Послушный фюрер

Дни тянулись как сонные мухи. Единственным мерзким событием за день являлось посещение надсмотрщика и его короткие игрища. Некоторое время, это было хоть каким-то разнообразием, после которого переполненный эмоциями фюрер мог развлекать себя мыслями о ненависти, жалостью к себе или мечтами о скорой расправе над его мучителями. Но вскоре и эти эмоции притупились и ушли. Ничего нового не происходило, а надругательство над собственным ртом перестало волновать. Гитлер уже и не особенно ощущал этот рот своим. Он стал лишь куском мяса, который позволял питаться и был необходим, чтобы заслужить одобрение надсмотрщика. И всё же, одно развлечение, если можно так сказать, у него осталось. Он заметил, что как бы отвратителен не был новый мир, в котором он теперь жил, всё же он мог своими действиями на что-то влиять. На какие-то мелочи, но они давали ему ощущение контроля. Гитлер решил, что не так уж важно, что там делают с его ртом. Как властно ему приказывают на русском. Как требовательно заставляют исполнять чужие прихоти. Главное – это то, что они никогда не доберутся до того, что находится у него внутри. Его душа не сломлена. Он помнит парады, красными волнами прокатывающиеся по Берлину в его честь, помнит вскинутые в едином порыве руки и срывающиеся лужёные глотки, скандирующие то, что хотел слышать он. Помнит тех, кто готов был расшибиться в лепёшку, лишь бы поймать его одобрение. Мужчин и женщин, предугадывавших малейшее его желание… И почему он никогда их не трахал? Наверное, стоило бы. Впрочем, обслуживанием такого рода нередко занимались низшие расы. С арийскими мужчинами и женщинами следовало обращаться достойно. И пусть внешнее достоинство у него теперь отобрали, в его душу им не пробраться. А это в свою очередь значило, что не важно, что он делает здесь, чтобы выжить. Важно лишь то, что он дождётся своего момента и сможет как-то это всё исправить. Или его освободят верные немецкие подданные, или он освободится сам, после чего сравняет это место с землёй, а своим похитителям покажет такие способы пыток, о которых они и в страшном сне не могут помыслить. Звук шагов отвлёк воспалённое сознание. Гибкий ум мгновенно понял, что надсмотрщик снова не один. Капитан? Адольф почувствовал, как предательское тело пробило дрожью. Ничего хорошего посещение капитана в прошлый раз не принесло. Зачем он здесь на этот раз? Пленник не торопился срываться с места, ожидая первой команды. Забившись в угол, он постарался наполнить свой взгляд мольбой и покорностью, вместо сквозивших в душе неприязни и страха. Начищенные ботинки капитана показались в поле зрения. Значит, действительно он. Гитлер позволил себе один короткий взгляд в хмурое молодое лицо, чтобы удостовериться. - Руки, - тихо, ни на секунду не сомневаясь, потребовал офицер. Адольф просунул руки через решётку. На физиономии офицера возникло некоторое подобие улыбки. Он заметил покорную поспешность исполнения команды и отточенную плавность движений. Ужасный фюрер, один из сильнейших мира сего, смиренно стоял перед ним, потупив взгляд блестящих глаз в пол, и ждал дальнейших указаний. Капитан взял руки Гитлера в ладони, переплетая свои пальцы с грязными конечностями пленника. Словно влюблённые, подумал он, криво ухмыляясь, и резко дёрнул на себя, впечатывая пленника в решётку. От удара пересохшие губы треснули и прямо по середине начала сочиться высококлассная арийская кровь. Всё ещё держа Гитлера за руки, капитан приблизил своё лицо к этим опухшим губам, высунул язык и через прутья слизал рубиновую каплю. Вкусно. Фюрера буквально прошило током от этого интимного действия. Почувствовав дрожь пленника и неконтролируемый рывок в попытке высвободиться, капитан буквально возликовал внутри себя. Дрессировка идёт по плану. Вот он, Гитлер, послушно делает всё, что скажут, превозмогает себя, боится смотреть в глаза и старательно избегает ошибок. А как умоляюще смотрит он сейчас, поняв, что снова невольно перечил воле капитана! Чистый экстаз. Офицер даже удивился от того, как быстро возбуждение накрыло его, заставляя член встать колом, а глаза расшириться, фокусируя взгляд на малейших реакциях пленника. - Как часто ты проводишь дрессировки без наручников и обездвиживания? – Произнёс офицер вкрадчивым голосом, по-прежнему держа своё лицо в сантиметре от решётки, в некомфортной близости от лица пленника. - В половине случаев, сэр! – Отрывисто ответил подручный. - И как он себя показывает? - Со смирением и рвением, сэр! Птичка готова к следующему шагу. Капитан перевёл взгляд в глаза Гитлера. Голубые омуты, не иначе. Уже почти на мокром месте, а ведь он ещё совсем ничего не сделал. Капитан снова потянул руки фюрера, наслаждаясь страхом, прорывающимся на поверхность этих глаз. Похоже, пленник пытался его спрятать. Зря. Капитан велел открыть клетку, отпустил надзирателя и медленно вошёл к пленнику. Адольфик топтался на месте, не понимая, как себя вести – ведь команды никакой не было. Не удержавшись, офицер смёл узника своим телом и плотно прижал к стене, вовсю пользуясь преимуществом в росте и весе. Гитлер замер, распластанный по шершавой кирпичной кладке, сглотнул и крепко зажмурился. Капитан пах превосходно, Гитлер смердел, не имея возможности тут нормально мыться и следить за гигиеной. От запаха душистого мыла и французского одеколона, у фюрера заслезились глаза. И даже если бы от правды зависела его жизнь, он не смог бы признаться, что эти слёзы появились от осознания собственной ничтожности перед этим свежим, полным сил и энергии человеком. Мучителю произведённый эффект понравился. Он мягко огладил бока пленника и внезапно схватил того за мягкий, безвольный член под грубой тканью тюремных штанов. Адольфика вытянуло в струнку, глаза распахнулись, а губы затряслись. - Bitte! – Опять начал канючить он. Капитану хватило одного взгляда, чтобы пресечь попытки договориться. После чего он с наслаждением замер, держа Гитлера за яйца и глядя ему в глаза, желая увековечить этот момент в своей памяти и заодно проверить выдержку своей новой игрушки. Гитлер замер, стоя на носочках, вжимаясь в стену, в тщетной попытке воссоздать хоть какую-то дистанцию. Он ощущал Капитана повсюду. Его тело бескомпромиссно вжималось в грудь и живот пленника, одна рука мягко гладила щёку, а вторая крепко, на грани боли, держала за яйца. Между ног пленника было втиснуто колено, заставляя держать их широко раздвинутыми. Одно неверное движение, и… Этого допускать не хотелось, а потому Адольф перестал даже дышать. Мучитель провёл носом по носу фюрера. Погладил его по щеке. Отпустил саднящую промежность, взял за запястья и завёл их Гитлеру за спину, позволяя для этого немного отодвинуться от стены, попутно заставляя проехаться пахом по выставленному вперёд колену. Слишком рисковать он всё же пока не хотел, и на запястьях пленника защёлкнулись тяжёлые металлические наручники с короткой цепью. - На колени! – Пленник послушно оказывается на полу, предсказуемо практически утыкаясь в натянутые членом штаны капитана. Лёгкий звон у уха, и Гитлер краем глаза замечает ненавистное кольцо, свисающее из пальцев капитана. Фюрер не удержался от стона, за что был вознаграждён лёгким ударом затылком о стену. Фюрер уже почти складывает губы в очередной просьбе, но предостерегающий взгляд серых глаз заставляет подавиться несказанным словом. Глядя снизу вверх, Гитлер пытается по взгляду капитана понять, как избежать мучительного кольца. Должно же быть что-то! Он косится, на едва покачивающуюся побрякушку. Мучитель не торопится вставлять её ему в рот. Как будто чего-то ждёт. Это намёк? Шальная идея проскальзывает в голове Гитлера. Да какая в принципе разница? Это всё равно уже не мой рот. Просто, кусок мяса, который, возможно, будет меньше болеть, если… Искрящимся взглядом капитан наблюдает, как Адольфик осторожно и нерешительно сам льнёт к налитому члену, натягивающему ткань штанов. Когда он прижимается щекой, а губами через брюки чуть обхватывает головку, удовольствие буквально прошибает капитана от копчика, вдоль позвоночника и куда-то до самой груди. Узел в паху затягивается ещё туже, буквально требуя об облегчении, о влажности этого покорного, услужливого рта. — Вот настолько ты боишься этой маленькой штучки? – Капитан прижимает голову Гитлера теснее к члену, потираясь о его лицо, зажимая между своей ладонью и его затылком металлическое кольцо. – Скажу тебе по секрету, я хотел потренировать тебя ещё пару недель. Но когда увидел эту покорность сегодня… плюс твоя маленькая шаловливая инициатива и сладкая молчаливая мольба в глазах. Пожалуй, ты заслужил шанс. Но делать будешь всё сам. И смотри, чтобы мне понравилось. Слушая мурлыканье капитана, Адольф не понимал ни одного слова. Он слышал лишь мягкий, доброжелательный тон, видел довольство на лице и чувствовал, что вот-вот действительно избежит пытки. Когда кольцо звякнуло о грязный пол, Адольф вздрогнул всем телом, заглядывая капитану в глаза. Тот медленно отвёл руки от головы пленника, расстегнул ширинку и чуть приспустил штаны. Член выскользнул наружу, утыкаясь в скулу Гитлера. «Это не мой рот. Это не моя настоящая гордость. Это не моё настоящее достоинство. Это лишь способ пережить ад, чтобы потом вернуться и отомстить» - мысленно твердит себе пленник, размыкая губы и нежно проходясь языком по гладкой головке. Гортанный стон офицера эхом разносится по пустой камере, будто насмехаясь в ответ, словно говоря – все твои отговорки не имеют значения. Пока ты служишь моему удовольствию, так и быть, живи. И Гитлер живёт. Он слизывает солёную каплю с кончика члена, обводит языком головку, целует губами по всей длине. Он действительно старается. Вспоминает, что нравилось когда-то ему самому. Ну, конечно, больше всего нравилась горячая глубина тесной глотки. Но к этому он переходит не сразу. Сначала надо обхватить ствол губами, медленно насаживаясь, пока тот не упрётся в горло. Повторить это движение много раз, чуть-чуть не доходя до самого основания, доставляя медленное, сладкое наслаждение. Довольный стон капитана говорит, что он всё делает правильно. Адольф старательно не пускает этот стон внутрь себя. Отгоняет осознание того, как хорошо делает этому человеку. Как он старается и как сам, без прямого принуждения, берёт в рот, пропуская толстый член всё глубже в своё горло. Большие ладони капитана ложатся на затылок Гитлера. Он нежно перебирает грязные пряди волос, мягко надавливая, заставляя брать глубже, пока фюрер не утыкается носом и разбитыми губами прямо в волосатый лобок. Очередной протяжный стон переходит в рык и капитан срывается в бешеный ритм, удерживая голову руками и вдалбливаясь в саднящее горло. Гитлер теряет равновесие, руки за спиной ищут опору и ничем не могут помочь, он вот-вот рухнет под ноги почти кончающему мужчине, обламывая последний кайф. В панике Адольф зажмуривается, расставляет ноги пошире и буквально вдавливается носом в лобок, задыхаясь и с благодарностью чувствуя, как ему не дают упасть. Капитан крепко держит его, придавливая к стене, и сладко, в несколько толчков кончает глубоко в горло пленника. Он так и застывает, не высовывая член изо рта нижнего. Стоит и ждёт, пока схлынет волна ошеломительного оргазма. Фюрер, безусловно, стоит вложенных в него сил. Смышлёный, послушный, пока ещё на что-то надеющийся, но это допустимо на данной стадии. Капитан делает ещё несколько проверочных толчков в горячий рот. Никакого сопротивления, агрессии, избегания. Сладкий Адольфик превосходит все ожидания. Чтобы закрепить успех, капитан приказывает Гитлеру раскрыть рот и снова размазывает свою сперму по горячим губам. Офицер гладит послушного Гитлера по волосам, нежно треплет за щеку, после чего поднимает его, разворачивает, и прижимается со спины, обвивая руками за живот, чувствуя скованные наручниками руки в районе своего пресса. Он наклоняется к уху пленника и с расстановкой шепчет на прекрасном немецком: - Braver Junge. Du kriegst Wasser und Seife. Neues Aussehen und neue Kleidung. Ich sehe, wie sehr du dir Mühe gegeben hast, und dafür hast du heute meinen Lob verdient. – Капитан проводит руками по груди пленника, задевая соски. – Sei bereit für mich, wenn ich nächstes Mal komme, Hase. – Он поворачивает лицо пленника к себе и целует, почти кусает его в губы. – Warte auf mich.* И снова против собственной воли Адольф млеет в этих ласковых и сильных руках, позорно наслаждаясь мгновениями доброго отношения и заботы. Краем сознания он ловит мысль, что капитан говорит с ним на родном языке. Как с человеком. Всё это время он мог его понимать, если бы хотел. Адольф старается заглушить в себе искры надежды на то, что этот человек не так уж плох, что он придёт ещё и будет говорить с ним, что выполнит обещание и Гитлеру наконец-то позволят отмыться и переодеться. И что его решения и действия действительно могут сильно повлиять на его новую беспросветную жизнь. Если стараться и быть послушным, возможно, всё будет не так уж плохо? ______________________________________ *- Хороший мальчик. Ты получишь воду и мыло. Новую внешность и одежду. Я оценил, как сильно ты сегодня старался, молодец. – Капитан проводит руками по груди пленника, задевая соски. – Будь готов для меня, когда я в следующий раз приду, заяц. – Он поворачивает лицо пленника к себе и целует, почти кусает его в губы. –  Жди меня.