Стоит ли сжигать страницы собственной жизни?

На следующий день Курильщик рисует Черного и сотню ряд просит прощения у него за свои мысли. Он пишет их на обратной стороне листа, надеясь, что от этого станет легче. Хотя бы немного. Руки болюче ныли, он не мог понять почему и убедившись, что рядом с ним никого и в комнате только спящий Горбач и Македонский где-то, засучивает рукава и смотрит на руки. Ничего необычного. Но в этот раз порезы по настоящему болели. Македонский тихо убирается на столе, мимолетно поглядывая на Курильщика. В один момент он поворачивается к нему, смотря как он разглядывает свои руки. – Болят? – Тихо спрашивает он, неожиданно оказавшись чуть ближе. – А?.. Да.. Но.. – Курильщик не успевает ничего сообразить, когда Македонский оказывается рядом с аптечкой в руках. Курильщик молча повинуется, давая обработать порезы и забинтовать руки. – Волк про тебя рассказал.. – Курильщик почувствовал, как проваливается сквозь землю, внутри холодеет, а рук он уже просто не чувствует. – Что рассказал? – Ничего особенного.. Кроме того, что ты.. Был...где был.. – Курильщик не знал, что чувствовать, он был удивлен, как минимум тому, что Македонский разговаривает с ним. – Он попросил передать.. Чтобы бы не забыл написать записку.. – Курильщику поплохело, нужно было вспомнить как дышать заново, еще и не пугать своей реакцией Македонского, он же обещал Черному. Что бы Курильщик написал в предсмертной записке? " Простите за то, что я был таким бесплезным, но это ваша вина"? Какого хрена.. Что люди вообще в них пишут? Кому они их оставляют? Кому-то близкому, кому-то, кто будет скучать.. Черный. Сперва ему полегчало, но потом стало еще хуже. Он просто возьмет и ставит его? Просто избавится от себя, оставив Черного в этом мире одного, да? Курильщик рвался на две части: он хочет остаться с Черным и он хочет, чтобы это все закончилось. Теперь внутри болело еще сильнее, болело от стыда за свои мысли, за этот глупый страх и неопределенность. Почему до этого момента он был так уверен в своем решении, был так уверен в своей ненадобности, был готов раз и навсегда прекратить это все, хотел этого. А сейчас? Сейчас он закрылся в туалете, закрывая рот руками, стараясь не издавать звуков, стараясь придти в себя, тихо сгорая в истерике, этой обездвиживающей панике и нарастающей боли в груди. В туалете холодно и темно. Сидит он здесь долго. Он уже не трясется в обездвижывающей панике, не думает о предсмертной записке, сейчас ему просто холодно. Внутри будто ничего не осталось. Просто холодно. Холодно и, будто, тяжело дышать. Неловкое движение напоминает о жизни болью в руках. Но не болью о порезах, а болью в мышцах и ломяших костях. На этот раз он спокоен и просто вернется в четвертую, ляжет спать, стараясь не шуметь и забыть о диалоге с Македонским. А если подумать, что бы он написал перед смертью? Единственное, что он знал точно, это то, что он извинится перед Чёрным. А дальше как пойдет. Может он скажет отцу, что тот был плохим родителем и в принципе человек из него не очень. Наверное напишет маме, что она бросила его, оставив гнить с алкоголиком в какой-то глуши. Еще он бы написал отцу, что он виноват в его смерти, что если бы он додумался отправить его в место получше паранормального дома, прокуренного и пропитого, как он сам, то Эрик не дошел бы до этого. Наверное, Эрик ухмыльнулся, размышляя над тем, как бы рассказал всем, кто они на самом деле. Но он бы не стал писать о себе. Не хотел, чтобы кто-то знал, что у него на душе по настоящему. Он бы расставил все точки над "i", но свои точки оставил бы при себе. Сейчас глубокая ночь и Курильщик просто лег спать, будто ничего не было. Засыпать ему не хочется. Он снова окажется где-то нигде и будет беспечно болтать с кем-нибудь, а может побудет наедине с собой, а может просто уснет и проснется завтра? Или не проснется? Нет. Ему бы не хотелось просто взять и не проснуться, ему хотелось сделать это самому, да и так не интересно.