This Thing of Ours | Наше дело

Дело в том, что желание становится сильнее, когда оно не удовлетворено полностью.

Джастин Кинан

***

      Впервые Драко слышит о мисс Гринч за крок-мадам.       Лира расстроена тем, что шеф-повар не довел ее яйцо до идеальной консистенции. Ее яркие серебристые глаза прищурены таким же образом, как у Драко, и он думает, что отчасти это своего рода наказание, которое он должен понести — все эти годы избалованного, бесконечно капризного поведения, проявляющегося в виде миниатюрной версии его самого с косичками, пришли, чтобы укусить его за задницу.       Он любит свою дочь больше всего на свете.       Поэтому, когда она жалуется на яйца, он задумывается. Сколько раз она жаловалась на яйца раньше? Это определенно не первый случай, который указывает на то, что он не прислушивается к желаниям своей дочери. Это раздражает. Ему придется поговорить с шеф-поваром.       Или он мог бы послать Тео поговорить с шеф-поваром.       Нет, это было бы жестоко. Драко знает, когда нужно начинать сражения — это он мог бы решить достаточно цивилизованно, чтобы никто не лишился жизни или важной конечности. Но он не потерпит неуважения к своей девочке.       Если и существовал какой-то неизменный центр вселенной, то им была Лира Малфой.       Драко старался не баловать ее, но с того момента, как ее маленькая головка легла на его обнаженную грудь в палате целителей, он пропал. Он был готов на все, лишь бы его дочь получила желаемое.       Он щелкает пальцами, и тарелки очищаются.       — Что ты хочешь, piccina?       — Хм. Блинчики, — говорит Лира с такой уверенностью, что у Драко замирает сердце. Внешне он старается сохранить невозмутимый вид, позволяя только губам подергиваться.       — Просто блинчики? Я думал, у тебя воображение получше.       — Мисс Гринч говорит, что у меня лучшее воображение.       — Гринч? — Незнакомое имя заставляет его слегка прищурить глаза.       Хотя на службе есть люди, которые прошли проверку, а затем еще одну проверку, которые знают расписание Лиры, знают каждого, кто работает в ее школе, знают родителей и детей, которые ее посещают… Драко тоже знает.       Так что от незнакомого имени у него внутри все переворачивается, хотя на лице это никак не отражается.       — Она помощница миссис Тревитт, — говорит Лира, раздраженная тем, что заказанные ею блинчики задерживаются. Она протягивает руку за раскраской и цветными карандашами, которые бросила, как только ей принесли еду. Драко некоторое время наблюдает за ней, погруженный в свои мысли.       Кто-то новенький в школе, и никто не сообщил ему об этом. Внутри него вспыхивает раздражение. За что, блядь, он платит людям, если не за то, чтобы знать о таких вещах?       — Она лучшая, — добавляет его дочь, и Драко снова обращает свое внимание на нее. Она показывает ему рисунок.       Он видит две фигурки, которые, по его предположению, являются девочками, судя по платьям треугольной формы, они расположены рядом друг с другом, одна высокая, другая низкая. Руки-палочки соединяют их, маленькая тянется к большой.       Лира написала свое собственное имя (почерк у нее плохой, но ей шесть лет, и она еще не посещала такие занятия) со стрелкой, указывающей на фигурку поменьше. Рядом с другой она искусно изобразила множество каракулей, окружающих голову и расходящихся в разные стороны. Над ними она написала мелкими буквами «Мис Гранчр».       — Гранчер?       — Гринч, — со вздохом поправляет Лира, словно ее отец такой глупый.       Лире приносят блинчики, и Драко смотрит, как она ест — счастливая, и чувствует, как что-то ослабевает в его груди.       — Когда мисс Гринч начала работать?       Лира задумчиво поднимает серые глаза к потолку и крутит липкую вилку для блинчиков на своей тарелке.       — Я не помню.       — У нее много волос? — спрашивает Драко, все еще разглядывая каракули вокруг головы высокой фигурки.       — Да! Раньше она иногда разрешала нам их расчесывать, но теперь не разрешает, потому что у Лили расческа застряла в них.       — А, понятно, — кивает Драко, ставя свою кружку на стол. Лира откусывает еще кусочек, затем вскакивает со своего места. Она подходит к отцу, находясь под новообретенным кайфом, вызванным сахаром из сиропа, который она проглотила, и кладет рисунок перед ним.       — Она действительно красивая, Papà.       — Не такая красивая, как ты, — отвечает он, быстро притягивая ее к себе и целуя в лоб. Лира радостно хихикает, а затем запрокидывает голову, и на ее лице появляется щербатая улыбка. В приступе нежности ее каштановые косички распустились, и отдельные пряди падают на лицо. В этом возрасте она очень напоминает Драко свою мать.       Ему приходится отвести взгляд.       — Papà, ты можешь забрать меня сегодня из школы?       — Почему, принцесса?       — Потому что папа Оливии всегда забирает ее, а у меня есть только дядя Грег, и все думают, что он мой папа, а это не так.       Драко согласно кивает, заправляя прядь волос ей за ухо.       — Конечно.       — Обещаешь? — Лира растягивает слово, придавая ему определенный заговорщический оттенок.       — Обещаю, — говорит он, обхватывая ее мизинец своим и поднося его к губам, чтобы поцеловать костяшки ее пальцев.       Он сделает что угодно ради Лиры, но даже он может признать, что сейчас это в некоторой степени эгоистичный поступок. Он знает, что ему нужно разобраться с этой таинственной учительницей.

***

      Для Малфоев только самое лучшее.       Он искренне верил в это.       Рука его отца с множеством колец сжимала набалдашник украшенной серебром трости, когда он прогуливался по розовому саду, а маленький Драко следовал за ним по пятам. Драко, стараясь не отставать от него, делал более длинные шаги, перепрыгивая с одной истертой ступеньки на другую, изо всех сил стараясь не отставать. Он вспомнил жесткую линию мантии своего отца, когда тот остановился, а Драко чуть не налетел на него.       Все еще стоя спиной к сыну, Люциус задал вопрос:       — Осознаешь ли ты, чего от тебя ожидают?       Драко нахмурил брови. У него не было ответа. Он ненавидел подобные моменты, когда они с отцом были на разных волнах. Когда он не поворачивался и не показывал, что было у него на уме, когда он заставлял Драко догадываться.       Люциус недовольно фыркнул, и этот тихий звук потряс Драко до глубины души.       Он ненавидел моменты, когда разочаровывал отца.       — У твоего дяди нет сыновей.       Драко прищурился, на его лице отразилось замешательство. Дядя Том, который на самом деле не был его дядей, по крайней мере, не по крови. Он знал его с рождения, и этот человек постоянно присутствовал на задворках всех формирующих Драко воспоминаний. У дяди Тома не было сыновей, но были две дочери. Драко подумал о своем дяде, человеке, всегда окруженном людьми, о кольце с печаткой на его большом пальце, позвякивающем о край стакана, который никогда не пустел, о том, как он бормотал «Драко, мой мальчик», прежде чем его оттаскивали подальше, держа на расстоянии. Его отец, всегда находившийся рядом с дядей, наблюдал за сыном прищуренными глазами.       — От тебя ожидают, что ты поможешь ему, когда придет время.       Когда же придет время? Какая помощь ему нужна? Драко выпрямился во весь рост, размышляя, чем он может быть полезен человеку, которого едва знал.       Он хотел быть похожим на своего отца. Он хотел все знать. Он хотел идти в ногу с его широкими шагами, одетым в накрахмаленную черную мантию, хотел понять, как устроен мир — как устроена их семья. Драко хотел стоять рядом со своим дядей и слышать то же, что и он. Он хотел быть приглашенным внутрь, когда мужчины семьи скрывались за тяжелыми дверями из красного дерева в кабинете, который обычно не использовался, в комнате, где они оставались надолго после того, как гувернантка Драко выпроваживала его из коридора, отчитав за подслушивание разговоров в зачарованных комнатах.       Вымытый, с мягкой кожей, пахнущей присыпкой и льном, с расчесанными, еще влажными у ушей волосами, он лежал в простынях, что казались удушающими, и изо всех сил прислушивался к любой тайне, которая могла бы вырваться наружу в тишине.       Когда он закрывал глаза и наконец погружался в беспокойный сон, ему снилось, что его пригласили в комнату. Ему снилось, что его дядя внимательно смотрит на него, хлопая рукой по плечу, как он хлопал старших мужчин. Ему снилось, что он заменил своего отца рядом с дядей, гордо стоит в мантии, от которой не пахнет детской присыпкой, и сам решает, когда ему идти спать, ему снилось, что он стал мужчиной, с которым его отец однажды мог бы идти рядом, шагать в ногу, когда они прогуливались бы по садам, обсуждая между собой дела, которые обсуждают только мужчины.       Он не знал, что ему снилось что-то, что уже было связано кровью.

***

      Они почти не разговаривают.       Драко быстро дважды сгибает указательный и средний пальцы к груди. Глаза следят за жестом, ожидая следующего движения и сразу же понимая, как только Драко его сделает.       Все двигаются без дальнейших команд.       Двери кабинета открываются, снаружи стоит Джон (среднего роста, коренастый, вспыльчивый, забывчивый Джон) и переминается с ноги на ногу. Он троюродный кузен, возможно, с несколькими степенями родства. Драко не обязательно это знать, но он знает. Знание генеалогического древа и того, кто следующий в очереди и на что, держит его в тонусе.       Тео со скучающим видом направляет его, и Джон, карикатурно сглотнув, входит в комнату. Дверь за ними захлопывается.       Все, кто был внутри, ушли, не нуждаясь в том, чтобы Драко что-то говорил, потому что все и так было понятно. Такого рода команды и бессловесное общение были танцем, который существовал еще до Драко, даже до Тома. Те же движения, но разные исполнители.       У Джона две левые ноги.       Он резко останавливается, то ли от страха, то ли от шока из-за своего нового затруднительного положения, словно приклеенный к полу, и Тео предупреждающе рычит. Он делает еще несколько коротких шагов, все еще держась подальше от Драко, который остается сидеть на месте.       — Джонни, — приветствует Драко ледяным, отстраненным голосом.       Тео обходит дрожащего мужчину, останавливается у книжной полки и скрещивает руки на груди. Тео хорош в таких вещах — быть вторым. Он ничего не хотел от Драко в отличие от других. Он едва ли хотел становиться частью семьи изначально, но его преданность Драко была непоколебима.       А еще ему нравилось издеваться над людьми.       Драко знает, что Тео, вероятно, бормотал что-то себе под нос, когда вел Джона в комнату, вероятно, тихо насвистывал о том, что он разочаровал дона, подверг риску коску, о пытках, наказаниях, и всякие бессвязные фразы на итальянском, которые Джон не мог разобрать. Джон был слишком глуп, чтобы прийти к подобным выводам самостоятельно, слишком глуп, чтобы вообще что-то сделать, о чем свидетельствуют обстоятельства, которые привели его сейчас в эту комнату.       Драко мирится с театральностью Тео из-за его непоколебимой преданности, потому что он знал его все эти годы, потому что на месте Драко с таким же успехом мог быть и Тео, но разница в несколько месяцев в порядке рождения сыграла решающую роль.       Один из двух мальчиков станет жертвенным агнцем. Ему придется занять оставшееся место, принять роль из чувства долга. Он будет настаивать, что это честь для него, но это никогда не было выбором.       Они были братьями. Все остальные считались членами семьи, но их отношения были гораздо глубже.       Драко выпрямляется во весь рост, намного выше стоящего перед ним мужчины. Он хватает свой пиджак, надевает его, поправляет запонки и говорит:       — Не хочешь рассказать мне, что произошло в Лидсе?       Джон быстро ломается, брызжет слюной и все отрицает.       Он настаивает, что это был не он. Он не знает, как стали известны координаты тайника. Он никогда бы не предал Драко, никогда бы не предал кровь.       Драко слушает, давая Джону все возможности признаться. Проявить немного смелости.       Теперь он плачет и говорит, что, возможно, проговорился об этом своей жене. Возможно, он был пьян в стельку в пабе и сболтнул лишнего красивой незнакомке с еще более красивым ртом. Он не знает, он не знает, он не знает.       Драко хрустит шеей из стороны в сторону. Тео со своего места зевает.       Этого достаточно. Джон дал обет молчания, зная, что не сможет заткнуться. Этот мерзавец не напугал бы даже группу школьниц.       — Пожалуйста, это была разовая ошибка. Я… я… я…       — Разовая ошибка? — спрашивает Драко, наклоняя голову. Он фыркает, и Тео следует его примеру. Забавно, правда, что он думает, будто все так просто.       Джон сглатывает, затем начинает идти на попятный, не желая брать вину на себя.       Это солдаты, умоляет он. Они много болтают. Они не смогли бы держать язык за зубами, даже если бы он им заплатил. Они одной крови, напоминает он Драко, Джон не стал бы предавать его доверие.       — Chiacchierone, — бормочет Тео, прежде чем поднять палочку и послать связывающее заклинание прямо в Джонни. Веревки змеятся вокруг него, скользя, это фирменный прием Тео, плетеные змеи все туже обвиваются вокруг открытых дыхательных путей Джона. Он падает на пол, шок перерастает в страх, и начинает биться, сопротивляясь своим путам.       — Очень жаль, правда, — тянет Драко, засовывая руки в карманы и насмешливо глядя на мужчину, лежащего на полу. — Ненавижу так поступать с семьей.       Это отвратительно.       — Не надо… пожалуйста, Малфой. Мы… мы… мы выросли вместе. Наши дети играют вместе.       В этом и заключалась вся суть такой работы. Пятна крови никогда не выводятся полностью. Он избавится от мертвого груза, но Лира лишится партнера по играм.       Блядь. Ему придется купить ей пони или что-то в этом роде.       — Ага, — соглашается Драко, приподнимая бровь, и отводит глаза от хрипящего Джона. Он слышит, как Тео приближается к нему сзади, и бросает взгляд в его сторону.       — Как мне это сделать? — спрашивает Тео, вертя палочку в пальцах.       — Быстро. В конце концов он член семьи.       Джон начинает кричать, но его быстро заглушает Силенцио. Его рот открывается, из него летят брызги слюны, когда он пытается молить о пощаде, которой не будет. Драко подозревает, что Тео добавил что-то, что причиняет ему боль, потому что Джон начинает биться сильнее, как будто потерял контроль над своими конечностями. Либо так, либо он наконец-то осознал всю серьезность того, что сейчас произойдет.       Это больше не проблема Драко. В этот район будут направлены новые люди. Ошибки Джона будут исправлены. Равновесие восстановлено.       Потеря троюродного кузена мало что меняет.       Драко оборачивается, когда Тео наклоняется над Джоном, но не раньше, чем замечает улыбку на его лице. Когда-то давно он не получал удовольствия от подобных вещей. Он помнит, как их исправляли — заставили принять метку, порезали им ладони, чтобы пролить жертвенную кровь, символ их преданности. Тео так сильно сжал челюсти, что Драко подумал, что у него вот-вот раскрошатся зубы. Первые несколько месяцев он был оболочкой самого себя — только Драко и Блейз могли пробудить в нем хоть какие-то признаки жизни.       Затем, когда от него стали ожидать все большего и большего, словно щелкнул переключатель. Тео снова начал улыбаться, стало казаться, что он находит утешение в своих обязанностях. Ему не нужны были отвлечения, он вел себя так, словно ему нужно было снова приступить к работе.       Для Тео привычность породила привязанность.       Двери открываются прежде, чем он подходит к ним, еще одна команда, которую ему не нужно произносить вслух, и Драко оборачивается, ему в голову приходит мысль.       — Тео, — тянет он. Его советник поднимает глаза, ожидая команды. Доверчивый, преданный. Если Драко скажет ему остановиться сейчас, он так и сделает. — Не устраивай беспорядка.       Двери захлопываются за ним без единого звука.

***

      Гойл заезжает в очередь для посадки, и Драко переводит взгляд в окно.       Подготовительная школа Спеттаколаре была лучшей из лучших. Поступление Лиры сюда было ожидаемым. Она всегда получает лучшее, даже образование до Хогвартса.       Он знал, что она пойдет в Хогвартс, потому что они все учились именно там. За годы до того, как Драко вступил в должность заместителя, Хогвартс был его последним шансом притвориться, словно его жизненный путь еще не был предопределен.       У него была некоторая свобода, хотя и не очень большая. Его друзья были выбраны за него — сыновья капо, мальчики, которые знали, чего от него ждут, чего ждут от них самих. Он знал, кто будет его женой — Астория, дочь Тома.       Этого от него и ожидали. И он любил Асторию так, как любят тех, кого знают всю жизнь. Ему сообщили об их помолвке, об их обещании друг другу за несколько недель до того, как он отправился в школу. Она, должно быть, узнала об этом в то же время. В следующий раз, когда они встретились друг с другом, они попытались взяться за руки — проверить свои чувства.       Там была теплота. Любовь. Но в основном мешали ожидания. Через мгновение они расцепили свои переплетенные пальцы, откладывая этого до того дня, когда им придется выполнить эти обязанности.       До Хогвартса у них была некоторая свобода, но школа-интернат давала им гораздо больше.       — Вот она, — ворчит немногословный Грег, указывая подбородком вперед. Драко смотрит и видит, как его дочь скачет к машине, держа за руку незнакомку.       От этого зрелища ему должно быть не по себе, он должен знать каждого, кто контактирует с Лирой. Наблюдая за их быстрым приближением, Драко рассматривает женщину рядом с ней.       Она выглядит молодо, вероятно, ей около двадцати пяти, а ее копна диких кудрей, торчащих в разные стороны, поразительно точно соответствует рисунку Лиры за завтраком.       Миссис Гринч.       Грег опускает стекло и машет рукой, которую она замечает. Она улыбается во все зубы, когда машет в ответ. Драко наблюдает, как она откидывает кудри назад и приоткрывает рот, словно смеется.       У нее действительно красивая улыбка, думает Драко.       Лира бросается вперед, тянет ее за руку и устремляется к машине. Они добираются до двери прежде, чем Драко успевает сделать еще один вдох, распахивают ее и впускают поток прохладного воздуха на заднее сиденье, где сидит Драко.       — О! — восклицает женщина, замечая Драко на заднем сиденье.       — Ты приехал! — кричит Лира вне себя от восторга, и ее щеки расплываются в ухмылке, когда она тянет миссис Гринч за руку.       Драко сглатывает, вежливо кивая головой.       — Вы, должно быть, миссис Гринч.       — О, — бормочет она, затем качает головой, и с ее губ срывается веселый смешок. Драко изучает ее, видит, как ее кудри выбиваются из-за ушей, куда она заправила их, когда она слегка наклонила голову вперед. Она выпрямляется и смотрит на него. — Вообще-то Грейнджер. Извините, иногда детям это дается с трудом.       Грейнджер.       Почти знакомо.       — Миссис Грейнджер, — тянет он, пробуя имя на вкус. — Приятно познакомиться.       — Просто мисс, — поправляет она, прищурившись. Она изучает его еще полсекунды, пробегая взглядом по его чертам. Он удерживает ее взгляд, наблюдая, как расширяются ее зрачки — что-то в них есть, что-то невысказанное. Грейнджер делает глубокий вдох, но затем отводит взгляд. Лира тянет ее за руку, привлекая ее внимание, подпрыгивая от возбуждения. Губы Грейнджер приподнимаются, и Драко ловит себя на том, что не сводит с нее глаз, пока она говорит. — Мне тоже приятно. Лира проводит много времени, рассказывая мне о том, какой у нее замечательный папочка.       У Драко дергается глаз. Лира никогда не называла его папочкой, предпочитая Papà или Papi.       Это было совсем по-другому.       Он выпрямляется, кивает, а мисс Грейнджер смотрит на него, все еще улыбаясь.       — Ну, забирайся, Лира! Не заставляй папочку ждать.       Madonna mia. Ей нужно перестать говорить это.       Лира забирается в машину и устраивается в центре сиденья как можно ближе к нему, несмотря на просторный салон.       — Видите, мисс Гринч, я же говорила вам, что он красивый.       Драко втягивает возвух, глядя на Лиру сверху вниз нехарактерно широко раскрытыми глазами, не в силах скрыть удивление от ее слов.       — Подождите, подождите, ах, — выдыхает женщина, и Драко обращает свое внимание как раз вовремя, чтобы увидеть, как румянец заливает ее гладкие щеки. Она закрывает глаза и качает головой, затем слегка раздраженно вздыхает. — Я не… клянусь, я не спрашивала… я…       — Лира, веди себя прилично.       Его дочь поднимает невинный взгляд, но Драко замечает озорство в ее глазах.       — И, Papi, я же сказала, что она красивая. Как мой рисунок!       Да, Лира была особенной. Определенно его дочь в своей склонности мучить других.       Вдалеке раздается гудок, и Драко втягивает воздух, понимая, что они перекрыли движение.       — Я, эм. Что ж! Было приятно повидаться с вами… познакомиться с вами то есть! — Грейнджер отступает на шаг назад, и, задевая ногой бордюр, отлетает назад. Она едва не падает, и Драко, не в силах отвести от нее взгляд, наблюдает, как густой румянец заливает ее и без того розовые щеки. Она оглядывается на машину и еще раз машет рукой. — В порядке… я в порядке. Да. Желаю вам… желаю хорошего вечера!       А потом она разворачивается на каблуках и пробирается обратно сквозь толпу детей. Драко смотрит ей вслед, опуская взгляд на ее юбку, прежде чем Лира захлопывает дверь и привлекает его внимание.       Она выжидающе смотрит на отца. Он смотрит на нее сверху вниз, ее серые глаза так похожи на его собственные.       — Видишь?       — Лира, — предупреждает он. Маленькая девочка бросает свой рюкзак на пол и устраивается рядом с ним.       — Я же говорила тебе, дядя Грег, — говорит Лира, закрывая глаза, как довольная кошка, и прижимается к отцу. — Ты мне должен.       Драко поднимает глаза, чтобы посмотреть в зеркало заднего вида, откуда Гойл наблюдал за происходящим. Он ловит взгляд Драко, прежде чем отвести глаза.       — Ты получишь свое мороженое, stellina, — бормочет он и, тронувшись с места, выезжает из очереди для посадки.