Выдающиеся Звери: заполняя пробелы

— Ты не хищник и не травоядный, но я всё ещё хочу, чтобы твоя жизнь была сладкой, как дыня. Именно это моё желание выражается в твоём имени, Мелон. Впервые... мама говорила обо мне, как о гибриде. И до сих пор она продолжала говорить так, будто мы в сказке. И я не мог простить её за это. — Мама, это реальность... Моя жизнь гибрида... в ней нет ничего, кроме реальности... — Я знаю. У тебя... папины глаза, и я за это их очень люблю... люблю эти испуганные глаза, это хилое тельце – это и есть красота травоядных. Ты напоминаешь мне о своём отце, которого я так сильно полюбила, Мелон. Мамина сладкая трель расхаживала по комнате, как ни в чём не бывало. Её шершавый язык был дарован природой не для того, чтобы называть сына по имени, а для того, чтобы сдирать мясо с костей. По правде говоря, я всегда это знал. Взяв за ручку утюг, которым моя мать прожгла одежду, я слегка приподнялся да со всей дури зарядил им в голову своего родителя. Она словно и не сопротивлялась этому. Утюг въехал острой стороной ей в лоб, ломая череп. Кровь резкими да мелкими потоками хлынула из смертельной раны, слегка запачкав мои руки. Умертвлённое тело леопарда упало спиной на пол, бездыхано, безжизнено. Я сделал это. Ты всегда была влюблённой девой, мама Я прикончил свою больную сумасшедшую мать, уничтожил ту убогую комнату, что закрывала меня в бездарной сказке. И ещё... походу, моя мать совсем не понимала, что я унаследовал куда меньше от своего отца, нежели от неё. Именно так, куда больше я получил от своей сумасшедшей мамашки. Наконец-то, впервые в моей жизни эта комната стала походить на нормальную. Кажется, я забыл сделать кое-что ещё... Смыв с себя алые пятна крови, что могли запросто выдать меня, пока я буду творить своё деянье, я взял телефон, да начал медленно набирать вполне короткий номер, 02, вращая колёсико, пока мой палец не доходил до нужных цифр. Затем же я поднял трубку, нетеропливо поднёс к своему уху, да, словно затаив дыхание, начал ожидать, когда её снимут с другой стороны. — Ал-ло... это пол-лиция? Я пытался играть, скорее нет, слиться с выдуманной реальностью, где бедный мальчик, в семье которого осталась только мать, по приходу домой обнаружил её мёртвой, а квартиру – разнесённой в полный хлам, будто целое стихийное бедствие бушевало здесь не часы, а целые дни на пролёт. Даже если я буду выглядеть слегка наиграно, даже если я окажусь чуть неубедительным, мне поверят. Кто попытается хотя бы дойти до мысли, что девятилетний ребёнок двинулся кукухой да прикончил собственную мать? — Да, это полиция. Что стряслось? Вот и настал мой час. Иного выбора отныне не существует. — К-кто-то вор-рвался в дом, пока я был в ш-школе... Боже мой, как же было омерзительно играть. Как же было тяжело наигрывать эти эмоции. А ведь я просто хотел смеяться от счастья, что моя мамка больше не будет меня досаждать. Пришлось очень постараться, чтобы выдавить слёзы горечи утраты. —...И... мама... И тут я начал реветь им в трубку. Последний слог был до боли невнятным, как это и бывает, когда у детей начинаются подобного рода истерики. Как же я хотел, чтоб выдавливать эти поганве слёзки было легче. Пока мне не начали отвечать на другой стороне линии, я только и делал, что брал разгон в своём фальшивом горе. Вскоре, слеза даже упала на трубку, от чего раздался глухой звук, после которого мне начали отвечать... — Попытайся успокоиться, всё будет хорошо. Пожалуйста, скажи адрес квартиры. Продолжая наигрывать свой плач ещё около минуты, а то и больше, я решил, что на этом можно и остановиться да наконец-то невнятно промямлить в ответ свой адрес проживания. Почти после каждого слова шла какая-либо пауза: либо это было заикание, либо звонкое всхлипывание, а то и вовсе на пару мгновений я впадал в отчаянный плач, дабы всё дальше не выделяться, делать так, чтоб всё казалось реальным. Долго ли я затягивал с тем, чтоб рассказать всё – не знаю, но и времени у меня было достаточно, так что я вполне мог себе это позволить. Завершив свою часть спектакля, мне ответили, что машина приедет в течение получаса. Все разбирательства произойдут на указанном адресе. На этом вызов был завершён. Мне оставалось только ждать, пока не приедет полиция. Ну и что же будет потом со мной? Кроме мамы... у меня никого не было... ни бабушек, ни дедушек – ни тёток, ни дядек тем более. Ну а опекунство над таким уродцем, как я никто устанавливать не будет. Получается, я попаду в детский дом?.. Ожидание приезда было ну уж слишком тяжким. Я просто сел где-то в углу комнаты да начал ждать, пока не приедут. Эти полчаса тянулись словно вечность. Пусть и я поверг комнату в адекватный вид, я всё ещё не мог на неё смотреть. Этот белый цвет, что всегда приследовал меня здесь, оставался здесь даже сейчас. Он вызывал чистое раздражение, не вызывая чего-либо, кроме как избавиться от него. Забавно, что обычный цвет, что часто можно встретить в мире, порождает такую кипу эмоций. Или же... не пораждает? Действительно, я не до конца понимал, что конкретно вызывает у меня белый цвет: обычное раздражение, на которое я всегда ссылался, или же нечто большее. Да, я не понимал что испытываю. От этого всё моё тело напряглось, словно я пребывал в диком шоке. Мне нужно было срочно что-то предпринять. Я аккуратно взял один из многочисленных осколков стёкол, что остались после того, как я привёл эту комнату в порядок. Буду честен, он был довольно крупным, что было мне на руку. Я поднёс осколок самым острым его краем к руке, к тыльной стороне своего запястья. А затем... я рассёк его поперёк до крови. Ай... Слегка посапывая да корчась от боли, казалось, что я хотел ещё. То раздражение, то отвращение, что я не мог понять, никак не собиралось меня покидать. Мне было плевать что будет, когда придёт полиция да увидит мои самовольные ранения. Я просто хотел выплеснуть, вывести из себя то, чего я в корне не понимал. Как же неудобно резать себя стеклом... Я уже подумывал взять с кухни нож, чтобы моя работа шла куда легче, но ко мне резко пришло осознание, что я не хочу брать более ничего из этого проклятого дома, а затем я резко вонзил осколок, что всё ещё был у меня в руке, в ногу да попал прямо в бедро. — Ай...яа... Резко вскрикнул я от боли. Она была столь резкой, что я не смог устоять на ногах да упал. Осколок впился глубоко в бедро, от чего достать его легко и безболезненно не выйдет. Как же... больно... мне это начинает нравиться. Я наконец-то смог дать волю своим чувствам, выплеснуть их так, как смог бы их понять я. Я попытался встать, но у меня не получилось. Кажется, я зря повёл себя так пылко. Пришлось ползти до угла, в котором я ранее сидел. Кровь, что шла от раны на запястье, давно уже перешла идти, а та, что шла от ноги – только начинала своё выступление. Она текла, двигаясь по моей ноге да попадая на пол, образуя там алый след. Скажу им, что я просто упал. Всё же, вряд ли кто-то сможет устоять на ногах, когда увидит умертвлённую мать. Сидел я не так долго, как предполагал. Довольно скоро к квартире подоспели полицейские. Это была пара крепких мужиков, хищники. От одного их вида у меня уходило сердце в пятки. Казалось, лучше я сброшусь с крыши, нежели простою вместе с ними хотя бы час. Я забился в тяжёлой дрожи, что было как раз для меня, меня, что якобы потерял мать. — О господи... Невольно произнёс один из копов после того, как он окинул взглядом всю комнату. Пусть это и был амурский тигр, большой, сильный, благородный, у него всё пуще ж потерялся дар речи на пару мгновений. Затем он окинул взглядом меня, всего израненного да трясущегося в дрожи, словно с диким первобытным страхом. Нет, я тогда уже не плакал – просто не смог бы. Я бы даже рта открыть не смог. Лишь возможность коротко покачивать головой оставалась у меня во владениях. — Скажи... пожалуйста, ты знаешь, что здесь произошло? Спросил второй полицейский. Он казался куда безобиднее, нежели его напарник. Всё же, золотистый ретривер никогда не будет столь же страшным, как амурский тигр. Но я молчал. Я словно был во сне, что не подчинялся мне. Во сне, в эфемерном мире, где не чувствовалось даже веса в движениях. Я молчал. — Когда нам поступил вызов, была упомянута мать... Взгляд амурского тигра пал на мою мать. Походу, он был в полном замешательстве. И правда, ведь не каждый день можно встретить семью, где мать хищник, а сын на первый взгляд травоядное. — Чего... мать – хищник, леопард, а сын... И вот, первый полицейский, что словно не отличался своим умом, начал вести свою логическую цепочку, завязанную на моих родственниках... — Сын... что же ты за фрукт... У него слишком много признаков от травоядного, но и хищные... тоже есть? Раз нам заявили, что та женщина его мать, то, что это выходит, он гибрид? — Сейчас это не так важно, как то, почему тут такой погром. Заявил второй полицейский да на этот раз обратился ко мне. — Можешь сказать, когда ты пришёл со школы, ты видел, кто это сделал?.. Было видно, что он хотел задать ещё пару вопросов, но решил повременить. Видно, он понимал, что маленький мальчик, переживший такое событие, вряд ли сориентируется столь быстро да сможет ответить на все вопросы. Но выдавить из себя хотя бы слово было уже тяжело. Поэтому я просто покачал головой в знак того, что нет – я не видел. Конечно ведь не видел, это же был я. Но кто ведь узнает? — Печально... значит, когда ты вернулся со школы, то всё уже так было. А это... Второй полицейский, стараясь говорить мягко да аккуратно, обратил внимание на мои раны — Как вышло у тебя это? Ты упал? — Д... Д-д...Да Впервые за весь разговор я смог выдавить хоть какое-то слово. И, наверное, это слово будет единственным, что я произнесу за всю беседу. — Значит да. Как же нам это дело расследовать?.. камер рядом совсем не было, у соседей ваших спрашивать смысла нет – они все на работе. Что же, у тебя кроме... мамы... ещё кто-нибудь из родни есть? Я покачал головой – нет. Про отца я и знать не знал. Всё же, моя мать съела его, пока я был совсем мелким ещё. Братьев да сестёр у неё не было, а родители, как я знал, отреклись от неё, когда она вышла замуж за ныне покойного отца. — Совсем нет?.. плохо... Придётся тебя в детдом отдавать. Именно так. Это то, чего я больше всего ожидал услышать. Оформлять опеку над таким уродом, как я, никто не будет – никто не захочет. Для хищников я буду тем, кого они захотят съесть без каких-либо сомнений, а для травоядных – я просто не такой. — А что нам делать вот с этим всем? Спросил первый полицейский второго, указывая на мою мать да погром в комнате — Дело придётся прикрыть. У нас ничего нет – мы никак не сможем его развить да выйти на убийцу. Мы не сможем. — Печально... Прокомментировал первый полицейский. В самом деле, для полиции это вполне себе печально, ведь, по такой логике, на свободе расхаживает опасный преступник, что не побоится зайти в чью-то квартиру да разгромить её, попутно убив всех присутствующих. — Надо бы сначала отвезти мальчиша этого, потом... бумаги, операция... И ведь действительно, мне придётся ещё и операцию пережить. Как-никак, я себе в ногу вонзил осколок, при чём очень глубоко. — Какая же морока... Ладно. Слушай, встать можешь? Обратился ко мне второй полицейский. Но увы, из-за моего самовольного ранения, я не смог бы устоять и минуты на ровной поверхности. Даже сейчас, боль, что вызывала моя рана, гудела, давала о себе знать. Я решил наглядно показать полицейскому, что не смогу встать. Я начал привставать, а затем ненароком упал. Я это делал совсем не специально – мне самому хотелось верить, что я мог бы сейчас нормально ходить. — Беда... что, придётся тебя нести. Второй полицейский взял меня на руки, словно он был пожарным, вытаскивавшим из горящего здания пострадавшего. Когда он меня поднял, у меня ёкнуло сердце. Самую малость казалось, что у меня сейчас сердце выпрыгнет. Но пришлось было потерпеть. Когда меня усадили на заднее сиденье полицейской машины, мои глаза словно налились свинцом. Я начал невольно засыпать. Но нет, я не заснул – я был лишь в тихом полудрёме. В таком, что я мог расслышать слова полицейских, что сидели спереди. Но их разговор не показался мне каким-то интересным, так что я его не слушал. В один момент мы где-то остановились – это был полицейский участок. Но пребывать там долго не пришлось, и мы поехали дальше. Куда же конкретно? Это была больница. В ней довольно скоро провели операцию, в которой из моего бедра наконец-то вытащили стекляный осколок, который я сегодня сам себе вонзил. К счастью, это было не так долго, как то могло казаться. Операция не была такой болезненной, пусть и проводили её без обезболивающего. Ну а я терпел, и без каких-либо криков вытерпел её. И до сих пор я не произнёс и слова. — Эх, как же с ним долго мотаться приходится... — И не говори... — Хотя ладно, осталось всего-то ничего – в детдом отдать, и всё. Все его документы у нас есть, будет быстро. — Да. Давай тогда поедем побыстрее что ли, не хочу так долго я задерживаться. Знаешь, пусть он и ребёнок, но даже так какой-то жуткий. Что если это он и устроил всё? — Он и устроил?.. а смысл в этом? Сейчас мы не можем этого утверждать – давай лучше потом. — Хорошо, но, когда мы с ним закончим, мы поспрашиваем их соседей – спросим какая была атмосфера между сыном и матерью. Я не хочу бросать это дело просто так. — Ну... пусть. Слушая разговор между двумя полицейскими, что второй полицейский подозревал в содеяном меня, я всё ещё пребывал в некоем безразличии. Пусть они и поспрашивают соседей, им скажут не больше, чем как "моя мать съела моего отца". Слушал их, пока шла операция. Когда она завершилась, пришла пора прибыть к последней остановке, что оказалась для меня финальной. Это был детдом. Вот и он, новый мир, новый этап в моей жизни. Ходить было до сих пор тяжко, но хотя бы возможно. Мы поднялись к кабинету, в котором должен быть управляющий, директор. Я не сильно вслушивался, о чём они вели беседу, но ясно мне быдо одно – в течение девяти лет я буду жить здесь, пока мне не исполнится восемнадцать лет. В итоге разговора, меня зачислили, как воспитанника этого учреждения. Отныне я буду существовать здесь. Меня отвели в мою новую комнату. Эта комната была предназначена на двоих. Мне предоставили полотенце, зубную щётку, зубную пасту – всё, что было необходимо для личной гигиены. В итоге я обустроился в новой комнате, где мне придётся провести последующие бренные девять лет. Моего соседа не было, и слава Богу – не хочу с кем-либо знакомиться. Что же меня ждёт?.. История "Ошибки любви" начинается!