Погибель на закате

Гастонский горный хребет, Марбэлия 20-е апреля, 521 год эры смешения В воздухе витало умиротворение, смешанное с ароматами скошенной травы, свежего сена, лошадиного пота со сладкой яблочной ноткой. Подобное можно было найти лишь в одном уголке Гастона — на конюшне. И Каэтан не был здесь чертовски давно, не замечая своей тоски, до того как оказался в заветном месте. Животным он нравился достаточно редко, они не нападали, но по многолетним наблюдениям — сторонились, будто чувствовали, что сто́ит, однако против них Гадо никогда ничего не имел. Напротив, они, быть может, нехотя, но сопровождали его всю жизнь. В детском приюте на юге Картринии, в глубоком детстве Каэтан часто ухаживал за дворовой белой голубкой, которую его приятели-мальчишки поймали в ловушку и привязывали за лапку к дереву, чтобы та не упорхнула. Он едва сумел с ними подружиться, а потому не мог открыто выразить свой протест против такого пленения. Но однажды вечером, когда все уже легли спать, Каэтан пробрался во двор и покормив несчастное создание, чувствуя по запаху что оно испытывает — сплошной страх и отчаяние, он нечаянно отпустил ее на волю. По крайней мере, так мальчик на следующее утро поведал своим друзьям куда пропала их игрушка. Впрочем ложь не спасла, и его все равно окрестили бесхребетным растяпой, с которым никто не хотел иметь дела. Возможно, именно это событие, именно его наивная доброта обратила его дальнейшую жизнь в сущий кошмар. Быть может, вина за все произошедшее действительно лежала на его эмпатических способностях, на нем самом. Ведь тогда он бы не стал искать ничьего внимания, не поверил бы в ложь, не… «И это уже не имеет никакого значения» — подумал Каэтан следом, не желая ворошить прошлое. Оно было запечатано глубоко в нем и заглядывать в сердцевину незыблемого страха, который сформировал его как личность с устремлениями и амбициями было опрометчиво. В свое время не нашлось никого благородного, чтобы выпустить на волю его, и сейчас в его руках была сила все изменить — не допустить, чтобы кто-нибудь пережил тоже самое. Зачем же ему было пересматривать собственные убеждения, вновь погружаться в забытые ужасы? О нет, Каэтан не имел на это морального права, если хотел перекроить историю. А он не просто желал этого, Гадо жил мыслью об этом и ждал часа расплаты. Стойло Глюкозы, а именно такую кличку носила лошадь, с которой он ладил лучше всего и в далеком прошлом любил ездить верхом, находилось в глубине конюшни. Белоснежная, за исключением серо-черной гривы, которая была заплетена в косички и по характеру энергичная, она встретила его оживленным, но обиженным взглядом голубых глаз сквозь решетки на металлическом ограждении. Будто говорила что-то вроде: «Явился, не запылился». По большому счету, у нее было полное право чувствовать себя преданной, потому что он не навещал ее около года, а если и приходил, то на прогулку у него не находилось времени. Конечно, работники конюшни о ней заботились и давали необходимую свободу временами, но все же это было не то же самое. — Знаю, сладость, я должен был прийти раньше. — вздохнул Каэтан, аккуратно просовывая пальцы сквозь решетку. Глюкоза, которую он называл по своему, издала предупреждающее ржание и клацнула зубами, от чего он дернулся и ударился рукой о металлические прутья. — Ладно, я тебя понял. — Лошадь испытующе на него уставилась, словно спрашивая «Да неужели?». Пошарив рукой в кармане пальто, он вынул наливное красное яблоко и показательно откусил кусочек, от чего по рукам потекли липкие соки, демонстрируя сколь спелым был фрукт. — Как насчёт этого? — Каэтан изогнул бровь, по-доброму усмехаясь тому, как лошадь ткнулась мордой в решетку. Он, подчиняясь немой просьбе, протянул ей лакомство и Глюкоза с жадностью голодающей, хотя она была особью крупной, вгрызлась в алую мякоть. — Времена идут, а ты не меняешься. Свою кличку и прозвище лошадь получила, потому что имела уж очень сильную слабость к еде и отдельно к сладким лакомствам. Не одиножды случалось такое, что она сбегала из стойла, а потом ее находили рядом с мешками корма или в местах, где хранились продукты питания уже для людей. В благодарность за угощение, Глюкоза позволила себя погладить и вывести во двор, где работники конюшни подготовили к прогулке и второго жеребца. На лошадь одели соответствующую амуницию и вопреки тому, как привычно реагировали на это все ей подобные, она мягко и явно радостно ржала — словно действительно смеялась. Однако то, каким искренним казался этот звук, вызвало у Каэтана непроизвольную улыбку. — Доброго утра, господин. — мягкий голос с ноткой томности, но не лишенный милозвучия, раздался за его спиной. Ринда стояла величественно прямо, сложив руки за спиной, словно снятая с портрета средневековой королевы. Облаченная в изящную темно-красную рубашку под приталенным черным жакетом с белой отделкой и заправленными в высокие темные сапоги, бриджами, она глядела на него со сдержанной улыбкой. Будто всю жизнь занималась верховой ездой и не снимала этого костюма. — Доброго, госпожа Хансон. — Его губы растянулись в ответной усмешке, пока взгляд изучал ее наряд. — У вас в гардеробе есть вещи для любого случая, не так ли? — О, Каэтан, вам лучше не знать что хранится в шкафах у девушек, подобных мне, — С тихим смехом, Ринда прошла мимо него к своему коню, будто случайно легко коснувшись локтем и добавила. — Вдруг обнаружите скелеты. — Повернув к нему голову, отчего ее высокий хвост дернулся, она сверкнула глазами. «А ведь они есть, да еще какие.» — подумалось ему и Каэтан усмехнулся пуще прежнего, прикрывая лицо рукой. Все же, теперь, когда он был осведомлен, все становилось на свои места — лучшего кандидата на роль посланницы, дипломатического лица ее отец бы просто не нашел. Ринда, возможно, была единственной, кто мог бросить неявный вызов советникам, договориться, слегка поводив каждого из них за нос, а скорее лишь пару человек, и выйти из игры с подписанным мирным договором. Заметив, что она рассматривает своего коня на эту прогулку, выбранного им лично, Каэтан вымолвил: — Его зовут Покер — На ее сомневающийся комичный взгляд, он объяснил. — Он никогда не показывает своих эмоций. А иногда ведет себя так, словно пытается ввести в заблуждение. — Проследив взглядом за тем, как вороной конь ласково тыкается мордой в гладящие женские ладони, Каэтан обратил внимание на взгляд темных глаз, который был направлен точно на выглядывающий из кармана Ринды, пакетик с лакомствами. — Вот как сейчас. Пытается завоевать ваше расположение, чтобы получить вкусность. — Вслед за его словами, Хансон проследила за животным и покачав головой, угостила Покера ломтиком моркови, предварительно поинтерисовавшись ест ли конь подобное. Доказательство не заставило себя ждать — овощ исчез в долю секунды. Ринда искренне улыбнулась, наблюдая за этим и потрепала животное по волнистой гриве. — Но он очень спокойный и отзывчивый, сейчас увидите сами. Наблюдая за ее минутным ступором, очевидно, вызванным сложностями с тем, чтобы забраться на коня, Каэтан поинтересовался: — Вы раньше когда-нибудь занимались верховой ездой? Ринда уловила намек в его тоне и хмыкнула, даже если ее затянувшиеся раздумья над ответом были явно заметны. — Конечно, но достаточно давно. — нехотя вымолвила она, признавая, что не всесильна. Он мог бы поклясться, что знает какие мысли сейчас были у нее в голове. За то недолгое время, что они провели вместе, Каэтан понял о ней одну очень важную вещь — эта девушка до глубины души ненавидела казаться слабой или неспособной. И если бы не ее желание расположить его к себе и, возможно, пойти ради этого на довольно заурядную манипуляцию, она бы ни в жизнь не признала, что не может забраться на коня в одиночку, а скорее бы до вечера пыталась это сделать самостоятельно. Ринда была невероятно упорной за что бы не взялась и, по всей видимости, знание, что за все, что она берется делать, заслуги лежат исключительно на ней одной, особенно грело ее душу. Быть может, причина крылась и в другом… — Не поможете, господин? Дама в беде. — вымолвила она, посмеиваясь, хотя выглядела так, будто действительно застряла, потому что не сумела удержаться от заведомо неудачной попытки. Левой рукой Хансон вцепилась в гриву коня, а левую ногу, как и подобало вставила в стремя, однако правую не сумела перекинуть достаточно сильно и замерла, боясь сделать еще хуже. Покер стоял неподвижно, недоумевая тому, что происходит и спустя минуту принялся топтаться на земле, будто поторапливая. — Пожалуйста. Каэтан с удивлением застал эту картину, хотя отвернулся буквально на секунду и, конечно же, не оставил упертую спутницу на произвол судьбы, хотя наблюдать за тем, как Ринда тщетно пыталась взобраться была довольно забавно, учитывая каким видом она его одарила. Приблизившись к ней сзади, он крепко обхватил ее за тонкую талию. — Возьмитесь правой рукой за заднюю луку и перекидывайте ногу… Сейчас. — раздавай ей инструкции, Гадо приподнял ее и усадил поглубже в седло, где она смогла ухватиться за поводья и вставить вторую ногу в правое стремя. Это было не так легко как казалось, потому что чтобы поднять вес взрослой женщины на уровень своей головы и переместить его требовалось не так уж и мало физической силы. — Грациозны, как и всегда. — вырвалось у него и Каэтан, понимая что, облажался с этим комментарием, ведь в нем так и сквозил неприкрытый сарказм, прокашлялся. К его удивлению Ринда, поудобнее укладывая поводья в руки и нетерпеливо ерзая на коне, наравне с Покером, который переминался с ноги на ногу, показательно фыркнула и прыснула. — Каждая женщина мечтает услышать это из ваших уст, господин Гадо! — Она покачала головой в приторном и очевидно наигранном восхищении, отчего даже смутившийся Каэтан усмехнулся. — Мои желания в этом вопросе не совпали с большинством. С земли сев на свою лошадь, он послал ее шенкелем вперед. Глюкоза резво поскакала к его спутнице, когда они вышли за пределы дороги перед конюшней и оказались на открытой лужайке. Впереди виднелись дикие хвойные леса, высокие снежные верхушки столетних сосен и позеленевших с приходом весны, лиственниц. В воздухе витал аромат морозной свежести, отчего нос покалывало, хоть температура и не должна была более опускаться ниже нуля. Солнечные лучи пронзали серые облака, пушистым покрывалом стелющееся по небу, хоть тем и было трудно побороть северный ветер, идущий со стороны горного хребта и моря Созвездий. Чуть вдали выглядывали алые ручейки, струящиеся от озера, будто кровь вытекала из бездонной раны. В прогулочном темпе, не спеша и вальяжно, они шли по широкой протоптанной тропе, которая по бокам обрастала колючими ветвями мертвого шиповника и была устлана отсыревшими от талого снега, осенними листьями. Так как опушка состояла из более молодых и не хвойных деревьев, листва была алова-то белая, конечно же, потемневшая и сухая, но притягивающая взгляд. Поговаривали, раньше весь этот лес состоял из алых, рубиновых и белоснежных, жемчужных деревьев, так как некоторые виды подпитывались подземными потоками из озера Крови, а некоторые светом неизведанного тепла растапливали плоды зимней стужи и впитывая сырь, являли миру кристально-чистую листву, подобную дождевой воде. Безусловно, с точки зрения науки это походило на пьяные бредни и сказки, однако Каэтан был склонен поверить в красивые предложения, которые имели право на существование, хотя бы потому что превращали окружающую среду в манящую загадками, историю. Даже если ему не было до нее особого дела. Молчание затягивалось, но когда Гадо уже собирался его прервать, Ринда внезапно вымолвила: — Если позволите утолить свой интерес, я задам вопрос. — Рассудив, что его легкая улыбка и кивок означают согласие, она продолжила. — В прошлую нашу встречу, — Каэтан тихо хмыкнул, хотя сам же отрицал, что это свидание. — Вы рассказали мне, что женились на Советнице Эсте в силу соглашения, по расчету. Однако вы не упоминали, почему по сей день остаетесь с ней в браке. — Ринда повернула к нему голову и склонила ее набок, подытоживая с хитрым блеском глаз. — Удобно ли сидится на двух стульях? — Все думал, решитесь ли полюбопытствовать. — ей под стать вымолвил он, ничуть не смущенный и не пристыженный. — Вы на моем месте отказались бы от подобного? От власти, от превосходства, от материальных благ? В связи с этим, сидится весьма недурно, могу сказать. Хансон, не отводя от него взгляда лишь покачала головой, не скрывая своих нескончаемых подозрений и недовольства в сторону его искреннего ответа. Ведь знала, что такими вещами не делятся с первыми встречными, каким бы хвастливым ни был человек. Она понимала, что будучи мужем Советницы на протяжении тридцати лет, Каэтан научился мастерски играть в эти игры, плетя интриги похлеще пауков, для которых способ охотиться и выживать — плетение многослойных паутин. Словно король-консорт сохранял свой трон подле правящей королевы, не давая сместить себя или заменить. Он намекал, скрыто. На то, что не является обычным податливым тряпьем за спиной своей жены, ох как не является. Она и так это знала, если не наверняка, то чувствовала. И чтобы проверить подлинность своих домыслов, Ринда вынудила его раскрыть еще один секрет, не упустив при этом возможности кольнуть его за маску, которую Каэтан являл миру. — Кх, каблук. — изящно прикрыв рот, она изобразила кашель, за которым скрыла весьма не тихое бормотание на картринском. — Ни одна туфелька не жаловалась. — Не поворачивая головы, без сомнений заверил он. В тон ей, на картринском, без малейшего марбэлийского акцента, напротив — с примесью южного произношения, которое можно было встретить недалеко от Тринии, древней картринской столицы. Неужели он был родом из тех мест? Ринда подозревала, полагаясь на смутное ощущение знакомости в его жестах и манере общения, схожей легкостью, практически не приметной развязностью и открытостью с южным населением ее родины. — Надеюсь, я утолил ваш интерес. — Каэтан одарил ее знающей полу-улыбкой, будто вел за руку по лабиринту собственной истории, и руководил всем процессом. — Позвольте мне утолить свой. Сколькими языками вы владеете? А игра продолжалась, набирая обороты, ведь Хансон различила в вопросе то, чего замечать вовсе не хотела. На этой неделе ее давний знакомый побеспокоил ее звонком, в котором сообщил весьма неприятные вести, которые Ринда не могла упустить из внимания — кто-то копался в грязном белье ее прошлого. Причем рылся достаточно избирательно, зная где и у кого искать. Это очень настораживало, учитывая, что крылось у нее за душой и что в себе таили последние десять лет ее жизни. Казалось бы, любопытство Каэтана сейчас было безобидным — однако, это могло подтолкнуть его, если все же именно он собирает о ней информацию, выискивать в направлении тех стран, языки которых Рин ему назовет. Ее не прельщала такая перспектива, хоть масштабы поисков были значительно велики. Но после злорадной выходки Эстебана, который по-дружески над ней глумился в своей глуповато-раздражающей манере — разболтал все подробности ее юношеского побега, Ринда позаботилась о том, чтобы ее самые страшные секреты и денежные счета были надежно перепрятаны в более глубокие и тёмные места. Яго, каким-то образом, поддерживающий связь из тюрьмы не только с ней, но и с другими членами их скромной сети «бывших» мошенников, помог ей в этом. — Двумя, которые вы уже знаете. Этуальдским, санвилийским, дарстадским диалектом, и еще парочкой. — Она постаралась сделать свои слова расслабленными, будто отвечала, не задумываясь. Вопреки всему в ней не было ни капельки истинной настороженности, опаски или чего-то в этом роде, это одновременно и пугало, и манило. Ринду возбуждала эта секретная, сокрытая под слоем лжи и недосказанности, правда, которую они оба знали, или пытались узнать. Пока же Хансон давала ему фору в этой партии, давая почувствовать себя на лидирующей позиции лишь потому что сама готовилась и занималась поисками — Каэтан тоже несомненно таил немало чего. Ей не хотелось спешить, иначе игра слишком быстро окончилась бы ее победой. Однако вне их соперничества, Ринда не сумела отказаться от идеи маленького состязания и порывисто, выдавая свое пристрастие к азарту, вымолвила: — Как насчет кто быстрее до… — Она вгляделась в пейзаж видимой дали и указала пальцем на высокое дерево близ холма по правую руку от себя. — До той сосны. — Что достанется победителю? — Каэтан усмехнулся вызову в ее оживленном тоне и явно принял его. — Право дать проигравшему любое прозвище. Даже пошлое, оскорбительное и неприятное. И проигравший будет обязан на него отзываться до тех пор, пока победитель не устанет измываться. — Ринда кровожадно улыбнулась, покрепче сжимая поводья в руках и подгоняя коня на толику ускорится. — Не бойтесь, я постараюсь не слишком уязвить ваши чувства. — О, думаю, вы будете больше уязвлены моей победой, но прозвище будет приятным дополнением. — Как ни в чем не бывало, Каэтан расправил плечи и когда она подала знак, пригнулся ближе к гриве своей лошади, призывая ее перейти на галоп. Однако его подопечная не подчинилась команде так просто, чем замедлила ее соперника и позволила Ринде с лихвой оторваться от них. Крепкие мышцы коня под ней двигались напряженно и в тоже время с завидной легкостью. Звучный и ритмичный цокот копыт о землю отдавался в теле вибрациями, а ветер свистел в ушах, развивая волосы и наполняя легкие малость студеным, свежим воздухом. Вскоре Рин было уже трудно различить где оканчивалось ее тело, а где начиналось туловище ее коня. Они неслись, подгоняемые связью друг с другом, стремлением даже не к победе, а к некой высшей цели, с осознанием того, что уже вряд-ли сумеют остановиться — слишком пьянящим было это ощущение вседозволенности. Слишком приятной была свобода от всего. В какой-то момент Ринда настолько увлеклась, что даже приотпустила поводья. Она действительно уже очень давно не чувствовала привкус отрешенности от себя, от окружающего мира и от всех его обитателей — она не чувствовала вкуса жизни. Позабыла его под тягой собственной целеустремленности и жертв в ее имя. Но именно он сейчас вновь возник у нее на языке, разливаясь по телу теплом и холодом, жаром задора и ветром вольности. Непередаваемой эмоцией истинного, редкого, исчерпывающего счастья. Ринда и правда давно не ездила верхом, но основных навыков не утратила. Оглядываться, чтобы удостовериться, что Каэтан далеко позади нее она не видела нужды, так как оставалась самая сложная часть тропы — начало густого леса, где ветви древних деревьев скрывали ее от солнечного света и оставляли на милость собственного разума. Оттого вся эйфория быстро улетучилась и Хансон сжала поводья в руках, натягивая их поочередно и нажимая на бок коня то одной, то другой ногой, указывая куда следует повернуть. Опасность была еще и в том, что за широкой мордой и холкой коня было трудно разглядеть коварные, витиеватые и удивительно высоко выглядывающие из-под земли, корни, через которые он мог легко перецепится, если вовремя не призвать животное к прыжку. Однако и скорость снизить было риском того, что Каэтан станет наступать им на пятки. На полпути через чащу, Покер повел себя странно. Он не то взбунтовался перед высотой предстоящего прыжка, не то устал и не хотел идти дальше. Мотая головой и издавая отчего-то жалобное ржание, конь пытался встать на дыбы, но Ринда предупреждала всего его попытки. Управление теперь уже давалось ей с трудом и она всерьез беспокоилась как бы ее подопечный не впечатался боком в дерево и не сломал ей ногу. За следующим поворотом, который вел их к труднодостижимой, но победе, ведь дальше виднелся легко проходимый пустырь и искомая сосна, предрешился исход гонки. Как бы Ринда не старалась, но конь отказывался ее слушаться, влекомый каким-то дискомфортом. Он петлял, не реагировал на ее указания, а после и вовсе ни с того, ни с сего разогнался что есть мочи. Конечно же, его всадница не была к этому готова и на последнем повороте, из-за резкого прыжка коня, ожидаемо вывалилась из седла и ударилась бедром об оминаемое дерево. Раздался хруст. Едва сумев сгруппироваться при падении, Ринда прокатилась по сырой земле пустыря и не в силах подняться, осталась лежать с прикрытыми веками. Прислушиваясь к ощущениям, она отметила, что заработала порядка десяти ноющих ссадин на локтях и примерно столько же сосновых игл пронзало ее кожу зудящими занозами. Однако главная беда была не в этом. «Да будьте вы прокляты, если мне не показалось.» Ее правая бедренная кость была сломана. Она треснула при ударе о дерево и повторного болезненного столкновения с землей не перенесла. Ринда не испытывала паники, когда аккуратно привстала на локтях, ведь о том, чтобы встать на ноги речи даже не шло, и оперлась о злополучный ствол, покрытый мхом и темной сухой корой. С каменным лицом вынимая гнущиеся короткие иголки из кровоточащих царапин, она прислушалась и уловила приближение ее соперника. Раз уж ей так не повезло, Хансон планировала обернуть это происшествие себе на пользу. Разыгрывать «пострадавшую» и «умирающую» она жутко не любила, хотя бы в силу того, что серьезно ранить или убить ее было практически невозможно благодаря магии, коей обладал род Кальдерра. Однако сейчас это был хороший способ вызывать по отношению к себе всепоглощающе нежные чувства, если уж на то пошло. У обычных людей сломанное бедро восстанавливалось бы два месяца, а то и больше, у чистокровных наяд, чья регенерация работала в два раза быстрее, кость полноценно сросталась примерно за месяц. Подобным Ринде, обладателям самоисцелительного дара, не требовалось более трех дней, хоть это и забирало часть жизненной энергии — магию, которая подпитывала все остальные процессы жизнедеятельности в наядском организме. На исцеление мелких повреждений же уходило не более нескольких минут, если не секунд. Именно поэтому в мгновение ока предплечья и ладони Ринды перестали жечь, хоть действие магии ничуть не преуменьшало испытываемой боли при заживлении, а раны оставили после себя лишь алые пятна запекшейся крови. Углядев приближающуюся тень ее соперника, который оминал деревья верхом с завидной грацией, Хансон наблюдала за тем как ее победа окончательно ускользает из рук. Он уже успел оказаться в пустыре, когда услышал ее оклик и увидев вдали ее коня, очевидно, догадался что произошло и тотчас же спешился. На ходу наспех привязал лошадь за поводья к дереву. — Звезды! Вы в порядке? Насколько все серьезно? Нужен врач? — Каэтан практически подбежал к ней и опустившись на колени, с явным беспокойством осмотрел ее тело, распластанное в неестественно усталой позе, будто Ринда просто решила прилечь посреди леса. Его ладони замерли в миллиметрах от ее тела, словно он хотел осмотреть ее, однако сразу понял по ее выражению лица, что травма серьезная и не притронулся к ней. Вопреки явному шоку, Гадо не оторпел и не дожидаясь ее ответа, быстро позвонил кому-то. Негромким, но отчётливо приказным тоном, он сообщил собеседнику, чтобы тот немедленно явился к их месту нахождения. Из телефона до нее донесся хриплый мужской голос и скромное «Я немного занят, срочно?», далее Ринда уловила стон и чей-то томный, смутно знакомый голос на фоне. — Я сказал немедленно. В сообщении моя локация. — Каэтан показал ей жестом просьбу оставаться на месте, будто она могла куда-то уйти и встал, отходя в сторону. — Вытаскивай из нее свой член и тащи свою дряхлую задницу сюда. Если змее они так нравятся, она подождет. — Беспрекословно изрек он намного тише мужчине, с которым разговаривал. Судя по всему, с доктором. — Нет, не Эсте. Я не стану повторять. Уволю к чертовой матери и найму на твое место молоденькую красивую медсестру. Искар будет счастлив. — Перепалка тотчас же прекратилась и Каэтан спрятал телефон в карман, возвращаясь к ней. — Прошу прощения. — Он, не заботясь о грязи и пыли, присел рядом с ней и вздохнул. — Бедро, верно? — Да, предположительно повредила, когда выпала из седла. — Ринда кивнула его догадке, но всей правды предпочла не раскрывать. Все же если доктор соизволит появится только ближе к вечеру, то будет по меньшей мере нелепо, когда обнаружится, что бедро чудесном образом срослось, когда же она утверждала, что оно сломано. — Я чем-то могу облегчить вашу боль? — Каэтан сочувственно на нее взглянул и получив раздраженно-усталый взгляд в ответ, тихо рассмеялся. — В любом случае, простите, Ринда, что затеял эту прогулку с лошадьми. Если бы вы сразу сказали, что не умеете управляться… — То есть, в моем же увечьи вы хотите обвинить меня, Каэтан? — Впервые обращаясь к нему по имени, она испытывала разнообразные чувства, в том числе и смятение, и не такую уж малую толику гнева, коей Ринда позволила проявиться на своем лице, в сдвинутых светлых бровях. — Не гневайтесь, госпожа. Упрямство — не всегда порок. — Гадо молвил столь снисходительно, что она не сдержала свирепого вздоха и воззрилась на него с неприкрытым гневом, который вопреки словам, умерить не могла. — Какое удовольствие видеть этот взгляд после всего, что я о нем слышал. — Наверняка вы слышали и то, что за ним следует. — Стоило ей понять, что он намеренно ее спровоцировал, Ринда обернулась каменной стеной непоколебимого спокойствия. Впрочем, не закатить глаза в вялой манере на дальнейшие слова ее спутника она не могла. — Обижаете, госпожа Хансон, с репутацией вашего рода только глупец станет нарываться на демонстрацию. А я вовсе не за этим… добиваюсь вашего расположения. — Каэтан усмехнулся собственным словам и сорвав с земли, травинку принялся вертеть ее между пальцами. — Определитесь чего именно хотите от меня. Пассивной агрессии или взаимного интереса. — Ринда вновь повернула к нему голову на этот раз затем, чтобы встретить его испытующий взгляд. На ее лице отразилось безразличие, которое тем не менее вызвало у Каэтана не более чем выгнутую бровь. — Я нечестивый человек, Ринда. И я точно знаю чего хочу. — Он не уверял, скорее констатировал факт. Без живости и заискивания, как нечто очевидное и тем не менее секретное — возможно, именно это было причиной его перехода на картинский. — Искушения, чтобы ему поддаться, хоть это и может пустить прахом все, к чему я стремлюсь. Если мы все склонны к саморазрушению, я скорее буду разрушен тем, что выбрал и захотел сам. Туманный ответ вызвал у нее много вопросов, однако она отреагировала на искренность взаимностью, тоже переходя на отчий язык. — Если вы считаете меня праведницей, то спешу разочаровать. А если разглядели во мне искушение — вас ждет то же самое. — Ринда взяла из его пальцев травинку и легко пожала плечами — какая-то мышца отозвалась болью, но она ее проигнорировала. Хотелось что-то добавить, но вместо этого Хансон оглянулась. Разговор принимал одновременно мрачный, и одновременно более опасный, чем прежде, оборот — вытягивал наружу не похороненное прошлое, но личные, упокоенные на дне души, тайны. — Вы все же были правы, мы достаточно похожи. Обстановка бы накалилась, не остуди ее пыл, весенняя прохлада. Тьма деревьев, чьи извилистые ветви скрывали от них облачное небо, вдобавок создавали впечатление, что своей массивностью мрачные стволы поглощают окружающий свет. Лишая покоя, но привнося уединение в темноте. — Чего же вы желаете сейчас больше всего? — Каэтан осторожно прервал тишину, но в его любопытстве явно крылся подвох. Не факт, что он говорил про них, хотя Ринда для себя знала, что никаких их не было и не будет за рамками того, чему она охотно позволит произойти. — Заключить мирный договор и убраться отсюда поскорее. Если же сию же минуту — выкурить сигарету. — не утаивая правды, что было явлением редким, вымолвила она. Элитный флирт закончился, как и ее желание притворяться — ведь не ради ли собственного удовольствия Рин согласилась на это свидание? В ответ на ее слова Гадо хрипло рассмеялся — в звуке соединялась искренняя веселость, она тоже не сдержала кривой усмешки. — Вы? — Благодарю за честный ответ. — Он прижал руку к груди и изобразил на лице едва-заметную, но очевидную гримасу мук разбитого сердца. С этими словами он достал из внутреннего кармана пальто пачку сигарет и безмолвно протянул ей. Она смерила ее заинтересованным взглядом, ловко выхватывая заветный никотин и, пользуясь собственной зажигалкой, которую вечно таскала с собой, блаженно выдохнула. Ринда курила редко, только когда сильно нервничала или испытывала боль, сейчас желание наполнить сознание едким дымом было вызвано вторым фактором, ведь бедро не переставая ныло — кость болезненно быстро сросталась. Следом, Каэтан, тоном, полным довольства лиса, добавил, отвечая на ее ответный вопрос. — Мне же хочется объявить о том, что победа осталась за мной и лицезреть вашу реакцию. Несерьезно, знаю, но любопытно. Ринда о состязании не забывала, но признать поражение оказалось задачей непростой — с уст непроизвольно сорвался грозный и тяжелый вздох вслед за клубком белого дыма. Моментально одернув себя, она вновь удостоилась удовольствия слышать тихий смех своего спутника. Он и насмехался, и приободрял одновременно, сохраняя тонкую грань между тем, чтобы раздражать надменностью и развлекать шутовством. — Раскусили, не люблю лишаться победы. — Хансон зажала сигарету между двумя пальцами и задрала подбородок, показывая своим видом не впечатленность издевкой и словно назло приняла безмятежный вид. — Если стараетесь добиться моего расположения, хочу отметить, что получается у вас это очень скверно. — добавила она довольно, смерив его ответным взглядом. Между тем, прекрасно зная, что бесстыдно врет и под стать ему, хочет увидеть реакцию на провокацию. Возможно, это мелочно для ей подобной, однако занятно в отношении этого мужчины, которого Ринде пока было разгадать не под силу. Впрочем, она была уверена, что ее увлеченность им — вопрос времени. Каэтан с минуту молчал, взирая на нее с серьезностью, а затем поднял темные брови и подпер кулаком лицо, упирая локоть в согнутое колено. Спустя минуту он отнял у нее сигарету и глубоко затянулся сам — по его прикрытым векам Ринда поняла, что ему тоже этого хотелось. — А вы та еще лгунья, госпожа. — Чтобы он в ней не увидел, его губы растянулись улыбке, которую Гадо безуспешно попытался прикрыть ладонью. А та, в свою очередь, так и твердила ей «Вы действительно думали, что я в это поверю?» Ринда приняла оборонительную позицию, но не стала скрывать своих истинных мыслей, одарив его той же белозубой улыбкой, которая растянула ее темно-алые губы. «Не думала. Но приятно знать, что вас это волнует.» — Продолжаете напирать своей глубоковидящей проницательностью и идете на поводу у собственного узкого видения? Очень зря, не мне ли вас учить тому как говорить с женщиной? Этот разговор катился в бездну, подумалось ей, но Хансон не собиралась заканчивать эту странно-увлекательную перепалку — наоборот, забрав обратно свой драгоценный окурок, она усмехнулась пуще прежнего. В ней зажглась искра противоречия, хотя она ни в жизни бы не позволила ей разгореться с каким бы то ни было другим мужчиной. Сильный пол, в целом, не приемлил проявление женщиной непокорности и в рамках шуток и флирта, конечно, это имело место быть, но для них было жизненно необходимо брать в руки контроль над ситуацией, рано или поздно показывать первенство. Но что-то было в Каэтане такое, что наводило на мысль о его противоположности большинству взглядов застарелого патриархата, более того вызывало чувство желания и дальше подначивать его, наблюдая за тем как он легко отбивает все наносимые ею острые удары. — Ответил бы «не считайте себя обычной женщиной», однако вы слишком необычна, для того чтобы так жалко выразиться. К тому же вы и так знаете себе цену. Одно умение держать лицо, о котором я наслышан от Советников, чего стоит. — Он вздохнул, не то восторженно, не то сокрушенно и тотчас же вновь подал голос. — Позвольте перейдем на ты? Кажется, я исчерпал свою харизму в обращении на вы. — Позволяю. — Ринда бровью не повела на его комплимент, хотя знала, что это констатация факта — приятного, но все же выработанного годами усилий, утраченных надежд и силой воли. Ее умения действительно были достойны комплиментов, но не как в отношении внешности и дара природы, а как наработанного, отточенного до совершенства, навыка. — Лесть — твое истинное лицо или искусная издевка? — Мою лесть ты еще не слышала, и не видела. Впрочем, вряд-ли бы отличила от правды. — Его лицо приняло задумчивое выражение, лишенное тягот и радости, но тон оставался непоколебимо спокойным. — Но в чем-то оно действительно истина. Однако мне лестно, что ты не можешь утверждать наверняка и спрашиваешь. Ринда не упустила это из внимания, ее слуха почти коснулось продолжение: «Не зря же я не отрицаю того, что использую ее при случае.» Она взглянула на Каэтана по новому, хоть это лишь подтверждало все ее необъяснимые предчувствия касательно него — он был скользким, неуловимо скрытным, но от этого притяжение не уменьшалось. Не отыскав подходящего ответа, Хансон лишь выдохнула струйку дыма в его сторону. Ссылаясь на то, что хочет проверить ее ускакавшего поодаль коня, Каэтан встал на ноги и осторожно привел за поводья взвинченого Покера, привязав того рядом с беззаботной Глюкозой, которая со спокойным видом пощипывала траву. Красивое мужское лицо омрачила тень сдерживаемого раздражения, кое Ринда прочла во сведенных на переносице бровях. — Прошу прощения, Ринда. Я действительно оказался не прав. — внезапно вымолвил он, усаживаясь на прежнее место. — Не знаю как так вышло, но под ногавками на пястья Покера нанесли мазь, которая, судя по всему, сильно жжется. Я узнал ее по запаху. К тому же, я точно знаю, что у него аллергия на экстракт, который содержится в ней. — Каэтан сжал пряди волос на затылке и хмуро добавил. — Кто-то на работе первый день… — пытаясь смягчить ситуацию, он усмехнулся, хоть глаз эта усмешка так и не коснулась. Ринда же была почти уверена, что это не совпадение, но у нее не было ни доказательств, ни оснований так полагать, ведь если уж на то пошло — все Советники вместе взятые являли собой клубок змей. И какая-то из них вполне могла укусить первой, даже если посланница не делала ничего такого, чтобы заслужить такой удар из-под тишка. Оставалось лишь ждать ее нового выпада, быть может, это прояснит для нее личность загадочного пакостника.

***

Наступил вечер, когда ей наконец представилась возможность оказаться в своих покоях. Ее привезли сюда сразу же как доктор наложил шину, перед этим определив где именно находится ее перелом — он явно обладал не только лекарскими знаниями, но и целительным даром. Ринду это очень напрягло — если не сразу, то через некоторое время доктору станет известно какая магия течет в ее жилах. Однако все это время он работал безмолвно, мрачно натягивая бинты и обрабатывая каким-то раствором более глубокие ссадины, для которых помехой для заживления служили колючие занозы. Каэтан же устроился в углу комнаты, восседая в кресле и наблюдая за работой мужчины. Когда доктор, наконец, подал голос, Ринда напряглась и попыталась встать на постели. Тот предпринял попытку ей помочь, но она осадила его одним лишь взглядом, который доходчиво объяснял, что посланница заинтересована лишь в своем диагнозе, и точно не в какой-то лишней опеке. Мужчине, который представился Черстином, дважды повторять не пришлось. — В вашей бедренной кости трещина, но совсем небольшая. Вы обошлись малым, если судить по вашему рассказу, госпожа. — Конечно, Хансон предусмотрительно упустила в нем многие подробности — такие как удар о ствол дерева и дальнейшие покатушки по земле. — В ближайшие дни настоятельно советую отлежаться, а для облегчения боли вам скоро принесут целебное питье. Я навещу вас в скорости, чтобы отдать костыли. — Заметив ее скептическое выражение лица, Черстин добавил. — Прошу, не пытайтесь сразу встать, иначе сделайте только хуже, и не тревожьте ногу. Смерив его взглядом, она нехотя кивнула, играя свою роль безупречно — нельзя было ни единым своим жестом или эмоцией дать ему понять, что она не опечалена, и не раздражена собственным состоянием. Ведь в таком случае в нем вспыхнет подозрение и тот, кому этот доктор предан — в лучшем случае, Каэтан, в худшем — не пойми кто другой, непременно узнает об этом. Первого Ринда сумела бы хотя бы заставить молчать, взамен на то, чего он хочет — ее. А вот с другим покровителем могут возникнуть бо́льшие сложности. — Если моя помощь более не требуется, откланяюсь. — Черстин кивнул Каэтану, и закусив щеку, задумчиво покинул ее комнату, подхватив свой объемный чемодан. — Ты не то притягиваешь к себе неудачи, — поднявшись со своего места, Гадо подошел к ней ближе и, опершись плечом о балдахин кровати, кивнул на ее увечье. — Ведь стать посланницей во вражеский клан — участь не из завидных. — Прежде чем она успела возразить, Каэтан остановил ее жестом, который заставил ее неприязненно изогнуть верхнюю губу. Уже позже до нее дошло, что он этой фразой тоже догадывался о том, что происшествие не просто чья-то оплошность. — Не то по удаче, посланной самими звездами, оказываешься в гуще самых интересных событий. — Что же такого интересного сейчас происходит по твоему мнению? — Ринда порядком устала искать в его словах подвох, а потому склоняла его к прямолинейности. — Решается судьбы всего континента. — вымолвил он с таким видом, будто говорил о пустяках докучливой рутины, и одновременно о чем-то величественном и загадочном, усмехаясь в привычной манере. — Впервые могущественных два клана пытаются прийти к перемирию! — Он, как какой-нибудь глашатай короля, развел руки в стороны и выпятил подбородок в очевидном спектакле. С таким же безмятежным видом, его руки через минуту упали по бокам от его тела и Каэтан сложил их на груди. Ринда лишь хмыкнула себе под нос, потому что относилась ко всему происходящему схожим образом. Однако ее миссию она не считала ни тем, ни иным из того, что перечислил Гадо — все было гораздо проще, и сложнее в тоже время, ведь у нее был долг перед кланом и ее роль посланницы его обуславливала. — Не окажете услугу? — Ее тон не был просящим, но намек был кристально ясен. Проследив за ее взглядом, он остановил свой на ее сапогах, которые она так и не сняла, ведь при нем не хотела пыхтеть от усилий, да и не смогла бы сама ничего сделать. Не произнося ни слова, он откликнулся и присел рядом, приподнимая ее правую ногу. — Судя по всему, тебе действительно нравится пресмыкаться. — Ринда бросила ему это, не заботясь о его реакции и тут же одернула себя — излишняя свобода слова тоже была наказуема, хоть ее довольство своей выходкой было далеко от малого. Но Каэтан вновь ее поразил — на его лице возникла коварная улыбка, а в разноцветных глазах заплясали чертики, будто предвестники чего-то сладкого и порицаемого. Стоило его ладоням обхватить ее неповрежденную ногу под коленом, всякая ее напускная невозмутимость или даже недовольство в миг стерлись, а кончики губ Каэтана приподнялись выше. Он снимал ее обувь даже не глядя, словно тысячи раз раздевал женщин и знал наизусть все мудрености любой из застежек, пальцы двигались ловко и бережно. Гадо не пытался воспользоваться моментом, чтобы прикоснуться к ней, но в тех местах, где он ее касался растекался горючий жар. Медлительность его движений тоже не помогала ее сердцебиению замедлиться, а материал облегающих бриджей стал неожиданно неприятной деталью, которую захотелось устранить. — А тебе — знать об этом и пользоваться мною, не так ли? — Каэтан выждал ровно тот момент, когда опустит второй ее сапог на землю рядом с кроватью и не без удовольствия наблюдал за тем, как Ринда тихо выдохнула. Широкое пространство комнаты как-то стремительно быстро сузилось до расстояния между ними, а воздух показался душным, и жарким. — Думаю тебе пора. — Она украдкой облизала пересохшие губы и обворожительно улыбнулась. — Благодарю за сегодняшний день. Несмотря на происшествие, он был примечательным. — Рад служить, сердцецвет. — Обращение вызвало у нее смятение, но Каэтан не стал задерживаться, чтобы утолить ее любопытство по поводу выбранного прозвища, которое она ему проиграла. Вместо этого он, вновь откуда ни возьмись, достал розу и положил ее на край ее прикроватной тумбы. На сей раз она была черной у основания, а края ее пестрели ало-оранжевым, будто истлевший пепел догорал на ветру, а, быть может, наоборот — искра лишь разгоралась. — Скорейшего выздоровления. — С этими словами он ободряюще улыбнулся, хотя улыбка его и походила больше на обещание, нежели на попытку поднять настроение, и стремительно покинул ее. Той ночью Ринда еще долго не могла уснуть, теряясь в ворохе мыслей, впечатлений и догадок.