Стоит ли сжигать страницы собственной жизни?

В один момент он перебарывает себя и все, что можно было перебороть, и смотрит на Черного. Тот изумленно смотрит на его руки, задрав ему рукава примерно по локоть. Он бегал глазами по следам от лезвия, по уже белым, зажившим шрамам и еще совсем свежим следам на руках, покрытыми грубой корочкой запекшейся крови. Черный тоже поднимет глаза и мягко, ватными руками, обратно задирает рукав Курильщика, так же пряча кисть руки внутри. — Прости.– почти одними губами произносит он, мягко сжимая его кисти в своих ладонях. Курильщик хотел, что-то ответить, но только всхлипнул. Черный все не убирает свои ладони с кистей Курильщика, хотя он и не хотел, чтобы он их убирал. Он был готов сидеть так долго, очень долго, может даже вечно. Руки Курильщика тощие и ледяные, а руки Черного большие, загребущие и теплые. — Знаешь, мне так стыдно. — Мямлит Курильщик, высвобождая одну руку, чтобы вытереть слезы с щек. — За что? За это? — Ага. Глупо так. Просто. Нельзя же так просто переписать всю историю парой полос на руках. — в Курильщике кипело чувство стыда и эта еле ощутимая боль в руках. Ему хотелось долго извиняться, сидя с Черным вот так, чтобы он держал его руки. Но долго так сидеть нельзя, в любой момент в комнату может ворваться Табаки, принеся с собой весь остальной шум — Сжигать страницы собственной жизни тоже не вариант, знаешь– вздохнул Черный. — Наверное. — вообще важно, очень больно и страшно, что начинает трясти и подташнивать. — Тебе нужно уйти, если кто-нибудь придет, то не поймет что ты тут делаешь. И что я тут перед тобой плачу. — Ладно. — Черный осторожно притягивает Курильщика к себе и обнимает его. Недолгие объятия, буквально 10 секунд. Курильщику хотелось прилипнуть к нему и никогда не отлипать от этого плечистого пса в ошейнике. Но объятия были слишком короткими. Черный прощается и уходит. Бросив на последок: – Не пугай так Македонского, а то я, если его снова таким увижу, тоже с ума сходить начну. – Курильщик сказал, что больше не будет. Он не будет пугать Македонского, хотя он сильно потом испугает весь дом. Вплоть до воспитателей и Акулы. Даже изнанка поёжится. Он перепишет свою историю, искоренит все ошибки и избавится от ненужных страниц, но ему не хотелось убирать Черного из истории. Хотя он был на страницах с домом, от которых Курильщик хотел избавиться больше всего. В принципе его не тревожил дом, ему не нравилось свое нахождение здесь, он был лишним. Когда Черный уходит, Курильщик еще минуты 3 смотрит ему в след, думая о его словах. "Сжигать страницы собственной жизни" в таком ключе, кажется, он еще не думал о самоубийстве. Не думал о своей жизни как о книге. Курильщик зарёкся больше никому не показывать руки, кроме Черного, он их уже узрел. К хорошему это не привело и не приведет. Когда Черный настигает его в столовой, он зовет его встретиться после отбоя в учительском туалете, Курильщику ничего не остается, как молча кивнуть. Он выбирается из Четвертой как только наступил отбой, внутри все невольно всполошились, а в животе начало неприятно щекотать. Путь был недолгим, но он боялся свернуть не там и к чертям потеряться в этом лабиринте. Черный уже ждал его на месте, сидя на холодной плитке пола. – Привет, давно ждешь? – Курильщик посветил на него фонариком, который стащил у Табаки, надеясь, что тот поможет не потеряться, но пластиковая хреновина светила слабо. – Нет, пару минут буквально, – Ясно. – Курильщик слез с коляски и устроился рядом. – У меня есть вопрос, но если я лезу не в свое дело можешь послать меня. – Немного неловко говорит Черный. – Валяй, – Почему ты режешь руки? – Курильщик, кажется перестал дышать на выдохе. Он почти до боли выжал свои легкие, максимально избавляясь от воздуха внутри. В один момент он делает вдох. Кажется, он не знает почему он режет руки. Он действует из побуждений внутренней тревоги, чувству собственного ничтожества и скребущей боли внутри. Походу Курильщик молчал слишком долго, что Черный чуть его потряс за плечо. – Ты если молчишь, хотя бы признаки жизни подавай, пожалуйста, Курильщик.. – Извини.. Я просто.. – Можешь не отвечать, – Нет.. Я.. Я просто не могу.. – Курильщику хотелось сказать, что-то об этом, но он не знал как. У него не было слов, только трясущиеся руки, колотящееся сердце и Черный, который готов выслушать, который ждет ответа. Губы Черного дрогнули, он хотел, что-то сказать, но воздержался от слов. Черный не знал, что чувствовать, он хотел помочь, но он без понятия как. – Знаешь.. Я всегда не к месту, я всегда не удобный, всегда не во время.. – Было начато Курильщик, но в горле встал ком. – Не такой как хотелось окружающим? – Осмелился на слова Черный. – Да.. – протянул Курильщик, смотря перед собой. – Мне просто хотелось этой боли, чтобы сбавить давящее чувство на другой план. – Он чувствует, будто сейчас расплачется. – Хотелось или хочется? Курильщик замер. Как отреагирует Черный, если он выберет один из вариантов? Каким бы не был Черным предсказуемым, каким бы не был он эмоционально закрытым, Курильщик чувствует страх перед ним и его реакцией, будто он бросит его в клетку изолятора, оставив с самим собой тет-а-тет, этого он боялся больше всего. – Курильщик? – Его выдернули из мыслей. – Хочется. – Что? – Хочется, я хочу этой боли. – Хорошо. – Курильщик почувствовал резкий холод по спине. И все? Что "хорошо"? Черный чуть вздрогнул от неожиданности, когда Курильщик припал к его плечу. Он хотел его приобнять, прижать к себе, но боялся сделать ему больно, задеть изрезанные руки. Как бы Курильщик не грезил смертью, болью и всему такому, Черный боялся сделать ему больно. Курильщик, который меньше Черного, примерно, вдвое, сидя рядом не доставал головой до его плеча, чтобы положить его лову на него, он скорее облокотился головой на его руку. Он полез в карман за плохо светящим фонариком и посветил себе на руку, немого стянув рукав кофты. – А ведь когда я режусь мне не больно. Мне больно только после. – Правда? Выглядит очень больно. – После - да, но во время я чувствую себя лучше чем, когда-либо. Черный осторожно берет его кисть и мягко сжимает её. – У тебя всегда такие теплые руки, – Отвлеченно говорит Курильщик, в голосе слышится улыбка. Такая непривычная, но такая искренняя. – Спасибо, что ты рядом.– Черный не в силах ему, что-то ответить, да и не нужно было. Черный тянет его на себя, заключая в объятия. Курильщик не сопротивляется, он только рад уткнуться носом Черному в шею и прилипнуть к нему. На этот раз объятия долгие, очень долгие. Они вслушиваются в дыхание и сердцебиение друг друга. Они даже не разговаривают. Они просто рядом. Они просто здесь, в глубокой глуши, невесть где, не там где надо. В ту ночь Курильщик впервые за долгое время улыбнулся и, кажется впервые, почувствовал себя не чужим. И это необъяснимое чувство внутри. Оно било сильнее боли внутри и засело в голове громче всех мыслей. Он с трепетом вспоминает его, почти ощущая его теплые ладони у себя на руках.