Погибель на закате

Гастонский горный хребет, Марбэлия 16-е апреля, 521 год эры смешения Холодок прошел по коже Элодии, пока она осторожно оглядываясь по сторонам, спешным шагом шла по ночному саду. Ноги норовили пуститься в бег, но Канаверо осознавала, что тем самым привлечет лишь больше ненужного внимания к себе. По расчету никого в такое время в саду быть не должно было, однако для собственного успокоения, она следовала окольным путям, дергаясь от каждого шороха. И, между тем, Элодия осознавала глубоко внутри себя, что риск этот был не оправдан. Она была из тех людей, что, не думая, бросятся под пулю ради близкого человека. Это было чем-то вроде непроизвольного рефлекса, который ей никогда не удавалось контролировать. И как бы безрассудно это ни было, Элодия этой ночью спешила на встречу к Флавио, который был в числе далеко не безразличных ей людей. Определенно это было не одно и тоже самое — защищать любимого от опасности, и рисковать своей и его жизнью, встречаясь под покровом ночи. Но у Канаверо был не очень развит инстинкт самосохранения, этим и было продиктовано ее поведение. Поддаваться чувствам и велению сердцу она не считала ошибкой. Несмотря на то, что он дал ей план отеля и приближенных к нему территорий со всеми тайными проходами, коридорами и черными выходами, она все равно не чувствовала себя уверенно. Сообщив Ринде накануне о присутствии Флавио, Элодия услышала то, что ожидала услышать от сестры — предостережение. В ее подаче это воспринималось как беспрекословный приказ, которому она все равно, в силу своей ветреной натуры, не повиновалась. Этот сад было не так то просто отыскать. На плане он толком и не значился, а находился в укромном уголке позади основного корпуса отеля, за самой Башней забвения. Даже когда Элодия перечитала название дважды, ей слабо верилось, что кто-то в трезвом уме может назвать так здание, даже если оно выглядело на несколько столетий старше нее. Однако одни поиски, даже без конечной ее цели, того стоили. Сие место было словно соткано из грез: маленькие, но один прекраснее другого, фонтаны были выполнены из мрамора. Пока Канаверо блуждала по тропам зелени, ей встречались и нежные девы, льющие слезы в фонтанную чашу, возносящие молитвы к звездам, и юноши с венками цветов в волосах. Если бы ее не одолевала тревога и страх быть пойманной, Элодия бы бродила здесь до самого рассвета. Тихий шелест листвы сумрачных деревьев, мягкое журчание мерцающей в ночи, воды. Природа в этой облагороженной обители очаровывала, утягивала в благодать ароматов самых разных проявлений флоры: от водяных лилий — нимф в лунном свете, до ониксовых морозников, покрытых инеем и виолы — отражения ясных дневных небес. Ступая по узорчатым каменным плитам, Элодия озиралась в поиске небольшой ротонды, которая была обведена черной ручкой на карте. На обратной стороне бумаги Флавио, очень оригинально шифруясь, написал следующее: «время нашего первого секса», очевидно думая, что кто-то другой кроме нее может найти его послание и заявится на встречу. Ее парень угадал с загадкой, даже сумел этим сделать приятное, ведь не он один хорошо помнил момент их первой близости. Элодия, краснея и улыбаясь всегда вспоминала ту ночь. Встречаться с Флавио они начали чуть более полутора лет назад, до этого же он заприметил ее, когда ему отдавали приказ и с того момента настойчиво ухаживал, было смутное ощущение, что даже преследовал. Однако подражая сестре, ей было легче поверить логическим суждениям, нежели смутному чувству. «Сейчас у нас все хорошо, а то лишь мои глупые подозрения.» — беспечно думала Элодия, направляясь к виднеющейся вблизи, светлой купольной беседке. Близился рассвет, именно в это время суток они предались страсти в первый раз. Тогда Канаверо, хоть по наставлениям Ринды и старалась всеми силами «ступить на путь истинный», но порой по ночам сбегала к знакомым и до утра могла гулять по клубам, потому что от привычки посещать всевозможные вечеринки было трудно избавиться. В те времена Элодия утешала себя мыслью, что сумела завязать с тяжелыми наркотиками, что было удачей, посланной звездами, а все остальное считала несчастными мелочами жизни — к примеру, таковым, как новое увлечение, эдакая замена, которую она для себя нашла: более «легкие» вещества. Флавио же в один из таких вечеров, по счастливой случайности, нашел ее, обкуренную до чертиков и, защитив от пристававших парней, отвез бесчувстенную к себе домой. Стоило ей полноценно прийти в себя от наркотического тумана, она поблагодарила парня за спасение и в рассветных лучах произошло то, что произошло. От волнения ее снедало желание поскорее закурить, поэтому пошарив руками по карманам неброских темных джинс, Элодия, сокрушаясь, стиснула зубы, потому что пачки сигарет не оказалось при ней. Обходя ротонду она с облегчением обнаружила притаившегося Флавио, к которому тут же подбежала и обняла. Он крепко прижал ее к себе и чмокнув в губы в качестве приветствия, развернул к себе спиной. Беседка находилась в самой дали сада, на окраине территории отеля. В свете луны, обрамленной облаками, горы с заснеженными верхушками приобретали невиданное зеленовато-фиолетовое мерцание. С восторженным вздохом, Элодия осознала, что это было настоящее северное сияние. — Не может быть… — На ее лице расползлась широкая упоенная улыбка, наполненная неверием. Глаза загорелись ярче самого чуда природы, а с губ сорвался тихий смех. — Флавио, звезды, это даже прекраснее, чем я себе представляла. Повернувшись к нему буквально на миг, дабы не упустить ни единой секунды уникального зрелища, Элодия подпрыгнула и сжала его руку от переполняющих ее эмоций. Он не сводил с нее самозабвенного взгляда, полного теплоты, который согревал ее больше, чем куртка на плечах. Ему удалось поразить ее настолько, что потребность в курении на некоторое время отпала, ведь восторг заполнял собой всю ее душу, а вид отгонял своим величием все мирские заботы. Небо переливалось всеми тонами радуги, линии оттенков переплетались между собой и свободно плыли по небу, рассеиваясь в просторах широкого звездного неба. Такое не могла создать даже самая искусная и сильная магия, ведь это было создание самых царственных звеньев их мира — природы и звезд. А кто возник первым не знал никто. У Элодии захватывало дух от этого зрелища и голову сами посещали мысли о святом и великом, вопросы бытия и покоя занимали больше, чем население Старленда: человечество и весь наядский народ, к которому она принадлежала. Больше волновала вселенная и ее неизведанные просторы, хотелось сосчитать все души на звездном небе — все эти манящие к себе, мерцающие в темной дали точки. Элодии захотелось принять свой второй облик — вторую ипостась ее сердца, переданную ей в генах от санвилийки-матери, и птицей воспарить в поисках забытья. Безусловно, она понимала, что тем самым лишиться своих крыльев — они заледенеют в холоде суровых марбэлийских ночей и даже рассветные лучи ей не помогут. Однако желание не ослабевало, несбыточная греза затаилась где-то внутри, а птица забилась под кожей. Морозный воздух вокруг, казалось, пропитался загадками, а потому Элодия задышала неиссякаемым к ним любопытством. Когда детская мечта увидеть подобное была утолена, она наконец сумела отвернуться от неба и пристроиться ближке к Флавио. У нее, как и обычно, было к нему очень много вопросов, но в данный момент слушать его дыхание, пока Элодия опиралась ему на грудь. было гораздо приятнее. Однако она все же поинтересовалась о том, что ее беспокоила с минуты, как она узнала, что он здесь: — Тебя послали только приглядывать за нами, или…? — Узнать ответ было боязливо, но необходимо. Элодию вновь одолевали переживания, с ними были сопряжены все их отношения с Флавио — все по вине его работы и обязанностей. Он мог пропасть с радаров на месяц, зачастую без предупреждения, ведь это могло навлечь на него неприятности и опасность, а потом вернуться как ни в чем не бывало. А мог и вовсе не вернуться, а о его смерти даже не было бы известия. Таков был его сознательный выбор — быть соглядатаем, подвергать свою жизнь риску, чтобы добывать информацию, сведения и защищать важных для клана людей. — Я не знаю, малышка. Все может изменится в любой момент. — Флавио всегда поражал ее своим спокойствием, когда говорил о работе, словно угроза и бедствие, с которыми он ходил рука об руку, его ничуть не волновали. А быть может в этом проявлялись его смирение и готовность погибнуть при необходимости. И то, и другое, в сущности своей, Элодию ужасало. Она то ведь хранила свою способность в строжайшем секрете, потому что все же была не столь глупа для того, чтобы афишировать второй облик, столь полезный для ремесла шпиона. А Канаверо быть использованной таким образом совсем не хотела — знала, что Картринский клан может себе позволить, противоречащую законам и морали, эксплуатацию рабочей силы и магии человека без его добровольного согласия. Единственными, кто знал о птице внтури нее, были ее родители и Ринда. От первых в пятилетнем возрасте, когда Элодия впервые обратилась, скрыть магию было задачей невозможной. Но в силу того, что ее отец, младший брат Андрэ, не был предан картринцам и сторонился кровавого правления, никто не принуждал ее к службе и членству клане. Ее двоюродная сестра же узнала, потому что Канаверо с детства была готова доверить ей свою жизнь и знала, что если у нее не будет желания использовать свою магию на благо клана, Ринда никогда ничего никому не скажет и унесет тайну с собой в могилу. Взяла же она ее вместе с собой на эту миссию только потому, что Элодия пообещала сестре, что в случае крайней необходимости использует магию, сокрытую в ней и оградит их, в случае опасности. Ринда от такой привилегии отказаться не смогла, даже если знала, что Канаверо делает это ради ее безопасности, а не по собственном желанию, ведь Элодии тоже не хотелось отпускать сестру одной в львиное логово. — Однако был четкий приказ не заниматься самодеятельностью, так что не волнуйся. — поглаживая ее по плечу, Флавио вырвал ее из потока тяжелых мыслей и поцеловал в макушку. Она чувствовала, что несмотря на нежность к ней, он был настороже и периодически поглядывал по сторонам, поэтому Элодия могла полностью расслабиться. — Но какие-никакие, но слухи все же ходят среди прислуги, так что кое-что я все же передаю нашим. — И что говорят? — любопытства ради, спросила она. — Тебе этого знать не нужно. — непривычно холодно вымолвил Флавио, в секунду переменившись. На ее языке вертелся колкий капризный ответ, но Элодия его сдержала, ведь не хотела ввязывать их обоих в очередной конфликт из-за мелочной причины, но на душе все равно оставался неприятный осадок. Вскоре начало светать — первые светлые лучи озарили небеса и она, спохватившись, с приглушенным охоньем вскочила. Стоило представить, как ее сестра просыпается и обнаруживает ее пустующую кровать, становилось дурно. Ринда по меньшей степени в красках оторвет ее голову на словах, а потом вдобавок поживится ее кровью. Прощаясь с помрачневшим Флавио, Элодия ловила себя на странных мыслях, но первой выступала одна — они были вместе с ним так долго, что и это препятствие не должно стать для их отношений помехой. Они обязательно переступят через этот этап, преодолеют испытания на прочность в этом месте, а потом вернуться домой и все будет как раньше. Ведь так…? Ей отчаянно хотелось в это верить. Крадучись в обратном направлении, она чувствовала себя гораздо спокойнее, хотя если ее здесь кто-нибудь застанет, конфуз мог выйти еще тот. Глаза непроизвольно продолжали цепляться за окружающую среду, за разномастные цветники и кустарники. Возникал вопрос: кому удавалось поддерживать растения в цвету в холоде ранней весны? Увлекшись диковинными разновидностями зелени и цветов с вьющимися стебельками и симметричной листвой, Элодия шагала по тропинке, пока не услышала вдалеке голоса. Первым порывом было пуститься на утек, что она и сделала, однако успехом это не увенчалось. Стоило ей выскочить из-под навеса, под которым Канаверо проходила, краешком пальто она зацепилась за ветку розария, шипы впились в плотную ткань и закончился побег тем, что Элодия упала прямо в куст, оцарапывая кожу лица о колючие шипы. Но это было меньшей из проблем. Пергола, которая встретилась ей на пути, искажала эхом звук и сейчас Канаверо с ужасом осознавала, что побежала в противоположном от необходимого, направлении и оказалась ровно рядом с говорящими. Пара смутно знакомых людей, беседуя, стояла невдалеке на широком отвесном балконе нижнего этажа каменной башни. Черноволосая девушка смотрела на горизонт, опираясь обеими руками на поручень. Мужчина же, сверкая светлой шевелюрой, что-то ей недовольно говорил, агрессивно жестикулируя. В нем Элодия к своему шоку, признала того, кто говорил с Риндой на приеме. Она видела его мельком, но по взгляду еще тогда отметила, что он очень неприятный человек. Это был Советник Искар, который окончательно закрепился для нее в статусе мерзавца, когда отвратительно повел себя в первый день переговоров. Посчитав, что не лишним будет послушать идущий диалог и несмотря на боль, которая пронизывала все те места, которые поранили шипы, Элодия пригнулась к самой земле и прикрывая голову руками, поползла вперед. Густые, но тонкие у корней, кустарники не без новых отметин, но позволили ей пролезть чуть вперед. Теперь, она могла даже различать слова говорящих и возобладала гораздо лучшим обзором. — Ты одурела, Леона?! Как можно быть такой беспечной! — Искар практически рычал, его серо-зеленые глаза сверкали пламенем гнева. На нем была лишь полурасстегнутая рубашка, а на названной тонкая ночная сорочка светло-голубого цвета с темно-синей каймой. — Это вышло случайно. — негромко возразила ему она и была награждена резким рывком за волосы, длинные концы каких Советник сжал в кулак и рывком оттянул назад. Элодия дернулась в порыве что-нибудь крикнуть, как-то защитить несчастную, но вовремя остановилась и зажала себе ладонями рот. Требовалось не дергаться и притаиться, что она и сделала, даже если ей не шибко нравилось происходящее. — Поверь мне, если бы это было не так, ты бы здесь не стояла. — вымолвил он с оскалом одичавшего зверя, но злобно выдохнув, разжал хватку и девушка судорожно сглотнула. — Что теперь будет? — чуть испуганно произнесла Леона, нервными движениями поправляя волосы. Что-то в ее поведении казалось Элодии будто не естественными, хотя она никогда и не была знакома с этой девушкой. — Картринцы только и ждут от нас ошибки. Подумать только, какое им теперь будет счастье, мрази. Сколько информации о нашем провале в Санвилье. — Искар провел пятерней по волосам, расхаживая взад-вперед по балкону и вздохнул. — Они наверняка попытаются нанести удар, но ничего, я буду этого ждать. Еще эта посланница под носом вертится, они словно знали. — А что она? Мне показалась безобидной. — вымолвила Леона неуверенно. — Да как бы не так. Вертихвостка еще та, но красива до нельзя. Непростая она, хотя старается сойти за беспристрастную простушку. Ум то ведь в красных глазках так и блещет. Попытался про нее что-то узнать, так ведь толком никакой информации о ней нет. Ох, это странно. — ядовито выплюнул Искар чуть тише. Элодии приходилось до предела напрягать слух, дабы расслышать его слова. — К тому же когда ...э-ан, — Ветка под ее рукой хрустнула и имя затерялось в громком звуке. Советник подозрительно обернулся в ее сторону, но за раскидистыми ветвям белых и красных роз ему было ее не видно, поэтому он чуть спокойнее продолжил. — Когда он начнет за ней по серьезному ухлестывать, на Эсту психоз ведь найдет. Как бы с катушек от ревности не слетела. Сколько проблем на мою голову, черт бы вас всех побрал. — Мужчина со злости ударил кулаком по поручню и скрипнул зубами. Леона медленно приблизилась к нему и, всего секунду колеблясь, поцеловала в плечо, руками заскользила по торсу мужчины. Искар тут же перехватил ее ладони и хмуро на нее посмотрел. — Как я могу загладить свою вину? — выгнув бровь и сверкнув серебристыми глазами, робко вымолвила девушка. Советник тут же уловил намек и ухмыльнулся, переместив ладонь ей на затылок, надавил, заставляя опуститься ниже. Когда Леона оказалась сидящей на коленях, он сжал черные пряди ее волос на макушке и приблизил ее лицо к своему паху. Элодия, сдержав изумленный смех и осознавая сцену какого характера она сейчас будет созерцать, поспешила быстро убраться отсюда подальше и аккуратно поползла назад. Вновь оказавшись на тропинке, она, не поднимаясь, поползла дальше, а потом, не оборачиваясь, в спешке покинула злополучный сад. До отеля Канаверо добиралась не быстро, потому что попутно вытаскивала из волос и снимала с одежды всевозможные тонкие веточки, прутики и листья, которые оказались там после ее фееричного шпионажа. Царапины на ее рассеченной коже заживали и розовели благодаря ускоренной наядской регенерации. К восходу солнца Элодия уже прокралась в свои покои, зная, что сестра зачастую не спит в середине ночи, а ближе к утру погружается в глубокий, крепкий сон, так что не беспокоилась о ней. К моменту ее пробуждения, она лежала в своей постели тиши воды и ниже травы, а за завтраком рассказала то, что якобы случайно услышала вечером. Умолчала она лишь о своем ночном приключении и об истории с именем, которое не сумела расслышать. Элодия была уверена, что ее сестра и так защититься от любого мужчины, хотя бы одним только острым языком и своей удивительной проницательностью, и точно не поведется на чьи-то лживые слова. Жаль только, что слова могут и не быть лживыми, ведь порой все зависит от одной только предательской натуры человека. А от любви защиту не сыщешь.