Погибель на закате

Доран, Картриния. 18-е апреля, 521 год эры смешения. Северин не знал насколько долго удерживал взгляд оборотня. Его переполняли жалящие внутренности, противоречия. В одних проявлялось влияние клана, неумолимость отца, дотошность сестры и, наконец, твердая хватка матери — что в образном, что в прямом смысле, она все еще заставляла Хансона сдавливать предателю горло. В других же говорили его собственные принципы, но их призывы были отражением духа его семьи. Однако в совершенно ином ключе. Где Северин должен был быть неумолим, так это в своей преданности. Он не мог обернуться против человека перед ним, не выслушав его объяснений. Где Северин должен был быть дотошен, так это в своих подозрениях, деталях и чувствах, которые указывали — молили его обратить внимание на несостыковки в обвинении Андрэ и в реальном положении вещей. И в отношении чего Северин должен был использовать твердую хватку, так к своим принципам. Ему требовалось держаться за них до последнего, верить самому себе и своим суждениям. Именно поэтому, вглядываясь в желто-зеленые глаза Фео, Хансон резко отнял руку и отступил, позволяя парню продохнуть. Ногтями впиваясь в ладонь, Северин силой заставлял себя не сожалеть о принятом решении. — Спасибо… На минуту мне показалось, что ты не отпустишь. — Прижимая руку к груди, оборотень пытался отдышаться и вымученно улыбнулся уголком губ, но улыбка тут же погасла, когда они встретились взглядами. — Докажи, что я сделал это не зря. — Северин тяжело вздохнул и напряженно оглядывая преобразившегося друга с ног до головы, отвел взгляд от наготы, покрытой мурашками от холода. Не глядя, он протянул Фео свою ветровку, которую так и не успел одеть в спешке и в силу своих взвиченных нервов. Тот вначале не понял его жеста, а потом, отрывисто кивнув в благодарность, накинул вещь себе на плечи. Размер был ему велик, к тому же Северин значительно перегонял его в росте, за счет чего куртка практически доставала ему до середины худого бедра. Фео не удалось, а возможно он и не пытался, скрыть своего не верящего взгляда. Будто никто никогда не проявлял по отношению к нему заботы, или милосердия. Шрамы на виднеющихся, сквозь тонкую кожу, ребрах и жилистом от недоедания, торсе, наглядно это демонстрировали. Северин старался их не разглядывать, но глаза невольно возвращались к многочисленным белесым отметинам. — Годы скитания на улице. — застенчиво, не пытаясь давить на жалость, пояснил Фео. — Большую часть провел в облике кота, так что окружающие не сдерживали себя в жестокости. — Устало вздохнув, он сгорбился и обхватил себя руками, словно пытался спрятать шрамы от его взгляда. Было заметно, что ему неуютно говорить об этом, к тому же в такой обстановке. На этом Северин и не настаивал, его беспокоила совершенно другая тема. С неба заморосил холодный дождь, медленно приводя обоих в чувство после порывистости действий последнего. Он то и привлек внимание Хансона к чернильному небу, на фоне которого черепичные крыши с изогнутыми краями красных оттенков бросались в глаза. Район, в котором они были, был кварталом огня и Северин тотчас же напрягся. Подозрения, желание снять покров с мнимой тайны, которую скрывал Фео, обернулась его полной слепотой к окружающему миру. Ноги привели его в место, где его планы и он сам были под угрозой. Первый визит, который и вызвал у него тревогу еще могли расценить как случайность — по сути, она таковой и являлась. А вот уйти безнаказанным уже после второго ему бы не удалось, и любой, достаточно близкий приспешник Кегана со связями в родном квартале, догадался бы, что Хансон что-то заподозрил. Это претило плану, который родился у Северина в ночь после их второго дела с Мариеттой. А поэтому требовалось срочно покинуть этот чертов переулок и не привлекая внимания, выйти за пределы владений племени огня. Иначе все его надежды раскрыть заговор стремительно пошли бы прахом, а отец, и без того злющий на него, услышав это, ополчился бы сильнее. Правда, в данную минуту его названный прародитель волновал его в самую последнюю очередь. Скорее ощущение призрачных чужих глаз царапало изнутри и вызывало необъяснимую тревогу. Северин сперва хотел разобраться со стоящим перед ним молодым человеком, потому что у него все же не было неопровержимых доказательств отсутствия его вины. Фео с самого начала водил его за нос и это был неоспоримый факт. Призвав его идти впереди в довольно грубой манере, которая осела на языке горьким привкусом, Хансон, стараясь не спускать взгляда со спутника, стремительно пробирался через узкие улочки квартала. Им посчастливилось забраться лишь на его окраину, поэтому выйти не составило труда. И все же Северин, пусть даже не верующий, а с учётом всех недавних потрясений он рисковал скоро им стать, счел это предостережением звёзд. Судя по их сигналам, близилось время действовать. Фео, однако, не предпринимал попыток к бегству. Скорее осторожно озирался на него, будто опасался. Может быть, не его лично, а своего чувства вины перед ним. Северин не мог сказать наверняка. Однако в желто-зеленых глазах то и дело мелькали парадоксально сильные эмоции. Отдаляясь от злополучного квартала, Хансон прокручивал в голове все возможные варианты развития событий. Сценарии были, мягко скажем, не обнадеживающие. Он хотел добиться ответов, но посреди тихой улицы делать этого не следовало. Его, к тому же, преследовало чувство, что кто-то за ними таки увязался, но подтверждения ему в шальной тени ближайшей подворотни, Северин найти не мог — улицы были совершенно пустынны. — Если позволишь, за этим поворотом у меня припрятана одежда. — внезапно подал голос Фео и обернулся к нему. На его одновременно непонимающий и настороженный взгляд, он пояснил. — У меня часто бывает необходимость одеться, когда я принимаю человеческий облик и так как нет постоянного места жительства, я припрятал кое-какую одежду в закромах парочки районов. — Умно. — Северин осмотрелся, сам не ведая что ищет. На дворе стоял мрак и его не могла не посетить мысль, что эта просьба могла являться уловкой. Однако он все же дал свое согласие. — Веди. — Последнее слово покинуло его уста в угрожающем, предостерегающем шепоте и Фео судорожно сглотнул, задавая направление. Впрочем, ни одно из подозрений Хансона не оправдалось. За ближайшей стеной высотки, между кирпичами, которыми был выложен первый этаж дома в качестве украшения, он достал небольшой целлофановый пакет. В нем действительно оказалась простенькая, поношенная, но не лишенная чувства стиля, одежда. Вернув ему ветровку, Фео спешно оделся, даже не спрашивая иллюзии уединения — Северин все равно не пожелал бы спускать с него глаз и отворачиваться. Темно-зеленый сетчатый свитер просвечивал облегающую черную майку и загорелые, по-мальчишески худые плечи, а прямые синие джинсы придавали его ногам хоть сколько-то объема. Будучи до этого босиком, на ноги он обул высокие кеды на шнуровке. — Непривычно. — С невнятным смешком вымолвил Фео, осматривая свой образ. Ладонями он мял края бесформенного свитера. — Почему? — Стараясь показаться ему безразличным, спросил Северин. Должно быть, это было глупо, учитывая, что в облике кота, тот наблюдал эту приевшуюся маску, наигранную неискренность бесчисленное количество раз. В выражении лица его некогда друга отразился укол боли и Хансон понял, что тот не упустил из внимания эту перемену в нем. — Я не помню своего детства. — задумчиво и осторожно вымолвил Фео, а затем помотал головой. — В более сознательном возрасте меня приютил мужчина, хотел воспитать из меня что-то. Как потом выяснилось — использовать мою способность в своих целях. Я привык не доверять людям, поэтому быстро сообразил в чем дело и сбежал. С тех пор я почти всегда в облике кота. А если и обращаюсь, то только затем, чтобы решить какую-то проблему или, в редких исключениях, найти что-то поесть. Обращение отнимает много энергии, поэтому я не рискую без необходимости. — Он заморгал, будто удивляясь своей откровенности и добавил, заправляя за уши непокорные завитки черных кудрей, которые перекрывали ему обзор. — Даже говорить непривычно. Иногда кажется, будто я уже и забыл как это делается. Северин пытался найти что ему ответить, но короткий рассказ Фео поверг его в не продолжительный ступор. Было трудно представить, что человек может предпочесть жизнь бродячего кота, нормальной цивилизованной жизни. Однако он так же явственно мог себе представить что творилось у него в голове — Хансон по себе знал чувство, когда единственное желание, которое тебя наполняет, это абстрагироваться от всего мира и предать забвению все то, что ты пережил. Правда, он никогда не позволял ему брать над собой верх так, как позволил это Фео. Впрочем, рядом с ним была не идеальная, но все же семья, а у стоящего перед ним парня, судя по всему, ни единой близкой души. Вопреки его поискам, тот не ждал его ответа. Фео лишь вздохнул, прочитав в его глазах немое понимание и под тяжестью собственного груза, выдавил из себя маленькую улыбку. Следом он поежился и оглянулся, будто разделяя чувство чьего-то присутствия. Очень некстати желудок Северина оповестил его о немедленной потребности в пище. В тишине ночной улицы урчание прозвучало комично и ему ничего не оставалось кроме как потереть двумя пальцами переносицу и просто поинтересоваться: — Поесть хочешь? — Мог не спрашивать. — Фео засунул руки в карманы с тем же кротким, но, теперь уже, очень довольным видом и поравнялся с Хансоном. Он явно расслабился, признавая того друга, которым Северин всегда ему приходился. Тот и сам послал к чертям всю осмотрительность, потому что эти сутки, с самого их начала, отличались дикой сумасбродностью. Так чего же продолжать сопротивляться, заданному самой судьбой, ритму? В тишине они набрели на какой-то круглосуточный ресторанчик, по пути встретив цветочный магазин, на яркой вывеске которого виднелось матерное слово и оба не сдержали смешка при виде этого. Заняв одинокий задний столик, хотя заведение и без того выглядело нелюдимо, Северин огляделся в поисках официанта. Облезшие бежевые стены встречали посетителей приклеенными вырезками из газет о политике, заговорах, жизненной энергии наяд, которая являлась незаменимой частью топлива по всему миру, даже о тайном правительстве и недавних событиях в Этуальдо — смене правителя, по закону давнего престолонаследования. Несмотря на то, что с тех пор прошло уже несколько месяцев, об этом до сих пор шушукались везде и всюду. Фео, смотрящий в том же направлении, тихо прокомментировал: — Ух, ну и интересный выбор для темы заведения. — вымолвил он недоуменно, почесывая затылок. Было неловко находиться в этом месте, учитывая, что Северин как раз таки и был членом группировки, которая контролировала правительство — его не родная двоюродная бабка была в ответе за это, а Фео, к тому же, еще и был в курсе всей запутанной истории. Хансон мрачно промолчал, вслушиваясь как где-то на кухне мужской и женский голоса тихо переговаривались. Судя по последним событиям, у него была особенно острая чуйка на анти правительские настроения, однако вмешиваться у него не было ни желания, ни сил. Поэтому закрыв глаза на столь ярое сопротивление системе, он устало проморгался и обратил свое внимание к Фео. — Как я могу тебе доверять? — Вопрос был прост, но задать его было чертовски трудно. Тяжелый взгляд его серебристых глаз, казалось, приморозил парня к месту, потому что тот замер и поник. — Мне нет оправдания. Я благодарен тебе за доброту и защиту, правда, но… — Фео замялся, подбирая слова, и почему-то его щеки залил еле-видимый румянец. Он отвел взгляд и желто-зеленые глаза загадочно сверкнули. — Но? — спокойно вынуждал его продолжить Северин. Он не мог уйти без ответа. — Но мой уклад прост. Я — Фео Мартес, кот до мозга костей. Я всегда был сам по себе, мое имя буквально кличка для дворняги. Знаешь, что означает Фео в южных диалектизмах? Уродливый. Меня так прозвали и я к этому привык. — Он объяснял это со снисходительной полу-усмешкой, будто это было ясно как день и в тоже время ему было не укрыть искорок пронзительной боли, которые врезались в его сердце от собственных слов, от убеждения себя самого. Хансон слушал и не мог поверить услышанному. Кот сопровождал его на протяжении двух лет и действительно никогда не подавал признаков человечности, кроме взгляда — тот был слишком умен для животного, слишком участлив, слишком эмпатичен. Как же жаль, что Северин не придавал этому значение раньше. — И я благодарен тебе за то, что ты не пытался меня одомашнить. Я бы никогда тебя не предал, и не предам. Мне просто незачем. — Фео развел руками с тихим вздохом и сложил их перед собой, сгорбившись. — Сколько тебе лет? Где твои родители? — Осознавая, что зря задает эти вопросы, Хансон все же хотел получить ответы. Пока что он не видел иного варианта кроме как интересоваться всем, пока сам не разберется в ситуации. Хотя подобный, да и любой, подход был бесполезен — на него вмиг накатила усталость такой величины, что Северин едва держался, чтобы не облокотиться на спинку мягкого дивана и не задремать в приглушенном свете желто-красных винтажных ламп. Мерное тиканье настенных часов, которые показывали, что время давно перевалило за полночь, тоже не помогали бороться с сонливостью. Впрочем, он все еще соображал достаточно хорошо для того, чтобы заказать себе большую кружку кофе, что-то перекусить и вспомнить о том, что оборотни — очень редкие создания. В Старленде насчитывалось всего пять или шесть семей, которые обладали этим ценным даром. В приближенной Санвилье проживали две — древний род Моретти и столь же таинственный род Канаверо. В первом из поколения в поколение передавалась способность оборачиваться в змей, и он был осведомлен, что у каждого члена хладнокровного семейства был свой личный облик, и своя «разновидность». Во втором же роду рождались наяды-птицы, к нему же принадлежала мать его не родной двоюродной сестры Элодии, до того как та сбежала, чтобы в тайне обручиться. Остальные семьи проживали на других континентах и старались как можно сильнее оградить себя от известности, а Северин не интересовался ими настолько, чтобы запоминать каждую, однако он явственно помнил, что среди них не было оборотней-кошек. Возникал вопрос: откуда взялся Фео? Резонно было предположить, что маги-оборотни могут существовать вне своих семей, но это было неслыханной редкостью. В силу своей уникальной природы и для поддержания жизненной энергии им требовалось держаться вместе, так они обуславливали свой отшельнический образ жизни. Ходили даже слухи, что все оборотни вкрай одичавшие создания, которые опасны для общества. Десмонд, который водил знакомство с змеиным семейством, рассказывал, что у них и правда был очень своеобразный быт. Зная то, насколько был своеобразен сам Дес, Северин был склонен ему поверить. — Нуу… Мне двадцать три года, вроде бы. — Фео подал голос и резко скривился, нахмурившись. Он уставился на собственный руки и заморгал, желто-зеленые глаза-огоньки подернулись дымкой несчастливых воспоминаний. — Я точно не помню, если честно. Сбился со счета. Или двадцать три, или двадцать четыре. День рождение в мае, я это точно знаю, но из-за того, что уже давно не праздновал, число варьируется от восемнадцатого до двадцать третьего. — Мартес тихо рассмеялся, прикрывая лицо руками. Смех был хрипловатым и шутливым, но в нем крылась испытываемая жалость к самому себе. — У меня очень плохая память. — Вновь пытаясь заправить кудри за уши нервными движениями, Фео поджал губы и продолжил. — Насколько я знаю, мама была цирковой актрисой, а про отца она мне никогда не рассказывала. Я был совсем маленьким, когда она попыталась добиться согласия распорядителя цирка на то, чтобы меня оставить. Однако у меня не сразу проявилась магия и до семи лет я не умел принимать кошачий облик, поэтому он ей отказал, а никаких других талантов у меня не было. Сказал, мол, им не нужна обуза в виде беспризорного ребенка. Поэтому она отдала меня своей давней подруге, которая все это мне и поведала, но… Та жестоко со мной обращалась. — Фео сгорбился настолько сильно, что его плечи почти достигали уровня стола и обхватил себя руками. Северин тотчас же пожалел о том, что завел этот разговор и уже хотел было остановить его от продолжения, но рассказ стремительно подошел к своему концу. — Я сбежал от нее, чтобы найти мать, как только научился контролировать обращение, но… не вышло и я так и слоняюсь по миру. Фео, несмотря на заминки и легкое, едва-заметное заикание, говорил спокойно, смиренно, почти равнодушно. Будто уже перестал тешиться надеждами, верить и мечтать о чем бы то ни было. Однако Северина поразило то, с какой готовностью он все это ему поведал, словно ничуть не беспокоился о том, чтобы оголить перед ним душу. Бесспорно, это было справедливо, учитывая что последние года Фео в тайне наблюдал за ним, был безмолвным свидетелем и его взлетам, и его падениям. Может быть, не из его уст, но он узнавал и чувствовал, что пережил Северин и с чем столкнулся. — Мне жаль. — Хансон не мог проигнорировать откровенный рассказ, хотя в глубине души хотелось стоически промолчать, поэтому он озвучил то, что первое пришло на ум — странно, что столь тяжелая судьба еще не была для него привычным делом и пробуждала сочувствие. Ни он, ни ему никогда подобного не говорили, но ведь это не означало, что другие люди этого не заслуживают тоже, верно? Эта ночь действительно была полна новшеств. Взгляд, который Фео ему послал, расшифровать было невозможно. Может, то была сама глубинная боль — режущая и колющая правда, которая копилась годами и, наконец, проложила путь наружу, вылилась в вынужденный рассказ. А может, разочарование, вызванное отчасти не той реакцией, которую он хотел получить. В любом случае Северину было не понять, и он все еще был потерян в ворохе собственных мыслей, которые ожидаемо закопошились после услышанного. Но одно стало ясно точно — Мартес вряд-ли был причастен к тому, в чем обвинял его отец. В кошачьих глаз попросту не было блеска хитрости, и он не приукрашивал, не пытался выдумывать. Хансон повидал достаточно подобных спектаклей, чтобы поверить другу на слово. Когда подали суп, на который Северин рассеянно ткнул пальцем в меню, Фео наклонился к тарелке и принюхался. Официантка, по всей видимости, столь же сонная, смерила картину невозмутимым взглядом, хотя искорка интереса к происходящему все же промелькнула в человеческих глазах, и ретировалась, лениво пожелав им приятного аппетита. Отпивая маленькими глотками крепкий теплый напиток, Хансон наблюдал за тем, как Фео рассудив, что поданное блюдо съедобно, взял в руку ложку. Вернее, попытался взять. Она с лязгом выскользнула из неправильно согнутых пальцев и едва не очутилась на полу, когда виновник ее падения, очень ловко поймал ее прямо на лету. Выгнув брови в удивлении, Мартес усмехнулся своему умению, а скорее кошачьей проворности и через пару секунд благополучно утопил вещицу в глубокой тарелке. Северин наблюдал за этим как взрослый наблюдает за озорством ребенка, после чего решил все же вмешаться. С помощью бумажной салфетки, он аккуратно выловил ложку и очистив ее от ингредиентов супа, вручил ее обратно Фео. Однако прежде чем тот повторил подвиг, Хансон сомкнул свою ладонь на его руке и отрегулировал ее позицию, двигая пальцы в правильное положение. Мартес растерянно за этим наблюдал и когда Северин закончил, он смущенно кивнул тому в благодарность: — Сто лет не ел по-человечески. — С этими словами, сказанными с искренним смущением, Фео принялся уплетать ароматное блюдо. Было ясно видно, как он пытается сдерживать свой голод, чтобы не наброситься на тарелку, словно животное, коим он привык быть. С ложкой же он управлялся все лучше и лучше прямо на глазах. По всей видимости, мышечная память все же не утратила былые навыки. Они ели в уютной тишине, которая нарушалась лишь звоном приборов и их скрежету о тарелки. Еда была не вычурная и не угодила бы гурманам, но была весьма съедобной, и что самое главное — сытной. Обнаружив у себя в кармане какие-то скомканные купюры, Фео порывался заплатить за себя, но одним утомленным взглядом Северин пресек на корню это желание и безмолвно оплатил счет, оставив щедрые чаевые. — Не хотите ли взять флаер на митинг, который будет проходить в эту субботу на площади? — Официантка сочла деньги неким символом поддержки, и Хансон тут же пожалел о своей расточительности. Знала бы девушка кому это предлагала, подавилась бы слюной от шока насмерть. — Чему же он будет посвящен? — Сложив руки на груди, и выдавив из себя вежливую улыбку, мнимо заинтересованно обратился к ней Северин. Фео наблюдал за этим с беззвучным смехом, а потом также бесшумно отлучился в уборную. Официантка проводила его недоуменным взглядом, но все же ответила. — Призыву наяд прекратить обвинять людей в эгоистичном потреблении их жизненной энергии, побороть тоталитарный контроль. Это будет громкое обращению к правительству с целью переходить на обычное, природное топливо, дабы не утруждать наяд слишком сильно. — На последних словах девушка уж слишком явно перешла на сарказм и Северин не сдержал скептицизма, который отразился в изогнутых бровях. — Будьте, впредь, осторожнее с тем, что говорите. — только и вымолвил он в опасно тихом тоне, вставая со своего места и возвышаясь над официанткой, которая попятилась от недобрых интонаций в его голосе. Хансон знал о распрях, которые происходили на почве экономических ресурсов Старленда и о наядком топливе, как форме контроля над людьми и одновременно данью, которую платил каждый зарегистрированный член магического социума. Он не поддерживал ни тех, ни других, потому что в их мире и без того хватало межрасовых конфликтов. Предостерег же девушку Северин лишь по тому, что если бы это не сделал он в довольно безобидной манере, это сделал бы кто-то другой и в форме уже когда менее гуманной. Собираясь покинуть ресторан, он зашел в уборную в поисках Фео, но обнаружил в небольшой комнатке с белым кафелем и кабинками лишь открытую форточку. Из нее прекрасно виделась полная луна и небо, синеющее ночной мглой на фоне многоэтажных домов. На умывальнике лежала свернутая салфетка и Северин, повинуясь внутреннему порыву, развернул ее. На ней, корявыми, печатными буквами было написано черными чернилами: Всю дорогу от огненного квартала за нами следил парень с красными прядями волос. Тот, что встретил нас тогда. Когда мы зашли сюда, он скрылся. Я пойду по его следу и разведаю ситуацию, сообщи своим. Если понадоблюсь — зови, я всегда приду. Фео Рядом же были аккуратно сложены его вещи. Оторопело бегая глазами по короткому посланию, Хансон только убедился в своей догадке и невезении. Он не ожидал, что Фео взбредет в голову доказывать свою преданность таким глупым образом, потому что племя огня во главе с Кеганом уже были у него на крючке посредством собственной же ловушки. И своим благородными порывом Мартес ставил себя под удар. В долю секунды набрав номер Мариетты, впервые за все время тревожа ее посреди ночи, Северин был почему-то не сильно удивлен тому, что она ответила почти моментально: — Доброе утро, ты мне нужна. — Утро? Ты прикалываешься? — хриплым, но совсем не сонным голосом возмущенно воскликнула в трубку Торрес. — Приятно, конечно, что я кому-то нужна. Да еще и тебе. Но изволь найти другие аргументы, чтобы подрывать меня в два часа ночи. — Мариетта почти повысила тон до писка, тараторя столь быстро, что Хансон не находил миллисекунды вклиниться. — Знаю, это не входит в наши договоренности. Буду тебе должен. — сказал он по завершению ее эмоциональной тирады, которая скорее всего была нацелена именно на вымогательство, коему Северин глупо потакал. Но что было поделать? Без нее и ее способностей ему в этом деле не обойтись, если Хансон не вознамерился получить шальную пулю в лоб. — Да неужели, красавчик? — Вот теперь эта была та Мариетта, с которой он провел последнюю неделю. Беспардонная, флиртующая и чертовски легкая на подъем, хоть и не предсказуемая. — Так уж и быть, лады. Куда подходить? — Знаешь небольшой ресторан на углу, в квартале на юг от набережной? — Для справки, ты в курсе что таких в городе тысячи? — нескрываемый насмешливый скепсис наполнил девичий голос и она хмыкнула. — Лучше скинь мне свою локацию, а то я так долго буду бродить. — Уже. Не знал, что ты достаточно обеспечена, чтобы хотя бы раз в год заглядывать в заведения общепита. — Скорее чтобы отыграться, нежели выражая реальные подозрения, в тон ей произнес Северин. — Одень что-нибудь неброское. — Ну, я не на помойке себя нашла, знаешь ли. Приглашают иногда в кое-какие места. — явно надувшись, вымолвила Мариетта, тщательно изображая обиду. — Заметано. Через пятнадцать минут буду на месте. Постарайся не встрять в неприятности. — Последнее слово, конечно же, должно было остаться за ней, поэтому довольная собой Торрес бросила трубку, не дождавшись его ответа. — Постараюсь. — прошептал Северин уже себе под нос. прислонившись к дверному косяку. «Эта чертова ночь даже не планирует заканчиваться.» — обреченно подумал он и глубоко вздохнул.