Не выходи из комнаты

Сяо не знает, сколько сидит вот так вот на полу возле входной двери в одном тапочке и сжавшись в трусливый комок, но, когда он отрывает голову от колен, то видит, что в комнате горит свет. Разум выплывает из страха и тревоги медленно, но уверенно – горящий свет и покой родных стен хорошо успокаивают, погружают его трепещущее от страха сознание в нечто безопасное, сродни уюту. Только чувство это кажется искусственным, словно запрограммированная настройка разума, ощущаемая неестественной, потому что реальность отказывается восприниматься. Не может быть всё так хорошо, когда совсем недавно было так плохо. Сяо встаёт с пола, выпрямляя своё шаткое тело. Его ли это тело? Не обманывают ли глаза? Вот горит свет в комнате, но вдруг его нет на самом деле, да и вообще Сяо сейчас находится не дома, а всё ещё потерян где-то в пространстве между подъездными стенами. В тёмном пространстве. В пространстве с людьми. А всё вокруг просто обман зрения, иллюзия, наваждение. Проверить бы происходящее другими органами чувств, но тот же слух сейчас не поможет, потому что вокруг звенящая тишина, сдавливающая голову. Зато есть осязание. Сяо прикрывает глаза и вытягивает руки, чтобы нащупать стены родного коридора и убедиться в том, что он в этом коридоре имеет место быть. В своём, знакомом, а не в подъездном. Два разных пространства, сделанных из коридора, но одно кончилось для Сяо счётчиком, а другое изучено вдоль и поперёк. Вот вешалка для верхней одежды, на которой ничего не висит, потому что смысла нет одежде пылиться здесь, раз Сяо никуда не выходит. Вот небольшая коридорная тумбочка, в которой он хранит несколько пар старых кроссовок, смысла в которых тоже нет, но пусть будут. Вот висящее напротив тумбочки зеркало, и если от него пальцем провести пару сантиметров вправо, то можно наткнуться на немного потрёпанный угол, знаменующий проход на кухню. Сяо порой не вписывается в него, задевая плечом, поэтому обои на этом уровне чуть более шероховатые, чем по остальной длине угла. Всё это он изучает своими подрагивающими пальцами, чтобы просто убедить себя. Он дома. В безопасности. Живой. Даже не верится. Но по виску течёт что-то тёплое, а ещё приходит внезапно осознание, что кончик брови возле виска всё это время был раздражён островатой режущей болью. Сяо открывает глаза и касается своей брови парой пальцев, хотя и так уже видит следы крови на запястье, потому что совсем недавно сидел, обхватив голову руками. На подушечках пальцев тоже кровь. Сяо в недоумении идёт в ванную комнату, немного отвлекаясь от произошедшего, потому что понятия не имеет, откуда у него кровь. Его кто-то ударил? Та девушка, да? Девушки умеют бить, Сяо об этом знает. Или же это был Альбедо? Он был таким злым, мог и ударить под влиянием эмоций. Почти половина лица залита кровью из, казалось бы, совсем маленькой ранки на брови. Сяо смотрит на неё, пытаясь детально вспомнить произошедшее, но почему-то сейчас воспоминания подёрнуты странной пеленой, точно всё случившееся было сном. Произошла перенастройка реальности. Теперь Сяо родную квартиру и свет в ней считает единственно реальными, а всё, что было за её стенами, является просто игрой воображения. Он, конечно, знает, что всё случилось на самом деле, но из-за беспокойства о ранке на брови произошедшее правда напоминает лишь приснившийся кошмар. Возможно, разум Сяо пытается его убедить таким образом, что ничего страшного не случилось, ему можно расслабиться. Он свой разум не очень хорошо понимает, тот странный какой-то. Слишком сложный механизм, чтобы осознавать все связи в нём и понимать причины тех или иных мыслей, чувств, эмоций. Правда, чем механизм сложнее, тем его легче сломать. Мозг Сяо сломан давно и хорошо так, но он продолжает пользоваться этой поломанной вещью, надеясь, что если криво всё склеить изолентой, то разум ещё долго прослужит и не покинет его окончательно. Пытаться чинить самому означает возможность только сильнее всё поломать, а нести в ремонт… то есть, обратиться к врачу, Сяо не может из-за своего страха. Ситуация патовая. Поэтому остаётся только верить в то, что мозг ещё сможет существовать в таком состоянии долго. Кроме разума у Сяо ещё и тело потрёпанное. Он стаскивает с себя футболку и от зеркала в ванной тут же отворачивается, чтобы не заметить застарелые шрамы на своей обнажённой коже. Росчерки порезов, кружочки сигаретных ожогов, парочка посиневших некрасивых рубцов от ножа и кажется, что не осталось на его теле свободной кожи, которая не была бы запятнана повреждениями. Но неприятнее всего Сяо смотреть в область своей груди, потому что на месте когда-то не по-мужски аккуратных розоватых сосков… – А зачем вообще парням соски? Сяо, мне кажется, они тебе не особо нужны. Ты же кормить грудью не будешь, не так ли? Что скажешь? Нет, только не надо сейчас думать. Если много думать, то реальность снова начнёт меняться, на местах старых шрамов откроются свежие раны, вместо тепла родной квартиры вокруг начнёт сквозить сырой холод, а вместо безопасности и уюта будет ощущаться лишь омерзительное желание исчезнуть, только бы всё прекратилось. Сяо может вспомнить тот случай покадрово, если захочет того, но кому захочется возвращаться воспоминаниями в нечто ужасное и травмирующее настолько сильно, что вот уже два года мир сужен до нескольких десятков квадратных метров знакомых углов? Ему вот не хочется, поэтому малейший намёк на скользнувшую в сторону запертых в глубине сознания воспоминаний Сяо пресекает на корню. Отвлекается, думает о другом, концентрируется на насущных проблемах. Запретные мысли источают зловещую вонь, искрят всполохами чёрного и фиолетового, точно поражены фантастическим проклятьем, но Сяо усердно старается их игнорировать. Почти забыл даже, но сегодняшняя встреча вынудила зловоние стать ещё гаже и отвратнее, поэтому теперь в метафорическом подсознательном помещении Сяо то и дело кидал взгляд в сторону запретного, опасаясь, что то выйдет из-под контроля. И снова всё из-за людей. Как же ужасны люди. Смыть кровь с лица и волос, вытереться наспех, натянуть обратно футболку, чтобы скрыть тело, и можно взглянуть в зеркало. Ранка действительно маленькая, зашивать точно не нужно. Поразмышляв немного, Сяо приходит к выводу, что рассёк бровь о дверцу электрощита, его всё же никто не бил. После нехитрых водных процедур трезвость разума понемногу возвращается, больше не кажется, что он был или есть во сне. Нет, то была реальность. И тьма подъезда, и голоса других людей, и… Альбедо. Надо же, его сосед с билборда на улице оказался соседом более буквальным. Сяо в интернете не очень много информации об Альбедо нашёл, поэтому удивительно узнать, что они живут в одном городе. В одном доме. Их разделяет только стена толщиной в сантиметров пять, и это кажется поразительным. Это ведь как вселенная извернулась, что соседом Сяо оказался единственный интересный на данный момент человек. Тот самый, чей образ Сяо использовал в своих мечтах, когда думал о том, что было бы, не сложись его жизнь вот так. Тот самый, кого Сяо вяло приветствовал по утрам, потому что просыпался и первым делом видел в окне расслабленную улыбку. Тот самый, на кого Сяо бесстыдно мастурбировал, когда его тело напоминало о юношеских желаниях. Не был бы Альбедо человеком, со свойственными им пороками и всей той гнусью, которую демонстрируют в криминальных сводках, Сяо бы даже обрадовался встрече. Но Альбедо такой же, как и все остальные. А для всех остальных у Сяо есть правило, ставшее его мрачным девизом по жизни. Не контактировать и не доверять. Зато мысли об Альбедо немного спасают, потому что у Сяо в последние недели в принципе тактика отвлекаться именно на него. Как если бы в той воображаемой комнате со зловещим поставили красивую статую, излучающую богоподобное торжественное сияние, манящее к себе обещанием добра и благополучия. Сяо нравится этот проблеск света в царящей тьме, поэтому о том, как вёл себя реальный Альбедо, он забывает, чтобы сохранить его образ в том виде, в котором он был до того, как Сяо покинул свою обитель. От образа веет надеждой и спасением. От человека, что живёт по соседству, веет жестокостью и обманом. Это разные люди, так Сяо себе говорит. Выходит из ванной комнаты, возвращается в комнату к оставленной в беспорядке кровати. Включает ночник и только потом – ни в коем случае не делает этого заранее никогда и ни за что – выключает в комнате основное освещение. Мягкий оранжевый свет наполняет комнату привычно и знакомо, рассеивает ужасную страшную-страшную тьму. А в окне виднеется ставший родным билборд. Альбедо улыбается ему, словно говоря «всё хорошо, Сяо, ты в безопасности», и Сяо ломано улыбается ему в ответ, шепча тихое «спасибо». Вот что сохраняет остатки его душевного равновесия. Фотка красивого парня на огромном рекламном щите. Какая нелепица. Сяо иногда думает о том, что нельзя так – существовать в абсолютной социальной изоляции, общаться с фотографией актёра и панически бояться хотя бы на кончик пальца высунуться за пределы своего убежища. И ведь так правда нельзя. Люди общаются друг с другом, собираются в группы, заводят семью и друзей, редко живут в таком жутком одиночестве. Человек – животное социальное, как говорится. Но как иначе, если от простой мысли о том, чтобы выйти на улицу, дыхание перехватывает, подкашиваются ноги и разум плещется в бульоне из дикого ужаса? Сяо может и хотел бы выйти, но не может. Просто не может. Поэтому улыбается Альбедо снова, желая хотя бы в голове проиграть приятный диалог с интересным для себя человеком. – Как твои дела, Сяо? – спрашивает Альбедо, двигая двумерными губами. – Сегодня было страшно… – Сяо тихонько вздыхает, опасаясь говорить громко, потому что картонные стены квартиры смогут дать соседям понять, что он умеет разговаривать. Они, кажется, давно решили, что живущий здесь человек появляется дома редко или вообще глухонемой. Просто Сяо никогда не подходил к двери, если в неё звонили. Вернее, подходил, но тихо и крадучись, заглядывал осторожно в глазок, чтобы проверить – нет ли людей в форме, ведь те могут заявиться по каким-то жизненно важным вопросам. – Представляешь, я встретился с людьми. С реальными, в смысле. – Ох, правда? – двумерные брови Альбедо изгибаются от сожаления. – Сочувствую. Как тебе удалось спастись? – Я быстро бегаю, – отвечает Сяо смущённо, понимая, что факт какой-то стыдливый, потому что сразу ясно: он трус и тряпка. – Просто сбежал от них. Но там был ты. Реальный ты. – Да? – Альбедо моргает разок двумерными глазами и говорит вдруг строго. – Не доверяй ему, Сяо. Он опасен, потому что ты его совсем не знаешь. И тебе известно, что даже те, кого ты знаешь хорошо и долго, могут сделать больно. Поэтому не поворачивайся к реальному Альбедо спиной. – Хорошо. Я и сам это понимаю, – он смущённо потирает заднюю часть шеи и кладёт подбородок на согнутые колени, любуясь тем, как мерцающий помехами фонарь освещает лицо Альбедо. Остальные люди стоят на фоне недвижимыми картинками, и только один Альбедо двигается, говорит с ним, живёт. Он куда лучше реального. – Ты очень красивый. – Ты тоже красивый, – отвечает Альбедо, мягко улыбаясь. Говорит именно то, что Сяо желает услышать, лучший собеседник на свете. – Ты мне нравишься, Сяо. Сяо вздрагивает, потому что эту фразу проигрывать не планировал. Возможно, он сходит с ума, но говорит себе, что чётко осознаёт – Альбедо сейчас говорит в воображении только потому, что Сяо пожелал этот разговор воспроизвести. Это просто плод его разума. Он не реален. Это просто фотография на рекламном щите, мать её. – Я… Ты серьёзно? Я ведь… – лепечет Сяо неверяще. Сам уже не понимает, всерьёз ли отвечает или продолжает играть роль в постановке на сцене его разума. Вжился в неё слишком, судя по всему. – Именно ты, – двумерные глаза прикрываются, и Альбедо лучисто улыбается ему, издавая весёлый смешок. – Такой забавный. Не веришь, что можешь понравиться кому-то? – Тебе просто не видно меня в темноте, – от пятна света на рекламном щите Альбедо действительно слеп к тому, что может происходить в тёмных глазницах квартирных окон рядом с ним. Всё равно, что стоять в свете прожекторов на сцене и не видеть ни одного человека в тени зрительских мест. – Может, у меня щупальца на голове? – Сяо, я прекрасно знаю, что их нет, – ласково отвечает ему Альбедо. Сяо опускает на секунду веки, чтобы почувствовать фантомное касание тёплых пальцев к щеке. Так ласково, так заботливо. Сяо мечтает о таких касаниях, но вряд ли когда-нибудь почувствует, потому что люди способны резать, бить, калечить. Как угадать, кто сможет дарить хорошие прикосновения, а кто плохие? – Я знаю тебя. Всего тебя знаю, потому что ты знаешь себя. – Даже… – начинает Сяо, но затихает, опасаясь выразить мысль вслух. – Да, даже про шрамы, – Альбедо хмурится на секунду. – Мне так жаль, что они причинили тебе боль. Но я всё равно люблю твоё тело. Снимешь футболку? Под этим ласковым нежным взглядом Сяо почему-то хочется довериться, словно он находится в чём-то тёплом, безопасном. В общем-то, он в стенах своего убежища, а здесь правда безопасно. Сяо хватается неуверенно пальцами за ворот футболки и тянет её прочь со своего тела. Сам опасается смотреть на него и прикрывается неловко руками, страшась даже родного заботливого Альбедо из своей головы, который наслоился на фотографию. – Не прячься, милый, – говорит ему Альбедо мягко. – Ты очень красивый. Правда. – Тебе не будет противно? – опасливо спрашивает Сяо. – Ты ведь уже столько раз оголялся передо мной. Разве мне было противно? – Тогда ты со мной не говорил. – Я и сейчас говорю только потому, что ты это представляешь. Не забывай об этом. Иначе сойдёшь с ума. – Я не забываю, – говорит Сяо твёрдо, но сам в свои слова не слишком верит, потому что происходящее кажется всё более реальным и забывается иногда, что всё это лишь в голове. Он вздыхает и убирает руки, показывая себя. – Вот он я, – объявляет тихо, самый скромный и зажатый актёр театра из возможных. – Прекрасный, – двумерная голова склоняется в одобрительном кивке. – Разденешься полностью? Тебе ведь хочется отвлечься от произошедшего? Я могу помочь. Сяо дёргано кивает и снимает с себя остатки одежды. Вздрагивает от того, как пиликаньем электронные часы оповещают его о втором часе ночи, и это едва не разрушает сладкую иллюзию. – Завтра на работу, но ты ведь выспишься за пять часов, не так ли? – правильно понимает двумерный Альбедо его тревогу. – Разрядка поможет тебе уснуть быстрее. – Ты прав, – соглашается Сяо, слабо радуясь, что ему удаётся спокойно продолжать вести этот диалог и Альбедо не застыл рекламной картинкой. – Скажешь мне, что делать? – Хм… – двумерные брови задумчиво хмурятся. – У тебя была хорошая игрушка в ящике. Тот вибратор на пульте. Твой любимый. Сяо кивает и подходит к тумбочке рядом с кроватью, чтобы достать всё необходимое. Всё нутро почему-то сводит странным волнением, но оно понятно – раньше он просто думал, как бы было, а теперь оно есть. Пускай только в голове, но это первый раз, когда Сяо ощущает себя так, словно будет заниматься сексом с реальным человеком. Всё ещё воображаемым, всё ещё только в голове, но эта постановка ощущается жутко похожей на реальность. Очень жутко, если думать об этом много. Но Сяо, к счастью или сожалению, сейчас старается не думать вообще. – Отлично, – комментирует Альбедо, когда Сяо устраивается поудобнее на кровати, демонстрируя себя билборду во всей красе. – Ты такой замечательный… и уже возбуждаешься, как я вижу. Мне удалось тебя завести? – Похоже на то, – смущённо усмехается Сяо, нанося на тонкий вибратор смазку. Он правда его любимый, потому что ради введения внутрь не нужно себя растягивать, и удобная форма позволяет легко достать до нужной точки, чтобы стимулировать её вибрацией. Хотя порой Сяо нравилось наполнять себя ещё одной игрушкой – толстым ребристым фаллоимитатором, испытывая блаженство от того, как он хорошо растягивает задницу. – Раздвинь ноги… да, вот так, – Альбедо внимательно смотрит на то, как Сяо вводит в себя игрушку, закусив губу, чтобы не издать звуков. – До самого конца, чтобы ничего не выскользнуло. Умница, Сяо. Тебе хорошо? – Мне очень хорошо, Альбедо, – шепчет Сяо одними губами. Жмурится на секунду, привыкая к ощущению игрушки внутри, и повторяя себе лишний раз, что всё только в голове, просто воображение. Подстраховка, чтобы не свихнуться. – Я рад. Начни сразу со средней, нам не стоит долго засиживаться, тебе всё же стоит поскорее лечь спать. Палец тут же жмёт на пульте среднюю кнопку, и Сяо распахивает от неожиданности рот в немом стоне, потому что вибрация сразу ощущается чётко и сильно. Другой же рукой обхватывает свой член, начиная водить по нему в медленном пока что темпе. Вверх и вниз. Вверх и вниз. Вверх, чуть повернуть рукой, чтобы обласкать чувствительную головку, вниз. – Положи другую руку на свою красивую шею, – мягко приказывает Альбедо, и Сяо тут же подчиняется. – Запрокинь голову. Вот так, прекрасный мой. Какой же ты восхитительный, мне так нравится смотреть на тебя. Ускорься немного, совсем слегка. – Альбедо, – двигаются трёхмерные губы Сяо, шепча имя его одержимости. – Это ты меня касаешься? Тебе приятно? – Как мне может быть неприятно касаться такой красоты? – спрашивает Альбедо чуть насмешливо. – Мне очень хорошо, Сяо. Хорошо, очень хорошо. – Это моя рука гладит тебя. – Моя рука ласкает тебя. – Мои пальцы прибавляют скорость. – Я хочу видеть, как ты наслаждаешься своей игрушкой. – Я хочу ощущать себя в тебе. – Я хочу подарить тебе удовольствие. – Я хочу тебя. – Я люблю тебя. – Альбедо! – Сяо вдруг срывается на довольно громкий стон, потому что постановка подошла к своему логическому завершению, и его тело выгнуло дугой от прокатившегося волной оргазма. В первый момент он забирает Сяо в тихую гавань за пределами реальности, где есть только полное блаженство тягучего удовольствия, ласкающего нервы. Это длится всего жалкую секунду, но Сяо мечтает остаться в этом спокойствии и блаженстве навечно. Потому что в следующий миг он распахивает глаза и осознаёт. Он только что переспал со своим воображением. Он только что представлял, что с ним говорит рекламный щит. Он только что кончил с именем Альбедо на губах. Он только что простонал его имя слишком громко. Двумерный Альбедо застыл, больше не лаская его разум нежными речами, и этот самый разум охватывает паникой, потому что стены тонкие, реальный Альбедо находится как раз за той, возле которой он лежит, он мог услышать. Господи, если он слышал, то это… кошмар, ужас. Можно прямо сейчас бежать к окну и прыгать в него, такой позор не выдержать. Сяо долгие несколько минут сидит, слушая загнанный стук своего сердца и стараясь сквозь него прислушаться к происходящему. Не хлопнет ли дверь соседней квартиры? Не приблизятся ли смелые шаги к его собственной? Не постучит ли Альбедо прямо в стену с громким «ты там на меня дрочишь, что ли?». Какой же кошмар. Но нет, родная тишина не нарушается ничем. Сяо ещё некоторое время напуганным зверьком вслушивается в неё, а потом медленно начинает убирать всё, чтобы не издать ни единого звука. После случайного шума всегда хочется быть смертельно тихим. Относит вибратор в ванную, наспех смывая с него смазку, ополаскивается сам, потому что от паники на коже выступил холодный пот. Возвращается в освещённую его локальным закатным солнцем комнату, кладёт игрушку на тумбочку, чтобы высохла, одевается и укладывается в кровать. Утомлённое насыщенным днём тело не даёт разуму проявлять активность слишком долго, поэтому Сяо удаётся вскоре уснуть. Но напоследок он успевает вновь задуматься о всё той же пугающей правде. Нельзя так жить.