зрелище. — Смех сорвался с губ посланницы механически, остро и колко. Ринда ткнула ее пистолетом в спину и в тот же момент отняла нож. Леона против воли обернулась и увидела как тот исчез у нее под складками изорванного платья в мгновение ока. — Чем-то еще насмешишь? — От веселья посланницы отдавало мертвечиной, отголоском каких-то далеких чувств, ведь ее лицо представляло собой бледный мрамор — окровавленный камень и ничего более. Словно все ее существо разом утратило всякую человечность. А следом Леона встретилась с ней взглядом и ноги сделались ватными. Ринда смотрела на нее так, словно уже видела перед собой ее надгробие. В алых глазах не было крупицы дипломатичности, что она демонстрировала на переговорах, не было сдержанности, с коей посланница предстала перед Советниками, не было и непоколебимого спокойствия, коим эта женщина ей запомнилась. Ее взгляд выражал лишь первобытную кровожадность. Неудержимую, импульсивную. И мрак, который, словно ил на дне, кто-то опрометчиво поднял на поверхность. — У меня ничего больше нет. — Одни звезды знали как ей удалось удержать тон ровным, хоть откровенного страха в глазах было не скрыть. — Прекрасно. Ты знаешь, что с тобой будет, если мне не понравится твое дальнейшее поведение. — Ринда дернула головой, и Леона сочла это немым приказом развернутся полностью. Она сделала оборот осторожно, ведь боялась резкими движениями спровоцировать фанатичную жестокость. Это показалось ей не лишним, учитывая как выглядела посланница. Изысканное алое платье представляло собой лохмотья, тянущиеся за Риндой шлейфом. Бюст, оголившийся больше положенного в силу хрупкой ткани, обнажал уродливый, изогнутый в бок шрам. Запекшаяся кровь выделяла его на фоне девственно бледной, алебастровой кожи, которая мерцала даже несмотря на полумрак. Локоны бело-серебристых волос окрасились в алый из-за крови, стекающей по ее шее и облепили ключицы. Она покрывала и руки, и ноги, громоздкой румяной обводила щеки. Ее босые ступни оставляли за собой кровавые следы, не то кровоточа, не то помечая путь отступления. Убийственный взгляд венчала размазанная тушь, а губы изогнувшиеся в оскале украшали струйки засохшей крови — обнажившееся зубы все еще были окроплены остатками внутреннего кровотечения. Судя по шраму Каэтан ударил именно в сердце… «Как, черт возьми, она после этого выжила?» Ее можно было сравнить или с актрисой, сбежавшей со съемок ужастика, на крайний случай, романтизированного боевика. Или с бессердечной маньячкой. Леоне хотелось беззвучно и истерично расхохотаться, если бы не смертельная участь, которая за этим бы последовала. — Рассмотрела. Понимаешь теперь, и без того знала доселе, на что я способна. — Ринда рассуждала лениво, но каждый ее вдох и выдох, будто каждую мысль в голове, отслеживала с орлиной зоркостью. Ее не удалось бы обмануть или обвести вокруг пальца, и Леона обреченно отмела эту идею. — Не будешь взбрыкивать, не трону. Так что шагом марш. Показывай дорогу в покои госпожи Советницы Гадо. — последние слова, чин супруги Каэтана, она произнесла с нарочитым восторгом. На ее губах заиграла едва видимая улыбка, а глаза сверкнули предвкушением. Леоне оставалось лишь поежиться и смиренно последовать по знакомому пути. Ринда кралась за ней бесшумно, но ее присутствие заполняло собой все пространство — словно безудержная лавина уничтожала все живое на своем пути. Подземный каменный лабиринт сменили длинные коридоры Башни забвения, по мере того, как Стенвалль вела посланницу к ее цели. От мысли о том, что она делает к горлу подбиралась тошнота, но Леона так же быстро напоминала себе о том, что дни ее преданности Марбэлийскому клану были сочтены в тот день, когда она узнала о том, с кем союзничает Каэтан. А эти люди не отличались симпатией к марбэлийцам, впрочем, и к картринцам тоже. Они то и пообещали ей желанное в обмен на выгодное сотрудничество. Какова ирония, даже в этот раз Каэтан ее вытаскивал, потому что ей самой, как бы прискорбно для самолюбия ни было это признавать, не пришло бы в голову искать союзников вне клана. Однако это было легко обосновать, учитывая, что Гадо попал в него из-за женитьбы в двадцать с чем-то, а она родилась участницей, к тому же была дочкой своего вдовствующего отца и не могла пойти против того, чему он посвятил свою жизнь. Леона не испытывала мук совести, когда преодолевала последние шаги, ступая по темно-синему ковру. Под прицелом в душе томилась тревога, однако за время их короткого пути — не более десяти минут, она сумела с ней совладать. Успокаивало то, что даже Каэтан, который казался ей порой всеведущим, не предусмотрел такого поворота событий. Значит, и у нее шансов было маловато. Высокая и широкая, дубовая дверь в покои Советницы, конечно же, была заперта. Ринда смерила ее вызывающим взглядом и изогнула бровь в ее сторону. — Открывается или ключ-картой — временный доступ для персонала, или особенным ключом, который есть только у Эсты. — объяснила Леона, нетерпеливо прислонившись плечом к стене и добавила. — Маг-замок, с экохимическими элементами. — предупреждая вопрос, она вымолвила следом. — Другого входа нет. А если и есть, где он я не знаю. Ринда бросила на нее подозрительный взгляд, все еще пробирающий насквозь и сложила руки на груди. Пистолет остался висеть на кончике ее указательного пальца и она качала им по мере того, как размышляла. Посланница не была дурой. Очевидно, понимала, что возвращаться в корпус персонала, чтобы отыскать ключ-карту отняло бы слишком много драгоценного времени. Леона не ведала, что та собирается делать в покоях Советницы, но была заинтересована в том, чтобы Ринда управилась побыстрее. Она то ведь тоже не от скуки оказалась в лабиринте подземных коридоров этой ночью. — Чутко спит? — Уточнять о ком она спрашивала не было смысла. Леона медленно понимала, что Хансон задумала сделать. И от этого по коже бежали мурашки. Не до такой же степени Ринда самонадеянна? — Она под таблетками, принимает успокоительные. — поделилась Стенвалль тем, что знала, хотя и не проводила в обществе Эсты так уж много времени. Однако Искар частенько болтал о том, что его не касалось, и точно не касалось Леоны. — Насколько я знаю, принимает их по утрам и по вечерам, против раздражительности. — Ринда показательно, но негромко, фыркнула и Стенвалль пожала плечами. — Перед Советом или переговорами она пренебрегает утренним приемом. Чтобы оставаться в ясном уме. — Оно и видно. — бросила посланница, сжимая пистолет крепче. Следом она оторвала крупную полосу от своего платья, вернее от остатков его подола и обмотала им дуло, создавая подобие глушителя. Эффект будет слабоват, но по крайней мере не перебудит всех на этом и верхнем этажах. — Отвернись. Не то вся в щепках будешь. Миг спустя воздух и дерево пронзили четыре глухих выстрела. Две пули с разницей в секунду без промаха угодили в конструкцию электронного замка. Остальные две пронзили петли, отчего дубовая дверь, несмотря на массивность, опасно заскрипела и Ринде хватило одного расчетливого удара ногой, чтобы выломать ее окончательно. Тонкая магия оказалась погребена под искрами — огонь уничтожал практически любые печати, а уж слабый маг-замок и подавно. Раздался треск и Леона тотчас же обернулась. Ей хватило нескольких секунд, чтобы подбежать и схватить тяжёлую дверь с правой стороны — с левой ее пыталась удержать Хансон. Та одарила ее странным оценивающим взглядом, видимо, за прыть и усмехнулась себе под нос. — Ты хитрее, чем кажешься. — сказала она, заработав недоуменный взгляд, но мысль не продолжила. Кое-как им двум удалось уложить дубовую громадину без шума и столь же юрко проскользнуть в покои Советницы. В бело-голубых комнатах с мраморным полом было прибрано и чувствовался утонченный вкус ценителя, эстета. Хотя Леона, сопровождая Искара, не раз видела здесь полный кавардак, когда Эста впадала в бешенство. И все жемчуга, искусно сделанные статуэтки и картины были этому безумству безмолвными свидетелями. Наблюдая за Риндой, Стенвалль обратила внимание на то, что посланница затаилась и притихла. Они шли с ней наравне, но пистолет из ее рук не исчез и все еще нес угрозу. Леона знала — стоит ей податься в бегство, она упадет замертво. Да ей, по правое говоря, этого уже и не хотелось. Судя по всему, Хансон тоже уловила эту перемену настроений в ней, потому что преисполнились доверием настолько, чтобы поручить ей разыскать на маленьком островке кухни зажигалку. Леона не задавала лишних вопросов, но на поиски сию же минуту не отправилась. Вместо этого она следила за тем, как Ринда путем проб и ошибок, отыскала спальню и прижавшись к двери ухом, бесшумно прокралась внутрь. Пистолет она прижимала к груди и выставила вперёд на случай, если Советница таки проснулась от шума выстрелов. Однако этого не произошло. Леона, снедаемая странным кровожадным любопытством, очень быстро обнаружила искомый предмет в первом же ящике стола и прихватила его вместе с каким-то пузырьком транквилизаторов. Очевидно, их прописывал Эсте врач, но мертвой ей они уже не понадобятся. Леона не тешилась надеждой, что с пистолетом наготове и выломанной дверью, посланница, вся с ног до головы в грязи и крови, пришла нанести Советнице дружеский визит. Следом, Стенвалль тенью прокралась к той же комнате и сквозь темноту различила, как Ринда приблизилась к двуспальной широкой кровати, окруженной резными столбиками и перламутровыми шифоновыми занавесками. Эста спала с левой ее части, в углу и Леоне открывался мутный, но достаточно открытый вид на происходящее. Мрачное лицо посланницы не выражало ни капли удовольствия или былого предвкушения. Ринда делала все с механической точностью, отработанной до автоматизма. Ей хватило наглости вальяжно отложить пистолет и включить ажурную настольную лампу на прикроватной тумбочке, отчего Эста недовольно что-то промычала и попыталась перевернуться на другой бок. Однако Ринда этого не позволила и отстраненно наблюдая за ее, вероятно, последними, телодвижениями, рывком отодвинула занавеску и схватила ее за горло. Леона со своего места видела как тонкие пальцы крепко сомкнулись на женской шее и сдавили ее что есть мочи. Не прошло и пары секунд, как Эста, задыхаясь, открыла глаза и наткнулась взглядом на Ринду. Та нависла над ней, вжимая голову женщины в подушку стальной хваткой. Инстинкты проснулись следом за телом и Советница стала остервенело трепыхаться на постели, царапать ладонь, лишенную воздуха и пучить глаза не то в мольбе, не то в гневе. — Ммм, как там он говорил? — тихим, томным шипением промолвила Ринда и ее алые глаза блеснули яростью. — Избавимся от сего лишнего звена? — Послышался хрип и посланница, изображая задумчивость, отвесила Эсте громкую пощечину свободной рукой. Будто приводила в чувства и наказывала за лишний шум одновременно. Лицо Советницы стремительно принимало из красного, синий оттенок и светлые голубые глаза неумолимо закатывались. Это была медленная, мучительная пытка. — У меня плохие вести, госпожа Гадо. — Наконец, Ринда разомкнута побелевшую ладонь и Эста зашлась в истошном, отчаянном кашле, со свистом втягивая в лёгкие спасительный воздух. С равнодушием посланница следила за дезориентированной Советницей и через секунду снова приблизилась, чтобы цепко впиться в ее загривок и приподнять ее за шею на уровень своего лица. На выдохе Ринда произнесла все тем же замогильным шепотом: — Сегодня это звено — ты. — Стоило ей закончить, она уронила Советницу обратно. Несмотря на более активные попытки сесть на постели, Эста лишь заработала локтем в нос и снова оказалась в удушающей ловушке. Ринда наблюдала за ее метаниями с безмятежностью, полной пустотой во взгляде и Леона не знала что боялась увидеть большее — ее, или удовольствие. Она не двигалась, молча давала той воплотить задуманное. Любовью к Эсте Стенвалль не пылала, учитывая издержки профессии и субординации, и союзничество с Искаром, а последнее говорило само за себя. Она не обладала добродетелью, не имела выдержки и терпения, стремилась к власти, но самостоятельно удержать ее в руках не могла. Советница Гадо мало чем заслуживала жить, но считала, что имеет право распоряжаться чужими жизнями. Когда предсмертный хрип возобновился, Ринде надоело его слушать и она закрыла Советнице рот ладонью. Эста со слезами взирала на нее и впивалась ей ногтями в кожу настолько отчаянно, что можно было поверить, что она оказалась здесь случайно и не заслужила всего этого. Царапины на ладони кровоточили, синяки на предплечьях синели, но Хансон не отводила взгляда. Отвечала холодным, аморальным безразличием. Советница дергалась, пыталась ударить нападающую ногами, но все было бесполезно — она незамедлительно придавила их весом своего тела. От Ринды не стоило ждать ни капли пощады. Безмолвно, но все еще пытаясь шевелить губами, Советница шипела проклятья. Тирада смертницы была прервана, когда Хансон удвоила усилия и Леоне едва не послышался хруст позвонков. Глаза Эсты стремительно залились кровью, белки заалели и опасно выпучились. Ринда и не думала останавливаться. Следовало задаться вопросом почему она выбрала такой долгий и трудоемкий способ убийства. Удушение было процессом не быстрым, даже если использовать вспомогательные предметы. Однако Леона смотрела на эту картину с примесью безучастности, и при этом восторга — не фактом мести, а выдержкой посланницы. Она не превратила это в унижение, сладострастную пытку, не желала слышать мольбы и слова лживого сожаления. Ринда просто восстанавливала справедливость. В тот миг Стенвалль, наконец поняла смысл происходящего и увидела какая боль кроется за поведением Хансон. Что же Каэтан, во имя звезд, натворил? Тем временем, Эста прекратила метаться и дрожала всем телом, придавливаемая железной хваткой к постели. У самой границы Завесы, к которой Ринда ее подводила, она произнесла: — Удачи в чертовом пламени. — едва слышимые слова вырвались злостно, с ядом, которого прежде Леона не слышала. Ринда потеряла самообладание и проявила свою затаенную ярость лишь на одно короткое мгновение, когда позволила той вырваться наружу безудержной волной. Она отняла от ее горла одну руку, молниеносно схватила пистолет, незаметно взвела курок и прострелила сердце Эсты, в упор. Одна секунда и человека как не бывало. Леона сглотнула, глядя на то, как руки той безвольно застыли в том же положении, а пятно свежей крови растекалось на светло-голубой ночной рубашке. Ринда оглядела свою работу и безэмоционально оторвала сжатые вокруг ее запястий, ладони убитой. Вытерла потные руки о простынь, не потрудилась даже прикрыть Эсте глаза, которые так и застыли в том ужасе от скорой кончины. Остекленели в крови и слезах, которыми она забрызгала смертное ложе. Что же, должно быть, такова была ее судьба. Леона, несмотря на минутную оторопь, хотя она не впервые видела перед собой убийство, не винила Ринду. Неспешно расхаживая по покоям убитой и лениво разминая руки и окостеневшие пальцы, она вытянула перед ней ладонь на выходе и твердо произнесла: — Зажигалка. — Вытащив вещь из кармана, Леона незамедлительно положила ее в раскрытую ладонь. Ринда вернулась в комнату следом лишь за тем, чтобы оглядеть содержимое двух прикроватных тумб и хищно улыбнулась, обнаружив в одной из них пистолет с глушителем. Видимо, Эста хранила его для самообороны на случай непредвиденной ситуации. Проверив свой на предмет патронов, она бросила его на кровать, едва не задев труп и подхватила пучок сухих цветов из ближайшей вазы. Они служили красивым украшением интерьера, но Леона уже догадывалась для чего Ринда хочет их использовать. Стоило им пройти в коридор, Хансон подожгла увядшие, тусклые цветы, озарив их ярким пламенем зажигалки. И покидая покои убитой Советницы, она не глядя бросила его себе за спину, словно букет невесты. На ее губах играла полная жестокой радости улыбка. «А говорят ещё, что нельзя купить счастье.» — подумала Леона, рассуждая о грядущем. — «Может и так, но ради него требуется пролить кровь.»