Погибель на закате

Доран, Картриния. 17-е апреля, 521 год эры смешения. Самый дешевый, но несомненно приготовленный с любовью, вегетарианский сэндвич из ее любимой забегаловки таял во рту, пока Мариетта пережевывала латук и размышляла как бы напакостить владелице цветочной лавки, чтобы принести ей как можно более серьезный ущерб. Ну, точнее не ей, а самой лавке. На дворе стояло раннее утро. Настолько раннее, что рассвет лишь близился, проявляясь по-весеннему яркими и согревающими лучами на горизонте. Небо приобретало оттенок спелеюшей вишни и окна домов вспыхивали светом, оживляя улицу. Закон сдерживал ее от того, чтобы сделать что-нибудь непоправимое, хоть Мариетта и была способна обойти его в один щелчок пальцев. Но предпочла не «драконить» судьбу, которая была к ней благосклонна в последнее время и не проверять собственную удачу. Перекинув кожаную сумку, которую она носила через плечо, за спину, Торрес усмехнулась возникнувшей идее и мысленно прощупав магией окрестности на предмет свидетелей и местонахождения владелицы лавки, Мариетта убедилась, что та не увидит ее за витриной и находиться в своем кабинете. Ее способности позволяли ощутить чье бы то ни было присутствие, разве что магов разума, она, будь на то их желание, не смогла бы узреть. Но далеко не самая благоустроенная улица Дорана, где она была по особому делу, не наводила на мысль, что какой-то южанин мог сюда случайно забрести. А по сему, ухмыльнувшись пуще, Мариетта довольно принялась за дело. Забравшись по пожарной лестнице на первый этаж балкона ближайшего дома, она аккуратно спрыгнула на натянутый светло-зеленый маркиз, который опасно прогнулся под весом девушки. Нельзя сказать, что задумав что-то, она никогда не шла на попятную, но в данный момент азарт был слишком велик, поэтому порывшись в сумке в поисках складного ножика, который Мари всегда носила с собой, она стала методично отрывать металлические буквы с неоновой подсветкой на вывеске магазина. Удерживать равновесие под наклоном было нелегко, но юркость и гибкость худощавого телосложения позволяла ей удерживать шаткое равновесие. Безусловно она не забыла и про маскировку, потому что практически все улицы, приближенные к магистралям столицы Картринии, так или иначе были оснащены камерами слежения. Поэтому натянув удачно одетую ещё с прошлого утра (а она и не ложилась) бейсболку пониже на лоб, Мариетта оставила на вывеске лишь три буквы, которые в таком порядке являли собой нецензурное слово. Подсвечиваемые ярким розовым цветом, они будут смешить каждого прохожего и точно отвадят покупателей на первое время, пока владелица не восстановит сие безобразие. Возможно, ей бы удалось выйти из воды сухой и приключение бы оставило после себя исключительно довольство своей выходкой, но была загвоздка… Мариетта не почувствовала как женщина, владеющая магазином вышла на улицу покурить и от того, едва сдержав ругательство от шока, сползла на спину, в попытке ускользнуть от ее глаз. Созерцая над собой светлеющее звездное небо, она на миг даже позабыла в какую передрягу ввязалась. В любые времена оно оставалось столь безмятежным, что хотелось запечатлеть на камеру это чувство и просматривать снимок, в моменты когда подобное умиротворение потребуется больше всего. Однако реальность напомнила о себе, когда владелица громко ахнула и выругалась, очевидно, заметив что сотворили с вывеской ее магазина. Как бы ни старалась, Мариетта не была от природы хамелеоном и не могла им стать, хотя в тот момент ей очень хотелось. Поэтому ей, конечно же, не удалось слиться с лестницей и тихо спуститься на землю. Да и светлый маркиз плоховато скрывал ее распластанное тело и чудо, что владелица на заметила ее сразу. Впрочем, в следующую секунду звёзды это исправили: — Ах, гаденыш! — За чередой ругательств, обращенных в ее адрес, Мариетта поняла, что ее приняли за мальчишку. Небольшой рост, надвинутая по самые брови, бейсболка, черные мешковатые джинсы и однотонная темная мастерка, одетая поверх полупрозрачной цветной водолазки создали обманчивое впечатление. — А ну слезай оттуда! Я тебе как всыплю по первое число, мелкий засранец! Названная мелким засранцем ощутила прилив злости, какая взяла над ней верх до того, как она решилась на порчу чужого имущества. А потому Мариетта, понизив голос, глухо крикнула: — А нечего продавать растения, занесённые в красную книгу, чтоб тебя! — Собственно, из-за чего это все и началось, когда Мариетта заметила диковинные цветы на витрине. Ее такая беззаботная нажива всегда злила до чёртиков. — Чтобы тебя так истребили, как ты эти создания! Никак не отреагировав на ее замечание, владелица лишь громко фыркнула и раздраженно вымолвила: — Так, ну все, доигрался, горлодёр! Я звоню в полицию! — Пока женщина отвлеклась на телефон, бормоча оскорбления себе под нос, ярость Мариетты схлынула и она не без страха осознала, что от полиции удрать ей будет уже не так легко. Однако на подмогу ей внезапно пришел… кот. Тот самый, который вечно следовал за Северином, а в последнее время очень часто бегал уже за ними хвостиком. Он вальяжно прошелся по маркизу, который едва прогнулся под его его скромным весом и присел рядом с краем. Его проницательные желто-зеленые глаза, с расширенными в полумраке зрачками, внимательно осматривали ее, будто животному была предельно ясна ситуация. Забавно, но Мариетте даже померещилась толика одобрения в его взгляде. Следом кот медленно поднял голову вверх и Торрес, принимая это за знак посмотрела в ту же сторону. Понадобилась всего секунда, чтобы понять что пыталось подсказать ей животное. «Чертовски умное создание.» — подумалось Мари и она незамедлительно последовала совету, потратив лишь секунду, чтобы обернуться к владелице магазина. Та увлеченно сообщала адрес полицейским, призывая их поторопится, и не следила за ней. Очевидно наивно думала, что Мариетта не сумеет скрыться прямо у нее под носом. Той же не составило большого труда подпрыгнуть, и очень юрко забраться на балкон второго этажа здешнего дома, где она приземлилась на выставленные вперед локти, которыми Мари прикрывала голову. Больно ударившись ими о бетонную поверхность, она застонала от пронзительной боли и чертыхнулась себе под нос, когда заметила торчашие нитки из порванного материала кофты. Однако это все же было лучше, чем оказаться в обезьяннике и платить немаленькую компенсацию. А потому Торрес заткнула себе рот ладонью, молясь о том, чтобы хозяева квартиры не решились выйти на балкон. «Вот, куда тебя обычно заводит обостренное чувство справедливости, дочь.» — В голове пронесся строгий голос матери, которая бы явно не одобрила ее шалость. Впрочем, ее чувство справедливости было идентично повышенным, на то они и были родственниками, пожалуй. И ее матушку это завело гораздо дальше («Глубже в задницу») — в кое-что похуже военного плена. И ее проделки уже нельзя было назвать шалостью, поэтому Мариетта порой позволяла себе возмутиться ее неосмотрительности и глупости, вопреки неоспоримой любви. Особенно, учитывая, что все, чем она занималась в этом городе делалось исключительно для ее спасения и скорейшего освобождения. А потому Мари, не ощутив укола совести, мысленно ответила: — «Мам, я способна сама здраво оценивать и предрекать последствия собственных действий…» — Тишину прорезали сирены машин вдалеке и Торрес сжалась на бетонном полу в позу эмбриона, улавливая истошные и злые крики владелицы цветочного магазина, которая наконец заметила ее исчезновение. — «Справедливости и так нет. А если бы и была, то мы с ней тебя не уберегли.» Разбирательство длилось не более часа и явно скучающие полицейские не слыли особым желанием поднимать на уши весь район, опрашивая свидетелей. Поэтому заверили женщину в своей компетентности, а та даже умудрилась удачно навернутся на одной из железок, которая некогда была буквой и удачно сползла по маркизу прямо ей под ноги. «Сила кармы, сучка.» — подумалось Мариетте из ее укрытия и вскоре она уже смогла спуститься вниз, а следом скрыться в неизвестном направлении.

***

Черное полотно, по которому были разбросаны сотни, тысячи душ и прожитых жизней, а быть может, не удостоившихся шанса взглянуть на этот мир вовсе, мерцало душетрепещюшим светом. По ясному звёздному небу плыли редкие облака, а ветер, ими движущий, колыхал тяжелые темные портьеры, обдувая Северина ночной свежестью. Свесив ноги вниз — при таком ярком показателе высоты действительно казалось, что он что-то значит, Хансон расслабленно сидел на твердом подоконнике и лениво поглаживал сонного, мурчащего у него на коленях, кота. Тот свернулся шерстяным комочком рядом с ним, стоило ему немного цапнуть его за то, что Северин слишком долго изымал из упаковки лакомство для него же. Хансон предполагал, что такая нежность была вызвана чувством вины за низменный порыв. Их обоих тревожила бессонница, которая и вынудила Северина вначале сесть за бумаги, а потом, в поисках какого-то непостижимого смысла жизни, созерцать ночное небо. Оно заставляло задаваться большим количеством вопросом, чем давало искомых ответов. Но в голову лезли другие мысли, которым при свете дня уделить время было невозможно. А в тишине и покое разум становился уязвим. Аскетичный образ жизни не был ему свойственен, но к тридцати трем годам, Северин обнаружил себя именно в нем. Он часто отдавал предпочтении работе, не любил изыски и роскошь, хотя последнее звучало крайне лицемерно, учитывая, что Хансон с одиннадцатилетнего возраста жил в них. Пожалуй, жаловаться на то, что было в его детстве, в целом, было достаточно неблагодарно с его стороны. Однако и утверждать, что оно было идеальным Северин бы не позволил. Еще в подростковом возрасте ему было легко ударятся в трудоголизм, чтобы избежать реальности, которая растекалась неприятной горечью на языке. Детство действительно было сносным, даже не смотря на то, что случилось с ним и матерью. Но подростковый период болезненно отпечатался в памяти и прошел в извечной попытке притереться к нравам клана, обычаям нации, даже к языку, который поначалу Северину давался с большими трудностями. Фауста все приговаривала: «Ты привыкнешь». Но годы шли, а этого сделать не удавалось. Кровопролитие, кое окружало род Кальдерра, Картринский клан, всю власть и столицу быстро ему осточертело. Северин оказался не то слишком слаб, чтобы познать все глубины истинной жестокости, дабы обрести знание стоимости той власти, коей его наградила судьба. Не то слишком здоров для того, чтобы понять безумство, кое текло в венах его отца, сестры, даже матери, которая не принадлежала от рождения к их семье. Он не любил на этом зацикливаться, ведь он не был безумцем, чтобы желать еще большего безумия. Напротив, отчасти был благодарен, что эта участь обошла его стороной. Горький опыт Ринды послужил ему уроком, хоть его сестра и не считала это происшествие ошибкой или несчастным случаем. Всякий раз когда речь шла о случае одиннадцатилетней давности, в ее глазах загоралась гордость. Никто так и не узнал мотивы ее действий, даже отец, чьего брата она убила, не сумел выпытать у дочери чем Рин руководствовалась. Анхель совершенно точно не был лучшим человеком на свете, да и дядей тоже — Северина он вообще не признавал за племянника, и судя по реакции Андрэ на следующий день после той роковой ночи — брата ему тоже было не очень-то и жаль. А потому ситуацию довольно скоро замяли. Гораздо больший переполох был, когда его сестра через несколько месяцев исчезла, оставив после себя лишь записку с парой слов: Не ищите меня. Я найдусь, когда сама захочу вернуться. С одной стороны, Северин был потрясен всем произошедшим. С другой, чувствуя себя одиноко и заброшенно, даже родной сестрой, он в тайне и предательски радовался, потому что, наконец, некоторое внимание будет сосредоточено на нем, а не на умнице дочке, которая куда не глянь — везде становилась лучшей, главной, центром. Будь то танцы, успехи в учебе, внимание противоположного пола, даже убийства. Звучало, вероятно, глупо, учитывая, что между ними была разница в одиннадцать гребаных лет. Однако с рождением Ринды, отношения Фаусты и Андрэ претерпели многих взлетов и падений — они то сходились, то расходились. Чтобы между ними в тот период не произошло, они подавали на развод около десяти раз с того времени, если не больше. Сегодня они тихо перешептываются в обнимку на кухне, пока им кажется, что дети не замечают, а уже завтра на повышенных тонах ругаются, пока его мать собирает чемодан, чтобы «передохнуть от вашей ахинеи» на пару дней. В отсутствии стабильности Северин часто терял себя, а теряя силы на поиски, упускал время для настоящей жизни. Не смотря на это ему крайне хотелось перемен, чего-то, что всколыхнуло бы его жизнь — мягко, без потрясений. И все же он знал, что такие желания ни к чему хорошему не приводят, но избавиться от них не мог. Вслед за бесконечными размышлениями наступило злополучное и в тоже время долгожданное утро. Хансон, не сильно удивляясь тому, как слипались его глаза, довольно быстро собрался и в одиночестве, сопровождаемый тишиной пустынного дома — отец вновь был в отъезде — и туманом заторможенных улиц, он добрался до места, где они обычно встречались с Мариеттой. Та написала ему сообщение, что может встретиться с ним раньше, чем обычно, и он не упустил возможность скоротать бессонное время. Ожидая ее у захудалого мотеля, потому что в центре города Северин старался не появляться, к тому же с такой завидной регулярностью, он в силу явного упадка сил, даже не отреагировал, когда на его плечо с хлопком опустилась чья-то рука. В другой ситуации человек, вероятно, оказался бы лежащим на земле. Из-за его спины появилась знакомое лицо Мариетты, которая с раздосадованным видом скривилась: — Что-то ты сегодня совсем плох, реакция хреновая. — Вместо приветствия вымолвила она, осматривая его каменное выражение лица, когда он приоткрыл рот и чуть отклонился назад, поднимая руки на уровень груди в защитном жесте. Испуг вышел настолько вялым, что Торрес хмыкнула на представление и зашлась в сухом хриплом кашле. — Ты тоже не блещешь. — Через секунду его лицо вновь приняло непроницаемое выражение и Северин вернул ей любезность. От его взгляда не укрылись синяки под глазами на загорелой коже девушки, непривычно тусклые глаза. Видимо, ее ночь тоже не была пределом мечтаний. — Ты настоящий мастер делать комплименты, я сражена. — Не подавая признаков особого оживления, коим Мариетта обычно отличалась, она на толику мгновения вызвала у Хансона беспокойство. Да и было похоже на то, что они обоюдно решили не обсуждать произошедшие вчера странности. Впрочем, разум Северина быстро заняли собственные заботы и он без промедления ответил на ее следующий вопрос, когда Торрес поинтересовалась кем является следующий грешник в очереди: — Бармен. Он работает как раз недалеко отсюда. Искомый бар действительно находился всего в двух кварталах, которые они с Мариеттой прошли в угрюмом безмолвии, которое отчего-то теперь казалось ему неуютным. Его спутница выглядела задумчивой, даже нервозной, но интересоваться природой ее внутренних терзаний он счел дурным тоном — в конце концов, с чего Торрес захочет отвечать, если Северин зачастую не удостаивал ее внятным ответом. Непримечательное снаружи заведение встретило их приглушенно играющей внутри рок-музыкой и звоном бокалов. Вероятно, праздник жизни посетителей вечеринки продолжался с самого вечера. Никто даже не обратил внимание на незваных гостей, когда Северин и Мариетта вошли в небольшое помещение. Большинство присутствующих мирно посапывали на красных вельветовых диванах за столиками в углах просторной комнаты с шахматным полом. Парочку человек — изрядно пьяная девушка с микрофоном и полураздетый парень с гитарой на сцене, лениво наигрывали какие-то популярные песни, то и дело ошибаясь в нотах и тональностях, их басист и вовсе уткнулся лицом в свои инструменты, им же обслюнявленные. Некоторые из гостей умудрялись продолжать попойку и сидели за барной стойкой, клюя носом в тарелки с закусками. Каково же было удивление Северина, когда среди всего этого он заметил Десмонда и хорошо знакомую ему девушку, которая прижималась к тому всем телом и хихикала, пока он оставлял поцелуи у нее на шее. Как только Дес отстранился, она схватила его за шиворот цветастой рубашки и притянула для глубокого поцелуя, задев локтем свой бокал, который пролетел через стол и разбился у ног Хансона. Северин не сумел сдержаться и скривился при виде этой сцены, хотя бы потому что девушка была никем иным, как его троюродной сестрой, и по совместительству наследницей Картринского клана. Да-да, вот эта пылкая, импульсивная, с психопатическими замашками (они подтверждались, если глянуть на ее избранника), не вышедшая из пубертатного периода, особа, на которую были возложены невероятное множество обязанностей и абсолютной власти почти над доброй половиной Восточного континента. Отослав Мариетту «погулять», на что та лишь выгнула брови в замешательстве, но перечить не стала, Хансон, сжав руки в кулаки, двинулся в их направлении с одной лишь мыслью, что он собирается хорошенько им подзадать. — Сьерра Эсперанса Кальдерра. — стальным тоном отчеканил он полное имя девушки, отчего та испуганно дернулась и отлипла от Десмонда, который выпучил глаза при виде него и аккуратно повернулся в обратную сторону, прикрывая покрасневшее не то от стыда, не то от возбуждения, лицо. Сьерра же резко обернулась к нему и выдала одно тихое: — О. — В ее винных, бордовых глазах отразился шок в перемешку с беспокойством, которое вызвать в ней было ой как не легко. Она сглотнула и суетливо заправив черные, как смоль, длинные пряди волос за заостренные кончики ушей, пригладила кожаную плиссированную юбку на коленях. — Привет, Северин. — милым голоском выдавила его троюродная, хоть и не родная, сестра, когда порывисто поднялась. — Мне интересно будет послушать чем вы оба думали в своих маленьких красивых головках, когда сунулись сюда. В людное место. В одиночку. — Северин не внял ее наигранной вежливости и усадил обратно. Крепкой хваткой двух ладоней он вцепился в их плечи, заставляя, против воли, но прислушаться к его словам и сидеть смирно. — Ладно ты, малолетняя дуреха. — Он метнул испепеляющий взгляд в сторону Сьерры, которая уже собиралась возразить, но Хансон не стал ее даже слушать, продолжая. — Но ты, Дес… Я готов сам огреть тебя и долго слушать твой рассказ в пыточной о том, как ты не будешь поступать в следующей жизни, потому что эта для тебя будет закончена. — Свежеватель сидел, не двигаясь, очевидно понимая, что заслужил все это выслушивать. Все же именно он беззаботно сидел здесь всю ночь напролет и на виду у всех лобызался с главной мишенью не только всей власти Марбэлии и Санвильи, но и более скрытных врагов клана. — Эй, ты что совсем сдурел?! Хоть пальцем его тронешь и сама тебя в сосиску скручу! — Сьерра яростно сбросила его руку с плеча и порывисто вскочила. Она была достаточно рослой и несмотря на женственное телосложение, скрывала годы упорных тренировок и абсолютное первенство в числе жестоких расправ. Прозвище отъявленной психопатки наследница Картринского клана заработала уж точно неспроста и в ее глазах уже возгорался безумный очаг — одна искра и все вокруг полетит на воздух. — Сейчас же села, Сьерра, иначе я звоню твоей матери. — Северин не повел и бровью на ее угрозу, холодно и жестко осадив. Его слова, а именно упоминание матери мигом сбили с девушки всю спесь и она смиренно села обратно на свое место. Единственного человека, которого Сьерра боялась как огня и единственную боялась в принципе, была предводительница клана, родная тетя его отца — Рора Кальдерра. Ее полным именем было Рамона Ракель, но издавна повелось в ближнем кругу называть ее коротким сочетанием двух имен. На слух это смягчало ее настоящий характер, так как сущность у нее была изверга во плоти, хоть это и не преуменьшало всех ее заслуг перед кланом. В конце концов, Рора возглавляла картринцев полсотни лет и в начале своего восхождения к власти, собирала нынешние территории клана по кусочкам, не один раз надрав задницу марбэлийцам. Совладав со своим раздражением, Северин глубоко вздохнул, глядя в жалобные глаза троюродной сестры, которая думала, что он не замечает как она сжимает руку Десмонда под столом. — Поступим так. Вы, а в частности ты, сопля, — Наверное, Хансон был единственным на всем было свете кто мог ее так назвать кроме матери и не получить пулю в лоб, а потому не преминул этим воспользоваться. Сьерра на его слова лишь показала ему язык и надула пухлые губы. — Никогда больше не выйдешь на улицу без охраны, не станешь напиваться в каком бы то ни было захолустье этого чертового города и обжиматься на виду с любым живым мужеподобным организмом. В следующий раз я без зазрений совести настучу на вас нашему ближайшему родственнику, а ваши задницы будут самостоятельно это расхлебывать. Я не шучу, ты знаешь. — Да, у тебя плохо с чувством юмора, братец. — прокомментировала довольная собой Сьерра и Дес не сумел подавить крохотную улыбку, за что Северин в удущающей хватке почти нежно схватил того за затылок и приблизив лицо к его уху, ледяным голосом вкрадчиво прошептал: — Обрюхатишь ее, не женившись, я тебе кишки выпущу. И мне насрать кого после этого будут называть Свеживателем. — Десмонд, к своей чести, не дернулся, но нервно моргнул и спустя секунду отрывисто кивнул. Его троюродная сестра в этот момент отвлеклась и рассматривая кого-то позади него, поинтересовалась: — А этой девушки тут раньше не было. Она с тобой пришла? Северин обернулся вслед за ней и стал свидетелем тому, как Мариетта непонятно как и когда, но оказалась на сцене с красной электрогитарой в руках. При том, она явно знала что делала, потому что изящно выдавала громкие, рок-н-рольные аккорды, едва поглядывая на струны. Унизанные кольцами пальцы, ловко перебирали их и зажимали, подчиняя звучание своей воле. У нее действительно получалось весьма недурно, с учетом того, что прежние участники, пьяной вдребезги группы несколько оживились и неплохо ей подыгрывали. Качая головой в такт ритму, Мариетта усмехнулась, глядя на солистку, которая вернула ей улыбку и понизила голос до рычания, пародируя оригинал известной песни. Обвязав свою спортивную кофту вокруг пояса, Торрес осталась в одной лишь полупрозрачной водолазке с хаотичными мазками красного и белого на тонком материале, который просвечивал ее темное нижнее белье и татуировки, тянущиеся по рукам и на груди. Ее облик, который органично дополняли кожаные штаны, темно-красная помада на губах и вызывающе темные тени, очень походил под образ какой-нибудь ретро рок-звезды. Судя по всему, знали эту музыку все в здешнем баре, потому что через секунду ярые фанаты уже разлепили глаза и несмотря на явное похмелье, принялись подпевать. Некоторые даже поднялись на негнущиеся ноги, прилагая невообразимые усилия и неуклюже пошатывались под знакомую мелодию. — Да… Со мной. — запоздало ответил Северин, разглядывая раскрасневшуюся от драйва и веселья, Мариетту. Такой он видел ее впервые и не мог понять, что чувствует по этому поводу. — И ты мне еще что-то предъявляешь, пф. Сам привел с собой… — Сьерра причмокнула губами и театрально покачала головой, перекидывая густые пасмы волос через плечо. Следом на ее губах расползлась усмешка противной троюродной сестры. — Но она мне нравится, хороший выбор. От ее слов и согласного хмыканья Десмонда, Хансон пришел в себя и не оборачиваясь, процедил сквозь зубы: — Мой телефон все еще со мной, могу в любой момент набрать Рору. Чтобы через минуту я вас здесь не видел. — Два раза повторять не пришлось, когда Северин прошел дальше и оглянулся проследить за непутевой парочкой, их уже и след простыл. Вскоре небольшой импровизированный концерт Мариетты подошел к концу и встретив ее рядом со ступеньками, ведущими в зал, Хансон недовольно сложил руки на груди. — Ой, да ладно тебе. Пока ты прохлаждался, я узнала, что бармена нет на месте и он на больничном. Заодно его друг дал мне его адрес. За красивые глазки. — Торрес, под стать ему, сложила руки на груди и похлопала пушистыми ресницами, глядя на него снизу вверх названными ярко-розовыми глазками. Северин до сих пор гадал, почему ее обычное поведение иногда напоминает ему нетрезвых людей. Впрочем, дальнейшие ее слова, когда они уже собирались покинуть бар, развеяли сомнения насчет ее бессознательного состояния. — Кстати, ты ведь сын правой руки, не так ли? Стоило ожидать, что Мариетта догадается, ведь она была совсем не глупа. Однако Хансон точно не ожидал, что она станет уточнять и в лоб спрашивать, словно невзначай. Ошеломленный, он застыл к ней спиной и не сразу нашелся с ответом. — Что дало тебе основания думать, что ты останешься целой и невредимой, если ответ окажется положительным? — Голос его, однако, не подвел, прозвучав твердо. Но ему претила одна мысль о том, что придется причинить ей вред, хоть, холодно размышляя, Северин и осознавал, что был за нее в ответе — он самостоятельно ввязал Мариетту в свои дела и сам обязан был позаботиться о том, чтобы потом извлечь ниточку своей с ней связи из общего плетения. Она не должна была быть вовлечена в его проблемы, и сегодняшний ее вопрос должен был восприниматься им исключительно как угроза, когда же получилось с точностью наоборот. Он ловил себя на мысли, что не сумеет претворить свои жалкие запугивания в жизнь, если Мариетта ожидаемо на них не отреагирует. Однако она вновь его удивила: — Ты вызываешь доверие. — вымолвила Мариетта, когда Северин повернул к ней голову. Рассматривая ее спокойное выражение лица, он не мог поверить в то, что собирался сказать дальше. — Хорошо, если так. Возможно, это удержит тебя от того, чтобы предать мое. — На его скулах заиграли желваки и Хансон глубоко вздохнул, прекращая внутренние метания. Не тягостно, но решительно. — Я действительно его сын. Не родной. — Это я понимаю. — уста Торрес покинул громкий смешок, который она тут же скрыла внезапным наигранным кашлем и прочистив горло, добавила. — Ну то есть, внешне… Ты понял. — Она стыдливо облизнула губы и почесала затылок, переминаясь с ноги на ногу. — Да, я понял. У нас сложилось некое… Взаимопонимание. — Позволив себе такую вольность, как ухмылка, зародившаяся на кончиках его губ, Северин пропустил Мариетту вперед жестом, потому что они давно застряли на пороге черного входа и не без удовольствия наблюдал за тем, как она смутилась из-за необдуманно брошенных слов. Его на самом-то деле ни капельки не трогали шуточные и не очень комментарии об отсутствии сходства между ним и отцом, более того о его внешних данных и национальности. Вернее, уже не трогали. Сверстники в юношестве были порой жестоки, даже взрослые отличались в этом ключе бестактностью, а Северин давно к этому привык. — Черт, прости. — Мариетта таки обернулась к нему и морщась, сглотнула. — Я знаю каково это, когда выделяют. И это не касается твоего отца. — Проехали. — спустя минуту ответил он, равняясь с ней. Все же Северину казалось, что встреча с Торрес была везением, а не несчастьем. Впрочем, скорые выводы также могли обернуться непоправимым.

***

По приходу домой Хансон, когда они с Мариеттой успешно разыскали бармена и после недолгих убедительных слов, получили от него деньги, был встречен ходящим взад вперед отцом. Его высокая и мускулистая фигура, облаченная в черный костюм, возвышалась посреди комнаты, делая всю мебель крохотной на его фоне. Даже Северин, который отставал от отца всего на пару сантиметров, чувствовал себя маленьким и ничтожным рядом с ним, особенно когда тот был зол. А сейчас Андрэ Кальдерра был в ярости. На белом мраморном полу с черными извилистыми прожилками в гостинной, в метре от него сверкали осколки разбитого стекла, предположительно оставшиеся от стакана. Вполне возможно, что отец не ронял его, а лишь слишком сильно сдавил в ладони. Так бывало, когда ему сообщали не самые радостные вести. — Что произошло? — Сразу замечая негодование Андрэ, Северин подскочил к нему, бросая свою ветровку на ближайший диван. — Что-то с Риндой? Отец помедлил с ответом, чем почти вызвал у сына припадок, когда наконец вымолвил: — Нет. С твоей сестрой все хорошо. — Алые глаза недобро сверкнули, когда он вновь резко развернулся на пятках и спрятав руки в карманы брюк, прошествовал в другой конец зала. — У нас завелась крыса. — Слова повисли в воздухе, как замирает перед выстрелом сердце. — Долгое время я ее даже не замечал, а она сновала у нас прямо под ногами. Копалась в грязном белье, подслушивала разговоры. — На середине комнаты, прямо напротив него, отец внезапно остановился. Нарочито медленно и тихо приблизился. — Она явилась в наш дом по твоей вине. Ты с ней и разберешься. Северин сглотнул под напором строгого тона и отступил, хмурясь. Он совершенно не понимал о чем, а точнее о ком идет речь. Настороженно глядя в его широко раскрытые глаза, Андрэ безжалостно добавил: — Твой питомец. Где он сейчас? Страшное осознание исказило его лицо, путаница в разуме продлилась не более минуты. Пазл, с треском и вопреки его жалкой привязанности, сложился. Северин запустил пятерню в копну своих волос, сжимая их до боли, потому что резь в глазах мешала видеть и внятно мыслить. Он шумно выдохнул, пятясь. Возможно, было ошибкой верить отцу без доказательств вины своего друга, однако последние дни отличались особой насыщенностью, после которой, работая по ночам, Хансон чувствовал только подавленность и усталость, а потому поверить Андрэ было легче, чем тешиться надеждой. Слишком часто в преступном мире предавали, с каждым разом все проще было в это поверить, однако Северин испытывал потрясение от предательства впервые. — Я все исправлю. — тихо выдавил он, хватая брошенную верхнюю одежду и в порыве раздражения, обращенного на самого себя, выскочил на улицу. Прохлада вечера немного охладила пыл его злости, но боль была сильнее. Она просачивалась под все покровы его напускного спокойствия и въедалась в душу, тревожила разрушенное доверие и гнало черт знает куда… Призывая к мести? К расправе, к жестокости? Однако Северин помотал головой при этих мыслях. Нет, он не станет так поступать. Больше всего ему просто хотелось послушать того, кого он считал своим другом, и одновременно того, кого он, как выяснилось, совсем не знал. Найти животное не составило труда. Закрывая от него свое сознание и через их связь, надавливая магией, Хансон не оставлял тому выбора, кроме как подчиниться и прийти на его зов. Впрочем, он уже знал, что его магия для кота пустой звук, она никогда ни на что не влияла. Он, конечно же, ее наверняка чувствовал, но в силу своей отнюдь не животной природы, мог с легкостью ей противиться и притворяться. Пользуясь тем, что преимущество вскрывшейся правды на его стороне, Северин вел себя как обычно и позволив прибежавшему созданию запрыгнуть на его плечо, он резко схватил кота за пушистую холку и прижал к кирпичной стене. — Я не хочу делать тебе больно, но сделаю, если ты сейчас же не примешь свой человеческий облик. — его безжалостный, под стать отцовскому, низкий тон заставил гортань завибрировать. Ледяной, полный исступленного гнева, серебристый взгляд прожигал существо перед ним насквозь. Сейчас ему было глубоко наплевать на собственные принципы, ведь не он первым перешел границу. Неприметная подворотня во мраке сумерек скрывала их от любопытных глаз, потому что любые свидетели сцены посчитали бы Северина полоумным: мало того, что разговаривает с животным, так еще и причиняет боль. — Я сказал сейчас же. — повторил он, встряхнув животное в руке и крепко сдавив его кожу, от чего кот жалобно мяукнул. Однако его виноватые желто-зеленые глаза доказывали, что он все понимает и осознает, так что сомнений больше быть не могло. — Ты ответишь за каждый свой донос, слух и слово, которые слышал в моем доме и приносил на блюдечке своему хозяину. Животные глаза расширились за миг до того, как превратились в человеческие, вслед за всем телом. На глазах Северина маленькое кошачье тельце вытянулось в рост молодого смуглого юноши с черными кудрявыми волосами до скул. Черная шерсть стремительно втянулась под кожу, зрачки расширились до круглых, а темные когти на пальцах превратились в светлые короткие ногти. Одно из его заостренных ушей так и осталось коротким, будто обрезанным, а грудь покрывало множество мелких светлых шрамов и более свежих царапин. И да, парень был голым. Совершенно. Хансон не позволил своему шоку взять на самообладанием верх и тут же сомкнул ладонь вокруг шеи оборотня, вжимая того в стену позади. Должно быть это выглядело очень, очень странно. Но от этого суть ситуации не менялась. Предательство стало фактом, а не домыслом. — Я тебя не предавал. — выдавил парень сдавленно. У него был звонкий, мелодичный голос, а глаза так и горели в темноте желто-зелеными огоньками. Но он не пытался отнять руку Северина от своего горла. — Фео… Так меня зовут… Если ты позволишь, я все объясню.

***

1. Мариетта Торрес –? 2. Бьянка Феррер 3. Кеган Индрис 4. Савиор Дорн